Текст книги "Греховная погибель (ЛП)"
Автор книги: Сайрита Дженнингс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)
Сайрита Дженнингс
Греховная погибель
(Се7мь грешников – 3)
Полное или частичное копирование, выкладка на других ресурсах или передача книги третьим лицам БЕЗ УКАЗАНИЯ ГРУППЫ И ПЕРЕВОДЧИКОВ – ЗАПРЕЩЕНЫ! Книга не несёт в себе никакой материальной выгоды, предназначена только для личного пользования и предоставлена исключительно в ознакомительных целях. Просьба удалить после прочтения. Спасибо!
Переведено для группы WonderlandBooK
Переводчики: leno4ka3486, Inventia
Редактор и оформление: Inventia
ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ:
В книге содержаться сцены насилия, группового секса, употребления запрещённых веществ и алкоголя.
Пролог
Я слышу их, но не могу двигаться. Не могу кричать. Не могу позвать их.
Нет.
Остановись. Не делай этого. Не поступай со мной так. Только не снова.
Я иду ко дну. Нет, уже на дне. Маленькой девочкой, меня уже удерживали под водой. Ребёнок, который никогда не знал, что значит быть желанным, быть любимым. Я слишком долго находилась под водой, и вот, наконец-то, очнулась. Кем-то другим. Чем-то другим. Они снова топят меня в нечестивых водах, и я знаю, что не спасусь, как раньше. Во второй раз точно уже не воскресну.
Но мне удалось.
Я проснулась в той же воде. В воде, в которой была возрождена. Я изменилась. Но в каком-то смысле, осталась прежней. Я была собой, и в тоже время нет.
Я была собой до неё. До Адриэль.
Одна вошла. Две вышли.
Одна умерла. Даря двум другим жизнь.
Убить одного, чтобы спасти миллионы.
Он знал. Он всегда знал.
Глава 1
Легион
Кровь огнём текла по жилам. Расплавленная лава, опаляющая нервные окончания и сжигающая в пепел клетки, только чтобы те тонкие, микроскопические блики улучшались и восстанавливались.
Нет. Не все.
Но Легион становился сильнее. Нерушимее. Легион становился монстром, которым был когда-то. Монстром, от которого бежал веками. Он отдал свою силу, чтобы избежать заблудших душ, которые преследовали его на протяжении тысячелетий, прислуживая в качестве личной Орды полтергейстов. А теперь… души нашли его и были невероятно злы. Их голоса хором яростно шипели, нашёптывая и искушая на злые помыслы и бойню. Кровь. Они умоляли о крови. И они не успокоятся, пока Легион не запятнает кровью каждый дюйм влажных каменных стен этой подземной гробницы.
В воздухе витает тяжёлый и густой страх, почти осязаемый шлейф тьмы окутал маленькую, дрожащую фигуру, закутанную в серый плащ с капюшоном.
– Что ты сделала? – его голос холодный, как сама смерть.
– Это… правда, – притворно улыбаясь, едва слышно говорит женщина, – Ты – это он. Легион заблудших душ.
– Что ты сделала? – каждое слово, как колотая рана в мерцающем мужестве женщины.
– Я… я освободила тебя. Чтобы ты мог спасти мою дочь. – При упоминании об её брошенном ребёнке, стиснув острые, как бритва клыки, с его губ срывается рычание. Женщина вздрагивает от этого зрелища.
– Где она? – Слова сотрясают землю у неё под ногами.
Хрупкая женщина успевает ответить:
– Он забрал её. Обещал, что не причинит ей вреда… убежище. Они отвели её в убежище. – В угрюмых глазах зажигается огонь нетерпения. – Пожалуйста, поторопись… пока он не убил её! У нас не так много времени.
