Полное собрание стихотворений
Текст книги "Полное собрание стихотворений"
Автор книги: Семен Надсон
Жанр:
Поэзия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 27 страниц)
«Христос!.. Где ты, Христос, сияющий лучами…»*
Христос!.. Где ты, Христос, сияющий лучами
Бессмертной истины, свободы и любви?..
Взгляни – твой храм опять поруган торгашами,
И меч, что ты принес, запятнан весь руками,
Повинными в страдальческой крови!..
Взгляни, кто учит мир тому, чему когда-то
И ты учил его под тяжестью креста!
Как ярко их клеймо порока и разврата,
Какие лживые за страждущего брата,
Какие гнойные открылися уста!..
О, если б только зло!.. Но рваться всей душою
Рассеять это зло, трудиться для людей, –
И горько сознавать, что об руку с тобою
Кричит об истине, ломаясь пред толпою,
Прикрытый маскою, продажный фарисей!..
1880
«Душа наша – в сумраке светоч приветный…»*
Душа наша – в сумраке светоч приветный,
Шел путник, зажег огонек золотой, –
И ярко горит он во мгле беспросветной,
И смело он борется с вьюгой ночной.
Он мог бы согреть, – он так ярко сияет,
Мог путь озарить бы во мраке ночном,
Но тщетно к себе он людей призывает, –
В угрюмой пустыне всё глухо кругом…
1880
Полдороги*
Путь суров… Раскаленное солнце палит
Раскаленные камни дороги;
О горячий песок и об острый гранит
Ты изранил усталые ноги;
Исстрадалась, измучилась смелая грудь,
Истомилась и жаждой и зноем,
Но не думай с тяжелой дороги свернуть
И забыться позорным покоем!
Дальше, путник, всё дальше – вперед и вперед!
Отдых после, – он там, пред тобою…
Пусть под тень тебя тихая роща зовет,
Наклонившись над тихой рекою;
Пусть весна расстелила в ней мягкий ковер
И сплела из ветвей изумрудный шатер,
И царит в ней, любя и лаская, –
Дальше, дальше и дальше, под зноем лучей,
Раскаленной, безвестной дорогой своей,
Мимолетный соблазн презирая!
Страшен сон этой рощи, глубок в ней покой:
Он так вкрадчив, так сладко ласкает,
Что душа, утомленная скорбью больной,
Раз уснув, навсегда засыпает.
В этой чаще душистой дриада живет.
Чуть склонишься на мох ты, – с любовью
Чаровница лесная неслышно прильнет
В полумгле к твоему изголовью…
И услышишь ты голос: «Усни, отдохни!..
Прочь мятежные призраки горя!
Позабудься в моей благовонной тени,
В тихом лоне зеленого моря!..
Долог путь твой – суровый, нерадостный путь…
О, к чему обрекать эту юную грудь
На борьбу, на тоску и мученья?!
Друг мой! вверься душистому бархату мха:
Эта роща вокруг так свежа и тиха,
В ней так сладки минуты забвенья!..»
Ты, я знаю, силен: ты бесстрашно сносил
И борьбу, и грозу, и тревоги, –
Но сильнее открытых, разгневанных сил
Этот тайный соблазн полдороги…
Дальше ж, путник!.. Поверь, лишь ослабит тебя
Миг отрады, миг грез и покоя –
И продашь ты всё то, что уж сделал любя,
За позорное счастье застоя!..
1880–1881
Святитель*
Народное преданье
Издалёка, отцы, к вам в обитель я шла,
Как дошла – и сама уж не знаю;
Видно, божия сила меня провела
По безлюдному вашему краю.
Глушь-то, глушь-то какая!.. Идешь целый день
Ни души на дороге не встретишь,
Рада-рада, коль дальний дымок деревень
Или крест колокольни заметишь.
Об обители вашей далёко идут
Между темным народом рассказы:
В старину сам угодник нашел в ней приют,
Укрываясь от светской заразы…
Сам, своими руками, на храм ваш принес
Первый камень смиренный святитель,
И сподобил его за смиренье Христос
Чудесами прославить обитель.
