Текст книги "Новые приключения Шерлока Холмса (сборник)"
Автор книги: Саймон Кларк
Соавторы: Питер Тримейн,Бэзил Коппер,Джон Грегори Бетанкур,Эдвард Д. Хох,Стивен М. Бакстер,Дэвид Лэнгфорд,Дэвид Стюарт Дэвис,Майк Эшли,Эми Майерс,Гай Н. Смит
Жанр:
Классические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 33 (всего у книги 42 страниц)
– Не беспокойтесь, – несколько обиженно возразил я, – как нам и обещано, Солсбери в этом романе не появится. И не позволяйте предубеждению заранее заставить вас отвергнуть эту книгу еще до прочтения.
– Вам надо было бы самому избрать карьеру юриста. Вы так красноречиво умеете убеждать. Ладно, уговорили. Дайте-ка мне эту главу!
Прочтя первые страницы книги, Холмс вновь погрузился в дремоту, прежде чем я успел спросить его мнение. Внезапно он резко выпрямился.
– Я был глупцом, Ватсон! Живо, нам надо срочно ехать к младшему Абергавенни!
– Но, ради бога, Холмс, чем мы ему поможем, если этого не в силах сделать брат?
Скульптурные черты Холмса исказило страдание.
– Мы должны приложить все усилия, чтобы предотвратить чудовищное преступление! Хотя, боюсь, уже поздно.
– Не понимаю, – сказал я. – О чем вы говорите? О каком преступлении?
– Об убийстве, – сказал Холмс, – убийстве Джона Абергавенни.
Мы кликнули кэб и приказали вознице везти нас к портняжной мастерской на Лэмс-Кондуит-стрит. Подъехав к дому, я увидел зевак, толпящихся у входа в мастерскую. Когда мы вылезли из экипажа, в дверях показались две знакомые фигуры.
– Как я и боялся, – пробормотал себе под нос Холмс, – нас перехитрили.
– Мистер Холмс! – Инспектор Скотленд-Ярда кинулся к нам: – У вас уши не горели? Мы только что как раз говорили о вас!
Он указал на стоявшего поблизости Максвелла Доулинга. Осунувшееся лицо поверенного было мертвенно-бледным.
– Что с Джоном Абергавенни? – спросил мой друг.
– Четверть часа назад его отвезли в больницу. Он в коме.
– Значит, он жив? – В глазах Шерлока Холмса вспыхнула искорка надежды.
– Но прогноз самый неутешительный, – сказал Лестрейд. – По-видимому, выйдя из конторы, он пошел домой и хлебнул большую дозу хлоргидрата. На буфетной полке осталась полупустая склянка.
Холмс понурил плечи. Так же сник и я. Обоим нам было известно это сильнодействующее успокоительное, которое нередко держат под прилавком кабатчики, чтобы усмирять разбушевавшихся клиентов, капнув им в спиртное одну-две капли снадобья, и тем предотвращать драки. Драчунов хлоргидрат успокаивает, но в больших дозах он вызывает летальный исход.
– Судя по всему, чудил парень, – продолжал Лестрейд. – Мистер Доулинг и брат его говорят, что в последнее время он был сам не свой.
– Хью Абергавенни тоже здесь?
– Нет, сейчас его здесь нет, – ответил Доулинг. – Но он прибыл сюда через несколько минут после меня. Я стал так беспокоиться за Джона после его ухода с Эссекс-стрит, что, набравшись храбрости, поехал к нему. Я собирался поговорить с Джоном. Как-нибудь образумить его. Я увидел свет в его окне, постучал к нему, но мне не ответили. В конце концов я убедил живущего внизу портного дать мне второй ключ. Взбежав по лестнице, я ворвался к Джону и застал его в жутком состоянии. Было ясно, что ему очень плохо. Не теряя времени, я устроил так, что его отвезли в больницу, и вызвал полицию. Едва я покончил со всеми этими делами, как появился Хью. Он объяснил, что рыскал по притонам в поисках Джона, но, не найдя его, направился сюда. Как и я, он надеялся, что Джон все-таки внемлет голосу разума и одумается. Жаль, что оба мы опоздали. Я убедил Хью поехать в больницу, говоря, что его место – у одра брата, но оба мы боимся, что надежды спасти его нет.
