Текст книги "Повеса в моих объятиях"

Автор книги: Селеста Брэдли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)

Глава 28

Благодаря цепким, натруженным за годы работы рукам Пруденс умудрилась не скатиться по лестнице. Она сделала рывок по направлению к Колину.

Он безжизненно лежал на земляном полу подвала, в прямоугольнике света от двери, что находилась на верхней площадке лестницы.

Когда дверь захлопнулась, свет исчез, и Пруденс пришлось добираться до Колина на ощупь. Она почувствовала под пальцами какую-то твердую часть его тела в одежде. Голень. Постепенно она добралась до головы. На ощупь никаких кровоподтеков и шишек на ней не чувствовалось. От ее прикосновений он зашевелился, приподнялся на руках и встал на колени.

– Я ничего не вижу.

Она облегченно вздохнула.

– Мы в подвале.

– Я слышу, как идет дождь, – произнес он невнятно.

– Да, – успокаивающим тоном сказала она. – На улице буря.

Холодная, с налипшим песком и грязью рука вдруг коснулась ее руки и провела по ней сверху вниз!

– Пруденс?

– Да, да, это я.

Он запротестовал:

– Нет, ты слишком вежливая Пруденс, ненастоящая, не моя Пруденс?

Она слабо усмехнулась:

– Я здесь, здесь, папаша.

Он наклонился к ней и неразборчиво зашептал:

– Пруденс, здесь бандиты.

– Я знаю, папаша. – Она прикоснулась ладонью к его лбу: – Как вы себя чувствуете?

– Я плыву. А может быть, тону. Вроде бы все хорошо, но мне не нравится.

– Отлично. Запомните это. – Она встала и потянула его за руку: – Можете встать?

Он попытался подняться, но смог только удержаться на коленях.

– Пруденс…

– Да?

– Скажи еще раз «папаша».

Она прыснула:

– Папаша.

– Здесь бандиты, Пруденс.

– Я знаю, папаша.

– Мне надо прилечь. – Он выскользнул из ее объятий и обмяк на полу.

Она подумала, что это не самое плохое решение. Земля была грязная и холодная, но по крайней мере не сырая.

Оставив его лежать, она начала вслепую ощупывать пол и стены и вскоре сделала неутешительно маленький круг. Подвал оказался крошечным, чуть больше гардеробной, но заставленный по большей части банками с помидорами и пастернаками.

Никакой другой двери. Ни одного окна.

Выхода не было.

Она вернулась обратно к Колину. Вытерев руки от пыли, она встала перед ним на колени.

– Повернитесь! – Если он будет лежать на спине, то, в конце концов, не сможет нормально дышать. Он послушно перевернулся, при этом, зацепив ее руки, так что она перевернулась вместе с ним, распластавшись на его груди, лицом к лицу.

Она почувствовала его дыхание, неестественно сладкое из-за опиума.

– О, я чувствую твою грудь, – сказал он, будто продолжал диалог. – У тебя великолепная грудь.

– Э… Спасибо.

– «Спасибо, папаша». Мне нравится, когда ты меня так называешь, – заговорщически промурлыкал он. – Называй меня «папаша».

– Хорошо, папаша. – Интересно, ей нужно стараться, чтобы он бодрствовал, или лучше дать ему проспаться? Она как-то слышала, что если в таком случае человек уснет, то может никогда не проснуться, так что она потрясла его за плечо: – Просыпайтесь, Колин! Просыпайтесь, папаша! Он обхватил ее руками, крепко прижав к себе и уткнувшись носом в ее шею.

– Ты так хорошо пахнешь. Ты всегда хорошо пахнешь. Она уткнулась кулачками в его грудь и попыталась отодвинуться, но он держал ее слишком крепко. Он прижал ее к себе, лицом к лицу. Она почувствовала, как ее пронзил огонь желания. Как не вовремя.

