Текст книги "На войне. Записки лейтенанта"

Автор книги: Сергей Бартенев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)

А что писала дивизионка

Между тем немецкие солдаты, бросив орудия, перестреляли коней, чтобы они не достались нам. С нашей стороны на телах подбитых битюгов – ни одной пулевой отметины.

Ползком, перебежками, по канавам, немцы отходили. Их никто не преследовал.

Осматриваем брошенные немцами пушки. Второе орудие повреждено – прямое попадание. Два других целехоньки. Снаряды в передках на месте. Разворачиваем трофейное орудие. Какой-то старший лейтенант, видимо, из соседней части, помогает зарядить пушку. Производим несколько выстрелов в сторону отходящих фрицев.

Спустя пару дней еще сюрприз. Своего рода продолжение. Разворачиваем дивизионную газету («Фрунзевец»). Внизу первой полосы – подвальная статья. Заголовок: “Как наши пехотинцы уничтожили немецкую батарею”.

Скажу честно – ничего подобного просто не ожидал. И пожалел, что не решился вступить в спор с Харитошкиным. Работая много лет спустя в Подольском архиве, в отчетных документах дивизии и обоих полков (стрелкового и артиллерийского) я не нашел упоминания о подбитой нами немецкой 105-ти миллиметровой батарее. Будто ее никто и не уничтожал. Я свалил на «безвинных» минометчиков, а пехота не решилась приписать себе. Распекавший нас комбат не удержался и похвастался перед газетчиками.

Между тем, так, или примерно так, должно было произойти. Раз от разбитой ими батареи отказались артиллеристы, то кто-то должен был принять на себя эту заслугу. Капитан Плаксин оказался пронырливее всех. С этим офицером, бывшим тыловиком, присланным за какую-то провинность на исправление в полк, пришлось столкнуться не раз, пока командир дивизии не отстранил его за безобразное командование батальоном.

Снова марш, форсируем Дубну

После памятного эпизода с немецкой батареей (район Першаки – Круторучи; 26 июля) небольшая задержка и марш. В течение дня с батальонами 1115 полка отмахали свыше сорока километров. С остановками, перестрелками, преодолением немецких заслонов, прочими неприятностями. Двинули с утра от озера Калупе до реки Дубны. Огневики безнадежно отставали; не хватало горючего.

Накануне Харитошкин наказал:

– Пойдешь с пятнадцатым полком. От Молодченко (командира стрелкового полка) не отставай. Находись постоянно перед глазами. Чтобы не обвиняли и не упрекали – артиллеристов с пехотой не было. Если потребуется дать огня, действуй по обстановке.

Подполковник Молодченко – командир 1115 полка. На хорошем счету. Боевой, активный, находчивый командир. Подстегивал командиров батальонов. Иногда сам ложился за пулемет. А в преследовании пятнадцатый полк обычно был впереди (пока не ранило самого командира полка).

Шагаю вместе с пехотой. Обозначаю артиллерийскую поддержку. В этот памятный день чисто моральную, психологическую.

На перекрестке дорог – задержка. Немецкий заслон. Молодченко направляет вперед автоматчиков:

– Постарайтесь окружить.

Когда наши подошли вплотную, немецких пулеметчиков след простыл. Пустые гильзы. Винные бутылки. Корзинная укупорка. Один из немецких солдат, спешно покидая свою позицию, разулся и сбросил сапоги. Убегал босиком.

Разведчик пояснил:

– В кустах у них мотоцикл был. На нем и отрывались от наших автоматчиков. Ближе к обеду вторая задержка, на хуторе – церквушке. Здесь жил, очевидно, священнослужитель. Двухэтажный домишко. Конусная крыша, наверху крест.

Поднявшись на второй этаж, сравнительно недалеко, на опушке леса, обнаружили противника. Немецкие солдаты явно не ожидали нашего появления. Они остановились на дневку и готовились пообедать.

Наблюдаю в бинокль: увидев нас, немцы буквально забегали. Поставили на огневую позицию пушку. Затем свернули и прицепили к небольшой автомашине. Снова ставят на позицию. И опять снимают с огневой, подцепили к машине и увозят. Оставили несколько автоматчиков, артиллерийского наблюдателя, пулемет,

Мы развернули полуроту, решив сбить, а если удастся обойти немецкий заслон. Спускаюсь вниз и двигаюсь вместе с пехотинцами. Справа от дороги наши солдаты с двух сторон стремительно приближаются к немецкому пулеметчику. Тот прекратил огонь, и став на колени, поднял руки. А когда наши ребята приблизились почти вплотную, он вновь схватился за пулемет и скосил огнем одного из наших красноармейцев.

