Текст книги "Поиск-92: Приключения. Фантастика"

Автор книги: Сергей Другаль

Соавторы: Андрей Щупов,Игорь Халымбаджа,Герман Дробиз,Валерий Брусков,Михаил Немченко,Николай Орехов,Виталий Бугров,Дмитрий Надеждин,Алексей Константинов,Семен Слепынин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 29 страниц)

Михаил Немченко
УРОК

Рассказ

Выживатель – это было не прозвище, а учительская должность. Математика – математик, физика – физик, выживание – выживатель. И рослый мужчина, шагавший по школьному коридору, выглядел именно так, как полагается выглядеть выживателю. Худощавое обветренное лицо. Короткая стрижка. Пружинистая походка. И одежда – шорты и рубашка с закатанными по локоть рукавами – словно бросала вызов царящей вокруг холодине. Добыча топлива продолжала падать, батареи в школе были еле теплые, как и по всей стране. Но там, куда он шел, они были отключены совсем. Там, в кабинете выживания, готовили к худшему.

Он открыл дверь, – и класс поднялся из-за парт. Чуть помедлив у порога, выживатель прошел к столу и махнул рукой.

– Они расстреляли наше небо, – привычным хором громыхнул класс. – Они выпотрошили наши недра. Они отравили землю и воду. Будь они прокляты! – Голоса взвились, повинуясь режиссерскому жесту учителя. – Но нам – выжить наперекор всему.

Сорок струек пара из сорока ртов растаяли в холодном воздухе, но разрешения садиться не последовало. Выживатель молча оглядывал класс, – парту за партой, ряд за рядом. Взгляд его прицельно остановился па задней парте у окна.

– Я-2, что это у тебя под блузкой.

– У меня? Н-ничего… – Девочка с короткими косичками приподняла белую блузку, показав краешек желтого купальника.

– Ну-ка иди сюда, – поманил пальцем выживатель. И кивнул классу: – Садитесь.

Все опустились на свои места, не сводя глаз с девочки, подошедшей к учительскому столу. Она была низкоросла – едва по грудь выживателю. В прежние времена таких садили на первую парту, но теперь буква Я давала право лишь на последнюю.

– Еще можно избежать, – сказал учитель. – Если ты вслух скажешь классу правду.

Я-2 молчала, глядя куда-то в угол.

Выживатель подождал еще пару секунд и потянулся к блузке. Неуловимо быстрым движением он задрал ее, вывернув наизнанку, и все увидели полосу материн, подшитую снизу.

– Фланелин, – определил учитель, и пальцы его брезгливо опустили разоблаченную блузку. – Ловко же ты всех обставила! Пусть себе мерзнут в своих тоненьких рубашечках, зато Я-2 будет тепло. И как хитро замаскировала строчку вышивкой…

– Я не хотела… – девочка всхлипнула. – Но мама… Ск-казала, что боится за почки…

– Неужели почки дороже целой дочки? – срифмовал выживатель – Надеюсь, ты знаешь, что полагается за двойной обман. Ну-ка, кто напомнит?

Поднялось несколько рук.

– Давай ты, Н-1, – сказал учитель.

– Мальчику – десять дней на тяжелых работах, – бойко отрапортовал стриженый ежиком крепыш. – Девочке – минус баллы или… – он с трудом удержался, чтоб не хихикнуть, – или на неделю в пользование учителя.

– Слышала? На перемене зайдешь в учительскую, порадуешь по телефону мамочку. Скажешь, что благодаря ее заботе поступаешь в пользование и вернешься домой только в следующий понедельник. Тебе ведь уже исполнилось двенадцать?

Я-2 не успела и рта раскрыть, как А-1, с недавних пор староста класса и первый ученик, с готовностью дал справку:

– Исполнилось еще в ноябре.

– Значит все по закону, – констатировал учитель и посмотрел на девочку. – Или, можем, я тебе не нравлюсь? – Он подмигнул классу. Это было разрешение, и парни захихикали. Девочки реагировали сдержанней, лишь две—три улыбнулись – Не нравлюсь, и ты предпочитаешь минус-баллы?

– А сколько? – неожиданно спросила Я-2. – Что сколько?

