Текст книги "Похищение"
Автор книги: Семен Малков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)
– Это разные вещи: воздержание в плену и те обстоятельства, о которых идет речь, – неожиданно встал на сторону внука Степан Алексеевич. – Мне лично не нравится поведение Даши, и по-мужски я Петю понимаю.
– Она меня сама толкает в объятия других женщин, которым я нравлюсь, – поощренный его поддержкой, осмелел Петр. – И пусть потом пеняет на себя, если и у меня чувство к ней угаснет.
– Не угаснет, – усмехнулся профессор. – Это у женщин измена мужу – целое событие, а у мужчин – эпизод, который лишь вызывает сознание своей вины и желание ее поскорее загладить.
– Ну уж нет! – категорически возразила им Вера Петровна. – С обеих сторон измена – это предательство, которое нельзя прощать! Просто так ничего не происходит. Если супруги докатились до этого, значит – любви конец!
Она проницательно подняла свои ясные глаза на внука и, как бы догадываясь о том, что дело зашло дальше, чем он им открыл, предупредила:
– Если ты, Петя, начнешь изменять Даше, то знай: кончится все разрывом! А так как ты ее все-таки любишь, с твоей стороны это будет просто безумием – разрушить свое семейное счастье и потерять ребенка! Крепко подумай, прежде чем сделать роковой шаг!
Если Петра Юсупова мучили угрызения совести, то Настя Линева, наоборот, пребывала в отличнейшем настроении. Поначалу она мечтала поскорее сделать свое дело и смыться, но то блаженство, которое она испытала от близости с молодым хозяином, все изменило. Теперь любовница главаря бандитов отнюдь не намерена была торопиться.
Познав, несмотря на молодость, много мужчин, Настя считала, что сильнее и изощреннее Седого у нее еще любовника не было. Да и Петр, хоть природой не обижен, ему в этом уступал. «Почему же он так мне нравится? – озадаченно думала она, с удивлением ощущая, как в ее зачерствевшем сердце шевелится чувство, похожее на нежность. – Ведь он форменный сосунок против Васи».
И все же, хоть и с трудом, до нее дошло, в чем дело. Насте очень нравилась властная натура Седого, даже его грубость. Она никогда не любила лебезящих, слюнявых ухажеров. Но, как оказалось, несмотря на богатый сексуальный опыт, она просто не знала настоящей мужской ласки, нежного и чуткого отношения к себе как к женщине.
Ее любовник Василий всегда делал только то, что хотелось ему, не считаясь с желаниями и эротическими фантазиями Насти. Зато не столь искусный Петр, стараясь доставить максимальное наслаждение партнерше, охотно выполнял все ее пожелания, и испытанное ею блаженство было несравнимо! Понимая, что их связь продлится недолго и, даже в мыслях не собираясь расставаться с постоянным любовником, она все же решила понаслаждаться с новым столько, сколько удастся.
«Надо приготовить ему что-нибудь вкусненькое и угостить, когда заедет за девчонками, – подумала Настя, стоя у плиты и стряпая им завтрак. – Похоже, так сладко, как со мной, ему еще ни с кем не было. Такого от жены не дождется, – самодовольно ухмыльнулась она. – Наверняка захочет повторить: я мужиков знаю!» В эту минуту пособница бандитов начисто забыла о том, какая жуткая участь ожидает Петиных сестер.
Можно представить ее разочарование, когда вместо Петра, чтобы отвезти Олю и Надю в школу, приехал длинный и худой, как жердь, очкарик. Хотя он солидно выглядел и был хорошо одет, Настя долго ему не открывала и вряд ли впустила бы в дом, но в это время раздался звонок телефона.
– Доброе утро, Зиночка! – довольно сухо поприветствовал ее Петр. – Я говорю из своего офиса. У меня здесь с утра важное совещание, поэтому Олю и Надю в школу доставит мой друг Виктор Казаков. Девочки его знают. Может быть, – после небольшой паузы добавил он, – если меня задержат дела, он же сегодня привезет их домой.
