Текст книги "Поиск-92: Приключения. Фантастика"

Автор книги: Сергей Другаль

Соавторы: Андрей Щупов,Игорь Халымбаджа,Герман Дробиз,Валерий Брусков,Михаил Немченко,Николай Орехов,Виталий Бугров,Дмитрий Надеждин,Алексей Константинов,Семен Слепынин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 29 страниц)

Валерий Брусков
АГРЕССИЯ

Рассказ

– Однако, какие наглецы! – сердито бормотал Тиротон в ванной. – Нахалы! «Мы вас поработим! Мы вас обратим в свою веру! Вы станете нами, а мы – вами!» И кому они это говорят?! Нам, освоившим пол-Галактики?! Кто?! Эти, едва оперившиеся для полетов в Космосе птенцы?! Детский сад какой-то! От горшка – два вершка, а туда же! Не наигрались еще в войну!

Он соскоблил с лица остатки мыльной щетины, отфыркиваясь, умылся и, повертев перед зеркалом головой, остался собою частично доволен, частично восхищен… Старая добрая бритва – это вам не фотонная смолилка, от которой остается жесткость и запах паленого. Старая добрая бритва – это гладкость кожи и прекрасный цвет лица.

– «Мы вас захватим незаметно для вас самих…» – бурча себе под нос, Тиротон закрыл кран и спрятал бритвенные принадлежности. – Как это, позвольте узнать?..

От крема кожу лица приятно защипало.

– Матильда, как ты себе представляешь захват, не заметный для нас самих?

– Как?.. – отозвалась жена из кухни. – Да очень просто! Захватила же я тебя когда-то! Ты тоже этого не заметил!

– Н-ну, ты все утрируешь… – недовольно сказал Тиротон, направляясь к ней. – Туг совсем другое дело.

Стол был уже накрыт и благоухал почти празднично.

– У нас сегодня случайно не юбилей свадьбы? – с сомнением спросил Тиротон, роясь в своей загроможденной склерозом памяти. – Для меня было бы непростительно забыть такое событие!

– Нет, успокойся, дорогой. Это всего лишь маленький семейный банкетик по поводу твоего нового назначения. В честь спасителя цивилизации.

Тиротон расплылся в довольной улыбке.

– Ты меня балуешь, Матильда. И не только желудочно…

– Вовсе нет! Я твоя жена, и кому, как не мне, лелеять и тешить твое честолюбие. Честолюбие мужчины нуждается в поливе, как цветы в розарии. А честолюбие женщины сыто честолюбием ее мужа.

– Забавно… – сказал Тиротон, подсаживаясь к столу и беря в руку вилку. – Скажи мне все это кто другой, я бы, наверное, обиделся, сочтя такую похвалу насмешкой или корыстной лестью. А от жены приятно слышать все. Даже явную глупость.

– Ну, не такая уж это глупость! – возразила Матильда. – Кандидатов было более сотни, а выбрали именно тебя. И почти единогласно!

– И все-таки ты преувеличиваешь. Дело ведь не в способностях, а в позиции. Просто я не поддался этой необоснованной панике перед угрозой инопланетной интервенции. И мои доводы в пользу лишь ограниченных мер безопасности оказались убедительными. Народ любит считать затраты, а я свел их к минимуму.

– Ну, а если ты недооцениваешь противника?

Тиротон фыркнул с полным ртом.

– Зато ты его, похоже, переоцениваешь! – с возмущением сказал он, торопливо проглотив мешавший говорить кусок жареной ветчины. – И даже в большей степени, чем мои оппоненты!

Матильда тактично промолчала, чувствуя, что слегка переборщила. Тридцать лет замужества сделали ее хорошим политиком в семейной жизни, но поддерживать статус-кво на должном уровне удавалось не всегда.

– Ты поддаешься магии толпы, Матильда, – назидательно продолжил Тиротон, приглядываясь к незнакомому блюду под маринадом. – А толпа – это Панургово стадо. И вся беда в том, что баранов в нем чаще всего бывает больше одного, поэтому оно распадается на множество отар, каждая из которых бежит за своим вожаком. И получается разброд.

– А ты уверен, что твоя программа так уж надежна? – робко прозондировала Матильда ситуацию.

