Текст книги "Возвращение"

Автор книги: Саша Тумп

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)

– Да! Где-то так.

... Блондинистый цвет тебе не к лицу, – ответил Максим.

– С уверенностью можно сказать только одно, что – вот теперь у нас нет выхода, кроме этого, – Ольга указала на еле заметную тропу уходящую дальше.

– А какие мысли по тропе? Она откуда здесь? Четыре дня не было дождей – на тропе нет ни одного следа. Откуда тропа? Почему не заросла? Кто по ней и когда прошел перед нами? – Максим эти вопросы задавал скорее себе, только теперь «вслух», чем Ольге.

– А это и не тропа! – Ольга смешно подняла брови, – Помнишь, – ты меня заставил сажать семена маральего корня?

– Попросил. Помню, – поправил её Максим.

– Ты сказал – Процарапай палочкой в земле и посади туда семена. Говорил?

– Говорил.

– Так вот – это не тропа. Это кто-то – «процарапал палочкой». И процарапал очень давно. И может быть «царапал» зимой.

...Юрка с Данькой сейчас бы локти друг другу кусали.

Это ведь все укладывается в их теорию.

– В какую? – спросил Максим.

– Потом. Ладно?

... Я однажды, мелкая была, у нас под Питером, где люди все уже исходили, пентаграмму на камне нашла.

Они спрятались и курили втихаря. Тоже мелкие были. А я их выследила, а они почти на ней сидели.

Зависти было у них...

Взрослые решали, решали, – решали, решали, что там у человечка в руке было.

А я говорю – «Телевизор». Они и «в ступор». Так теперь её и называют – «человек с телевизором».

– Почему с телевизором?

– Тогда – не знаю почему. Сейчас знаю.

Там человечек держит на руке квадрат. Я потом изучила все известные пентаграммы. В мире, мне по крайней мере не известно, нет ни одного изображения, где бы линии были изображены под прямым углом. Ни одного.

А тут – квадрат.

Что может заставить художника, старающегося изобразить достоверно, заставить рисовать квадрат? Что?

Правильно – только то, что у него нет никаких ассоциаций с объектом, а он старается изобразить точно.

Попробуй нарисовать мне телевизор, абстрактно, или на скорую руку, чтоб я поняла, что это телевизор. Попробовал. Вот.

Никуда дальше квадрата мышление не сработает.

Не хочешь телевизор – нарисуй ноутбук.

...Оленя сможешь, человека сможешь, змею сможешь, что угодно сможешь. А вот телевизор – нет. Квадрат. Квадрат и все.

Человечество до «квадрата» шло около пятидесяти тысяч лет. Это если считать от «круга». А потом ещё столько же до колеса. И к колесу они пришли не от круга, а от квадрата. Провели диагонали и только тогда пришли к колесу. Правда не все.

Американские индейцы пришли к нему только... вот вчера только.

А под Питером – нате вам – квадрат. И заметь не на горизонтали, а он стоя держит его в руке. Вертикальный квадрат. Это же колесо.

...Вот и здесь кто-то прокатил колесо.

...Царапать не стал – прокатил колесо. Или сам проехал внутри колеса.

– Ты, говоришь, где учишься? – Максим с удивлением смотрел на Ольгу.

– Это как сказать – «где». Пока я учусь только в двух универах.

Я буду... Давай потом.

Сядем рядком – поговорим ладком.

А то тут как-то вроде и не место, да, вроде и не время, – Ольга довольно улыбалась.

... Они вновь пошли по тропе.

Почва под ногами становилась все плотнее, тропа то переходила почти в горизонтальное направление, то с небольшим спуском, но была почти прямой.

После их прохода, оглянувшись назад было хорошо видно, что она ведет к какой-то определенной цели.

Неожиданно, после небольшого подъема тропа вышла на склон с которого хорошо было видно озеро.

Максим бросил взгляд направо вверх.

Это было не то озеро, которое они с Ольгой видели сверху.

Не то.

Вершины скал окружающие озеро прятались в сплошном покрывале облака.

От этого вода казалась зеленой.

Берега были усыпаны брусникой и какими-то мелкими красными цветами на жестких невысоких кустиках. Никаких намеков, что из этих цветов когда-то появится плод – не было. Да и время для этого уже не было. Осень почти.

Справа вдалеке «сидела» огромная каменная лягушка, очень похожая на черепаху, и смотрела на озеро.

