Текст книги "Возвращение"

Автор книги: Саша Тумп

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)

Мария видела себя, стоящей на ветке, прижимаясь спиной к стволу. Там, куда указывала сосна, всходило солнце. Оно быстро поднялось над лесом и замерло, словно давая всем привыкнуть к своему появлению. Птицы, верещавшие до этого, притихли. Появился ветерок. Как-то робко пахнет и притихнет. Куда-то спрячется, как нашкодивший мальчишка. Когда солнце восходит, оно не дает никому баловаться. Даже ветру спуску не даст. Мария ясно видела, как на опушку с той стороны поля вышел конь. Конь был рыжий. Мария видела, он точно был рыжий! Нет, не от солнца, потому, что стоял в тени деревьев, а просто был рыжий. Грива у него была длинная и свисала на одну сторону. Он смотрел в сторону Марии, но видеть ее не мог. Мария на всякий случай вжалась сильнее спиной в ствол. Он оглядел поле и полетел. Полетел! Он не бежал, а летел по полю какими-то зигзагами, переходя с рыси в аллюр, потом в галоп, резко останавливался, вскидывал вверх передние ноги, бежал обратно, наклонял голову, перекидывая гриву с боку на бок, замирал, потом вдруг, словно испугавшись, бросался в сторону, далеко вперед вытягивая голову и прижимая уши. Он был все ближе и ближе. Было ясно, он ее заметил. Его движения изменились, стали плавными, он стал выше поднимать колени, но все равно не мог себя остановить, не мог справиться с собой. Он мчался по полю, сбивая грудью и коленями сухие стебли. Мария чувствовала, знала,– он бежит к ней.

Он остановился прямо под веткой. Сверху хорошо было видно, как раздуваются его бока, было слышно его дыхание. Он стоял так близко, что можно было бы прыгнуть ему на спину, схватиться за гриву, вжаться в его тело и скакать, скакать, отдавшись его сумасбродной воле, укрывшись, как плащом, его гривой. Конь бил копытом по траве, фыркал, мотая головой из стороны в сторону, но вдруг затих, словно прислушиваясь, встал на правое колено, вытянув вперед левую ногу и, положив на нее голову, замер.

–Есть кто живой?– в дверях стоял Анна в джинсах, длинном темном свитере, в кроссовках.

–Стучу, ни привета, ни ответа, двери настежь, заходите люди добрые, бер ..бер....,–Анна осеклась, глядя на Марию.

Она медленно, словно крадучись, подошла к ней, молча села рядом, положила руку на колено, почувствовала мелкую дрожь.

–Андрей ночью погиб, – Мария показала глазами на телефон.

–Этот...? – Анна повернула голову в сторону площади.

Мария кивнула. Анна встала, принесла из спальни одеяло, укрыла до подбородка Марию, концы подоткнула под ноги. Посидела, разулась, тоже с ногами забралась на диван, залезла под одеяло к Марии, положив ей на колени голову.

Сразу стало тепло. Мария почувствовала, по щекам бегут слезы. Плакать не хотелось, слезы текли сами. Что-то сдавило под подбородком горло, говорить не хотелось. Анна принесла полотенце и опять забралась под одеяло.

–Ошиблась ты Аня! Перепутала меня с кем-то. Да и я тебя обманула, Аня. Нет у меня никакого брата. Никого у меня нет. Есть только Дашка, да мама с папой, и нет больше никого. Вообще никого у меня нет. Извини меня. Так, что-то нашло, брякнула, не подумав. Придумала все. Проси, – Мария вытерла слезы углом полотенца.

Анна смотрела в окно, слушая.

–Может я и ошиблась! А ты правильно сделала. Я полночи не спала, думала: – Вот ведь живет Вовка без меня и лиха не знает. А я двадцать лет из кожи лезу, чтоб доказать, что дурак он. Чтоб его разорвало! К утру поутихло. Лежала, думала, вспоминала. Много вспомнила, а больше, мне кажется, забыла. Как-то так получилось, думала, что помню, боялась вспоминать, а стала – забыла. Потом решила: – Ну и хорошо, что у него все хорошо, пусть живет в своей Австрии.–

Анна отвернулась от окна, от Марии, положила голову на согнутые колени Марии. Молчали.