Впрочем, это отличный способ согреться. И к тому же так ей легче будет следить за тем, чтобы он не уснул.

«Браво! Оправдать страсть таким рациональным объяснением! Да, думаю, это вполне уместно!»

Темнота сыграла с ней злую шутку. Она никогда не боялась ее. На самом деле ей даже нравилось, когда темнота укрывала ее от надоедливых глаз и освобождала ее от обязанности носить маску.

А теперь это ощущение свободы смешалось с ощущением опасности, а все вместе здорово стимулировало воображение. Колин с кувалдой в руках, с обнаженным торсом, блестящим от пота в заходящих лучах солнца. Колин, ласкающий ее грудь в ночи. Колин, сейчас лежащий под ней, прижал ее к своей груди, словно высеченной из гранита, его горячее дыхание обжигает ее шею и ухо.

Не в силах остановиться, она начала извиваться на его теле.

– Ммм… – Он обхватил руками ее спину. – Груди…

Она поцеловала его. Его губы были теплые и поначалу немного вялые, хотя мгновением позже он включился в процесс. Она подняла голову, выдохнула.

– Бывало и лучше, папаша.

– Твой рот…

Она потрясла его.

– Так что там с моим ртом?

– Кра… сивый рот.

Она, польщенная, улыбнулась:

– Я могу сделать кое-что… этим ртом.

– Пруденс…

– Да? – Она улыбнулась. – Да, папаша?

– Я слышу дождь.

Пруденс вздохнула:

– Да. Буря в самом разгаре.

Но шторм снаружи не шел ни в какое сравнение со штормом, бушевавшим в ее сердце.

Колин плыл по течению. Над ним шел дождь, но он не чувствовал его. Из неясного видения перед ним возникла Пруденс. Она подняла руки, вздернула подбородок и подставила тело потоку. Дикие капли ударяли по ней, так что она едва могла переводить дыхание. Ужасная сила стихии заставила ее смеяться, задыхаясь.

А потом, во вспышках молнии, он ясно увидел ее. Он почувствовал, как холодные капли ударили по нему, почувствовал запах грозы. Пруденс стояла под открытым небом, лицо открыто стихии, широко раскинув руки, словно дикий язычник.

Он кинулся к ней, но ноги скользили в грязи, и он никак не мог прикоснуться к ней. Она не отвечала ему, лишь запустила руки в волосы, потоком струящиеся по ее спине.

– Пруденс!

Наконец она выпрямилась, повернулась к нему. Его ноги нащупали твердую землю. Он схватил ее за плечи, она улыбнулась.

Это была дикая, полусумасшедшая улыбка, которая остановила его. Она превратила ее простенькие черты в изысканные, сделала ее серые глаза блестящими, словно серебряные ворота в иной мир. На какое-то мгновение ему показалось, будто он нечаянно похитил сказочное создание, и вот оно оказалось в его руках.

– Разве это не замечательно? – спросила Пруденс и положила холодные, мокрые ладони на его скулы. – Чувствуешь силу?

На мгновение он вдруг почувствовал то же самое, что и она. Он почувствовал, как бушуют деревья, как будто бы они собирались высвободить свои корни и начать танцевать.

Потом он почувствовал прикосновение волос к шее и услышал резкий звук, что доносился как будто бы прямо из его сознания. Не успев ничего сообразить, он обхватил руками Пруденс, повалил ее на обочину дороги и покатился вместе с ней к маленькому ручейку, который появился на дне канавы из дождевых потоков, и тут ужасный звук расколол мир пополам.

Он оказался на ней. Изумленный, он вдруг понял, что ее руки обнимают его, чувствовал на спине ее пальцы сквозь ткань плаща. Она расслабила руки и медленно провела ладонями по его телу.

Шум стал не таким раздражающим, он вдруг узнал этот мягкий звук. Горячее дыхание обжигало его скулу. Он раздвинул ее ноги своим коленом и почувствовал жар, исходящий из ее лона. «Куда же подевались ее юбки?»