Было очень тихо.

– Ой! Черепаха, – вскрикнула Ольга, указав рукой на правую сторону берега, – Быстрее нас добралась сюда.

Максим посмотрел в ту сторону. Там «сидела» «лягушка».

– Дмитрий Иванович, называет её «лягушкой» – сказал он.

– Какая же это «лягушка», когда это «черепаха».

– Особенно если посмотреть на передние лапы, – с иронией прокомментировал Максим возглас Ольги.

– Тогда... Тогда... Лягучер.... Череляг... Чарулепег... Нет! Это – Лечаругеп. Он. Мальчик. Нет! ...Лечаруш. Нет! Лечарух. Коротко – Чарух. Он–мой – мальчик.

Ча... Ча... – ась, чаво, что тебе надо.

Рух – тревога, опасность... рух.... Ух!

«Почему боишься?»

Вот как! Почему боишься? Чего боишься? Почему боишься?

Наверное – в смысле – «А тебе есть чего бояться?»

Вот ка–а–ак!

... Мне не чего бояться! – крикнула Ольга «лягушке» после своих непонятных размышлений.

Они постояли немного, огляделись и пошли дальше по тропе, которая вела к «лягушке».

... Сев у неё в ногах они молчали, глядя на зеленую поверхность воды в обрамлении красного покрывала над которым сверху возвышались заросли рододендронов с бело–золотистыми цветами.

– Откусят себе локти. Так им и надо, – тихо прокомментировала свои мысли Ольга.

Максим потянулся к рюкзаку и, достав навигатор, посмотрел вверх, где даже не было видно солнца потом с сомнением на него.

Навигатор ответил, что спутников он не видит. Ни одного.

Компас показывал, что Чарух смотрит точно на восток.

– Да, я помню всю дорогу. А другим и не надо. Ты заметил, что по дороге...., – она притихла, – А ты заметил, что по дороге мы не встретили ни... ни кострища, ни чего, что бы говорило, что здесь был человек.

Она широко раскрыла глаза и замолкла.

Максим посмотрел в них – глаза были серые, оказывается.

Он встал и подошел к лапе лягушки. Оглядел камни.

– Давай посмотрим, что у нас тут есть, – с этими словами он стал перекладывать камни в сторону.

Под камнями оказалась большая алюминиевая коробка. Подошла Ольга.

– Значит, ты не знаешь этих мест? – спросила она.

Максим, молча, раскрыл коробку. В ней плотно стояли банки с тушенкой, со сгущенным молоком. Была коричневая банка, на которой было написано – «Кофе с молоком».

– Тысяча девятьсот семьдесят пятый, – сказал он, показав Ольге торец банки.

– Ужас! Прошлый век. Как тогда было, – ты-то помнишь, наверное? – она с улыбкой смотрела на Максима.

Он достал из коробки целлофановый пакет, развернул его, – в нем были деньги.

Обычные, имеющие хождение деньги в разных купюрах. Он достал одну приложил к щеке. Ольга с улыбкой наблюдала за ним.

– Сухо. Уровень озера по весне не меняется. Где-то есть сток из озера. Есть сток – есть ручей.

Почему здесь не бывает людей? – тихо промолвил он.

– Зато приезжает магазин...! – Ольга кивнула на деньги.

Максим стал перебирать купюры.

– Оля. У тебя деньги с собой есть под рукой. Достань.

Ольга, покопавшись в рюкзаке, протянула свой пакетик с деньгами.

Максим стал разглядывать их, думая о чем-то своем.

– Давай, одну оставим здесь? – спросил он.

– Давай оставим.

– Вот эту? – он показал ей одну.

Ольга взяла из рук Максима свои деньги, стала их перебирать.

– И вот эту, – она протянула ещё одну купюру.

– Почему эту? – спросил Максим.

– А почему ту? – она посмотрела на купюру в руках Максима.

– Ну, да! – сказал тот и покачал головой.

Он сунул деньги в пакет, опять упаковал ящик и положил его на место, закрыв камнями, – как было.

... – Ладно! С этим все ясно. Давай искать кострище. Оно должно быть..., – он огляделся, – ...оно должно быть там!

Он указал рукой к лесу.

– А палатку мы будем ставить..., – он стал оглядывать берег, – а палатку будем ставить вон там.

