Текст книги "Новые приключения Шерлока Холмса (сборник)"

Автор книги: Саймон Кларк

Соавторы: Питер Тримейн,Бэзил Коппер,Джон Грегори Бетанкур,Эдвард Д. Хох,Стивен М. Бакстер,Дэвид Лэнгфорд,Дэвид Стюарт Дэвис,Майк Эшли,Эми Майерс,Гай Н. Смит
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 42 страниц)

Я спросил у Майкрофта, кто это.

– Герцог Клонкерийский и Страффанский, – ответил он.

Итак, рядом с нами находился один из наиболее знатных пэров Ирландии. Я повернулся, чтобы получше рассмотреть его светлость, чьи предки некогда управляли Ирландией. Поговаривали, что хватило бы одного слова деда герцога, чтобы склонить в его пользу голосование в старом ирландском парламенте – еще до англо-ирландской унии. Я беззастенчиво изучал его, и тут герцог выбрался из кресла. Ему было, по-видимому, семьдесят с лишним. Невысокий, приземистый человечек, однако уделяющий своей наружности самое пристальное внимание: усы аккуратно подстрижены, а волосы тщательно расчесаны, каждая серебристая прядка на своем месте.

Он извлек небольшой несессер из лакированной кожи, не более двенадцати дюймов длиной, шести высотой и четырех толщиной. На несессере имелся серебряный герб, и я решил, что это герб семейства Клонкери.

Крепко сжимая эту кожаную сумку, герцог направился к двери. Тут я увидел, как профессор Мориарти отодвигает свое кресло от стола и встает. Обменявшись несколькими резкими словами со своим сотрапезником – полковником Мораном, – он развернулся и быстро прошагал к выходу, чуть не столкнувшись в дверном проеме с престарелым герцогом. В самое последнее мгновение, когда столкновение казалось неизбежным, профессор замер и позволил его светлости выйти первым.

– Между профессором и его спутником произошла ссора, – вслух заметил я. – Интересно, из-за чего?

Майкрофт глянул на меня с большим неудовольствием:

– Вечно ты норовишь сунуть нос в чужие дела, Шерлок. Мне-то казалось, тебе есть о чем подумать, если вспомнить, что тебя ждет учеба в Оксфорде.

Уже тогда я любил наблюдать за поведением окружающих. Без малейшего стыда отмечаю, что и в тот день я старался проникнуть в жизнь тех, кто сидел в зале.

Я снова обратил внимание на полковника, который с недовольным видом сидел над своим бокалом. Подлетевший официант что-то предложил ему, но Моран, развернувшись, сердито огрызнулся, указывая на опустевшую бутылку, и официант ретировался. Полковник встал, методично почистил рукава пиджака и решительным шагом вышел из залы. Я подумал, что он непременно вернется, поскольку свой бокал он оставил недопитым. Разумеется, вскоре появился официант с небольшой бутылкой вина, заранее открытой. Он поместил ее возле прибора полковника. Сам полковник, очевидно удалявшийся совершить некие водные процедуры, пришел минут через пятнадцать и вновь уселся за стол. Похоже, настроение у него улучшилось: он ухмылялся себе под нос.

Отвлекшись, я не сразу заметил, что брат читает мне нотацию:

– Я тебя знаю, Шерлок. Ты чрезвычайно ленив и недисциплинирован. Если предмет тебя не занимает, ты его попросту игнорируешь. Удивительно, как ты вообще сумел добиться этой стипендии. Я даже не ожидал, что ты получишь диплом.

С усмешкой я повернулся к нему:

– Хоть мы с тобой и братья, Майкрофт, это еще не значит, что у нас одинаковые интересы. Ты слишком уж любишь хорошую еду и вино. Ты потворствуешь себе, Майкрофт, и твоя физическая леность скоро вынудит твое тело взбунтоваться.

Все это я высказал не без самодовольства, поскольку за время учебы в Тринити несколько раз становился чемпионом по фехтованию и боксу, к тому же считалось, что я сносно владею не только шпагой, но и рапирой.