– Ну, ск-колько баллов д-должно набежать, чтобы… и – ну, зачислили…

– В нежизнеспособные? Ну и вопросы ты задаешь… – Выживатель покачал головой. – Ты что, совсем не слушаешь на уроках? Я же не раз говорил: это тайна. Ни одни человек до самого последнего момента не узнает, что он нежизняк. Все решает Верховная Машина. Месяц за месяцем и год за годом в ее память вводятся минус-баллы на каждого, кто их заработал или обнаружил свою неполноценность, и когда набегает критическая сумма – никому не ведомо, какая, – машина переводит данное лицо в разряд энжэ. Кто-то может оказаться в нем еще в детстве, уж не говоря о хиляках от рожденья, кто-то позже. Но повторяю: ни один об этом не узнает до тех пор, пока его биомасса не будет востребована. Он может только догадываться… Ясно тебе, Я-2? А теперь снимай свою блузку.

Переход был таким неожиданным, что девочка замешкалась, непонимающе глянув на учителя.

– Снимай, снимай! – поторопил он. – И юбку тоже. Знаешь, как говорят в армии, когда сажают на гауптвахту? Говорят: «Научим тебя свободу любить!» Вот а я хочу, чтобы ты заново полюбила свою тонкую блузку, безо всякого дурацкого фланелина, и затосковала по ней. – Он принял одежду из рук девочки и повесил на спинку стула.

Класс притих. Вряд ли это было жалостью – она давно уже считалась позорным пережитком, вдвойне стыдным для истинных жизняков. Просто и без того заколевшим ребятам стало еще холодней при виде покрывшейся пупырышками Я-2, обреченно ссутулившейся у учительского стола в своем по-цыплячьи желтом купальнике. И выживатель сразу уловил это.

– Разогревка! – крикнул он.

Услышав долгожданное слово, все в секунду повыскакивали из-за парт. И началось!..

Со стороны это могло показаться каким-то безумным беснованием. Дикие прыжки, мелькание голых коленок под шортами и короткими юбчонками, взмахи рук, выбросы кулаков, обмен тычками и толчками… Но нет, в каждом движении был смысл. И каждый из ребят знал, что прыгавший выше всех выживатель успевает зорко отмечать любую ошибку, любую неточность. Быстрая разогревка с самомассажем при минимальной затрате энергии – этому умению он учил их с первых уроков, и халтурка тут не прощалась.

– Ну как, согрелась? – обратился учитель к Я-2, когда по его сигналу все плюхнулись за свои парты. И, не дожидаясь ответа, протянул жилистую руку.

Запыхавшаяся девочка в замешательстве смотрела на учительскую длань, явно ожидая какой-то каверзы.

– Поздравляю тебя, дурашка. – Голос выживателя был неподдельно приветлив. – Ну же, давай сюда свою ладошку.

Все еще ничего не понимая, Я-2 нерешительно протянула голую руку, и узенькая кисть ее утонула в задубелой ручище выживателя.

– Да, тебя надо бы примерно наказать. – Он сжал ладошку так, что девочка ойкнула. – Но тебе повезло: такой день не хочется омрачать. Сегодня наши дела и мысли должны быть светлы. А почему? – Учитель обвел глазами класс. – Чем дорог нам этот день?

Все как один подняли руку, но выживатель снова повернулся к девочке в желтом купальнике.

– Ну-ка, скажи нам.

– Он д-дорог тем… потому что в этот день родился Маврик, – приободрившаяся Я-2 посмотрела туда, куда глядел сейчас весь класс: на гипсовую фигурку в овальной нише у доски. Вихрастый мальчик в распахнутой куртке, гордо вскинув голову, указывал на себя отогнутым большим пальцем сжатой в кулак правой руки. «Я, я, меня» – вот что красноречиво выражал полный решимости жест. В неисчислимом количестве копий эта фигурка стояла в кабинетах выживания всех школ страны, и, наверно, всюду, так же, как здесь, у ног гипсового мальчика лежали в этот день зеленые сосновые ветки.

– А сколько ему исполнилось бы сейчас? – спросил выживатель.

– Тридцать ч-четыре. Хотя нет… – Девочка посчитала про себя, зачем-то потрогав куцые косички, и поправилась: – Уже т-тридцать семь.

– Верно, – кивнул учитель и, сняв со спинки стула блузку с юбкой, подал девочке. – Ладно, наказание пока приостанавливается. Посмотрим, как будешь вести себя дальше. Можешь сесть и надеть юбку. А блузку – только после того, как спорешь этот жульнический фланелин. Стой, я еще не кончил… Ты, наверное, считаешь меня злым, а?