– Почему, там–там? – Ольга посмотрела сначала на лес потом на то место, где должна будет стоять палатка, – Почему не здесь? Не под животом у Чаруха.

– Потому, что твой Ди, велел палатку поставить в зоне доступной для видимости со всех сторон.

...И не пить настой корня, – почему-то Максим вспомнил огромные и высокие стебли маральего корня, которые они недавно проходили, с их «маковками» величиной с добрый кулак.

– Ясно! – сказала Ольга, набросила свой рюкзак на одно плечо, подошла к «лапе» «лягушки» и погладила камень рукой: – Чарух, я вернусь. Мне тут хорошо с тобой. Вечером буду.

И пошла к берегу.

Максим посмотрел ей вслед – Ольга шла без малейших признаков хромоты.

Он взял свой рюкзак и пошел к воде напрямик.

...Вблизи вода была чистая и прозрачная, с слегка голубым оттенком, который, видимо, создавали серые камни на его дне.

Он опустил в неё руки. Вода была холодная. Он взял и стал быстро растирать мокрые ладони, стараясь увидеть легкую пену. Признаков пены не было.

Он попробовал её на вкус.

Вкус был – обычный вкус воды горного озера.

«Какой-то легкий!» – почему-то пришла эта мысль.

Он сел, достал бинокль и стал внимательно осматривать противоположный берег озера. Чего-то, что бы говорило о каком-то присутствии людей здесь ранее – он не заметил.

Озеро находилось в «чаше». Стены её были почти вертикальны.

Чарух упирался взглядом в серую стену на той стороне озера, верх которой терялся где-то в облаке, крышкой накрывшим все, что здесь находилось.

Максим лег и стал в бинокль смотреть на него стараясь уловить хоть какое-то движение в нем. Было такое впечатление, что он смотрит в неподвижный кусок ваты.

– Солнышко-то здесь, похоже, – редкий гость. Отсюда и окраска растительности такая. Но бывает оно. Бывает. Вот когда оно здесь бывает и подолгу ли оно здесь гостит? – размышляя, он встал и собрался, было, идти к палатке, как увидел Ольгу.

Она шла с рюкзаком и несла в руках его ботинки.

– Ты куда? – он встал у неё на пути.

– Палатку я поставила. Вон – стоит. Со всех сторон видно. А я буду ночевать рядом с Чарухом.

Максим снял рюкзак и поставил его перед собой.

– Впервые вижу человека, который за два дня столько раз сказал слово – «Я».

Впервые вижу человека, читающего книги, который знает, но не понял почему, у многих народов вообще нет этого слова.

Ты права только в одном – это я взял на себя ответственность за тебя и за благополучие твоих родителей и братьев, а не ты. Естественно у тебя нет обязательств ни передо мной, ни перед ними. И это показать и доказать у тебя получилось.

Не понимаю, – для чего тратить силы, с упорством маньяка, доказывать мне это каждую минуту.

...Медленно разворачиваешься... медленно и... маршируешь к палатке. Там медленно и осторожно садишься на спальник и ждешь меня.

...Марш! И без разговоров.

Максим смотрел, как Ольга повернулась и пошла к палатке.

– Если сейчас изобразит что-то напоминающее солдата – убью! – подумал он.

Когда он подошел к палатке, Ольга сидела около неё и смотрела на озеро.

– Кто разрешил снять ботинки? – он посмотрел на свои ботинки, стоящие на камне.

Ольга встала, молча, взяла ботинки и стала переобуваться.

– Мне надо осмотреть тропу, по которой мы пришли. Надо что-то приготовить поесть за это время. Газ трогать не будем. Найдешь кострище и там приготовишь.

Подбери продукты, – он смотрел, как Олька шнурует ботинки.

Ольг встала и вытащила из палатки котелок, в котором лежала банка тушенки, мешочек с чаем и продуктами и, молча, протянула их перед Максимом, показывая ему.

– Топор?

Ольга вытащила из–под палатки топор и тоже показала ему.

– Сначала посмотрим ногу. Разувайся! – он достал из рюкзака тюбик с лекарством.

Ольга разулась и разглядывала свою ногу.

Нога с наружной стороны заметно опухла. Он заметил, что это заметила и Ольга.

Максим, вспомнив совет Дмитрия, взял, вытряхнул из котелка припасы пошел с ним к озеру. Набрал воды, вернулся и присел около ноги.

