Полное собрание стихотворений
Текст книги "Полное собрание стихотворений"
Автор книги: Семен Надсон
Жанр:
Поэзия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 27 страниц)
У кроватки*
Часто ты шепчешь, дитя, засыпая
В теплой и мягкой кроватке своей:
«Боже, когда же я буду большая?..
О, если б только расти поскорей!
Скучных уроков уж я б не учила,
Скучных бы гамм я не стала играть:
Всё по знакомым бы в гости ходила,
Всё бы я в сад убегала гулять!»
С грустной улыбкой, склонясь за работой,
Молча речам я внимаю твоим…
Спи, моя радость, покуда с заботой
Ты не знакома под кровом родным…
Спи, моя птичка! Суровое время –
Быстро летит, – не щадит и не ждет.
Жизнь – это часто тяжелое бремя,
Светлое детство как праздник мелькнет…
Как бы я рад был с тобой поменяться,
Чтобы, как ты, и резвиться и петь,
Чтобы, как ты, беззаботно смеяться,
Шумно играть и беспечно глядеть!
1884
«Он к нам переехал прошедшей весною…»*
Он к нам переехал прошедшей весною,
Угрюмый и бледный лицом, как мертвец…
«У вас, говорит, отдохну я душою, –
Здесь тихо…» И зажил наш новый жилец.
Был май, кое-где уж сирень зацветала…
Тенистый наш садик давно зеленел;
И, глядя, как в небе заря догорала,
Он в нем по часам неподвижно сидел.
Сидит, да порой про себя напевает,
Да смотрит вперед с просветленным лицом.
А ветер ему волоса колыхает
И кротко его обвевает теплом.
Покой, тишина… Ни столичного грома,
Ни крика торговцев кругом не слыхать;
За садом, почти что от самого дома,
Раскинулась взморья спокойная гладь.
Порой заглядишься – и жаль оторваться…
А воздух-то, воздух душистый какой!
А зелень, а солнце!.. И стал поправляться
И стал оживать наш отпетый больной.
Я скоро, как сына, его полюбила, –
Так кроток был звук его тихих речей,
Такая всегда задушевность сквозила
Во взгляде его темно-карих очей…
1884
«Тихо дремлет малютка в кроватке своей…»*
Тихо дремлет малютка в кроватке своей,
Мягким блеском луны озаренной,
И плывут вереницы туманных теней
Над головкой его утомленной…
Целый сказочный мир развернулся пред ним:
Вот на птице стрелою он мчится,
Вот под ним перекинулась волком седым
И по лесу несет его птица.
Вот он входит на звездный, ночной небосвод
И в коралловый замок русалки идет
По жемчужным пескам океана…
И везде он герой, и везде он мечом
Путь-дорогу себе пролагает,
И косматых чудовищ, кишащих кругом,
Гордой силе своей покоряет.
1884
«Любви, одной любви! Как нищий подаянья…»*
Любви, одной любви! Как нищий подаянья,
Как странник, на пути застигнутый грозой,
У крова чуждого молящий состраданья,
Так я молю любви с тревогой и тоской.
1884
Старый дом*
Посвящается А. Я. Надсон
Как уцелел ты здесь, деревянный старый дом,
Одноэтажный дом, убогий и невидный?
Чертоги и дворцы, стоящие кругом,
Глядят в лицо твое с брезгливостью обидной:
Им стыдно за тебя… Твой простодушный вид
И странен и смешон в семье их франтоватой.
И им как будто жаль, что солнце золотит
Равно своим лучом красу их карьятид
И твой фасад с его недавнею заплатой.
Взгляни: прильнув к тебе гранитною стеной,
Но высясь над тобой, как над цветком стыдливым,
Дуб высится в лесу косматой головой, –
Стоит гигант-дворец в величьи горделивом.
На строй колонн его лег мраморный портал;
Смеясь, из ниш глядят амуры, как живые;
А там, за окнами, – там роскошь пышных зал,
Цветы, и зеркала, и ткани дорогие.
Как чудно он хорош, твой чопорный сосед,
Когда румяная, как дева молодая,
Вечерняя заря коралловый отсвет
Бросает на него, в лазури угасая!
Как чудно ой хорош и в тихий час ночной,
Весь, сверху донизу осыпанный огнями,
Гремящий музыкой, наполненный толпой,
Манящий издали зеркальными дверями…
А ты?.. Глубокой мглой окутан, как плащом,
Ты крепко спишь у ног блистательной громады;
И лишь одно окно трепещет огоньком,
Неверным огоньком полуночной лампады.
Под шум чужих пиров ненарушим твой сон;
Ты равнодушен к ним, ты полон мглой обычной,
И кажется, что ты лишь чудом занесен
Из дремлющей глуши в водоворот столичный!..
1884
«В минуты унынья, борьбы и ненастья…»*
В минуты унынья, борьбы и ненастья,
За дружбу и свет ободряющих слов,
Всю душу, не знавшую с детства участья,
Отдать, как ребенок, я страстно готов.
Под ласку их в сердце смолкают тревоги
И снова в нем вера сияет тепло,
И тернии трудной и знойной дороги,
Как свежие розы, ласкают чело.
И рад я страданью за то, что страданье
Сказалось любовью, – и в силах опять
Я песнью моею людское сознанье
К свободе, к любви и к труду пробуждать.
Но ласки иной, беззаветней, нежнее,
Чем братская ласка, – у жизни порой
Прошу я всей страстью и волей моею,
С надеждою робкой и жгучей тоской…
1884
«Чу, кричит буревестник!.. Крепи паруса!..»*
Чу, кричит буревестник!.. Крепи паруса!
И грозна, и окутана мглою,
Буря гневным челом уперлась в небеса
И на волны ступила пятою.
В ризе туч, опоясана беглым огнем
Ярких молний вкруг мощного стана,
Грозно сыплет она свой рокочущий гром
На свинцовый простор океана.
Как прекрасен и грозен немой ее лик!
Как сильны ее черные крылья!
Будь же, путник, как враг твой, бесстрашно велик.
1884
«Когда вокруг меня сдвигается теснее…»*
Когда вокруг меня сдвигается теснее
Гнетущий круг борьбы, сомнений и невзгод,
И громче слышится мне голос фарисея,
И стон страдающих внятней меня зовет;
Когда с смирением, как нищий подаянья,
Я о любви молю – и нахожу кругом
Злорадный смех слепца над святостью страданья,
Глумленье пошлости над светом и добром, –
Я мир вдвойне люблю, и не огонь презренья,
Не малодушный гнев мою волнует кровь,
А пламенный порыв святого сожаленья,
Святая, чистая, прекрасная любовь.
Мне жалко их, больных, окованных цепями,
Враждой безжалостной озлобленных людей…
1884
«Снова лунная ночь, только лунная ночь на чужбине…»*
Снова лунная ночь, только лунная ночь на чужбине.
Весь облит серебром потонувший в тумане залив;
Синих гор полукруг наклонился к цветущей долине,
И чуть дышит листва кипарисов, и пальм, и олив.
Я ушел бы бродить, – и бродить и дышать ароматом,
Я б на взморье ушел, где волна за волною шумит,
Где спускается берег кремнистым, сверкающим скатом
И жемчужная пена каменья его серебрит;
Да не тянет меня красота этой чудной природы,
Не зовет эта даль, не пьянит этот воздух морской,
И, как узник в тюрьме жаждет света и жаждет свободы,
Так я жажду отчизны, отчизны моей дорогой!
9 (21) января 1885
Ницца
«Жалко стройных кипарисов…»*
Жалко стройных кипарисов –
Как они зазеленели!
Для чего, дитя, к их веткам
Привязала ты качели?
Не ломай душистых веток,
Отнеси качель к обрыву,
На акацию густую
И на пыльную оливу.
Там и море будет видно:
Чуть доска твоя качнется,
А оно тебе сквозь зелень
В блеске солнца засмеется,
С белым парусом в тумане,
С белой чайкой, в даль летящей,
С белой пеною, каймою
Вдоль по берегу лежащей.
Начало 1885
Ницца
«Умерла моя муза!.. Недолго она…»*
Умерла моя муза!.. Недолго она
Озаряла мои одинокие дни;
Облетели цветы, догорели огни,
Непроглядная ночь, как могила, темна!..
Тщетно в сердце, уставшем от мук и тревог,
Исцеляющих звуков я жадно ищу:
Он растоптан и смят, мой душистый венок,
Я без песни борюсь и без песни грущу!..
А в былые года сколько тайн и чудес
Совершалось в убогой каморке моей:
Захочу – и сверкающий купол небес
Надо мной развернется в потоках лучей,
И раскинется даль серебристых озер,
И блеснут колоннады роскошных дворцов,
И подымут в лазурь свой зубчатый узор
Снеговые вершины гранитных хребтов!..
А теперь – я один… Неприютно, темно
Опустевший мой угол в глаза мне глядит;
Словно черная птица, пугливо в окно
Непогодная полночь крылами стучит…
Мрамор пышных дворцов разлетелся в туман
Величавые горы рассыпались в прах –
И истерзано сердце от скорби и рай,
И бессильные слезы сверкают в очах!..
Умерла моя муза!.. Недолго она
Озаряла мои одинокие дни;
Облетели цветы, догорели огни,
Непроглядная ночь, как могила, темна!..
Март 1885
У моря*
Так вот оно, море!.. Горит бирюзой,
Жемчужною пеной сверкает!..
На влажную отмель волна за волной
Тревожно и тяжко взбегает…
Взгляни, он живет, этот зыбкий хрусталь,
Он стонет, грозит, негодует…
А даль-то какая!.. О, как эта даль
Усталые взоры чарует!
Сын края метелей, туманов и вьюг,
Сын хмурой и бледной природы,
Как пылко, как жадно я рвался на юг,
К вам, мерно шумящие воды!..
Первая половина 1885
«Закралась в угол мой тайком…»*
Закралась в угол мой тайком,
Мои бумаги раскидала,
Тут росчерк сделала пером,
Там чей-то профиль набросала;
К моим стихам чужой куплет
Приписан беглою рукою,
А бедный, пышный мой букет
Ощипан будто саранчою!..
Разбой, грабеж!.. Я не нашел
На месте ничего: всё сбито,
Как будто ливень здесь прошел
Неудержимо и сердито.
Открыты двери на балкон,
Газетный лист к кровати свеян…
О, как ты нагло оскорблен,
Мой мирный труд, и как осмеян!
А только встретимся, – сейчас
Польются звонко извиненья:
«Простите, – я была у вас…
Хотела книгу взять для чтенья…
Да трудно что-то и читать:
Жара… брожу почти без чувства….
А вы к себе?.. творить?.. мечтать?..
О бедный труженик искусства!»
И ждет, склонив лукавый взгляд,
Грозы сурового ответа, –
А на груди еще дрожат
Цветы из моего букета!..
Первая половина 1885
«Кипит веселье карнавала!..»*
Кипит веселье карнавала!
На мостовой, на площадях,
(Везде земля, как после бала,
В кокардах, лентах и цветах.
Bataille des fleurs!..[25]25
Битва цветов (франц.). – Ред.
[Закрыть] Летят букеты…
Не молкнет хлопанье бичей, –
Тут тамбурин, там кастаньеты…
Огонь улыбок, блеск очей…
А вот и ты, моя смуглянка, –
В толпе, шумящей как поток,
Вся разгоревшись, как вакханка,
Ты мне бросаешь твой цветок.
Благодарю, – ты им спугнула
Больную мысль: под смех и крик,
Под эхо пушечного гула
Я был далеко в этот миг.
Я был на родине печальной,
Под снежным дремлющей ковром;
И видел я в деревне дальней
Знакомый пруд, забытый дом,
В саду под инеем березы,
Двора разрушенный забор…
А здесь – здесь солнце, зелень, розы
И моря ласковый простор.
О, пусть и я хоть раз мгновенью
Отдамся всей моей душой!..
Вот снова в светлом отдаленьи
Мне улыбнулся образ твой.
Из-под венка лукавым взглядом
В толпу ты смотришь… я готов,
Я жду, – и чуть сошлись мы рядом,
Как хлынул свежий дождь цветов!
Первая половина 1885
«Шипя, взвилась змеей сигнальная ракета…»*
Шипя, взвилась змеей сигнальная ракета,
И целый дождь огней пролился в вышину;
Вот яркая волна пурпурового света
Ворвалась в нежную, лазурную волну.
Вот мечут искрами колеса золотые,
И под водой пруда и в сумраке аллей
Блестят, звено к звену, гирлянды огневые
Мгновенно вспыхнувших несчетных фонарей.
Весь озарился сад; в причудливом сияньи
Мелькают статуи, как будто смущены,
Что дерзкая толпа в крикливом ликованьи
Спугнула с их очей полуночные сны.
Клубами вьется дым… Гремит, не умолкая,
Зовущий, томный вальс. А в ясных небесах,
Свой вечный, гордый путь над миром совершая
Плывет немая ночь в серебряных лучах…
Плывет немая ночь и, полная презренья,
Глядит, как в глубине, зияющей под ней,
Бессильный человек, ничтожный раб мгновенья,
Пытается затмить лучи ее огней…
Первая половина 1885
Страничка прошлого*
Из одного письма
Вчера, старинный хлам от скуки разбирая,
Я бегло перечел забытый мой дневник.
О детство светлое, о юность золотая,
Как показался свеж мне чудный ваш язык!
Толпою поднялись знакомые виденья,
И из поблекших строк отрывочных листов
Повеяли мне вновь былые впечатленья,
Раздался вновь аккорд замолкших голосов.
Я вспомнил и о вас. Мы целыми годами
Теперь не видимся: у вас своя семья,
А я, – я, как челнок, подхваченный волнами,
Судьбою занесен в далекие края;
Скитаюсь здесь и там, бесстрастно наблюдаю,
Брожу у чуждых скал, внемлю чужим волнам
И тихой грезою порою улетаю
Под сень родных лесов, к покинутым полям.
Но что бы ни было, а я надеюсь свято,
Что счастье наконец столкнет нас с вами вновь.
Вы так мне дороги! Я отдал вам когда-то
Впервые грудь мою согревшую любовь…
В тот год у вас в семье я лето проводил.
Вы, только что простясь со школьною скамьею,
Дышали свежестью нерасточенных сил,
Весельем юности и нежной красотою.
Свет, этот душный свет, с тоской его балов,
С моралью узкою и черствостью холодной,
Не наложил еще стесняющих оков
На ваш душевный мир, беспечный и свободный.
Вы были веселы – без злости, хороши –
Без вычурных прикрас и милы – без кокетства;
Поэзия едва проснувшейся души
Соединялась в вас с неведением детства;
Но и тогда ваш взгляд нередко поражал
В минуты тихих дум своею глубиною,
А я – ребенком был и тщательно искал
Хоть признака усов над верхнею губою.
Я жаждал их для вас!.. О, как я вас любил,
Как я завидовал мучительно и больно
Всем, кто на вас смотрел, кто с вами говорил
И с кем встречались вы иль вольно, иль невольно!
Мне живо помнится ваш голос, смех грудной,
Блеск голубых очей, ресницами прикрытый,
Румянец нежных щек и бледно-золотой
Пленительный загар, поверх его разлитый…
Как много я о них элегий написал!
Как много пышных лип в аллеях полутемных
Без сожаления ножом я истерзал,
Ваш вензель выводя в приливе грез влюбленных!
Но мысль признаться вам иль робко поднести
Плоды моих немых и тайных вдохновений –
Тогда и в голову не смела мне прийти, –
Так нерешителен и скромен был мой гений…
В те дни охотнее о смерти я мечтал,
Но тщетно вдоль ручья я омутов искал:
Везде каменья дна в нем явственно сквозили,
А в летние жары он так пересыхал,
Что даже куры вброд его переходили…
А то иные сны мне грезились порой:
Как будто ночь вокруг… Угрюмо ветер злится…
Наш дом безмолвно спит, окутан темнотой…
Всё глухо, всё мертво, – и только мне не спится.
Вдруг голоса, шаги… Всё ближе… В дверь стучат
Дымятся факелы… ножи в руках сверкают….
Все в масках бархатных, все шпорами гремят,
И вот уж ворвались, разят и убивают!..
Их атаман, грозя железною рукой,
Схватил вас за косу и «демонски» смеется…
Но… «О моя любовь! он здесь, защитник твой!»
Удар… еще удар – и враг уж не проснется!
Потом… Но вам самим не трудно угадать
Всех этих ужасов счастливую развязку.
Кто избежал из нас страстишки превращать
Порой свою судьбу в трагическую сказку?..
Однако день за днем спокойно уходил,
А подвига свершить мне всё не удавалось…
Уж август наступал и тихо золотил
Поля, и сад, и лес… Печально обнажалась
Густая глушь его. Короче стали дни,
По зорям над ручьем туманы колыхались,
И падающих звезд мгновенные огни
Всё чаще в небесах, как искры, загорались…
Угрюмая пора! Она вдвойне тяжка
Тому, кому грозят, как тесные вериги,
В бездушном городе вседневная тоска
И школьной мудростью напичканные книги.
Однажды – это был бесцветный, мутный день –
Я по саду бродил. Вдруг предо мной мелькнула
Полувоздушная, знакомая мне тень
И в смутном сумраке беседки потонула…
То были вы, – да, вы!.. Я сразу вас узнал…
Вас ждали… В шепоте привета разгадал
Я скоро молодой, певучий бас соседа…
Потом опять ваш смех… Он обнял вас рукой…
Вот поцелуй звучит, за ним вослед другой, –
И тихо полилась влюбленная беседа…
О, верьте, – я ее подслушать не хотел!
Но я был так смущен, что в этот миг проклятый
Не только двигаться, но и дышать не смел,
Безмолвным ужасом и горестью объятый.
Он грустно говорил, что в шуме городском
Вы позабудете его простые речи
И в этом уголке, уютном и немом,
По теплым вечерам условленные встречи;
Что вы – красавица, что впереди вас ждут
Толпы поклонников и сотни наслаждений, –
А он – бедняк-студент, его дорога – труд,
Его судьба – нужда да тяжкий крест лишений…
Вы в верности клялись, он снова возражал,
Потом над чем-то вдруг вы оба рассмеялись,
Потом он обнял вас, опять поцеловал,
Промолвил вам: «Прости», вздохнул, – и вы расстались..
Как этот страшный день тогда я дотянул –
Не помню… Кажется, я наглупил немало…
В ушах моих стоял какой-то смутный гул,
А сердце от тоски, как птица, трепетало.
Я плакал, проклинал, хотел его убить,
Потом себя убить, а вам письмо оставить,
В котором я б молил «простить и позабыть»
И подавал совет «не лгать и не лукавить».
И весь нелепый вздор романов прежних дней,
Смешавшись с искренним, вдруг вспыхнувшим страданьем,
Забушевал в груди обиженной моей
И пищу дал мольбам, упрекам и стенаньям…
За чаем, вечером, мы встретились. На вас,
Пунцовый от стыда, я долго не решался
Поднять заплаканных и покрасневших глаз,
Потом взглянул на миг – и громко разрыдался…
Пошли расспросы, шум: «Не болен ли?», «О чем?»
Вы с милой ласкою воды мне предлагали, –
Я успокоился, затихнул, – и потом
Мой взрыв все нервности согласно приписали.
Я им не возражал, – но долго я не мог
Спокойно видеть вас, тоскуя втихомолку…
К несчастью, в будущем суровый ваш урок
Принес душе моей не очень много толку,
Но – это в сторону.
Вот мой простой рассказ.
Я был бы рад, когда б повеял он на вас
Отрадой прошлого.
Первая половина 1885
Ницца
«Я пригляделся к ней, к нарядной красоте…»*
Я пригляделся к ней, к нарядной красоте,
Которой эта даль и этот берег полны,
И для меня они теперь уже не те,
Чем были некогда, задумчивые волны;
Не тот и длинный ряд синеющих холмов,
И пальм развесистых зубчатые короны,
И мрамор пышных вилл, и пятна парусов,
И вкруг руин – плюща узоры и фестоны.
Я больше не дивлюсь, я к ним уже привык;
Но чуть в груди моей замолкло восхищенье, –
Природы снова стал понятен мне язык,
И снова жизни в ней услышал я биенье.
Я не спешу теперь разглядывать ее,
Как незнакомую красавицу при встрече,
Но, словно друг, в ее вникаю бытие
И слушаю давно знакомые мне речи –
Те речи, что слыхал на родине моей,
Когда один, с ружьем, бывало, в полдень мглистый
Бродил в болотах я, терялся средь полей
Иль лесом проходил по просеке тенистой.
Первая половина 1885
Ментона
«Всё та же мысль, всё те же порыванья…»*
Всё та же мысль, всё те же порыванья
К былым годам, к любви пережитой!
Усни в груди, змея воспоминанья,
Не нарушай печальный мой покой!..
От этих глаз, под жизненной грозою
Теплом любви светивших мне тогда,
В сырой земле, под каменной плитою,
Я знаю, нет давно уже следа…
Первая половина 1885
Отрывок («Пишу вам из глуши украинских полей…»)*
Из письма к М. В. Ватсон
Пишу вам из глуши украинских полей,
Где дни так солнечны, а зори так румяны,
Где в воздухе стоят напевы кобзарей
И реют призраки Вакулы и Оксаны;
Где в берег шумно бьет днепровская волна,
А с киевских холмов и из церковных сводов
Еще глядит на вас седая старина
Казацкой вольности, пиров их и походов.
Я много странствовал… Я видел, как закат
Румянит снежных Альп воздушные вершины,
Как мирные стада со склонов их спешат
Вернуться на ночлег в цветущие долины;
Вокруг меня кипел шумливый карнавал,
Всё унося в поток безумного веселья,
И реву Терека пугливо я внимал,
Затерянный в стенах Дарьяльского ущелья.
Но то, чем я теперь в деревне окружен,
Мне ново, добрый друг… В глуши я не скучаю,
Напротив – я влюблен, как юноша влюблен
В свободу и покой, и сладко отдыхаю.
О, если б вы могли из моего окна
Взглянуть туда, в поля, в разбег их безграничный,
Какая зависть бы вам сердце сжать должна,
Как стало б холодно вам в суете столичной!
Ваш Петербург – он был недавно и моим –
В дни поздней осени почти невыносим:
Какая-то тоска незримо в нем разлита –
Тупая, мертвая, гнетущая тоска…
А этот мелкий дождь, идущий как из сита,
А эти низкие на небе облака?!
Здесь осень чудная: леса еще хранят
Уже поблекнувший, но пышный свой наряд;
Дни ясны, небеса прозрачны и глубоки;
Природа так светла, что вам ее не жаль,
И кажется, вокруг не воздух, а хрусталь,
И резвый утренник чуть колет ваши щеки…
Как весело бродить под сводами аллей!..
Чу! резкий крик… Гляжу: в лазури утопая,
Несется надо мной белеющая стая
Ширококрылых журавлей;
Высоко поднялся к сквозящим облакам,
Мелькая в вышине, их треугольник стройный…
– Снесите мой привет полуденным волнам!
Я помню – я любил их ропот беспокойный…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Октябрь 1885
С. Носковицы
«Не принесет, дитя, покоя и забвенья…»*
Не принесет, дитя, покоя и забвенья
Моя любовь душе проснувшейся твоей:
Тяжелый труд, нужда и горькие лишенья –
Вот что нас ждет в дали грядущих наших дней!
Как сладкий чад, как сон обманчиво-прекрасный,
Развею я твой мир неведенья и грез,
И мысль твою зажгу моей печалью страстной,
И жизнь твою умчу навстречу бурь и гроз!
Из сада, где вчера под липою душистой
Наш первый поцелуй раздался в тишине,
Когда румяный день, и кроткий и лучистый,
Гас на обрывках туч в небесной вышине,
Из теплого гнезда, от близких и любимых,
От мирной праздности, от солнца и цветов
Зову тебя для жертв и мук невыносимых
В ряды истерзанных, озлобленных борцов.
Зову тебя на путь тревоги и ненастья,
Где меры нет труду и счета нет врагам!..
Тупого, сытого, бессмысленного счастья
Не принесу я в дар сложить к твоим ногам.
Но если счастье – знать, что друг твой не изменит
Заветам совести и родине своей,
Что выше красоты в тебе он душу ценит,
Ее отзывчивость к страданиям людей, –
Тогда в моей груди нет за тебя тревоги,
Дай руку мне, дитя, и прочь минутный страх:
Мы будем счастливы, – так счастливы, как боги
На недоступных небесах!..
Декабрь 1885
«О, неужели будет миг…»*
О, неужели будет миг,
Когда и эти дни страданья
Я помяну, уже старик,
Теплом в часы воспоминанья,
И, под тяжелой ношей дней,
Согбенный над плитой могильной,
Я пожалею и о ней –
Об этой юности бессильной?
Не может быть!.. Что мне дала
Ее бесцельная тревога?
К каким итогам привела
Меня пройденная дорога?
Я разве жил?.. Не так живут!
Я спал, и все позорно спали…
Что мы свершили, где наш труд?
Какое слово мы сказали?..
Нет, не зови ты нас вперед.
Назад!.. Там жизнь полней кипела,
Там роковых сомнений гнет
Не отравлял святого дела!
Там Петр в Клермонте говорил
И жег огнем сердца народу,
И на костер там Гус всходил,
И Телль боролся за свободу…
Там страсть была, – не эта мгла
Унынья, страха и печали;
Там даже темные дела
Своим величьем поражали…
А мы?.. Ничтожен перед ней,
Пред этой древностью железной,
Наш муравейник бесполезный,
Наш мир пигмеев, – не людей!..
1885