«Все! Значит, моего сладкого Петеньку я сегодня не увижу, – со злой иронией подумала Настя, догадываясь об истинной причине его поведения. – Переживает, что изменил своей жене! Мальчик решил дать задний ход. Но никуда ты от меня не денешься, мой миленок!» Она впустила в квартиру Виктора, собрала девочек в школу и, закрывая за ними дверь, попросила его:
– Передайте Петру Михайловичу, чтобы позвонил мне, когда освободится. Скажите, что это важно. Возможно, мне срочно придется уехать.
Хитрый расчет Насти оказался верным. Не успела она прибрать в квартире, как позвонил Петр.
– Мне сказал Казаков, что ты просила позвонить. Что за срочное дело, Зина?
– Матери чего-то от меня понадобилось. Просит приехать, – нахально соврала Настя. – Вот не знаю, как быть. Наверное, придется, – голос ее притворно дрогнул, – взять расчет. Подвела я вас, Петр Михайлович? – изобразила она тихую грусть. – Ужас, как не хочется расставаться с девочками, – и, как бы забывшись, добавила интимным тоном: – И с тобой!
Как она и ожидала, Петр растерялся. Его не устраивало не только то, что вновь вставала проблема с сестрами. Он понял, что не готов расстаться с Зиной, ибо снова испытывал страстное желание насладиться интимной близостью с ней, и ему больно сознавать, что оно теперь не осуществится.
– Это так внезапно, Зина, что не знаю, как быть, – невнятно пробормотал он. – Давай лучше я приеду, и мы спокойно все обсудим.
– Хорошо, я согласна, Петр… Михайлович, – с интимным придыханием произнесла Настя, с трудом сдерживаясь, чтобы не выдать свое торжество. – Ты только не задерживайся, – уже откровенно подчеркивая их интимную связь, тихонько попросила она. – Буду с нетерпением ждать!
Само собой понятно, что, когда Петр приехал, никаких объяснений между ними не последовало. Настя встретила его в одном халатике, кроме которого на ней ничего не было. Он был распахнут, и ее соблазнительная нагота предстала перед «миленком» в полной красе.
– Пойдем я все объясню, – жарко поцеловав, только и сказала она, увлекая в спальню, где предусмотрительно была расстелена постель. Разумеется, после такого приема, Петр уже помышлял лишь о том, как поскорее заключить ее в свои объятия, и они не мешкая занялись тем, к чему стремились.
Петр целиком отдался своей новой страсти, теперь они встречались по два раза в день, как на Патриарших, так и в его квартире. Угрызения совести Петра больше не мучили: он убедил себя в том, что одной женщины для его темперамента мало. «Ну что же, ее ля ви, как говорят французы, – мысленно твердил он себе, чтобы успокоить совесть. – Пусть Даша меня извинит. От нее не убудет! Главное, чтобы ничего не знала и была спокойна».
Но по вечерам, когда ложился спать, на Петра все же нападала грусть и ему становилось жаль их большой чистой любви. Тогда он вспоминал все самое лучшее, что было между ним и Дашей, и ему было мучительно больно сознавать, что отныне все это утрачено навсегда.
– Неужели наша любовь уже кончилась и былое счастье не вернется? – с горечью шептал он засыпая. – Однако, как ни жаль, ничего вечного на свете нет!
Василий Савельевич Волошин, представительный мужчина с вьющейся рыжеватой шевелюрой и такой же курчавой бородкой, провожая жену в аэропорт, был недоволен, что Анна Федоровна не отправила Петру телеграмму, чтобы предупредить его о своем прилете. Известный защитник окружающий среды, идеалист, он считал непорядочным то, что она решила тайком устроить зятю унизительную проверку.
– Ты не права, Аня, – мягко выговаривал он ей, когда они ожидали начала регистрации рейса. – Это не дело – то, что ты затеяла! Вот увидишь: Петя очень обидится, когда узнает. Не честнее ли просто с ним поговорить и все выяснить?
– Как же, так он мне все и выложит начистоту, – возразила Анна Федоровна, убежденная в своей правоте. – Постарается успокоить, скроет истину! А нужно обязательно узнать, Васечка, так ли Петя к ней изменился на самом деле? Ведь дочь может и преувеличивать. Беременные часто зря нервничают.