Взял салфетку намочил ей и положил на сустав.

– Компресс согреется – сменишь. И так пять раз, – он посмотрел на озеро.

– Хоть бы какой-то ветерок, хоть маленькая да рябь бы, – подумал он.

– Когда папа мне сказал – «Помолчи хоть немного», то после этого они с мамой три дня заглядывали мне в рот, проверяли – есть ли у меня язык. Только после того, как их вызвали в школу и отругали, я стала говорить, – пробурчала Ольга.

– Я не твой папа и не завуч школы, – огрызнулся Максим.

– Давайте день греть ногу, чтоб потом её отморозить, – парировала она.

– Давайте помолчим, как тогда в школе, – он посмотрел на тюбик, который согревал руке, и опять стал смотреть на озеро.

– Пять, – сказала Ольга.

– Десять, – ответил Максим.

– Когда же здесь появляется солнце. Не может быть, чтоб... А что, интересно, удерживает здесь облако? – размышлял он.

– Десять, – прервала его размышления Ольга.

Он подошел и посмотрел на ногу.

– Давай, – он хлопнул себя по колену и стал выдавливать гель из тюбика.

– Ибупрофен, – ваш Дип – это просто обезболивающее, и никак не больше. Он никак не может способствовать регенерации ткани. Тем более связок и сухожилий.

Ольга смотрела на озеро.

– Не сможет. Он сможет снять болезненные ощущения при интенсивном массаже, который будет способствовать притоку и повышенной скорости обмена в капиллярах и сосудах, – ответил Максим, начиная массаж.

Он укутал ногу свитером и осторожно поставил её на ботинок.

– Полчаса. Полчаса смотришь туда, куда смотрит твой Чарух, потом надеваешь ботинки и осторожно идешь, ищешь кострище и готовишь... уже ужин. Потом сидишь около костра, – если хочется есть – ешь и ждешь меня.

... В перерывах думаешь о том, что такое хорошо и что такое плохо. Меня нет. Я там, – Максим махнул рукой в сторону тропы, по которой они пришли.

Дойдя до того места с которого они увидели озеро, Максим оглянулся, было хорошо видно палатку, Ольгу сидевшую около воды. Он перекинул ружье на шею, поправил нож и фляжку, посмотрел на свои кроссовки.

– Не промокают ботинки, говоришь. И почему бы это? – вспомнил он Ольгу.

...– Тропа с озера должна быть где-то тут. Отворотки с той, по которой шли мы – не было. Значит она где-то правее, – решил он и вернулся назад.

Он спустился почти к самой воде. Медленно, идя по берегу, стал осматривать заросли, стараясь в них найти её признаки.

Не пройдя и пятидесяти метров, он увидел её. Она шла откуда-то из зарослей и выходила на другую сторону озера.

– Получалось, что тропа, по которой они пришли, шла по берегу, против часовой стрелки, огибала озеро и уходила куда-то.

Или наоборот, – эта тропа приходила сюда, огибала озеро по часовой стрелке, подходила к Чаруху, – вот ведь привязалось имя, – подходила к «лягушке» шла неизвестно куда и выходила выше «лежащей черепахи», которая сторожила,.... а ведь точно, «черепаха лежала» у тропы и сторожила...

...Там и Ольга сказала « Ну, вот». И засмеялась.

... «Ну, вот». «Ну, вот». Так Ольга говорила, когда кого-то ждала. «Ну, вот»....

Потом она говорила? Потом она говорила.... Потом она говорила – «а я вот...»

Да. Ольга так говорила, когда кто-то приходил. Она говорила – «Ну вот, а я вот...», – размышлял Максим пытаясь понять, – почему эти тропы не имеют перемычку.

– А перемычку они не имеют только потому, что все кто сюда приходит знают о том, что нужно обойти озеро. И обойти его можно в двух направлениях – «туда и обратно».

... К людям – против часовой. От них – по часовой. Против... по.... Против ... по.

Против... по, – Максим вспомнил своего отца и его танцы, там – на Урале.

Шаманские танцы, которые он помнил с детства. Ему показалось, что он даже услышал звук коипа. Размеренный четкий звук коипа. Он шел откуда-то из -за спины. Максим огляделся – там было только спокойное зеленое озеро.