Легион смотрит на тяжёлую бетонную дверь, его сверхъестественный слух улавливает шаги в нескольких ярдах от него. Их много – не меньше десятка. Его взгляд возвращается к женщине, которая родила Иден, только чтобы потом пытаться убить её снова и снова. Он делает шаг вперёд. Убить её было бы жестом доброй воли по сравнению с судьбой, которую она встретит за его освобождение. Но она сделала это, прекрасно понимая, что придётся заплатить за спасение своего ребёнка. Того самого ребёнка, который был мерзостью и проклятием в её жизни. Зачем? Нет времени спрашивать. Не тогда, когда отвратительный запах смерти наполняет ноздри с каждым вдохом. Он чувствует Иден в своей крови, мистическое притяжение, которое притягивает его силу, ведёт к ней. Но сначала… они падут. Все до единого. Каждое грёбаное существо, будь оно человеческое или иное, приложившее руку к её мучениям, падёт к его ногам в неизмеримой агонии.
Каждый тяжёлый шаг к двери – как предупреждение, предзнаменование. Когда Легион выходит в коридор, то просто ждёт, ощущая сладкий вкус ярости на языке и волнующий прилив обещанного насилия, покалывающий ладони. Он моргает, густые чёрные ресницы касаются его щёк, и Легион упивается ощущением растущей силы. На протяжении веков Легион довольствовался той крошечной частицей, которая поддерживала его лишь, чтобы выжить. Всего лишь крошечная капля, чтобы он мог охотиться и убивать тех, до кого добралось влияние Дьявола. Он скучал по этой ужасной силе. Скучал по тому, как она звала его, дразнила, соблазняла. Он скучал по запаху гнилостного страха врагов, когда те смотрели на его гигантское тело. Ему не хватало звуков их бешено колотящихся сердец как раз перед тем, как он добирается до грудных полостей и превратит их самые жизненно важные органы в кашу.
Чем ближе они подходили, тем более взволнованным – более живым – он себя чувствовал. Каждый шаг к нему и их неминуемая казнь наполняли его тёмным трепетом, который пел в его крови и пульсировал в костях. Это не займёт много времени, он сделает всё быстро. Не было времени наслаждаться звуками их истошных криков или ощущением их конечностей, извивающихся в невыразимой муке. Их смерть будет милосердной, а это гораздо больше, чем они заслужили за то, что сделали. За то, что они отняли у него.
Когда первая волна агентов входит в длинный каменный коридор, они останавливаются при виде огромного зверя в нескольких ярдах от них. Их нерешительность – это их неверный шаг, и Легион просто улыбается, чувственные губы обнажают острые клыки, прежде чем агенты придут в абсолютный ужас. Только мгновение тишины, прежде чем их крики эхом разнесутся по коридору вместе со звуками рвущейся плоти и булькающей крови.
Даже пальцем не придётся шевелить. Заблудшие души точно знают, что делать, и они всегда хорошо выполняют свою работу. Один за другим агенты падают на холодную землю, превращаясь в искорёженные груды, сражённые собственными клинками. Просто шёпот одержимости – это все, что нужно, чтобы свести с ума самых сильных мужчин. А с яростью и жаждой мести, бурлящей в жилах, Легион нуждался даже в меньшем. Крики длятся всего шестьдесят секунд, прежде чем его встречает мёртвая тишина, и он снова становится одним целым с этими безжалостными душами. Они напевают ему всякие нелепости, каждая мрачная нота пронизана обещаниями смерти и разрушения.
«Сюда. Идём с нами».
Он несётся по коридору в облаке кровавой резни, ведомый своей ненасытной жаждой крови, останавливаясь только для того, чтобы отметить состояние своей одежды. Вернее то, что осталось от его одежды… рваные лохмотья, разорванные в клочья кнутом с ангельским ядом, любезно предоставленным головорезами альянса. После ударов кнутом, они перешли на серебряные кастеты. С тех пор его раны зажили, но он никогда не забудет их лица. То, как они гордо смеялись и радовались, плевали ему в глаза, когда Легион отказывался удовлетворить их своей реакцией. А когда они приходили в отчаяние после долгих часов пыток, то выхватывали свои жалкие маленькие члены и мочились на него. И все это во имя их Господа и Спасителя. Чушь собачья. Они заплатят. За то, что забрали Иден. За попытку унизить его. За то, что высмеяли его отца. Они все заплатят.