Что оставалось делать остальным наступавшим? Немецкий пулеметчик был тут же уничтожен, жестоко поплатившись за проявленную подлость.

В кустах у ручья обнаружили артиллерийского корректировщика, унтер-офицера. Попытался бежать в последний момент. С убитого сняли рацию, вынули питание, лампы. Стрелки поделились с нами – артиллеристами. Анодные батареи помогли немного пополнить дефицит.

К вечеру по дамбам и провалившимся пролетам подорванного противником моста группа солдат пятнадцатого полка перебралась на правый берег Дубны. Как действовать дальше? Немцы оторвавшись от нас, видимо, ушли далеко. Командир стрелкового полка связывается по рации с командиром дивизии:

– Вышли к Дубне. Реку форсировали. Группа наших автоматчиков – на правом берегу!

В штабе дивизии вначале не поверили:

– Подтвердите доклад. Сообщите точнее координаты. Действительно вышли к Дубне?

Затем приказ и предупреждение:

– Автоматчиков вернуть на наш берег. Полк вырвался вперед один. Соседей у вас нет. Остальные полки нашей и соседних дивизий сильно отстали. Займите круговую оборону. Не исключено, что подошли к Дубне раньше отступающего противника.

Молодченко разочарованно взглянул на стоящих вокруг офицеров. Отдал распоряжения. Показал, куда поставить сорокопятку и минометы.

Люди устали. Повалились прямо в поле, в рожь.

Ночью на правом берегу Дубны противник стремился всячески обозначить свое присутствие. По дороге, вдоль правого берега реки, немцы всю ночь гоняли старую, скрипучую повозку. При этом стремились произвести возможно больше шума. Этой “хитростью” хотели удержать наши войска от переправы на другой берег. Об этой его уловке мы узнали несколько позже.

Вернувшийся из плена

На берегу Западной Двины и Дубны небольшой город Ливани. К югу от него – лесное болото и торфоразработки. Туда, ближе к Дубне, перемещается наш полк. Когда подошли к торфяникам, навстречу вышел высокий, страшно исхудавший человек в полуистрепанной одежде. Назвал себя – пленный лейтенант, по гражданской специальности – инженер. Работал в лагере военнопленных на добыче торфа.

– Как попали на торфоразработки?

– Немцы использовали на торфянике пленных. Нас было человек семьдесят. Когда наши войска стали приближаться, я решил спрятаться в штабелях торфа. К этому готовился загодя. Собрал немного сухарей и картошки. Зарылся в штабелях и притаился. Выходил ночью набрать в лужице воды, оправиться.

– А где остальные?

– Пленных немцы угнали. Примерно неделю назад. Меня, очевидно, хватились.

Искали с собакой. Слышал шум, крики, собачий лай. К счастью, не нашли.

– Один?

– Да, один. Питался остатками сухарей. Страдал без воды.

– Теперь вас направят на пересылку. Там проверка и когда подправитесь, возможно, попадете на формировку. Может попадете и в нашу часть.

– Просил бы разрешения – отправляйте не сразу. Мог бы чем-то помочь при освобождении города. Городские улицы, кварталы знаю хорошо. Надеюсь, принесу хоть какую пользу.

Дальнейшей судьбы лейтенанта (по гражданской профессии он назвался инженером) не знаю. Дня два он находился с офицерами полка. Стремился рассказать о неожиданностях, с которыми могли столкнуться в городе, размещении немецкого гарнизона.

На мундире пленного вошка

В эти же дни столкнулся с другим пленным. Немецким солдатом, который решил сдаться в плен.

Еще на левом берегу Дубны мы неожиданно наскочили на группу немцев. Боевые порядки – наши и противника – практически перемешались. Бегу с нашими разведчиками и солдатами стрелкового полка. В руках автомат, на плечах скатка. Сбоку планшетка с картой.

Впереди небольшая лощинка, мелкий ручей. Берег в кустах, кочках. Чтобы не упасть, отбрасываю в сторону сухие сучья, мотки проволоки.

