Текст книги "На войне. Записки лейтенанта"

Автор книги: Сергей Бартенев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)

В ход пошли гранаты

Город постепенно оживает. Пехота, артиллерия, средства обеспечения прошли Дриссу. По понтонному мосту перебрались на правый берег реки, которая впадает в Двину.

Задача полка – разведать состав и группировку немцев по реке Сарьянка. Вперед выдвинута одна рота.

Пятнадцатого июля батальоны 1115 полка вошли в соприкосновение с противником в районе Покоевцы – Устье – Заборье.

Во второй половине дня обстановка усложнилась. До сих пор мы преследовали отходящего противника, теперь на рубеже рек Ужица – Сарьянка немцы сколотили сильный кулак и перешли в контратаки. Удары атакующих поддержаны плотным огнем.

Наши стрелковые роты попятились. Передний край растянулся вдоль берега Двины. Здесь окопались стрелки, пулеметчики пульроты, расположилась командные и наблюдательные пункты.

Прижав нас к берегу, немцы пытались рассечь боевой порядок, сбросить роты в реку.

Картина несколько необычная. Сидим в ровиках по гребню высокого берега. Передвигаемся, маневрируем по-над берегом. Здесь, внизу, пункты медицинской помощи, огневые минометной батареи, узлы связи. Сюда по берегу из района Боровки и леса, что южнее, доставляют боеприпасы, мины, термосы с обедом и чаем, короче – все необходимое.

Наблюдательный пункт дивизиона невдалеке от командного пункта командира 2 батальона. Чуть позади ровика командира дивизиона радист с коротковолновой радиостанцией. Справа от него я с разведчиками.

Харитошкин корректирует огонь. Снарядов в обрез. Особенно гаубичных.

Дефицит горючего. Взвод боепитания на полную катушку использует конную тягу.

Комков, Садыхов ведут огонь из автоматов. Немцы вплотную приближаются к нашим ровикам. Временами положение становилось критическим. Короткие паузы использовались для пополнения патронов и гранат.

Около двух ночи снова атака. Ночь безлунная. Атакующих не видно. Об их маневрах догадываемся по характеру стрельбы, шуму, выкрикам.

Картофельное поле, по которому двигаются немцы, иногда освещают разрывы мин, гранат. Минометчики усиливают огонь. Их «самовары» стоят почти вертикально, мины рвутся буквально метров в сорока от огневой. Немцы не в силах преодолеть наш огневой заслон.

Ротный, что расположился невдалеке от нас, громко чертыхается:

– Совсем опупели. Прут словно чумовые.

– Да их, верно, накачали. Пьяные прут, несмотря на огонь.

На рисунке схематически изображена обстановка северо-западнее Дриссы (Верхнедвинска) в июле 1944 г. Отражение ночных атак противника, поддержанного танками и авиацией.

В ход идут гранаты. Солдаты противника вынуждены залечь. Постепенно откатываются назад.

Нас хорошо прикрыли минометчики. Где-то слева шум, ругань, борьба. Кто-то скатился вниз, к реке. Чуть позже прояснилось: наши солдаты, выдвинувшись вперед, прихватили пленного. Немецкий солдат из 501 пехотного полка показал – полку приказано любой ценой восстановить оборонительный рубеж по берегу реке Сарьянки.

Пауза. Огонь притих. Обмениваемся короткими репликами:

– Отлуп знатный. Запомнит фриц Дриссу.

Главная забота – боеприпасы

В полукилометре от нас, в районе железнодорожной станции бой не стихает. Пехоту немцев поддерживают несколько танков. Слышен шум двигателей. Пушечные выстрелы. Не прекращается пулеметный огонь.

Сосед справа вынужден немного отойти. Зацепившись за насыпь, солдаты пытаются остановить атакующих. Немцы угрожающе близко подошли к огневым позициям седьмой и восьмой батарей. Узнаем по рации: огневики готовятся вести огонь прямой наводкой.

Всматриваемся в темноту. Кончилось или пойдут снова? Садыхов, как всегда, невозмутим. Удобнее пристраивает гранаты. Камков свернулся клубком не дне ровика, пытается подремать. Харитошкин связывается с начальником штаба дивизиона. Сегодня главная забота – боеприпасы. А теперь усложнилось и у огневиков. Туда направляется один из комбатов.

Спустя час – полтора снова немецкая контратака. Труднее всего левому флангу. Но отступать некуда. Люди поверили в себя. Атакующие дважды приближаются к ровикам обороняющихся и, не выдерживая отпора, откатываются назад.

