Текст книги "Поиск-92: Приключения. Фантастика"

Автор книги: Сергей Другаль

Соавторы: Андрей Щупов,Игорь Халымбаджа,Герман Дробиз,Валерий Брусков,Михаил Немченко,Николай Орехов,Виталий Бугров,Дмитрий Надеждин,Алексей Константинов,Семен Слепынин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 29 страниц)

– Знаете что, мадам… – Равин хотел сказать что-нибудь колкое, но передумал. – Мне все надоело до чертиков, даже не до чертиков – до зеленых крокодильчиков. Эти ваши темные, серые, просветленные… Эта ваша сверхмудрость, сверхправильность и сверхбезошибочность. Я хочу домой, на Землю. Мне надоело быть мальчиком для бесконечных поучений. У темных меня, видите ли, из пасти выдернули. Да кто вас просил? Может быть, мне со своей недоразвитостью у темных-то и жилось бы в самый раз?!

– Какую чушь ты говоришь! Успокойся! – Светлана даже не обиделась. – И вообще, Владислав, на Земле ты, когда ухаживал за мной, таким тоном не разговаривал. Я не подозревала, что ты – мужчина с характером.

Равин смутился и, опустив глаза, сказал более миролюбиво:

– Все ты знала. Сама же рассказывала. – Он поднял глаза. – Да, я ухаживал за тобой на Земле. А здесь… – Он запнулся, пытаясь сам себе объяснить причину, разрушившую их прежние отношения. «Если бы я был сверхмужчиной, я бы, конечно, стал ухаживать за сверхженщиной, – подумал он. – А в моем нынешнем состоянии это все равно, что первокласснику влюбиться в завуча».

– Давай оставим эту тему, Владислав. Сейчас есть дела поважнее. Нас ждут.

Светлана взяла его за руку. Здесь, на базе, это произошло впервые, и Равин почувствовал ее ладонь – обыкновенную человеческую ладонь, мягкую, теплую. «Ну вот что ты будешь делать? – подумал он. – Ведь невозможно отличить, ведь разобыкновенная земная баба. Обыкновеннейшая! Я же сотню раз смотрел в ее глаза там, дома. А здесь… Я ее элементарно боюсь».

– Успокойся, прошу тебя, – сказала Светлана.

– Чего уж там, – ответил Равин, пряча глаза.

Искрящийся колодец туннеля возник над ними беззвучно, видимо, Светлана вызвала его мысленно, и они очутились в просторном помещении, в котором Равину ранее бывать не доводилось: стены, плавно скругляющиеся в пол; светящийся мягким зеленым светом купол над головой; несколько кресел непривычной формы и одно кожаное, земное, для него, – догадался Владислав Львович. В одном из кресел сидела Эльза Марковна, одетая в белый скафандр, в каких ходили все сверхлюди. Напротив нее – мужчина. На мужчине был аккуратный, хотя и не новый, серый костюм, туфли… Равин остановился глазами на туфлях. Туфли давно не чищенные, запыленные.

«Откуда на базе пыль?! Неужели землянин?!» – сердце у Владислава Львовича гулко забилось.

– Здравствуйте, Владислав Львович, здравствуйте, наш дорогой! – сказала Эльза Марковна, ласково улыбаясь. – Проходите, присаживайтесь.

Равин на деревянных ногах прошел к предназначенному для него креслу, сел, не в силах с собой справиться, опять уставился на туфли незнакомца.

«Что он здесь делает? Непохоже, чтобы его вывезли, как меня. Сидит, улыбается».

Сзади подошла Светлана, облокотилась о спинку кресла.

– Знакомься. На Земле его зовут Януш. Он из Польши.

– Оч-чень приятно… – Равин кивнул головой и добавил единственное слово, которое знал по-польски: – …панове.

– Пан знает польский? – Януш сверкнул ослепительной улыбкой.

– У-у, не знаю…

– Януш только что с Земли, – сказала Светлана, подчеркивая слова «только что».

– Да, я пять минут назад был на Земле, – Януш опять улыбнулся. – У нас к вам вот какое дело, Владислав Львович, – он переглянулся с Эльзой Марковной. – Вы не хотели бы побывать дома?

Равин сначала растерялся, пожал плечами, потом хмыкнул и спросил:

– Когда?

– Прямо сейчас же, вернее, через несколько минут.