– Я не сомневаюсь в успехе! – высокопарно заявил Тиротон, роняя крошки и выпячивая из халата тощую грудь, покрытую седым мхом. – Вторжение должно было начаться шестого июля, а сегодня уже десятое! И где они, твои пришельцы?! Где?! – Он шутливо заглянул под стол, потом в вырез кофточки жены. – Где? Что-то я их не вижу!

Матильда хлопнула его по шаловливой руке.

– Я серьезно, а ты… Может, они просто переменили сроки.

– Может быть. Но, скорее всего, нас просто запугивают. Берут, так сказать, на испуг. Однако мы не робкого десятка планета! Мы уверены в своей мощи и всегда сумеем приструнить всякого, кто попытается нам угрожать! С помощью моей программы!..

Матильда налила мужу чаю.

– Где они сейчас?

Тиротон брезгливо усмехнулся.

– Они сейчас даже дальше, чем были в момент своего наглого заявления! Они утверждали, что их оружие невидимо и неслышимо. Каково?! Мы, конечно, прощупываем Космос во всех диапазонах, но пока не заметили каких-либо отклонений от прежних показаний. Уверен: все это типичный блеф!

Матильда придвинула мужу розетку с вареньем.

– Все это бумажные шутихи, милочка моя… – невнятно проговорил Тиротон, вонзая опустевшую ложку в малиновую плоть варенья. – Ни атак, ни излучений. Похоже, они ушли совсем.

– Испугавшись тебя. Или твоей программы… – Тиротон подозрительно посмотрел жене в глаза, ища в них замаскированную насмешку. Но там были единомыслие и гордость. Если Матильда действительно тешила его честолюбие, то делала это весьма искусно и, главное, небезуспешно.

– Может быть… Быть может… Торопиться с выводами не будем. Сообщений угрожающих нет пока от авангардных постов.

– К Президенту пойдешь сегодня ты?

– Нет нужды особой. Не ситуация экстремальная.

– Добавить еще тебе? – спросила Матильда, видя, что чашка мужа опустела.

– Пожалуйста, да. Удался чай сегодня тебе. Все и остальное как.

– Печенья хочешь не?

Тиротон задавленно вздохнул.

– Сыт я, нет, спасибо… Чаю только.

– Задерживайся не сегодня ты.

Тиротон развел руками.

– Зависит сие от меня не…

– Понимаю я, ответственный человек ты, дома но нужно бывать чаще.

– Сейчас не… Убедиться нужно, опасность что миновала…

Матильда встала из-за стола и принялась сдувать посуду в мойку. Тиротон сидел, сыто нежась. Он не любил покидать кухню сразу после еды. Это был выработанный годами чревоугоднический ритуал частичного аскета. Он не злоупотреблял едой, но и не отказывал себе в ее удовольствиях. И жена это прекрасно знала.

– Машин4 придет ско7о? – спросила Матильда.

– Полча25 чере9.

– Дива86 на поле21.

Тиротон с сожалением встал.

– Не5. Рас97лаблять23 нель62 мн3.

– Хоч359 ка2. Жд126 те41 ско5219 в3?

– Обы697 ка2.

«Тиротон» благодарно чмокнул жену в колючую щечку и пошел одеваться.

– 29765 16624, 79812653… – замурлыкал он, встав перед зеркалом, и принялся завязывать на талии галстук.

– 53764200 653 %? – спросила из кухни «Матильда».

– 3:!?469… – ответил «Тиротон» лениво. Хорошая еда действовала на него расслабляюще.

«Матильда» выплыла к нему и критически осмотрела мужа сверху донизу.

– !?№ – 56, – сказала она довольно. – ,?!

«Тиротону» была приятна похвала, но он не подал виду.

– /№—:?%/ – спросила «Матильда», глянув в себе на молекулярные часы.

– …//%! – успокоил ее «Тиротон». Время еще оставалось.

–,/?

– №: /!?./:

Они вяло переговаривались, убивая последние миллисекунды.

Зазвучал ультразвуковой гонг. «Тиротон» прощально отсалютовал жене оранжевым цветом, воспарил над по* лом и сквозь входную дверь диффундировал в подъезд.

«– …», – с гордостью подумала «Матильда», журча, перетекая в кухню.