– Бубен. Это бубен! – Максим глядел на него, – Это бубен. И если поверхность будет вибрировать, то будет звук. Это же какой будет звук? – Максим оглядел вертикальные скалы.

Он наклонился и поднял камень, желая проверить, что будет, если бросить его в воду.

В последний момент он передумал и вернул аккуратно камень на место.

– Не тобой положено, – вспомнил он слова отца

Он сел, закурил.

Вспомнил, как отец в десять лет увез его в интернат.

Все, кроме отца, пророчили ему судьбу отца и всех его дедов. Судьбу шамана.

– Не я ему учитель. Пусть учится. Пусть учится..., – вспоминал Максим, – Не я ему учитель.

Тогда все восприняли отъезд Максима в интернат, как вполне обычное событие. Их было много таких ребятишек, которые зиму проводили в школе–интернате, а каникулы дома, в семье, среди родных, в тайге. Олени, собаки, охота – обычная жизнь.

Вдруг Максим вспомнил, что не «много таких». К восьмому классу он был выше всех на голову. На физкультуре стоял всегда первым. И волосы... – он машинально взял себя за волосы.

– Волосы. У всех ребятишек волосы были черные и прямые. У него – светлые и если их не трогать, то они ложились большими кольцами.

Максим посмотрел в сторону палатки.

Недалеко был еле заметен дым, который уходил вертикально вверх.

– Ну, хоть какое-то движение воздуха здесь должно быть? – подумал он, – Как может существовать такая чаша без воздухообмена?

... Максим стал вспоминать, как учился, как, без проблем, поступил в институт, как институт переименовали в университет, как работал на кафедре, как вдруг его тема стала «закрытой».

Потом «закрытое» НИИ. Перевод в головной институт в Питер.

– Лягушка! Лягушка. Асявем–ими, ... – вспомнил Максим, и посмотрел на Чаруха, – Лух. Конечно же – «лух» – святыня дома.

...Конечно же лягушка – тотем, хранитель рода, многих семей хантов и манси.

– Помощники Сатум тий ике – бога богов, могли приблизиться к нему, только приняв облик лягушки, – вспомнил он рассказы отца.

... Максим потряс головой. Ему показалось, что по воде пробежала легкая рябь.

Он стал вглядываться, но видение не повторилось.

Он посмотрел опять на тропу. Было очевидно, что сверху тропа напоминает две перекладины внутри бубна, расходящиеся в этом месте.

– Рукоятка где-то там, – Максим посмотрел в направлении, куда уходила тропа.

Дым от костра пропал. Надо было возвращаться.

– Ну, вот! А я вот пока тебя не было знаешь, что нашла? Пойдем – покажу! – она потянула его к огромному, поросшему мхом камню.

– Смотри. Видишь? – она пальцем ткнула в его поверхность, – Что скажещь?

– Камень. Мох. Кедр, – Максим посмотрел вверх, – Молодой. Шишки. Уже почти спелые. Мыла мало, руки от смолы будешь оттирать песком.

– Да, нет! Смотри! Вот, вот, вот, – она стала водить пальцем по камню.

– Вот, вот, вот, – передразнил её Максим и стал водить рядом.

– Стой здесь! – она пошла к костру и вернулась с обожженной веткой.

Взяла её и стала водить её по поверхности камня как скребком.

На камне проступила угловатая буква «R».

Действительно, – на камне была странная угловатая «R»

Максим вопросительно взглянул на Ольгу, ожидая объяснений.

– Райдо! – многозначительно сказала Ольга и замолчала.

Максим продолжал смотреть на неё.

– Руна «Райдо» – руна развития и движения в глубинном понимании этого.

Она опять замолчала. Максим молчал тоже.

– Толкований множество. Скандинавская руна. Я тебе скажу, как правильно и понятно.

...Это – необходимость перемещения в новую точку по частям и там собраться опять в целое, но уже в новом качестве. Это требование полностью доверять процессу, но не терять бдительность. Как бы это тебе... Сидишь молчишь, а все мышцы напряжены, но не подпрыгиваешь.

... Полное доверие. Полное.

... И мужество. Требуется огромное мужество принять эту дорогу.

... И терпение. Терпение.

Вот! – Ольга замолкла.

– Скандинавская? Здесь? Это если для тебя лично, – Максим стал разглядывать знак.

– Это для меня лично. После того, как я тебе её показала – для тебя тоже.