Ближе к утру атаки прекратились. Немцы подбирают раненных, вытаскивают с поля убитых. Наши пехотинцы прислушиваются. Отвечают редким огнем.

Харитошкин выходит на связь с Модиным. Тот докладывает, что поправить положение с боеприпасами пока не удается. Добавляет, что по имеющейся информации к нам направляется командир артполка полковник Крамаренко.

По местам боев. Надпись на памятнике: «Здесь в июле 1944 года воины 332 стрелковой дивизии – командир полковник Егошин Т. Ф. – трое суток вели бой с гитлеровцами за освобождение города Верхнедвинска»

Рано утром на наш наблюдательный пункт прибыл командир полка. Короткое приветствие. Харитошкин докладывает об обстановке. Мне приказывает помочь разместить комполка и обеспечить его прикрытие:

– Твоя задача – прикрыть “первого”. Садыхова с двумя разведчиками размести вокруг. За “первого” отвечаешь головой.

Переговорив с командиром дивизиона, командир полка предложил:

– Свяжитесь по рации с Ивановым – комбатом-5. Если потребует обстановка, разрешаю привлечь огонь пятой батареи.

– А как у Иванова с боеприпасами?

– Не густо. Как и у вас. Пушечных – половина боекомплекта.

– Координаты пятой батареи?

– Достаньте карту. Вот точка. 300 метров восточнее окраины Боровка.

Мне подумалось, что приход Крамаренко на НП дивизиона, практически в батальон, который отбивался от наседавших немцев, дело, если не напрасное, во всяком случае – рискованное. Понимаю, что командир полка хотел не только оценить ситуацию, увидеть, что происходит, собственными глазами. Но прежде всего поднять дух, настроение, уверенность. А может быть чем-то помочь, хотя его возможности, скажем, подбросить снаряды, ограничены.

Позже убедился, что подобные выходы были в стиле командира полка. “Хвостов” с собой брать не любил. А выходы на передок представляли не исключение, а, скорее, правило, норму работы по управлению полком.

Стояли насмерть пограничники

Из журнала боевых действий:

“Во второй половине дня 15.7.44 и в ночь на 16.7 противник обстреливал боевые порядки нашей дивизии сильным ружейно-пулеметным и артиллерийско-минометным огнем, выпустив до 4000 снарядов и мин разных калибров”. (Что касается количества выпущенных снарядов и мин, то автор, пожалуй, преувеличил). "Предпринимал контратаки, поддержанные сильным артиллерийско– минометным огнем, танками и авиацией”.

Танки действовали метрах в пятистах от нас, в районе Чистополье – ст. Дрисса. Два немецких самолета наносили удары по “коммуникациям” полка в районе водокачки.

“В 2.00 16.7.44 из направления Шатрово 1-е противник дважды контратаковал 1115 сп, но не добившись успеха, отошел в исходное положение”.

Впереди Бигосово – памятный рубеж “старой” границы. Здесь в июне сорок первого приняли первый удар бойцы пограничной заставы. На пригорке, невдалеке от погранзнака, обнаруживаем старые, полуразвалившиеся окопы.

Еще одна схема, напоминающая об ожесточенных боях под Дриссой – июль 1944 г.

Просевший дот с обшарпанной цементной бойницей. На дне траншеи – обломки металла, простреленная каска, патронные гильзы.

Под ногами что-то хрустнуло. Осторожно выбираемся наверх.

– Неужели останки погибших? В том, первом бою?

– Так до сих пор никто не похоронил. Остались лежать в траншее.

Надо бы что-то сделать. Но что мы, офицеры 332 дивизии, могли в то время? Жителей кругом нет. Их либо убрали немцы, либо сами попрятались. На период заварухи пережидают где-нибудь в лесу.

Комроты, старший адъютант батальона и я – не сговариваясь – вскидываем вверх автоматы. Короткая очередь в память погибших защитников заставы.

Пленных 142 солдата и офицера

После напряженных схваток под Дриссой в дивизии появились приданные ей тридцатьчетверки. В оперативное подчинение командующего артиллерией переданы два минометных дивизиона.

Танки вырвались вперед, не дождавшись пехоты. Стрелковые батальоны остались позади. Ранним утром, в узком речном дефиле, танкисты напоролись на немецкую засаду. Из загоревших машин выскочили ребята в черной замасленной обмундировке. Медики подбирают обгоревших и раненных.

Солдаты батальона рванулись на помощь. Но немцы уже ушли, увезли и свою пушку. Опоздали!