Я-2 что-то пролепетала, отрицательно помотав головой, но выживатель уже не слушал.

– Вас ждет беспощадный мир! – крикнул он так громко, что все вздрогнули. – Мир почти без озона! Мир без жалости! Мир вычерпанных кладовых! Мир, где вместо обещанной парниковости наступает новое оледенение! Не мир – объедки мира, высосанного и обглоданного теми, кто жил до нас, будь они прокляты!.. Там, – он ткнул пальцем в окно, за которым падал февральский снег, – в этом мире выживут только цепкие и выносливые – и именно такими я хочу вас сделать! Только жизняки! А слякоть – пусть подыхает, чем раньше, тем лучше!

Он замолчал, опустился на стул, и девочка пошла на свое место. Но едва она села, учитель снова ее поднял.

– Давай уж, раз начала, расскажи нам о подвиге юного героя.

– Это п-произошло во время КПВ – К-контрольно-го П-похода Выживания, – заговорила Я-2. Кожа ее после разогревки успела снова стать гусиной, но воля у этой девочки была: голос ничем не выдавал заколелости, только заикалась она сильней обычного. – У них к-кончились п-продукты, п-потому что дали очень м-мало. Ведь в П-походе Выживания ребята д-должны сама добывать п-пищу. Но д-добыть они ничего не могли. От б-безозонья тундра б-была… ну совсем п-пустая. Ни п-птиц, ни рыбы в озерах, д-даже ни одного грызуна. И они стали г-голодать. Г-грозила г-голодная смерть. И тогда М-маврик сог-гласился, чтобы его…

– «Согласился»? – поразился выживатель. – И это ты говоришь о герое, который сознательно и целеустремленно принес себя в жертву?!

По всем правилам Я-2 надо было покраснеть, извиниться, сказать, что оговорилась. Но вместо этого она вдруг, доверчиво глянув на учителя, очень по-детски спросила:

– А он… п-правда, добровольно?

– Ах вот даже как! – глаза выживателя недобро прищурились. – Ты что же, не веришь в подвиг, которым гордится вся страна? Не веришь учебнику и своим учителям? – Он поднялся из-за стола так стремительно, словно не в силах был усидеть после подобного кощунства. – Может быть, кто-то еще не верит?

Шумок, волной пробежавший по классу, вспугнуто оборвался и замер под пристальным взглядом учителя. А соседка возмутительницы спокойствия, сонливо улыбавшаяся, пухлощекая Я-1 вмиг посерьезнела и даже отодвинулась на краешек парты, давая понять, что не имеет с крамольными словами ничего общего.

– С тобой все ясно, Я-2, – сказал выживатель. – Но один вопрос все-таки хочу задать. Ты задумывалась над тем, почему мы никогда не называем вас в школе по именам – только по буквам алфавита? Как по-твоему, зачем? Ну что молчишь, отвечай!

– Чтоб к-каждый всегда п-помнил, на каком месте в к-классе…

– И старался быть подальше от конца! – подхватил учитель. – И дрался за каждую букву, как за место под солнцем! И не давал себя обойти! А тебя обошли все до одного. Даже эта засоня рядом, и та – Я-1. А ведь ты не дура, совсем даже не дура. Ты просто дряблая изнутри и не пытаешься в себе это перебороть. Но заруби на носу: дряблые душой и телом – первые кандидаты сама знаешь куда… – Он помолчал и обратился к классу. – Ну так кто нам внятно расскажет о подвиге Маврика?

Из всех поднятых рук выживатель выбрал самую нетерпеливую – руку А-1 с первой парты. Собственно, еще недавно этот коренастенький живчик с наступательно вздернутым носиком и острыми, как буравчики, глазками был А-2 и лишь в самом конце второй четверти сумел вырваться вперед, поменявшись местами со своим главным конкурентом. Решающим стал урок, на котором ему удалось с первой же попытки откусить голову живой мыши – задача, оказавшаяся невыполнимой для доброй половины мальчишек, уже не говоря о девчонках, провизжавших весь урок. Сделавшись первым учеником и автоматически – старостой, А-1 с удвоенным напором активничал по всем предметам, чтобы закрепить свое положение.

– Я-2 упустила очень важную деталь, – напористо начал он. – На случай голода у участников Похода Выживания имелся НЗ – нежизняк, имя которого…

– Минутку, – остановил его учитель. И жестко приказал: – Встать!

Девочка в желтом купальнике послушно поднялась, так и не успев надеть юбку.

