Текст книги "На войне. Записки лейтенанта"

Автор книги: Сергей Бартенев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)

На коротком отдыхе

По окончании почти недельного марша, полк расположился в Авдеевском лесу для пополнения и отдыха. Разместились по-дивизионно, разметили общую линейку. Личный состав построил шалаши, расчистил площадки для техники, оборудовал привязи для коней.

Приводили в порядок обмундировку, упряжь, драили материальную часть, готовили к выводке артиллерийских битюгов. Комиссию, дотошно проверявшую коней, возглавил заместитель командира полка, тот самый, что разносил отстававших огневиков на марше.

На щите около штабной палатки приколото расписание: темы, часы, руководители. Часть людей отправили к старому месту дислокации – за имуществом хозчасти и боеприпасами. Все забрать с прежнего места сразу не смогли. Штаб артполка разместился в деревне. Штабным завидуют: живут в избах, в тепле, с непривычным для нас комфортом.

Обычный, казалось бы, устоявшийся порядок нарушила нежданно вспыхнувшая эпидемия гриппа. Грипп обошел и прихватил всех, миновав как будто бы одних медиков. На их плечи легла забота борьбы со злом, о котором забыли думать, находясь в землянках, на воле, в траншеях, днем и ночью под дождем и снегом. Там не было никакого гриппа, забыли думать и о других болезнях. А тут, едва расположившись удобно и кучно, построили нары, соорудили нечто похожее на мебель, раздобыли одеяла, как на них обрушилась эта напасть. В полковом пункте, медсанбате не стало отбою от гриппующих и залечивающих прежние, старые, вдруг давшие о себе знать болячки.

Впрочем, прозябать долго в Авдеевском лесу не пришлось. Не успели разведчики и топографы втянуться в ритм жизни “по расписанию”, как последовала команда – провести рекогносцировку.

Готовим наблюдательный пункт

В район Новой Деревни выслана рекогносцировочная группа – начальники разведки дивизионов во главе с капитаном Александром Харитошкиным. Задача – наметить для батарей огневые позиции, выбрать места для НП, уточнить маршруты, по которым позже прибудут люди и техника. Приказано заранее «привязать» огневые, оборудовать наблюдательные пункты.

Записи об этом в Журнале боевых действий нашего полка: (25.01.1944) “Выслан разъезд пути с задачей разведки пути к району новой дислокации во главе с заместителем командира 3 дивизиона по строевой части капитаном Харитошкиным”; (27.01.1944) “Вычислители полка направлены в район нового боевого порядка с задачей привязки НП и ОП. Четвертый день стоит оттепель. Дороги крайне плохие. Личному составу выдается кожаная обувь”.

Командир дивизиона назначил меня старшим группы, которой предстояло выполнить задачу для нашего дивизиона. Прихватив пилы, топоры, лопаты, отоварившись сухим пайком, прибыли в намеченный район и принялись за работу.

Ночевали на окраине села, носившего название Новой Деревни. Днем трудились в двух километрах южнее. Место для наблюдательного пункта выбрали и начали оборудовать на небольшом кургане, местном кладбище. Довольно споро вырыли котлован под НП, наметили место для траншеи.

Пока углубляли котлован, циркулируя между курганом и Новой Деревней, где обычно ночевали и готовили еду, на нашем участке появились танкисты. Ранним утром они прихватили вырытый нами (по их утверждению, “бесхозный”) котлован, приготовленные для блиндажа бревна. Танкисты действовали напористо и агрессивно. Командовал ими офицер в звании майора.

Наши протесты ни к чему не привели:

– Не надо хлопать ушами. Проспали блиндаж – копайте новый. Вам не впервой.

Пришлось приниматься за новый блиндаж и новый наблюдательный пункт на гребне кургана.

И снова неудача

Ломались пилы, мерзлая земля плохо поддавалась лопатам. Начали копать новый блиндаж у самого основания старого кладбища. Чтобы нехитрое сооружение опять не прихватили какие-нибудь шустрые соседи, оставляю на ночь часовых.

С остальными солдатами по-прежнему ночевали в деревне. Там же готовили пищу и по утрам носили в котелках тому, кто оставался на ночь дежурить.

На полпути к кладбищу вместе с командиром отделения попали под минометный огонь. Немцы вели стрельбу залпами, стремясь перекрыть дорогу. Периодически меняли прицел.

Справа от дороги хутор, два – три домика. Бросаемся туда. Как нарочно огонь переносится прямо по хутору. Мины рвутся на крыше, осколки летят внутрь. Командир отделения укрылся за печью. Я рванулся в подпол.