– А у Вовки твоего придуманного, жена – наша, или из местных?– Анна подняла голову и посмотрела на Марию, ожидая ответа. В глазах была грусть.

–Наша. В ноябре девчонку ждут. Анной хотят назвать.–

Анна грустно улыбнулась.

– В честь Анны Австрийской, – добавила Мария, глядя на Анну, не отрывая взгляда.

Анна опять улыбнулась.

–Это хорошо. На чужбине вдвоем сподручнее. Да и девке хорошо с двумя братьями. Братья большие уже. Всем хорошо, кто-то маленький по дому бегает, стареть не дает. Парням хорошо, защищать есть кого, мужиками себя чувствуют. И, что Анна – тоже хорошо. А я так до самого института «Нюркой» была. Отец все орал: – Нюрка, в подоле принесешь, убью!– Принесла, не убил. Вовка у него один внук, души не чает, да и Вовке с ним хорошо. Вот у тебя – Дашка. Куда понесет? К тебе! Значит не одна. А так живешь и не знаешь, может уже где-то бегает мое, а я и не знаю. А ему может плохо, коленку расшиб, обидел кто, а я как пень бесчувственный. Обормоты мужики все! Родил бы, а там разводись, сходись...! А я бы знала, кому гольфики покупать. Зайдешь в магазин – красотища. Детишки как куколки все. – Анна опять смотрела в окно.

–Но...., вырастают быстро. Вырастят, напялят на себя, черт знает, что и довольны, как носороги в ливень.–

Она замолчала, о чем-то думая.

–Давай ты поешь, что -нибудь? Хочешь, разогрею?– встала с дивана.

–Нет. Не хочу.–

–Давай, давай.– Анна вернулась с двумя стаканами молока и с батоном.

–Ломай, – Анна протянула конец батона.

Молоко было холодным и вкусным. Хлеб был как в детстве.

–Мне ехать надо, – Мария протянула Анне пустой стакан.

–Конечно надо! Конечно же, надо! Я отвезу тебя, – в раздумье сказала Анна, держа два пустых стакана.

–Нет! – вздрогнув, крикнула Мария.

–Нет, нет и еще раз нет! – Мария притихла опять притянув одеяло к подбородку.

–Нет! – повторила, как бы в вдогонку.

Анна стояла над Марией, глядя немигающим взглядом.

–Так, Марго! Сидишь здесь, ждешь меня. Я скоро буду. Полчаса максимум, – Анна взяла телефон Марии.

–Нет! Сидишь, ждешь меня, молчишь. Телефон я забираю. Вино на столике. Со вчерашнего осталось. Дверь не запирай. Хотя можешь запирать, у меня ключ есть.–

Анна осторожно закрыла дверь. Мария даже не заметила, когда Анна успела одеться.

Марго! Так ее называл лишь отец Дашки. Странное было время.

Шахтеры, танки, кто-то что-то кому-то доказывает, никто другого не слышит, все хотят идти, но не знают куда, не знают с какой ноги и в какую сторону. Дашка маленькая, работы нет, каждый день новые цены на молоко. Потом и его не стало. Отец тучей по дому бродит. Марго! Слезы: свои, Дашкины, мамы. Может поэтому сейчас и не плачется. Слезы бессилия, они что-то из души забирают. С ними что-то из души уходит и не дано уже никогда вспомнить, какая она – душа была до них. Живешь и уверен, что таким всегда был, только другим видно, что-то в человеке изменилось, что-то другим стало. То ли в глазах, лице, то ли в походке, может в чем-то другом, только видно – ушло что-то у человека из души. А оно уходит и не возвращается больше. Некуда. Так человек и живет без этого, не зная без чего. И будет жить! Жить будет, а знать не будет, что живет без чего-то, что в душе когда-то было, живет, а без чего именно и знать не будет, не дано, вернее дано было, да упустил, потерял, выплакал.

Анна осторожно, без стука, вошла в комнату.

–Автобусы отпадают. Мой водила, парень молодой, вроде согласен, а по глазам вижу – боится. Никогда в Город не ездил. В пять в Город отсюда поедет машина, раньше не могут. Двое ваших каких-то домой будут возвращаться, а сейчас совещаются. В пять освободятся. Согласны тебя забрать с собой. Рано утром дома будешь, – Анна подсела к Марии.

–Что им ответить? Подъезжать? Решай! – Анна смотрела на Марию.

