Текст книги "На войне. Записки лейтенанта"

Автор книги: Сергей Бартенев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

Когда барахлила связь

Во время короткой паузы из полка поступает распоряжение – с командирами батарей провести учебные стрельбы. Собираемся на наблюдательном пункте командира седьмой батареи лейтенанта Макара Скребнева, командира 7-й батареи. Ему около сорока. Участвовал в гражданской. На гимнастерке, еще с тех времен – орден “Красного знамени”. Прибыл к нам с курсов.

Решительный, уверенный в себе. Но надо признать, не всегда умело корректировал огонь. Это быстро уяснил и старался держать под контролем командир дивизиона.

Устроились в траншее втроем:

– Вести пристрелку будем пушечными. Седьмой батареей. – Пояснил Харитошкин. – Готовьте данные.

– Цель?

– Стрельба по реперу.

Местность перед нами – глубокие промоины, овражки, покрытые густым кустарником, молодым леском. Ярких ориентиров не видно. Репер – одинокая береза.

Сверяем данные для открытия огня. Команды подает Скребнев. Выстрел, второй. Разрывов не видно. Снаряды рвутся где-то в овражках, в складках местности, укрытых густой зеленью. Направление разрывов можно определить только по звуку.

Харитошкин берет инициативу на себя.

Команда. Выстрел – разрыв. Команда. Выстрел – разрыв:

– Проверить установки! С батареи:

– Есть проверить установки. Готово!

Все верно. А где рвутся снаряды не видно.

Командир дивизиона недоволен. Ко мне и Скребневу:

– Снарядов дефицит. Хватит стрелять попусту. Будем считать, что учебную пристрелку провели. Плохой результат – тоже результат. Расходимся по своим НП.

Обращаясь к комбату семь:

– Старшему на батарее поручите проверить работу расчетов. Подумайте – не пора ли поменять местами, заменить первое орудие.

Частые смены боевых порядков, постоянные маневры – не только огнем – все острее ставили проблему связи. Коротковолновые рации А-7 работают, как правило безотказно. 12-РП заслуживают меньших похвал. Не хватает батарей питания. Из-за этого приходится экономить работу на рациях, во что бы то ни стало обеспечивать проводную связь.

Рации только у командиров батарей. На передовых наблюдательных пунктах, у командиров взводов управления, радиосредств нет. В маневренной обстановке кавэушники нередко не могут связаться с огневыми. Практически огня почти не ведут, «поддерживают» пехоту своим присутствием.

Аккумуляторные батареи – постоянная головная боль. Анодные батареи нередко отказывали. В эфире порой радиоволна набегает на чужую волну. Мало свободных частот. Мешаем друг другу.

В ходе боя телефонная связь выходит из строя. Посылаешь телефониста восстанавливать порывы, и делаешь это с болью. Сам остаешься в траншее, в укрытии, – а ему под огнем искать и восстанавливать порванный кабель. Среди связистов – самые высокие потери в личном составе.

Форсируем Венту ночью

В конце сентября 1-й Прибалтийский фронт получил директиву Ставки – перенести главный удар с рижского на мемельское направление. Отсечь группу армий “Север”. Полоса наступления сокращалась почти вдвое.

В ночь на 1-е октября дивизия совершает длительный марш. Минуем станцию Миса, затем Бауску, Ионишкис. Между Бауской и Ионишкис пересекли границу Латвии, вступили на территорию Литвы. Шауляй остался слева от нашего маршрута. Пересекли железную дорогу.

В первых числах октября артиллерия и минометы поддерживают дивизию, выбивавшую противника из Куршеная.

“5.10.1944. № 0261. Противник, сбитый с ранее занимаемых рубежей, отходит в юго-западном направлении. Наши части в 13.00 заняли м. Куршенай и продвигаются дальше. Артиллерия сд… при отходе противника поддерживала огнем наступающие подразделения. Расход: 76 ДА (дивизионной артиллерии) – 900, 122 мм – 200.” (из оперсводки КАД 332 сд).