Приоткрываю люк. Кромешная темнота.

– Сережа? Ты?

Кто-то хватает за руки, помогает ввалиться в подвал. Притягивает к себе:

– Ты где бегаешь? Куда вылез?

Женские пальцы скользят по лицу, ощупывают волосы, погоны. Не успеваю произнести и двух слов, как меня отталкивают:

– Это не он. Где Сережа?

Молодая женщина в гимнастерке со старшинскими погонами стремительно выскакивает наверх – разыскивать капитана Сережу.

Где-то над нами, видимо на крыше дома, вновь минные разрывы. Шапка-ушанка, шинель, котелок с пищей, который я не выпускаю из рук, покрываются плотным слоем мусора, оседающей пыли. Вместе с сержантом Воловень выбираемся из дома, спешим к нашему кладбищу.

К середине дня заканчиваем котлован для блиндажа и вновь попадаем под минометный залп. Мины свистят над головами. Стремительно бросаемся наземь. Мы на обратном скате. Надеемся переждать.

Слегка замешкался мой товарищ сержант. Прямое попадание мины. Задев за куст, мина разорвалась буквально в полуметре от него. Страшное невезение. Только утром выкарабкались из минной заварухи. И вот неожиданно нелепая потеря.

Решаю работу по углублению котлована прекратить. Используем его как могилу для нашего товарища, последнее прибежище для погибшего.

Сержант Воловень в наш дивизион он прибыл недавно. Призван в Армию вскоре после освобождения от оккупации его села. Он единственный в дивизионе ежедневно получал письма из дома. Писала ему жена. Письма продолжали приходить и после его гибели. А я не сразу собрался с духом, чтобы написать его супруге, известить о происшедшей трагедии.

Вместе с ефрейтором Алексеем Комковым, рядовым Иваном Минаковым хороним погибшего. Устанавливаем надгробную пирамидку. Прикрепляем фанерную табличку с надписью: воинское звание, фамилия, инициалы, даты рождения и смерти. Поверх могильного холмика кладем ветки красного шиповника.

Под Новой Деревней

Возвращаемся на ночевку в деревню засветло. Меня беспокоит, что делать дальше? Ситуация не из простых. Наблюдательный пункт не оборудовали. Потеряли сержанта. Кончаются продукты. Их обещали подвести, но о подвозе ничего не слышно. О нас как будто забыли.

Снова копать котлованы? В третий раз?

Приказ должен быть выполнен. Дивизион, батареи не будут вечно находиться на отдыхе или в резерве. К их прибытию все должно быть готово. Огневые позиции для батарей, вероятно, уже выбраны, оборудованы. А мы копаемся с наблюдательным пунктом, и ни с места.

А что если поискать более удобную площадку? Судя по всему, части все время перебрасывают. Наверное, и танкистам не позволят долго сидеть на месте, наблюдать – не их реноме.

И здесь нам, пожалуй, немного повезло. Наши соседи-танкисты сворачивают связь и уходят. На прощанье пытаются завалить блиндаж. Но мы настороже. Немедленно возвращаем нашу исконную собственность. Заодно прихватываем бревна, приготовленные для укрытий. Углубляем траншею. Обустраиваем место для наблюдательного пункта. Укладываем накаты над блиндажом.

К этому времени кончились все продукты. Не осталось даже соли.

Недалеко от дома убило осколком лошадь. Решаем последовать примеру тех, кто уже пытался попробовать конское мясо. Затапливаем печь и готовим бульон из конины. Варим конину несколько часов подряд. Пробуем мясо – оно твердое, словно солдатский сапог. Но получилось что-то вроде бульона. Понемногу хлебаем безвкусное, но горячее варево. Голод – не тетка.

«Сообщите обо мне в часть…»

И тут (на наше счастье?) в доме появляется незнакомый лейтенант. На нем суконная обмундировка, добротная, офицерского покроя шинель. За спиной ранец с кожаным верхом.

Лейтенант просится переночевать. Приглашаем гостя к столу. Не без умысла:

– Может быть, найдется немного соли?

– Конечно. Кстати, и сухари. Для нас это целое богатство.

– Присоединяйтесь. Конину не прожуешь, но если посолить, бульон хлебать можно.

Разговорились. Кратко обрисовываем обстановку. Лейтенант недавно окончил военное училище. Сам сибиряк. Учился в Томске. Окончил пехотное училище. Его заботит, как добраться до соседней дивизии.