–Согласна. Спасибо!–

–Думала, что к нашему дому схожу, на сад посмотрю, бабушку проведаю.

А все не так получилось. С таким настроением и идти никуда не хочется.–

– А ты и не ходи!– Анна говорила по телефону.

–Да в пять. Около ресторана.– услышала Мария.

– Не ходи в этот раз! Приедешь еще, сходишь! Надо все–таки поесть, –

Анна стала доставать из холодильника упаковки, завернутые в фольгу.

Там была рыба, какое-то мясо, гарниры, что-то еще. Мария почувствовала – действительно хочется есть.

–Аня, давай рыбу холодной съедим. Я со времен столовок, рыбу холодной люблю, – Мария встала, чтоб помочь Анне.

–Давай. Я тоже все холодное люблю. Рыбу там, котлеты. У нас здесь все к рыбе привыкшие. Я когда училась, приеду домой сразу к дебаркадеру.

Рыбы куплю, нажарю, уху сварю, пока охотку не собью, не успокоюсь,– Анна опять стала куда-то звонить.

Рыба была, действительно, вкусная. Микроволновка шумела, разогревая мясо, картошку, рядом стояла, приготовленная Анной еще порция, чего-то мясного.

–Вот, живем на реке, а рыбу морскую едим. Наша-то, в реке без сертификатов, без ветсвидетельств плавает. Не моги клиенту ее подсунуть. Да и правильно, а то животом будет мучиться, прибежит, руками махать начнет, а сам водку подешевле купит в ларьке, траванется, и давай виновных искать. Или молока деревенского купит, детство босоногое вспомнит, и дня два только из окна на природу любуется. Чудной народ. Сидели бы по этажам, куда их гонит.– Анна руками отделяла мясо и с наслаждением отправляла белые кусочки в рот.

–Это что-то, наверное, на уровне генов. Дашка у меня в Городе родилась, а как время появится, так куда -нибудь ее нелегкая заносит. С класса восьмого, все куда-то в каждые каникулы ездит и ездит. Говорю ей:

–Съездила бы на море, в Турцию.–

– Какая Турция, мама? – говорит.

–Из наших никто даже подумать об этом не хочет.–

–А приедет – в магазин, вкусностей накупит и в ванну на часа два,– видишь ли, по цивилизации соскучилась!

В дверь постучали. Вошел парень из ресторана. Рубашка была другая, но опять белая. Анна кивнула в сторону стола. Был горячий борщ, знакомая бутылка вина, фрукты.

–Сегодня я угощаю.– Анна придвинулась ближе к столу.

Парень куда-то исчез тихо и незаметно.

–Я посмотрела – от вчерашней бутылки почти ничего не осталось. А помянуть надо. Там есть кому ...– Анна запнулась, – хлопоты принять на себя?–

–Есть!– Мария вспомнила, сколько лет с Андреем они вместе. А в итоге – она тут, он там. Вокруг него близкие....

Почему люди все откладывают на потом? Откуда такая уверенность, что завтра будет на это время, силы, желание? Почему жизнь кажется такой длинной в молодости? Кажется, что война была давным – давно, а по тротуару старичок идет с орденами, спросишь его –оказывается недавно! Чувствуешь, что с годами прошлое становится все ближе. Как это происходит, не поймешь, но только позавчерашнее становится вчерашним. Смотришь на детей,– такие большие, глупые, а сам и не почувствовал, что годы прошли. Считаешь себя ровней им. Вот как ровня, и поучаешь. Они глупые не понимают, что это не с высоты лет, это от того, – что ровней себя им считаешь, и как друг настоящий – другу близкому не поучаешь, а советуешь.

–Поучают, поучают. Так ведь свои поучата, вот и поучаю. Поучаю, а в ответ получаю...–

От горячего, вина стало опять спокойно, тепло.

– Ты знаешь, Марго, эти-то, с кем ты поедешь. Приезжали землю оформлять, под лыжную трассу. Наши-то упрямятся, вроде как ждут, может выгоднее кто -нибудь, что -нибудь предложит. А они – два брата, похоже, уломают наших. Уедут, узнаю, как и что решили. Хорошо! Стройка начнется, у людей работа появится. Потом люди новые. Зимой народу больше будет. Я чаще у родителей бывать буду.–

Мария с удивлением посмотрела на Марию.