Терпение. Слышал? Терпение. И не подпрыгивать из -за всякого пустяка.

Ну, надо было спросить тебя про Чаруха. Надо! Ну, не спросила. Не спросила.

Ну, убей меня. На, убивай, – Ольга наклонила голову и оттянула ворот свитера.

– А это что на шее? – Максим увидел скрученную веревочку из голубой и оранжевой ткани на Ольгиной шее.

– А это... Максим! Тебе это надо? Давай потом! А?

– Что это? Оранжевая ткань – я знаю откуда. А голубая? – Максим смотрел на Ольгу.

– Мне вообще-то нужна красная. Но её нет. А голубая?... У меня была еще одна футболка, которую ты не видел. Я от неё по низу отстригла. И на тебя отстригла тоже.

– Есть кранная. Она в левом нижнем кармане в моем рюкзаке, – сказал Максим вспомнив, что эти цвета его сопровождали с детства.

– Правда? – взвизгнула Ольга, – Тогда я можно наружу её достану, а хожу, как воровка. А эту, – она сняла с шеи скрученный шнурок, я к Чаруху отнесу.

– Она скорее всего – Чалух, – сказал Максим и посмотрел в сторону «лягушки».

– Чалух? – Ольга задумчиво тоже посмотрела туда, – Пусть будет Чалух. Пусть будет девчонка. Мне даже так лучше. Есть с кем посплетничать. Два мужика у меня на озере – перебор, конечно.

– Так что с Райдо? – Максим остановил вопросом Ольгу, которая уже пошла к палатке.

– Не знаю. Это не «новодел». Это точно. После «человека с телевизором» знаешь, сколько я их видела? У–у–у...

...Клювиком она на север смотрит.

... Не знаю... Пока.

Думать надо. Ясно только, что тот, кто её изобразил, потом здесь уже никогда не был, – Ольга загрустила.

– Почему? – Максим внимательно смотрел на неё.

– Понимаешь, руны так и в таких местах изображают при магических ритуалах. Это амулет, талисман. Но... понимаешь, её достаточно просто пальцем на камне написать. Кто-то просил помощи перед дорогой туда, – Ольга махнула рукой на север. – И тот кто-то просто вывел её на камне – «за один проход». Просто взял вот так, – Ольга пальцем вывела руну, – а на камне остался след.

...Как ты думаешь, из какого материала было перо, и с какой силой автор нажимал на него, и когда? Посмотри, поверхность камня успела окислиться до того состояния, что ты её даже не смог разглядеть.

... У нас с тобой даже нет ничего такого, чем бы мы могли это повторить.

.... Не знаю.... Пока.

Давай поедим? – Ольга притихла и пошла к кострищу.

... Они сели около костра.

– Максим! Если я тебе ещё кое что скажу, ты не скажешь – «дура»?

– Не скажу.

– Когда ты меня заставил смотреть на ту стенку, – Ольга махнула рукой в сторону другого берега.

– Попросил. Попросил смотреть туда и думать, – перебил её Максим.

– Когда ты меня попросил смотреть на ту стенку и думать, а сам сидел и смотрел на меня вон там, – Ольга кивком показала на берег, где была тропа.

– Я смотрел на озеро, – Максим опять перебил её.

– ... и смотрел на озеро, на берегу которого сидела я. То вот там, – Ольга опять повернулась к озеру, – появилась лестница.

...Она уходила в облака. Вот так вот.

– Обычная лестница? – спросил её Максим.

– Ну, как. Ну, не такая – с перекладинами, а каменная лестница. Широкая.

Но что странно, – посередине лестница одна ступенька была высотой метра два, два с половиной. Так трудно определить. Я примерно прикинула по тому дереву, видишь стоит одинокое дерево. Какая высота его? Как думаешь? – Ольга показывала на стену.

Максим стал оглядывать склоны, сравнивая.

– Думаю метра три, три с половиной, – сказал он.

– Вот и я так тоже посчитала. Два, два с половиной метра была та ступенька. Одна такая. Все остальные нормальные.

... Я – дура? Да?

– Куда она шла? – спросил Максим.

Ольга долго внимательно смотрела на Максима.

– Максим, – она не отрывала взгляда от его глаз, – Скажи, пожалуйста, не пугай меня, откуда у вас у всех вот эти стереотипы.

... Если лестница – то куда?