Равин обернулся, посмотрел на Светлану: не шутят ли с ним.

– Я не понимаю, – сказал он. – То не пускают, то вдруг через несколько минут…

– Вам пока действительно нельзя окончательно возвращаться на родную планету, но… Но у вас есть возможность побыть на Земле полчаса, не больше, а затем вас опять вернут на базу. Причем эти полчаса вы проведете с пользой для своей планеты.

– Я желаю, а бог располагает. И что-то вы недоговариваете. Давайте конкретно.

– Хорошо, – Януш закинул ногу на ногу. – Буду говорить конкретно. Вы, Владислав Львович, надеюсь, знаете, что ваша страна имеет на околоземной орбите космическую станцию.

– Конечно, знаю. Ну и что?

– Двое ваших соотечественников сегодня выходили в открытый космос и при возвращении не смогли закрыть внешний люк шлюзовой камеры, он так и остался открытым. Это еще полбеды. Но когда через два дня они повторно выйдут в космос, то люк закроется, а люди останутся в открытом пространстве. Предотвратить их гибель можете только вы, человек Земли.

– А почему не закрылся люк? Что-нибудь заело?

– Не совсем так. Постарались ваши знакомые из противоположного лагеря.

– Темные?

Януш кивнул.

– Чепуха, – сказал Равин.

– Вы ошибаетесь, это не чепуха. Люк абсолютно исправен. Всего только один раз он не закрылся, а потом не откроется. Тоже лишь один раз.

– Да зачем темным это нужно?

– Они решили отложить на более поздний срок получение земной наукой результатов по выращиванию квазикристаллов в невесомости.

– Кошмар какой-то! Ведь люди погибнут.

– Их это не интересует. Кстати, «наука требует жертв» – фраза, внедренная в сознание землян ими.

– Хорошо. Мне ясно. Я должен буду закрыть люк?

– Если бы все было так просто, мы бы вас не беспокоили. Как, по-вашему, космонавты отнесутся к появлению в открытом космосе рядом со станцией человека? Причем в том виде, в котором вы сейчас – в рубашке, брюках, в заштопанных носках. Даже если вы будете в скафандре или в орбитальном модуле – все равно вызовете шок.

– Тогда толком объясните, что я должен делать.

– Очень простую вещь: объявить одному из своих знакомых, будто видели сон, что через два дня с космонавтами случится трагедия. Мы вас высадим на железнодорожном вокзале. В толпе ваше появление не будет замечено. А заберем в аэропорту. По дороге в аэропорт вам и надлежит поделиться впечатлениями от сновидения.

– Что, так просто сказать про сон, и люк заработает?

– Вас что-то смущает?

– Меня смущает способ устранения технической неисправности. Нужен ремонт, а я буду кому-то, пусть и знакомому, сны рассказывать. А-а, я вас понял! – Равин хлопнул себя по лбу. – Этот человек тоже ваш, и когда я передам ему информацию, он сам займется ремонтом.

Януш отрицательно покачал головой.

– Ничего вы не поняли. Я по некоторым причинам не буду открывать всех деталей предстоящего дела. Иначе операция сорвется. Запомните одно: ваш знакомый подъедет на белых «Жигулях», сигналом к началу операции послужит разряд молнии в небе.

– Понял: молния в небе – начало операции.

– Только не забудьте рассказать о сне. На все про все вам дается полчаса. В течение этого времени мы полностью заблокируем район от темных. Но всего лишь на полчаса. Постарайтесь уложиться в срок. В противном случае неизбежны осложнения.

– Неужели я за полчаса не сумею рассказать о сне?

– Как знать. И еще одно, Владислав Львович: ваш мозг имеет защиту в несколько уровней, старайтесь избегать… э-э… острых ситуаций. Надеюсь, вы не раздумали?

– Нет.

– Я думаю, можно приступать, – сказал Януш, повернувшись к Эльзе Марковне.

Та утвердительно кивнула головой. Равин встал, заправил рубашку в брюки, увидел свои носки.

– Подождите-ка! – Он оглядел всех недоуменным взглядом. – Как же я на вокзале появлюсь в одних носках?!

– Действительно! – встревожилась Эльза Марковна.

– Возьмите мои туфли. – Януш быстро разулся.

Равин надел туфли, притопнул.

– Жмут в пальцах. Ну, да полчаса с божьей, то есть, с вашей помощью протерплю.

