Полное собрание стихотворений
Текст книги "Полное собрание стихотворений"
Автор книги: Семен Надсон
Жанр:
Поэзия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 27 страниц)
У океана*
Еще издалека, из-за косматых скал,
Дымящихся в клубах багряного тумана,
Там, где-то впереди, я смутно услыхал
Однообразный плеск и рокот океана…
Стрелою я взбежал на острый перелом –
И замер, онемев, без мысли и без слова:
Во всем торжественном величии своем
Гудел он подо мной, как отдаленный гром,
В сверкающих лучах рассвета золотого!..
И руки я к нему в порыве протянул,
И грудь стеснили мне восторженные слезы,
Но буйных волн его неутихавший гул
Не ласки полон был, а гнева и угрозы…
Он на заветный труд меня не ободрял,
Он воли не будил в душе моей смущенной:
Нет, он как реквием мечтам моим звучал,
И гибель мне сулил с враждою непреклонной.
Он пел:
«Я помню дни, когда твоя нога –
О дерзкий человек! – еще не попирала
Мои пустынные, глухие берега,
Где только волк бродил да серна пробегала…
Безлюден и суров был синий мой простор,
И дики были надо мною
Ущелья и хребты лесистых этих гор,
Загромоздивших даль гранитною стеною.
Но ты пришел сюда и мир мой возмутил,
И внес с собой борьбу, и смерть, и разрушенье;
В дремучей мгле лесов пути ты проложил,
В долинах выстроил цветущие селенья;
От очагов своих искусно ты отвел
Зубчатую стрелу громовой непогоды,
И вот слепых стихий окован произвол
И взнуздан мощный зверь природы.
И на моих волнах, где только небеса,
Да тучи вольные, да звезды отражались,
Отважных кораблей косые паруса
Победоносно закачались!..
Гордись! Ты – царь всего, что взором и умом
Ты можешь охватить, природу изучая;
Гордись, слепец, своим минутным торжеством,
Обетованный рай в грядущем прозревая!..»
1886
«Весна, весна идет!.. Как ожила с весною…»*
Весна, весна идет!.. Как ожила с весною,
Как расцвела, как загорела ты!..
Ты целый день в саду, где робкой красотою
Блеснули первые весенние цветы…
Вчера ты принесла мне ландыш. Ты сияла
Такою радостью, что даже у меня
Забытая струна на сердце задрожала,
В заманчивую даль усталого маня…
А между тем, дитя, я жил, и жизнь я знаю,
Я вижу многое, чего не видишь ты:
Встречая ясный май, я вместе с ним встречаю
Не только соловьев, и песни, и цветы, –
Я знаю, что весной и змеи оживают
И из своих подземных нор
В залитый солнцем сад погреться выползают,
На мягкий воздух и простор;
И если ландыш твой так пышно развернулся,
Обрызган влагой теплых рос,
Знай – и червяк зато в корнях его проснулся
Под шумный ливень вешних гроз.
Верь жизни и весне! Пусть верует кто может,
Но я им верить не могу:
Неугомонный червь живет в моем мозгу,
И грудь мою змея неутомимо гложет!..
1886
Песни Мефистофеля*
Пролог
Как он вошел, – я не видал.
Был вечер… За моим столом
При свете лампы я писал;
Вдруг странный трепет пробежал
По мне морозом и огнем.
Я поднял от бумаги взгляд
И встретил взгляд его в ответ;
На нем был пурпурный наряд
И черный бархатный берет…
Высокий, стройный и худой,
В тени стоял он предо мной
Так просто, как обычный гость.
И лишь в глазах его грозой
Лежали ненависть и злость…
Пришлец молчал… Я был смущен,
Но не испуган. Я не стал
Его расспрашивать, кто он
И как в мой угол он попал.
Я медленно закрыл тетрадь,
Перо подальше отложил
И начал терпеливо ждать,
Чтоб мрачный гость заговорил…
И гость заговорил, едва
Цедя бесстрастные слова,
Пиявки выпуклых бровей
Надвинув низко на зрачки
И кистью жилистой руки
Касаясь до руки моей…
Он говорил: «С тобою связь
Нам закрепить давно пора;
Я гений зла, я мрака князь,
А ты – ты Дон-Кихот добра…
Но – les extremites se touchent:[26]26
Крайности сходятся (франц.). – Ред.