– До штаба дивизии минут сорок ходьбы. Но не прямо, а лесом. Придется обогнуть деревню Чисти. Она переходила из рук в руки. Сейчас, очевидно, снова у нас. Но ночью идти не спешите. Можно легко заплутать.

Лейтенант в раздумье. Достает ранец, перебирает содержимое. Отставляет в сторону небольшой запас продуктов. Завтра они не потребуются, перейдет на котловое довольствие.

В середине ночи, словно по расписанию, начался артобстрел. Более интенсивный, чем обычно. Снаряды рвутся перед домом. Крупный осколок, пробив бревенчатую стену, просвистел над головами. Более мелкие барабанят по крыше, вонзаются в стену.

На улице жуткий мороз. Несмотря на обстрел, солдаты предпочитают ночевать в тепле. Человек пятнадцать разместились на полу. Здесь чуть безопаснее. Кто-то взобрался на деревянную кровать. Лейтенант – его звали Иревли – примостился на русской печи. От обстрела его прикрывали угол печи и печная труба.

Мороз постепенно крепчал. Вновь над головами спящих визжат осколки. Но на мороз не выходят. За домом холодная траншея. Там каждую ночь пережидают обстрелы старики – хозяева дома.

Не повезло нашему гостю. Пролетев под самым потолком, крупный осколок впился ему в ступню, искромсав пальцы ноги. Иревли застонал. Сняли сапог с ноги. Перевязали рану. Но он мучается от нестерпимой боли.

Что оставалось делать?

Раненого терзала не только рана. В голове прокручивалась поистине идиотская ситуация – до части не добрался, а ранение получил. Прихватило где-то на полпути, не в поле, скажем, за пулеметом (а Иревли – пулеметчик), а на деревенской печи. Побывать на передовой, в реальном бою не пришлось. Корил себя за то, что не сумел добраться до части, опасался, что могут посчитать чуть ли не за дезертира.

У меня были сани с ездовым из 8-й батареи, находившиеся несколько в стороне от деревни, в укрытии. Утром собирался направить их обратно в дивизион. Теперь, не дожидаясь рассвета, приказываю запрягать и двигать в хозчасть, прихватив раненого лейтенанта.

Подхожу к Иревли и предлагаю отправиться на санях в санбат. Иревли благодарит. А я убиваю двух зайцев – уведу подальше от обстрела и сохраню коня, а заодно помогу пострадавшему.

Лейтенант обеспокоен:

– Как же быть? Что подумают в батальоне, куда я должен прибыть? Там очевидно ждут. А теперь примут за кого? Не решаюсь, как назвать.

– Успокойся. Не сам же искал осколок? Не повезло, и все тут.

– И все же сообщите в часть о моем ранении.

Я пообещал, но, каюсь, не выполнил. В круговерти последующих дней времени для этого попросту не оставалось.

Иревли оставил на память красивое махровое полотенце. Долго возил с собой этот сувенир, напоминавший о доме. Всякий раз вспоминая добрым словом хозяина подарка. Лейтенант был намного старше меня, а я, хоть и не выполнил его последнего поручения, был доволен, что вовремя смог оказать важную услугу раненому.

Для моих людей на этот раз все закончилось благополучно. Никого не задело. И только гостя, поделившегося с нами своими продовольственными запасами, задел осколок, угодивший в единственном не укрытое место – кончики пальцев на ноге.

Как пробиться к железке

Наблюдательный пункт на кладбищенском кургане мы все же достроили и довели до требуемой кондиции. Блиндаж соорудили в три наката. От него к наблюдательному пункту вела узкая траншея. На НП укрепили стереотрубу. Сидением служил край черного гроба, выступавший в том месте, где выкопали щель для наблюдателя. Могилу не повредили, надеялись, что позже кто-то засыплет и блиндаж и вырытую нами щель.

С наблюдательного пункта хорошо просматривались край поля, лесная опушка, вдоль которой располагались немецкие опорные пункты.

После артподготовки продвинуться не удалось. Батальоны залегли. По залегшим на открытом поле солдатам противник вел минометный огонь. Местность болотистая. Ночью слегка подмораживало, днем оттепель. На ночь люди надевали валенки; днем – валенки за спину, на ноги – ботинки.

Наступление захлебнулось и надо было что-то предпринимать. Однако впечатление такое, что командование плохо представляло обстановку, тянуло с принятием решения. На нашей стороне численное преимущество. Но не хватало боеприпасов, затруднен подвоз, практически не был разведан передний край.