Где-то впереди, в лесочке, на берегу ручья, должна расположиться наша промежуточная позиция – связисты, разведчики, рация. Выбегаю на открытое место; неожиданно прямо передо мной немецкий солдат. Буквально наталкиваюсь на него.

Немец опустился на колени, откинул в сторону карабин, поднял руки и, очевидно, ждет, что будет с ним дальше.

Натолкнувшись на фрица, невольно остановился. И удивленно смотрю. Внимание привлек его не первой свежести мундир. А на мундире – вошь. Черт возьми, летом! Знаю – немцы аккуратисты. А тут вошь. У нас ничего подобного летом не было. Бани, чистое белье, парилка для белья – это все в норме, как закон. С утра тщательное умывание. У солдат короткие прически.

А тут у представителя европейской цивилизации – невесть что на мундире.

Солдат ждет. Напряженно смотрит. Отчего вдруг я остановился? О чем размышляю? И скороговоркой, стоя на коленях, пытается упросить, чтобы сохранил ему жизнь:

– Я из Австрии. Рабочий.

Про себя пытаюсь сообразить: рабочий, из Австрии, что из того? Солдат, между тем, продолжает:

– Я женат. Дети. Трое детей!

Из внутреннего кармана выбрасывает веером пачку фотографий. Они рассыпаются по мокрой земле. Семейные снимки, какие-то бумаги, потертый бумажник.

До меня, наконец, дошло: солдат испугался моего удивленного взгляда, напряженного разглядывания, молчания. Я разглядываю мундир, а он смотрит на мои руки. А в руках у меня ППШ. Вдруг я не стану брать его в плен, а пущу тут же в расход. Очевидно, такие или подобные мысли крутились в его голове, когда он срывающимся голосом стремился меня разжалобить.

Но мне не до австрийского вояки с его грязным мундиром. Куда его деть? Не с собой же тащить в дивизион. Останавливаю пробегающего мимо солдата из стрелкового (пятнадцатого) полка:

– Забери пленного. Отведи на сборный пункт. Целого. Потом проверю! Там его допросят и отправят по назначению.

Догоняю своих. Мои разведчики ввязались в короткую перестрелку с немецкими автоматчиками и вскоре оторвались от них. К сожалению, тут же понесли неожиданную потерю. Чуть задержался на открытом месте, на небольшой переправе (мелкий ручей!) и погиб от случайной пули рядовой Алексеев, мой бывший топовычислитель. Он уже давно не мой подчиненный, я его редко видел. И теперь к вечеру горькое, печальное прощание.

Противник спешно покидает город, но стрелковые батальоны не торопятся перекрыть дорогу отступающим частям и обозам.

В лесном госпитале

На следующий день, в лесу, на правом берегу Дубны, меня ранило. Легко в левую руку. Я оставался за Харитошкина, когда неожиданно начался минный обстрел. А наши солдаты повылезали из ровиков и не обращали внимания на обстрел. Я буквально обозлился:

– Всем – в укрытие. Не маячить попусту.

Одного обругал, другого силой втиснул в ровик. Приказал в перерывах между обстрелами продолжать окапываться.

Возвращаюсь к своему окопчику. С ходу прыгаю в ровик, а в него тем временем забрался солдат из соседнего подразделения, что размещалось невдалеке от нас. Прыгаю и невольно оказываюсь на спине этого нахала. И тут же, почти над головами – очередной разрыв. Солдата прикрыл, а сам попал в переплет. В левую руку у самого плеча впился осколок мины. Руку как-то неестественно свернуло, она повисла. Из раны брызнул фонтанчик крови.

Пытаюсь понять, насколько сильно меня задело. И едва ли не первая мысль: слава богу – в левую руку. Правая цела!

Володя Блызкин накладывают жгут, делает тугую повязку. Дожидаюсь возвращения командира дивизиона. Докладываю, и меня отправляют в медсанбат, что на левом берегу Дубны.

После медсанбата – госпиталь для легко раненых, где пробыл недолго. ГЛР размещался в лесу, в палатках. Деньжат у ребят не водилось. Да и нечего и негде что– либо купить. Харч скудноватый. Пайка табаку урезана и вовремя не выдается.

Надоело сидеть часами в душной палатке без всякого дела. Когда стало невтерпеж, поведал о паршивой кормежке начальнику полевого госпиталя.

Тот поинтересовался:

– Куда, какое ранение?

– В руку. Слепое, осколочное.