Внезапно Холмс хлопнул себя по лбу:
– Лестрейд! Кто-нибудь прикасался к той склянке?
– Да нет, – отвечал детектив, – зачем бы это делать?
– Мистер Доулинг?
– Я не дотрагивался до нее, сэр. Этикетка ясно говорила о содержимом. Боюсь, что Джон знал, что делает.
– Не Джон, – резко бросил Холмс. – Хью.
– Не понимаю, мистер Холмс. Что вы имеете в виду?
– Я имею в виду, – ответил мой друг, – что партнера вашего отравил его брат. Давайте-ка, Лестрейд, побыстрее поднимемся в квартиру. Сейчас наша задача – доказать нашу правоту.
* * *
Лишь поздним вечером нам с моим другом представилась возможность, сидя на Бейкер-стрит за виски с содовой, не спеша и подробно обсудить происшедшее.
Джона Абергавенни к тому времени уже не было в живых, скончался он от сердечной и легочной недостаточности, не приходя в сознание.
Хью был взят под стражу по обвинению в братоубийстве.
– Дело впервые заинтересовало меня, – сказал Холмс, – когда я заметил, как изменилось поведение Джона в ходе предъявляемых ему обвинений. Он легко признал свои огрехи в работе, которые могли быть результатом его ежевечернего пьянства, но это шло вразрез с его характером, а кроме того, объясняться могло и другой причиной, – он мог допоздна засиживаться за романом, который писал после целого дня, проведенного в конторе. Работу эту он держал в тайне от Доулинга, как из боязни, что последний подобного занятия не одобрит, так и из естественной неуверенности в себе и своем таланте. К рассказам же Бевингтона и Стюарта, суть которых так яростно отрицал Джон, я отнесся с изрядной долей скептицизма. Но с другой стороны, зачем бы стали лгать эти два свидетеля? Противоречие не давало мне покоя. Поначалу, обрисовывая вам всю картину, я прибегнул к аналогии с произведением Стивенсона: дело, казалось бы, обнаруживало черты дешевого приключенческого романа, персонаж которого ведет двойную жизнь – оставаясь респектабельным джентльменом, может вдруг преобразиться в чудовище порока. Бессмертная тема литературы!
Он сделал глоток из стакана.
– Мне понадобилась лишь одна встреча с Бевингтоном, как и со Стюартом, чтобы убедиться, что они не лгут. Показания их не вызывают сомнений. Следовательно, либо Джон и вправду вел себя неподобающим образом, как и описывали Стюарт с Бевингтоном, либо его кто-то изображал. Мне сразу бросилось в глаза сходство Хью и Джона – они похожи и лицом, и фигурой. Правда, у Хью нет усов, волосы его другого цвета и он лысеет, но любой актер, достойный этого наименования, с легкостью уничтожит такие различия.
– Но Хью же не актер, он писатель! – возразил я.
– Он адвокат и выступал в суде, – раздраженно продолжал Холмс. – Мало кто может тягаться с адвокатами по части умения играть роль! Тут значение имеет и профессиональная выучка, и постоянная практика судебных прений. Помните, Ватсон, как я говорил вам когда-то, что нет коварнее преступника, чем сбившийся с пути истинного врач? Так вот, могу добавить, что то же самое относится и к сбившимся с пути юристам. – Он невесело хмыкнул. – Надеюсь, что не предубежденность заставила меня оценить его творения как поверхностное и низкосортное чтиво. Меня удивляло только одно – почему этот набивший руку ремесленник вдруг замолчал и так долго не осчастливливал нас очередной дребеденью. Его объяснение, что писание нового романа заставляет его пропадать в судебных архивах, меня не убедило.
Я поднял бровь:
– Но разве не могло это натолкнуть его на новые сюжеты?
– Так почему же не натолкнуло? Почему он молчал так долго? Полагаю, что его просто постигло несчастье исписаться – он страдал оттого, что потерял способность писать. Он произвел на меня впечатление человека, пережившего свою славу, жалкой тени себя прежнего. Потому его и тянуло в место, ставшее родиной его былых успехов. Печальное зрелище – человек, которого обгоняют соперники помоложе, не столь мучимые честолюбивым желанием видеть свое имя в печати! Вы заметили его обтрепанные манжеты?