– Между прочим, это в первую очередь для тебя говорится, – назидательно произнес учитель. – И садиться тебе никто не разрешал. Слушай и запоминай!

– Кто из ребят нежизняк, было неизвестно даже Вожатому Похода, – продолжил А-1. – Он узнал имя только тогда, когда уже не оставалось другого выхода и пришлось, как положено по инструкции, вскрыть запечатанный конверт. Но энжэ каким-то образом пронюхал или уже раньше догадывался. В общем, эта мразь попыталась бежать. А когда понял, что не уйти, успел выпить какую-то дрянь, отчего мясо стало непригодным в пищу. И отряд оказался в безвыходном положении. Они бы неминуемо погибли, если бы юный герой не предложил себя. Его самоотверженный поступок стал спасением…

– Ты что-то хочешь спросить? – Выживатель увидел поднятую руку А-2.

– Уточнить, – нетерпеливо вскочил с места экс-староста, оказавшись на голову выше стоящего рядом соперника. Самый сильный в классе, А-2 до сих пор не мог примириться, что дал себя обойти этому юркому живчику, и не упускал случая осадить выскочку, в надежде рано или поздно вернуть лидерство. – Он не сказал, что ребята очень любили Маврика и уговаривали его не приносить себя в жертву. Но Вожатый объяснил, что отвергнуть такой святой порыв – значит глубоко оскорбить мужественного мальчика, и…

– Я хотел это сказать! – протестующе перебил А-1.

– Хотел, да вспотел, – съязвил бывший лидер и тут же был усажен учителем на место.

– Да, ребята скрепя сердце пошли на это, – шмыгнув посиневшим от холода носиком, А-1 заговорил еще напористей и громче прежнего, словно это могло помочь ему хоть немного согреться. – С тяжелым чувством принялись юные жизняки за эту грустную трапезу. Но в го же время они ощущали, как вместе с калориями вливается в них бесстрашие Маврика и его сила духа… И все-таки они не могли в чем-то не нарушить его волю. Маврик горячо просил товарищей потребить его целиком я полностью, но ребята оставили в неприкосновенности сердце и селезенку героя, и они хранятся сейчас заспиртованные в доме-музее бессмертного мальчика. – Тут А-1 обратил взор на гипсовую фигурку в нише у доски и с поклоном прочувствованно заключил: – Мы никогда-никогда не забудем тебя, Маврик! Твой подвиг всегда будет озарять нам путь!

– Жизняк! – похвалил учитель. – Вот так и надо рассказывать. – Он глянул на иззябшую полуголышку на задней парте. – Надеюсь, ты поняла, Я-2? А в музей Маврика мы поедем в мае. Все, кроме слякоти… – Выживатель подошел к столу, раскрыл журнал и, найдя нужную графу, написал: «Прогрессирующая дряблость, 20 минус-баллов». – А теперь – разогревка! И снова минута радостного дикарского беснования под зорким взглядом учителя, оценивающим каждый прыжок, каждый взмах руки. А потом – короткий жест, вернувший всех за парты.

– Новая тема. – Выживатель шагнул к доске я вдруг вспомнил, что не произнес еще тех слов, которые обязательно должен был сегодня произнести. И, выбросив вверх сжатый кулак, он возгласил:

– Юные жизняки, повторить подвиг Маврика будьте готовы!

– Всегда готовы! – привычно громыхнул класс.

Но выживатель мог бы поручиться, что в этом хоре не было голоса Я-2.

Михаил Немченко
ДЖИННЫ НАПРОКАТ

Рассказ

– Салон «Хоттабыч», – прочел Витюня вывеску и, хмыкнув, тронул Дашу за плечо. – Нет, ты глянь, чего пишут: «Джинны напрокат». Ну, артисты!

Он мотнул головой и пошагал было дальше по тротуару, но Даша притормозила своего новобрачного.

– Заглянем, – кивнула она на дверь.

– Поверила? – изумился Витюня. – Чихня же! – По направляемый твердой Дашиной дланью, послушно потянул на себя дверь, откуда донесся истошный женский визг.

Усатенький парень за барьерчиком посмотрел на вошедших одним глазом, вторым продолжая глядеть на экран, где визжала сдобнюшечка-блондныка в бикини, чьим гемоглобином собирались подкрепиться сразу три окруживших ее вампира.

– Нам бы джинна, – сказала Даша.