Она тяжело вздохнула и озабоченно произнесла:
– Не знаю, что буду делать, если Петя ее обижает. Вот уж правду говорят, что не приносит богатство счастья! И чего люди с жиру бесятся? – укоризненно покачала она головой. – Был бы он простым работягой, весь в заботах о семье, не смотрел бы на сторону. А то наверняка кого-то завел, раз Дашенька на него жалуется!
Сердце матери верно подсказывало ей причину охлаждения зятя к дочери. Но Василий Савельевич был с ней не согласен. Будучи сам однолюбом и обожая свою красавицу дочь, он просто мысли не допускал, что Петр мог изменить ей и тем более разлюбить.
– Все ее жалобы на почве беременности, – убежденно заявил он. – Петя очень порядочный парень, безусловно, любит Дашеньку, и ему, как деловому человеку, недосуг заниматься глупостями. Думаю, что ее недовольство, – успокаивающе добавил он, – объясняется тем, что он или не понимает, или из-за своей занятости просто не может уделять ей много внимания, которое так необходимо беременной женщине.
– Дай-то Бог! – молитвенно подняла глаза к небу Анна Федоровна. – Хорошо, чтобы так все и оказалось. Но я не смогу убедить Дашеньку, если сама не удостоверюсь в этом! – упрямо добавила она. – Мне надо поговорить с Петей, посмотреть, как он живет.
В это время объявили регистрацию рейса, и Волошин, подхватив ее чемодан, повел жену к стойке. Когда уже был сдан багаж и пассажиров пригласили на посадку, он вместо напутствия лишь попросил:
– Только не пори горячку, Анюта! Сделай все, чтобы спасти их брак!
Анна Федоровна согласно кивнула головой и в толпе других пассажиров поспешила на посадку в авиалайнер. В считанные часы полета от Иркутска до Москвы она только и думала о том, что ее ждет дома и как ей быть в той или иной ситуации. Мать Даши понимала, что нельзя допускать разрыва дочери с мужем, особенно в тот момент, когда та ожидает ребенка. Но, зная свой горячий характер, справедливо опасалась, что у нее не хватит выдержки.
Прилетев в Москву, Анна Федоровна первым делом побывала в своей квартире, наскоро вытерла в ней пыль, и только после этого собралась ехать к дочери в больницу. Однако, поразмыслив, она передумала и отправилась к зятю. «Прежде чем говорить с Дашей, выслушаю, что скажет мне он, – решила она. – Тогда мне легче будет судить: права она или нет».
Верная своему замыслу, Анна Федоровна не стала звонить Петру, чтобы предупредить о своем визите, а прямиком поехала на их с Дашей новую квартиру, которую они купили всего полгода назад. Ключи у нее имелись, так как еще до отъезда на Байкал ей приходилось помогать дочери в уборке этих роскошных апартаментов, справиться с которой в одиночку Даше было тяжело.
Квартира молодых Юсуповых находилась в роскошном доме современной постройки в районе Чистых прудов. Она имела два уровня: на нижнем были прихожая, просторный холл, гостиная, столовая и кухня, а на верхнем – кабинет хозяина, три спальни и санузлы. Обстановка, оборудование и отделка квартиры отвечали самым высоким требованиям.
Приехав на метро, так как была очень экономной, Анна Федоровна пешком добралась до дома и, немного полюбовавшись на его шикарный фасад, вошла в подъезд. Запоры были хитрые и сложные, но она с ними быстро разобралась, открыла стальную дверь и удивленно остановилась на пороге: с верхнего этажа доносились звуки, как ей показалось, двух голосов – мужского и женского.
«Неужели это Даша вернулась домой из больницы? – недоумевая, подумала Анна Федоровна. – Почему же тогда не дала мне об этом знать? Ведь мы разговаривали с ней накануне». Пожав плечами, она спокойно разделась и поднялась по изогнутой лестнице с красивыми резными балясинами на второй этаж, чтобы заявить о своем приходе.
Звуки голосов раздавались из просторного санузла, где находилась джакузи. Дверь туда была распахнута и, немного поколебавшись, Анна Федоровна в нее заглянула. То, что она увидела, сразило ее наповал! Прямо в джакузи, сидя по грудь в мыльной пене, Петр и Даша (хотя нет – похожая на нее чужая девушка!) с визгом и хохотом бесстыдно занимались любовью. Такое она видела только по телеку и то выключала, не перенося порнографию.