Два дня спустя упорный бой на рубеже Папиле – Барвиджяй. Противник отходит с боями. Отбиваем контратаки. Перед фронтом дивизии части танковой дивизии немцев Великая Германия. Пушечные батареи ставятся на прямую наводку.

13 октября. Огневые гаубичной и пушечной батарей в районе железнодорожной станции Вента. Наблюдательные пункты вдоль берега реки с тем же названием. На опушке леса оборудовали и тщательно замаскировали наблюдательный пункт командира дивизиона. Соорудили прочные землянки. Мы под впечатлением предшествующих схваток, но огневое противодействие противника упало. На его передке отдельные окопы, огневые точки. Ходами сообщения не соединены.

Населенный пункт Вента мы миновали неделей ранее. Тогда двигались вдоль железной дороги. Теперь готовимся форсировать реку с тем же названием. Справа от нас железнодорожный мост. Сзади железка, за ней несколько позади огневые позиции наших батарей.

Ночь. Спускаемся к реке вместе со стрелковой ротой. Подтаскиваем к берегу понтоны, лодки. Переправляться на другой берег приказано втихую, не открывая огня.

Командир роты следит за размещением в лодках стрелков, пулеметчиков, петеэровцев. Оружие обвязано тряпками, бинтами. Стараемся не шуметь. Впереди неизвестность. Неясно, что делается на противоположном берегу. Казалось, противник поджидает нас; у него очень удобная позиция.

Небольшая задержка. Один из солдат никак не хочет войти в лодку. Его охватил какой-то шок. Уговоры, ругань не действуют. Командир роты достал пистолет и размахивает им перед носом солдата. Угрозы не помогают. Открывать огонь нельзя. Команды произносятся вполголоса, почти шепотом.

Пытаюсь помочь ротному. Беру палку и бью перетрусившего солдата плашмя по спине. Это, наконец, подействовало. Втолкнули стрелка в лодку. Оттолкнулись от берега. Комроты внимательно всматривается:

– Молчат, подлецы. Что задумали?

– Может быть, ушли?

– Вряд ли. Вечером окопы были заняты.

Берег встречает полным молчанием. Подъем довольно крутой. Кусты, густая растительность. Где-то в темноте мелькнули или почудились темные силуэты и тотчас исчезли. Хватаемся за ивняк, карабкаемся наверх.

Никого. Высадка на противоположный берег прошла бесшумно. Фигуры немецких солдат мелькнули и испарились. Предпочли отойти без боя.

На восьмую батарею

Спустя некоторое время натыкаемся на заранее подготовленную оборону. Закрепившись по берегу реки Ашвы, противник пытается сдержать нас. Огонь ведут танки и самоходные орудия. Ранен комбат-8 Ефим Раухваргер. Мелкими осколками задело легкие. Его унесли на плащ-палатке и затем – в санбат.

Небольшая пауза. Обсуждаем случившееся. Харитошкин связывается со штабом полка, ведет переговоры о замене убывшего в медсанбат командира батареи. Сижу в сторонке, «разбинтовал» и занялся чисткой автомата. Ко мне подошел «правая рука» Раухваргера командир отделения разведки старшина Иван Гладкин:

– Товарищ лейтенант, я слышал командир дивизиона предлагает Вас комбатом на восьмую батарею. А как Вы?

В вопросе – холодок сомнения и стремление первым донести до меня новость. Сообщение старшины неожиданно. Смотрю на него и чувствую себя неуютно. Почему об этом сообщает не командир дивизиона, а старшина? К тому же человек, который в случае, если приму батарею, попадает под мое начало, станет моим подчиненным и ближайшим помощником.

Произношу в ответ нечто неопределенное. Разговор стараюсь закончить.