– Однако тебе следует задуматься о том, чем ты намерен заняться в жизни, Шерлок. Члены нашего семейства всегда состояли на государственной службе или же посвящали себя юриспруденции и науке. Боюсь, тебе в этом не преуспеть, так как ты слишком легко отвлекаешься на мелочи…

– Но мелочи в жизни очень важны… – начал я.

В этот миг наш разговор прервался: у входа в обеденную залу возникло какое-то замешательство.

Вошел бледный официант и торопливо проследовал к тому месту, где сидел старый герцог Клонкерийский и Страффанский. Я с веселым недоумением глядел, как он сначала внимательно осмотрел стол, затем окружавшие его кресла, а потом (я никогда такого прежде не видел) бедняга в буквальном смысле опустился на колени и обследовал пространство под столом. Его мертвенно-бледное лицо слегка окрасилось от усилий, когда он выбрался из-под стола и заспешил к двери, где уже стоял с озадаченным видом только что появившийся метрдотель.

Они обменялись выразительными покачиваниями головой и пожатиями плеч. Метрдотель вышел.

Когда официант, проводивший розыски, проходил мимо нашего стола, я окликнул его – несмотря на явное неодобрение Майкрофта.

– Его светлость что-то не туда положил? – осведомился я.

Официант, тот самый, что проводил нас к нашему столу, когда мы вошли, обратил на меня скорбный взор, в котором мелькнуло подозрение.

– Именно так, сэр. Как вы узнали?

– Я заметил, что вы искали на столе и под столом, из-за которого он недавно поднялся. Из этого следует, что он не находит какую-то вещь, которая была при нем, когда он сидел за столом.

Служитель опустил глаза, сраженный моей логикой.

– Что он потерял? – не унимался я.

– Свой туалетный набор, сэр.

Майкрофт издал довольно громкий смешок:

– Туалетный набор? Чего ради человеку приносить туалетный набор в обеденную залу?

Официант повернулся к Майкрофту:

– Его светлость – чрезвычайно аккуратная и эксцентричная личность, мистер Холмс. – Очевидно, он знал Майкрофта в лицо. – Он всегда носит с собой этот набор.

– Дорогая вещь? – рискнул поинтересоваться я.

– Не совсем так, сэр. Во всяком случае, не в финансовом отношении.

– Значит, для герцога она имеет большую сентиментальную ценность? – предположил я.

– Ее подарил король Вильгельм одному из предков его светлости в качестве своего рода личного памятного предмета. Этот предок спас жизнь королю во время битвы при Бойне [21] . Что ж, господа, если вы не видели эту вещь…

Он ушел восвояси.

Майкрофт вытер рот салфеткой.

– А теперь, может быть, немного портера или бренди в комнате отдыха?

Комната отдыха с впечатляющими охотничьими трофеями под высоким потолком, с разожженным камином и лестницей, украшенной затейливой каменной резьбой, была тем местом, где члены клуба собирались после ланча, дабы выпить и выкурить сигару.

Мы поднялись и вышли из обеденной залы. Наш путь лежал мимо стола Себастьяна Морана, и я заметил, что темный костюм полковника выбран неудачно, ибо на нем хорошо видна перхоть. Смею вас уверить, подобные мелкие наблюдения иной раз очень раздражают моих приятелей. Но если человек страдает от перхоти, у него, по крайней мере, должно хватить благоразумия выбирать светлые тона одежды: на ней пресловутые белые чешуйки и седые волоски будут не столь заметны.

Войдя в комнату отдыха, мы увидели престарелого герцога Клонкерийского и Страффанского. Он стоял рядом с метрдотелем и каким-то господином, который, как сообщил мне Майкрофт, занимал должность председателя клуба. Его светлость был явно расстроен.

– Он бесценен! Его стоимость неизмерима! – стонал аристократ.

– Не могу понять, ваша светлость. Скажите, вы уверены, что эта вещь была при вас, когда вы находились в обеденной зале?

– Вы что же, подозреваете меня в старческом слабоумии, юноша? – язвительно бросил пожилой герцог.

Этот “юноша”, лет пятидесяти от роду, побледнел и сделал шаг назад под мрачным взглядом старика.