Он хватает штаны, ботинки и куртку с самого большого из павших солдат. По человеческим меркам он мог бы считаться огромным, но для Легиона он был не более чем ничтожным. Легион не обращал внимания на оружие – оно ему не к чему. Души, которые теперь населяли его, были пойманы в ловушку на протяжении веков, и у них были планы на всех и каждого, кто когда-либо причинил ему зло. Их нельзя было заставить замолчать. И что бы они ни сделали, Легион обладал особыми… дарами… которые позволяли ему манипулировать другими существами, заставляя их выполнять его приказы.
Широкими шагами он выходит из коридора, но тут, же попадает в другой. Он без колебаний следует по нему, и призраки, которые преследовали его изнутри, ведут его вперёд. Для человеческих глаз они были невидимы и безмолвны. Но для вида Легиона – для демонов, которые бродили в тени, и ангелов, которые прятались за своими самодовольными правилами и традициями, они казались клочьями чёрного дыма с глазами, полными яростного огня. Они обвиваются вокруг своего хозяина, защищая его и завладевая им, ожидая его приказа. Он мог бы приглушить их внешность, скрыть их внутри себя, но сейчас он хотел, чтобы они вышли в полную силу. Пусть видят. Пусть все увидят, во что он превратился. Пусть они смотрят на него с ужасом, пока он рвёт врагам глотки.
Легион оказывается у подножия узкой винтовой лестницы. Он чувствует запах горящих свечей на верхнем этаже. Пачули, гвоздика, лаванда и ещё что-то. Колдовские ароматы. Он поднимается по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки, и сталкивается лицом к лицу с полудюжиной вооружённых охранников, все в разных оттенках шока. Легион даже не просит душ завладеть охранниками, он просто отпускает свою силу и мужчины падают на пол, их тела сжимаются от ужасной боли, а кровь превращается в кипящую кислоту в их венах. У них даже нет шанса закричать, прежде чем их голосовые связки разжижатся, что именно то, к чему стремился Легион. На его стороне все ещё есть элемент неожиданности, и если голоса, эхом отдающиеся в его голове, говорят правду, это сыграет ему на руку.
Он обходит тела своих жертв на лестнице, их лица изуродованы кровоточащими волдырями, которые воняют гноем и разлагающейся плотью. Несколько мгновений назад он, возможно, испытывал угрызения совести. Легион не стал бы наслаждаться их страданиями, даже если бы они были заслуженными. Но это было тогда, когда в нем оставалась капля человечности. Когда он активно искал спасения за всю боль и разрушения, которые причинил много веков назад. Когда он терзался чувством вины и стыда, которые съедали его заживо каждый раз, когда он отнимал жизнь, чтобы служить тому, что он считал высшим благом. Кажется, это было так давно. По мере того, как он обуздывает свой кипящий характер, запах смерти за его спиной стал величайшим благом – это отдалённое воспоминание. Есть только одно, ради чего он живёт, только одно, что питает его гнев: месть.
Этот внутренний рывок, который, кажется, сжимает его суставы и мышцы, тянет сильнее, чувство настойчивости, отчаяния. Это она. Он ей нужен. И как бы ему ни хотелось ворваться в святилище и обрушить свой гнев на каждого врага, стоящего между ним и Иден, приторный запах ангельского яда тяжело и густо висит в воздухе, как будто его превратили в туман, который обжигает поверхность его кожи. Он даже не чувствует ожога. Без сомнения, это отвлекающая тактика. То, что находится по другую сторону двойных деревянных дверей, является именно тем, что он так отчаянно ищет. По ту сторону дверей минимум один из агентов Альянса, и, по крайней мере, три ангела. Даже в полную силу он падёт, но успеет забрать с собой одного или двух ублюдков. Они знали это, вот почему двери святилища охранялись так редко. Они позволяли людям умереть за их благородное дело, так самонадеянно полагая, что он может покориться, чтобы отказаться от неё. Или, может быть, это был их план с самого начала. Сделать из него зверя, которым он когда-то был, отказавшись от всех надежд на искупление. Забрать несколько бессмысленных человеческих жизней, чтобы доказать, что он не более чем монстр. И привести его прямо на казнь, используя Иден как приманку.
Неважно.