– А ты думала, я здесь живу. В областном я живу. А здесь мама с папой, да дело небольшое. Без пригляда не оставишь, вот и мотаюсь туда–сюда.

Тебе, похоже дела времени не давали раньше приехать, а меня дела сюда гонят, хочешь – нехочешь. Да и нравится мне здесь, тихо, спокойно. Отдохнешь и опять как в омут головой. Я как твоя Дашка, так до Турции и не добралась. Вот каждый год думаю: – Съезжу!–

Даже снилось не раз,– лежу на море, и думаю, как здесь, что здесь, наверняка что -нибудь накуролесили, вскакиваю и на самолет бегу. Просыпаюсь, слава Богу – дома. Я бы и к вам в Город никогда бы не поехала без нужды.–

–Ты себя видела? Скоро ведь ехать! Ладно бы на улице темень стояла, а то светло еще!– Анна пересела в кресло.

Мария подошла к зеркалу. В зеркале была она. Немного припухшие глаза, нос, румянец от вина, а так, она – Мария.

–Где, что не так?–

–Ну, для других, может и так, а для себя точно не так,– Анна встала с кресла.

–Не одна едешь, очень им приятно с панночкой всю ночь в одной машине быть. Я-то тебя такой не видела никогда, вот мне и не по себе.–

–Уговорила. Я в ванну. –

–Переодеваться не буду,– из ванной крикнула Мария.

–По мне хоть голая. Голую провожать не буду, – Анна взяла фужер с вином и пошла к ванной.

–Не спеши, время есть,– Анна поставила фужер на стеклянную полочку.

–Ну вот, хотела хоть день побыть собой. Не получилось,– сказала Мария Марии из зеркала.

–А какая я? Та, что там или та что сейчас будет? – подумала Мария.

–Аня! А какие мы настоящие. С макияжем или без него,– позвала Анну.

–Ты про что? – Анна стояла в дверях.

–Я говорю, когда мы настоящие, с макияжем, или без него?–

– Мы с тобой, – Анна выдержала паузу – ..всегда настоящие. Просто мы знаем, где можно быть такой, когда такой, а с кем такой. Вот поэтому мы и настоящие. А еще мы всегда настоящие потому, что знаем и всегда помним: где, когда, как, с кем, почему и главное зачем!–

– Эт т.. точно, – Мария вышла из ванной с пустым фужером.

–Видишь, можешь, когда хочешь. А раз можешь, почему не хочешь? Меня батя так всегда доставал. –Почему не хочешь поступать в институт,– помню, достал.

–Не хочу учиться,– говорю.

–Не хочешь учиться,– говорит. – Не учись. Поступи и не учись!–

Поступила. Пока поступала, в общаге перезнакомились все, все волновались друг за друга. Хотелось быть не хуже других. С Вовкой познакомились. Раз поступила – учиться надо, так и покатилось все без остановок и передыху.

– Давай собирай сумку, да посидим на дорогу,– Анна села за стол с серьезным выражением лица.

Мария стала в спальне упаковывать сумку. Подержала в руках фен, вспоминая, понадобился он или нет.

–Понадобился!–

–Что говоришь, – Анна окликнула ее из столовой.

–Фен Дашкин, говорю, все–таки понадобился, – Мария вышла из спальни с сумкой.

–А и не понадобился бы, все равно надо было бы сказать, что без фена, как без рук была бы. Хорошо, хоть изредка помнят, что мать у них есть. Давай посидим, помолчим. На дорожку. Приезжай еще, вон, сколько дел у тебя недоделанных здесь осталось. Я подъеду. С администратором я все обговорила, так что не волнуйся,– Анна притихла, обняв фужер ладонями, глядя сквозь него на окно.

–Давай! Оставь дверь, потом закроют,– анна взяла сумку и открыла дверь, глядя, как Мария пытается найти ключ.

Около ресторана стояла машина. На крыльце стояли двое, увидев Анну и Марию с сумкой, один пошел на встречу, подошел, поздоровался, перехватил сумку.

–Это Мария,– Анна повернулась в ее сторону, глядя на спутника.

–Александр, Алексей,– представились оба.

Действительно это – братья. Оба были примерно одного роста, крепкие, оба в футболках, обтягивающих выпирающие мышцы. Светловолосы.