В направлении латышской границы выдвинулся взвод дивизионной разведки.

Автоматчики. Молодые парни. Их задача – определить, где противник, что делает.

Группа наших офицеров толпится на пригорке. Солнечное, теплое утро. Тишина.

Немцы не обнаруживают себя.

Неожиданно из-за лесочка медленно высвечивается и взбирается на открытое место неизвестная группа. На фоне голубого неба – темные силуэты. Длинная цепь. Один за другим, в затылок друг другу. Немцы!

– Кто это?

– Да они без оружия.

– Неужто пленные!?

Офицеры побросали свои дела. Все внимание на приближающуюся цепочку. Кто-то из немецких солдат держит над головой белую тряпку. По сторонам цепи – четверо наших автоматчиков.

Офицеры стрелкового полка в недоумении:

– Вот это сюрприз.

– Кто же их прихватил?

Впереди шествует старшина. У него в руках трофеи – полная шапка часов. Немцы складывали оружие, а старшина собирал наручные и карманные часы.

Но вот кто-то из нашей группы запускает руку в трофейный гарнитур и вытягивает оттуда часы. За ним другой любитель трофеев. Пример заразителен. Старшина пытается прикрыть треух с часами, затем взмаливается:

– Товарищи офицеры! Так же нельзя. Поимейте ввиду – с меня спросят. Куда, дескать, подевал?

– Куда тебе столько?

– Да не мне. Нужно сдать пленных, а заодно и часы.

Пленные фрицы – те самые, что двое суток атаковали нас. Пытались прижать батальоны к реке. А потом те, кто остался цел, решили – хватит. В цепи понуро шли рослые, крепкие парни. В плен привела схватка под Дриссой. Из пехотинцев, саперов, связистов, тыловиков сколотили боевую группу и бросили против наступавших. Немецкие контратаки завершились небывалыми потерями.

По сути произошла массовая сдача в плен во главе с офицерами. Впервые в истории дивизии была пленена столь крупная группа. Произошло это 17 июля 1944 года в районе Бигосово. В плен сдались 132 человека.

Немецкие атаки отражали солдаты 1115 полка, их соседи справа. А пленные достались ребятам из дивизионной разведки.

Лаконичная запись в журнале дивизии: “Захвачено в плен 132. Из них – три офицера, в том числе командир боевой группы – командир 656 саперного батальона 290 пд майор Бус Георг, два лейтенанта, 11 унтер-офицеров 501 пп 290 пд и полевого запасного батальона – 118 солдат”.

Что ждало под Краславой

Снова марш. Барсуки – Пиедруя – Краслава. Под Краславой немцы сумели на время заткнуть дыру. Без видимого успеха пытаемся сбить противника. После трехдневных боев, наконец, вошли в город.

Под Краславой мне попали в руки трофейные карты. Топосъемки двадцатых годов с уточнениями. Различия с нашими картами небольшие, главным образом в начертании рельефа. В случае если на местности мало ориентиров, большие массивы леса, разбросанные там и сям почти одинаковые хутора, использование трофейных карт помогало лучше ориентироваться.

Увидев у меня немецкие топографические карты, начштаба Модин с некоторой долей иронии отозвался о моем занятии. У него масса забот, нет времени и желания манипулировать с трофейными документами.

Теперь я, как правило, пропадаю на наблюдательном пункте. Командира топографического взвода в дивизионе пока нет, и топографическую привязку проводят рядовые топографы – Марк Гоберман и его товарищи.

Под Краславой наблюдательный пункт соорудили на дереве. Настелили доски, установили стереотрубу, замаскировали. Противник огрызается артогнем, на НП, возвышающемся над землей, бывает неуютно. С наблюдательного пункта видны белые двухэтажные домики с красными крышами. Это самая окраина города. Не видно никакого движения. В саду слегка замаскированные окопчики. Но понять, где огневые точки, где солдаты противника, трудно.

Бой за Краславу почему-то не запомнился. Мы располагались в хвойном лесочке, искали «хорошие» цели. А немцы старались не обнаруживать себя. Пулеметный, винтовочный огонь, огневые дуэли слышались где-то слева, там, где проходила основная дорога в город. И вдруг команда – «вперед!», наша пехота уже в городе.

Краслава запомнилась радушием жителей. Встречали цветами, улыбками. Приглашали в гости. Спустя полчаса заработала кирпукла – парикмахерская. Почти в каждом доме на столе стояло небольшое угощение и бутыль с мутноватым, но крепким самогоном.