Он не отвернётся от единственного человека, который держит его на привязи в этом мире смертных. Единственный, одинокий луч света в темной, холодной пустоте, которая теперь была его душой. Конечно, это будет смертельная схватка, но он умрёт за то, во что верит – за того, в кого верит. Он откажется от вечности, чтобы она могла прожить долгую человеческую жизнь, свободную от влияния его рода. Иден заслуживала этого, даже если она забудет о его существовании. Даже если он никогда не почувствует прикосновения её серебристых волос к своей груди, когда она прижималась к нему всем телом под покровом полуночи. Или не увидит, как её большие карие глаза расширяются, когда Джин готовит все её любимые блюда. Или как он подглядывал за теми тайными моментами, когда она лежала, растянувшись на его кровати, с наушниками в ушах и уткнувшись носом в книгу. Он умрёт с тоской и горечью в сердце, но это того стоило. У неё есть шанс на настоящую, осмысленную жизнь.
Легион делает глубокий вдох, ангельский яд в воздухе щекочет его лёгкие. Он пал с небес ради того, кого, как ему казалось, он любил, но обнаружил, что им манипулирует Люцифер и его неутолимая жажда власти. Он восстал из ада, чтобы избавить мир от предательства своего брата, повернувшись спиной к своей истинной природе в поисках спасения.
И теперь он снова падёт. Он падёт за что-то гораздо большее, чем он и Сем7ёрка. Он влюбится в седовласую девушку, которая подожгла его мир, девушку, которую изначально он пытался убить.
Он падёт ради любви.
Легион делает шаг вперёд, кулаки его напряжены, челюсти сжаты. Двери открываются сами по себе, едва лишь Легион касается их силой. Ошеломляющее зловоние этих колдовских свечей ударяет ему в нос, и средоточие ангельского яда, покрывающего его кожу, с каждым шагом обжигает все сильнее. Легион останавливается. Святилище пусто, наполнено тошнотворно-сладким ароматом жимолости его бывших собратьев. Завитки чёрного дыма пляшут на десятках свечей, которые только что погасли за несколько секунд до этого. Он опоздал. Эти охранники встали у него на пути не для того, чтобы остановить его или даже заманить в ловушку. Они были посланы, чтобы отвлечь, словно похитители знали, что его жажда крови будет всепоглощающей, чтобы игнорировать её. Как будто они знали, что зверь в нем получит удовольствие от их ужасной смерти.
И все же… эта тяга, этот рывок внутри заставляет его шагать к украшенному алтарю, к белому мраморному бассейну, расположенному перед деревянным крестом высотой в десять футов. Только тогда, как он сдвигает несколько рядов скамей, он понимает, что был неправ в одном, и только на мгновение, только на дрожащий вздох, он останавливается, застыв на месте между эхом двух слабых ударов сердца.
Святилище не пусто.
Ибо в том пространстве, где он сейчас существовал, где он связан между Раем и Адом, у основания мраморной чаши лежали два тела.
Иден.
И Адриэль.
Глава 2
Иден
Они говорили, что смерть это умиротворение. Тишина. Мнимая передышка от борьбы и страданий, которыми так щедро одарила нас жизнь. Мне хотелось в это верить. Верила, даже рискуя собственной жизнью.
Я хотела, чтобы земля поглотила меня и заключила в мягкие объятия обещанного рая, освободив от ржавых и грязных оков нищеты и отрешённости. Загробная жизнь, лишённая боли и одиночества, полная света и любви. Я мечтала об этом, будучи маленькой девочкой, ещё даже не успевшей потерять первый молочный зуб и не испытавшей удовольствие от первого поцелуя с мальчиком. Я мечтала об этом, будучи девушкой, которая ещё не испытала прекрасных и подлинных чувств от первой любви. Я желала смерти так же сильно, как желала иметь семью. Так же, как хотела принадлежать кому-то, все равно кому, тому, кто хотел бы обладать мной.
Смерть оказалась ложью. Смерть – это быстро развивающийся рак, который заражает и уничтожает все, чего коснётся. Достаточно одного лёгкого прикосновения. Тогда это все, что ты можешь попробовать… все, что ты можешь вдохнуть. У меня болят кости, в ушах шум. Скрюченные, острые пальцы самой смерти царапают мой позвоночник. Я чувствую её вокруг себя. Жестокую, тошнотворную, отвратительную.
Смерть уже здесь.
«Привет, подруга. Рада, что смогла заглянуть».