…Он оказался на пустынном перроне, хотя ему обещали большое людское скопление, Над вокзалом висел плотный туман. Свет фонарей расплывался желтыми пятнами. Невнятно гудел голос диспетчера, вяло переругивающегося с кем-то по громкой связи, на дальних путях лязгал сцепами невидимый в сумраке состав.

Влажный ночной воздух проник под рубашку, и волна мурашек пробежала по телу. Равин зябко передернул плечами. Итак, отсчет времени начался. Он с трудом разглядел на сером, висящем над перроном табло надпись «Время московское» и цифры «0–15». Владислав Львович обогнул здание вокзала, спустился по сырым ступеням. Несколько человек, ожидавших такси, были одеты в куртки и плащи.

«Елки-палки, – подумал Равин, – сейчас весна ила осень?! Холодно, а я в одной рубашке!»

– Гражданин! – раздалось сзади.

Равин, вздрогнув, оглянулся. Сержант милиции, одетый в шинель, похлопывал по голенищу сапога «демократизатором» и красноречиво его рассматривал.

– Что-нибудь случилось, гражданин? Вас обокрали?

– Нет, сержант… – Равин обхватил себя за плечи руками, потоптался, пытаясь согреться и заодно придумать ответ. – Я это… Я с ташкентского поезда.

Видимо, ответ сержанта не удовлетворил, и он, хмуря брови, продолжал шлепать дубинкой по голенищу.

– Слышь, браток, – сказал Равин доверительным тоном, – где сейчас водку купить можно? Не подскажешь, а?

Сержант вздохнул, посмотрел по сторонам.

– На поезд не опоздайте, – произнес он скучным голосом и стал неторопливо подниматься по ступеням крыльца в вокзал.

Равин посмотрел ему вслед, сплюнул, повернулся к стоянке.

Из тумана на привокзальную площадь вынырнуло такси с красным огнем на крыше и остановилось рядом.

– Что, братка, водки надо? – спросили из темного салона.

– Сам могу продать, – зло ответил Равин, но все же подумал: «А может, сгонять домой – дома деньги есть, купить бутылку. Может, успею?»

В этот момент в небесном туманном сумраке беззвучно расцвела голубая веточка молнии.

«Началось», – огорченно подумал Равин.

Тут же из тумана появились белые «жигули». Они медленно подъехали к стоянке, остановились.

– Наконец-то! – проворчал под нос Равин, успевший основательно продрогнуть, – Соизволили машину подать!

Дверца автомобиля открылась, из нее вышел человек и воскликнул:

– Кого я вижу! Владислав Львович!

Равин оторопел. К нему шел Червякин. Равин попятился. Червякин подошел, протянул руку, улыбаясь во весь рот.

– Еду вот, от друзей. Дай, думаю, загляну на вокзал, вдруг кто из знакомых приехал и ждет такси, И вот вы. Вам куда, Владислав Львович.

Равин машинально пожал сухую ладошку.

– Мне-то? В аэропорт.

– Ну так садитесь, подвезу.

– Так ведь вы это… Вы же домой, наверное, едете?

– Пустое. – Червякин похлопал Равина по плечу. – Я все равно не хочу спать. Садитесь, подброшу.

«Что-то тут не то, – лихорадочно соображал Равин. – Хотя нет. Молния была? Была. „Жигули“ белые? Белые. В „Жигулях“ знакомый? Знакомый. А Януш имени знакомого не назвал. Может, так надо?»

– Садитесь же, Владислав Львович. – Червякин открыл дверцу.

«Была не была», – подумал Равин. В салоне было тепло, пахло сигаретами и чем-то еще.

– Какой сегодня туман замечательный, – сказал Червякин, выводя машину с привокзальной площади. – Неплохо ваши друзья заблокировали район. – Он повернулся к Владиславу Львовичу и улыбнулся.

Равина охватила дрожь, и он никак не мог ее унять.

– Вы еще не согрелись? – Червякин покосился на заднее сидение. – Максвел, коньяк человеку.

За спиной у Равина послышалось сопение, и в его щеку ткнулся знакомый золотой поднос с полным стаканом и яблоком.

Равин мотнул головой и с трудом выдавил из себя:

– Благодарю. Не буду.

– Как хотите, – Червякин пожал плечами. – Максвел, брысь.