Теплая встреча и неприятный эпизод с открытием огня под Краславой.

Машины и гаубицы восьмой батареи остановились почти в центре города. Двигаясь на наблюдательный пункт, встречаю старшину Петра Можарова, командира первого орудия. Интересуюсь, где старший на батарее Сергей Ворыханов?

– Они с комбатом в бане. Скоро вернутся.

Про себя с опаской замечаю: в походном положении долго оставаться нельзя.

Орудия нужно без промедления ставить на огневую позицию.

Можаров то ли пытается узнать, то ли рассуждает:

– Вероятно, скоро снова двинемся вперед? В городе, наверное, долго не задержимся.

У меня свои заботы. Надо побывать на наблюдательных пунктах командиров батарей. Где они находятся? Как будто решили оборудовать один наблюдательный пункт на двоих. Связи с ними пока нет. Командир дивизиона торопит – выбирай новый НП, разворачивай рацию. Свяжись с Модиным. Сам Харитошкин хочет побыстрее наладить взаимодействие с командирами батальонов.

«Почему не открыли огонь?»

Двигаю на северную окраину города. Здесь не оборудуем, а скорее обозначаем НП. Работать придется с батальонами 1119 полка. Город брали они. Теперь получили новую задачу – продолжать наступление, не дать возможности противнику закрепиться.

Связь по коротковолновой рации наладили быстро. Телефонной пока нет. Глеб Захаренко, его коллеги на НП не появлялись. Они не торопились разматывать кабель, а теперь не успевают наладить связь с огневыми позициями.

На наблюдательном пункте нас четверо: командир дивизиона, радист, разведчик и я. Сам наблюдательный пункт – неглубокий ровик на окраине яблоневого сада.

Командир дивизиона торопит:

– Подготовь данные для ведения огня. Оборона немцев на опушке леса. Я у командира батальона.

Траншея противника, протянувшаяся вдоль окраины небольшого лесочка, просматривается довольно отчетливо. Но конкретных целей, огневых точек не наблюдаю. Вести огонь придется просто по траншее. Разворачиваю карту. Принимаю по рации зашифрованные координаты и наношу огневую позицию восьмой батареи. “Семерка” отстала, она где-то позади, все еще на марше. Огонь буду вести гаубичными. Готовлю данные для стрельбы.

Передаю на огневую:

– СО-101! Буссоль. Уровень. Прицел.

– СО-102! Буссоль. Уровень. Прицел. С огневой подтвердили:

– Принято.

Повторили, как полагается данные для стрельбы.

Слышу глухой хлопок и вижу, как над боевыми порядками нашего батальона взлетела красная ракета. Это команда начинать. Нужен короткий, пятиминутный артиллерийско-минометный налет по лесной опушке.

Передаю команду:

– СО-101. 20 секунд выстрел. Батареей. Осколочным. Пять снарядов. Огонь! Небольшая пауза. Огня нет. Батарея молчит.

– В чем дело?

По рации что-то несуразное:

– СО-101? Такого огня у нас нет.

– Как нет?! Только что передали. Было принято! По рации снова:

– СО-101 нет.

– Ворыханова к микрофону!

Небольшая пауза. Молчание. Вместо старшего по батарее у рации командир первого орудия:

– Можаров у рации.

– В чем дело? Где Ворыханов? Немедленно огонь! СО-101!

– Сейчас разбираемся.

– Некогда разбираться! Огонь!

Затявкали полковые минометы. Восьмая батарея по-прежнему молчит. Не могу понять, что случилось? Где же находится и чем занимается старший на батарее?

Ко мне приближается командир артиллерийского полка. Он вне себя:

– Почему нет огня? Где Харитошкин?

– Сейчас откроем. Что-то случилось на огневой.

– Немедленно огонь!

Константин Крамаренко буквально вне себя. Хватается за пистолет:

– Огонь! За невыполнение боевого приказа – расстрел!

Я понимаю негодование комполка, но стараюсь сохранить спокойствие. Командира полка пытается успокоить замполит подполковник Даниил Куликов. Он также на наблюдательном пункте.

Нужно немедленно открыть огонь! Беру в руки микрофон. Повторяю по рации прежние команды.

Наконец, заговорили гаубичные орудия. Пошли, прошелестели над головами гаубичные снаряды. Но почему одиночные? Была команда: «батареей огонь!». Силюсь понять, что же происходит там, на огневой? Понадеялись на авось? Не перевели гаубицы с походного в боевое положение? Идиоты! Вот тебе и Краслава.