Я просыпаюсь в комнате, которую не знаю, в одежде, которую никогда раньше не видела. Не уверена, но мне кажется, что я тела не чувствую. Во рту пересохло, но не так уж противно, и я не чувствую вкуса крови, как ожидала. Вкуса, с которым я слишком хорошо познакомилась за последние несколько месяцев. Я моргаю от тусклого света, льющегося из ближайшей лампы, позволяя глазам привыкнуть к незнакомому окружению. Яркие ткани, украшенные драгоценными камнями, драпированные потолки и богато украшенные золотые бра, напоминающие о марокканской роскоши. Каждая деталь просто экстаз для моих глаз.
Я быстро вскакиваю. Последнее, что я помню, это…
Крошечная, пустая клетка. Сижу с моим отцом. Боль. Образы возвращаются ко мне со скоростью молнии, вспышки ослепительного света и звука, невыносимая агония. Я сжимаю голову ладонями, желая, чтобы образы остановились или, по крайней мере, замедлились, чтобы мой ум мог все это переварить.
Я помню. Помню, как взяла Преподобного за руку. Помню как, мне казалось, мой мозг превратился в кашу. Помню голос… голос, говоривший на языке, который был слишком красив и мелодичен, чтобы принадлежать этому миру, но я понимала его. И я помню, как я догадалась, что сейчас умру.
И я умерла. Я умерла. А это всё… это должно быть загробная жизнь.
– Нет, – хрипло говорю я, качая головой. – Нет, не правда. Я не готова. Я не могу умереть. – Стук сердца отдается эхом в ушах, я убираю дрожащие руки от лица и делаю глубокий вдох. – Я не могу быть мёртвой.
– И ты не мертва.
Звук её голоса, такой знойный, переходящий в чистую эротику, так раздражает, что я вскрикиваю. Я даже не слышала, как она открыла дверь спальни, словно она появилась из воздуха. Наблюдатель пересекает комнату со всей грацией и очарованием восточной танцовщицы. Она одета в свой обычный саронг длиной до пола и лиф, оба в мерцающих павлиньих цветах. Гораздо скромнее, чем тот наряд, украшенный камнями, который был на ней в тот вечер, когда мы познакомились. Яркие оттенки на фоне оливковой кожи и угольно-чёрного каре делают её похожей на экзотическую богиню.
Она подходит к краю кровати и садится, её движения плавные, и неторопливые.
От шока и замешательства я заикаюсь:
– Что… что происходит?
– Ты не умерла, – лукавая улыбка появляется на губах, накрашенных помадой цвета фуксии. – На самом деле, ты живее, чем когда-либо. Но ты ведь и сама это знаешь?
Она права. Я действительно чувствую себя живой. Чувствую себя… хорошо. Вроде я, но не я. Больше не я.
И все же я спрашиваю:
– О чем это ты?
– Ты проспала три дня, Иден. И за это время многое что произошло.
Три дня? Я проспала три дня? Как я оказалась здесь? И почему я здесь? Ещё лучше…
– Где Ли?
– Где-то здесь, – отвечает она, пренебрежительно махнув рукой. – Он пробыл здесь некоторое время, но был занят другими делами… учитывая все обстоятельства.
Она намеренно изворачивается, как будто хочет, чтобы мои мысли вернулись к той ночи на её вечеринке. Она хочет, чтобы я вспомнила, как ей удалось заставить Ли поцеловать её у меня на глазах. Не просто поцеловать её. Поклоняться ей своим ртом. Как будто сам её вкус был опьяняющим тоником, который заставил его забыть о моем существовании.
– Что я здесь делаю, Айрин? – требую я, воспоминания об их поцелуе леденит мой тон. Она смеётся, заправляя прядь волос за ухо, полностью украшенное голубыми и зеленными драгоценностями.
– Одевайся и иди, узнай сама. Туалет вон там, – она кивает на дверь в другом конце комнаты, – а в ящиках и шкафах найдёшь одежду. И кстати, всегда, пожалуйста.
– Пожалуйста?
– Да. Именно так обычно говорят после того, как их благодарят за то, что они буквально спасли твою задницу. Неужели эти жалкие государственные школы ничему тебя не научили?