Откуда! Понимаешь – лестницы для того, чтоб спускаться. А выключатели – чтоб включать, а не выключать. А ключи – чтоб запирать, а не отпирать. Понимаешь? Ты меня понимаешь?

... У вас все с ног на голову. Мир функционален. Понимаешь?

Если я здесь – то так надо. Если ты здесь – это карма. Свою карму надо уважать.

Это крест, который человек несет. И нести его он должен с достоинством.

Если ты живешь – это же чудо, что ты живешь. Просто живешь – и это чудо.

Как вы не можете понять, что «жить лучше» – это признак дебилизма.

Если человек живет – это предел. Не может быть более чистого золота, чем чистое золото. Предел. Понимаешь? Предел.

Купить яхту для развлечения и радоваться, что в трехсотом знаке после запятой, вроде восьмерку заменил на девятку. Ну? Кто он?...

Ольга замолкла.

– И какая она эта лестница? – нарушил молчание Максим.

– Максим! Ну, как я тебе могу рассказать о том, чего ты не видел? У? Как?...

Как бы я не рассказывала – это будет, – как я увидела лестницу. Понимаешь?

...Не такая, какая она, а как я её увидела.

– Надо было сфотографировать? – прервал её Максим.

– А я не знаю? Я не знаю того, что все знают, что надо было мне делать.

... Бежать к фотику, чтоб она пропала за это время? И не сфотографировать, и не запомнить? Да? Давай я тебе её нарисую? Давай бумагу.

– Сейчас принесу, – Максим встал и пошел к палатке.

... – На! – вернувшись он протянул Ольге «блокнот–свиток», карандаш и ручку.

Ольга раскрыла блокнот расправила лист и уверенно карандашом стала рисовать сначала озеро, потом палатку.

– У тебя хорошо получается, – Максим заглядывал Ольге через плечо.

– Школа. Я художественную школу закончила. Даже в Суриковское собиралась. Потом передумала. Не рисую, не пишу больше, – Ольга продолжала рисовать.

– Почему? – Максим сел напротив.

– Понимаешь, соревноваться с цифровым фотоаппаратом в достоверности,– глупо.

...Художник – это фильтр. Понимаешь, он пропускает сквозь себя увиденное, а на выходе уже готовый продукт, доступный для огромного количества людей.

Это как музыка. Что проще... Или вот стихи писать... Или дом строить... Просто. Бери там: ноты, слова, кирпичи и ставь их в определенной последовательности.

Особого труда-то нет.

Ольга прекратила рисовать и смотрела на озеро.

–Понимаешь, я как... как дырка, что вошло – то и вышло. Зачем, кому такие картины нужны? Фотик это делает лучше!

Она опять стала рисовать.

– Вот! Смотри. Как это озеро называется?

– Никак. – Максим протянул руку к блокноту.

– Тогда напишем... тогда напишу..., – она стала что-то писать на листке, – Вот – «Озеро Чалух» тире «Ольгино озеро» , дата, подпись.

Она протянула блокнот. Из него выпали записки, которые Максим снял с вершин перед встречей с Ольгиной группой. Ольга подняла их и протянула вслед за блокнотом. Остановилась и замерла.

– Максим, это что? – она показала записки.

– Это «записки». Я снял их с вершин, пока вас ждал на перевале.

...Что тебя напугало, – он смотрел на напуганную Ольгу.

– Это... Это знаешь, что? – Ольга тыкала пальцем в рисунок рожицы и ромашки на одной из них, – Это... Это мама рисовала.

Она взяла, расправила их.

– Максим. Максим. Они меня обманули два года назад.

Они вдвоем ходили, а не с группой. Вот смотри.

Тут только наш домашний телефон и их рабочие, а фамилии...– тут мамина девичья, тут фамилия её подружки и фамилия папиного зама.

...Они обманули меня два года назад. И вот – смотри – смеются еще, – Ольга тыкала пальцем в «рожицу» и готова была разреветься.

– И ромашку даже мою нарисовали.

Вдвоем сюда – одни. А я там с Мишкой с Никиткой. А если бы что-то случилось?...

Ну, как так можно? Что за люди?...

Вруны! Одни вруны кругом! И ромашку мою, чтоб надо мной поиздеваться!...

Максим не знал, что говорить и что делать.

– Ты мне копии их дашь. Я устрою им восстание на броненосце «В потемках».