– Выбирайте, – парень убавил визг и широким жестом показал на стеллажи вдоль стен, уставленные плотно закупоренными керамическими сосудами самых разных форм и размеров – от небольших кувшинчиков до целых амфор высотой в полчеловека.

– Это что, ваша гончарня выпускает? – дурашливо поинтересовался Витюня.

– Газеты надо читать, – назидательно сказал усатенький. – В Исбагании при раскопках обнаружено массовое захоронение джиннов. Вернее, массовое сохранилище. И исбаганцы поставляют их в счет погашения долга за танки и сгущенку. А нам доверили прокат… Ну что, выбрали?

– А какого посоветуете? – спросила Даша.

– Смотря какие желания. Большие – большого, маленькие – маленького.

– Большие-пребольшие, – сказала Даша и глазами показала Витюне на самую рослую амфору.

Но Витюня, как ни пыхтел, не смог ее сдвинуть с места. И, перебрав еще с дюжину сосудов разной вместимости, молодые остановили свой выбор на средних размеров кувшине, увесистом, но все же подъемном.

– Ну и как, исполняются желания? – спросил Витюня, вручая плату за прокат, которая оказалась вполне божеской.

– Это уж как повезет, – туманно ответил усатенький парень и снова уставился на экран, где блондинка продолжала вопить, а вампиры тем временем затеяли разборку и никак не могли договориться об очередности питания.

Все это было в субботу, а в воскресенье первым утренним автобусом молодожены доехали до лесопарка и зашагали по дорожке между чахлыми соснами. На поляне Витюня снял рюкзак, но Даша водрузила его обратно, сказав, что надо найти местечко поукромней. И через полчаса они ею нашли – маленькую прогалину, со всех сторон занавешенную кудряшками молодых березок. Кислороду здесь было навалом, хотя слегка и наносило какой-то дрянью от коксохима.

– Значит, сначала «тойоту», – подал голос Витюня, вынимая из рюкзака заветный кувшин, в содержимое которого он, если честно, еще не очень верил.

– Куда же ты ее ставить будешь? – Даша полистала тетрадку с желаниями и рассудительно заключила: – Нет уж, сначала коттедж с гаражом… Ну, приготовились!

Она махнула рукой – и Витюня вытащил пробку. Раздался хлопок, и из горлышка, как из дула, выстрелило каким-то темным сгустком. Повиснув над верхушками деревьев, он растекся густым черным дымом, и молодожены моргнуть не успели, как перед ними воздвиглись две огромные ноги. Облаченное в зеленый халат туловище венчала бородатая голова в белом тюрбане. Какое-то мгновение великан глядел из своей выси на задравших голову Витюню и Дашу, видимо, решая, кому же рапортовать. Потом, вытянув ручищи по швам, открыл рот, но произнести сумел лишь первый слог:

– Слу… – тут его нос скривился, он поперхнулся и стал оглушительно кашлять и чихать, так что деревья заколыхались. Прочихавшись, джинн попытался вздохнуть, но в ужасе зажал нос и… растаял в клубах черное го дыма. А дым вмиг съежился, ужался и прежним сгустком нырнул с высоты обратно в кувшин. И тут же пробка, выскользнув из Вигюниных рук, плотно впечаталась в горлышко.

– Ни хрена себе… – пробормотал Витюня. – Дефективного какого-то подсунули. Пойти обменять пока не поздно.

– Не, тут другое… – Даша помотала головой и, втянув курносым носиком лесопарковый воздух, несущий в себе знакомые городские дуновения, утвердилась в своей догадке: – Экология ему наша не ндра – вот что! – Еще немножко подумала и вынесла резолюцию: – Топаем дальше в лес, где воздух чище.

Но дальше было то же самое. И через три километра, и еще через пять. Глотнув окружающей среды, джинн кашлял, чихал, моргал слезящимися глазами – и спешил улизнуть в свою кувшинную норку. Это уже начинало раздражать. Кругом зеленел настоящий густой лес, и ни Даша, ни Витюня, как ни принюхивались, вроде, не улавливали больше никаких гадостных примесей, – а этот неженка продолжал привередничать.

– Да уж… – качала головой Даша, шагая за мужем по тропинке. – Это какой же у них там был воздух во времена Алладина и его лампы…

И все-таки сдвиг наметился. Когда под вечер, уже порядком удалившись от города, молодожены в очередной раз открыли кувшин, джинн продержался в атмосфере чуть дольше прежнего. И даже успел произнеси одним звуком больше – уже не «Слу…», а «Слуш…» Какой-никакой, а прогресс. И значит, курс прежний, а лесную глубь!