Ошеломлённая, я не отвечаю. Мне не хочется играть в игры, особенно в те, что задумала Айрин. И я все ещё в ступоре от слов о спасении моей задницы. Она читает замешательство на моем лице, искренне удивившись, она повторяет:
– Одевайся. Остальные будут рады, что ты проснулась. – Она хлопает в ладоши, а затем проводит руками по пышному декольте.
– Остальные?
– Да. Они уже давно ждут.
Без дальнейших объяснений она встаёт и направляется к двери, соблазнительно покачивая бёдрами. Я, молча, наблюдаю за её чересчур театральным уходом, боясь того, что может ждать меня по ту сторону двери, но, все, же дико желая узнать, что со мной случилось.
С мыслями о том, что ноги меня держать не будут после трёхдневного сна, я встаю с кровати и на удивление чувствую себя… хорошо. Сильной, но в тоже время лёгкой, как пёрышко. Даже моя походка, кажется другой, как будто кто-то другой ведёт мои босые ноги по прохладному дереву. От желания увидеть себя в зеркале, я бросаюсь в ванную, полностью ожидая увидеть в отражении кого-то другого. Но это я. Растерянные карие глаза, серебристая копна волос и потрескавшиеся губы… но все равно это я. Но даже с доказательствами, которые очень ясно смотрят мне в лицо, что-то не так. Я это чувствую. Не то, чтобы что-то не так. Просто… по-другому. Понимая, что я не получу никаких ответов, глазея на себя, я снимаю позаимствованную шёлковую ночнушку и поворачиваюсь к ванне, чтобы понежатся в горячей воде. Вода-это рай для моей кожи, и я практически поддаюсь искушению провести час, наслаждаясь пеной. Нет, сначала… ответы.
Как и было обещано, гардероб укомплектован. Однако Айрин не упомянула, что это только её одежда. Ну, одежда, которую она бы носила. Саронги всех цветов, узоров и тканей. Обнажающие живот лифы, усыпанные драгоценными камнями и кружевами, некоторые настолько прозрачные, что можно увидеть соски. Даже в аду есть одежда скромнее. В конце концов, я останавливаю выбор на чёрном саронге с зубчатым краем и подходящим топом с рукавами-колокольчиками, который едва прикрывает живот. Это наименее непристойная вещь, которую я смогла найти, но все равно я отдёргиваю низ лифа, чтобы прикрыть больше тела. Мне повезло с обувью. Айрин так любезно оставила несколько пар атласных туфель, украшенных разноцветными бусинами и драгоценными камнями. Очень богемно и на самом деле чертовски удобно. Попытавшись уложить свои спутанные волосы, я покидаю уютную комнату, чтобы найти то, что мне так отчаянно нужно: ответы.
Я никогда не была в этой части особняка Айрин, поэтому иду по коридору к огромному пространству, оборудованному десятками плюшевых шезлонгов и гигантскими подушками вдоль стен. Сцена и бар освещён мягким красным светом. Я помню… это была главная площадка, предназначенная для вечеринки, на которой я присутствовала. А у стойки бара, развалившись на табурете, сидит потрясающе красивый парень с бронзовой кожей и темными, манящими глазами. Он стройный, почти женственный, но в тоже время поджарый. Его пышные черные волосы падают на обнажённые плечи, подчёркивая прямой, изящный нос и изогнутые губы. На нем только короткий белый саронг, который едва прикрывает его мальчишеское достоинство. Молодой человек, которому не больше семнадцати лет, лучезарно улыбается и грациозно соскальзывает со стула, чтобы подойти ко мне. Когда он останавливается передо мной, улыбка все ещё украшает его губы, и я замечаю, что щеки парня покрыты золотистым блеском, и он, возможно, пользуется подводкой для глаз и тушью. А ещё у него самые густые, самые удивительные ресницы.
– Привет, Иден, – говорит он с акцентом, который я не могу определить. – Я Кайро. Приятно снова тебя видеть.
Снова? Хотелось бы верить, что я вспомню это прекрасное создание, но в последний раз, когда я была здесь, нас окружали потрясающие мужчины и женщины. К тому же, я была пьяна, если не сказать больше.