Придя в себя, Анна Федоровна, некоторое время пребывала в смятении, не зная, что же ей делать. Оправдались худшие ее опасения! «Выходит, Дашенька права, – с горечью констатировала она, чувствуя, как в душе поднимается волна гнева. – Ах ты, сукин сын! Ну, я тебе устрою веселую жизнь!»
Анна Федоровна Волошина была женщиной не робкого десятка, умевшей постоять за себя и за честь своей семьи. Настроившись самым воинственным образом, она решительно вошла в сверкающее кафелем и никелем помещение и громко потребовала:
– А ну, сластолюбцы, кончайте свое безобразие! – и презрительно глядя на перепуганные лица Петра и незнакомой девки, которые, онемев и вытаращив глаза, смотрели на невесть откуда взявшуюся свидетельницу их интимных забав, добавила: – Тебя, Петр, я попрошу одеться, а твоей шлюхи, чтоб через десять минут и духу здесь не было! Я подожду в гостиной. Глаза бы мои не глядели на этот срам!
Сказав это, Анна Федоровна спустилась по лестнице вниз, а «сластолюбцы», которые уже пришли в себя, понимающе переглянулись и вылезли из джакузи.
– Ну и кислый у тебя видок, – глядя на Петра, усмехнулась Настя, к которой уже вернулась обычная наглость. – Что, здорово тебе достанется от старухи? Это мамаша твоей женушки? – догадалась она. – Неужто так ее боишься?
– Помолчи, Зина, – угрюмо оборвал ее Петр, который лихорадочно пытался сообразить, как ему выйти из постыдного, чреватого роковыми последствиями положения, в котором он оказался. – Немедленно одевайся и уходи! Не знаю теперь, как выпутаться! Ты что, не понимаешь?
Настя, конечно, все понимала и весело подумала: «Неужто дурачок полагает, что я буду ему сочувствовать? Мне-то на руку, если останется холостым!» Но вслух, заговорщически подмигнув и отдав ему честь, отрапортовала:
– Слушаюсь, начальник, и немедленно исчезаю!
Нарочно покрутив перед ним своими роскошными формами, она, едва обтеревшись полотенцем, натянула на себя белье и платье, взяв в руки босоножки, кубарем скатилась с лестницы и выскочила из квартиры. Петр не спеша оделся, продолжая думать над тем, как ему выкрутиться, и уныло отправился к теще.
Анна Федоровна уже успела немного остыть. И хотя она полностью разделяла боль и обиду Даши, а поведение зятя было непростительным, их разрыв накануне рождения ребенка казался ей еще более ужасным. С таким финалом она никак не могла примириться, и это настраивало ее на компромисс.
– Ну так что, ты больше не любишь Дашу и решил с ней расстаться? Такой вывод я должна сделать из увиденного? – с ходу набросилась она на зятя, лишь тот появился на пороге гостиной. – И это – когда скоро появится на свет ваше дитя? Вот уж не думала, что ты такой бессердечный негодяй!
Петр молча слушал ее стоя, понурив голову, как провинившийся ученик, и не в силах ничего сказать в свое оправдание. Это придавало надежду.
– Чего же ты онемел? Объясни мне, что происходит! – со свойственной ей грубоватой прямотой потребовала Анна Федоровна. – Я ведь своими глазами убедилась, что Дашенька права, жалуясь, что ты к ней охладел. Теперь знаю и причину этого!
Так и не придумав подходящего вранья, Петр мысленно махнул на все рукой.
«Эх была не была! – отчаянно подумал он. – Лучше скажу ей правду. А там пусть судит сама!»
– Я понимаю, как все плохо вышло, но вы ошибаетесь, Анна Федоровна, – тихо, но твердо сказал он. – Я не разлюбил Дашу, а то, что видели, хоть и непростительно, произошло только по ее вине!
– То есть как по ее вине? Хочешь сказать, что она тебе тоже изменила? – опешила теща. – Не может такого быть! Я знаю свою дочь! Не лги!