Не собраться бы к вам, да нужда помогла;
Отпросись, помолилась я богу,
Попрощалась с селом и пошла, в чем была,
По рассказам да спросам в дорогу…
Сам Христос вам, отцы, даровал благодать
Врачевать нас, объятых скорбями, –
Уврачуйте ж меня вы, бессчастную мать! –
Припадаю я к вам со слезами.
Был сынок у меня; грех промолвить упрек,
Жили с ним мы без ссор и без брани, –
Тих да ласков, меня он, как душу, берег,
И души я не чаяла в Ване!
Вырос парень на диво: красавец собой,
Статный, рослый, везде поспевает…
Точно шутит, бывало, идет за сохой,
Точно обруч подкову ломает…
Да случилась беда с ним: прошедшей зимой
Снарядился он в лес за дровами, –
А навстречу наш барин опушкой лесной
Едет с псовой охоты с гостями.
Загляделся мой парень – сосед-генерал,
Егеря, доезжачие-хваты, –
Загляделся, – шапчонки-то сдуру не снял –
И попал, горемычный, в солдаты.
Что ж, бог дал, бог и взял, – я не стала роптать,
Обнялась с ним, кручину скрывая,
И пошел он, мой сокол, с полком воевать
На чужбину из нашего края…
Где он, что с ним – не знаю; слыхать стороной,
Будто враг одолел нас сначала,
А потом мы сошлись с ним под Белой Москвой,
И Москва, как свеча, запылала…
И как будто бежал он за море от нас,
И за ним мы в погоню погнали;
Только где ж это море, спрошу я у вас?
Вы учены, чай, вы и слыхали…
Правда всё это, нет ли, – но в сердце моем
Нет покоя: встает предо мною,
Как живой, мой Ванюша и ночью и днем,
В ратном поле, под Белой Москвою…
Снится мне, что лежит он, обнявшись с врагом,
А в груди его тяжкая рана…
Дым от вражьих пищалей нависнул кругом,
Словно полог ночного тумана…
Крики, стоны, рыданья, стук конских копыт,
Барабаны гремят не смолкая,
А вверху, над страдальческим полем, кружит
Черных воронов хищная стая…
И лежит он и стонет… Померкнул в очах
Ясный свет от томительной муки,
Запеклась богатырская кровь на устах,
Разбросались могучие руки;
И как будто меня он, родной мой, зовет,
Будто просит он пить, изнывая;
И копытом промчавшийся конь его бьет,
Оглушает гроза боевая…
Нет отбою от дум!.. Не отгонишь их прочь,
Не сомкнешь утомленные очи,
Не сомкнешь напролет всю осеннюю ночь, –
А длинны они, темные ночи!
Без сынка-то так пусто, так глухо в избе!..
Чуть приметно лучина мигает…
Тишь, да черные думы, да ветер в трубе,
Как над мертвым, немолчно рыдает!..
И надумалась я… Запылало огнем…
1880–1882
«Муза, погибаю!.. Глупо и безбожно…»*
Муза, погибаю!.. Глупо и безбожно
Гибну от нахальной тучи комаров,
От друзей, любивших слишком осторожно,
От язвивших слишком глубоко врагов;
Оттого, что голос мой звучал в пустыне,
Не рассеяв мрака, не разбив оков;
Оттого, что светлый гимн мой в честь святыни
Раздражал слепых язычников-жрецов;
Оттого, что крепкий щит мой весь иссечен
И едва я в силах меч поднять рукой;
Оттого, что я один и изувечен,
А вокруг – всё жарче закипает бой!..
Говорят, постыдно предаваться сплину,
Если есть в душе хоть капля прежних сил, –
Но что ж делать – сердце вполовину
Ни страдать, ни верить я не научил…
И за то, чем ярче были упованья,
Чем наивней был я в прежние года,
Тем сильней за эти детские мечтанья
Я теперь томлюсь от боли и стыда…
Да, мне стыдно, муза, за былые грезы,
За восторг бессонных, пламенных ночей,
За святые думы и святые слезы,
За святую веру в правду и людей!..
Муза, погибаю – и не жду спасенья,
Не хочу спасенья… Пусть ликует тот,
Кто от жизни просит только наслажденья,
Только личным счастьем дышит и живет…
19 января 1881
Памяти Ф. М. Достоевского («Когда в час оргии…»)*
Когда в час оргии, за праздничным столом
Шумит кружок друзей, беспечно торжествуя,
И над чертогами, залитыми огнем,
Внезапная гроза ударит, негодуя, –
Смолкают голоса ликующих гостей,
Бледнеют только что смеявшиеся лица,
И, из полубогов вновь обратясь в людей,
Трепещет Валтасар и молится блудница.