Начинаю размышлять. Доверие со стороны командира дивизиона льстит самолюбию. Никак не предполагал, что предложит мою кандидатуру. Но не рано ли на батарею? Мне нет двадцати. А батарейцы восьмерки? Командир первого огневого взвода Сергей Ворыханов вдвое старше. Расчеты на огневой, солдаты взвода управления, отделения боепитания, ездовые, шофера – все намного взрослее, солиднее. Люди, умудренные жизненным опытом, многие женаты, отцы семейств. Только Зыков – командир взвода управления, кто-то из разведчиков, связистов – мои ровесники или чуть старше меня.

Вскоре меня подзывает командир дивизиона:

– Предложил на восьмерку твою кандидатуру; переговорил с командованием полка. Командир полка дал согласие. Принимай командование.

Не помню, что именно сказал в ответ. Воспринял, как приказ, поблагодарил и спросил:

– Слушаюсь. Как принимать?

– Обычно. Объявлю сейчас о назначении Ворыханову, Гладкину и остальным.

Переходи на наблюдательный пункт восьмерки. Начальник штаба в курсе.

– Кто вместо меня?

– Пока новый начальник связи дивизиона старший лейтенант Жуков. Завтра прибудет сюда. Свою карту передашь ему, а тебе даю карту Ефима.

Понимаю, что моя основная работа в новой должности на наблюдательном пункте – корректировка огня, связь. Огневики под умелой и надежной рукой Ворыханова в полном порядке. Переговорил с ним по телефону, разъяснил Гладкину где и как оборудовать новый НП. Вместе с тем переход в восьмую батарею обозначился непростой переделкой, о которой кратко – в следующем разделе.

Правда, само вступление в новую должность на этом не закончилось. В штабе полка решили попробовать еще один вариант, направив на восьмерку еще одного офицера.

Дня через два звонит Ворыханов:

– Слушай, тезка. Тут еще один комбат прибыл. Из офицерского резерва. Он пока разместился на огневой, принимает имущество, считает приборы.

– И долго собирается принимать?

– Пока, как будто, не спешит, проверяет наличие, пересчитывает.

– Ну и не торопи. Харитошкин прикажет, передам ему бразды. А пока, честно говоря, здесь не до этого.

Через пару дней звонок о том же. Докладывает Ворыханов:

– Твой дублер, капитан, убыл.

– Почему убыл? Что случилось?

– Не знаю. Отозвали обратно в штаб полка.

– Если появится еще один, сообщи заранее. Кстати, надо поговорить о коде, чтобы в случае чего можно не опасаясь передавать зашифрованные координаты открытым текстом.

За час до времени «Ч»

А теперь о лесном бое с противником, атаковавшим нас при поддержке танков. Боевой порядок батальона – в лесу. Это все тот же второй батальон, где комбатом Плаксин. Дивизия готовилась к наступлению. Средства обеспечения, связь, медицина, штабы подтянуты к переднему краю.

В канун дня и часа “Ч” люди поработали порядком. Перемещались на новый наблюдательный пункт, оборудовали ровики, тянули кабельную связь. Разведчики, связисты намаялись основательно. С утра артподготовка, пойдем вперед.

Взглянув на ребят, решил дать всем отдохнуть, а самому “поработать” за подчиненных. Со мной на НП Иван Гладкин, Владимир Гвоздков, Алексей Ложкин, радист Гаврилин, телефонист Сергей Сироткин. Приказал – “всем спать” и уселся с телефонной трубкой на ушах в качестве наблюдателя.

Ночью со стороны противника доносился шум двигателей. Не придал этому значения. В штаб дивизиона периодически докладывал:

– Шум моторов. Редкий ружейно-пулеметный огонь. И снова:

– Шум моторов. Редкий огонь.

Семь утра. В восемь время “Ч”– начало артподготовки. Пора поднимать людей.

Но нас упредил противник. За час до времени “Ч” заговорили его огневые средства. Артиллерийско-минометный залп по переднему краю. И тут же на нас двинули пехота и танки.

– Подъем!

– Батарея – к бою!

На огневой все в норме. Расчеты у орудий. Огневики готовы к открытию огня.

Связь исправна.