Одной части его тела было холодно, очень холодно. Но другой его половине, которая соприкасалась с ней, было жарко. Между ними не было ничего, кроме мокрой одежды.

Она была словно влажная нимфа в шелковых простынях, она льнула к нему всем телом.

Он держал ее грудь в руках, в своем рту, спелую и тяжелую. Ее соски напряглись от возбуждения, когда он начал их сосать, пробуя на вкус снова и снова.

Ее мокрая рука вцепилась в его волосы, прижимая голову ближе к ее извивающемуся телу. Он дернулся вниз, оставив ее грудь с обещанием вновь вернуться к ней, поцеловал подтянутый, мокрый живот и слизнул воду из пупка. Потом раздвинул шелковые губы своим языком.

Ее движения стали неистовыми, когда он поддразнивал и пробовал ее на вкус, ее тело задрожало и выгнулось, она выкрикнула его имя:

– Колин… Колин, я хочу тебя. Пожалуйста… пожалуйста!

Он двигался над ней, любуясь своей красивой, влажной нимфой. С его волос струилась вода и падала на лицо.

Он пил эту воду. Она выкрикивала его имя и обвивала ногами его бедра, ее пальцы были все еще в его волосах.

Она была горячая и упругая. Каждое движение, каждое прикосновение, каждая мольба заводили его, он начинал двигаться быстрее на ней, на его великолепной, сочной Пруденс.

Он улыбался в своем наркотическом сне, и снилась ему женщина мечты, которой он не обладал.

Пруденс лежала в темноте, на холодном полу, прижавшись к Колину. Прошло около часа с тех пор, как он говорил с ней в последний раз, но она слышала биение его сердца прямо напротив ее уха. И она убеждала себя, что должна быть довольна и этим.

В темноте ей ничего не оставалось делать, кроме как волноваться и прокручивать про себя слова Гаффина.

Колин прямо дал знать бандитам, что хотел жениться на Шанталь. Конечно, он мог пойти на какую-нибудь хитрость. Но к несчастью, он об этом как-то не подумал.

Что ж, ей пора посмотреть правде в глаза. У него кольцо. Как только Шанталь окажется рядом, он не преминет сделать ей предложение руки и сердца.

Приподнявшись на локте, Пруденс не могла отказать себе в удовольствии и пихнула его локтем. Грубиян!

Впрочем, какой же он грубиян? Уж кто-кто…

Все просто – Шанталь он хотел больше, чем ее. Эту поверхностную, недалекую Шанталь! Эффектную, изящную Шанталь.

И что же она могла с этим поделать?

Ее непредсказуемое воображение начало рисовать Колина, вспотевшего и такого великолепного с ней, Шанталь!

Глубоко вздохнув, она прижалась к теплому боку Колина и обняла себя его рукой.

Проклятая Шанталь!

Шанталь, с ее яркими глазами и великолепными розовыми щечками, описывающая свою последнюю любовь в прискорбных деталях. Шанталь, возлежащая в своем кресле, раздраженно ворчащая по поводу очередного актера.

Шанталь, опрокидывающая свой туалетный столик, кричащая о том, как перетрудилась, и насколько ее недооценили, и как всем станет легче жить, если она просто уйдет.

Возбужденная этими мыслями, утомленная Пруденс попыталась сосредоточиться на последнем воспоминании. Это было как раз перед исчезновением Шанталь. Что она тогда сказала?

Сон поборол ее, хотя она пыталась бодрствовать, реальность смешалась со сном, в котором Шанталь собиралась уплыть, уплыть от всех. Плыть… в лужице воды.

Эван сидел в убежище с Мелоди на коленях и для тепла подгребал под себя листья. Мелоди по-прежнему боялась бури, если не видела ее воочию. К несчастью, шторм бушевал так яростно, что не давал им обоим уснуть.