Поднос исчез, и сопение за спиной прекратилось.

Они уже выехали на шоссе. До аэропорта оставалось пятнадцать минут пути.

– Сколько сейчас времени? – спросил Равин.

– А сколько вам надо? – спросил в ответ Червякин и хихикнул.

Этот вопрос поверг Владислава Львовича в смятение. «Что же делать? Неужели я в западне? – мелькнула, мысль. – Неужели прокол операции? Хотя стоп, Януш мне настойчиво втолковывал, чтобы я уложился в полчаса. Он говорил об этом несколько раз… Выходит, он именно эту встречу имел в виду… Но какая тут может быть логика? Почему я должен сообщить о сне именно Червякину? Он же этот… Тот самый… Сами бы взяли и сказали ему. Ах да, светлые с темными не контактируют, между ними контакт просто невозможен. Я выполняю роль посредника? Потому, что я серый?.. И если я сообщу Червякину о сне… Тем самым темные будут знать, что о готовящейся трагедии известно светлым. А если я в ловушке и операция провалена? Если это не Червякин, а сам… Бог ты мой! Сзади сидит Максвел, значит за рулем не Червякин!..»

– Владислав Львович?

– Что? – Равин вздрогнул.

– До аэропорта осталось три минуты пути. Время нашего рандеву истекает. Что вы мне имеете сообщить?

– Я?! Э-э-э…

– Не тяните резину, Равин. Район заблокирован, вы сами тоже заблокированы, я не могу читать ваши мысли. Излагайте суть дела.

Равин откашлялся. Вдалеке в тумане зажелтели огни аэропорта.

– Это… Ростислав, э-э… Мстислав… Извините, я забыл ваше имя-отчество.

– Неважно. Сие не имеет значения. Говорите.

– Хорошо. Короче, мне приснился сон.

– Интересный?

– Да. Очень. На космической станции погибли два наших космонавта…

– Ясненько, – произнес Червякин с непонятным оттенком в голосе. – И что же с ними случилось?

– Ну-у, там люк не закроется. Они выйдут его закрывать. Закрыть-то потом закроют, но в станцию не попадут. Вот.

Червякин в диком вираже развернул машину перед зданием аэропорта. Завизжали тормоза. Равин чуть не влип в лобовое стекло.

– Пошел вон, – сказал Червякин, не глядя на Равина.

– В смысле? – растерялся Владислав Львович.

– Из машины вылезай, дятел дровяной!

Равин открыл дверцу, выставил ногу наружу.

– Стой! – сказал тихо Червякин. – Может быть, в твоем сне было сказано еще и о том, когда это произойдет?

– Обязательно! Это произойдет через два дня.

Червякин опустил голову. Кулаки его сжимались и разжимались.

– Ладно, не все коту масленица. – Он посмотрел m Равина, цыкнул зубом. – Гляжу сейчас на тебя и думаю; сидит передо мной этакий рукотворный парадокс о двух ногах – уже-не-человек и еще-не-Человек, стоит и с наивностью ребенка смотрит мне в рот, ловя каждое слово. Ты нашу акцию просто-напросто сглазил, ясно тебе или нет? Наделил же Вершащий Судьбу Мира некоторых этим идиотским свойством! Только, Равин, не думай, будто сегодняшняя история сойдет тебе с рук. Мы еще потягаемся, кто кого… А теперь проваливай.

– Прощайте, – сказал Равин и вышел из машины.

– До встречи, – сказал с ледяной усмешкой Червякин.

Машина рванула с места, Владислав Львович едва успел захлопнуть дверцу. Он постоял несколько секунд, глядя, как расплываются удаляющиеся пятна фар в плотном туманном мраке, почувствовал, что опять начал мерзнуть, развернулся и направился к призывно сияющему стеклянному параллелепипеду аэропорта. Заныл натертый мизинец. Равин остановился, снял туфлю, растер ступню. Все-таки тесноваты, – подумал он. Обулся. Холодно сегодня, у кого бы закурить? Сто лет не курил. Равин огляделся в поисках спасителя-курильщика и забыл и о туфлях, и о холоде. Здание, у окон которого он стоял, внешне очень походило на городской аэропорт, но в том-то и дело, что только походило. Бог ты мой! Куда же этот гад меня привез?! – чуть не воскликнул Равин, стараясь сквозь запотевшее стекло рассмотреть что-либо внутри здания. Там, внутри, тоже был туман, и именно он, туман, светился обманывающе-ярким желтым светом, В толще тумана плавали несколько серых пятен, то поднимавшихся вверх, то опускавшихся вниз. Равин попятился, соображая, что вокруг стоит полная тишина, не слышно традиционных объявлений, шума людского, даже гула самолетных двигателей не слышно. Пусто было вокруг, лишь он один находился перед светящимся стеклянным параллелепипедом псевдоаэропорта в промозглой холодной ночи.