– Вовсе нет, ваша светлость, вовсе нет. Изложите мне еще раз все факты, прошу вас.

– Окончив завтрак, я прошел в туалетную. Я вымыл руки, после чего причесался. Такова моя привычка, я всегда делаю это после завтрака. Я вынул серебряную щетку из своего кожаного несессера, который всегда ношу с собой. Отчетливо помню, что затем убрал ее обратно в несессер. Я положил его на край раковины и зашел в туалетную кабинку. Затем я вышел, снова вымыл руки и тут осознал, что несессера больше нет на том месте, где я его оставил.

Метрдотель угрюмо произнес:

– Как я уже замечал вашей светлости, несессер мог быть оставлен в обеденной зале. Я послал одного из официантов проверить, но несессера там не оказалось.

Старик рассвирепел:

– Так и знал, что это будет напрасная трата времени, черт побери. Я вам так и сказал. Мне лучше знать, откуда он исчез. Я немедленно приступлю к допросу ваших служителей. Сейчас же!

Председатель клуба с недовольным видом проговорил:

– Ваша светлость, прошу вас, позвольте нам обыскать все помещения, прежде чем мы примем столь жесткие меры. Возможно, эту вещь просто не туда положили?..

– “Не туда положили”! – взорвался герцог. – Проклятье! “Не туда положили”! Вы что же, принимаете меня за дурака, сэр? Я требую, чтобы допрос ваших людей начался немедленно. Сейчас же пошлите за представителями Дублинской полиции!

Упоминание о Дублинской полиции заставило председателя слегка побледнеть.

– Ваша светлость, это может отразиться на нашей репутации…

– Мне плевать на вашу репутацию, сэр! Как насчет моей щетки? – Старик весь трясся.

Тогда-то я и счел нужным вмешаться.

– Прошу прощения, ваша светлость… – начал я.

Голубые глаза с красноватыми прожилками обратились на меня и наверняка сразу отметили мой юный возраст.

– Какого черта, кто вы такой, сэр?

– Моя фамилия Холмс. Возможно, я сумею вам помочь.

– Вы… вы, молодой наглец? Что вы хотите этим сказать?

Я слышал, как где-то сзади брат предостерегающе цокает языком, порицая мою выходку.

– Видите ли, мне кажется, что я в состоянии помочь вам вернуть утраченную вещь.

Глаза герцога Клонкерийского зловеще сузились.

– Она у вас, бесстыжий молокосос? – загремел он. – Богом клянусь, если это учинили вы…

Майкрофт пришел мне на выручку:

– Простите, ваша светлость, это мой младший брат Шерлок Холмс.

Герцог поднял на него взгляд и узнал Майкрофта. Видимо, ему было известно, что брат пользуется доверием вице-короля. Похоже, старик несколько смягчился.

– Тогда почему же он не представился как полагается? Ну что ж, мой юный Холмс, теперь скажите, что вы имели в виду?

– С вашего позволения, сэр, – ответил я невозмутимо, – мне бы хотелось задать несколько вопросов председателю клуба.

Председатель побагровел от злости.

– Так приступайте, мистер Холмс, – велел герцог. – Убежден, этот господин предпочтет что угодно вмешательству полиции и ее присутствию в данном заведении.

Судя по всему, председатель, пусть и неохотно, сделал выбор в пользу моего предложения.

– Итак, сэр, – обратился я к нему. – Если не ошибаюсь, туалетная комната находится рядом с гардеробной?

– Да.

– В туалетной комнате есть служители?

– Нет.

– А в гардеробной? При ней постоянно дежурят?

– Разумеется.

– Ваша светлость, не будете ли вы столь любезны показать мне, где вы оставили свой туалетный набор?

Мы все разом повернулись и проследовали за герцогом в туалетную комнату. Он указал на узорчатую мраморную раковину в дальнем конце помещения – одну из дюжины таких же, установленных вдоль всей левой стены. Над раковинами висели зеркала. По правую сторону располагались туалетные кабинки, отделанные красным деревом темных тонов и бронзой. Небольшое пустое пространство оставалось лишь у самого входа, рядом с дверью. Здесь в выложенной мрамором стене имелось отверстие размером не более двух футов. Оно было обрамлено красным деревом и снабжено дверцей.