Повторяю снова:

– Батареей огонь!

И пытаюсь увидеть, что делает наша пехота. Редкая цепочка наших солдат пока лежит на исходной позиции. И вдруг кто-то из офицеров стрелкового батальона поднимается во весь рост. Произносит громко, разочарованно:

– Фрицев нет! Траншеи пустые. Ушли.

– ??

– Вернулись полковые разведчики. Доложили: противник отошел; окопы брошены. Его отход прозевали. Сейчас пойдем вперед. Хватит, не надо огня.

С облегчением передаю по рации:

– Отставить!

Круто развернулся, отошел в сторону Крамаренко. Закурил и предлагает трофейные сигареты Куликов. Возвратился командир дивизиона Харитошкин. Молчим. Пехотинцы продвигаются к опушке леса, к окопам, где сравнительно недавно были немцы. Слышно, как жужжат пчелы. Стоим в яблоневом саду. Кто-то пробует надкусить недозревшее яблоко.

Спустя некоторое время появляется женщина, очевидно, – хозяйка дома и яблоневого сада. Обращается с каким-то вопросом к офицерам. Предлагает побывать у нее в гостях позже. Сейчас яблоки кисловатые. Но скоро созреют. Это очень хороший сорт.

Прихожу постепенно в себя. Подкачали – и при том крупно – огневики. А я подставился. Взялся поработать за командира батареи, а не разобрался, что происходит на огневой, чем занимаются огневые расчеты.

Что вынес из случившегося командир полка? Догадываюсь, что его “подогрел” разговор на повышенных тонах с командиром стрелкового полка. Традиционные упреки “стрелкачей” по поводу и без всякого повода – “Виноваты во всем артиллеристы. Не поддержали огнем” – надоели не только ему.

Огибая Даугавпилс

От Краславы рукой подать до Двинска (Даугавпилса).

Во время стремительного марша противника не видели. На подступах к городу, когда приблизились к большаку, напоролись на немецких автоматчиков. Колонна восьмой батареи – четыре Студебеккера с гаубицами и один фордик с боеприпасами – остановились в поле, в полукилометре от лесного массива. В этот момент на опушке леса появились вражеские автоматчики, открывшие огонь по колонне.

От неожиданности огневики выскочили из машин, попытались укрыться в придорожных кюветах. Чуть замешкался и был тяжело ранен командир взвода управления Володя Дорофеев. Спасти его не удалось. Я вернулся в батарею, когда Володю уже похоронили. К вечеру, заняв огневые, в память Владимира Дорофеева дали троекратный залп по противнику.

Батареи обошли город стороной. Ночью двигались по лесопарку Вабельская дача. Студебеккеры с гаубицами рассредоточили. Фары машин прикрыты синими колпаками с короткими прорезями. Включать свет нельзя. Опасались обнаружить себя. Лесная дорога петляет; в темноте можно наскочить на дерево. Чтобы вновь не нарваться на вражеских автоматчиков, выдвинули небольшое охранение и выслали вперед разведку.

Ефим Раухваргер предложил:

– Берем карманные фонари. Ложимся на крылья машин. Включаем на несколько секунд свет, чтобы водитель мог продвинуть машину чуть вперед. И так короткими рывками проведем батарею к лесной поляне, где поставим на огневую.

Командир батареи ложится на правое, я – на левое крыло первой машины. Позади нас, на других машинах, такую же подсветку осуществляют старший на батарее, командиры орудий. Интервалы между студебеккерами по полсотни метров.

Проковырялись всю ночь. Батарею удалось скрытно вывести в заданный район.

Огневые установили к утру.

По конной батарее

Ночь прошла без сна. Вместе с пехотой выдвинулись на северную кромку лесопарка. Едва рассвело, Харитошкин, с ним радисты, разведчики устраиваются на временном наблюдательном пункте. Ночью пролился небольшой дождь, прямо перед нами сверкала лужицами полевая дорога. Невдалеке хутор, посадки, небольшой сарайчик.

Мы расположились в десяти-пятнадцати метрах от нашего переднего края, протянувшегося вдоль полевой дороги, на краю лесного массива. Здесь разместился батальон 1115 полка. У пехоты благодушное настроение. Непосредственного соприкосновения с противником нет. Ясное утро. Сквозь кроны сосен пробиваются солнечные лучи.

Командир дивизиона, как всегда, озабочен:

– Свяжись с огневой. Пристреляешь репера.

Подсаживаюсь к радисту. Он уже поймал с огневую. Крутим ручку вариометра.