Стеклянная стена вздрогнула, вспучилась большим пузырем.

Равин развернулся и, не обращая внимания на резкую боль в мизинце, бросился бежать туда, где, по его представлениям, должно было находиться городское шоссе. Боль после первых же шагов стала нестерпимой. Равин сбросил на бегу туфли, и тут за спиной ударил взрыв. Равин присел от неожиданности, туман вокруг озарился ослепительным белым светом, обрушившаяся ударная волна подняла его в воздух. Он увидел, словно в рапидной съемке, настигающие языки огня… Тысяча зарядов фейерверком вспыхнула в голове… На миг он потерял контроль над собой… И вдруг понял, что лежит, и вокруг совсем не ночь, а день. И лежит он не где-нибудь, а на асфальте тротуара. Какая-то женщина склонилась, трясет его за плечо и, кажется, что-то гово рит. Смысл ее слов наконец-то дошел до сознания:

– …больно? Разве можно быть таким невнимательным, совершенно не глядеть под ноги?

Равин сел, потер ушибленный локоть, огляделся. Незнакомая улица, люди по-летнему одеты, яркая листва деревьев. Слева, в двух шагах, пласты вывороченного и, как всегда, неубранного асфальта.

– Вставай же, Владик, люди смотрят, – сказала женщина.

Равину стало не по себе от слова «Владик». Так в детстве его звала только мать и еще один человек в, молодости.

Владислав Львович поднялся, отряхивая брюки, в полном изумлении уставился на коричневые сандалий на своих ногах. Он отчетливо помнил туфли Януша, сброшенные там, у аэропорта…

– Ну что же ты, Владик?..

Равин опять вздрогнул, поднял глаза на женщину и растерялся.

– Надя?! – вырвалось у него.

Несомненно, это была она. Он сразу узнал ее, он узнал бы ее среди тысячи других, несмотря на то, что годы все-таки берут свое, появляются морщины. Но эти серые глаза из его юности…

– Надя?! Ты?! – опять воскликнул он.

Она протянула ему маленький букетик цветов, виноватая улыбка скользнула по ее губам, и от одной этой улыбки у Владислава Львовича защемило сердце.

Надя опустила на миг глаза, вновь подняла, заглянув, как показалось Равину, в самую его душу.

– Я ждала тебя. Вот… – Она замолчала, а Равин понял, что еще немного, и она заплачет… – Вот мы и встретились… Я, наверное, глупо поступила, Владик, но… но по-другому я не могла…

Глава 3. СКИТАЛЕЦ

Равин стоял у окна и смотрел на погружающийся в вечерние сумерки город. Разноцветными квадратами окон расцвели стены соседних домов. Внизу шли люди, гуляли мамаши с колясками, проезжали, шелестя шинами, непривычной окраски и формы автомобили. Деревья под окнами напоминали собравшихся в группы, оживленно беседующих зеленоволосых женщин. Город был тот и не тот, он, вроде бы, узнавался и в то же время оставался непохожим на город, в котором прошла жизнь Владислава Львовича.

«Странные деревья, странная листва», – подумал Равин.

– Надя, – крикнул он, – а что это за деревья под твоими окнами? Как они называются?

Надя вышла из кухни, вытирая руки полотенцем.

– Ты спросил меня о чем-то, Владик?

– Надюш, как называются деревья? Вот эти, – он кивнул в сторону окна.

– Владик, эти деревья называются клены, а те, что высокие, тополя. Неужели ты так сильно ударился? Я же говорю, надо вызвать «скорую», у тебя, наверняка, сотрясение.

– Да нет, я себя чувствую прекрасно, не обращай внимания.

Надя покачала головой.

– По-прежнему бравируешь. Сейчас я заканчиваю, и мы будем пить кофе. – Она ушла на кухню.