[Закрыть]
Не бойся ж!.. я тебя не съем,
Я только в приторную чушь
Твоих элегий и поэм
Волью моей печали яд,
Зажгу их мощью и огнем,
И о тебе заговорят
Как о звезде в краю родном!..
Послушай, я всегда любил
Литературу…С давних лет
В моей груди, таяся, жил
Полумудрец-полупоэт;
Я Байрона водил пером,
Когда он „Каина“ писал,
И Гете в грезах я мелькал,
И Гейне навещал тайком.
Конечно, друг мой, ты червяк
В сравненьи с ними. Кое-как
Слагая свой бесцветный стих,
Ты вряд ли дух речей моих
Сумеешь людям передать.
Но негде мне искать других:
Храм опустел… Парнас затих,
Пегас стал чахнуть и хромать…
Итак, вперед, дитя, вперед!
Я буду петь, а ты внимай!
И как вино из кубка бьет,
Кипя и пенясь через край, –
Пусть в рамках этих мерных строф
Так бьет родник моих стихов!
Еще два слова… Если ты,
Скучая в школе, милый друг,
Вкусил от мудрой нищеты
Людских познаний и наук
И отрицать привык чертей,
Я помогу беде твоей…
Не я стою перед тобой,
В мой плащ пурпуровый одет,
Я – сказка, я – полночный бред,
Созданье старины седой…
То тень чернильницы твоей
На штору вычурно легла,
А мерный звук моих речей –
Дрожанье зыбкого стекла
И плач метели за окном,
Стенящей в сумраке ночном!..»
1886
Жизнь*
Меняя каждый миг свой образ прихотливый,
Капризна, как дитя, и призрачна, как дым,
Кипит повсюду жизнь в тревоге суетливой,
Великое смешав с ничтожным и смешным.
Какой нестройный гул и как пестра картина!
Здесь – поцелуй любви, а там – удар ножом;
Здесь нагло прозвенел бубенчик арлекина,
А там идет пророк, согбенный под крестом.
Где солнце – там и тень! Где слезы и молитвы –
Там и голодный стон мятежной нищеты;
Вчера здесь был разгар кровопролитной битвы,
А завтра – расцветут душистые цветы.
Вот чудный перл в грязи, растоптанный толпою,
А вот душистый плод, подточенный червем;
Сейчас ты был герой, гордящийся собою,
Теперь ты – бледный трус, подавленный стыдом!
Вот жизнь, вот этот сфинкс! Закон ее – мгновенье,
И нет среди людей такого мудреца,
Кто б мог сказать толпе – куда ее движенье,
Кто мог бы уловить черты ее лица.
То вся она – печаль, то вся она – приманка,
То всё в ней – блеск и свет, то всё – позор и тьма;
Жизнь – это серафим и пьяная вакханка,
Жизнь – это океан и тесная тюрьма!
1886
В ответ*
Из случайных песен
Нам часто говорят, родная сторона,
Что в наши дни, когда от края и до края
Тобой владеет гнет бессилия и сна,
Под тяжкое ярмо чело твое склоняя,
Когда повсюду рознь, всё глохнет и молчит,
Унынье, как недуг, сердцами овладело,
И холод мрачных дум сомнением мертвит
И пламенный порыв и начатое дело, –
Что в эти дни рыдать постыдно и грешно,
Что наша песнь должна звучать тебе призывом,
Должна святых надежд бросать в тебя зерно,
Быть ярким маяком во мраке молчаливом!..
Слова, слова, слова!.. Не требуй от певцов
Величия души героев и пророков!
В узорах вымысла, в созвучьях звонких строф
Разгадок не ищи и не ищи уроков!..
Мы только голос твой, и если ты больна –
И наша песнь больна!.. В ней вопль твоих страданий,
Виденья твоего болезненного сна,
Кровь тяжких ран твоих, тоска твоих желаний…
Учить не властны мы!.. Учись у мудрецов,
На жадный твой вопрос у них ищи ответа;
Им повторяй свой крик голодных и рабов:
«Свободы, воздуха и света!.. Больше света!»
Мы наши голоса с твоим тогда сольем;
Как медный благовест, как мощный божий гром,
Широко пронесем тот крик мы над тобою!
Мы каждую твою победу воспоем,
На каждую слезу откликнемся слезою.