Я указал на нее.

– Видимо, эта дверца соединяет туалетную с гардеробной?

– Естественно, – рявкнул председатель. – В чем все-таки дело?

Я повернулся и провел всех из туалетной в гардеробную, где служитель в форме при нашем появлении вскочил с кресла, уронив недокуренную папиросу в пепельницу и покаянно перебегая глазами с одного вошедшего на другого.

– Могу я вам чем-то помочь, господа? – запинаясь, спросил он.

– Да, можете, – заверил я его. – Принесите мне одежду полковника Себастьяна Морана, которую он у вас оставил. Думаю, выяснится, что это тяжелый плащ для верховой езды или длинное свободное пальто, какие сейчас в моде. Кажется, оно называется “ольстер”.

Гардеробщик изумленно воззрился на меня.

Председатель протиснулся вперед:

– Господи помилуй, сэр, что вы имеете в виду? Полковник Моран – уважаемый член клуба. Почему вы вдруг решили потребовать его пальто?

Герцог Клонкерийский глядел на меня, неодобрительно нахмурившись.

– Будет лучше, если у вас найдется убедительное объяснение, мой юный Холмс, – проворчал он.

– Мне кажется, вы желаете вернуть себе несессер? – вкрадчиво осведомился я.

– Бог ты мой, конечно. Вы сами знаете.

Я повернулся к гардеробщику:

– Последние полчаса вы были на месте?

– Точно так, сэр.

– Совсем недавно полковник Моран изнутри постучал в дверцу туалетной комнаты и попросил вас на минутку передать ему пальто. Верно?

Служитель изумленно приоткрыл рот.

– Да, это так, сэр. Он сказал, что хочет причесаться, а туалетные принадлежности оставил в пальто. У него и вправду один из этих новомодных ольстеров, сэр.

– Вероятно, полковник затем вышел из туалетной через обычный вход и заглянул в гардеробную, чтобы передать вам пальто?

– Он именно так и сделал, сэр.

Я с улыбкой повернулся к своим ошеломленным спутникам – возможно, с чрезмерно снисходительным видом.

– Черт побери, как вы сумели это узнать? – процедил председатель.

– А теперь, дружище, – я оставил без внимания его вопрос и снова обратился к служителю, – не могли бы вы принести ольстер полковника Морана?

Гардеробщик повернулся, снял это одеяние с крючка и передал его мне при всеобщем молчании.

Я взял его, осторожно взвесил на руке, а потом изучил подкладку. Как водится у подобных одеяний, здесь имелось несколько обширных карманов. Кожаная сумочка скрывалась в одном из них.

– Но откуда вы знали? – прерывающимся голосом спросил герцог Клонкерийский, жадно хватая свое сокровище.

– Знал? Я просто сделал выводы из фактов, сэр. Дедукция. Если вы откроете несессер и осмотрите щетку, то, я уверен, вы обнаружите на ней несколько черных волосков. Это цвет шевелюры полковника Морана. Их легко заметить, ибо они крашеные.

Герцогу хватило нескольких мгновений, чтобы убедиться в моей правоте.

– Думаю, полковник из тех, кто старается не упустить шанс, – пояснил я им. – Ловит каждую возможность, которая ему выпадает. Он проследовал за его светлостью в туалетную комнату, когда его светлость уже вошел в кабинку. Он видит на раковине кожаный несессер. Ему известно, какую огромную сентиментальную ценность этот набор имеет для его светлости. Возможно, он подумывает шантажировать герцога, требуя выкуп за возвращение несессера, – скорее всего, через посредника. И тотчас же, воспользовавшись случаем, он просит, чтобы ему через дверцу передали его ольстер, потому что в нем легко спрятать несессер. Тогда он сможет вынести вещь из клуба, не возбуждая подозрений. Он пошел на риск, предположив, что членов клуба не станут обыскивать…

– Совершенно немыслимо, чтобы члена нашего клуба подвергли обыску, – пробормотал председатель. – Ведь все мы – джентльмены!

Я предпочел оставить это замечание без ответа.