– Да, я решил, что это его дань богемным привычкам, дань, которую платит тот, кто предпочел перо писателя судейскому парику.
– Несомненно, что он и надеялся производить такое впечатление, – небрежно оборонил Холмс. – Наш приход его явно испугал, что укрепило меня в моих подозрениях. Но в глупости его не упрекнешь. Как старательно он рисовал перед нами свой воображаемый портрет, строя из себя писателя, которому вот-вот предстоит новый успех, продолжение блистательной карьеры! Мог ли я вообразить, что он желает зла брату, тому, кто, по мнению Доулинга, только и мог, что завидовать ему! Я беспокоился за Джона, но не понял, когда жизни его стала угрожать прямая опасность. Как только Хью узнал, что в дело вмешался я, он решил, что настал час действовать.
– Хладнокровный убийца! – Я содрогнулся.
– Мир юристов и судейских тесен и замкнут. Преступник знал Бевингтона и Стюарта или слышал о них. И он с легкостью обманул их, использовав в качестве пешек в своей игре. Он добросовестно творил миф о том, что брат его катится по наклонной плоскости, что его не оставляют мысли о самоубийстве. Посетив Доулинга, он убедился, что клевета его достигла цели, что ей поверили. Однако в спешке он совершил роковую ошибку. Поговорив с нами, он поехал к брату, вернувшемуся домой, чтобы остыть и успокоиться после того, что произошло на Эссекс-стрит. Он притворился, что сочувствует брату, которого Доулинг так обидел, обратившись ко мне. Они выпили. Улучив подходящий момент, он влил в стакан брата смертельную дозу хлоргидрата. Но, торопясь исчезнуть до того, как яд начнет действовать, он позабыл о склянке со следами…
– Его пальцев! – воскликнул я.
– Как это, по счастью, и установил сейчас Лестрейд. Помните, что не далее как в прошлом декабре комиссия лорда Белпера рекомендовала для идентификации преступников вместо антропологических измерений шире использовать метод, предложенный Эдвардом Генри, – то есть определять их по отпечаткам пальцев? О деталях, если вам будет угодно, можете справиться в моей записной книжке. Это исключительно правильное решение, которое я совершенно одобряю. Генри весьма здравый специалист, к тому же не забывший отдать должное мне и моей монографии в том руководстве по практическому применению метода, которое он представил в полицию. Не успел Хью Абергавенни вернуться на Кингс-Бенч-уок, как его осенила мысль о необходимости стереть отпечатки. Он примчался в дом брата, но, слава богу, там уже находился Доулинг, и Хью не имел возможности исправить ошибку, не вызвав подозрений.
– Каким образом вам открылась истина?
– Я понял ее, знакомясь с рукописью. Первая глава новой книги написана превосходно, а оригинальность сюжета слишком очевидна, чтобы быть плодом фантазии человека, никогда не поднимавшегося выше пошлой стряпни. Я сразу понял, что Хью Абергавенни лжет, утверждая свое авторство. Должно быть, рукопись эту брат дал ему, чтоб узнать его мнение. Хью сказал Джону, что произведение его никуда не годится, а сам же тишком переписывал его от руки. – Холмс вздохнул. – Я никогда не устану сожалеть о том, что не сумел спасти Джона Абергавенни, Ватсон. Но капелькой утешения послужит лишь то, что напечатанный роман станет памятником погибшему.
– Это будет справедливо, – согласился я.
Бледные щеки моего друга вспыхнули румянцем.
– И я искренне верю, что и Хью Абергавенни получит по заслугам, когда делом его займется суд.
Того же желал и я, но убийца ухитрился обмануть правосудие. За пять дней до заседания суда по его делу он повесился в тюремной камере. Выяснилось, что не младший брат его, а он сам страдал приступами депрессии. Одна попытка свести счеты с жизнью за ним числилась и раньше. Он предпринял ее, когда последнюю его книгу дружно отвергли все лондонские издатели.