Но указать тебе спасительный исход
Не нам, о родина!.. Исхода мы не знаем:
Ночь жизни, как тебя, и нас собой гнетет,
Недугом роковым, как ты, и мы страдаем!..
1886
«Все говорят: поэзия увяла…»*
Все говорят: поэзия увяла,
Увял венок ее небесного чела,
И отблеск райских зорь – тот отблеск идеала,
Которым песнь ее когда-то чаровала, –
В ее очах сменили грусть и мгла.
Не увлекают нас в волшебный мир мечты,
В них горечь тайных слез и стон душевной муки:
В них жизнь вседневная, жизнь пошлости и скуки,
Без ореола красоты.
– Нет, не бессильны мы, и нас неотразимо
Порой зовет она, святая красота,
И сердце бьется в нас, любовью к ней томимо,
Но мы, печальные, проходим строго мимо,
Не разомкнув уста!
1886
«Печальна и бледна вернулась ты домой…»*
Печальна и бледна вернулась ты домой.
Не торопясь в постель и свеч не зажигая,
Полураздетая, с распущенной косой,
Присела ты к окну, облитому луной,
И загляделась в сад, тепло его вдыхая…
То был запущенный, убогий, чахлый сад;
Как узник между стен безжизненной темницы,
Он был затерт на дне средь каменных громад,
В пыли и суете грохочущей столицы;
Аллея жидких лип, едва дававших тень,
Беседка из плюща да пыльная сирень –
Вот бедный уголок, излюбленный тобою
Для отдыха от дум, печали и трудов
И для заветных грез о зелени лесов
И солнечных полях над тихою рекою!
1886
«Не говорите мне „он умер“. Он живет!..»*
Не говорите мне «он умер». Он живет!
Пусть жертвенник разбит – огонь еще пылает,
Пусть роза сорвана – она еще цветет,
Пусть арфа сломана – аккорд еще рыдает!..
1886
«Мучительно тянутся дни бесполезные…»*
Мучительно тянутся дни бесполезные.
Темно в пережитом, темно впереди.
Тоска простирает объятья железные
И жмет меня крепко к гранитной груди.
О, если бы дело гигантски огромное,
Гроза увлеченья, порывы страстей,
В холодное сердце, больное и темное,
Огонь исцеляющих, ярких лучей!
О, если б раздался <глагол> увлекающий,
Пришел бы могучий фанатик пророк
И стыд разбудил своей речью карающей
И верой своей бы на подвиг увлек!
Напрасные грезы… Среда измельчавшая
Дает только слабых и жалких людей.
И грустна, безмолвна страна, задремавшая
Под гнетом позорных и тяжких цепей!
Проснитесь, о братья, проснитесь, пора!
Не верь и нейди к ним под знамя, алкающий
Свободы и света, любви и добра!
Их лозунг – убийство, их цель – преступленье,
Их руки повинны в горячей крови.
Их черствое, полное мести ученье
Далеко и чуждо добра и любви,
Святой, всепрощающей, кроткой.
1886
«Прочь от меня – я проклинаю…»*
Прочь от меня – я проклинаю
Любовь безумную мою,
Я всё минувшее сжигаю,
Я всё забвенью предаю!
Ты ждешь раскаянья, рыданий, –
Ты ошибаешься – не жди:
Весь жгучий яд моих страданий
Я гордо затаю в груди…
Я не люблю тебя… довольно!
Я всё прошедшее забыл,
Мне стыдно за него… мне больно,
Что я так сильно полюбил…
Я не вернусь в твои объятья,
Я не унижусь пред тобой,
И знай – не слёзы, но проклятья
Кипят в душе моей больной.
«Дураки, дураки, дураки без числа…»*
Дураки, дураки, дураки без числа,
Всех родов, величин и сортов,
Точно всех их судьба на заказ создала,
Взяв казенный подряд дураков.
Если б был бы я царь, я б построил им дом
И открыл в нем дурацкий музей,
Разместивши их всех по чинам за стеклом
В назиданье державе моей.
Шуточные стихотворения
В. Мамонтову*
1878
Родительское благословение*
Драматическая сценка
Мать
Кто <он>: химик, землемер,
Может быть, писатель?
Дочь
Инженерный офицер.
Мать
Только? Ах, создатель!
Вот пассаж!.. Так как же быть?
Рассуди же строго…
Дочь
Нет, жених, жених, жених,
Свадьбу, ради бога!
Мать
Маня, ангел, он богат?
Дочь
Мне какое дело?
Будет всё равно рогат.
Мать (качая головой)
Как ты это смело.
Ну к чему тебе спешить?
Ты свежа, прекрасна,
Можешь лучших уловить.
Дочь
Нет, я не согласна!
Этот сам и без сетей
В руки мне дается.
Клюнул, так тащи скорей,
А не то сорвется.
Это клад, а не супруг,
Я вас уверяю.
Мать
Так и быть, мой милый друг,
Я благословляю.
1878
Послание к Российскому*
Из глубины моих владений,
Из царства булок и котлет
Мой робкий, мой смущенный гений,
Фельдфебель, шлет тебе привет!..
Фельдфебель, где ты? Я страдаю,
Сойди, как солнце, в мой Аид,
И станет он подобен раю,
И ангел сменит эвменид!..
Приди! Любви и дружбы рана
С тобой в разлуке так жива, –
И я велю левиафана
Тебе подать для торжества!..
1880
Сон*
(На мотив похоронного марша)
Сегодня тревожный мой сон на заре
Смущали больные виденья:
Мне снилось, что жгли на огромном костре
Ученых и все их творенья.
Огромные кипы записок и книг
Пылали роскошней пожара,
И я ощутил в голове своей вмиг
Тревожное чувство угара.
Как бочка, наш толстый топограф горел,
Как факел, пылал Борановский,
И с грустью на это бесчинство глядел
Мудрейший полковник Павловский.
Заркевич горевших крестом осенял
И кланялся всем благосклонно,
А стряпчий Бакшеев вопил и кричал,
Что это совсем незаконно.
Со звоном и шиком истлел Энгельгардт,
Берг что-то считал и сбивался,
И долго Пашкевича резкий дискант
Над скорбной толпой раздавался.
1881
«Если был бы я Агарков…»*
Если был бы я Агарков,
Я б оркестр соорудил,
И мильонами огарков
Все пюпитры озарил.
И на флейте, на тромбоне
И фаготах всех времен
Нежно б пел в минорном тоне:
«Милый ангел, я влюблен!»
1881
«Что ж, начнем слагать любовные посланья!..»*
Что ж, начнем слагать любовные посланья!
То-то вдохновенный зададим концерт…
После едких песен, слез и отрицанья
Эти побрякушки кстати на десерт.
Ведь шаблон не сложен..: шейка – чародейка,
Ножка – крошка, взгляд – лазурная эмаль,
«Милая, родная… ангел мой, злодейка!..
(Тут поднять крещендо и нажать педаль.)
Я люблю вас страстно, я люблю вас вечно
(О, конечно, вечно, – каждый миг сильней),
Не терзайте ж грудь мне так бесчеловечно
И откройте рай мне, сделавшись моей…»
Соловьи и розы, лунный свет и грезы,
В голове угар, пожар и яд в крови,
Клокотанье страсти, слезы и угрозы –
И готова песня пламенной любви.
Перероем кстати старые тетради,
В них лиризм так глуп, но так горяч в стихах,
И преподнесем ей милых глазок ради
Из минувших ахов самый длинный ах…
Можно даже будет кое-что у Фета
Призанять, – он мастер, сладкозвучный Фет,
И сразить ее мелодией сонета,
Где бы каждый стих был трель или букет!..
И смешно и больно!..
1882
«Два нежных друга как-то жили…»*
Два нежных друга как-то жили
Вдвоем под кровлею одной, –
В полк на занятия ходили,
Мечтали, верили, любили
И ели сайки с колбасой.
Казалось, жизнь их пронесется
Без потрясающих невзгод
И каждый мирно в свой черед
Отставки с пенсией дождется.
Но рок иначе им судил
И под тужуркою армейской
В сердцах их юных возбудил
О славе замысел злодейский.
1883
«Горя вчера одним стремленьем…»*
Горя вчера одним стремленьем –
Вам угодить, насколько в мочь,
Я ждал с тревожным нетерпеньем,
Чтоб на Кронштадт спустилась ночь.
И чуть огни сквозь мглу тумана
Зажглись на сумрачной земле,
Я в Петербург пустился рьяно
Прямой дорогой, на метле.
Путь был отличный; крылья бури
Порывом вихрей снеговых
Меня несли в ночной лазури
Быстрее дрожек беговых.