Равин повернулся к окну. Значит, те, что повыше – тополя, а это, стало быть, клены. Понятиенько… Теперь что же? Самое время определяться с местопребыванием. Судя по отличиям, имеющимся в достатке, я оказался в другом мире. Что это за мир, и где он находится? Можно почти уверенно сказать, что на планете Земля, а город… Пусть с некоторыми оговорками, но напоминает мой родной. Да, здесь все несколько по-другому: деревья, планировка улиц, автомобили… Детали большой роли не играют, не стоит за них цепляться, гораздо важнее другое: в этом городе живет Надя, и она ждала меня на остановке. Ждала не какого-нибудь Василия или Петра, а меня, Владислава Львовича Равина. То есть, в этом мире живет еще один Владислав Львович – мой двойник. И все более-менее становится на свои места, если я сделаю предположение, что мир, находящийся вокруг, не что иное, как мир параллельный. В том мире был взрыв, в том мире я должен был погибнуть, но… Все верно! Януш говорил о нескольких уровнях защиты моего мозга. Каким образом мозг осуществил переход в параллельный мир, выясню потом. Куда важнее не испортить жизнь моему двойнику… Рассказать Наде обо всем или не рассказывать? Не будем торопиться.

Равин отвернулся от окна, подошел к книжному шкафу, заинтересовался книгами. Через секунду пришел в легкое замешательство: он не знал ни одного автора, не нашлось ни одного знакомого названия. Владислав Львович опустился в стоящее рядом кресло.

Значит, такая она жизнь в параллельном мире, – подумал он. И та, и одновременно не та. Если положить руку на сердце, то здесь, в этом мире, лучше… Равин попытался подобрать слова, соответствующие его ощущениям, и не смог. Здесь было уютней, приятней, спокойней. А вообще-то, откуда ему знать? Вдруг все кажется таким на первый взгляд? Ведь ему не известно настоящее положение дел. И Надя… Выходит, в этой жизни он с ней продолжает встречаться. Или, быть может, эта жизнь первая, основная, а та является второй? Как выяснилось из предыдущих разговоров, он работает инженером на заводе с малопонятным названием, а Надя преподает в музыкальной школе… Странные вещи: – он никогда не подозревал в себе тяги к технике, а за Надей не замечал особых склонностей к музыке.

Его размышления прервались появлением Нади. Она вынесла поднос с двумя чашечками кофе, сахарницей и пачкой печенья, принялась расставлять все это на столе.

– Как твои семейные дела? – спросила она.

«Оп-па! А я, оказывается, женат!» – с удивлением подумал Владислав Львович и, чтобы не выдать своих чувств, стал усердно дуть на горячий кофе.

– Нормально, – ответил он.

– Как твой старший? Ты рассказывал, он не поступил по конкурсу в институт.

«Логично! Коли женат, значит есть дети, и не меньше двух. Интересно, сколько у меня детей? А то, не дай бог, проговорюсь».

– Да-а, болтается пока. Не может определиться, Надя посмотрела на него с недоумением:

– Ты, вроде, определял его на протестирование?

«Что еще за „протестирование“?» – опять удивился Равин и, чтобы как-то перевести разговор в безопасное направление, сказал:

– Расскажи, Надюш, как твои дела. А то все обо мне да обо мне… Какие успехи у тебя?

– Извини, я не хотела тебя обидеть. Мы же не виделись полгода. Ты сам позвонил мне и сказал, что занят, что нет времени. Я соскучилась, потому и ждала тебя у автобусной остановки. Извини…

«Полгода не встречались! Я сам позвонил! Однако, похоже, в этой жизни я порядочная дрянь, – подумал Владислав Львович. – А на ком я женат, интересно мне знать? Что за даму себе выбрал? Мымру? А вдруг не мымру? И вообще, не натворил бы я бед в этой параллели. Потом придется двойнику расхлебывать заваренную мной кашу».

– Ты, Надюш, меня извини. Сама понимаешь, обстоятельства… Ты не обращай внимания, если вдруг брякну не то… Что-то неважно я себя чувствую… Голова гудит.

– Дать таблетку или «скорую» вызовем? Или позвонить Светлане, пусть приедет за тобой и заберет домой?

«Кто такая Светлана?» – чуть не вырвалось у Владислава Львовича. Он уже поднял глаза на Надю, чтобы спросить, но та, истолковав его взгляд по-своему, опередила:

– Не хочешь, чтобы жена приезжала сюда?