Фронт наступления менялся. Противник отводил свои части на новые рубежи. Но решительного перелома достигнуть не удалось, хотя силы противостоящей стороны были на исходе. По железной дороге курсировал немецкий бронепоезд, при поддержке которого противник удерживал железнодорожную ветку.

“Обстановка в районе Витебска оставалась очень тяжелой”. “Русские все время подбрасывали новые силы. Второе сражение за Витебск, начавшееся 3 февраля 1944 года, было кровопролитным”, – свидетельствует командир противостоящей нам немецкой дивизии Х. Тумм. Командиры двух его полков были сняты со своих постов.

Мне представляется, что военные историки не проявили должного интереса к зимнему наступлению западнее Витебска. А оно во многом поучительно. Полезно было разобраться в причинах наших неудач; выяснить, чем были вызваны тяжелые потери.

Частые переброски войск, перенацеливание ударов, невиданно высокая плотность боевых порядков, слабая разведка создавали впечатление, что наше командование не имело четкого, продуманного плана операции.

“Не спешите окапываться…”

В начале февраля штаб и управление нашего дивизиона располагались в лесу восточнее Волково. Солдаты начали рыть неглубокие ровики. Неожиданно их остановил командир дивизиона:

– Не спешите окапываться. Пусть люди отдохнут.

– А противник?

– Завтра пойдем вперед. Дивизия во втором эшелоне. После нашей артподготовки немцы побегут.

Оптимизм майора Мишина не оправдался. Не знаю, сам ли он был убежден в превосходстве пресловутого артиллерийского наступления, или его сориентировало начальство. Но ни артиллерийского, ни просто наступления не получилось. Противник упорно сопротивлялся. Опираясь на железную дорогу, он успевал подбрасывать подкрепления, вовремя “затыкать” дыры.

В болотистом лесу наши солдаты оборудовали неглубокие урытия. Кое-кто расположился отдыхать прямо на земле. Последнюю перед днем “Ч” ночь я провел сравнительно комфортно, расположившись на хвойном лапнике, уложенном поверх угасшего кострища.

Поднялись необычайно рано. С ночи слегка подморозило. Над землей поднимался сизый промозглый туман. Солдаты, прибывшие с вечера с пополнения, кучковались ближе к огню. Вновь прибывших еще не успели занести в книги учета, распределить и развести по подразделениям.

Сидим кружком у костра. Командир отделения передает котелок с гороховым супом. Только что приняты сто наркомовских грамм. Начинаю старательно шуровать ложкой. В котелке надеюсь обнаружить кусок отварного мяса, своего рода закуску после стопаря водки.

Но мяса в котелке нет. Хочу выяснить у повара, в чем дело. Мой командир отделения пытается меня остановить:

– Сейчас выясню. Повар просто забыл положить. С поваром хочу разобраться сам:

– Сейчас поговорю с ним.

Отхожу от костра, делаю несколько шагов. И вдруг позади разрыв. Над головами людей, сидящих вокруг костра, рвется немецкая мина. Осколки падали веером, поражая всех, кто разместился под елью около кострища.

Падаю в снег. Котелок с супом отбрасываю в сторону.

Поднимаюсь. Солдат, севший на мое место и накинувший на плечи полушубок, поражен насмерть. Тяжело ранен командир отделения. Ранены осколками мины еще несколько человек. Упал и не поднимается младший сержант Недошивин, писарь штаба дивизиона.

К раненым спешит военфельдшер Володя Блызкин.

Бросаюсь к командиру отделения. Осторожно снимаем шинель, поднимаем рубаху. Осколочное ранение в легкие. Перевязываем вдвоем. Сержант тяжело дышит. Пытаюсь подбодрить. В ответ печальный вздох:

– Сильно меня задело. Холодеют руки.

Укол. Переносим раненого в сани. Пытаемся чем-то согреть. Торопим ездовых. Доходит очередь до тех, кто ранен сравнительно легко. У меня кончаются бинты.

Кричу Володе:

– Кидай бинты!

Ловлю. Срываю обертку. Что за черт? Сквозь пальцы на снег сыпется махорка.

– Ты что швырнул? Это же махра.

– Подожди секунду, бинты есть. Держи бинты и тампоны.