Но роли переменились. Противник нанес огневой и танковый удар на час раньше.

Командую:

– НЗО “А”, батареей. Пять снарядов. Двадцать секунд выстрел. Огонь! Плотная стена заградительного огня перед батальоном.

Наш наблюдательный пункт рядом с КП батальона. Здесь Плаксин, адъютант старший батальона, радисты. Роты – четвертая и шестая – метрах в ста перед нами, в лесу. Там же пулеметная рота.

Отражение танковой контратаки противника в районе Яунмуйжа – Симанищти.

Октябрь 1944 г.

Атаковавшие батальон немецкие автоматчики вынуждены остановиться. Заградительный огонь оказался для них неожиданным сюрпризом. Элемент внезапности не сработал. Немецкие солдаты вынуждены остановиться, затем попытались обойти батальон с фланга.

Тем временем метрах в двухстах от нас, по лесной просеке, выдвинулись немецкие танки, сопровождаемые автоматчиками. С нашего НП их не видно. Слышим стрельбу танковых пушек, автоматные очереди. Танки от нас справа. Атаковавшая батальон группа огибает боевой порядок слева.

Батальон удерживает боевой порядок. Но обстановка остается напряженной. Противник потеснил наши части справа и слева. Третий батальон 1115 полка оказался отрезанным наступающими танками и автоматчиками.

Огневой бой развертывается справа и слева, позади нас. Немецкие танки продолжают медленно продвигаться. Инициатива на стороне противника. Командиры рот обступили командира батальона. Каковы его решения? Тот растерянно молчит. В создавшейся обстановке батальон практически бездействовал. Командование практически принимает на себя старший лейтенант – адъютант старший батальона.

Если оставаться на месте, батальон окажется в окружении. Старший лейтенант решает: выходить из леса группами к основным силам. С собой забирает радистов, группу разведчиков. Вслед за ним снимаются стрелковые роты. Плаксин, оставшись без связи и управления, молча оставляет командный пункт.

Огонь на себя

Прекращаю вести заградительный огонь. Поднимаю своих разведчиков, связистов и двигаю в сторону просеки. К нашей группе примкнули несколько солдат второго батальона. Со мной радист Гаврилин, разведчики Ложкин и Гвоздков, командир отделения Гладкин.

Подхожу к опушке, сквозь кусты вижу на просеке танки. Приказываю всем залечь, и с радистом забираюсь в прикрытую кустами канаву на опушке леса. Танки ползут мимо. Решаю: огонь по танкам. Разворачиваем рацию. Передаю данные на огневую:

– По танкам. Первому. Два снаряда, беглым. Огонь!

Огонь по танкам веду “на себя” – немецкие танки между нами и батареей. Если, не дай бог, перелет, то не по противнику, а по себе. Но огневики работают мастерски. Снаряды рвутся в непосредственной близости от танков, в нескольких десятках метров от нас.

Разрывы 122-х миллиметровых снарядов заставили солдат противника плотнее прижиматься к танкам. Отчетливо вижу высоких небритых автоматчиков, оказавшихся под огнем наших орудий. Прижимаясь к корпусам танков, перебегая ближе к нам, они все внимание направляют в противоположную сторону – туда, откуда велся огонь, откуда летели снаряды. Солдаты в мышиных мундирах находятся буквально рядом с нами, но нас не замечают.

Огонь восьмой батареи задержал продвижение танков. Захлопнулись люки.

Двигаясь по краю просеки, танки маневрируют, меняют направление.

Подаю по рации команды. Еще несколько осколочных. К нам подбирается Гладкин:

– Товарищ лейтенант. Как бы нас не заметили и не отрезали выход автоматчики.

Тогда как выберемся отсюда?

Слушаю молча. Понимаю, если танки дойдут до края просеки, то нам придется выбираться по открытому месту, под дулами танковых пушек и пулеметов. Мы в отрыве от батальона, в отрыве от основных сил. Сохраняется опасность оказаться “замкнутыми” в лесу, где хозяйничал противник.