В общем, домой Даша с Витюней не вернулись, благо оба были в отпуске. Они заночевали в стогу, по молчаливому согласию приостановив с этого момента свой медовый месяц. Заниматься любовью в присутствии постороннего, да еще тем более иностранца, – пусть даже и надежно закупоренного в своей таре, – было как-то не по себе, а выпускать заветный сосуд из рук они не решались. Так и заснули, целомудренно положив между собой кувшин и крепко обняв его каждый со своей стороны. Наверно, об этом и шептались удивленно до утра столпившиеся вокруг покоса старые сосны. На своем веку они навидались всякого, но такую стойкость и выдержку, похоже, видели впервые.

Утром молодожены двинулись дальше. Они шли я шли, держась на северо-восток, и места вокруг становились все глуше и гаежней. Но привереда-джинн словно не замечал этого. Только на третий день он соизволил выдать еще один звук – «а». И лишь спустя еще двое суток его «Слуша» превратилось наконец в отчетливое «Слушаю», произнесенное с сильным ближневосточным акцентом. Но это была только первая половина магического рапорта. «Слушаю и повинуюсь» – лишь после этих слов джинна можно было отдавать ему приказания…

Бутерброды, взятые из дому, давно кончились. Пришлось перейти на подножный корм, довольствуясь тем, что удавалось раздобыть на пустых дачах, в огородах и стоявших где-нибудь на отшибе избах, откуда отлучились хозяева. А в одном садовом домике странники разжились старенькими, но еще крепкими куртками – без них ночами стало зябко. Никаких угрызений совести они не испытывали: Витюня аккуратно записывал адреса и координаты, чтобы с лихвой вознаградить потерпевших, как только джинн приступит к исполнению своих обязанностей.

Но обитатель кувшина приступать явно не спешил, осваивая новые звуки через день по чайной ложке. И тем сильней была радость молодых, когда однажды утром над таежной поляной разнеслось долгожданное: «Слушаю и повиную…» На заключительное «сь» пороху не хватило – джинн опять расчихался и привычно дезертировал в свое убежище. И все равно Витюня и Даша готовы были пуститься в пляс: до цели оставался один последний рывок!

Для полной гарантии они брели по чащобам еще целых три дня, питаясь ягодами да грибами, которые, нанизав на прутик, наловчился обжаривать на костре обросший курчавой бороденкой Витюня. Но это было даже и к лучшему – при более калорийном питании бремя целомудрия грозило стать невыносимым… И наконец наступил решающий момент. У подножья высоченной нелюдимой ели они поставили кувшин на землю, и Витюня, сгорая от нетерпения, рванул пробку.

Все было, как всегда. Темный сгусток, с хлопком вылетевший из горлышка, Исполинская фигура, возникающая из клубов дыма… А дальше произошло неожиданное. Вознесшаяся над кронами голова вдруг задергалась, лицо посинело, как от удушья, джинн ойкнул и, не произнеся ни слова, сжавшись в комок, сиганул обратно в кувшин.

Потрясенные молодожены переглянулись, и Витюня без лишних вопросов полез на великаншу-ель. Там, наверху, все стало ясно: впереди, прямо по курсу, чуть колыхаясь на ветру, горел над тайгой огромный газовый факел. И такие же факелы, только поменьше, покачивались на горизонте справа и слева.

– Перелет, – констатировала Даша, когда Витюня доложил обстановку, – поворачиваем назад.

Они подвязали шнурками изодранные кроссовки, попили водички из ручья и поплелись в обратном направлении. Но далеко не ушли. На первом же привале безотказный Витюня взбунтовался. Он сбросил рюкзак, улегся на траву и заявил, что в носильщики не нанимался, и у него нет больше мочи таскать на себе этого захребетника, который мало того, что извел их своими капризами, так еще и начисто лишил личной жизни. И что презрительно-высокомерное отношение этого иноземного субчика к их отечественному воздуху, которым он, Витюня, покамест, ничего, дышит и надеется додышать до конца, – оскорбляет его национальные чувства, И что вообще надо еще разобраться, кто и с какой целью засылает в страну керамику с такой подозрительной начинкой. И что его, Витюнино, терпенье окончательно и бесповоротно лопнуло, и вот сейчас он встанет, пойдет и утопит чертов сосуд в первом попавшемся болоте…

Даша не мешала мужу выпускать пар. Она молча смотрела на него, как смотрит капитан каравеллы на вышедшую из повиновения команду, и в голове ее вызревало Решение. И как только в потоке Витюниных эмоций обозначилась пауза, она произнесла то, о чем думала:

– Проморгается.