Майкл Дойл Наследство Рэчел Хауэлз
Предисловие
...
Недавно мое внимание привлекло еще одно удивительно интересное дело. Узнал я о нем от известного лондонского издателя. Один из отделов его компании возглавлял мужчина по имени, предположим, Месгрейв. Он был человеком весьма трудолюбивым, но не блиставшим ничем особенным. Спустя несколько лет после его смерти на адрес издательства пришло письмо, адресованное Месгрейву. На нем стоял штемпель туристического городка на западе Канады, а также имелось две пометки: “Confl films” в правом нижнем углу конверта и “Report Sy” – в левом верхнем.
Издатели не знали, остались ли у покойного родственники, и потому решили вскрыть письмо. Внутри обнаружилось два чистых листа бумаги. Следует заметить, что письмо зарегистрировала секретарь издательства. Глава издательства, не зная, что делать с этим странным посланием, отправил его мне. Я подверг пустые страницы всевозможным термическим и химическим тестам, но так ничего и не выявил. Кроме того что конверт был подписан, видимо, женской рукой, ничего определенного я так и не узнал. Загадка казалась совершенно неразрешимой. Автор письма хотел сообщить мистеру Месгрейву какой-то очень важный секрет и при этом не знал, что его адресат уже несколько лет как скончался. Как такое вообще возможно? Зачем он послал конверт с пустыми страницами заказным письмом? Ко всему этому могу добавить лишь то, что я не осмелился проводить эксперименты лично, но доверил это самым лучшим специалистам. И все безрезультатно. Это дело стало моей неудачей, и его тайна мучает меня до сих пор.
Сэр Артур Конан Дойл
Размышления о Шерлоке Холмсе
“Стрэнд мэгэзин”, декабрь 1917
За долгие годы сотрудничества мы с мистером Шерлоком Холмсом наблюдали на нашей маленькой сцене в доме 221-б по Бейкер-стрит немало занятных персонажей. Каждый из них становился объектом самого пристального изучения с нашей стороны, однако едва они переставали быть центром всеобщего притяжения, как тут же растворялись вдали, чтобы никогда не вернуться. Я часто размышлял, какая судьба постигла этих клиентов и других участников сотен подобных дел, которые до сих пор ждут, чтобы на них обратил внимание какой-нибудь хороший биограф.
Были, конечно, и исключения. Например, профессор Мориарти, который постоянно присутствует в нашей жизни и, похоже, не собирается никуда исчезать; видно, темная сторона человеческой души всегда будет рядом с нами. Его коллега полковник Моран, свидетель рейхенбахской трагедии, также появлялся на нашей сцене не раз и не два, как и инспектор Лестрейд, его коллеги из Скотленд-Ярда, наша дорогая миссис Хадсон, посыльный Билли, моя жена Мэри и некоторые другие личности. Тем не менее дальнейшая судьба большинства наших клиентов оставалась для нас тайной. Шерлока Холмса, с раскрытием дела мгновенно терявшего интерес к его участникам, это не волновало: для него дружба, как и любые другие эмоции, была делом обременительным и неприятным. Меня же эти мимолетные встречи с растворяющимися в неизвестности людьми немного печалили; и я тем более рад представившейся возможности поведать публике об одном деле и вновь привлечь внимание к весьма изворотливой и хитрой женщине, чьи ум и алчность Шерлок Холмс, столкнувшись с ней впервые, сильно недооценил. Это занимательное дело пока далеко от завершения. Поиск последних, решающих улик, установление и арест убийцы, которого ни я, ни Холмс пока не видели, – все эти сложности искупает одно: нам доведется побывать в Америке и в чудесной юной стране Канаде. И я очень надеюсь, что сопровождать в этой поездке меня будет сам Шерлок Холмс, если, конечно, ему позволит это криминальная обстановка в Лондоне.
С Холмсом или без – осмелюсь предположить, что смогу взять в свои руки завершающий этап следствия, – но эта экспедиция докажет виновность указанного выше лица; хотя заранее называть его имя было бы неэтично. Надеюсь, читатель простит меня за то, что я, руководствуясь здравым смыслом, скрою истинную дату написания этих строк.