Эван устало прищурился на дождь, который хлестал снаружи, дернул плечом, когда ему за шиворот упала холодная капля и скатилась по спине. Оба они вымокли, Мелоди уже хлюпала носом.

Сверкнула молния, потом другая, и в ее свете на вершине холма Эван увидел то, отчего сразу же проснулся.

Великан. Великан на огромной белой лошади. Кто бы это мог быть?

В ужасе Эван смотрел, как всадник развернул лошадь и, направляясь к аббатству, поехал прямо к ним.

Эван тряхнул Мелоди:

– Мелли, просыпайся. Нам надо спрятаться!

Мелоди моргнула.

– Спрятаться? Почему?

Очередная молния осветила приближающегося всадника – дьявола на белом демоне с глазами, налитыми кровью.

Эван отскочил назад в надежде, что вспышка не осветит их темное убежище.

– Бежим, пока он нас не заметил.

Но Мелоди, маленькая сумасшедшая девчонка, ринулась к дверям и в волнении замахала руками:

– Привет! Привет!

Эван сгреб ее в охапку и потащил в темный угол, надеясь, что гигант не заметил малышку и не услышал ее крик, заглушаемый шумом бури.

Не повезло. При следующей вспышке он увидел огромный темный силуэт, стоящий уже в маленьком дверном проеме.

Эван спрятал Мелоди за спиной. У него даже ничего не было! Ни палки, ни камня, вообще ничего! Вспомнив про кованый фонарь, который погас давным-давно, он схватил его. Он мог врезать незнакомцу пару раз и даже сбить с ног, чтобы Мелли смогла убежать…

Мелоди рванула и прижалась к толстым ногам гиганта, вереща от… страха?

Незваный гость поднял девочку и начал подбрасывать ее в воздух.

– Малышка Мелоди!

Нет, все-таки Мелоди кричала от радости.

– Билли-Билли-Билли-Вилли! У тебя сверкающая лошадь!

Эван опустил фонарь и нахмурился.

– Билли-Вилли? Он что, правда существует? Я думал, ты его придумала.

Демон, вновь озаренный молнией, оказался веселым молодым блондином с веселой кривой ухмылкой. Казалось, он также был рад видеть Мелоди. Он подошел к Эвану и протянул ему руку:

– Я Билли-Вилли, молодой господин. Как же вы тут одни в такой шторм, сэр?

– Мы прячемся от пиратов, – авторитетно заявила Мелоди.

Бейливик взглянул на Эвана. Тот пожал плечами.

– Понятно. Что вы здесь делаете?

Конь решил, что настал подходящий момент, и просунул голову в их убежище. От его храпа по комнате заметались листья, и закружилась пыль, отчего Мелоди захихикала.

– Этот монстр доведет меня.

Эван нахмурился.

– Разве конь не должен делать то, что велит ему хозяин?

– Ему, наверное, забыли об этом сказать. – Бейливик почесал затылок. – Я заблудился. Ходил кругами в этот шторм, искал постоялый двор, о котором слышал еще утром. Я так думаю, что за сэром Колином охотятся плохие ребята.

– Пираты, – со знанием дела заключила Мелоди.

Глава 29

Шестеро мужчин спали в темной гостиной. Растянувшись на лавках, столах и даже расшатанной барной стойке, они храпели и почесывались в пьяном сне.

Медленно и очень осторожно Оливия Рагг прошла в комнату. Легко ступая и пряча пламя свечи от посторонних глаз, Оливия пробралась мимо спящих так, что не скрипнула ни одна доска.

Что ж, ведь это ее пол, не так ли? Не она ли скребла и натирала его до блеска своими собственными руками?

Она проскользнула за дверь, стараясь держаться против ветра. Очутившись снаружи, она вздохнула с облегчением и быстро произнесла молитву: «Боже, не дай Раггу приехать домой в неведении».