– Он не мог незаметно вынести несессер из туалетной в гардеробную, – продолжал я. – А когда я увидел дверцу, то понял, что ему нужно было всего-навсего попросить, чтобы ему передали его пальто, положить туда несессер, не опасаясь посторонних взглядов, – и все, кража совершена.

– Но как вы узнали, что это ольстер или плащ для верховой езды? – требовательно спросил герцог.

– Только в тяжелом пальто наподобие ольстера или в плаще для верховой езды есть достаточно глубокие внутренние карманы, чтобы спрятать в них несессер.

– А почему не передать пальто обратно через дверцу? – столь же требовательно спросил Майкрофт. – Почему ты думаешь, что он прошел из двери туалетной в комнату отдыха, а оттуда в гардеробную, чтобы вернуть пальто служителю?

– Моран осторожен. Если бы он передал пальто через дверцу, гардеробщик мог бы случайно нащупать несессер и что-то заподозрить, особенно после того как герцог поднимет тревогу. Так что он пронес свой ольстер кружным путем и отдал его служителю, держа за ворот, чтобы гардеробщик не заметил ничего лишнего. Верно? Так и было?

Служитель кивнул.

– Но что заставило вас предположить, что на щетке окажутся волосы, причем его собственные? – поинтересовался герцог, глядя на черные крашеные волоски, застрявшие между зубцами щетки с серебряной ручкой.

– Потому что Моран – человек тщеславный. Не удержавшись, он решил поиздеваться над вами, ваша светлость: причесаться вашей щеткой, когда вы находитесь в считаных футах от него. Вполне соответствует натуре Морана, показывает его выдержку, ведь вы могли в любой момент выйти из кабинки и застать его врасплох. Риск его возбуждает.

– Холмс, это восхитительно! – выдохнул герцог.

– О важности пристального наблюдения мне поведал еще один выпускник Тринити, – сообщил я ему. – Это Джонатан Свифт. Он писал, что сторонний зритель иногда видит больше, чем сами игроки. – Не удержавшись, я повернулся к Майкрофту и sotto voce [22] добавил: – А в Тринити чуть было не отказались выдавать Свифту диплом. Полагали, что он чересчур ленив и недисциплинирован.

Председатель подал знак швейцару и его помощнику. Судя по виду, они были из отставных военных.

– Вы найдете полковника Морана в обеденной зале. Попросите его немедленно к нам присоединиться, – велел он им. – Если не послушается, разрешаю вам доставить его сюда, применив необходимую силу.

Двое мужчин тут же отправились выполнять распоряжение.

Несколько мгновений спустя они привели полковника, чей вид заставлял предположить, что он успел прикончить остатки вина.

Глаза Морана с покрасневшими веками обратились на его ольстер, а потом – на герцога, сжимавшего свой бесценный несессер. Щеки полковника были пунцовыми от спиртного, но теперь он побледнел.

– Богом клянусь, сэр, вас следовало бы отделать хлыстом! – угрожающе прорычал герцог Клонкерийский и Страффанский.

– Это кто-то подстроил! – нагло, но неубедительно заявил Моран. – Кто-то подложил несессер во внутренний карман моего пальто.

Я не сдержал торжествующую усмешку.

– А откуда вы знали, что похитили именно несессер? И как вы узнали, что его нашли во внутреннемкармане вашего пальто, полковник?

И тогда Моран понял, что проиграл.

– Моран, – скорбно произнес председатель, – ради спасения репутации клуба я попытаюсь убедить его светлость не выдвигать против вас обвинения в суде. Но если он и согласится, то лишь при условии, что в ближайшие двенадцать часов вы покинете Ирландию и никогда больше сюда не вернетесь. Я сообщу о вашем поступке, и больше ни один приличный дом не откроет вам свои двери. Я устрою так, что ни один из клубов в наших краях больше не допустит вас в свои стены.

Герцог Клонкерийский и Страффанский, поразмыслив некоторое время, принял эти условия.

– На вашем месте я бы отхлестал этого мерзавца. Впрочем, не важно. Думаю, мы все должны поблагодарить юного мистера Шерлока Холмса за то, что он разрешил эту загадку.