– Айрин попросила меня проводить тебя к её покоям, на случай, если ты забыла дорогу.
Он предлагает мне руку, и после нескольких секунд быстрого созерцания я хватаю его за локоть. А что мне ещё остаётся делать?
– Надеюсь, ты нашла свою комнату удобной. А одежду… она подошла? Я должен был догадаться, – комментирует Кайро, ведя их по противоположному коридору.
– Да. Спасибо, – тихо отвечаю я. У меня не хватает духу сказать ему, что, хотя комната прекрасна, но я не любитель придерживаться последних модных тенденций.
– Айрин сказала мне, что ты была пленницей Альянса посвящённых. Мне очень жаль. Надеюсь, ты не пострадала.
– Нет.
– Хорошо. Из того, что я слышал, они могут быть безжалостными животными. Мы не часто видим таких, как они. Они считают наш образ жизни безосновательным и порочным.
Судя по тому, что я помню с прошлого раза, когда была здесь, я могу понять почему. Гомосексуализм, распущенность, пьянство… что-то подсказывает мне, что Айрин не испытывает угрызений совести по поводу грехов плоти под её крышей. На самом деле, она поощряет это.
Не успеваю я опомниться, как мы уже стоим перед изящно вырезанными дверями, инкрустированными сверкающими красными драгоценными камнями и золотыми вставками. А в центре каждой двери искусно выполненный глазок из сверкающих черных бриллиантов. Логово Наблюдателя.
Я делаю глубокий вдох. В последний раз, когда я была здесь, то бежала со слезами унижения, обжигающие мои глаза. Я не в настроении для нарциссизма Айрин, но у неё есть информация, а значит, что она одержала верх. И по её словам, она спасла мне жизнь. И если я правильно помню, Айрин никогда ничего не делает просто так. Она будет ожидать чего-то взамен. Что-то, что я не уверена, что могу предложить. Как и в первый раз, когда я стояла перед этими поразительными дверями, они открываются сами по себе. И то, что я вижу, почти заставляет меня сломаться прямо здесь и сейчас.
Они здесь.
Сем7ёрка.
Феникс, Джин, Тойол, Андрас, Каин, Лилит и… Легион.
Мои губы приоткрываются и во рту пересыхает. Слова застряли у меня в горле, и я с трудом сглатываю. Он… ещё красивее, чем я помню. Как будто прошло не три дня, а несколько недель. Месяцы. И хотя это невозможно, он кажется больше, выше. Даже его волосы кажутся темнее, а серые глаза ярче, когда он пристально смотрит на меня, его смертоносный взгляд ползёт вверх и вниз по моему скудно одетому телу. Он так же безжалостно красив, как я помнила. И хотя сейчас я застыла на месте, наши глаза сцепились в безмолвной битве, мой разум немедленно переходит к…
– Сестра. Мери.
– Здесь. В полной безопасности, – отвечает Каин, стоя справа от Легиона. Я осознаю, что Сем7ёрка либо сидят, либо стоят рядом друг с другом на одной стороне комнаты. Как будто они на страже. Вот тогда я смотрю на другую сторону комнаты, и этот несчастный узел эмоций снова пульсирует.
В дальнем конце гигантского дивана сидит Крисиз, с рукой на перевязи и повязкой на голове. А рядом с ним сидит одно из самых потрясающих созданий, когда-либо созданных.
– Нико? – хриплю я сквозь комок в горле размером с мяч для гольфа.
– В плоти, детка, – лениво улыбается молодой колдун, разглаживая лацканы своего тёмного костюма. Он встаёт, чтобы подойти ко мне, и я встречаю его на полпути, почти врезаясь в грудь. Нико, пахнущий морем, пряностями и надвигающемся штормом, обнимает меня.
– Я думала… думала, что ты погиб, – бормочу я ему в пиджак, сдерживая рыдания.
Нико целует меня в макушку.
– О, тебе придётся хорошенько постараться, чтобы избавиться от меня.
Затуманенными глазами я смотрю на него, отказываясь скрывать уязвимость, которая так болезненно светится в них.
– Как? И как ты сюда попал?