– Можете поднять руку?

– Только до плеча. Когда извлекут осколок?

– Это дело долгое. Раскромсаем руку. Вынимать кусок железа смысла нет.

– Осколок так в руке и останется?

– Закроется в “известковую подушку”. Вам же не окопы копать. Пока доберетесь до части, рука понемногу разработается. Будете двигать ею свободно, боль постепенно пройдет.

И в заключение:

– Судя по всему, Вам здесь не нравится. Торопитесь в часть. Завтра на выписку.

Впереди Рига

После госпиталя – обратно в свой полк.

Наша дивизия в начале августа была переброшена с правого на левый берег Западной Двины (Даугавы). Теперь ее полки действовали в междуречье Даугава – Мемеле. Переходя в новый район, дивизия оставалась в составе 4-й ударной армии. А 4– я ударная из 2-го Прибалтийского вновь перешла в состав 1-го Прибалтийского фронта.

Свою часть нашел довольно быстро. На переправе через Двину встретил офицеров из 4-й ударной. Они подсказали:

– Доберетесь до Нереты, а затем попутными машинами – по большаку. Дорога пойдет по берегу Сусеи.

Штаб полка разыскал по табличкам “Хозяйство Крамаренко”. От него до штаба дивизиона оставалось минут пять ходу.

Обрадовался, увидев знакомые лица однополчан. Обнялись с Володей Блызкиным. Переговорил с управленцами. Доложил Модину, заглянул в штабную землянку.

После короткого обмена впечатлениями, Модин предупредил:

– На твое место прислали офицера (лейтенанта Георгия Лезова). Он теперь на наблюдательном пункте с Харитошкиным.

– А как же мне?

– Не спеши. Как видишь, должность начальника разведки дивизиона занята. Если хочешь остаться в дивизионе, поработай пока на топовзводе. Тем временем обстановка прояснится. Успеешь еще покрутиться на передке.

Не хотелось вновь возвращаться на топографический взвод. Но уходить из своего дивизиона не улыбалось. Товарищи посочувствовали; решение остаться одобрили.

Наступательные бои велись фронтом на север – северо-запад. Впереди – Рига. Местность практически не изменилась. Озера, хвойные и смешанные леса, хуторская система – все, как на правом берегу, где мы действовали в июле – первых числах августа.

В августе 1944 г. меня вместе с другими воинами нашей дивизии наградили орденом «Красной Звезды». Список награжденных был опубликован в дивизионной газете.

Но были и отличия. Если ранее полки дивизии, продвигались, как правило, на левом фланге армии (и фронта), то теперь – преимущественно на правом фланге.

Ранее, двигаясь от Полоты до Дубны, дивизия с приданными частями преследовала противника все время в одном направлении (по правому берегу Двины). Теперь ее часто перебрасывали с одного участка на другой. Полоса наступления менялась. Маневр следовал за маневром. Если в июле задача за некоторым исключением сводилась в основном к преследованию отступающих, то в августе-сентябре требовалось, прежде всего, прорывать оборону противника, не только наступать, но и обороняться, отражать контратаки.

Получив средства механической тяги, гаубичные батареи, истребительный дивизион стали намного мобильнее. Мы стали чаще взаимодействовать с танкистами. В воздухе практически полностью хозяйничала наша авиация.

По «шкале красных»

В должности командира топографического взвода, под началом начальника штаба пробыл всего несколько дней. Новому начальнику разведки дивизиона вскоре не повезло. Во время немецкой контратаки, подержанной танками, он угодил в огневой переплет, был ранен.

Вновь перемещаюсь на наблюдательный пункт дивизиона, но занимаюсь также привязкой огневых и наблюдательных пунктов, готовлю данные для стрельбы, участвую в пристрелке плановых (СО, НЗО) и неплановых огней. Когда дивизион включают в группы артиллерийской поддержки, работаю над документами.

В конце августа – начале сентября – трехнедельная оборона в районе слияния рек Сусея – Мемеле. Командование дивизии требовало: усилить оборонительные работы. Создать жесткую, непроходимую оборону.

Командир дивизиона приказал мне и комбату-8 Раухваргеру произвести пристрелку минного поля в стыке двух наших батальонов. Минными полями прикрывались фланги и разрывы в боевых порядках.