Как всякий любящий положительный селективный монополь, она верила в свою половину безоглядно, Верила в его ум, в его силу, в его хитрость. Такие не проигрывают сражений. Такие только побеждают!

Дмитрий Надеждин
ТАЙНА ПРОФЕССОРА КРОЛИКОВА

Рассказ

«Стонятник. Млекопитающее. Длина тела – до сорока сантиметров, вес – полтора-два килограмма. Окраска спины – буровато-серая, брюшко – белое. Водится исключительно на Шока-Блуке, крайне опасен для всех форм разумной жизни. Данные взяты из отчета профессора Кроликова…»

Эк отложил справочник и приник к иллюминатору. Из черной глубины поднимался навстречу звездолету крохотный Шока-Блук, голубой и манящий, как сама Земля.

Места здесь были глухие. Лишь две экспедиции посетили Шока-Блук до того, как сюда прибыл Эк. Первым из людей, кто увидел безымянную планетку, был Ибрагим Шо. Странным образом он потерял на орбите каблук от скафандра, из чего, трансформировавшись со временем, и родилось название планеты. Порядочно лет спустя на Шока-Блуке основал свою лабораторию по изучению местной живности профессор Кроликов. От него и известны подробности о здешней фауне…

Вот и все, что можно было узнать о Шока-Блуке из космической энциклопедии.

Эк оторвался от созерцания планеты и вновь взялся за справочник. «Пискуля. Млекопитающее. Длина тела до сорока сантиметров, вес – полтора—два килограмма. Окраска спины – буровато-серая, брюшко – белое. На редкость безобидное и беззащитное животное. Водится исключительно на Шока-Блуке. Данные взяты из отчета профессора Кроликова».

Эк придвинул к себе листочек с выписанными названиями шока-блукианских животных, вычеркнул из списка стонятника и пискулю.

За иллюминатором мелькнул исторический каблук – в виде крохотного спутника он неутомимо кружился теперь вокруг планеты. Проводив его взглядом, Эк продолжил чтение:

«Шимпанак. Млекопитающее. Длина тела до сорока сантиметров, вес – полтора-два килограмма. Окраска спины… Чрезвычайно полезное животное. Рекомендуется для повсеместного разведения. Родина – Шока-Блук (из отчета профессора Кроликова)».

Эк опять глянул в иллюминатор. Двухнедельный путь подходил к концу, звездолет уже опускался на посадочную площадку…

Эк облачился в ярко-зеленую форму, надел такой же галстук и кепку, которую затем сменил на пробковый шлем, – ведь на планете обитали какие-то стонятники. Захватив с собой журнал, он шагнул в распахнувшийся люк.

Глазам Эка открылась умиротворяющая картина: травы, кусты и деревья, буйно полыхавшие всеми оттенками зеленого цвета, поражали своими причудливыми формами.

Встречающих не было. Эк огляделся и двинулся к маяку, выбросившему свой шпиль высоко над лесом. Огибая сверкающие серебром пруды, он пробирался по еле заметной тропинке, что петляла в тени деревьев, и меланхолически размышлял о том, что слова «экологическая инспекция» почему-то всегда наводили ужас даже на бывалых покорителей планет, и они в панике прятали кошек, собак или коров, количество которых нередко значительно превышало положенное по инструкции. Им было чего бояться. У всех в памяти еще не стерлась печальная история, происшедшая на планете Одинокая Лощина, где некий малый возомнил себя ковбоем и наводнил планету лошадьми.

Когда на Одинокую Лощину прибыла экоинспекция, там было полным-полно лошадей всех пород, но зато куда-то совсем запропастились и прежде редкие низкорослые голубые ящеры – гордость этой планеты. Два дня ушло на поимку ковбоя; его взяли в прерии, где он верхом на мустанге гонялся за последним трицератопсом. Трицератопс был спасен, лошади – эвакуированы. Но Одинокая Лощина надолго потеряла свою былую привлекательность…

Конечно, когда человек оказывается далеко от Земли, ему хочется иметь рядом и лошадь, и барана, и курицу. Что ж, позволим ему это. Но в разумных пределах, без ущерба для новых миров!..

Эк заметил небольшой коттеджик и направился к нему. Он уже начинал тревожиться, ибо по пути ему попалось четыре кролика. Славных, жирных кролика. Факт, странный уже сам по себе: по инструкции поселенцу полагалось иметь не более трех!

Вот и домик. Лицо старика с седой бородой, мелькнувшее в окне, удивленно вытянувшееся и исчезнувшее за занавесками…

Ждать пришлось непозволительно долго. Наконец, дверь отворилась. Худой старик в шортах стоял на пороге. Он вытер руки о непомерно длинную бороду и виновато спрятал их за спину, вопросительно глядя на незнакомца. «Зачем он прячет руки?» – с подозрением подумал Эк, произнося привычное:

– Инспектор экологического патруля!

– Профессор Кроликов, – представился старик. – Проходите, прошу вас!..

Они вошли в уютную гостиную, сплошь заставленную цветочными горшками.

– Сюда, пожалуйста.

Но Эк сел туда, куда счел нужным сесть, – в плетеное кресло у окна. Отсюда хорошо было видно тех, кто притаился под старым диваном.

– Что же вы, профессор, не припрятали их как следует?!

Старик смущенно задергался.

– Кирька, Спирька, Филиппок, выходите!

Три кролика послушно вылезли из-под дивана. Эк повернулся к профессору и нервно ослабил галстук.

– Вы прекрасно знаете Положение о Новых Планетах, к которым относится и Шока-Блук. По инструкции на человека в условиях такой планеты отводится… – Эк раскрыл журнал, – Лошадь – два экземпляра, что эквивалентно трем овцебыкам. Кошка – один экземпляр, собака – один экземпляр (при желания может быть обменена на гремучую змею). Крыса – шесть экземпляров. Кроликов разрешается иметь не более трех… Читать дальше?

– Не стоит, – профессор на глазах обретал уверенность.

– У вас, по меньшей мере, семь кроликов. Четырех я встретил в лесу, три сидят здесь. Чем вы это объясните?

– Вы не могли видеть семерых! Их у меня только три!

– Вы это утверждаете? – Эк перехватил взгляд, профессора, украдкой брошенный на дверь в кухню, которая, скрипя, медленно открывалась, подскочил к ней и рывком распахнул. За дверью оказался еще один кролик.

– Это уже восьмой!

– Простите, но это вовсе не кролик, – возразил старик, – это пискуля. Местное животное, к слову сказать, совершенно безобидное…

Но Эк уже не слышал последней фразы, поскольку был на чердаке, откуда донесся его негодующий вопль. Через минуту он появился, держа по кролику в каждой руке.

– Что же, и эго – пискули? Между прочим, их там еще добрая дюжина!

– Вы ошибаетесь, инспектор. Это шимпанаки.

– Шимпанаки?

– Да. И не моя вина, что они несколько напоминают столь нелюбимых вами кроликов.

– Допустим, – Эк выхватил справочник и уткнулся в него. – А где же крикари, стонятники и стенятники? Где мымряки? Где все остальные с белым брюшком и длиной до сорока сантиметров?

– Полагаю, крикарей вы видели по дороге сюда. Те четыре, как вы изволили выразиться, кролика…

– Как?! – изумился инспектор. – И крикари похожи на них?

– Естественно! – Профессор становился все более дерзким, от первоначального его смущения не осталось и следа. – Что поделаешь, таков уж наиболее оптимальный вариант животного на Шока-Блуке. Кролик, то есть, разумеется, не кролик, а похожий на него шока-блукианский тип. Вам, кстати, могли встретиться и все остальные. Лишь мымряков вы видеть не могли, они ушли в горы на нерест.

– На нерест?

– Конечно.

– Положим, что так. Но в справочнике сказано, что стонятник очень опасен! Почему-то на меня никто не напал…

– В это время года у стонятника выпадают ядовитые зубы. Как, впрочем, и у стенятника.

– Вас следует арестовать! – заявил Эк. – И я вас арестую!

– Но вы еще не видели хлопуш!

– Каких хлопуш?

– Самых обыкновенных. Свое название они подучили за привычку хлопать ушами.

– Достаточно. Идемте!

Больше не разговаривая, они пошли к маяку. Темнело, и Эк то и дело спотыкался о кроликов, сновавших под ногами. Только один раз старик повернулся к нему и сказал:

– Осторожно, инспектор, так вы перекалечите всех шимпанаков!

Эк подхватил с земли ушастого зверька и ответил, сдерживая ярость:

– хорошо же, я вам покажу! Когда мы доберемся до корабля, я проверю описание по справочнику…

На корабле Эк занялся составлением акта.

– Итак, вы обвиняетесь в незаконном хранении и разведении кроликов…

– Помилуйте! – запротестовал профессор. – Вы заблуждаетесь. На Шока-Блуке всего три кролика!

Эк поднял за уши маленького пленника.

– Вы и теперь утверждаете, что это шимпанак?! Это кролик, всего-навсего кролик – разве не видите сами? В справочнике о шимпанаке сказано: буро-серая спина, длина до сорока сантиметров, вес до двух килограммов и белое брюхо, а тут…

И тут Эк умолк, а челюсть у него отвалилась, потому что в руке он держал сорокасантиметрового бело-буро-серого кролика, который весил ничуть не меньше полутора килограммов.

– Ах вот, значит, как! – простонал Эк и начал бешено листать справочник. Увы, как оказалось, приметы злополучного кролика полностью совпадали с приметами всех животных Шока-Блука. Эк запросил бортовой компьютер о результатах обследования поверхности планеты. Только что вернувшийся разведывательный зонд зафиксировал около восьми тысяч кроликов, бродивших по лесам и лугам Шока-Блука.

Эк повернулся к профессору. В глазах инспектора вспыхивали молнии.

– Так. Вы обвиняетесь еще и в истреблении всей местной фауны. А также в фальсификации фактов.

Старик поспешно извлек из кармана конверт с какими-то справками и сказал:

– Вот документы. Тут все заверено. На планете восемь видов млекопитающих: пискули, стонятники, стенятники, крикари, мымряки, хлопуши, медвяги и шимпанаки. Восемь видов, которых природа создала по образу и подобию кролика!

Раздался зуммер. Эк бросил взгляд на дисплей.

– Профессор Кроликов! Приборы засекли над планетой какую-то птицу!

– Неудивительно. На Шока-Блуке сохранился один ухарник.

В иллюминатор что-то стукнулось. Эк пригляделся: за стеклом маячил филин с огромными глазищами.

– Ну, это уж слишком! На Новых Планетах запрещается держать филинов!

– Но это не филин! – возразил профессор.

– Кто же?

– Это и есть ухарник. Его зовут Мазай.

Эк с тоской зашуршал страницами справочника. Как он и ожидал, приметы ухарника совпадали с приметами филина.

Профессор, казалось, торжествовал. У Эка закружилась голова. Выходит, старик никого не истреблял. Ему просто некого было истреблять: на Шока-Блуке никогда не существовало ни мымряков, ни шимпанаков, ни прочих. Коварный старик завез сюда и бессовестнейшим образом расплодил кроликов, надув и инспекцию, и научный центр… Но подступиться к нему не было возможности – печати на справках надежно охраняли и кроликов, и старика.

– Зачем все-таки вы их разводите? – с недоумением спросил инспектор. – Вам не хватает продуктов?

– Просто я очень люблю кроликов и с детства мечтал заняться их разведением. Но на Земле у меня не было такой возможности, и тогда я подыскал удобную зеленую планетку, далеко-далеко от Земли, где не было ни одного животного… Я рад, что вы меня поняли.

Эк нахмурился:

– Часть кроликов я эвакуирую немедленно. Дальнейшее их пребывание здесь может привести к гибели планеты.

– А по-моему, наоборот! Они не нарушают природного равновесия. Кролики – это то, чего планета не смогла произвести, а между тем – ждала миллионы лет. Сейчас Шока-Блук смотрится куда приятнее, чем прежде! И вообще, инспектор, вам надо оторваться от вашей бумажной работы. Возьмите отпуск, прилетайте сюда – будьте поближе к природе…

Глянув в иллюминатор, за которым продолжали сгущаться сумерки, старик вдруг хлопнул себя по бедрам и закричал:

– Смотрите, смотрите – медвяги возвращаются с пастбищ!

Через распахнутый люк в рубку корабля донесся мерный топот тысяч мягких лапок…

– А-а-а-а! – прорычал Эк, почувствовав, что реле и цепи вот-вот откажут ему, и бросился к приборной панели…

Когда инспектор очнулся, звездолет, повинуясь автопилоту, уже мчался обратно к Земле. Профессора не было. Около иллюминатора сидел толстый кролик. Эк задумался. Что-то в его голове оборвалось, ему казалось, что он забыл какую-то очень важную деталь. Какую? Шока-Блук, профессор, кролики… Но ведь было же что-то еще! О чем говорил старик?

Эк глянул на кролика и вспомнил. Вспомнил!

– А все-таки, как хорошо, – подумал экологический киберинспектор, – как хорошо, как прекрасно, что медвяги, наконец-то, вернулись с пастбищ!..

Игорь Халымбаджа
«…метил в русские Жюль Верны»

Статья

Впервые об этом человеке я прочитал в середине 60-х годов, в свердловских газетах, в заметках, посвященных открытию первого в городе Клуба Любителей Фантастики. В этих крохотных заметочках среди мероприятий будущего Клуба упоминалось и сообщение «об уральском Жюль Верне – Де-ля-Роке». Правда, сообщения этого за полтора года функционирования того, первого, КЛФ так и не последовало. Только в 1969 году мне удалось совершенно случайно у одного из московских букинистов приобрести книгу И. Де-Рока «Гроза мира», и я понял, что это и есть сочинение «уральского Жюля Верна». Долго и тщетно я пытался расшифровать этот псевдоним – и Словарь псевдонимов И. Ф. Масанова, и картотека псевдонимов краеведческого отдела библиотеки им. В. Г. Белинского молчали о И. Де-Роке… И, наконец, мне попала на глаза заметка уральского краеведа Л. Хандросса в «Вечернем Свердловске» – «Материалы о „русском Жюль Берне“», из которой я узнал, что подлинная фамилия писателя была Ряпасов.

«Я… метил в русские Жюль Верны, – писал незадолго до своей смерти Иван Григорьевич Ряпасов брату Павлу, – однако судьба распорядилась иначе». Да, судьба никогда не была благосклонной к этому талантливому самородку из уральской рабочей семьи. Об этом поведали мне материалы, найденные в архивах.

Родился Иван Григорьевич Ряпасов 5 июня 1885 года (по старому стилю) в поселке стекольного завода, неподалеку от Красноуфимска. Отец его, Григорий Алексеевич, был мастером стекловарения. В семье росло шестеро детей, из которых Иван был самым младшим. Григорий Алексеевич, большой выдумщик, много лет изобретал вечный двигатель, «перпетуум мобиле». И маленький Ваня, мальчик наблюдательный и сообразительный, отыскав в чулане отцовские модели, крутил их, пытаясь запустить. Уже в пять лет он выучился у сестры Оли читать. По семейному преданию, на это ушло времени немного – пока закипал самовар. Чтение Иван полюбил невероятно, оно ему заменило все – детские игры, катание на коньках и лыжах, купание в речке. Ершовский «Конек-Горбунок», «Родное слово» К. Ушинского, «Дон Кихот», романы Жюля Верна…

В начальную школу Ваню приняли сразу во второй класс. Ходить пришлось далеко, за четыре километра, в деревню Савиновку. Еще три года Иван учился в трехклассном училище с педагогическим уклоном на миссионерском хуторе в Манчажском уезде.

В 1901 году шестнадцатилетний Иван Ряпасов стал работать в конторе стекольного завода. Проработал два года. Раздражал хозяин, самодурство которого породило немало анекдотов. И в августе 1903 года И. Ряпасов перешел на другой завод помощником машиниста. Проработал всего несколько месяцев. Он жаждал знаний, хотел учиться. Решил поступить в Екатеринбургское горное училище. «Зубрил катехизис между управлением и смазкой машин, учил грамматику, твердил походы Александра Македонского, подвиги Геракла…» (автобиографический рассказ «Пора», 1911 г.). В мае 1904 года Иван уволился с завода и успешно сдал экзамены в училище, но не получил стипендии и вернулся домой, к родителям. Здесь подготовился к экзаменам на учителя начальной школы и осенью сдал их в Екатеринбургской мужской гимназии.