Нико отстраняется только для того, чтобы обнять меня за плечи. С намёком на нерешительность на его лице, он смотрит на Айрин, которая говорит:
– Есть много, что стоит обсудить… и многое ты должна узнать про себя. Идём, Иден. Садись.
Я позволяю Нико отвести меня к дивану, где между ним и Айрин было свободное пространство. Он обращается со мной осторожно, словно я фарфоровая кукла в натуральную величину. Может быть, здесь он сильнее и боится причинить мне боль.
Я бросаю взгляд туда, где стоят Сем7ёрка, и замечаю, что каждый из них внимательно смотрит на меня, но, ни один из них не произносит, ни слова. И Легион… три дня назад он прижимал меня к холодной, влажной кирпичной стене в переулке, пока вколачивался в меня всего в нескольких футах от прохожих. А теперь он ведёт себя так, будто меня здесь вообще нет. Что случилось? Что я пропустила?
– Иден, за последние несколько дней много что произошло и изменилось, – начинает Айрин. – Что последнее ты помнишь?
– Даже не знаю, – качаю я головой, призывая туманные воспоминания всплыть наружу. – Альянс. Они забрали меня… забрали нас, – поворачиваю я голову к Крисизу, который сидит, слегка наклонившись вперёд, на дальнем конце дивана. – Что случилось? Мой отец… они забрали и тебя тоже. Крисиз кивает, прядь светлых волос падает ему на глаза. Я замечаю, что глаз, опухший и желтоватый, с исчезающим синяком.
– Мы попали в засаду возле закусочной. Они каким-то образом узнали… Альянс. Они следили за мной. Я не мог их блокировать. Мои способности были сведены на нет.
– Они причинили тебе боль, – горе, словно нож, вонзается мне в живот. Конечно, они будут пытать даже одного из своих. Крисиз пожимает плечами.
– Бывало и хуже.
– Ты бы видела его, когда я нашёл его, – добавляет Нико, его кристально-голубые глаза расширяются.
Должно быть, ужасно. Нефилимы имеют ускоренное исцеление и сверхчеловеческую силу. Что они сделали с Крисизом? Порезы и синяки, сломанная рука… я никогда не видел его таким смертным.
– Как? Как ты сюда попал? – спрашиваю я Нико. В последний раз, когда я его видела, он умирал, и я была вынуждена покинуть его, чтобы спасти себя. Я никогда не прощу себе, что бросила его. Образ его, исчезающий прямо у меня на глазах, все ещё преследует меня.
Нико подмигивает завораживающим голубым глазом.
– Любезность сама-знаешь-кого.
– Что ещё ты помнишь? – вмешивается Айрин, возвращая разговор в нужное русло. Очевидно, она желает покинуть это маленькое собрание, и игра в догонялки не входит в повестку дня.
По-прежнему ни звука от Сем7ёрки, что более чем немного обескураживает.
Я сглатываю, заставляя свою память вернуться в ту холодную, тёмную комнату.
– Мой отец запер меня в комнате. Он подошёл ко мне. Сказал мне, что все исправит. Сказал, что освободит меня от жизни, в которой я была проклята, и даст мне такую, в которой я буду свободна от…
Я смотрю туда, где Сем7ёрка отказывается встретиться со мной взглядом. Их холодность, как удар в самое сердце.
– Демонов, – громыхает низкий голос.
Легион поднимает голову, его глаза пылают серебристым огнём. Выражение его лица суровое, отстранённое. Это напоминает мне ту первую ночь в его комнате – он сидит в тени, ожидая, когда я проснусь в его постели. Считая свои вдохи, я прикидываю, какой из них будет последним. Помню, я почувствовала страх, о существовании которого даже не подозревала. В тот момент мне хотелось верить, что он всего лишь человек, но даже тогда я знала, что он был кем-то другим. Мрачным. Опасным. Смертоносным. Он был всем этим. Но когда он пригвоздил меня к кровати и парализовал звёздным взглядом, чтобы вызвать незваного гостя моей души, я поняла, что он был чем-то большим. Я это почувствовала. А сейчас, когда его взгляд приковывает меня к дивану, я чувствую это снова. Этот необъяснимый страх. И мысль о том, что он снова нечто большее. Он отводит взгляд, отпуская меня, и добавляет серьёзным голосом:
