Текст книги "Живые пешки (СИ)"

Автор книги: Саша Мирра

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

24. Прах к праху

Хорошая дорога кончилась километров тридцать назад, ещё на закате. Асфальт сделался разбитым, в нём стали отчётливо видны колеи от танковых траков, а ближе к городу верхние его слои уже целиком перемолола тяжёлая техника. Кирку приходится ехать медленно, маневрируя среди воронок, оставшихся от разрывов.

Иногда проезжую часть преграждают брошенные машины – не военные, простые легковые автомобили. Некоторые разбросаны взрывами. Другие растащили в стороны, чтобы хоть как-то пользоваться дорогой.

Город погружён во тьму. В свете фар видны пятна копоти над пустыми окнами многоэтажек, обваленные стены, торчащие из провалов плиты межэтажных перекрытий. Лишь изредка, вдалеке, возникают пятнышки света – вспыхивают ненадолго и гаснут.

– Это окна, – говорит Райя, глядя на далёкий свет. – Тут ещё живут. И электричество есть.

– Наверно, восстановили после боёв за город, – говорит Кирк.

– И долго они так будут жить?

– До следующих боёв.

Город едва дышит, тёмный и мёртвый. Лишь в глубине теплятся искорки жизни – эти загорающиеся на несколько секунд окна. Где-то в своих квартирах люди включают свет, находят что-то необходимое и тут же со страхом щёлкают выключателями, вслушиваясь в тревожную тишину на безжизненных улицах.

Искры готовы потухнуть в любую секунду. Новый обстрел может начаться хоть сейчас.

– Плохое место для встречи, – говорит Райя. – Мы тут очень заметны. Все сидят по домам, только мы едем.

– Зато здесь территория вне закона. Можно передать что угодно кому угодно.

Помолчав, Кирк добавляет:

– И на улицах мы не одни. Когда въезжали в город, я заметил чьи-то фары. Мелькнули и пропали.

Он ещё раз смотрит в зеркало, но позади темно и пусто.

Райя окидывает взглядом разрушенный город.

– Никогда такого не видела.

– Я видел. Когда служил наёмником. После армии. Был на одной войне.

Райя смотрит на него с уважением. Потом переводит взгляд на очередной расстрелянный дом.

– Это всегда так?

– Всегда.

– А кто здесь воюет? Чего они хотят?

Кирк пожимает плечами.

– Одни хотят независимости. Другие пытаются сохранить страну в целости.

Помолчав, он добавляет:

– Я сначала тоже пытался понять, ещё там, на той войне, кто прав, а кто виноват. Понял, что, какую войну ни возьми, по-своему правы и те, и другие – и все виноваты. А мирняку всё равно, кто там прав, а кто нет. Мирным достаётся ото всех.

Райя смотрит на карту в телефоне.

– На перекрёстке – налево, и мы на месте. Там должен быть театр. Если его не разнесли.

Райя убирает телефон и накидывает белую жилетку. Во внутренний карман она суёт компактный «Вальтер» и застёгивает молнию. Со стороны оружие не заметно.

Нужное здание теперь мало похоже на театр – похоже, в него попала бомба. Даже с дороги видно, что крыша провалилась, большие окна выбиты, а прозрачные двери вестибюля вынесло взрывом. Стоящие у ступенек белые каменные львы закопчены до черноты.

У входа бежевый пикап, целый и чистый. Кирк паркуется рядом с ним. Водительская дверь пикапа приоткрывается, в свете фар показывается встревоженное лицо – такое же, как на фото, которое Кирк и Райя получили от Бенуа. Вот и он, связной.

Бритый наголо мужчина с быстрыми глазами выходит, вглядывается в лица Кирка и Райи и кивает на свою машину.

– Давайте, быстро.

Он открывает багажник и начинает там шумно возиться.

– За вами хвоста не было? – спрашивает он, что-то откручивая ключом-трещоткой.

– Нет, – говорит Райя.

Кирку кажется, будто ключ в руках связного щёлкает на весь город.

– Хорошо, – говорит связной. – Здесь бывают военные патрули.

Он откидывает фальшивое дно багажника, демонстрируя четыре уложенных плотно друг к другу одинаковых чемодана.

– Забирайте. И расходимся.

Вспыхивают чьи-то фары, освещая его испуганное лицо. Чужая машина медленно приближается оттуда, откуда приехали Кирк и Райя. С другой стороны улицы катится ещё одна.

Связной, бледный как бумага, прикрывает крышку багажника.

– Военные, – одними губами произносит он.

– Может, свалим? – тихо спрашивает Райя.

– Нет, – говорит он. – Пристрелят на месте. Разбираться потом будут.

Машины приближаются. Становится видно, что это армейские внедорожники.

– Стоим, резких движений не делаем, – бормочет связной. – Вы журналисты, приехали снимать город. Я привёз вам камеры и остальное говно.

Райя до середины распускает молнию на жилетке. Кирк расстёгивает несколько пуговиц на своей рубашке, чтобы легче было добраться до пистолета под мышкой.

Внедорожники останавливаются, перекрыв улицу с обеих сторон. Хлопают двери, четверо в военной форме приближаются, держа автоматы наготове. Кирк внимательно рассматривает их.

Бронежилеты короткие. Каски старого натовского образца. Машины светят фарами Кирку прямо в лицо и мешают, но при этом освещают салоны друг друга, и видно, что там больше никого нет.

– Кто такие? Что тут делаете? – спрашивает один из военных.

– Мы журналисты, – начинает Кирк.

– У нас украли багаж, – Райя прерывает его, неуверенно улыбаясь. – Мы приехали снимать репортаж, но теперь остались без камер, а тут нам предложили купить быстро и дёшево, вот мы и…

Она смущённо разводит руками. Военные глядят на багажник пикапа. Судя по их лицам, в историю про журналистов они не очень верят.

– Руки держите на виду, – говорит один из них. – А то тут вас и положим.

Он делает шаг к пикапу, и Райя заступает ему путь.

– Подождите-подождите, нас нельзя так просто обыскивать! – быстро говорит она. – Нам обещали особые условия, обещал сам полковник! Ваше командование о нас знает. Полковник обещал, что нам не будут мешать! Я лично его знаю. Он человек слова.

Военный глядит на неё недоверчиво, но с места не двигается. Его челюсть под подбородочным ремнём двигается, будто он пережёвывает услышанное.

– Что за полковник? – спрашивает он.

– Я не могу назвать его имя, – отвечает Райя.

Военный хмыкает и отодвигает её в сторону.

– Стойте! – Райя кладёт руку ему на плечо и наклоняется к его лицу. – Я скажу, как его зовут. Но только не при всех. Поговорим в вашей машине, идёт?

Военный медлит, а потом кивает на внедорожник.

– Пошли.

Райя идёт за ним и вдруг спотыкается, начинает прихрамывать, будто ей что-то попало в сандалию. Она на ходу разворачивается к военным спиной и наклоняется до самой земли, поправляя ремешок на щиколотке. Те одновременно опускают взгляды, рассматривая её голые ноги и всё остальное, что открыла задравшаяся юбка. Кирк внутренне собирается, готовясь действовать.

Райя, всё ещё наклонившись, глядит на него. В её глазах молчаливый сигнал.

«Сейчас».

Кирк и Райя срываются с места одновременно: она прыжком уходит из конусов света, а он бросается за машину, на бегу выхватывая пистолет и давя на спуск. Массивные фигуры военных видны в свете фар чётко, как мишени.

Кирк стреляет в лица, в ноги, в низ живота, под бронежилет. Одного убивает первым же выстрелом, второго ранит в лицо.

Оказавшись в темноте за машиной, он крадётся к каменному льву. Военные кричат и бегают, стонет раненый. Райю Кирк не видит. Он едва успевает заскочить в выбитые двери театра, когда по нему открывают огонь из всех стволов.

Его прижимают очередями, не дают высунуться. Военные не жалеют патронов, и внутрь вестибюля с потоком пуль летит град осколков бетона и штукатурки. Шквал выносит остатки дверной рамы. Кирк прижимается к стене до тех пор, пока они не перестают палить. В настороженной тишине отчётливо слышно, как раненый в лицо ругается и стонет.

Хлопают пистолетные выстрелы – один, два. Кирк, высунувшись вполглаза, видит, что один из троих теперь лежит, выронив автомат и схватившись обеими руками за колено, а двое других палят в темноту, повернувшись к Кирку спиной.

Мгновенно прицелившись, он стреляет одному в поясницу, ниже бронежилета. Другой, разворачиваясь, получает следующую пулю в бок, а потом ещё две в лицо. Раненый в ногу пытается поднять оброненный автомат, но выскользнувшая из темноты Райя приставляет пистолет к его лбу и стреляет.

Кирк идёт к ней, опустив оружие. Она стоит в свете, оглядывая убитых.

– Наш связной – всё, – говорит Райя, кивая в сторону пикапа. Проследив её взгляд, Кирк видит неподвижное тело, смятое автоматной очередью.

– Берём чемоданы и уезжаем, – говорит Кирк, шагая к багажнику пикапа. Труп связного мешает пройти, и через него приходится перешагнуть.

Они быстро закидывают чемоданы в свою машину и уезжают.

Кирк прилагает все усилия, чтобы поскорее выехать из города, и адреналин в крови помогает, обостряя реакцию. Райя не говорит ни слова, не отвлекает. Выведя машину на шоссе, Кирк вздыхает с облегчением.

Говорить не хочется. У Кирка это всегда так после боя – особенно если кого-то убил. Только через некоторое время он понимает, что лицо онемело от долгой неподвижности, а на шее выступил пот, а в салоне очень душно. Открыть окно он забыл.

Он вытирает шею ладонью. Райя молча включает кондиционер.

– Я лет пять прожила в Манчестере. Там и выучила английский. А потом переехала в Израиль. В двадцать три года завербовалась. А потом – Агентство.

Кирк долго молчит. Райе даже кажется, что он её не услышал.

– А я после Канады жил в Гонконге, – говорит он. – Когда родители погибли, записался в армию, потом стал наёмником. Был ранен, попал в госпиталь. Когда лежал там, пришёл человек и предложил мне особую работу. Так я узнал про Агентство.

– Знакомая история, – говорит Райя.

– Тогда я решил, что с меня хватит войны. Что я уже не хочу быть наёмником. Что Агентство с его маленькими точечными операциями мне больше по душе. Но и здесь…

Он глядит в зеркало заднего вида. Города не видно, но Кирк чувствует, что он там. И у Райи тоже наверняка это ощущение. Можно даже не спрашивать.

– Давай поговорим, – произносит Кирк. – О чём угодно, о любой ерунде. Это помогает отойти. Сбросить напряжение.

– Есть ещё способ сбросить напряжение, – говорит Райя, поглядывая на Кирка. Он смотрит ей в глаза, и она не отводит взгляд.

Это всё же будет неправильно. Неуместно. Только не после этого города. После него ничего не хочется. Кирк переводит взгляд на дорогу.

– Тебя дома кто-нибудь ждёт? – спрашивает он.

Она качает головой.

– Я и не знаю, где это теперь – дом. Да и вообще, это всё – кухня, быт, стирать носки – это не для меня. Последнего, кто пытался убедить меня осесть у него дома, я выставила за дверь.

Кирк усмехается. Райя тоже невесело смеётся.

– У тебя глаза закрываются, – говорит она. – Давай я поведу, а ты поспишь.

– Да нормально. В целом.

– Давай, не строй из себя крутого. Тут удобное сиденье.

Она говорит без своей привычной колкости – мягко, с простой человеческой заботой. Кирк медлит, а потом соглашается.

Они останавливаются на трассе, выходят, чтобы поменяться местами, и Кирк идёт к багажнику, будто что-то вспомнив.

– Надо посмотреть, что он нам привёз. Ничего другого мы всё равно уже не получим, но хочется знать, с чем придётся работать.

Они открывают чемоданы. В тусклом свете лампочки поблёскивают компактные и точные автоматы, прицелы, глушители, запасные магазины, коробки с патронами. На мягкой подкладке уложены тактические гарнитуры, аккуратно свёрнутые разгрузки.

– Прямо как открывать подарки, – произносит Райя, оглядывая оружие.

– Рождество в этом году наступит пораньше, – говорит Кирк. – И будет жарким.

– Я напишу Бенуа, что мы готовы.

Райя отправляет сообщение, а Кирк глядит назад, туда, где в темноте остался город.