Но туча пронеслась, и с ней пронесся страх…
Пир оживает вновь: вновь раздаются хоры,
Вновь дерзкий смех звучит на молодых устах,
И искрятся вином тяжелые амфоры;
Порыв раскаянья из сердца изгнан прочь,
Все осмеять его стараются скорее, –
И праздник юности, чем дальше длится ночь,
Тем всё становится развратней и пошлее!
Но есть иная власть над пошлостью людской,
И эта власть – любовь!.. Создания искусства,
В которых теплится огонь ее святой,
Сметают прочь с души позорящие чувства;
Как благодатный свет, в эгоистичный век
Любовь сияет всем, все язвы исцеляет,
И не дрожит пред ней от страха человек,
А край одежд ее восторженно лобзает!
И счастлив тот, кто мог и кто умел любить:
Печальный терн его прочней, чем лавр героя,
Святого подвига его не позабыть
Толпе, исторгнутой из мрака и застоя.
На скорбь его везде откликнутся друзья,
И смерть его везде смутит сердца людские,
И в час разлуки с ним, как братская семья,
Над ним заплачет вся Россия!..
20 января 1881
Памяти Ф. М. Достоевского («Как он, измученный…»)*
Как он, измученный, влачился по дороге,
Бряцая звеньями страдальческих цепей,
И как томился он, похоронен в остроге,
Под стражею штыков и ужасом плетей, –
Об этом пели вы, но из его страданий
Вы взяли только то на песни и цветы,
Что и без пошлых фраз и лживых восклицаний
Сплело ему венок нетленной красоты…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Но между строк его болезненных творений
Прочли ли вы о том, что тягостней тюрьмы
И тягостней его позора и лишений
Был для него ваш мир торгашества и тьмы?
Прочли ли вы о том, как он страдал душою,
Когда, уча любви враждующих людей,
Он слышал, как кричал, ломаясь пред толпою,
С ним рядом о любви – корыстный фарисей?
Сочтите ж, сколько раз вы слово продавали,
И новый, может быть прекраснейший цветок,
И новый, может быть острейший терн печали
Вплетете вы в его страдальческий венок!..
Январь 1881
Грезы («Мне снилось вечернее небо…»)*
Мне снилось вечернее небо
И крупные звезды на нем,
И бледно-зеленые ивы
Над бледно-лазурным прудом,
И весь утонувший в сирени
Твой домик, и ты у окна,
Вся в белом, с поникшей головкой,
Прекрасна, грустна и бледна…
Ты плакала… Светлые слезы
Катились из светлых очей,
И плакали гордые розы,
И плакал в кустах соловей.
И с каждою новой слезою
Внизу, в ароматном саду,
Мерцая, светляк загорался
И небо роняло звезду.
20 сентября 1881
«О любви твоей, друг мой, я часто мечтал…»*
О любви твоей, друг мой, я часто мечтал,
И от грез этих сердце так радостно билось,
Но едва я приветливый взор твой встречал –
И тревожно и смутно во мне становилось.
Я боялся за то, что минует порыв,
Унося прихотливую вспышку участья,
И останусь опять я вдвойне сиротлив,
С обманувшей мечтой невозможного счастья;
Точно что-то чужое без спроса я взял,
Точно эта нежданная, светлая ласка –
Только призрак: мелькнул, озарил и пропал,
Мимолетный, как звук, и солгавший, как сказка;
Точно взгляд твой случайной ошибкой на мне
Остается так долго, лазурный и нежный,
Или грезится сердцу в болезненном сне,
Чтоб бесследно исчезнуть с зарей неизбежной…
Так, сжигаемый зноем в пустыне скупой,
Путник видит оазис – и верить боится:
Не мираж ли туманный в дали голубой
Лживо манит под тень отдохнуть и забыться?..
20 сентября 1881
«Сколько лживых фраз, надуто-либеральных…»*
Сколько лживых фраз, надуто-либеральных,
Сколько пестрых партий, мелких вожаков,
Личных обличений, колкостей журнальных,
Маленьких торжеств и маленьких божков!..