– Вы опять меня не поняли! Совсем не об этом речь, – все еще не поднимая головы, с досадой произнес Петр. – Даша вынудила меня… к этому тем, что отказала мне… в близости… сразу, как только забеременела. А я – живой человек… мужчина, – с вызовом добавил он, впервые подняв на нее глаза. – С этим ей нужно было считаться!
– Вот оно в чем дело, – дошло наконец до тещи. – Жена не выполняет супружеский долг, и ты завел… любовницу, – с насмешкой протянула она, но уже более миролюбиво, – кстати, очень похожую на Дашу, что говорит в твою пользу. А потерпеть немножко не мог?
Петр на этот насмешливый упрек ничего не ответил, лишь снова опустил голову, а Анна Федоровна, немного поразмыслив, заключила:
– Ладно, спущу тебе на первый раз. Не хочу встревать в ваши отношения, и Даше ничего не скажу, так как ей ни в коем случае нельзя нервничать. Разбирайтесь сами с этой грязью. Но я бы на ее месте не простила мужу измены, какая бы ни была на то причина. Бог терпел и нам велел!
Глава 6
Удачный побег
Получив из тюрьмы сообщение Шевчука о том, что Костыля повезут на суд в понедельник к девяти утра, Василий Коновалов срочно созвал подельников, несмотря на субботний вечер.
– Времени у нас слишком мало, – объяснял он, выслушивая недовольные речи и возражения, так как у многих нарушались личные планы. – Зато заодно попаримся и бухнем в теплой компании, – успокаивал он их. – Что-то редко мы стали собираться вместе. – Телки понадобятся? Ладно, с этим там разберемся. По настроению.
Бандитская сходка, как всегда, состоялась в баньке и сопровождалась обильным возлиянием. Ввиду ответственного и важного дела на этот раз решили обойтись без женского общества. Даже Цыган, который считал сходку без групповухи неполноценной, и тот об этом не обмолвился.
– Ладно, вот провернем это дельце и гулять будем по полной программе, – одобрительно заявил он подельникам, когда они, раскрасневшиеся после парилки, сидели вокруг дубового стола, тесно уставленного бутылками водки, пива и закусками. – А сейчас вдарим по полной, чтоб сопутствовал фарт!
Его охотно поддержали, и, после того как опрокинули по стакану и пожевали, Цыган, сверкнув своими шальными глазами, доложил подельникам:
– У меня с братками все в полной готовности! Стволы в порядке и еще берем на всякий случай «муху» и пару гранат. Засаду устраиваем в двух кварталах от суда, в переулке. Там тюремный «воронок» уж точно проследует, деваться ему больше некуда!
– Скольких ставишь в засаду? – спросил старший по этой операции Рябой. – Не подведут твои салаги?
– Обижаешь, братан, – зло покосился на него смуглый красавец. – Все трое, что со мной в засаде, хоть у нас недавно, проверены в деле. Курчавый и Филин – из омоновцев, в Чечне воевали по контракту, а Косой, известно: бывалый гоп-стопник.
Решив, что с ним все ясно, вмешался Седой.
– Ну что ж, молодчик, Цыган! Действуй по плану! А кто у тебя поведет от тюряги «воронок»? – обернулся он к Рябому. – Кого посадил на «бээмвэшку»?
– Поведет Фитиль. Он в этом деле ас, и воронок не упустит, – с уверенностью доложил тот. – И еще троих беру из его бригады. Ты братков Фитиля знаешь: не подведут!
– А почему его нет здесь? Сам бы доложил, готов ли? – нахмурился Седой. – Я же велел тебе всех собрать! – грозно посмотрел он на Проню.
– Потому и нет, что свою бригаду собирает, – понурившись, оправдывался перед ним Проня. – Только утром его разыскали. Но ты не беспокойся: Фитиль знает, что ему делать, и своих подготовит.
Низенький и тщедушный, он обвел подельников хитрым взглядом узких, как щелки, глаз и самодовольно сообщил:
– Мы вот что придумали. Когда «воронок» попадет в засаду, Цыган со своими вырубит и свяжет шофера с охранником. Тогда из «бээмвэшки» выскочат остальные, а Рябой влезет в машину, чтобы помочь Шевчуку вывести Костыля. Фитиль и еще трое оградят «воронок» от зевак, чтобы никто из них не стукнул в ментовку.