Моран уставился на меня:

– Значит, это вы навели их, настырный желторотый… – Он вдруг кинулся на меня.

Крупное тело Майкрофта вклинилось между нами. Его кулак угодил полковнику в нос, и Моран опрокинулся навзничь; его вовремя подхватили швейцар с помощником.

– Будьте любезны, проводите полковника к выходу из клуба, господа, – распорядился председатель. – Вы не обязаны чрезмерно с ним церемониться.

Моран заизвивался в их объятиях, пытаясь взглянуть на меня. Ему пришлось умерить свою злобу.

– Вам это даром не пройдет, Шерлок Холмс, – пробурчал он, кипя от сдерживаемой ярости, пока его влекли к дверям. – Вы обо мне еще услышите.

Лишь когда мы с Майкрофтом ехали в кэбе в мою квартиру на Лоуэр-Бэггот-стрит, он нахмурился и задал мне вопрос:

– Но я не понимаю, почему ты вообще заподозрил Морана?

– Элементарно, Майкрофт, – улыбнулся я. – Когда по пути из обеденной залы в комнату отдыха мы проходили мимо кресла Морана, я заметил на плечах у полковника перхоть. Я подумал: волосы у него исключительно черные, но среди этой перхоти виднеется несколько седых волосков. Поначалу я не придал этому значения, но потом узнал новые факты. Когда обнаружилось, что в пропавшем несессере лежали щетка и расческа, все встало на свои места. У герцога не только седые волосы, но вдобавок еще и перхоть, я обратил на это внимание. Столь безрассудно причесываясь его щеткой, Моран перенес часть перхоти и седых волос герцога на собственные плечи. Нетрудно заметить, что Моран – человек тщеславный и самолюбивый. Он не допустил бы, чтобы при входе в обеденную залу, где сидят люди, на его плечах оказались перхоть и волоски – если бы они принадлежали ему. И в самом деле, я видел, как, встав из-за стола перед визитом в туалетную комнату, он чистил свою одежду, а это признак человека, пристально следящего за своей внешностью. Следовательно, он, сам того не ведая, где-то подцепил эту перхоть и волоски во время своей короткой отлучки. Все прочее – плод несложной дедукции.

Когда Морана вышвыривали из клуба “Килдейр-стрит”, он кричал, что я о нем еще услышу. Так и произошло. Но в то время я и представить не мог, каким образом наши пути пересекутся вновь и какую зловещую роль сыграет в моей жизни приятель Морана – профессор Мориарти. Профессор стал моим самым непримиримым врагом, но полковник Себастьян Моран по степени опасности занимает второе место среди всех, с кем мне доводилось иметь дело.

Часть вторая 1880-е годы

Оставив университет, Холмс поселился в Лондоне, на Монтегю-стрит [23] . Почти все свое время он посвящал изучению тех областей науки, которые имели отношение к его новому призванию. Постепенно он начал обзаводиться клиентурой и стал первым в мире детективом-консультантом. Видимо, не все его ранние расследования оканчивались успешно, и не все они так уж интересны. О некоторых он мимоходом говорил Ватсону – в том числе о тарлтонских убийствах, о деле виноторговца Вамбери, о приключениях одной русской старухи, а также о двух весьма заманчивых случаях: это необыкновенная история алюминиевого костыля и рассказ о кривоногом Риколетти и его ужасной жене [24] . Однако впоследствии так и не всплыло никаких значимых подробностей упомянутых дел, поэтому я не могу привести здесь эти истории. Те записи, которые я видел и которые перечислю в приложении, представляются мне чисто апокрифическими. Впрочем, Холмс все же поведал Ватсону про “Обряд дома Месгрейвов”, ставший его третьим расследованием (к нему мы вернемся позже), но о других делах того времени он не рассказывал сколько-нибудь подробно. Без Ватсона, его секретаря и летописца, и без Ватсоновых бумаг (впоследствии похищенных), как выяснилось, трудно составить связную историю расследований Холмса в эти годы. Мне удалось разыскать некоторые нити, ведущие к делам “Мерридью, оставившего по себе жуткую память” и “миссис Фаринтош и тиары из опалов” (о них мельком упоминает Холмс) [25] , но их детали еще рано предавать огласке.