Однако работы по новой специальности найти не удалось. Помог знакомый журналист Соловьев (вскоре убитый черносотенцами во время погрома). В 1905 году при его содействии И. Ряпасова приняли в редакцию газеты «Урал» репортером. «Молодой и наивный, случайно попал в редакцию, – писал впоследствии Ряпасов. – Живая, волнующая жизнь репортера захватила». Платили негусто – всего по копейке за строчку (для сравнения, в «Уральской жизни» репортеры получали по две копейки за строчку). Работы было много – Ряпасов писал о митингах в революционные дни 1905–06 годов, о добыче меди, об изумрудных копях, о проекте соединения каналом Камы и Печоры, об орских золотых приисках, о погромах… Но примечательно, что первой публикацией И. Ряпасова была статья «Памяти Жюля Верна» («Урал», весна 1905). «Вечная беготня дала возможность столкнуться с неприглядной изнанкой жизни… Существовал впроголодь, при грошовом заработке» («Пора»).

В Екатеринбурге И. Ряпасов сдружился с литератором Иваном Флавиановичем Колотовкиным. Колотовкин служил в конторе компании Зингер, писал «между делом», за что и критиковал его И. Ряпасов. И еще – Ряпасову не нравились приземленные, сугубо бытовые темы рассказов И. Колотовкина. «Вы берете жизнь бедноты во всем ее неприглядном, голом виде… ну кому это интересно?», «Надо брать такие темы и сюжеты, в которых рассказывалось бы что-то новое, интересное, даже таинственное! – утверждал Ряпасов. – Это заинтересует всякого, даже полуграмотного!» И этому своему кредо Иван Григорьевич старался следовать всю жизнь. Доводы же И. Колотовкина были сугубо прагматичны: «Левин (издатель) не стал бы мне платить по две копейки за строчку, если бы мои рассказы не были интересны».

В 1906 году подошло время призыва Ряпасова в армию. Иван приезжает на стекольный завод на велосипеде попрощаться с родителями. Но медицинское освидетельствование признало его негодным к строевой службе по причине слабого здоровья.

В 1907 году И. Ряпасов женился. Но свадьба опустошила и без того тощий кошелек молодого репортера, а тут еще один «удар судьбы» – в 1908 году закрывается газета «Урал». Ряпасов поступил репортером в «Уральскую жизнь», проработал там с мая по декабрь 1908 года, но печатали его очень редко. Молодая семья практически осталась без средств к существованию. Иван Григорьевич посылал корреспонденции куда мог – в «Слово», «Торгово-промышленную газету», «Сибирскую жизнь»… И искал работу. Наконец, в декабре 1908 года ему удалось поступить секретарем в газету «Пермские губернские ведомости». С этой газетой он был связан вплоть до 1917 года, хотя с марта 1912-го не являлся ее штатным сотрудником.

В Перми жена Ряпасова родила мальчика. Но вскоре у нее обнаружился туберкулез. И, несмотря на все хлопоты Ивана Григорьевича, в 1909 году она умерла. Погиб и трехмесячный сын, отправленный с бабушкой на стекольный завод. Ряпасов очень тяжело переживал смерть жены и сына. «Чуть не рехнулся с горя… Не нашел ничего лучшего, как уйти с головой в любимую работу» (рассказ «Пора», 1911).

Он много пишет. В «Пермских губернских ведомостях», газете суховатой и скучноватой, Ряпасов ведет рубрику «Наброски» – нечто вроде еженедельных фельетонов на «злобу дня». Совершил путешествие по Волге и Каме, побывал в Москве и Петербурге – и в течение 1910 года публиковал живые «Путевые заметки». Подписывался обычно И. Р-ов или Рок. Как возник последний псевдоним – неясно.

Увлеченно пишет И. Ряпасов свой первый научно-фантастический роман «Неведомый город». Написал он его удивительно быстро – начал 15 мая 1912 года, а 12 декабря того же года – уже завершил. Работа настолько увлекла Ряпасова, что, даже заболев тифом, он не прекратил ее. Книга явилась первым воплощением в жизнь тех замыслов, которые выкристаллизовались еще в Екатеринбурге в его спорах с Колотовкиным: «…изобразить успехи науки и техники в ближайшем будущем, дать юношеству соответствующий материал для чтения». Роман явился первым значительным произведением Ряпасова. До этого кроме бесчисленных заметок, репортажей, статеек, фельетонов-однодневок, путевых заметок, популярных статей им в 1910–1911 году было написано и опубликовано все в тех же «Пермских губернских ведомостях» всего несколько рассказов («Праздник», «Пора», «Машинист» и др.).