Осторожно, стараясь не обнаружить себя, свертываем рацию. Возвращаемся немного назад, к основной группе. Чтобы выйти из полукольца, нужно опередить танки. В двух словах объясняю ситуацию:

– Чтобы выйти отсюда, нужно обойти стороной танки. Двигаться лесом. Открытое место проскочим короткими перебежками. Не плотной группой (нас человек десять), а по двое-трое, соблюдая дистанцию.

Выбираемся на край поляны. С нами по-прежнему стрелки второго батальона. Невдалеке на опушке леса ведут огонь минометчики. Их атакует немецкие автоматчики. Трубы минометов устремлены вверх. Мины рвутся в полусотне метров от огневой. Поразить расчеты автоматным огнем атакующим не удается.

У самого края просеки минуем опасное место. Танки еще не подошли сюда.

Огневые трассы над нашими головами. Проскочили открытое место без потерь.

Минуем лес, в котором еще недавно сидели подтянутые к передку тылы. В беспорядке разбросаны какие-то вещи, лопаты, пилы, котелки, ватники, шинели.

На опушке нас встречает командира артиллерийского полка полковник Крамаренко. Его первый вопрос ко мне:

– Где батальон? Почему оставили командира батальона?

Докладываю, как развивались события. Батальон оказался в полуокружении, оставил боевые порядки, выходил из леса отдельными группами. Со мной часть солдат батальона. Управление взял на себя адъютант старший.

– Если доложили верно, упрек снимаю. Подробнее о противнике!

– Танки с автоматчиками двигаются по просеке. По ним вел огонь гаубичными.

– Теперь твоя задача связаться с батальоном Щукина (батальон 1119-го сп). Будешь поддерживать его огнем. Батальон на северной опушке леса, метрах в пятистах к северу от железнодорожной будки.

«Только при крайней необходимости»

Щукин чуть выше среднего роста. Плотный, крепкий, широколицый. Поясняет коротко:

– Перед батальоном на просеке – танки. Прикройте огнем боевой порядок, чтобы солдаты не дергались, не покидали ровиков.

– Что так?

– Нервная обстановка. Нужно, чтобы люди успокоились.

Теперь мы с противоположной стороны широкой просеки. Перед нами прежняя группа в пять – шесть танков. Танки ведут редкий огонь. Не по батальону, а по нашим самоходным установкам, появившимся в конце просеки.

Вновь открываю огонь по танкам. Они маневрируют. Наши снаряды рвутся рядом с танками. Прямое попадание – повреждена гусеница. Поврежденный танк остается на месте. Ворочается, но сдвинуться с места не может.

Звоню по телефону Модину:

– Подбил танк. С закрытой позиции.

– Как подбил? Загорелся?

– Нет. Попадание в гусеницу.

– Вот что – о подбитом танке возьми справку у Щукина. Если он подтвердит, тогда доложу.

Но в этой ситуации не до справки. Попадание еще в один танк. Гаубичные снаряды на исходе. Веду огонь пушечными – седьмой батареей.

Батальон продолжает усиливать боевой порядок. К концу дня на его флангах устанавливают крупнокалиберные пулеметы.

Мои связисты наладили прочную телефонную и радиосвязь с батареями. Нам на наблюдательный доставили завтрак, обед, наркомовскую норму спиртного. Двух человек отправил отдохнуть на огневую. Звонок Модина:

– Расход боеприпасов слишком велик. Не успеваем подвозить. Веди огонь только пушечными. И только при крайней необходимости.

– Принято.

– А где Скребнев? Что о нем знаешь? Где третий батальон?

– Скребнев с батальоном оставался в лесу В том направлении временами слышна перестрелка. Утром их готовимся выручать. На связь со мной комбат-7 не выходил.

– Повторяю еще раз. Максимально ограничь ведение огня. Огонь только по цели.