О смерти Реджинальда Месгрейва мы с Холмсом услышали весною 1901 года, когда расследовали исчезновение ученика из интерната и убийство учителя немецкого языка [79] . Заметка в газете оказалась немногословной:
...
Сэр Реджинальд Месгрейв, член парламента от Харлстона, Западный Суссекс, эсквайр, владелец поместья с земельными наделами, погиб в понедельник 13 мая, став случайной жертвой перестрелки. Следствие вынесло вердикт: смерть в результате несчастного случая. Панихида состоится в ближайшей к поместью деревенской церкви. Поместье и земли перейдут к ближайшему родственнику покойного, его кузену Натаниэлю Месгрейву.
– Какая горькая ирония, – заметил Холмс, явно расстроенный этим известием. – Мы узнаём о смерти Месгрейва, унаследовавшего состояние от отца, но умершего холостяком, и одновременно с этим выясняем, что у герцога Холдернесса, напротив, сыновей чересчур много. Младший сын сбегает из интерната, словно юный Копперфилд, соблазнившись надеждой обрести материнскую любовь, которой ему так недостает дома, а подбивает его на это подлый старший брат, мечтающий о его смерти. Что же лучше – стать отцом двух сыновей и пережить такую трагедию или не иметь их вовсе, как в случае с Месгрейвом?
– Думаю, каждый решает для себя, – сказал я. – Новые возможности всегда ходят рука об руку с риском.
– Это, конечно, так, но я все же сожалею, что Месгрейв скончался столь скоропостижно и лишился шанса обзавестись наследником, – задумчиво продолжал Холмс. – А заодно и удовольствия оставить ему наследство. Да и что такое вообще “случайная перестрелка”? Наша пресса могла бы выражаться определеннее. Впрочем, коронера этот случай не заинтересовал. Если только не вмешается судьба и меня не привлекут к этому делу, значит, придется просто сказать последнее “здравствуй и прощай” моему старому университетскому товарищу и давнему клиенту.
Судьба все-таки вмешалась, но лишь спустя два месяца, – в лице своей посланницы Атропос [80] . Богиня явилась к нам в личине нашей домовладелицы и несла в руках поднос с утренней почтой – письмами с просьбами о приеме, медицинского характера для меня и криминально-уголовного – для Холмса. Она постучалась к нам в дверь так тихо и нежно, что мы даже не заметили, как она вошла в комнату. Богиня не предостерегла нас, не предупредила, что вскоре произойдут удивительные события, едва не свершится злодейское преступление и воздастся кара за ужасающее преступление прошлого. Никак не ожидал я и того, что мне снова доведется стать свидетелем блистательной работы интеллекта моего друга, отточенного применения им метода дедукции, умения наблюдать и делать верные выводы, придумывать и проверять на прочность теории до тех пор, пока правда не засияет так же ярко, как золотая пыль в лотке старателя.
Десять дней назад нам с Шерлоком Холмсом нанес визит влиятельный лондонский издатель Гаррисон Больт. Как он указал в своем письме ранее, ему хотелось бы проконсультироваться с Холмсом по поводу одной проблемы, связанной с его компанией. Холмс счел, что я, как его летописец, могу ему пригодиться, и попросил меня присутствовать при этой встрече, несмотря на то что в то время у меня было довольно много пациентов. Мы знали этого издателя – проницательного, похожего на ученого джентльмена, – правда, давно с ним не встречались. После расследования одного из давних дел я встречался с Больтом, чтобы обсудить условия публикации своих заметок. Помнится, он предложил мне на редкость невыгодные условия, и, признаюсь, это меня весьма расстроило. Впрочем, горевал я недолго – вскоре книга вышла, и публика приняла ее очень тепло, что было особенно приятно и заметно на фоне отношения ко мне скаредного мистера Больта. Несмотря на то что книга переиздавалась несколько раз, принеся фирме мистера Больта хороший доход, мне он выплатил лишь скромную первоначально оговоренную сумму и ни пенни больше. Разумеется, после этого я перешел к другому, более щедрому издателю. Но сделка есть сделка, и ни Холмс, ни я никогда не позволяли себе выказывать какое-либо недовольство или критику в отношении Гаррисона Больта. Исключением можно считать лишь случаи, когда он просил меня написать предисловие к очередному переизданию книги. Тогда я с чистой совестью, честно, искренне и прямо говорил ему нет. Когда Гаррисон появился у нас на Бейкер-стрит, мы поприветствовали его весьма радушно и устроили с максимальным удобством, какое позволяли скромные условия нашего жилища.