Затем с глубоким вздохом она накрыла голову платком и решительно вышла под дождь.

Она постучала в дверь первого же сельского домика на соседней ферме, куда, как ей шепнула мисс Пруденс, направились дети.

Ей показалось, что она стучала целый час, пока дверь, наконец, не отворилась, и не появился сердитый мужчина со свечой в руках.

– Чего расстучалась, корова сумасшедшая? – огрызнулся он на нее, затем добавил, сбитый с толку: – А, это ты, пивоварка.

Оливия толкнула дверь и зашла внутрь.

– Дети здесь?

Мужчина почесал затылок.

– Мои короеды на чердаке, спят без задних ног. А тебе-то что?

Оливия уставилась на него:

– Твои короеды? А как же насчет двух ребят, Мелоди и Эвана? Разве мальчик и девочка не стучались к тебе этой ночью?

Фермер, который был не в восторге от вновь открывшегося постоялого двора, гости которого топтали его поля и нарушали его сон, бросил на нее сердитый взгляд:

– Ты чего несешь, женщина? Кроме тебя, никто ко мне не стучался.

Позади него Оливия заметила его худую, застенчивую жену, которая вышла из другой комнаты.

– Миссис! Вы не видали двух детей сегодня ночью? Глаза женщины распахнулись от удивления, что на нее обратили внимание. Но она быстро мотнула головой:

– Нет, не видала. Здесь только наши ребята.

Оливия прикусила губу. Должно быть, она неправильно поняла Пруденс.

Повернувшись к хозяину, она махнула рукой:

– Простите, что разбудила вас, но ко мне в гостиницу, ворвались бандиты. Мне нужно собрать людей, чтобы прогнать их!

Фермер рассмеялся ей в лицо.

– Всегда знал, что твой дом греха принесет тебе дьявольскую удачу. Вот сама их и прогоняй!

Оливия холодно посмотрела на мужчину.

– Дом греха, говоришь? А сам-то ты, что там делал в ночь на среду?

Мужчина покосился на жену.

– Зашел погреться после базара.

– Хм! Знаю я твое «погреться». Я варю лучшее пиво во всем графстве, и ты знаешь это. – Оливия скрестила руки на груди. – Так, может быть, теперь тебе есть дело до того, что бандиты засели на моем постоялом дворе прямо сейчас? И пьют. Выпили все мое пиво.

Брови фермера полезли на лоб, а зубы клацнули от ужаса.

– Все пиво?

Оливия кивнула:

– Все до капли. Так что в ближайшие недели не будет ни одного бочонка.

Мужчина выпрямился, все его движения стали решительными.

– Жена, дай-ка мне вилы! – Он схватил свой тяжелый шерстяной плащ и нахлобучил шапку на глаза.

Когда вернулась его суетливая жена, он вооружился и, повернувшись к Оливии, сказал:

– Ну, чего же ты ждешь, женщина! Пойдем поднимать деревню!

Атака началась на рассвете. Когда первые камни ударились в двери постоялого двора, в гостиной, ничего не понимая с похмелья и озираясь по сторонам, шестеро бравых парней вскочили на ноги.

– Дом рушится!

Манке схватился за раскалывающуюся голову.

– Дуй за Гаффином! – крикнул он одному из бандитов и указал на лестницу.

Гаффин был уже на пути к своим парням. Одетый и в полной боевой готовности.

– А ну заткнитесь! Чего раскудахтались? – крикнул Гаффун, ворвавшись в комнату и осмотревшись. – Какой-то идиот упустил пивоварку, она улизнула и теперь подняла против нас всю деревню.

Манке подбежал к окну и посмотрел на воинственно настроенную толпу, вооруженную чем Бог послал.

– Это что, вилы? И фонари? Они что, на оборотней собрались охотиться?

– Они проткнут тебя вилами, прежде чем ты до кого-нибудь дотянешься. – Еще один бандит прижался носом к оконному стеклу. – Черт, какой огромный там жеребец!