Видно было, что Александр был постарше. Возраст можно было определить с трудом.

–До пяти еще пять минут,– Александр открыл заднюю дверь, поставил сумку.

–Если что-то понадобится, скажете. А то мешать будет прилечь, – куда-то сказал, выждал секунду и плавно закрыл дверь.

Братья отошли в сторону.

–Ой,– Анна даже подпрыгнула.

–Дай телефон, – взяв у Марии телефон, набрала номер, у нее в кармане послышался вызов.

–Звони. Утром не звони. Позвонишь в три, нет в четыре. Скажешь, что и как.–

Подошла к Алексею.

–Алексей, дайте Ваш телефон,– повторила все тоже, что и с телефоном Марии.

–Если, что звоните. Марию высадите, позвоните. Хорошо?–

–Хорошо,– Алексей невозмутимо чуть наклонил голову.

–Ой! Секунду...,– Анна скрылась в дверях ресторана.

Братья и Мария остались одни. Чтоб как-то скрыть неловкость, все смотрели на дверь, за которой только что скрылась Анна.

Анна вышла с букетом цветов и пакетом.

–Здесь – перекусить в дороге. Вилки оставишь себе на память. У меня все вилки и ложки с клеймом. Клеймо едино для всех моих гостиниц и ресторанов. Потом разглядишь,– Анна протянула сумку и букет Марии.

Братья сидели уже в машине.

–Спасибо тебе, – Мария подалась к Анне, прижалась. Опять захотелось плакать.

-за что? – Анна обняла ее.

–Не знаю! За то, что ты есть. Что со мной была. Что я не одна была.

Спасибо! Поеду?–

–Звони! Возвращайся! Марго, поверь, все утрясется,– Анна осторожно закрыла дверь. Сквозь стекло на нее молча смотрела Мария.

Анна отошла от машины, как бы освобождая ей путь, посмотрела на братьев, кивнула, желая легкой дороги.

Машина медленно покатилась вниз, выезжая на улицу. Анна видела, как замигал левый поворот, и, через секунду, машина скрылась за домом.

Она перевела взгляд на гору, по которой проходила дорога, словно надеясь, что сейчас там появится, пропавшая из виду машина.

До поворота Мария смотрела на стоящую на площади Анну.

Машина, петляя по улицам Городка, выбралась на дорогу и, набирая скорость, поднималась по ней все выше и выше.

Мария опять увидела, бабушкин дом, площадь, и ей показалось Анну, стоящую и глядящую на нее.

Еще минута и машина покатилась вниз. Впереди была длинная лента асфальта, сзади дорога кончалась серым прямоугольником, над которым плыли облака, под облаками был Городок, река, бабушкин дом, сад, Анна.

Машина катилась легко, радостно. Марии всегда казалось, что машины знают, где их дом, и всегда рады возвращению. Наверное, поэтому дорога назад всегда короче, чем от дома.

В машине было тепло и тихо.

Александр был за рулем, слегка откинувшись, смотрел вперед, изредка бросал взгляд на бумаги, которые перебирал Алексей, сидевший рядом, делая какие-то пометки. Алексей так же изредка бросал взгляд на Александра, как бы получая его одобрение. Мария смотрела в окно. Был вечер, день близился к закату. Те же деревья, опять освещенные солнцем, казались еще более яркими, чем вчера, но более грустными.

–Может быть, Вы хотите прилечь?– Алексей протягивал куртку, повернувшись к Марии.

–Места вам здесь хватит. Мы когда вдвоем, всегда кто-то ложится спать или подремать. Привыкли. Даже, кажется удобно, – Алексей явно хотел разрядить неловкую тишину.

–Думаю, можно поставить какую -нибудь музыку,– помогла ему Мария.

–Можно. Только у нас, знаете, своя, как-то сама собой появилась, другой и нет,– редко слушаем.

–Давайте вашу. Дорога длинная,– Мария прикрыла глаза.

Тихо раздалась музыка. Мария вспоминала рыжего коня, которого недавно видела, думала о том – куда бы он ее унес, соскочи тогда она с ветки, не слыша и не вслушиваясь в слова певца.

–Хорошо, что тихо и без барабанов, – подумала она.

–Гуляют там животные неви–да–н–ной красы,– вздрогнула Мария.