– Счастлив вновь вас видеть, мистер Холмс, и, конечно, вас, доктор Ватсон, – сказал наш посетитель, усаживаясь в кресло.
– Взаимно, – приветливо откликнулся мой друг. – А мы только вчера вечером обсуждали, как литературное приложение “Таймс” влияет на прибыли издательских домов вроде вашего и на писателей вроде доктора Ватсона, обеспечивающих вас доходами.
– Ну, появление таких приложений, несомненно, вносит новый элемент в уравнение, – с сухой улыбкой ответил Гаррисон Больт, – и эффект от этого почувствует на себе весь мир. Недавно в нашей компании произошел удивительный случай, в котором чувствуется влияние также и других стран. Думаю, вас это дело заинтересует.
Мы с Холмсом придвинулись поближе, и оба замешкались, пытаясь подобрать слова, которые подвигнут Больта на дальнейший рассказ.
– Как мне кажется, – продолжил издатель, – вас это дело касается напрямую.
– С чего бы это? – поинтересовался Холмс, отложив в сторону трубку.
– В прошлом у меня в компании начальником одного из отделов работал некий мистер Месгрейв, – объяснил магнат. – Несколько лет назад он умер.
– Как?
– Смерть произошла по естественным причинам.
– Что он был за человек?
– Добросовестный, верующий, но в остальном ничем не примечательный. Я бы о нем и не вспомнил, если бы месяц назад на почтовый адрес нашей компании не пришло адресованное ему письмо. Я захватил его с собой. – Гаррисон передал Шерлоку Холмсу конверт, выглядевший следующим образом:
– Как видите, письмо адресовано не Ньюману, а Норману Месгрейву. Других Месгрейвов, кроме Ньюмана, у нас никогда не было, потому я и решил, что письмо предназначалось именно ему. Письмо зарегистрировали в приемной. На нем был канадский штемпель, пометка “Confl films” и слова “Report Sy” в левом верхнем углу, там, где обычно указывают обратный адрес. Отправитель указан не был. После непродолжительных уговоров почтальон согласился оставить конверт нам.
Мы не знали, остались ли у покойного родные, потому и решили вскрыть конверт. К нашему удивлению, внутри мы обнаружили всего лишь два абсолютно чистых листа бумаги.
Больт протянул их мне, а я, в свою очередь, отдал их Холмсу. Тот с любопытством их оглядел и вернул нашему посетителю.
– Я подумал, что на этих листах могут быть какие-то указания относительно “пленок”, “конфиденциальных” или нет, – продолжил Больт. – И я решил отдать их на экспертизу. Я воспользовался услугами Скотленд-Ярда, и они проверили содержимое письма, проведя всевозможные химические и термические тесты, – безрезультатно.
– Хм, ну вы даете, – заметил Холмс, взглянув на конверт. – Вы получили письмо аж месяц назад! Что же вы так тянули с экспертизой?
– Моя вина, сэр. Я не думал, что тут может быть что-то срочное. Только когда полицейская лаборатория вернула конверт, так ничего и не обнаружив, я понял, что для разрешения этой загадки потребуется более квалифицированный специалист. Тогда-то я и вспомнил о вас, мистер Холмс. Как и любой другой лондонец, я прекрасно осведомлен о вашем экстраординарном умении разрешать не поддающиеся решению задачи и проливать свет на самые запутанные тайны. Если вы помните, наше издательство имело честь опубликовать одну из первых книг доктора Ватсона, где он описывал ваши подвиги и удивительные способности. Я был поражен, заметив на конверте штемпель канадского города Баскервиля – ведь одно из ваших недавних дел как раз было связано с английским тезкой этого местечка! [81] Да и фамилия Месгрейв уже мелькала в одном из произведений доктора Ватсона.