Глаза Манкса полезли на лоб. Впереди воинственной орды, словно острие копья, неслось порождение ночного кошмара. Гигантский бледный, словно смерть, всадник, держащий в руках трезубые вилы так, как будто это было боевое оружие, восседал на огромном коне, пыхтящем, словно огнедышащий дракон. Как не знающее пощады привидение, он, казалось, растопчет их в порыве мести.

– Я знаю эту лошадь!

– Придурки! – Гаффин оттащил их от окна.– Это просто фермеры и их жены, не более того! И ничего опасного в них нет!

Впрочем, он не смог удержаться и не взглянуть на всадника.

– Чтоб мне провалиться, – прошептал он.

Потом он повернулся лицом к своим людям. Они выглядели сбитыми с толку, помятыми с похмелья и потрясенными. Дьявол, в наши дни уже не найти лихих головорезов!

Семь пистолей. Семь выстрелов, и больше нечего противопоставить разъяренной толпе, пока эти ротозеи не перезарядят оружие. Времени этим крестьянам как раз хватит, чтобы занять постоялый двор и проткнуть их вилами, раскроить им черепа топорами и выпустить кишки тесаками.

Следовательно, у них слишком мало рук и пистолей, чтобы идти на открытое противостояние. Гаффин прищурился, подмечая, что ни один из камней не попал в стекло. Очевидно, крестьянам надо отбить их постоялый двор, не повредив ни мебели, ни пива. Ему еще не приходилось вести переговоры, имея в аргументах лишь пару бочонков пива, но все когда-то случается впервые.

Тут со двора раздался крик:

– Отпустите заложников!

Заложников? Это они о пиве? Гаффин вспомнил, что у него и впрямь есть как минимум один ценный пленник.

– Тащите тех двоих из подвала, – велел он, выходя на середину комнаты. – Похоже, мы все-таки выберемся отсюда, не повредив шкуры!

Когда люди Гаффина открыли двери подвала и попытались схватить Пруденс, она с отвращением увернулась от их рук и вышла из темноты погреба по собственной воле. Она моргнула несколько раз от света, хотя в гостиной было немногим светлее, чем в погребе, выбрала Гаффина и пошла на него, сжав кулаки.

Невзирая на мрачные лица своих людей Гаффин улыбнулся и приветливо кивнул приближающейся Пруденс:

– Тебе, должно быть, есть, что мне сказать, милая Пруденс?

Пруденс с ненавистью посмотрела на собеседника и перевела взгляд на среднюю пуговицу на его жилетке.

– Я тут подумала… – Она вытерла рукавом пыль с лица и снова посмотрела в глаза Гаффину. – Я тут подумала и решила, что нет мне никакого дела до этой стервы. Она небось смеется сейчас, что я положила глаз на его светлость.

Пруденс бросила обиженный взгляд на Колина, который стоял неподалеку и щурился от света, он все еще был под кайфом, и двоим парням Гаффина приходилось поддерживать его. Он повернул голову и обратил внимание, что Пруденс говорит с Гаффином и ее при этом никто не держит.

Колин потянул руки, но его держали крепко.

– Пруденс… что происходит?

Она повернулась к нему спиной и скрестила руки на груди.

– У меня тоже, знаете ли, есть гордость! – сказала она Гаффину ровным голосом. – У меня есть ухажеры. А этого мне и даром не надо. – Взгляд ее стал жестче. – Но я также не хочу, чтобы он достался ей!

Гаффин кивнул, лицо его озарилось светом понимания.

– Ты все правильно делаешь. Тебе не место рядом с такими, как он. Эти благородные ублюдки не достойны ни тебя, ни Шанталь. Скажи мне, где Шанталь, и тебе больше не придется хлебать с этим мистером из одной тарелки.

Пруденс услышала возню позади себя и поняла, что Колин пытается высвободиться.