– Чего? – не понял Витюня.

– Сам увидишь, – не стала уточнять Даша. – Небось по-другому запоет, когда некуда будет прятаться. Волей-неволей пообвыкнет… Ну-ка, выпускай его!

Смутно догадываясь о Дашином замысле, Витюня проворчал, что все равно ничего не выйдет. Но с травки встал и, не очень уважительно вытряхнув кувшин из рюкзака, взялся за пробку. Не сводя с нее глаз, Даша застыла, как Цезарь на берегу Рубикона. И едва из горлышка выстрелило знакомым сгустком, она схватила кувшин и тюкнула его о сосну.

Джинн, казалось, ничего не заметил. Но когда, разыграв над деревьями свою обычную мелодраму с чиханьем, затыканьем носа, закатываньем глаз и прочими подергушками, он обратился в бегство и увидел, что лишился крова… О, что тут началось! Дрожащий комок паническим вихрем метался по поляне, с жалобным воем кидаясь то к обломкам кувшина, то к перепуганным молодоженам, то снова к обломкам..

И вдруг – исчез. Витюня озадаченно огляделся. Да, так и есть, они остались одни. И Даша, видать, здорово переживала: лицо, прозрачное от лесной диеты, стало еще бледней, глаза глядели с испугом.

– Да ну его к черту! – махнул рукой Витюня, чувствуя в себе какую-то непонятную тяжесть. – Все разно без толку… По крайней мере доковыляем до деревни – в баньке попаримся…

Он с трудом перевел дыхание и только тут осознал, что это на него, Витюню, испуганно смотрит Даша. Вернее, на его туловище. Витюня взглянул – и увидел нечто беременно-вздутое…

– Склеиваем скорей! – Даша бросилась собирать осколки кувшина.

Витюня хотел к ней присоединиться, но с непривычки чуть не упал. Желудок оттягивало – будто гирю проглотил. И как только ухитрился так незаметно проскользнуть…

– Сиди, сиди, я сама все соберу, – хлопотала Даша, усаживая пострадавшего под сосной. – Не будем считаться. Потом, когда я окажусь в похожем положении, ты вернешь мне долг, ладно?

Обломков в траве валялось много, а клей «Момент» нашелся в рюкзаке в количестве одного, да и то початого тюбика. И навряд ли бы что у Даши с Витюней вышло, если бы не безвыходность ситуации, утроившая их сноровку и изобретательность. В общем, к вечеру кувшин был склеен. О чем Даша громко сообщила, надеясь, что ее услышат. Джинн никак не реагировал, по, как выяснилось, – из чистой деликатности. Просто он дождался, когда молодожены уснут, и незаметно перебрался из временного убежища в свою законную тару. Утром кувшин стоял закупоренным, а Витюня был строен, как прежде. И на радостях молодые поцеловались – впервые с начала своих странствий.

Очередь в салон «Хоттабыч» тянулась от самого угла. Люди молча стояли – кто с кувшином, кто с кувшинчиком, а кто и с кувшинищем, одна амфора даже возлежала в прицепе «москвича» – и с первого взгляда было ясно, что все пришли к финишу с одним и тем же результатом.

– Чего не открывают-то? – поинтересовался Витюня, занимая очередь.

И словно в ответ на его вопрос, в дверях салона появился гот самый усатенький парень, только теперь он был в черном грузчицком халате.

– Понимаете, поступила из Исбагании новая партия, – извиняющимся тоном проговорил он. – Если вовремя не разгрузим, придется платить неустойку. Так что сегодня уж не откроемся. Приходите завтра.

Но не успел грустный Витюня завернуть со своей ношей за угол, как на него налетела запыхавшаяся Даша.

– Ой, какие же мы с тобой дураки! – зачастила она, хватая своего новобрачного за руку. И оглянувшись – не подслушивают ли, – зашептала в самое ухо: – Как это я раньше не дотумкала… Надо ему помочь, понимаешь! Сделать большой-большой противогаз! Чтоб мог напялить… И тогда, вот увидишь, все будет окейно! Скорей за работу, пошли!..