Запись была старая, тех времен, когда все светилось надеждой, голос был моложе, в нем была слышна не только надежда, но и вера в то, что так есть, так будет. В голосе не было тех сегодняшних грустных ноток, он был молодым. Таким и запомнила его Мария, с того концерта, на который попала, в общем-то, случайно. Видя его сейчас по телевизору, она всегда вспоминала о том, что время идет и старалась успеть переключить, что бы не расстроиться. Сейчас голос был, как привет из далеко. Он успокаивал, он поддерживал. Он был рядом. Мария представляла огнегривого льва рядом с конем, себя, сад, небо, осенний лес.

Как по заказу, потом пели про осень, небесные корабли, ветер, облака, даль.

Одна мелодия сменяла другую. Все они были знакомы, Мария про себя повторяла сотни раз эти слышанные слова, она их никогда не учила, она их знала. Она знала эти мелодии до того, как услышала их в первый раз. Она всегда знала эти слова. Они приходили всегда в какие-то переломные моменты и оставались навсегда. Потом жили вместе с ней, встречая новых, принимая или не принимая их в свое братство. И чем больше их становилось, тем труднее новым было пробиться в этот тесный круг друзей. Они всегда были под рукой, дома. И вот оказались здесь, в машине, опять с ней, опять все вместе. Ей всегда казалось, что когда она их слышит, то кто-то ее держит за руку. Спокойно и уверенно держит за руку и смотрит туда, куда смотрит она.

Мария чувствовала, как слезинка бьется о ресницы, стараясь предательски выскочить наружу. Она открыла глаза, часто моргая, старалась, что бы слезинка побыстрее высохла. Александр спокойно смотрел на дорогу, Алексей, откинувшись, дремал, слушая музыку.

Мария, стараясь не привлекать внимания, сбросила кроссовки и забралась с ногами на сидение, подложила куртку под голову.

Куртка была мягкая, пахла кожей, и чем-то еще давно забытым. Она знала этот запах, только забыла, откуда она его знает. Вспомнила. Это был запах из далекого, далекого детства. Так пахла папина куртка.

Она любила спать, свернувшись калачиком, поджав коленки к самому подбородку. Папе всегда казалось, что ей холодно. Они брал куртку и осторожно накрывал ее. Куртка была тяжелая, она обнимала Марию, прижимала к себе и Мария засыпала. Она вспомнила, откуда этот запах. Запах детства. Как она сразу не смогла понять этого? Где эта куртка сейчас?

Мария проснулась, за окном было темно. Теперь за рулем сидел Алексей. Александр дремал, повернув голову в сторону Алексея.

–Встречный свет, – подумала Мария. – Мешает!–

Музыка чуть тише, так же обволакивала все пространство машины.

–Алексей!– тихо позвала она.

Алексей повернул в ее сторону голову.

–Можно будет остановиться на 216 километре, там видно будет. Там авария была.–

Алексей кивнул.

–Мы не проедем мимо? Вы увидите это место?– Мария подалась, чуть вперед.

– Не проедем. Остановимся,– справа услышала спокойный голос Александра.

– Я думала Вы спите! – Мария повернулась к Александру.

– Сплю. Дорога еще длинная. Не беспокойтесь. Мы там остановимся.–

Александр это сказал как-то так, что она поняла, он все знает и про нее, Андрея, про аварию.

–Так лучше. Объяснять ничего не надо,– подумала Мария, устраиваясь поудобнее.

Она проснулась оттого, что не слышно было ни звука мотора, ни музыки. Было тихо. Машина стояла на обочине, освещая какие то бесформенные кучки земли, разбросанные то там, то здесь.

–Это здесь?– выдохнула Мария.

–Да здесь!–

Она вышла из машины. Свет фар выхватывал переворошенную, перемешанную с травой землю, в которой огоньками светили, выхваченные фарами осколки стекла. Справа откуда-то снизу выходила проселочная дорога. Местами земля лежала какими-то бесформенными валами, местами была ровная, как будто бы специально выглаженная с какой-то целью. Свет фар, в только что, начинающемся рассвете, освещал два рядом стоящих холмика. Над каждым возвышался букет цветов, охваченный осенними листьями.