– Н-н-нет, не хочу, – сказал с интонацией заевшего автомата Равин.

Они несколько минут в полном молчании пили кофе. За окном шумел вечерний город, мягкие тени колеблющимся рисунком легли на стены.

– Зажечь свет? – спросила Надя.

– Зачем? Давай так посидим, – ответил Владислав Львович.

– Ты сиди, а я пойду чашки вымою. – Надя ушла, на кухне вспыхнул свет, зажурчала в мойке вода.

Равин откинулся на спинку кресла. На стене в фантастическом танце двигались тени. Равин закрыл глаза. Что я там писал о лирических сценах, о встречах и расставаниях? – подумал он. Как я их писал? Литератор, высасыватель из пальца. Вот она, встреча с моей юношеской любовью, и я черта с два смог бы ее вообразить. Интересно, если я ее поцелую? А ведь я даже не знаю, какие у нее отношения с моим двойником. Если их отношения гораздо большие, чем поцелуи? Тогда как мне быть? А ведь я ее еще люблю. Надо же! Мне казалось, что я давно все похоронил на самом дальнем дне души, распихал остатки по самым темным углам и зацементировал, а теперь вот, значит, как. Душа ты, моя душа, что с тобой происходит? Ты хочешь, чтобы я у нее, здесь, остался и будь что будет?

– Будь что будет, – сказал шепотом Равин, встал с кресла. Он решил идти на кухню, обнять Надю, как в юности, за плечи, заглянуть в печальные серые глаза, поцеловать. Поцеловать и утонуть в волшебных серых глазах.

Надя сама вышла из кухни.

– Владик, ты сегодня как со временем?

Равин подошел к ней, положил руки на плечи, улыбнулся:

– Что такое время? Я не знаю, что такое время, для меня его не существует, – сказал он вполне искренне.

– Да вот, – Надя отвела глаза.

– Что случилось?

– Утром Саша звонил. Он сегодня ночью возвращается из рейса. Командировка закончилась раньше, чем он предполагал.

Сердце у Равина будто обдали ледяной водой.

«Спокойно. Спокойно, братишка, – сказал он сам себе. – Она замужем, и ничего тут не поделаешь. А двойничок мой, значит, вот такой фортель выкручивает».

– Ну-у… Э-э… Часа полтора в моем распоряжении еще есть, – выдавил Равин и убрал руки с ее плеч.

– Так ты уйдешь? – Надя опустила голову. – Ты не хочешь встретиться со своим сыном?

– Понимаешь, Надюш… – Равин начал говорить какую-то чепуху и с каждым словом становился себе все противнее. В глубине сознания мелькала мысль: «Саша – мой сын. Не муж, а мой сын. У Нади от меня сын…» Но как дальше быть, Равин совершенно не мог придумать. Он сам загнал себя в ловушку, сказав, что уйдет через полтора часа. Придумать причину, найти повод и остаться до утра? И что он будет говорить своему сыну, которого в глаза не видел, человеку, который живет в параллельной жизни? Он, Равин, чужой в этой комнате, чужой в этом мире. Что он здесь делает? Его забросило сюда взрывом. Там, на той Земле, его убили. А где сверхлюди? Где темные и все остальные? В этом мире они тоже есть? В конце концов, независимо от, того, есть они тут или их нет, надо отсюда выбираться. Убираться, пока не наломал дров. Хорошо, Надя встретилась. Не хочется думать, что было бы, попади ему кто-нибудь другой. И Надя… А если он в их отношениях сейчас все сломал?.. Какими бы ни были их отношения, не он им судья… Нет, надо уходить, уходить немедленно. А куда? Неизвестно куда, но уходить надо.

– …так что, Надюш, прости меня, сегодня не получится. Давай завтра. Я завтра тебе позвоню, и мы обо всем договоримся.

– А Саша? – Глаза Нади были полны слез.

– Привет ему передай, поцелуй за меня. Он уже здоровый, наверное, вымахал. Его, наверное, сейчас в не узнаешь, какой парень стал.

– Ну что ты говоришь? – Надя всплеснула руками и вытерла слезы. – У Саши уже дочке восемь лет, он скоро сам дедушкой станет, а ты – парень. Владик, что с тобой?!