Там очень легко остаться одному. Вот что тяжелее всего. Там пусто, мертвенно и одиноко. Там не чувствуешь жизни. Совсем как тогда, когда раненый солдат Кирк Меррит брёл в темноте через разрушенные кварталы Тринидада, и вокруг не было никого из своих – никого не было, они все ушли, а он был брошен и один, один, один, и страшно было умереть там, и даже не смерть пугала больше всего, а то, что в последние секунды никого не будет рядом.

– Ложись спать, – ладонь Райи ложится на плечо. – Я поведу. Спи и ни о чём не думай.

– У тебя так получается? – спрашивает Кирк, всё ещё глядя назад.

– Получается. Пока что получается.

Он идёт к пассажирской двери, откидывает сиденье, ложится и закрывает глаза. Райя ведёт, поглядывая на него. Тревога и одиночество растворяются, мысли текут всё медленнее, и через несколько минут Кирк засыпает под шум двигателя.

25. Цена своей шкуры

Уже за полночь. Народу полно. Обычный вечер в «Каса Нове».

И Надиви тоже здесь, сидит у хозяина в кабинете. Нравится ему тут бывать. Пьют там, дуют кальян, оттягиваются. А мы, внизу, работаем.

Всё как всегда. Я кручусь, встречаю всякую мелочь, стараюсь обуть кого-нибудь из туристов. Джен на сцене сверкает задницей. Все при деле. Разве что минутка выдастся постоять и перевести дух.

И при всём при этом тут куда легче. Я это сразу почувствовала, как только освоилась – легче и безопаснее, чем на улице. Тут, в шумном клубе, в сверкающем свете, можно подумать, что всё прошлое просто приснилось.

Приснилось, как в шестнадцать лет пошла на панель. Как избили какие-то подонки, а потом сказали, что теперь я работаю на них. Как оставили совсем чуть-чуть из того, что я заработала, и этого едва хватило, чтобы расплатиться за лекарства для отца, и чтоб заплатить сиделке.

Как через два года увидела на панели новую девчонку. Как пыталась предупредить её, отговорить. Какое взрослое у неё было лицо, когда она рассказывала мне, что у неё двухлетняя дочка, и её надо кормить.

Как сутенёр меня отлупил за то, что пыталась отговорить новенькую. Как потом болели сломанные рёбра. В тот день мне как раз исполнилось восемнадцать.

Как Надиви забрал меня с улицы. Как через неделю работы в клубе я узнала, что изуродованный труп той девчонки нашли в овраге за городом. Как я пыталась узнать, что стало с её дочкой, но не сумела выяснить ничего.

Как намекнула хозяину клуба, что девчонку мог убить её бывший сутенёр. Как хозяин бросил: «Не лезь не в своё дело».

И это всё тоже пройдёт. Когда Агентство закончит свою работу здесь, и Куратор перевезёт меня в Америку. Вся грязь останется тут, а я буду там. Начну жизнь заново, с чистого листа. А об этом всём и вспоминать не стану.

Замечаю, что в зале происходит что-то ненормальное. Какая-то суматоха, толпа волнуется. Клиенты вскакивают и бегут, охрана бестолково мечется. Несколько секунд озираюсь, не понимая, а потом замечаю людей в чёрной форме с большими белыми буквами на спине: INTERPOL.

Вдоль позвоночника, от холки до задницы, продирает страх.

Накрыли. Надо сваливать. Быстро, бежать, бежать.

Присев, я верчу головой, пытаясь сообразить, куда метнуться. Может, это Агентство послало сюда интерполовцев, и Куратор в курсе. А может, и нет. Лучше валить, на всякий случай.

Люди толпятся, мешают пройти. Везде снуют интерполовцы, хватают всех подряд, крутят руки; им в основном попадаются клиенты, не знающие, что делать. А я уже сообразила – надо наверх, в комнату хозяина. Я-то знаю, что там можно через окно вылезти на пожарную лестницу и спуститься в переулок, такой узкий, что пройти там можно только боком, обтираясь спиной и грудью о стены. Переулок неприметный, его легко не увидеть, если смотреть с улицы. Я знаю о нём лишь потому, что давно работаю в «Каса Нове», и мне уже приходилось сбегать вот так два года назад, когда отморозки из конкурирующей группировки прямо на танцполе открыли стрельбу. И год назад, когда в клуб нагрянула полиция, и меня взяли прямо на выходе из переулка.

Бежать, бежать.

На самом верху лестницы меня как током пробивает. Я-то сообразила, что делать. А Джен?