По коротковолновой рации передаю на “восьмерку”:

– Батарею к бою! Принимайте данные.

Передо мной широкое поле, кое-где недавно вспахано. Выбираю репер: поперек поля – угол канавы, рядом – отдельное дерево.

Харитошкин решил побриться. Потом занялся завтраком. Как обычно, жареный картофель со шкварками и традиционные сто грамм.

– Начинай. Поработай без меня.

Подаю команду. Первый снаряд лег довольно близко от репера. Делаю небольшой доворот, и наблюдаю облачко разрыва почти у угла канавы:

– Записать установки: угломер, прицел. Репер номер один.

Вношу небольшие коррективы. Снова разрыв – около одиночного дерева.

– Установки… Репер номер два. Докладываю:

– Репера пристреляны. Установки записаны. Огонь вел гаубичными. Теперь можно и позавтракать – у меня пшенная каша.

И тут неожиданно – небольшое движение, какой-то шум. И вдруг прямо перед нами, на полном скаку по мокрой от дождя дороге конная батарея. Трехорудийная 105-ти миллиметровая. Немцы!

Не мешкая ни секунды (я у рации, расчет у орудий!) – открываю огонь. По батарее! Не одним, а всеми четырьмя стволами «восьмерки».

Делаю доворот от репера:

– Левее 0-10. Прицел шестьдесят четыре. Два снаряда. Беглый, огонь!

И по-прежнему точно по цели – первые же разрывы по конной батарее. Прямое попадание во второе орудие. В коней и верховых.

Оказывается, они ночевали где-то недалеко от нас, в небольшом овражке. Когда начал вести пристрелку, немцы услышали разрывы, очухались и рванули на полном скаку из своего оврага. Где находимся мы, они не успели разобраться. Хотели, как можно быстрее проскочить, двинув по полевой дороге. Мимо нас, мимо солдат, которых не сразу обнаружили.

Невероятно! Сам не верю в удачу: батарея накрыта. Поражена в движении. Не удалось проскочить!

Немецкие солдаты повскакали с коней. Бросили орудия. Подбирают раненых. Рванули в сторону, в поле. Опомнились, и скорее ползком – подальше от разбитых орудий, от упавших коней, от нашего огня.

А тем временем новая неожиданность. И не победные восклицания, а ругань.

Матерится командир батальона:

– Кто стрелял? По моим солдатам? Кто вел огонь? Где эти пушкари?

Мне бы продолжать радоваться удаче. А я тороплюсь прикрыться. Знаю я эту пехтуру. От нее артиллеристам главные неприятности.

Поворачиваюсь к радисту:

– Отключи рацию. Убери антенну! Отключись!

Теперь можно перевести неудовольствие батальонного на других. Как можно спокойнее, во весь голос поясняю:

– Товарищ майор. А ведь огонь вели минометчики.

– Кто-кто?

– Неужели не в силах отличить артиллерийский огонь от минометного? Можно, казалось бы, понять, кто вел огонь. Пушечный выстрел резкий, бьет как хлыстом по голове. А мины летят мягко, выстрел у них глухой.

Доволен, что отвел удар. Огонь-то велся гаубичными. У них звук выстрела и шум от полета снаряда не тот, что у 76-ти миллиметровой пушки. Гаубичный снаряд шелестит, хлопок от выстрела глуховатый. Можно – при необходимости – и спутать со ста двадцатимиллиметровой миной.

Теперь очередь оправдываться минометчикам. А минометчиков поблизости нет.

Вроде они поспешили смыться.

Тут же двигаю в батальон, к солдатам. Надо выяснить, кого и как задело. Оказывается, задело двоих. Сравнительно легко. Их перевязывают, и они своим ходом направляются в санбат.

Теперь вижу, что, очевидно, поспешил с перестраховкой. Как быть? Возвращаюсь к командиру дивизиона:

– Там ничего страшного не произошло. Легко задело двоих. Они лежали рядом с дорогой, по которой пыталась проскочить немецкая батарея. Огня по ней не открывали.

Командир дивизиона не разделяет моего оптимизма:

– Сам же отказался. Теперь не рыпайся.

– Но все же. Влупили здорово сходу. Такое не часто удается.

– Говорю, не шебуршись. Свалил на минометчиков и правильно сделал. Впереди еще много всего. С пехтурой, сам знаешь, лучше не связываться.

– Жаль. Пехота проспала, ни один солдат огня не открывал.

– Считай, договорились. Иди подзаправься.