И, глядя на картину эту,
Своей науки верный раб,
Меня, как новую комету,
Уж мерил взором Глазенап.
Плоды поездки перед вами:
Вот пряник – только что спечен,
Приправлен скверными стихами
И вам смиренно поднесен…
1883
«Пр'чтя только что твое п'сланье…»*
Пр'чтя только что твое п'сланье,
Я пр'ник в значенье беглых строк
И на желанное свиданье
Готов я пр'течь в недолгий срок.
В'бще я всегда с тобой душою,
Тобой, В. Гаршин, дорожа,
И в Кр'нштадте, окружен водою,
Живу я, лыжи настр'жа.
У нас здесь мрак непросвещенья,
У вас же конки и прогресс;
Вы даже в ночь для освещенья
Огни украли у небес!
Рвясь вечно к вам в глухой тревоге,
Как рвется узник из оков,
В твоем блистающем чертоге
Я буду в среду, в шесть часов!..
1883
Ее Н'дсон
«На мызе Куза муза мызы…»*
На мызе Куза муза мызы
Сидит и смотрит в небосклон,
И блеском неба синей ризы
Взор юной музы восхищен.
А в душной каменной столице,
Ни муз, ни мыз где нет как нет,
При грустной мысли о больнице
Клянет свой век один поэт.
И грезится душе поэта,
Что сбросил он печали груз
И мчится быстро, как комета,
На мызу Кузу, мызу муз…
1884
«Шутить стихом, играть словами…»*
Шутить стихом, играть словами
Мне нипочем, – я рад писать.
Я даже вам доклад стихами
Хочу сегодня набросать.
И хоть солидная контора,
Где я серьезным быть привык,
Внушать и не должна бы вздора, –
Но слаб мой мелющий язык:
До смерти рифмы одолели!..
Внимайте ж беглым сим строкам:
Четыре номера «Недели»
Я продал разным господам.
Один из них купил и книжку
Романов за минувший год.
Счастливец!.. Чудную коврижку
Он в умственный отправит рот!
Когда б всегда он так обедал,
Мудрей Эдипа он бы стал…
Морозов был… Что он поведал,
Вам скажет Витя: он слыхал.
Еще я создал план сраженья
Для оловянных двух дружин –
И вам в порыве вдохновенья
Испек сей стихотворный блин…
1884
«Грязна харчевня Кишинев…»*
Грязна харчевня «Кишинев»,
Ее бранить язык устанет,
И, верно, страшен и суров,
На пыльный ряд ее столов
Градоначальник громом грянет.
Но хорошо порой и в ней,
Смеясь бессилию недуга,
Справлять, шумя, кружку друзей
Возврат воскреснувшего друга!..
1884
«О, не молчи, кукуевец бездушный…»*
О, не молчи, кукуевец бездушный,
Пиши скорей из северных снегов!
Твоим строкам всегда прием радушный
В моей душе заранее готов.
Я так люблю твои иероглифы,
Хотя порой их трудно разобрать…
Забудь на миг расчеты и тарифы,
Пиши скорей, – пиши, я буду ждать!
1884
«Я вам пообещал когда-то…»*
Я вам пообещал когда-то
В альбом ваш дать мой скромный вклад.
Ну что ж? Что Лев сказал – то свято:
Львы только правду говорят!
Итак, начну! Моим веленьям
Пегас служить готов всегда, –
И вот, запасшись вдохновеньем,
Я храбро влез на «mon dada».[28]28
Моя лошадка (франц.). – Ред.
[Закрыть]
Боюсь лишь, чтоб за эти строки
Мне не пришлось потом от вас
Услышать резкие упреки, –
Как это было уж не раз.
Боюсь, – их пробежав глазами,
Вы мне не скажете merci, –
Ведь я сумею и стихами
Слегка монтировать вам си.
Но что б меня ни ожидало, –
От жаб, гнездящихся в земле,
Не страшно Льву обиды жало, –
Итак, vorauf!..[29]29
Вперед! (нем.). – Ред.
[Закрыть] Allez, allezf![30]30
Вперед, вперед!! (франц.). – Ред.}
[Закрыть]
Он льстить не станет им в угоду!
Не хочет он, чтоб был для них,
Как нефли в жаркую погоду,
Приятен гордый львиный стих! –
Нет, пусть он их язвит насмешкой,
Громит их, как небесный гром,
Пускай он сделает их пешкой
Пред всепобедным королем!