В январе 1881 года Холмс стал подыскивать себе новое жилье. Тогда-то он и познакомился с Ватсоном, после чего, как известно, они решили снимать квартиру вместе. Поначалу, как сообщается в “Этюде в багровых тонах”, Ватсон недоумевал, не понимая, чем Холмс зарабатывает на жизнь, и не без изумления наблюдал разнообразных посетителей, являвшихся к странному квартиранту. В их числе оказывались и представители Скотленд-Ярда. Вполне очевидно, что за эти четыре года Холмс стяжал прочную репутацию, однако в ту пору он не получал особой финансовой выгоды от своих расследований. Это придет позже.

Лично поучаствовав в деле “Этюд в багровых тонах”, Ватсон все сильнее втягивается в холмсовские изыскания. Он описывает несколько случаев, имевших место в ближайшие два года: это “Постоянный пациент”, “Берилловая диадема” и знаменитая “Пестрая лента”. Но в тот период у Ватсона не было привычки методично записывать все дела, поскольку им еще не овладела мысль опубликовать свои заметки. В начале “Постоянного пациента” он говорит о “довольно непоследовательных записках” [26] . Однако к 1888-му, когда он решил записать историю “Пестрой ленты” спустя пять лет после событий, он наверняка уже начал приводить свой архив в порядок: это явствует из начальных строк рассказа.

Таким образом, в первые годы знакомства с великим сыщиком Ватсон делал заметки о его расследованиях лишь от случая к случаю. Судя по всему, он сохранил записи лишь о тех делах, которых оставили глубокий след в его памяти благодаря своей необычности или причудливости. А значит, в том, что уцелело так мало сведений о первых делах Холмса, скорее всего, нет ничего злонамеренного – как и в том, что примерно к началу 1884 года мы вступаем в сравнительно темный период, когда деятельность Холмса не очень-то хорошо задокументирована. Возможно, просто ни одно из дел Холмса того периода не стало достойным увековечивания. Но, разумеется, может оказаться верным и обратное. Поскольку Холмс скрупулезно отбирал и редактировал все, что позволял публиковать Ватсону, разумно сделать вывод, что в ту пору он участвовал в некоторых весьма конфиденциальных расследованиях. Некоторые из дел, мельком упоминаемых в более поздних рассказах, могут относиться к этому периоду – особенно те, в ходе которых Холмс уже вращается в более высоких кругах общества: достаточно вспомнить помощь, которую он некогда оказал лорду Бэкуотеру или королю Скандинавии [27] . Эти расследования не только принесли ему почет и уважение среди аристократии, но и значительно улучшили его материальное положение, так что к началу 1885 года его практика получает более прочное основание, а Ватсон более прилежно протоколирует его дела.Мы признательны Клэр Гриффен, которая случайно обнаружила в одной букинистической лавке на юге Австралии некоторые фрагменты записей Ватсона, а также связанные с ними памятные предметы. Так мы сумели собрать воедино сведения о деле, на которое Холмс намекает много лет спустя. В “Шести Наполеонах” он сообщает Ватсону о том, как обратил внимание на историю семейства Эбернетти из-за того, что петрушка слишком глубоко погрузилась в сливочное масло, и замечает, что это пример того, как не следует пренебрегать кажущимися мелочами. Шерлоковедов много десятилетий озадачивало это дело. Наконец-то мы можем рассказать о нем во всех подробностях.

Клэр Гриффен Лежачая больная

Среди всех приключений, которые мне доводилось разделять с моим другом Шерлоком Холмсом, “Ужасная история семейства Эбернетти” стоит особняком. Я не могу припомнить другого дела, в котором он столь же двойственно относился бы к результатам своих изысканий и которое расследовал бы с такой неохотой, при этом невольно ускоряя его трагическую и мрачную развязку.

Из-за особой щепетильности, с какой он воспринимал собственную роль в этой истории, я никогда не описывал упомянутое расследование, однако случайное замечание, недавно брошенное им при обсуждении с инспектором Лестрейдом странного дела “Шести Наполеонов”, и тот факт, что основные участники драмы давно уже отправились на поиски новой жизни в Южную Австралию, дают мне основание считать, что мой друг не станет возражать, если я кратко запишу некоторые воспоминания об этом деле.