– Но как вышло, что автор письма, решивший сообщить мистеру Месгрейву некий секрет, не знал, что тот уже несколько лет как умер? И зачем он отправил письмо заказной почтой, чтобы его зарегистрировал ваш секретарь? – вмешался я.
– Хороший вопрос. Лично для меня это полнейшая загадка, – заявил Больт и повернулся к Холмсу: – Но вы, мистер Холмс, вы не то что я! На вас моя последняя надежда. Могу ли я надеяться, что вы возьметесь за разгадку этой тайны? Честно говоря, я не уверен, что даже вам удастся ее распутать. Вполне возможно, вся эта история и выеденного яйца не стоит, но она почему-то страшно меня заинтриговала.
– Как и меня! – жизнерадостно воскликнул Холмс. – Я займусь этим делом. Надеюсь, доктор Ватсон ко мне присоединится. Он ведь у нас не только летописи ведет. Как только мы придем к каким-либо выводам, тут же вам сообщим.
Наш посетитель рассыпался в благодарностях и вскоре ушел. Взяв в руки конверт вместе с его загадочным содержимым, Холмс внимательно изучил то и другое при помощи лупы.
– Конечно, эта маленькая шарада довольно занятна и ее даже можно назвать уникальной, но на неразрешимую загадку она не тянет. А как вы считаете?
– Думаю, прежде чем высказывать свое мнение, стоит хотя бы попытаться ее разгадать, – ответил я. – Итак, что мы имеем? Штемпель Баскервиля и имя Месгрейва. О Месгрейве мне не известно ничего, кроме того, что вы рассказали мне несколько лет назад; а вот что касается Баскервиля, тут нам надо немедленно связаться с сэром Генри. Прежде чем унаследовать свое дартмурское поместье, он провел несколько лет в Канаде; возможно, он сумеет пролить свет на это дело.– Отлично, Ватсон! Теперь у нас есть два пункта, с которых мы можем начать. И возможно, появится еще несколько. Давайте на минуту забудем про Баскервиль и Месгрейва и посмотрим, что выйдет, если приложить к этой надписи всю мощь госпожи Логики. Вы сделали одно заявление, с которым Гаррисон Больт согласился, – мол, как же это так, автор письма хотел сообщить мистеру Месгрейву некую тайну и при этом не знал, что тот уже мертв. При всем моем к вам уважении посмею заметить, что вы сделали два допущения, выдвинули две гипотезы, не подкрепленные никакими фактами. С чего бы нам думать, что автор письма не знает о смерти Ньюмана Месгрейва? Нам это неизвестно. Вполне возможно, что он прекрасно осведомлен об этом и не писал до сих пор в силу одному ему ведомых причин. Возможно, недавно произошло какое-то событие, после которого он и смог наконец написать это письмо. Я не утверждаю, что все было именно так; но признайте, что это возможно. Ну а что касается вашего первого предположения, так мы вообще не знаем точно, что конверт предназначался именно Ньюману Месгрейву.
Мало того, чем больше я об этом думаю, тем сильнее склоняюсь к мысли, что это вовсе не так.
Кроме того, вы никак не могли понять, зачем же отправлять пустые листки бумаги заказным письмом. Тут вы правы, это и впрямь странно. Не письмо, а бессмыслица. Но если сообщения нет внутри конверта, значит, оно находится снаружи.
– На самом конверте?
– Именно!
– Логично, – признал я после минутного размышления. – Но почему вы сомневаетесь, что сообщение, каким бы оно ни было, не предназначалось Ньюману Месгрейву? Если не ему, то кому?
– Нам!
– Как – нам? Вам и мне?
– Да! Вы только подумайте. Письмо привез нам Гаррисон Больт, известный издатель, с которым вы сотрудничали, причем об этом сотрудничестве широко известно. Его имя и адрес указаны на каждом экземпляре вашей первой книги. Ну а как верно заметил мой брат Майкрофт, нынче ваши произведения продаются на каждом углу. Нет ничего странного в том, что автор письма, будучи в Канаде, имела доступ к вашим книгам; на самом деле мне совершенно ясно, что она их видела.
– Она?