Мария вернулась к машине, взяла цветы, стараясь не попадать в свет фар, подошла. В холмики были вкопаны, банки, в них плотно стояли цветы, места для ее цветов не было. Она стояла, смотрела на эти цветы, поддерживаемые яркими листьями, на ветку рябины с огненными ягодами, на конфеты. Стояла, пытаясь ощутить в себе, какое-то новое чувство. Его не было. Казалось, что уже все пережито днем. На душе было пусто и спокойно. Оглянулась на братьев, как бы ища у них ответа и поддержки. Они стояли за машиной, отвернувшись. Вспышки рыжих аварийных огней выхватывали из темноты их фигуры и опять прятали. Они смотрели на дорогу. Подошла к холмикам, наклонилась. Мария стала вынимать из букета цветы, кладя их прямо на глину холмиков. Постояла. Хотелось что-то сказать, но мысли были перепутаны, на ум ничего не шло. Пустота охватила все и чувства и мысли.

–Простите друг друга. И нас простите, за все,– как то само – собой шепотом вырвалось у Марии. Она повернулась, собираясь уйти. Остановилась, неожиданно для себя, перекрестила холмики, потом почему-то лес, потом опять каждый холмик.

–Поедем?– за рулем был опять Александр.

–Поедем,– Мария откинулась на спинку.

Машина медленно выехала на дорогу, стала набирать скорость, куски глины, отлетая с колес, били по кузову. Мария оглянулась на перекресток. Рассвет еще только начинался, было еще темно, и его не было видно.

–Вы ведь голодные! – Мария подвинулась ближе к братьям. Ей не хотелось оставаться одной, хотелось услышать речь, слова, хоть чей-то голос.

–Если хотите есть, давайте остановимся, – ей не хотелось, и чтоб они молчали.

– До дома. Скоро дома будем. Кофе хотите. Леша налей кофе,– Александр повернулся как бы сразу к ней и к Алексею.

–Горячий. Осторожнее,– сказал Алексей, протягивая кружку Марии.

–Хотите бутерброд?– он, казалось, был рад, что Мария заговорила.

–Нет. Я так погреюсь.–

-замерзли?–

–Нет, нет. Просто когда в руках, что-то горячее, сразу согреться хочется, укутаться, – Марии и вправду показалось, что она замерзла.

–Знаете, что? – ей не хотелось, чтоб была тишина.

–Я предлагаю! Мы едем ко мне, я готовлю завтрак, вы принимаете душ, мы завтракаем, вы по делам, я в душ. Вам же все равно надо где-то позавтракать, сполоснуться. Судя по тому, как вы смотрели бумаги, времени у вас не так уж и много. Когда в Городок возвращаетесь?

-завтра, нет, уже сегодня, согласуем бумаги здесь, отошлем в Городок, если все хорошо, через два дня обратно, возвращаемся. В пятницу утром там быть!– Александр с удивлением смотрел на Алексея.

– Меня возьмете?– Мария просунула голову между кресел братьев.

–Предложение целесообразно и заманчиво. Как, Леш? – Александр смотрел на Алексея.

– При условии, что душ не на другом конце города, что мы никого не потревожим, – Алексею явно нравилось предложение.

–А в четверг заберем с собой. Спутник не из болтливых, за дорогу не надоест,– поддержал Александр.

– И никого не потревожите, дочь у бабушки, а душ по дороге к центру города, можно сказать в центре. Итак? – Мария откинулась на спинку.

–Решили,– ответ был, чуть ли не хором.

– Холодильник опустошен. Дашка могла, сигануть из дома, не прибравшись. Бутербродиками здесь не отделаешься, – подумала Мария, глядя на широкие спины братьев.

–Надо заскочить в магазин. Дашке звонить не буду пока, позвоню маме из дома. На работу тоже звонить не буду. Перед обедом появлюсь. Посмотрю, как там мыши без кота танцуют! Ане позвоню.... –

Мария прикрыла глаза. Уже светало. На макушках деревьев опять показалась позолота.

–Пусть едет в свою тайгу. Когда еще комаров ей покормить?!–

Алексей включил музыку.

–А в городе том, сад, все травы и цветы, – рассказывали голоса человека и гитары.

–И златогривый лев, и конь рыжий!.. – выдохнув, добавила про себя Мария, на полуслове проваливаясь в спокойный сон.