– Ну ты загнул! Как же ему это удастся? – с недоверчивой ухмылкой спросил Цыган и убежденно добавил: – От мусоров нас спасут только быстрота и натиск!
– А Фитиль с бригадой изобразят оперативников ФСБ. У них и ксивы ихние припасены, – объяснил не ему, а Седому Проня. – Лохи это проглотят.
– Хитро придумано! Так и сделаем, – одобрил его ловкий замысел главарь, но добавил: – И все же Цыган прав. Операцию надо провести в темпе, иначе могут и повязать. План – это хорошо, но жизнь всегда вносит поправки!
Седой по очереди пристально посмотрел на своих ближайших подручных, словно оценивая каждого, на что тот способен, и удовлетворенно подытожил:
– Теперь вижу, что все готовы и каждый знает свой маневр. Если сработаем четко, уверен в успехе! Я лично с Фиксатым и Читой буду держать свою тачку под парами и в случае чего вас подстрахую.
Он наполнил свой стакан водкой так, что она перелилась через край, и все последовали его примеру.
– Выпьем, братва, за то, чтобы всегда мы стояли друг за друга! И ничего не пожалели для выручки тех, кто из нас попадет в беду. Вот так, как мы делаем для нашего верного кореша Костыля!
Его тост всем пришелся по душе, подельники одобрительно зашумели и дружно опрокинули свои стаканы. Все было готово к решающей операции.
На этот раз Рябой и Шевчук встретились как бы случайно, зайдя перекусить в «Макдоналдс». У конвойного начальника был довольный вид, и Рябой понял, что организация побега Костыля идет успешно.
– У нас все готово! Большого труда стоило устроить так, чтобы по графику дежурств день суда пришелся на мою смену, – доложил он своему заказчику, когда они уже расположились за столиком в чистеньком зале популярного заведения. – Меня беспокоит лишь новый напарник моего помощника. Уж больно он непредсказуемый парень.
– А что так и не удалось его сблатовать? – отозвался Рябой. – Из идейных?
– Не очень-то! Был оперативником, но в чем-то проштрафился, к выпивке пристрастие имеет. На этом я попытался с ним закуначить, – он сделал паузу, с усмешкой взглянув на собеседника, – но отступился, побоявшись с ним связываться. Продать может!
– Почему ты так решил? – поднял на него глаза Рябой.
– Я навел справки и выяснил, что от него избавились, так как стучал на свое начальство, обвинял в коррупции. Представляешь, какого кадра мне подсунули? Но я тоже от него избавлюсь! – помрачнев, заключил Шевчук.
– Ну так чего тянуть? Взял бы и заменил на другого, – выразил недовольство Рябой. – Он же нам все дело испортит! – добавил он с беспокойством.
– Не так-то легко от него избавиться, ведь только прислали, – объяснил ему тюремщик. – Но ничего он нам не испортит! Мы ведь вдвоем с Костылем с ним справимся, не сомневайтесь, – поспешил он успокоить заказчика. – Меня тревожит совсем другое.
– Другое? – непонимающе поднял брови Рябой.
– Как бы он меня не заподозрил и потом не выдал, – объяснил Шевчук, – раз такой… к начальству… неласковый.
Он еще больше помрачнел и заверил Рябого:
– Но и тут вам беспокоиться нечего! Я за ним прослежу и, если что-нибудь заподозрю, – он сделал многозначительную паузу, – то ликвидирую… с помощью уголовников. Это уж моя забота!
Рябой согласно кивнул и поинтересовался:
– Костыль уже обо всем предупрежден? Знает, что ему нужно делать?
– Нет еще. С этим спешить не надо, – объяснил Шевчук. – Может на радостях выболтать кому-нибудь в камере. А там есть подсадные утки. Я и то в нашем заведении не всех знаю.
– Понятно, – снова кивнул Рябой. – А когда проинструктируешь?
– Накануне суда, в ночь, как заступлю на дежурство, – ответил Шевчук. – Все будет сделано как надо, можете быть уверены! Вы, главное, готовьте валюту, – снова повеселев, самодовольно произнес охранник, всем видом показывая, что не сомневается в конечном успехе.