– Почерк на конверте женский. Посмотрите, какие причудливые завитушки у букв “М” и “Е” и какая неодинаковая тут “С”! Без сомнения, писала женщина. Она – именно она! – прекрасно осведомлена о репутации нашего агентства. Разумно предположить, что издатель отнесет ее таинственное послание именно нам. Если Больт обратит внимание на ее письмо, то наверняка сложит два и два и соотнесет слова “Баскервиль” и “Месгрейв” с Шерлоком Холмсом. Она в этом не сомневалась. И, чтобы уж точно привлечь внимание Больта, она отправила свое послание заказным письмом.
– Вы считаете, что она совершенно сознательно адресовала конверт человеку, в чьей смерти была абсолютно уверена? – уточнил я.
– Да, все сходится. А само сообщение предназначалось – и предназначается – именно нам, Ватсон!
– Поразительно! – воскликнул я. – Ну а как же штемпель Баскервиля? И канадские марки? А как же мое предложение связаться с сэром Генри? Хоть оно имеет смысл?
– Боюсь, что нет, – покачал головой Холмс.
– Позвольте узнать почему?
– Вы предположили, что он сможет пролить свет на это дело. Но что за свет он может на него пролить? – Холмс сделал паузу. Задумчиво посмотрев на потолок, перевел взгляд на меня – точно так же делал мой школьный учитель, пытаясь объяснить нашему классу особенно сложную тему. – Вы сказали, он когда-то жил в Канаде. Как и еще пять миллионов человек. Каким образом он может сказать нам что-то об этом штемпеле? Ближайшая к сэру Генри почта располагалась в Гримпене, а не в Баскервиле. Мы с вами неоднократно пользовались ее услугами, о чем прекрасно осведомлены все канадские читатели ваших заметок. Да и само семейство Баскервиль никогда не обитало в Канаде. Они всегда жили в Девоншире. Насколько мне известно, в Канаде вообще нет ни города, ни деревни под названием Баскервиль. Нет-нет! Сэр Генри тут совершенно ни при чем.
– Получается, штемпель ненастоящий, – понял я. – Это подделка!
– Вы быстро соображаете, доктор, – восхитился Холмс. – Вы просто островок здравого смысла в бушующем океане неопределенности! – Подхватив лупу, он тщательно осмотрел штемпель. – Посмотрите-ка! Видите вот эту букву “с” в слове “Баскервиль”? Что вы о ней думаете? – Он протянул мне лупу.
– Смазанная, нечеткая, – сказал я. – Похоже, ее перерисовали.
– Вот именно! На ее месте изначально стояла другая буква. Как мне кажется, тут была буква “р”.
Я еще раз всмотрелся в штемпель:
– Да, согласен.
– Значит, получается не Баскервиль, а Баркервиль. Интересно, такое место существует в природе? Будьте добры, протяните руку и подайте мне географический справочник. Спасибо. Так… Баскервиль – нет ничего. А! Нашел! “Баркервиль, – принялся читать Холмс, – город на западе Канады. Провинция Британская Колумбия; участник золотой лихорадки в Карибу”. В тысяча восемьсот шестьдесят втором году там обнаружили богатое месторождение золота, уступающее лишь тому, что нашли на Юконе в девяносто восьмом. Красочный и яркий город, изобилующий игорными заведениями; посещается туристами.
– Но зачем автору письма надо было подделывать штемпель?
– Чтобы быть абсолютно уверенной, что конверт доставят именно мне, – для того и упомянуты Месгрейв и Баскервиль. В этом она преуспела. Наша незнакомка из Британской Колумбии из кожи вон лезла, только бы мы получили ее письмо.
– Но почему она не связалась с вами напрямую? – недоумевал я.
– Вот именно! Почему? – Холмс откинулся в кресле, сложил пальцы, не выпуская из рук конверт Больта, прикрыл глаза и продолжил размышлять вслух: – Одна голова хорошо, а две лучше, мой дорогой Ватсон. Давайте подведем итоги. Мы выяснили, что посланием является сам конверт. Содержимое конверта значения не имеет. Отправитель письма – умная, сообразительная, целеустремленная женщина с отлично развитой фантазией.