Вот только вижу их.

Как я правильно-то сделала, что смылась от них.

Туда же ещё – взялись Мишку с Китом воспитывать.

Их к детям вообще подпускать нельзя.

Максим протянул Ольге карандаш.

– Зачем? Я нарисовала все,– она отодвинула его руку.

– Записывай. Записывай по свежей памяти. Дневник. Страница номер один.

Пиши. Заголовок – «Руна Райдо». Эпиграф – «Полное доверие. Мужество. Терпение.» Так?

– Так! Но это не применимо к наглой, беспрецедентной лжи, ... мелкому лукавству,...

Всяким там «сю–сю» с камнем за пазухой. Этим вот, ... – Ольга скорчила улыбку.

– Пиши, пиши. Пригодится.

...Люди были уверены в себе, – хотели побыть вдвоем, но не хотели тебя пугать.

Дополнительные фамилии внесли – чтоб записка была для другой группы действительной. Рожицу и ромашку нарисовали – дали понять, что у них все хорошо.

Именно рожицу и ромашку – что пришло в голову первым – то и нарисовали.

Значит, о вас всю дорогу думали.

Максим замолчал и стал рассматривать рисунок.

– Она раньше рожицу с бантиками рисовала.

...А потом, когда косички стали мешать на гимнастике, мне сделали короткую стрижку. Стала так рисовать.

Она так записки мне подписывала. А я ей в ответ ромашку рисовала, что прочитала – мол. Я рано на тренировки убегала. Потом домой, а они уже на работе. Потом я в школу, опять куда -нибудь, а они уже с работы приходили. Посмотрят – ромашка – значит, была дома.

А потом Мишка родился. Потом Никитка. Они все время с ними проводили.

А я только для того, чтоб коляску покатать на улице.

Максим слушал, опершись на руку, и думал о Динке.

О том – как ей сейчас у дедушки и бабушки, о том – как её ждут другие дедушка и бабушка в Питере...

Завтра день её рождения.

Завтра день гибели Ольги.

Смотрел с грустью на Ольгу, которая сидела и рассказывала «вперемешку» о своей «нелегкой» жизни, изредка хлюпая носом и гладя рукой записки с вершин.

Вспоминал свое детство, родителей, братьев, тайгу....

– Возьми их себе. Подлинник. Не отвертятся, – с улыбкой перебил он Ольгу.

– Вот – вот. Теперь – не отвертятся, – Ольга улыбнулась.

– Давай доедаем и чай.

Будем пить чай, – Максим посмотрел на притихший костер.

– И настанет час «потом», – добавила Ольга вставая.

– Час чего? – Максим посмотрел на неё.

– Час «потом». Ты все время говорил – «Давай потом. Давай потом.»

– Давай потом. Сначала чай, – Максим встал и пошел за дровами.

– Нет. Максим. Я еще тебе сказать что-то хотела...

Дай я тебя «бодну», а потом скажу? – Ольга хитро смотрела на него.

– «Бодну» – это как?

– Вот так, – Ольга толкнула Максима лбом в плечо.

– «Бодай» и говори, – Максим оперся рукой о камень, чтоб не упасть.

Ольга раза три ткнулась ему лбом в плечо.

– Максим. Я хочу искупаться. Я хорошо плаваю, но я не буду плавать, я только полежу в воде. Если ты боишься, то можешь привязать меня веревкой. Я только немного полежу в воде и все, – затараторила Ольга, – ...А потом чай. А?...

... Я знаешь, первый год жизни на балконе жила. Меня кормили и на балкон – с глаз долой. Там и выросла. На морозе и на стуже, под завывание вьюги. Под гром и молнии. А?...

Ольга сложила ладони перед собой и старалась жалобно смотреть на Максима.

– Ты тут не очень на родителей наезжай! Правильно делали.

У меня Динка так же росла первый год.

Тьфу–тьфу, – не сглазить бы, – до сих пор не знаем, – что такое болеть,... – Максим осекся, не договорив.

Ольга замолчала, отвернулась к озеру.

– А сколько ей лет? – спросила она, обняв себя за колени.

– Завтра будет три.

День рождения у неё завтра, – ответил Максим.

– И у мамы день рождения. Чудно! Две Динки в один день. И имя-то не частое..., – Ольга продолжала смотреть на озеро.