Уверенность Шевчука передалась и его заказчику.
– За этим дело не станет, – не замедлил с ответом Рябой. – Вторую половину получишь на следующий день, как освободим Костыля! «Хрен ты у нас больше получишь, – про себя усмехнулся он, так как знал, что на сходке было решено „кинуть“ охранника. – Итого, что получил, тебе хватит с избытком!»
Но тюремщик оказался хитрее, чем они предполагали.
– Нет, так дело не пойдет! – твердо заявил Шевчук. – Мне что же, бегать потом за вами? Или все получу сполна, или играем отбой!
А ты хочешь получить все авансом? – не скрывая злости, спросил Рябой. – Нет! Сначала стулья, а потом расчет!
Однако Шевчук был непреклонен.
– Вот мои условия, – объявил он, тяжело глядя на того, кто хотел его надуть. – Ваш человек передает мне оставшуюся половину, перед тем как заступлю на дежурство. Если этого не сделаете, то все отменяется! – он немного подумал и добавил: – Аванс я тогда вам верну за вычетом того, что пришлось потратить на подмазку.
– Ладно, пусть будет по-твоему, – понимая, что обмануть ушлого тюремщика не удастся, сдался Рябой. – Получишь свои бабки! Но смотри, если подведешь, – лицо его исказилось от злобы. – Мы ведь тебя и под землей достанем!
Среди заключенных в камере, где находился Башун, царила предгрозовая атмосфера. К ним поместили новенького – рыхлого лысого мужчину средних лет, о котором стало известно, что он бывший воспитатель интерната и осужден как педофил. Блатные, которых здесь было большинство, о чем-то шушукались, враждебно поглядывая на растлителя детей, который пугливо забился в дальний угол в предчувствии расправы. Ему было известно, что таких, как он, презирают даже зеки, и пощады от них ждать не приходится.
«Опустить задумали, петуха из него сделать, – догадался Башун. – Так ему и надо, падле! Значит, ночью устроят представление – еще одним гомиком станет больше, – мысленно усмехнулся он, но тут же обеспокоился. – Не нужен мне этот скандал. Чего доброго, гад загнется, и следствие над всеми учинят!» С тех пор, как Башун узнал, что суд уже назначен и близится побег, будучи любителем таких забав, он перестал принимать в них участие – опасался осложнений.
Последние дни Костыль жил в ожидании инструкции, что ему надо делать, но ее все не было. От внутреннего напряжения у него пропал аппетит, и он, постоянно испытывающий голод, с трудом заставлял себя поесть. «Не хватает еще, чтобы ослаб. Силенки нужны для побега! А он, чую, состоится, – подбадривал он себя. – Я нужен Седому для дела. Поэтому уж он расстарается!»
Костыль не ошибся. Когда закончился ужин и тюрьма стала погружаться в сон, блатняки схватили несчастного педофила и стали над ним издеваться. Сначала они поставили его к параше и по очереди на него помочились, затем заставили убрать вонючую лужу, и подонок молча терпел. Но потом его стали избивать, и он истошно завопил, а когда нагнули и спустили штаны, орал уже так, что мог разбудить мертвого.
Тюремщики знали, что делают с педофилами, и обычно не принимали мер для защиты негодяев, но тут вынуждены были вмешаться. В камере появились охранники. Блатные сразу отпрянули от своей жертвы и с невинным видом уселись на свои места.
– Что случилось? Из-за чего шум? – равнодушно спросил сухопарый пожилой охранник, хотя вид избитого педофила, все еще стоящего со спущенными штанами, вполне красноречиво говорил сам за себя.
– Да этот сученок на параше засиделся. Решил, что у себя дома, – нарушив всеобщее молчание, с ухмылкой ответил коренастый рецидивист, весь исколотый похабными татуировками. – Пришлось стаскивать с нее силой. Ну дали пару раз, чтоб не сопротивлялся!
– А ты чего скажешь? – с откровенным презрением бросил охранник пострадавшему. – Почему разорался? Штаны-то натяни, пакостник!
– Переведите меня в другую камеру! – визгливо взмолился педофил. – Сами видите: здесь меня убьют!