Ночь прошла сравнительно спокойно. Ворочались, но прекратили вести огонь танки. Немцы эвакуировали поврежденные машины. Утром на лесной просеке, где ранее находились немецкие танки, остались брошенные куски металла, звенья поврежденных гусениц.

«Почему не обозначили себя?»

Ранним утром над просекой, полянами, кустарником лег густой туман. Едва начало светать, как со стороны противника какое-то движение, затем шум, стрельба. В воздух взлетела осветительная ракета. Напряженно всматриваюсь. В чем дело? Снова немецкие автоматчики?

Со стороны противника в просветах молочного тумана едва угадываются силуэты солдат. Двигаются неровной цепью.

Неужели немцы? Кто-то из солдат стрелкового батальона спешит покинуть окопы.

Нужно подбодрить огнем. Подаю команду. Разрывов не видно. Снаряды рвутся где-то в лесу.

А на просеке со стороны противника появилась первая группа. Не столько увидели, сколько угадали – не немцы – свои. Выходящие из леса, из окружения бойцы третьего батальона 1115 полка.

Вчера батальон вел бой. Немцы пытались расчленить его, сбить с занимаемых позиций. Безуспешно. Повторные попытки также потерпели провал. С утра, выдержав натиск, командир батальона и командир седьмой батареи решили выводить свои подразделения из леса к своим.

Впереди, одним из первых подбегает лейтенант Скребнев.

– Черт возьми! Почему не обозначили себя?

– Да разве сразу сообразишь!

– Все-таки выходили к своим. В тумане приняли вас за немцев. Едва не накрыли огнем твоей же батареи!

– Понимаешь, толком не подумали. Все внимание на то, чтобы быстрее проскочить опасное место. Немцы, как увидели нас, разбежались. Бой не приняли. Так что было не до опознавательных сигналов.

К нам подходят остальные: командир отделения разведки старшина Камчаткин, разведчики, связисты седьмой батареи. Заросшие, радостные, голодные. Наши ребята помогают им умыться, слегка очиститься от налипшей на одежду, сапоги грязи. Рассказывают о пережитом. Уточняют где, кто находился, что делал. С уважением отзываются о спокойствии, выдержке своего комбата.

Комбат-7 поразил всех спокойствием, выдержкой. Немецкие автоматчики походили вплотную, а лейтенант Скребнев доедает холодную курицу и уверенно твердит: немцы потеряют несколько человек и отхлынут.

Продолжаю расспрашивать Скребнева:

– А вчера как? Почему не выходили?

– Днем отбивались от автоматчиков. Заняли круговую. Ночью приводили себя в порядок. Раненых немного, соорудили носилки. Выходить решили с рассветом. Приготовились затемно. Разведали пути выхода. По звуку примерно определили, где передок.

– А наш залп?

– Рвались где-то в стороне. Не сразу разобрали. Рванули быстрее, и все.

– Твое счастье, что я ошибся. Вызвал не тот НЗО.

– Это все позади. К тебе просьба – не спеши с докладом. Доложу сам. Заодно попрошусь часика на два побывать на огневой. Может, удастся истопить баньку. Да и ребятам надо немного отдышаться, придти в себя.

В оперсводке КАД за 24 октября сказано:

“Противник после массированной артподготовки, начавшейся в 7.40 24.10, контратаковал наше подразделение в районе Бакуми – Браслы и одновременно по большаку, что южнее Либас 200 м., атаковал наши подразделения танками и автоматчиками… Под давлением превосходящих сил противника наши части отошли на опушку леса, что южнее Либас 300 м.” В журнале боевых действий 891 ап: “Обойдя боевой порядок занимавшего оборону 1115 сп с севера и востока, окружил 3/1115 сп. Артиллерия дивизии вела огонь по контратакующей пехоте и танкам противника”.

Во второй половине дня снова волнение, шум, стрельба на правом фланге батальона. Щукин – поднявшись во весь рост – бросается туда. Открываю огонь. Подключаются минометчики. Перед батальоном огневой заслон. Короткая вылазка отбита. Наши пытались контратаковать, но без особого эффекта.