Спрятавшись за креслом, я оглядываю толпу и вижу, что Джен вместе с другими девочками и охранниками поставили к стене и надевают на неё браслеты.

Я чуть не прыгаю к ней. Но что я могу? Вокруг неё целый рой людей в чёрной форме. А я снова в камеру не хочу. Оттуда можно и не выйти.

В прошлый раз мне светило пять лет за проституцию – без права на досрочное, учитывая условный срок по той же статье. И сейчас я всё ещё сидела бы, если бы однажды ко мне в камеру не пришла иностранка с наглой мордой и крутой ксивой. Она меня и вытащила с условием, что я буду работать на Агентство.

А в этот раз может никто не прийти.

«Надеюсь, тебя отпустят, Джен. Когда появляются копы, каждый сам за себя».

Я разворачиваюсь и бегу в кабинет хозяина. Остаётся только надеяться, что интерполовцы – приезжие, и знают эту улицу хуже, чем местные копы.

В кабинете никого. Стул опрокинут, на столе всё разбросано. Окно открыто. Высовываюсь – лестница на месте, как раз дотянуться рукой и ногу закинуть.

Успеваю спуститься до середины, когда лестница вдруг содрогается. Задираю голову, боясь увидеть наверху спину с белыми буквами, но вижу перекошенное лицо Надиви.

– Быстрее, – шипит он.

Мне два раза повторять не надо. Он спрыгивает рядом со мной и крепко берёт меня за предплечье.

– Ты на машине? – спрашивает он.

Я отрицательно качаю головой. Он тихо матерится.

– Возьмём мою, – он кивает в конец переулка, где виден свет уличных фонарей. – Ты поведёшь. Водить умеешь?

Я киваю, поздно сообразив, что надо было соврать. Мы идём к улице неловким приставным шагом. Надиви нервно дышит мне в затылок. Слышно, как он скребёт грудью и лопатками по стенам, как отшелушивается краска, и я молча надеюсь, что он со своими мышцами где-нибудь застрянет. Но мы вместе добираемся до мусорного бачка, загораживающего переулок, отодвигаем его и оказываемся на улице.

Интерполовцы всё оцепили у входа в клуб. На нас никто не смотрит. Надиви ведёт меня к «Ламборгини» и отдаёт мне ключи. Я сажусь на водительское место, а он проскальзывает в заднюю дверь и ложится сзади, в место для ног, скрючившись так, что на него даже смотреть неудобно.

– Что мне делать? – спрашиваю я.

– Ты что, дура? – рычит он. – Езжай от клуба. Куда угодно, но тихо-спокойно, чтоб на тебя не обращали внимания.

Я кое-как трогаюсь с места. Машина – чудо, послушная и мягкая, хоть я и водить толком не умею. Медленно проезжаю мимо входа в клуб, гляжу на интерполовцев. Если остановиться и выскочить, можно добежать до них. Надиви не успеет меня схватить, не успеет вылезти из своей тесной ниши в ногах. И не выстрелит мне в спину – пистолета у него нет.

А что дальше? Зачем им помогать? Джен они на Надиви не обменяют. Только меня загребут. Знаю я их. Легавым доверять нельзя.

Не надо лезть не в своё дело. Лучше держаться в стороне. Улица этому учит как следует.

Я проезжаю мимо.

– Куда ехать? – спрашиваю я Надиви, когда клуб остаётся позади.

– В аэропорт. Вези в аэропорт.

***

«Интерпол взял «Каса Нову», – читает Куратор в сообщении от Бенуа. «Арестовали всех, кто там был, но упустили Надиви».

Куратору уже об этом известно. Лисса доложила, что увезла Надиви от клуба в аэропорт. Ей не удалось проследить, на какой рейс он сел.

Неудивительно, что Бенуа пишет Куратору о том, что он уже знает. Ведь она и не подозревает, что у него есть Лисса. И о Валери она тоже не знает.

Хорошо иметь запасные фигуры. Нужно только понять, как воспользоваться ими наилучшим образом.

Всё же Надиви нельзя списывать со счетов. Сдавая его Интерполу, Куратор рассчитывал, что в камере тот будет куда более сговорчивым, чем тогда, когда Валери делала ему предложение.