Пристрелять следовало не просто минное поле, а проходы в нем. Тут требовалась особая точность. Нельзя допустить, чтобы в результате пристрелки мины сдетонировали. Если это произойдет, противник сможет догадаться, где именно расставлены мины, где оставлены проходы в минных полях.

Наблюдательный пункт 8 батареи на опушке соснового леса. Отсюда хорошо виден участок поля, который надлежит пристрелять.

Вести пристрелку следовало по “шкале красных”. То есть не по обычной настильной, а по крутой траектории. По «шкале красных» снаряды вылетают из гаубичных стволов под большим, почти отвесным углом. При такой стрельбе достигается наименьшее рассеивание. Снаряды опускаются на цель как бы сверху, “падают с неба”. Но если при этом снаряд заденет какое-нибудь препятствие, например, ветку дерева, то разрыв может произойти буквально над головами корректировщиков.

Команды подает Ефим. Я наблюдаю. Для надежности данные готовим параллельно, потом сверяем.

Комбат подзывает к телефонному аппарату Ворыханова:

– Начинаем работу. Первое орудие – к бою.

– Готово.

– Одним снарядом. Осколочным. Огонь!

Первый же разрыв недалеко от цели. Небольшой корректив. Снова глухой звук гаубичного выстрела; снаряд прошуршал над нашими головами; разрыв точно в проходе минного поля.

– Все в норме.

– Ложатся как миленькие. Точно в проходе. Справа копна, слева кусты.

Проход в минном поле – перед глазами. В ходе пристрелки ни одна мина не детонировала.

Раухваргер решает – еще одним ударить по самому краю прохода:

– Левее 0-05. Прицел…

Выстрел. Очередной снаряд летит к цели. И вдруг почти над нашими головами – разрыв. Вниз – осколки. Взрывателем задело за верхушку сосны! Снаряд разорвался, не долетев до цели.

Словно оглашенные ныряем в траншею. Оглядываемся – как будто целы. Осколки разлетелись немного в стороне от нашего наблюдательного пункта. Повезло.

Прекращаем стрельбу:

– Записать установки.

Наносим на карту пристрелянную полосу. Отряхиваемся от земли, просыпавшейся с сосен хвои. Ефим докладывает Харитошкину о результатах проведенной пристрелки. О неприятной концовке помалкиваем.

В двух шагах минное поле

В середине сентября наши войска прорвали немецкую оборону и освободили город Бауска. 4-я ударная армия действовала на правом фланге. Ее соединения двигаются теперь на северо-восток, вновь к Даугаве. Район сосредоточения 891 ап после марша – Жукас. В последующем ось наступления Страутини – Бирзе – Аурмани.

Прорыв у Бауски осуществили соседи слева. Наши батареи только прибыли. Раухваргер и Миронов со взводами управления впереди. Теперь надо быстрее двигать в прорыв.

Модин переговорил по рации с Харитошкиным. Подзывает меня:

– Следующий рубеж обороны противника километрах в десяти. Времени в обрез.

Через полчаса сюда подойдет восьмая. Встречай, связывайся с Ворыхановым.

– Задача? Маршрут?

– Возьми мою карту. Красным обозначены маршрут, район сосредоточения. Твоя задача – выбрать огневую позицию и поставить на нее батарею.

– Ворыханов в курсе?

– Команду получил. Теперь главное – найти удобное место. Прорывавшая оборону дивизия ушла вперед. Наша полоса – справа.

Дело к вечеру. Днем лил дождь.

Встречаю батарею. Взбираюсь в кабину первого Студебеккера. Там – старший на батарее. Теперь мы в кабине втроем.

Осторожно проходим бывший передний край. Дорога разбита, но слегка наезжена. Под колесами липкая грязь, мелкие сучья, лапник, какие-то тряпки. По сторонам – предупреждающие таблички – мины.

Дорога сворачивает вправо. Дальше идет чистая, слегка наезженная полоса. Темнеет. Извилистой лесной дорогой выбираемся из леса на опушку. Двигаться дальше рискованно. Решаем поставить гаубицы на временную огневую. Размещаемся у самой кромки леса.

Машины маскируем в лесу на небольшой поляне. Там же “фордик” с кухней.

Хозяйственное отделение на конной тяге подтянулось позже.

Ворыханов подзывает командиров орудий – Петра Можарова, Владимира Лозинского, Ивана Выдрицкого, техника-лейтенанта Василия Кукушкина. Приказывает накормить людей и отдыхать. Все устали. Кто-то заваливается в траву около гаубиц, не дожидаясь ужина.