Вначале его внимание приковала вполне банальная фраза насчет того, глубоко ли в жаркий день может утонуть в сливочном масле веточка петрушки. Однако лишь в начале января 1885 года, в промозглый денек, мы впервые по-настоящему втянулись в тайну возможного убийства леди Эбернетти.

Я стоял у нашего эркера, безрадостно созерцая открывавшийся вид. Туман окутывал город в начале дня и, вероятно, намеревался возвратиться в предвечерних сумерках, но в этот час отдельные бледные лучи солнца все же освещали пустынную улицу, лишь изредка оживляемую проезжающим кэбом или прохожим, закутанным в ольстер и шарф, дабы защититься от сырости и пронизывающего холода. Несмотря на тепло от камина, я не мог сдержать зябкую дрожь.

– Вам кажется, что вы не сможете позволить себе весной полечиться в Баден-Бадене. Мне очень жаль, – неспешно произнес мой друг со своего мягкого кресла у очага.

Признаться, я даже вздрогнул. Я ничего не говорил ему о своем смелом, но смутном желании поправить пошатнувшееся здоровье на знаменитом курорте в Черном Лесу [28] .

Незадолго до того, как я познакомился с Холмсом и поселился с ним вместе на Бейкер-стрит, я вернулся с военной службы в Афганистане с наследством в виде джезайлевой пули, засевшей в моем теле [29] , и иногда, особенно когда лондонский туман пробирал меня до костей, рана нещадно ныла. Легче и дешевле было бы лечиться в Бате, однако мною владела мечта о Баден-Бадене, отнюдь не из-за его казино и ипподрома, а из-за воображаемых прогулок по берегам реки Оос, где Брамс некогда сочинил свою лихтентальскую симфонию [30] , где под вековыми деревьями бродил Достоевский.

– Дорогой мой Ватсон, – отозвался Холмс на мое изумление, – в свободные дни вы неутомимо рыщете по агентствам путешествий, а ваш стол усеян буклетами гостиниц и железнодорожными расписаниями. Я заметил, с каким сумрачным выражением лица вы изучали баланс в вашей банковской книжке. С тех пор вы пребываете в подавленном настроении, а потому с вами не очень-то весело.

– Прошу прощения, если я позволил это заметить. Такая отвратительная погода. А вас не угнетает нынешний туман, Холмс?

– Вовсе нет! – Серые глаза моего друга сверкнули. – Напротив, он меня бодрит. Я представляю себе всевозможные злодеяния, которые творятся под его покровом. Кстати, – добавил он как ни в чем не бывало, – дайте мне знать, когда у нашей парадной двери остановится экипаж.

– Мы ждем гостей?

Настроение у меня несколько улучшилось. С тех пор как я поселился здесь вместе с Холмсом, порог дома номер 221-б по Бейкер-стрит переступало множество любопытнейших личностей, иные из которых вовлекали нас в самые интригующие и опасные приключения, участником и летописцем которых мне выпадала честь оказаться.

– Перспективный клиент. – Холмс извлек из кармана записку и расправил ее на колене. – Визит назначен на три часа. Ага, вот как раз бьет три.

– Что-нибудь интересное? – спросил я жадно.

– Боюсь, нет, – вздохнул Холмс. – Вероятно, какие-то семейные дрязги. В последние недели мне редко попадаются дела, которым стоило бы посвятить все мое внимание.

Я ответил ему таким же вздохом. Признаться, я с давних пор опасался подобных периодов бездействия, когда мой друг впадал в скуку и меланхолию. Лишь недавно я обнаружил, что во время таких простоев он весьма неблагоразумно прибегает к кокаину – простительная слабость, от которой я, похоже, бессилен его отучить.

– У тротуара остановилась коляска. – Я увидел, как из нее выходят довольно крупная дама в мехах и довольно щуплый мужчина в пальто и фетровой шляпе. – Может быть, это и есть наши посетители?