– Пруденс, не делай этого, прошу! Ты не понимаешь…

Раздался глухой удар, и Колин замолчал.

«Только не оборачивайся. Нужно довести дело до конца». Пруденс резко вдохнула и затем медленно выдохнула.

– Она на пути к матери, – сказала она Гаффину. – Это в Блэк…

– Блэкпул! Ну конечно! – Глаза Гаффина загорелись. – Она говорила мне, что с этим городишкой покончено навсегда, но…

Пруденс мрачно кивнула:

– Но куда податься женщине, когда пойти больше некуда?

Подошел помощник Гаффина.

– Там снаружи еще больше народу собралось. – Парню было совсем не по себе. – Будто лес из вил вырос.

На красивом лице Гаффина обозначилась улыбка – улыбка хищника, которая заставила Пруденс тревожно поежиться. Впервые ей стало жалко самовлюбленную глупую Шанталь. Разве можно связываться с таким опасным типом?

Гаффин обратился к своим людям:

– Держите их здесь. А мне надо побеседовать с пивоваркой!

Пруденс молча наблюдала за тем, как Гаффин подошел к двери, аккуратно открыл ее и тут же отшатнулся, чтобы укрыться от града камней.

Он достал белый платок и помахал им в дверном проеме.

– Перемирие! – крикнул он и обернулся к своим людям: – Манке, возьми еще одного человека и выведите во двор его светлость и красотку Пруденс, чтобы эти идиоты видели их. Остальные отправляйтесь на конюшню и подготовьте лошадей. – Он повернулся к Пруденс и улыбнулся: – Действуем, как договорились. Я займусь Шанталь, а ты будешь свободна и можешь отправляться на все четыре стороны. – Глаза его по-прежнему были холодными, а улыбка стала еще шире. – У меня случались дни и похуже.

Люди Гаффина отпустили Колина, как им и приказали, – бросили его в свинарник. Потом они, смеясь, направили своих коней вслед за Гаффином.

Пруденс подбежала к навозной куче, в которой лежал Колин, наклонилась и протянула ему руку:

– Хватайтесь!

Колин бросил на нее гневный взгляд, пытаясь подняться самостоятельно. Он встал на колени, но не удержался и с отвратительным хлюпаньем упал на спину.

– Черт побери!

– Колин, держите меня за руку, – приказала Пруденс.

Он, изрыгая проклятия, снова попытался подняться.

– Я должен был догадаться. Она говорила мне… про жизнь там, что с ней жестоко обращаются, что ей пришлось добираться до Лондона с труппой из театра… – Он снова плюхнулся в грязь. На этот раз он просто лежал и с укором смотрел на нее. – Если ты знала… почему не сказала мне?

Пруденс облокотилась о заборчик и положила подбородок на переплетенные пальцы.

– Потому что Шанталь не едет в Блэкпул. – Она улыбнулась, когда заметила, как он смутился. Все было позади, он остался цел, с ее плеч свалилась гора, она почувствовала себя окрыленной.

– Правда?

Очевидно, опиум все еще действовал, но гнев испарился в мгновение ока, и на его место пришла зыбкая надежда. Столь яростное желание найти Шанталь, даже, несмотря на то, что он узнал о ней правду, омрачило радость Пруденс. Она продолжала стоять прямо, держась за забор. На то, что от напряжения побелели костяшки ее пальцев, Колин попросту не обратил внимания.

– Правда. Шанталь Маршан совершенно определенно находится в том месте, о котором она говорила мне около недели назад. Просто я не слушала ее. – Она смотрела на красивого, богатого, доброго и благородного мужчину, который лежал перед ней в куче навоза. Эта чертовка Шанталь опять готовилась одержать победу, потому что Пруденс не могла ни врать Колину Ламберту, ни спасать его от самого себя.

Она глубоко вздохнула.

– Шанталь собиралась подлечиться на водах в Бате.