Подбегает сестра; совсем молоденькая. Перевязываем раненого в пах. Осторожно стягиваем ватные брюки, кальсоны. Останавливаем кровь. Накладываем тампоны. Приподнимаем раненого, чтобы наложить бинты. И тут лицо моей помощницы заливает краска: она увидела то, что обычно скрыто от женского взора, и неожиданно отпрянула в сторону.

– Да ты что в самом деле? Забудь о том, что перевязываешь мужчину. Ты же медик, врач, медсестра! Поддержу раненого, а ты продолжай бинтовать. Ты же сделаешь это лучше меня.

Отправляем раненых в санбат. Подходим с Блызкиным к Недошивину. Его уже осматривал военфельдшер соседнего дивизиона Петр Баранов. Пульса нет, сердце не прослушивается. Но почему? Он стоял у штабной повозки в стороне от разрыва мины. На теле не видно следов от ранений. Только легкая царапина на руке – очевидно, когда падал, зацепился за гвоздь, торчавший на краю повозки. Мина рванула перед глазами Недошивина. Неужели погиб от разрыва сердца?

Подсчитываем потери. Люди удручены. Хороним погибших. Машталлер готовит донесение в штаб полка. У меня из головы не выходит сказанное накануне комдивом Мишиным – “Не спешите окапываться. Пусть люди отдыхают”.

Какие-то, пусть неглубокие ровики мы вырыли. Они мало помогали. На дне хлюпала вода. Разместились кучно. Тесно стояли повозки с имуществом штаба дивизиона, ящики с документами, круглые коробы с запасом топокарт, катушки кабеля, приборы, телефонные аппараты, коммутатор, вещмешки с личным имуществом, противогазы, железные печи, трофейные палатки, одеяла. Коней распрягли, увели в укрытие. А люди пассивно ждали команды – вот-вот пойдем вперед, а там – вместе с пехотой – будем сменять наступающие части.

Но продвижения практически не ощущалось. Противник пятился, а не отступал. Наши войска, буквально напичканные в лесу, несли бесполезные потери. А у меня в памяти на всю жизнь сохранилось не к месту сказанное комдивом Мишиным: «Не спешите окапывать

Дуэль, но только словесная

В самом дивизионе порой нервная обстановка. Телефонисты не успевают разматывать и сматывать связь. Кабеля не хватает. Ночью кто-то утащил несколько бухт с красным, трофейным проводом. Пропал чемодан с барахлом замполита. Если не будут найдены замполитовские сапоги, ординарца грозят отправить в пехоту. Майор Мишин уединился в землянке, а его чрезмерное пристрастие к спиртному, барские замашки вызывают у офицеров явное неудовольствие.

Ефим Раухваргер передал заботу о связи вновь прибывшему старшему лейтенанту Самохвалову. Сам он месяц назад принял функции начальника разведки у Савелова, но не может найти общего языка с командиром дивизиона.

Раухваргер давно в дивизионе. Несмотря на молодость – ему нет двадцати – он, пожалуй, один из наиболее опытных офицеров. Быстро ориентируется в обстановке. Инициативен. Способен найти выход из самой сложной ситуации. Когда дивизия стояла в районе Велижа (передний край проходил по улицам города), Ефим едва не попал к ворвавшимся в наши окопы немцам. Притворился убитым, и это его спасло.

На груди у Раухваргера орден Красной звезды с поврежденной эмалью. За блестяще организованную связь в ходе декабрьских боев заслуживал поощрения. Сам вместе со связистами тащил и разматывал барабан, тянул кабель. Телефонная связь начинала работать спустя несколько минут после занятия нового НП. Питания для раций не хватало, но Ефим сумел где-то раздобыть трофейные батареи.

Тогда в декабре из-за мнимого ЧП в дивизионе не наградили никого. Теперь на Раухваргера подготовили новое представление. Но взрывной характер Ефима давал себя знать. Из-за неразберихи, неоправданных потерь у него вспыхнул спор с командиром дивизиона.

Шум в землянке Мишина привлек внимание начальника штаба. Тот бросился внутрь и сумел развести чуть не схватившихся за пистолеты офицеров. В сердцах Мишин разорвал очередное представление на Раухваргера.

В дни февральских боев выдавались и паузы. Старшина 8-й батареи Петр Можаров организовал баню. Пригласили и управленцев, благо штаб дивизиона находился рядом. Подвезли две бочки. Установили их рядом с ручьем, наполнили и разожгли костер. Прямо на снегу сбрасывали с себя одежду, складывая ее на шинель или плащ-палатку. В качестве бачков приспособили каски. Носовой платок служил вместо мочалки. Каждый получал пару чистого белья.