Корни

Николай сидел за столом около небольшого окна, выходившего на просторное высокое крыльцо. Маленький стол, покрытый клеенкой с незамысловатыми цветочками, стоял напротив большой русской печи и, повернувшись на табурете, можно было дотянуться до нее рукой.

На нем стояли: мутные рюмки на высоких ножках, нехитрая закуска, старая жестяная коробка из–под чая с орденами и медалями, завернутыми в голубой кусок мягкой ткани. Николай перебирал тяжелые кружочки с разноцветными колодками.

Было тихо. Часы с кукушкой стояли. Гирька в виде шишки опустилась на пол и почти лежала.

Известие, что умер дед Михаил, он получил от бывшей жены.

Они уже давно не жили вместе, но сохраняли дружеские отношения, которые скорее можно было назвать безразличными. Они не приводили ни к откровениям, ни к взрывам эмоций, об них все знали, поэтому охрана пропустила ее к нему без дежурных вопросов.

Это она принесла телеграмму, молча, положила на стол, как бы ожидая каких-то комментариев. Николай с трудом вник в содержание и сразу не смог понять, о каком Михаиле идет речь. Посмотрев обратный адрес, – стало ясно.

Николай смотрел на жену, на ее спокойно–холодное выражение лица. Оно ни о чем не говорило. «Красивая, ухоженная, немигающая маска», – подумал Николай и почему-то сразу решил ехать.

...Михаил был старшим братом отца.

Отца Николай схоронил лет пятнадцать назад, в девяностых. Время было бурным.

Жизнь летела, каждый день приносил новую вводную, приходилось каждый день проживать его по–новому.

Смерть отца поразила, но не напугала, не привела к каким-то изменениям.

Отец жил отдельно. Николай тоже жил один.

Так получилось – жена, не понимая всего того, что окружало Николая, боясь за будущее детей, попросила развода, а он с легкостью его дал. Обеспечил учебу детей, жизнь жене. Встречались редко, внешне развод был настоящим. Жена успокоилась, брала деньги, воспитывала детей и как-то незаметно вышла замуж. Развод из формального превратился в фактический.

Отец всего этого не понимал и не воспринимал. Любое вранье – считал враньем, и всегда осуждал его, как один из самых страшных пороков.

С отцом встречались редко, он больше времени проводил с внуками, а потом внуки подросли, и стали все реже бывать у деда.

Смерть совпала с организацией и укреплением банка, который без особой охоты тогда создал Николай. Он понимал, что этот шаг привлечет внимание к его персоне, но производство требовало средств и поневоле приходилось выходить из тени. Был пик «передела» и лишний рот у кормушки в стране мало кого радовал. Приходилось каждый день проживать в напряжении. Казалось, что долго это выдержать нельзя, но шли годы, а бури, которые бушевали рядом, стали затихать, жизнь стала приобретать плавность и спокойствие.

Он понимал, что стал другим, стал замечать за собой, что стал неразговорчивым, мало улыбался, мало что приносило настоящую радость. Друзей становилось все меньше. Одних оттеснил бизнес, другие не выдержали гонки и потерялись, пропав из поля зрения, или растворились в этой жизни, как в кислоте растворяется легкая и непрочная ткань.

Новые друзья не появились, да он и не особенно в них нуждался.

«Почему я поехал? Почему я здесь?» – Николай не находил, да особо и не искал, ответа.

Он не стал брать охрану, сказал, что «он на связи, чтоб не беспокоили по пустякам, что его не будет четыре дня».

Дорогу он не помнил, но поехал, полный уверенности, что найдет эту деревню – Михайловку. Он всегда был уверен, что если он сам брался за что-то, то это – получалось.

...Действительно, Михайловку он нашел достаточно быстро. Однако по дороге появилось непредвиденное обстоятельство, задержавшее его в пути на полтора часа. Он поехал, не взяв с собой денег, о чем вспомнил на первой же заправке. Он не представлял, сколько может ему понадобиться, поэтому пришлось задержаться в банке первого же города, чтоб получить требуемую наличность.

Потом зашел в магазин. Долго рассматривал прилавки. Заметив его размышления, молодая и грустная продавщица, подойдя, кивнула на витрины: «Не решаетесь?..»

Николай посмотрел на неё и неожиданно для себя сказал: «Да, растерялся...»

– Так что и для чего, а самое главное – куда и с кем, – грустные глаза продавщицы смотрели на него в упор.