Но вот роман завершен. Автор предлагает его журналу «Природа и люди», обычно охотно печатавшему подобные сочинения. Отказ… Затем последовали отказы от «Нового слова», от издательства Ступина, от других издательств и редакций. Причем время от времени редакции теряли рукопись романа, и Ряпасову приходилось вновь ее перепечатывать и посылать в новые адреса…

А вскоре автора подкараулила новая беда. Иван Григорьевич, человек жалостливый и ни разу, даже в годы самых больших своих несчастий, никому не отказавший в поддержке, поручился по векселю на 200 рублей за сослуживца но редакции. А тот вскоре скрылся в неизвестном направлении, поставив поручителя в крайне затруднительное положение. И Ряпасову пришлось в 1913 году, распродав все свое имущество, расплатиться с чужими долгами.

По совету врачей он решает поехать лечиться в Сочи, а там – начинать новую жизнь. «Разбит, чувствую недомогание, переутомление, – писал И. Ряпасов брату Павлу, – решил подлечиться на юге». В Сочи, интенсивно лечась, он познакомился с Ниной Львовной Поповой, уроженкой Урюпинска, что на Дону. Вскоре они поженились. Оживший Ряпасов начал писать продолжение «Неведомого города» – роман «Наследство Блома».

Подлечившись, он едет в Москву и Петербург, пробивать свою первую книгу. Ряпасов обошел множество редакций и издательств – безрезультатно. Везде одно и то же: узнав, что рукопись принадлежит провинциальному журналисту, еще не публиковавшемуся в «центре», ее тут же возвращали автору, даже не просмотрев. Ряпасов сильно издержался, но даже репортерской работы найти не мог. Отчаявшийся, он подумывает даже о самоубийстве.

Наконец, ему удается найти работу – редактором газеты «Эхо» в далеком приазовском Бердянске. Оклад ему положили 100 рублей. Но газета дышит на ладан, никакой уверенности в завтрашнем дне нет! Ряпасов снова срывается с места – прослышав, что в Батуме требуется опытный редактор, едет туда. Но ничего, кроме малярии, мучившей его потом долгие годы, оттуда не привозит. Вернувшись в Бердянск и подзаработав немного денег, Ряпасов снова едет в столицу «устраивать» свою книгу.

И вот, наконец, Ивану Григорьевичу повезло! Его роман приняло издательство Стасюлевича. Правда, условия были тяжелые: пришлось сменить название (вместо «Неведомого города» – «Гроза мира») и фамилию автора (вместо безвестного И. Ряпасова автором числился некий «француз» И. Де-Рок, издатель, видимо, хотел этим подчеркнуть генетическую связь книги с творчеством Жюля Верна). Но главное, Ряпасову пришлось согласиться на выплату гонорара (1000 рублей) частями. Кстати, получил он из них всего триста… Вместо подзаголовка «роман» стояло «фантазия для юношества». Но книга, увидевшая свет в 1914 году, была прекрасно издана: хорошая бумага, многочисленные иллюстрации художника И. Гурьева (почему-то не упомянутого в книге). Яркая обложка: на фоне загадочных решетчатых башен, бромных летательных машин и рушащихся гор, мечущихся людей – алыми молниями вписано название книги…

Сюжет – в духе жюльверновских «необычайных путешествий». Инженер Березин, доктор Руберг и студент Гернов отправляются в экспедицию в Туркестан, заинтересовавшись таинственными шифрованными радиосигналами. Заблудившись на Памире, они «забредают» в Гималаи и, наконец, попадают в засекреченный, город, в котором физик Блом, англичанин, разрабатывает новые виды оружия, готовясь к будущей англо-германской войне (которая, как вскоре выяснилось, бы па не за годами). Цели у Блома самые что ни на есть «благородные» – навсегда прекратить на земле воины… сделав для этого Англию сверхмогущественной державой, борьба с которой была бы бессмысленной. После ряда приключений, ознакомившись со многими секретами Блома, наши герои, которым грозило «почетное» заключение как потенциальным союзникам Англия, но могущим разгласить военные секреты, – с помощью внучки профессора! Кэт совершают побег. Они бегут в Россию, позаимствовав в ангаре Блома самолет новейшей конструкции.