Сколько самолюбий глубоко задето,
Сколько уст клевещет, жалит и шипит, –
И вокруг, как прежде, сумрак без просвета,
И, как прежде, жизнь и душит и томит!..
А вопрос так прост: отдайся всей душою
На служенье братьям, позабудь себя
И иди вперед, светя перед толпою,
Поднимая павших, веря и любя!..
Не гонись за шумом быстрого успеха,
Не меняй на лавр сурового креста,
И пускай тебя язвят отравой смеха
И клеймят враждой нечистые уста!..
Видно, не настала, сторона родная,
Для тебя пора, когда бойцы твои,
Мелким, личным распрям сил не отдавая,
Встанут все во имя правды и любви!
Видно, спят сердца в них, если, вместо боя
С горем и врагами родины больной,
Подняли они, враждуя меж собою,
Этот бесконечный, этот жалкий бой!..
Ноябрь 1881
«Как белым саваном, покрытая снегами…»*
Как белым саваном, покрытая снегами,
Ты спишь холодным сном под каменной плитой,
И сосны родины ненастными ночами
О чем-то шепчутся и стонут над тобой;
А я – вокруг меня, полна борьбы и шума,
Жизнь снова бьет ключом, отдаться ей маня,
Но жить я не могу: мучительная дума,
Неотразимая, преследует меня…
Гнетущий, тяжкий сон!.. С тех пор как я, рыдая,
Прильнул к руке твоей и звал тебя с тоской,
И ты, недвижная и мертвенно-немая,
Ты не откликнулась на мой призыв больной;
С тех пор как слово «смерть» – когда-то только слово –
Мне в сердце скорбное ударило, как гром, –
Я в жизнь не верую – угрюмо и сурово.
Смерть, только смерть одна мне грезится кругом!..
Недуг смущенного былым воображенья
Кладет печать ее па лица всех людей,
И в них не вижу я, как прежде, отраженья
Их грез и радостей, их горя и страстей;
Они мне чудятся с закрытыми очами,
В гробу, в дыму кадил, под флером и в цветах,
С безжизненным челом, с поблеклыми устами
И страхом вечности в недвижимых чертах…
И тайный голос мне твердит не умолкая:
«Безумец! не страдай и не люби людей!
Ты жалок и смешон, наивно отдавая
Любовь и скорбь – мечте, фантазии твоей…
Окаменей, замри… Не трать напрасно силы!
Пусть льется кровь волной и царствует порок:
Добро ли, зло ль вокруг, – забвенье и могилы –
Вот цель конечная и мировой итог!..»
1881
«Завеса сброшена: ни новых увлечений…»*
Завеса сброшена: ни новых увлечений,
Ни тайн заманчивых, ни счастья впереди;
Покой оправданных и сбывшихся сомнений,
Мгла безнадежности в измученной груди…
Как мало прожито – как много пережито!
Надежды светлые, и юность, и любовь…
И всё оплакано… осмеяно… забыто,
Погребено – и не воскреснет вновь!
Я в братство веровал, но в черный день невзгоды
Не мог я отличить собратьев от врагов;
Я жаждал для людей познанья и свободы,
А мир – всё тот же мир бессмысленных рабов;
На грозный бой со злом мечтал я встать сурово
Огнем и правдою карающих речей, –
И в храме истины – в священном храме слова
Я слышу оргию крикливых торгашей!..
Любовь на миг… любовь – забава от безделья,
Любовь – не жар души, а только жар в крови,
Любовь – больной кошмар, тяжелый чад похмелья –
Нет, мне не жаль ее, промчавшейся любви!
Я не о ней мечтал бессонными ночами,
И не она тогда явилась предо мной,
Вся – мысль, вся – красота, увитая цветами,
С улыбкой девственной и девственной душой!..
Бедна, как нищая, и, как рабыня, лжива,
В лохмотья яркие пестро наряжена –
Жизнь только издали нарядна и красива,
И только издали влечет к себе она.
Но чуть вглядишься ты, чуть встанет пред тобою
Она лицом к лицу – и ты поймешь обман
Ее величия под ветхой мишурою
И красоты ее под маскою румян.