– Отдыхать посменно, часовой – у каждого орудия.

Устраиваюсь рядом с огневой. Мне не совсем понятно, где именно проходил передний край. Судя по всему, мы его пересекли. Но можно ли двигаться дальше по опушке леса? Проезжал ли здесь кто-нибудь до нас?

Ворыханов предлагает трофейное одеяло. Решаем с утра разведать и уточнить дальнейший маршрут.

Поднимаюсь, едва забрезжил рассвет. Повар готовит завтрак. Серое небо, постепенно рассеивается небольшой туман. Трава сырая. Не исключено, что опять польет дождь.

Прошелся вдоль опушки. Рядом с огневой позицией небольшое поле, полуразрушенный хутор. Яблони. Все заброшено. Заросло травой, сорняками, крапивой.

Двигаться, очевидно, следует вдоль леса. Прежде чем пройти несколько вперед по предполагаемому пути, хочу посмотреть, что представляет собой тропа, ведущая в поле. Судя по всему, ею давно не пользовались.

Прохожу мимо плодовых посадок. Пробираюсь через какие-то заросли, крапиву. Привлекает внимание полоса сена. Длинный, слегка закрученный виток почерневшего сена. Под ногами мокрая трава. Чуть в стороне расстелено по земле мокрое от дождя и утренней росы сено – старое, почерневшее от влаги и времени.

Останавливаюсь. Почему сено слегка закручено, почему выложено длинной полосой? Непонятно. Кому это потребовалось на заброшенном поле вытянуть ровную полоску сена?

Продолжаю осматриваться. Высокая трава, бурьян, редкие кусты. На траве – погибшая кошка. Рядом воткнуты слегка почерневшие деревянные колышки. Над самой землей протянута тонкая проволока.

Стоп. Не двигаться!

Удваиваю внимание. Понимаю, дальше идти нельзя. Жгут сена, рядом с неглубокой канавкой, проложен неспроста.

В двух-трех метрах от меня – мины!

Очевидно, полоса почерневшего сена не просто брошена; выложена здесь не случайно. Аккуратно уложенное кем-то сено – своего рода ориентир, возможно, граница минного поля. Сразу за полосой мокрого сена установлены прикрытые травой, кустами мины – противопехотные, прыгающие. Заденешь за проволоку, моментально сработает пиропатрон. Подбросит мину вверх – на пол метра или чуть выше.

Мины напоминают черные груши. Начинены шариками, обрезками металла. Их называют «лягушками». При касании проволоки шариковые мины взлетают вверх, а их содержимое (шарики!) на уровне ног или живота разлетается в разные стороны. Кошка, пробегавшая по полю, задела проволоку и подорвалась на прыгающей мине.

Продолжаю осматриваться. Чуть дальше – слегка выцветшие квадраты дерна.

Под ними могут находиться нажимные или противотанковые мины.

Вот это сюрприз! Вчера вечером мы остановили и поставили батарею буквально в полусотне метров от минного поля.

Две-три минуты стою не двигаясь. Еще раз осматриваю район минного поля. Остатки разрушенного хутора. Яблони, битый кирпич, куски проржавевшего железа. Разворачиваюсь и с удовлетворением замечаю, что никто из батарейцев не двигается в сторону хутора.

Возвращаюсь обратно:

– Сергей Кондратьевич, в сорока метрах от нас – минное поле. Предупреди людей.

К счастью, личный состав еще отдыхает. Часовые у гаубиц. Дежурные по кухне помогают повару. Кто-то из шоферов возится с машиной. Но все это в стороне, в лесу, на небольшой поляне. К хутору и на поле с опасной начинкой никто не проходил.

Старший на батарее предупреждает командира второго огневого взвода, Кукушкина, командиров орудий:

– Расчетам, всему личному составу располагаться только в лесу и около орудий. К хутору и посадкам не подходить!

Решаем с Сергеем Ворыхановым – прежде, чем двигаться дальше, нужно тщательно разведать дорогу. Седлаем коней, беру с собой разведчика и отправляюсь

искать наиболее безопасный путь. Тем времена постараемся быстро накормить людей. И снимемся с опасного места.

Путь, по которому вечером и ночью вели батарею, наезжен и, видимо, безопасен.

Но лучше лишний раз проверить.