Однако, кажется, довольно, –
И так слуга покорный ваш,
Гонясь за рифмой своевольной,
Уж причинил вам амбетаж.
Не знаю, как-то вы простите
Мне это море ерунды!
Я даже покраснел – смотрите:
«Пожар, пожар!.. Воды, воды!..»
1885
«Меняя каждый миг наряды, как красотка…»*
Меняя каждый миг наряды, <как красотка>,
Пуста, бесформенна, как самоварный пар,
Нам муза Надсона, нелепая трещотка,
Опять преподнесла свой скороспелый дар;
Как жалок замысел, как грубо исполненье,
Дубовые стихи как бревна тяжелы;
Чтоб, выслушав, снести такое песнопенье –
Не люди нужны бы, но крепкие волы.
Пусть Академия тебя и увенчала,
Но я тебе скажу, прославленный певец…
1886
Июль*
Кругопев
Июль. Жара. Но местию палимый
Не покидал он едкого пера,
Казня врагов с враждой неумолимой.
Июль… Жара!
Был адский зной, но он строчил с утра…
Певец, «Зарей» как сикофант гонимый,
Он закричать уж был готов «ура»,
В свой пасквиль вливши яд неуловимый,
Но не пришла торжествовать пора;
О Аспид, о боец неумолимый,
Усни, усни, июльским днем палимый.
Июль. Жара!
1886
«Да, ты один, о Фаусек…»*
Да, ты один, о Фаусек,
Чист и лишен постыдных пятен,
И, что так дорого в наш век,
Ты в переписке аккуратен.
Незавершенные произведения, отрывки и наброски
Светоч*
Мир утопал во мгле глубокой,
В цепях метался и стонал,
И лишь вдали звездой далекой
Отрадный свет во тьме сверкал.
Тот свет – надежда искупленья,
И жадно ожидал народ,
Когда великий вождь спасенья
Свой светоч над землей зажжет.
И он пришел, Христос-спаситель,
Он жил с людьми, он их учил,
И что ж – божественный учитель
[Людьми слепыми распят был.
Мир жаждал…]
1878
Шалунья*
Поэма
1
Алым блеском заря разгорается
На лазури небес;
Звонко песнь соловья разливается,
Призадумался лес.
Ярко вспыхнула звездочка ясная
Высоко над землей
И капризно мерцает прекрасная
В вышине голубой.
На холме, над рекою, играющей
Серебристой струей,
Барский домик, как гриб вырастающий,
Весь окутан листвой.
В светлых окнах заря золотистая,
Отражаясь, горит,
И откуда-то песнь серебристая,
Не смолкая, звенит.
И внимает ей лес очарованный,
Полный летнею мглой,
И недвижно стоит заколдованный
Над зеркальной рекой.
2
Где же скрылась певунья счастливая?
Вон, смотрите, в кустах.
Чуть головка видна шаловливая
В бледно-синих цветах.
Улыбается личико нежное,
Песня льется звучней;
Упадают на плечико снежное
Волны русых кудрей.
На щеках, как заря, разгорается
Блеск румянца живой,
В мягких складках с плеча извивается
Сарафан голубой.
Взгляд яснее лазури, сверкающей
В заходящих лучах,
И улыбки огонь вызывающий
На веселых устах.
3
[Песня звонкой волной разливается,
Юной силой кипит,
Эхом леса вдали повторяется,
Над рекою звенит.
Чу, замолкла певунья! Нахмурилась;
Гаснет пламя очей…
Не о доле ль девичьей задумалась,
Трудной доле своей?
Есть о чем призадуматься,
Мать – зарыта землей…]
1878
«Вот он: взгляни – безобразный, худой…»*
Вот он: взгляни – безобразный, худой,
Платье в лохмотьях на нем,
Тихо бредет он пугливой стопой,
Робко глядит он кругом…
1878
«Куда уйти от размышленья…»*
Куда уйти от размышленья,
Куда бежать от дум больных,
От слов людского сожаленья,
От слез и радостей людских?
Мне душен мир… Свободы, света!
Я изнемог… Я утомлен!
Напрасный крик: ни вам ответа…
1879
«Друзья, близка моя могила…»*
Друзья, близка моя могила,
Окончен безотрадный путь –
И с каждым днем и жизнь и сила
Больную покидают грудь.
Ударит грозный час разлуки…
1879