– Может, тебя в детскую колонию поместить? – Язвительно ответил охранник. – Ничего, терпи, коли заслужил, не подохнешь! А вы, гаврики, – для порядка одернул он блатных, – не слишком усердствуйте. Ишь, как распустились! Заключенный Башун! – повернувшись к Костылю, скомандовал он. – Вставай и руки за спину! Пойдешь к старшому.
– А я-то тут при чем? – растерянно пробормотал Башун поднимаясь. – Нужна мне эта мразь! Я к нему даже не прикасался!
– Отставить разговорчики! – по-военному прикрикнул на него сухопарый. – Пойдем, начальник разберется!
«Неужели они что-то пронюхали о подготовке побега? – шагая между конвоирами по тюремным коридорам, в панике думал Костыль. – Ведь то, что меня забрали из-за этого детолюба, – туфта! Они даже толком не разбирались!»
И действительно, когда его привели в тесный служебный закуток к дежурному начальнику, а это был Шевчук, сразу выяснилось, что он угадал и расправа над педофилом здесь ни при чем. Отпустив второго охранника и оставив только сухопарого, тучный верзила-начальник вместо разноса неожиданно по-свойски подмигнул Костылю.
– Догадался, зачем тебя привели? Садись и слушай внимательно! Времени у нас мало, – торопливо сказал он и, поймав взгляд, брошенный Башуном на его помощника, объяснил: – Это свой человек, не бойся!
Он поплотнее прикрыл дверь, грузно опустился на свое место за маленьким столом и окинул довольным взглядом мощную мускулатуру заключенного.
– Так вот, завтра все и состоится. Тебя отобьют свои по дороге в суд, – без предисловий, коротко объявил он и, предупреждая вопросы, которые порывался задать тот, остановил его жестом руки: – Погоди! Сейчас скажу все, чего тебе надо знать.
Он еще раз оценивающе взглянул на Костыля и кратко ввел в курс дела.
– Завтра утром тебя повезут в «воронке» на суд. Ты будешь в наручниках. Сопровождать будут трое: я, Данилыч, – кивнул он на сухопарого, – и тот, что стоит в коридоре. Тот – не наш человек и ничего не подозревает.
Видя, что на лице Костыля отразилось сомнение, он его успокоил.
– Его мы нейтрализуем, и в этом ты нам поможешь. По дороге в суд машина будет остановлена. Как – тебя не касается. Мой помощник Данилыч выйдет, чтобы помочь шоферу. Второй, салага, будет сидеть рядом с тобой. Тут ты и начнешь действовать.
Костыль напряженно слушал, и он продолжал:
– Окольцуешь руками его горло и придушишь наручниками. Понял? Парень он крепкий, но ты сильнее, справишься. Я для блезиру вроде как приду ему на помощь, чтобы видел это, пока в сознании, и потом засвидетельствовал.
– Хитро! А если я не смогу его осилить? – не выдержал Башун. – Что тогда?
– Придется мне незаметно его оглушить. Но ты потом не забудь добавить своими наручниками, – предусмотрительно потребовал от него Шевчук, – чтобы остались от них следы!
Он с тревогой взглянул на часы и заторопился:
– Вот и все. Нужно закругляться, чтобы ничего не заподозрили. Ты меня там тоже хорошенько огреешь наручниками по башке, свяжешь обоих нашими же ремнями, и тебя заберут свои.
Шевчук откинулся на стуле и заключил:
– Будь в боевой готовности к девяти и не сомневайся: все у нас получится! Наша смена до полудня, и заменить нас не могут. Да и твоя братва, уверен, не подкачает.
В то утро выдалась отличная солнечная погода. Ровно в девять, как обещал Шевчук, дверь камеры открылась, и заключенного Башуна под конвоем повели по длинным коридорам во двор тюрьмы к ожидавшему там «воронку». Прежде чем посадить в кузов, на него надели наручники, а затем поместили на лавке между двумя охранниками: сухопарым Данилычем и здоровенным молодым парнем, его напарником, на полголовы выше Костыля. Толстый Шевчук забрался в кабину к водителю, и машина выехала за тюремные ворота.