Пока что никто из трёх боссов Синдиката не согласился. Асаб раздумывает. Надиви на первое предложение ответил отказом и теперь в бегах. С Мабуши вообще не удалось установить контакт – Наташа Николаева окончательно перестала выходить на связь.

Асаб со своими боевиками хорошо защищён от силовых воздействий. А вот за Мабуши пора взяться по-другому – уже более прямолинейно.

Куратор набирает номер Бенуа.

– Берите Мабуши, – говорит он, не дожидаясь приветствия. – Живым, напоминаю и подчёркиваю. Это обязательное условие.

– Я знаю, – отвечает Бенуа. – Мои оперативники тоже в курсе.

– Доложи сразу же, как только он окажется у вас в руках, – произносит Куратор и отключается.

26. Преданные и предавшие

В ночи вилла кажется безмятежной. Обрамлённая полукольцом невысоких гор с юга и с востока, она смотрит на море. Ведущая к ней дорога живописно вьётся по склону, и от этого кажется, что и виллу, и горы, и утёс над морем написал художник.

Может, где-то действительно есть такая картина. Кто-то мог бы создать её, расположившись с мольбертом здесь, в невысоких предгорьях, спускающихся к окружённой забором территории. Примерно там, где залегли Кирк и Райя.

Забор вокруг виллы невысокий, декоративный. Его можно перелезть в любом месте. Приборы показывают, что на вилле сигнализация, но у обоих на поясе по электронной «глушилке».

И Кирк, и Райя в полном боевом облачении: всё чёрное и облегающее, но не стесняющее движений. Бронежилет и пояс-разгрузка. Автомат и пистолет с глушителем.

Свои кудрявые волосы Райя собрала в пышный хвост. Кирк про себя отмечает, что ей это идёт – смотрится очень по-боевому.

Бенуа тоже здесь, в холмах. Кирк не видит её, но знает, что её позиция где-то дальше и выше – так нужно, чтобы её тактический наблюдательный комплекс покрывал максимально возможную территорию. Кирк представляет, как она приникла к окулярам громоздкого устройства, похожего на увеличенный в несколько раз бинокль.

– На территории вижу четверых, – произносит голос Бенуа в наушниках тактических гарнитур. – Был ещё один, его сейчас не наблюдаю, возможно, ушёл в дом. В доме ещё двое или трое.

– Беседка на утёсе, – говорит Кирк. – В ней кто-то есть?

– Не могу сказать, – отвечает Бенуа. – Слишком далеко, локатор не добивает.

– Отличная снайперская позиция, – замечает Райя. – Оттуда видно всю территорию.

– Держитесь в темноте, – говорит Бенуа. – Тепловизоров у них нет, на оружии простая оптика. Ночью у вас преимущество.

– Сделаем всё тихо, – произносит Кирк.

– Это единственно верная тактика. Если вас обнаружат, то сразу вызовут подкрепление. Город недалеко, боевики Синдиката прибудут минут через пять.

– Пошли.

Кирк и Райя опускают на лица тепловизоры, похожие на полупрозрачные очки, и неслышно спускаются к охраняемой территории.

***

Ветер треплет Наташе юбку, холодит голые ноги. Со ступенек, ведущих к беседке, видны окна кабинета Мабуши.

Наверное, он специально устроил свой кабинет именно там. Чтобы смотреть прямо из кресла, как очередная сломанная игрушка бросается вниз.

Наташа поднимается по ступенькам босиком. Её шаги неслышны. Охранник там, внутри – курит, стоя спиной к лестнице, поставив винтовку рядом с собой. Он не замечает, как подкрадывается Наташа.

Она бьёт его кулаком в затылок, в основание черепа. Подавившись дымом, разворачивается и получает коленом в пах, локтем в лицо, а когда он откидывается назад, зажимая разбитый нос, Наташа подхватывает его под колени и сильно дёргает вверх. Мужчина исчезает за перилами. Из-за края доносится только короткий крик и всплеск воды.

***

Кирк и Райя крадутся к вилле как неслышные тени. Шум моря заглушает их шаги.

– Один перед вами, – говорит Бенуа в наушниках. – Метров восемь-десять, стоит спиной.

Оперативники одновременно замедляют шаг. Пройдя чуть вперёд, Кирк различает тепловой контур человека. Райя уже за спиной врага – поднимает автомат и делает два выстрела. Глушитель превращает звуки в громкие щелчки. Тело охранника падает на гравий.

– Ещё один идёт к вам, – произносит Бенуа. – Ближе к тебе, Кирк. На девять часов.

Охранник шагает туда, где упал его коллега – похоже, его встревожили странные звуки. Прежде чем он успевает увидеть убитого, Кирк, затаившийся у него на пути, посылает пулю ему точно в лоб.

Райя забирает у убитого рацию и подносит к уху.

– На частоте тихо, – почти бесшумно произносит она.

– Двое на девять часов, – говорит Бенуа.

Двое охранников разговаривают на открытой площадке у скамеек. Они стоят прямо под фонарями, и к ним никак не подобраться, не выйдя на свет. Даже если убрать их выстрелами из укрытия, тела в красных рубашках будут отлично видны откуда угодно. Особенно из беседки.

Райя делает несколько жестов, глядя на Кирка. «Обойдём их, зайдём одновременно с разных сторон. Ты берёшь того, я – этого». Он кивает ей и осторожно крадётся за кустами, заходя своей цели за спину.

Оперативники стреляют вместе – две короткие очереди сливаются в одну. Выстрелы похожи на стук нескольких молотков по доске. Охранники валятся одновременно. Тела в красных рубашках полыхают на гравии как два маяка.

– Останься тут и прикрой, – тихо говорит Кирк.

– Нет, я иду с тобой, – Райя качает головой.

Кирк бросает взгляд на беседку.

– Я сказал, останься.

Он выбегает на открытое пространство, чувствуя себя голым посреди улицы. Затылок явственно ощущает чей-то взгляд.

Схватив обоих убитых за воротники, он, напрягшись, тащит их в кусты. Они тяжёлые – мёртвый всегда тяжелее живого, это Кирк усвоил ещё на войне. Противно щекочет между лопаток и на загривке – чувство такое же, как было ровно перед тем, как в него попала пуля снайпера, на месяц отправив в госпиталь и чудом не убив.

Кирк затаскивает тела за скамейки среди кустов. Ощущение прицела между лопаток пропадает. Но утёс всё равно не даёт покоя.

– Идём на виллу, – говорит Райя по рации.

– Надо проверить беседку, – отвечает Кирк.

Райя медлит. Похоже, ей не нравится эта идея.

– Идём, – соглашается она. – Ты впереди, я прикрываю.

Кирк крадучись поднимается в беседку. Внутри никого нет. На перилах мелкие капли крови, в воздухе запах сигаретного дыма. Здесь недавно что-то произошло, но сейчас это место не представляет опасности.

– Чисто, – говорит он, вернувшись к Райе.

– На территории тоже чисто, – сообщает Бенуа.

– Идём на виллу, – повторяет Райя.

Затаившись под окнами, оперативники останавливаются.

– Я не вижу, что внутри, – говорит Бенуа. – Не знаю, кто, где и сколько.

– Пусть подвигаются, – говорит Райя. – Так они станут заметнее.

Она произносит в рацию убитого охранника что-то невнятное. Через несколько секунд внутри здания хлопают двери, а в окнах мелькают силуэты.

– Двое, – шепчет Бенуа. – Идут к балкону, он слева от вас.

Один из охранников выходит на балкон и, нахмурившись, вглядывается в темноту. Кирк убивает его единственным выстрелом. Его напарник в панике разворачивается и удирает. Когда он пробегает мимо окна, Райя расстреливает его длинной очередью.

Оперативники влезают на виллу через балкон.

– Внутри вы будете сами по себе, – говорит Бенуа. – Я не смогу вас вести.

– Ясно, – отвечает Кирк.

Кирк и Райя проходят к большому залу, который было видно ещё через окна. Тепловизоры показывают, что в остальных комнатах никого нет, а вот внутри зала несколько человек.

Девушка выходит к ним неслышно словно привидение. Она голая и дрожит всем телом, будто у неё вот-вот случится нервный срыв. Ей не больше двадцати, она хрупкая как подросток.

Райя рефлекторно берёт её на прицел и тут же отпускает автомат, оставив его болтаться на ремне.

– Всё хорошо, милая, – оперативница говорит так, будто успокаивает ребёнка. – Мы тебя не тронем. Мы пришли помочь.

Говоря, Райя идёт к ней, выставив вперёд пустые ладони. Кирк не спускает глаз с девушки. Ему очень не нравится, как та держит руки – левая сжата в кулак у бедра, а правая отведена за спину, предплечье напряжено. Прикрыть наготу она даже не пытается.

Когда Райя пытается обнять девушку за плечи, та делает резкое движение рукой, и Кирк стреляет не раздумывая. Девушка ломается, став похожей на смятую бумажную фигурку, и отлетает к стене. Из руки у неё выпадает маленький кухонный нож.

Райя глядит на нож, потом на Кирка и снова на девушку. Кирк, не успев отвернуться, всё же заглядывает в почти детские глаза, остановившиеся и пустые.

– Проверим зал, – говорит он, старательно глядя в сторону. – Давай, идём.

Райя на секунду задерживается у тела – наверняка опускает убитой веки. Кирк не оборачивается и только замедляет шаг, позволяя себя догнать.

В зале ещё пять девушек. Все полуголые. На лицах страх и решимость – сочетание, не предвещающее ничего хорошего. Они все сбились в кучку – одна держится позади, остальные закрывают её собой.

– Помогите, – говорит одна из них дрожащим голосом. – Она ранена, помогите ей!

Кирк и Райя идут к ним, держа их на прицеле. Когда до дрожащей стайки девушек остаётся пара шагов, они расступаются, и становится видно, что у той, кого они закрывали, в руке граната.

Чека выдернута. Девушка сжимает гранату и вся трясётся, закусив губу. Её лицо мокрое от пота и слёз.

У Кирка что-то подкатывает к горлу, но только на мгновение. Страх уходит куда-то внутрь, сейчас на него нет времени. Кирк идёт к девушке, стараясь не спешить, чтобы не испугать её.

– Отдай мне, – говорит он. – Не глупи.

Отпустив автомат, он кладёт руки на её сжатый кулак.

– Отдай мне. Давай.

Тонкие девичьи пальцы закостенели. Несколько секунда она стоит как истукан, а потом вдруг разжимает руку, и Кирк едва успевает перехватить выпавшую гранату.

Девчонка рыдает в голос, пока Кирк выкручивает взрыватель и кладёт уже безвредный металлический кругляш на пол.

– Уходите, – говорит Райя девушкам. – Быстро. Чтоб через минуту вас тут не было.

Они разбегаются, хватая одежду, тут же снова сбиваются в стаю и спешат к выходу. Хлопает дверь, и на вилле становится тихо.

Только теперь Кирк обнаруживает, что весь в поту. Костюм мокрый насквозь.

Проклятая жара.

– Они же ещё совсем… – произносит Райя с придыханием. – А тут – граната… Как они додумались такого?

– Подсмотрели у шахидов, – устало говорит Кирк. – Собой пожертвовать не жалко, если защищаешь то, во что веришь. По крайней мере, у них там так.

– Там понятно – вера… А тут-то они кого защищали?

Кирк хочет что-то сказать, не находит слов и пожимает плечами.

– Ты молодец, – Райя хлопает его по плечу, позволив себе скупой жест одобрения.

– Давай найдём их кумира, – говорит Кирк, кивнув на лестницу наверх.

На втором этаже визоры обнаруживают только одного человека – он в комнате на углу здания. Дверь в комнату открыта. Видно, что внутри горит тусклый свет.

Подойдя, Кирк и Райя видят обычный рабочий кабинет. За столом сидит человек, он не вооружён. За его спиной большое окно, стекло от пола до потолка. В кабинете темно, свет даёт только лампа на столе.

Это определённо доктор Мабуши. Белая рубашка небрежно накинута на голое тело. Он смотрит спокойно, его глаза лучатся мудростью. Знают всё. Видят и его, и Райю насквозь. В скупом свете лампы в его облике Кирку видится что-то мистическое.

– Добро пожаловать, – звучным баритоном произносит Мабуши.

Кирк направляет на него автомат. Что-то здесь не так. Доктор слишком спокоен.

– Не обязательно было врываться. Вы могли бы просто попросить о встрече.

– Голову на стол, руки на затылок, – командует Кирк, приближаясь. Шаги отчего-то получаются неуверенными.

– Давайте поговорим, – спокойно произносит доктор. – Садитесь. Не нужно спешить.