1881
«Пока свежо и гибко тело…»*
Пока свежо и гибко тело
И, как гранит, тверда рука,
Не страшно никакое дело
Для силача и смельчака. –
Невзгод и бурь он не боится,
Смеясь идет на смертный бой,
И не нужда к нему стучится,
А радость, счастье и покой!
В здоровом теле – дух здоровый,
Здоровый духом – не падет
В борьбе с невзгодою суровой
Под игом горя и забот;
И, разогнав трудом ненастье,
Развеяв с бою мрак ночной,
Он ускользающее счастье
Возьмет добычей боевой!..
1881
«С каждым шагом вокруг всё черней и черней…»*
С каждым шагом вокруг всё черней и черней
Рать суровых врагов надвигается,
С каждым шагом всё меньше надежд и друзей,
Всё мучительней сердце сжимается…
Я еще не сдаюсь: стоны братьев звучат
Мне призывом в разгаре сражения,
Но… иссечен мой щит, мои ноги скользят,
И близка уж минута падения!
Злую шутку сыграла ты, жизнь, надо мной, –
Ты, не дав мне ни злобы карающей,
Ни меча, – безоружного кинула в бой
С светлым гимном любви всепрощающей.
Не умев ненавидеть, я думал любить,
Думал скрежет вражды и проклятия
Примиряющей песнью моей заглушить
И протягивал… камням объятия!..
1881
Бедуин*
Из Словацкого
Так десять дней прошло, и только небо знало,
Как были тягостны нам эти десять дней:
То на душе у нас надежда расцветала,
То жгучий страх вставал за остальных детей.
Но смерть щадила нас… смолкали опасенья,
Смолкала скорбь в груди – и ангел утешенья
В печальный мой шатер с улыбкою слетел.
И снова вечером вокруг меня с женою,
Когда наш огонек едва блистает с мглою,
Беспечный детский смех струился и звенел…
Но, видно, божий гнев, как вихрь неукротимый,
Как смерч губительный, карать не уставал;
Я помню страшный час, когда мой сын любимый,
Мой младший сын, как брат, бледнел и угасал.
Еще смеялся он, – а смерть уже летала
Над ним и холодом дышала на него,
И гнойные уста с насмешкою вонзала
В дрожащие уста малютки моего!..
Я первый увидал на нем ее лобзанья…
Я крикнул: «Смерть в шатре!» – и сына я схватил
И вынес в степь, и там, безумный от страданья,
На землю знойную, рыдая, опустил.
Спасенья не было… охваченный недугом,
Уж задыхался он – и задыхался я…
Верблюды умные, столпившись тесным кругом,
Смотрели на меня и на мое дитя.
А из-за пальм луна торжественно вставала,
Сверкая, как всегда, бездушной красотой,
И мягким отблеском с лазури озаряла
И пальмы, и пески, и труп его немой…
1881
В толпе*
Памяти Ф. М. Достоевского
Не презирай толпы: пускай она порою
Пуста и низменна, бездушна и слепа,
Но есть мгновения, когда перед тобою
Не жалкая раба с продажною душою, –
А божество-толпа, титан-толпа!..
Ты к ней несправедлив: в часы ее страданий
Не шел ты к ней страдать… Певец ее и сын,
Ты убегал ее проклятий и рыданий,
Ты издали любил, ты чувствовал один!..
Приди же слиться с ней: не упускай мгновенья,
Когда болезненно-отзывчива она,
Когда от пошлых дел и пошлого забвенья
Утратой тягостной она пробуждена.
Не презирай толпы: пускай она бывает
Пошла и низменна, бездушна и слепа,
Но изучи ее, когда она страдает,
И ты поймешь, гордец, как велика толпа.
1881
Dornroschen[24]24
Спящая красавица (нем.). – Ред.
[Закрыть]*
В детстве слышал я старую сказку о том,
Как когда-то, давно, за лазурью морей,
За глухими лесами и диким хребтом,
Было целое царство оковано сном
С молодой королевой своей.
Белый замок ее, утонувший в садах,
Точно вымер – ни звука нигде;
Всё недвижно стояло в горячих лучах
Золотистого дня, как в немых зеркалах,
Отражаясь в озерной воде…
А когда-то нередко ночною порой
Там пестрели наряды гостей,
И с крыльца под стемневшие своды аллей,
Извиваясь, сбегали одна за другой
Разноцветные цепи огней.
Или утром душистым, под темный каштан,
Молода и светла, как весна,
Королева без свиты сходила одна
Помечтать и послушать, как плачет фонтан
И как дышит тревожно волна…
И мгновенно всё стихло: объятые сном,
Онемели и терем и сад,
Смолкнул говор людской, и не слышно кругом
Ни рогов егерей в полумраке лесном,
Ни обычных ночных серенад…
Злые чары свершились – высокой стеной
Вкруг поднялся терновник густой,
И не смели туда от далекой земли,
Мимо рифов и мелей, доплыть корабли
И раздаться там голос живой…
1881
Сонет*
В альбом А. К. Ф.
Не мне писать в альбом созвучьями сонета –
Отвык лелеять слух мой огрубелый стих.
Для гимна стройного, для светлого привета
Ни звуков нет в груди, ни образов живых;
Но вам я буду петь… С всеведеньем пророка
Я угадал звезду всходящей красоты
И, ясный свет ее завидя издалека,
На жертвенник ее несу мои цветы.
Примите ж скромный дар безвестного поэта
И обещайте мне не позабыть о том,
Кто первый вам пропел в честь вашего рассвета
И, как покорный жрец, на славные ступени
В священном трепете склонив свои колени,
Богиню увенчал торжественным венком…
1881
В альбом («Простите безумца за прошлые звуки…»)*
Е. А. С.
Простите безумца за прошлые звуки,
За дерзкие звуки, пропетые вам:
В них не было правды, – то праздные руки
Просились опять к позабытым струнам…
С людьми не схожусь я давно уж – и с вами
Не ближе душой, чем с другими, я был, –
Я лгал вам: как мальчик, я тешился снами,
Как мальчик, святынею дружбы шутил!
Как мог я мгновенный обмен впечатлений
И светскую ласку за близость принять?
Как мог я так скоро, без дум и сомнений,
По первому слову всю душу отдать?
И мало ли, сердце, такие обманы
И в прошлые годы владели тобой?
Еще и теперь не зажившие раны
Горячею кровью сочатся порой!..
А вы…. в вас не стану искать я причину
Моей настоящей тоски и тревог;
Не вы виноваты, что я вполовину
Быть близким – ни с кем приучиться не мог.
Прошел мимолетный порыв ослепленья,
И в вас узнаю я всё ту же толпу…
Простите ж меня, – не ищите сближенья
И дайте уйти мне в мою скорлупу.
1881
«Я плакал тяжкими слезами…»*
Я плакал тяжкими слезами,
Слезами грусти и любви,
Да осияет свет лучами
Мир, утопающий в крови, –
И свет блеснул передо мною
И лучезарен и могуч,
Но не надеждой, а борьбою
Горел его кровавый луч.
То не был кроткий отблеск рая –
Нет, в душном сумраке ночном
Зажглась зарница роковая
Грозы, собравшейся кругом!..
1881
Герою*
Тебя венчает лавр… Дивясь тебе, толпится
Чернь за торжественной процессией твоей,
Как лучшим из сынов, страна тобой гордится,
Ты на устах у всех, ты – бог последних дней!
Вопросов тягостных и тягостных сомнений
Ты на пути своем безоблачном далек,
Ты слепо веруешь в свой благодатный гений
И в свой заслуженный и признанный венок.
Но что же ты свершил?.. За что перед тобою
Открыт бессмертия и славы светлый храм
И тысячи людей, гремя тебе хвалою,
Свой пламенный восторг несут к твоим ногам?
Ты бледен и суров… Не светится любовью
Холодный взор твоих сверкающих очей;
Твой меч опущенный еще дымится кровью,
И веет ужасом от гордости твоей!
О, я узнал тебя! Как ангел разрушенья,
Как смерч, промчался ты над мирною страной,
Топтал хлеба ее, сжигал ее селенья,
Разил и убивал безжалостной рукой.
Как много жгучих слез и пламенных проклятий
Из-за клочка земли ты сеял за собой;
Как много погубил ты сыновей и братии
Своей корыстною, безумною враждой!
Твой путь – позорный путь! Твой лавр – насмешка злая!
Недолговечен он… Едва промчится мгла
И над землей заря забрезжит золотая –
Увядший, он спадет с бесславного чела!..
1881