«Вот так. Я к тому же и дед! – воскликнул мысленно Равин. – Давай, многодетный отец, уноси ноги, пока не испортил жизнь людям. Заканчивай встречу и уходи».

– Я пойду, Надюш, – Равин отвернулся и направился к двери.

Обуваясь, мельком посмотрел в большое зеркало, поправил редкие седые волосы, отметил, что лицо осунулось и здорово постарело, и выглядит он лет на пятьдесят. «Замотался совсем, – подумал он. – Еще и эта жизнь, и Надя в ней… И бегу я от того, к чему невозможно вернуться».

Он готов был разорваться на две половины: сердце колотилось в груди, а рассудок хладнокровно рвал неизвестные раньше душевные нити, гоня прочь из квартиры. Равин подчинился рассудку. На пороге, уже распахнув дверь, он оглянулся, не смог не оглянуться. Надя стояла рядом, и ее серые глаза… Он видел только глаза, которые оказались близко-близко… Равин отключил рассудок и приник к теплым мягким губам… Он понимал, это его последний поцелуй, и вложил в него все, что может вложить человек, прощаясь со своей юностью…

На улице, особо не думая, куда направляется, пытаясь привести в порядок разгоряченные мысли, он вспомнил свое лицо в зеркале – осунувшееся, постаревшее, – и вдруг понял: как такового двойника у него нет, потому что в зеркале он видел себя, видел таким, какой он здесь, пятидесятилетним. Он находится в своем будущем! Эта мысль пришла как озарение, и она многое объяснила: изменения в городе – за 15–20 лет можно перестроить его довольно основательно; брак со Светланой – он действительно собирался сделать ей предложение; взаимоотношения с Надей – за такой большой срок всякое могло произойти. Но, несмотря на радостное возбуждение, охватившее Владислава Львовича, что-то мешало ему насладиться открытием, какая-то маленькая деталь, словно засевшая в ладонь заноза. Наконец он понял, что его смущает – книги в книжном шкафу. Как бы ни изменилась жизнь в будущем, какие бы перемены ни наступили, Толстой, Чехов, Достоевский, да не только классики, но и лучшие из его современников должны уцелеть, пройдя сквозь сито времени, должны уцелеть их книги, не могут они исчезнуть бесследно. И тут же другая мысль пришла вдогонку: «Что же это за будущее, если в прошлом я погиб?!» Пораженный этой мыслью, Равин остановился как раз посреди проезжей части улицы, которую переходил.

Сердитый гудок автомобиля заставил его перебежать на другую сторону дороги и вернул в действительность.

Итак, он, живший там, и он, живущий здесь, – один и тот же человек, находящийся в двух параллельных жизнях с двумя совершенно независимыми уровнями сознания. Если мозг в момент гибели одного перебрасывает его сознание на другой уровень?.. Наложение двух сознаний – верное сумасшествие. Так, наверное, и сходят с ума… Но что-то он не слышит в себе второго, нет знаний, нет памяти о прожитом. Второе сознание подавлено?..

Равин от бессилия разрешить загадку до боли сжал кулаки.

«Да что я, в самом деле, как испорченный патефон, зациклился на одной теме! – подумал он. – Обживемся – разберемся. Надейся на себя, Владислав Львович! Никто другой не скажет, куда тебя занесло».

И тут же мозг озарила другая мысль, четкая и ясная, заставившая его буквально вспотеть: если там, в другой жизни, он погиб, ему некуда возвращаться, он остается здесь навсегда! Назад дороги нет. Нет и не будет…

Равин несколько минут, ничего не видя, шагал через площадь к вокзалу, натыкаясь на автомобили, толкая людей, идя напролом сквозь плотную толпу провожающих и встречающих.

«Да черт с ним, с возвращением! – сказал Равин сам себе, гоня прочь пробравшуюся в сердце холодную пустоту отчаяния. – Не назад, так вперед! Жизнь продолжается! Я не один в двух жизнях, Надя тоже… И, как видно, не только мы двое. Вон сколько народа вокруг, целое столпотворение…»

Равин остановился. Он находился в гуще большой толпы. Все, обмениваясь маловразумительными репликами, смотрели в небо. Равин тоже посмотрел вверх, ничего, кроме звезд, в ночном небе не увидел, пожал плечами и, протискиваясь между людьми, стал подниматься по ступеням крыльца. И в этот момент несколько человек одновременно охнули, и раздался возглас: