Текст книги "Живые пешки (СИ)"

Автор книги: Саша Мирра

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

– Делай, что тебе сказали, – Райя идёт к нему.

– Сделаю, конечно же – ведь оружие у вас. Но разве вы не хотите узнать, кто на самом деле отправил вас сюда?

Кирк и Райя останавливаются и переглядываются.

– Говори, – после паузы приказывает Кирк.

Доктор указывает на стулья с высокими спинками по другую сторону стола. Райя остаётся стоять, Кирк тоже не садится.

– Рассказывай, – говорит Райя. – У тебя мало времени.

– На гостеприимство всегда найдётся время. Но я рад, что вы даёте мне слово. И знаю, почему. Потому что вы сомневаетесь, что поступаете правильно. После всего, что вы видели здесь, и после вашей работы в Агентстве – вы начали сомневаться, и это правильно.

Кирк и Райя быстро переглядываются.

– Да, я знаю про Агентство, – говорит Мабуши. – И знаю, что всё это Международное Агентство безопасности – лишь театр марионеток. Хотите, скажу, кто на самом деле дёргает за ниточки?

– Говори.

– Вы задумывались о том, почему вам приказано взять меня живым? Ведь я один из первых людей в Синдикате. Агентству известно достаточно, чтобы обезглавить всю нашу организацию – достаточно лишь уничтожить верхушку, включая меня. Но я нужен Агентству живым. Почему?

Кирк вопросительно смотрит на доктора. Тот загадочно улыбается.

– Синдикат нужен Агентству в целости. Нас никто не собирается уничтожать. Наоборот. Агентство собирается с нами договориться.

– Чушь, – бросает Райя.

– Отнюдь, – доктор чуть наклоняет блестящую голову. – Агентству нужна крупная нелегальная структура в этой части Африки. И лучше всего – в Ревалии. Вы ведь знаете, что Угенская провинция пытается отделиться от Ревалии, верно?

– При чём тут Угенская провинция? – спрашивает Кирк.

– Я рад, что ты спросил. Но сначала ответим на другой вопрос: как вообще стало возможным нынешнее положение с провинцией? Как началось это отделение от страны, как сепаратистам удалось не впустить в Угенскую провинцию войска, направленные для подавления волнений? И как им удаётся сопротивляться армии так долго? Очевидно, что сепаратистов, воюющих за отделение Угенской провинции, кто-то поддерживает. Кто же? Ответ на поверхности, всего три буквы: США.

– Что? – разом спрашивают Кирк и Райя.

– Так и есть. Угенская провинция по плану ЦРУ должна стать плацдармом для военных операций США в Африке. Нужно только довести отделение провинции от Ревалии до конца. Армия США уже сейчас тайно снабжает сепаратистов, но там очень сложные способы доставки. А с Синдикатом поставлять им оружие из других стран стало бы куда проще. Мы – здешние. В своей стране мы знаем всё, все маршруты, которые можно будет превратить в каналы поставки оружия. Знаем всех, кому можно заплатить за сотрудничество. Мы можем перевезти угенцам и танки, и ракетные системы, и переправить наёмников. Если армия США получит в распоряжение Синдикат, конфликт решится быстро и в пользу Угена. И американцы получат отличную базу для своей деятельности в Африке.

Кирк и Райя переглядываются.

– Дело совсем не в том, чтобы уничтожить преступную организацию в одной африканской стране. Вы служите расширению американской гегемонии. Безопасность простых людей тут не при чём. Даже наоборот: когда через Синдикат на территорию пойдут наёмники и оружие, масштабы конфликта сразу вырастут. И мирные люди, которых вы будто бы защищаете, будут гибнуть.

И Кирк, и Райя молчат. Мабуши украдкой улыбается одними глазами.

– Вас используют. И я смогу вам это доказать.

– Откуда ты всё это знаешь? – спрашивает Райя.

Он откидывается на спинку кресла и складывает кончики пальцев.

– Я умею говорить с людьми. Я честен с ними, и они тоже откровенны со мной. Я могу рассказать вам многое. Приготовьтесь слушать. Я буду говорить долго.

Райя опускает оружие, и Кирк тоже. Мабуши удовлетворённо кивает.

– Я рад, что вы мне верите, – он поглаживает бороду, будто хваля себя за что-то. – Начнём с того, что…

Панорамное окно за его спиной разлетается на куски. Перед Мабуши всё в один миг оказывается залито кровью. Доктор вздрагивает всем телом, валится вперёд и со стуком ударяется лбом о стол.

Кирк и Райя разом бросаются в стороны, прячась за креслами, но больше ничего не происходит. Слышно только как шумит море, как ветер посвистывает в выбитом окне. Тело доктора неподвижно лежит грудью на столе. На пол падают крупные алые капли.

Кирк крадётся к окну и осторожно выглядывает наружу. Нигде никакого движения. Слабо светится в ночи беседка на утёсе.

Райя, стараясь не высовываться из-за стола, подбирается к Мабуши и поворачивает ему голову. Видно, что пуля вошла ему в затылок и прошла насквозь. Глаза доктора теперь сделались бессмысленными, брови изогнулись в немом удивлении. Образ всезнающего мудреца разрушен дырой во лбу.

– Уходим, – отрывисто произносит Кирк, заглянув куда-то под столешницу.

– Надо найти того, кто стрелял, – говорит Райя.

– Нет времени, – он резко выпрямляется и указывает на стол. – Здесь тревожная кнопка, как в банках. Этот урод вызвал подкрепление, а нам заговаривал зубы и выигрывал себе время. Надо уходить, быстро!

Они быстро идут к выходу. Движения Райи становятся дёргаными, порывистыми – Кирк видел такое на войне, когда кому-то приходится идти осторожно, но при этом хочется нестись со всех ног.

Оказавшись снаружи, они не сговариваясь бегут к ограде, огибая освещённые места. Выбравшись за территорию, взбираются на склон, туда, где спрятана машина.

Райя останавливается на склоне, хлопает Кирка по плечу и указывает вниз. У ворот виллы остановился внедорожник, следом подъехал ещё один. Из обоих выскакивают вооружённые люди и несутся к вилле.

Кирк и Райя начинают взбираться ещё быстрее

Через три минуты они уже в машине. Не зажигая фар, они выбираются на шоссе и едут к городу.

– Кто его убил? – спрашивает Райя.

– Кто-то, кто умеет обращаться с оружием. Стреляли из этой чёртовой беседки – при таком расстоянии и ветре отличный выстрел.

Помолчав, Кирк добавляет:

– Если бы не этот стрелок, нас бы там накрыли. Так что я желаю ему удачи. Кем бы он ни был.

***

Приехав в город, они находят маленький отель на окраине с очень нелестными отзывами в приложении. Им оказывается вытянутая вдоль тротуара ветхая двухэтажка, облицованная потрескавшейся красноватой штукатуркой. Полы внутри деревянные, старые, при каждом шаге они громко скрипят, а стойка, за которой стоит хозяин, едва не разваливается. Наверное, поэтому постояльцев здесь почти нет, судя по доске, увешанной ключами от невостребованных номеров.

– Вам один номер? – спрашивает хозяин. – У нас есть отличный двухместный, с двуспальной кроватью – его обычно берут молодожёны, которые решили провести медовый месяц у моря…

– Нам два отдельных номера на втором этаже, – говорит Райя. – Найдите такие, чтобы были напротив друг друга.

Хозяин подбирает им номера в конце длинного коридора с редкими тусклыми лампочками и потрескавшимися стенами. Их двери действительно напротив друг друга – у одного окна выходят во двор, у другого на дорогу. Райя берёт себе тот, что смотрит во двор.

– Хочешь, выпьем чего-нибудь? – спрашивает Кирк, остановившись у своей двери.

– Вряд ли тут обслуживают номера по ночам, – говорит Райя, не оборачиваясь.

Она крутит ключ, но замок не поддаётся. Кирк уже порывается ей помочь, но она справляется сама.

– Прости, но я устала, – она заглядывает ему в глаза. – Сейчас я доберусь до кровати и вырублюсь. Спокойной ночи.

Она делает шаг в номер и уже в дверях вдруг оборачивается и посылает ему шутливый воздушный поцелуй, на мгновение став дурашливой и озорной. Дверь закрывается, и Кирк ещё несколько секунд разглядывает свежую зелёную краску, нанесённую прямо поверх несчищенной старой.

Спохватившись, он входит в свой номер, запирает за собой дверь, находит стул со спинкой и подпирает ручку так, чтобы её невозможно было взломать снаружи.

Раздевшись, он садится на серые, но чистые простыни и пишет Бенуа:

«Не удалось захватить Мабуши. Его устранил неизвестный. У нас без потерь. Заселились в отель «Арабский купец».

27. Радикальная эмансипация

Куратор перечитывает отчёт Бенуа об операции и с досадой бросает телефон на стол. Мабуши погиб. Его кто-то убил. Возможно, оперативники прокололись, случайно застрелили его и теперь сваливают свою ошибку на некоего неизвестного стрелка. А может, гений психологии Мабуши оказался не таким уж гением.

Куратор берётся за мышку и с досадой отправляет папку доктора Мабуши в корзину. В директории остаётся только досье Асаба.

Асаб всё ещё молчит. Неизвестно, что он думает по поводу предложения от Агентства. Не ясно, можно ли на него рассчитывать. Нужен ещё кто-то. Нужен запасной вариант.

Подумав, Куратор восстанавливает досье Надиви. Конечно, он не ровня Асабу, но как номинальный лидер Синдиката сойдёт и он. Правда, в этом случае придётся убирать Асаба, который в Синдикате пользуется куда большим авторитетом, чем Надиви. И это само по себе куда сложнее…

Тем не менее, Надиви нужен. Надо его найти, где бы он ни прятался.

Только как это сделать?

Положив подбородок на сцепленные пальцы, Куратор погружается в размышления.

***

Телефонный звонок врывается в бормотание телевизора – бесцеремонный, наглый, нетерпеливый как всегда. Так звонит хозяин. Валери не глядя берёт телефон и жмёт кнопку ответа, не сомневаясь насчёт того, кого сейчас услышит.

– Привет, детка, – произносит голос Надиви. – Ты должна кое-что сделать.

До Валери уже дошли слухи, что он внезапно пропал пару дней назад. Что его любимый клуб прикрыл Интерпол, арестовав там десятка два человек. Большинство из них сразу же отпустили, оставили только некоторых вроде хозяина клуба. Валери втайне надеялась, что Надиви окажется среди тех, кого отпускать не стали. Но сейчас он звонит явно не из камеры.

– Что тебе нужно? – спрашивает Валери.

– Недавно у меня изменились планы. В общем, я решил начать всё заново. В ЮАР. Я открываю здесь студию, и ты будешь моей главной звездой. Новый этап в карьере, новые горизонты и всё такое. Собирайся и приезжай.

– А как же мой дом? – спрашивает Валери.

– Какой, нахрен, дом?! – взрывается он. – Твой дом там, где я скажу!

Валери кажется, что её ударило током – мышцы напряглись, дыхание участилось. Будто со стороны она слышит, как потрескивает пластик телефонного корпуса в её руке.

– Продашь свой дом там, купишь здесь. – Надиви делает паузу и говорит уже мягче. – Не думай ни о чём, я уже всё решил. Ты мне нужна, слышишь? Здесь, сейчас.

Она вдруг представляет, как он сидит один в гостиничном номере – голый, со стоячим членом. Часто так и бывало, когда она приезжала к нему после такого звонка. Наверняка и сейчас так же.

– Ты чего молчишь? – нервно спрашивает он. – Играть со мной вздумала?

– Куда мне приехать? – спрашивает Валери.

– В Кейптаун. Отель «Роял палац». Я в семьсот пятнадцатом номере. Прилетай первым же рейсом, слышишь?

– Уже лечу, – без выражения произносит Валери.

Повесив трубку, она некоторое время смотрит в потолок. Потом, не меняясь в лице, звонит Куратору.

– Надиви в Кейптауне, – говорит Валери. – Отель «Роял палац», семьсот пятнадцатый номер.

Несколько секунд Куратор ничего не говорит. Такую реакцию Валери встречает у него впервые. Видимо, она всё же сказала ему что-то, чего он не ожидал услышать.

Ещё бы. Такого она сама от себя не ожидала. Видимо, даже для таких, как она, наступает время освободиться от хозяина.

– Отлично, – по голосу Куратора слышно, что он улыбается. – Я отправлю к нему своего человека в Кейптауне. Ты молодец.

***

Валери отключается, а Куратор ещё минуту сидит, улыбаясь самому себе. Иногда простая пешка оказывается неожиданно полезной. А важная фигура сама открывается для атаки.

Не теряя времени, он находит в списке контактов нужный номер.

– Здравствуй, Моника, – говорит он. – Для тебя есть работа.

28. Как поджечь снег

Очень жарко. Отель оказался ещё дешевле, чем показалось на первый взгляд – никакого кондиционера здесь никогда не было. Номер Кирка на втором этаже, окно распахнуто, но это не помогает.

Кирк лежит на кровати в одних трусах, раскинув руки и ноги. Всю ночь он то и дело просыпался: стоило задремать, и он как наяву видел лицо девушки, прятавшей за спиной нож; она вся мгновенно заливалась кровью, и он просыпался, тяжело дыша, и ещё несколько секунд ему казалось, будто она стоит в углу комнаты и смотрит на него из темноты. Дыры в её теле полны запёкшейся крови, и они чёрные, чёрные на бледной коже; руку она держит за спиной и не мигая глядит Кирку в лицо. Кирк тогда приходил в себя окончательно и видел, что в углу никого нет, что это лишь обрывки кошмара, но, засыпая вновь, всякий раз чувствовал чей-то взгляд.

День, безвылазно проведённый в номере, его полностью вымотал: сон превращался в тяжкий бред и не давал облегчения, выйти и освежиться было нельзя, а холодный душ в эту жару спасал всего минут на пять. Солнце палило весь день, а сейчас, вечером, раскалённый воздух втекает в номер, заполняет все комнаты, и от него нет никакого спасения.

Кирк старается ни о чём не думать. Жара, по крайней мере, отвлекает от мыслей, заставляя сосредоточиться на ощущениях. Время от времени на него находит дремота, похожая на душный бред, и в сонной одури ему всякий раз мерещится пробитое пулями обнажённое тело у стены.

В дверь кто-то стучит. Кирк резко садится на кровати, внутренне собираясь.

– Это Райя, – произносит из-за двери знакомый голос.

Кирк, подумав, всё же надевает штаны и только потом открывает.

Райя на пороге, свежая и бодрая. Кажется, что от неё веет прохладой. Она проходится взглядом по телу Кирка.

– Зайдёшь ко мне? – спрашивает она. – Тут скука смертная. Даже телевизора нет.

– Да в общем… – тянет Кирк, пытаясь собраться с мыслями.

– У меня есть пиво, – говорит она. – Холодное.

Кирку вдруг кажется, что она хотела сказать что-то ещё. Он медленно кивает.

– Мне как раз нужно освежиться.

Накинув рубашку, он идёт к ней.

В её номере всего одно кресло, у окна. Райя сидит настолько развязно, насколько возможно: локоть она перекинула через спинку, ногу свесила через подлокотник. В руке запотевшая бутылка, на полу початая упаковка в капельках воды. Кирк садится на кровать и берёт себе пиво.

– Как тебе здесь? – спрашивает она.

– В отеле? Бедно, но у меня нет особых запросов.

– У меня тоже, – она делает глоток. – Я примерно в такой обстановке выросла. В Манчестере было лучше, но там для меня слишком холодно.

– Тут нас труднее найти, чем где-нибудь в центре, – говорит Кирк, как будто ей это не известно.

Она пожимает плечами, потягивая пиво. Она так близко, что Кирк чувствует запах её тела. Он отпивает, не отводя от неё глаз.

– У меня из головы не идёт всё, что сказал этот доктор, – говорит Кирк. – Думаешь, такое правда может быть? Агентство, Америка. Уген, война…

– Мы слишком мало знаем, – говорит она, глядя в окно. – Бенуа велела ждать. Я не против. Не стоит забивать себе голову вопросами, на которые не найдёшь ответ.

– Всё узнаем в своё время, да? – он смотрит ей в глаза. – А пока отдыхаем?

Райя глядит на него в упор.

– Если выпала возможность, ею нужно пользоваться, – говорит она.

Она ставит бутылку на пол и откидывается в кресле.

– Я не кусаюсь, – грудным голосом произносит она. – Ну, почти.

Кирк наклоняется к ней и целует её. Она отвечает страстно, жадно, будто уже давно этого хотела.

– Пойдём на кровать, – говорит она через минуту. – И разденься уже. Рубашку мог бы и не надевать.

29. Красавец/чудовище

Асаб вызвал меня к себе. Его человек позвонил и сказал, что это срочно. Ну я-то не против. Мне сейчас работать вообще негде – клуб-то закрыли.

Он прислал за мной машину – крутую дорогую тачку. Так что я сижу на заднем сиденье, и притом одна, будто особа из высшего общества, а не как обычно. Смотрю на море за окном. Закат, красотища.

Когда мы приехали в его поместье, водитель мне дверь открыл и даже лапу свою протянул – я аж не сразу сообразила, что это он мне выйти помогает. Ну я прямо светской дамой себя почувствовала.

Так тут у него спокойно. Зелень, кустики, лужайки, фонтаны. Ещё и вечер тёплый. И этот господин Асаб такой учтивый, обходительный. Интересно, есть у него женщина?

Может, он меня не по делам позвал? Может, и он не прочь развлечься вечерком с девочкой?

Я тут же себя одёргиваю. Ну да, конечно, размечталась. Нужна я ему, ага. У него все элитные наверняка на выбор, с его-то деньгами. Девчонка с панели – слишком низкий уровень для него.

Ну и ладно. Зато я в этом чудесном поместье. Хоть недолго побуду как в фильме.

Меня ведут не в его дом, а в длинный амбар поодаль, с закрытыми ставнями. Похоже на конюшню. Да, наверняка он там держит лошадей – заниматься лошадьми ему под стать, недаром ведь он выглядит как испанский дворянин. Но конюшня эта какая-то жутковатая. Особенно сейчас, на закате.

Меня заводят внутрь через калитку в деревянных воротах. Здесь темно, всё завешено каким-то целлофаном, и только вдалеке горит свет.

– Иди туда, – говорит мне водитель. – Господин Асаб там.

Он указывает вглубь амбара.

Дверь захлопывается у меня за спиной. Водителя рядом уже нет, я не заметила, как он вышел. У меня вдруг возникает нехорошее предчувствие. Но деваться мне некуда.

Иду на свет, отодвигая эти целлофановые шторы, и с каждым шагом мне всё хуже. Тут странный запах. Чем дальше я захожу, тем он сильней. В конце концов я понимаю, что это тяжкий дух разделанной туши.

Не на конюшню это похоже. А на бойню.

Впереди раздаётся влажные тяжёлый удар. Потом ещё один. Кто-то что-то рубит. Я стараюсь ступать так тихо, как только могу.

Тень за клеёнчатой ширмой поднимает руку с топором и опускает её на стол. Ещё один влажный удар. В промежутках между ударами слышится нервное бормотание.

– Решили за нас взяться, да? Надиви пропал. Мабуши убит. Теперь моя очередь, да? Копаете под меня? Думаете забрать Синдикат себе? Думаете, у меня нет козырей в рукаве? Я вас удивлю.

Дрожа, я захожу за ширму.

На столе женское тело. Расчленённое. Разрублено где аккуратно, как в мясной лавке, а где-то в ярости измочалено топором.

Жуткие детали впиваются в глаза все разом. Лицо, изуродованное до неузнаваемости. Отрубленные руки и ноги. Но страшнее всех увечий наколотая на бедре татуировка.

Россыпь звёзд.

Вскрикнув, я отворачиваюсь, закрыв лицо руками.

«Джен! Лучше бы они тебя заперли в камере. Тебя отпустили, и ты попала в руки к этому чудовищу».

– Добрый вечер, – говорит Асаб, его голос нервно подрагивает. – Приношу извинения за этот… бардак, – он с досадой указывает на жуткий стол. – Просто я не выношу, когда что-то идёт не так, как я хочу. И не терплю никого, в ком вижу предателя.

Всхлипывая, я гляжу на него в щель между пальцами. Он отводит волосы с потного лба. По коже размазываются капельки крови.

– Скажете, что это слишком? Но ведь кто-то же навёл Интерпол на клуб. Может, она. А может, и нет.

Не могу смотреть. Да, да, всё так и есть, Джен. На этом столе вместо тебя должна лежать я.

– Смотри на меня! – орёт Асаб. – Смотри мне в глаза, когда я с тобой говорю!

Я убираю руки от лица. Меня вот-вот вырвет. Асаб нависает надо мной, его трясёт, он весь перекошен. Рука сжимает топор так, что пальцы сплошь белые. Я уже ничего не соображаю от ужаса.

Ну вот и всё. Конец проститутке Лиссе. Прости, Джен. Прости, папа.

– Скажи ему, что я согласен.

– Ч-ч-то? – выдавливаю я.

Он произносит ещё раз, терпеливо, как слабоумной:

– Скажи своему Куратору, что я согласен.

30. Лучшая работа на свете

Шум воды из душевой всё не стихает. Моника сидит в кресле, закинув ногу на ногу, и разглядывает свои туфли – удобные, с открытым носком, позволяющим продемонстрировать педикюр. В них жарковато, и в коротком чёрном платье тоже, но чем не пожертвуешь ради элегантности.

Моника крутит в пальцах электронную отмычку. Отличная игрушка – дверь гостиничного номера открылась на раз, хоть замки здесь совсем не дешёвые. Ещё бы, от отеля «Роял палац» не стоит ожидать меньшего. Будь у Моники привычные, простые отмычки, пришлось бы провозиться у двери подольше, и сотрудник на пульте охраны запросто мог бы что-то заподозрить. А с этой электронной штучкой всё заняло пару секунд – со стороны наверняка выглядело так, будто Моника открыла дверь номера ключом.

Будь у неё в распоряжении такие игрушки три года назад, её бы ни за что не взяли при той попытке обокрасть аптеку. Хотя в итоге всё сложилось куда лучше, чем она могла надеяться. Вместо тюремного срока ей предложили работу на Агентство. Знай она, что всё так обернётся – специально попалась бы копам.

Теперь можно проворачивать все эти противозаконные штуки, работая на секретную организацию. Опасность всё равно остаётся, она всё так же сладко щекочет нервы – иначе всё было бы бессмысленно. Но при этом есть приятное чувство защищённости. Если снова закроют в камере, Куратор оттуда вытащит. На него можно положиться.

И приказывать он умеет как никто другой. Ему приятно подчиняться – даже если знаешь, что он тебя использует.

Возможность поработать на Агентство – лучшее, что случилось с Моникой за все её двадцать четыре года. Нищета, разовые заработки, шатания по улицам Антверпена с такими же никому не нужными парнями и девчонками в поисках всего, что можно стащить – это уже в прошлом. Теперь у неё есть работа. Лучшая на свете работа.

В ванной становится тихо. Моника убирает отмычку в сумочку и кладёт ладонь на лежащий рядом «Вальтер» с глушителем.

Крупный чернокожий мужчина в одном полотенце выходит из ванной и замирает, увидев направленный на него ствол. Грубоватое лицо, мясистые сладострастные губы, мощный накачанный торс – всё как на фотографиях в досье. Джебхуз Надиви собственной персоной.

– Не двигайся, – говорит Моника. – Ты пойдёшь со мной.

Надиви смотрит на неё спокойно, без страха. Монике даже кажется, будто он раздевает её взглядом.

– Я арестован? – спрашивает он.

– Не совсем, – не сводя с него глаз, она свободной рукой лезет в сумочку. – Но наручники будут.

Она бросает браслеты ему под ноги.

– Надевай.

– А как я оденусь в наручниках?

– Наденешь штаны. Посветишь торсом, с тебя не убудет. У тебя проблемы посерьёзней, чем публичная обнажёнка.

– Как скажешь, – он усмехается. – У кого пистолет, тот и командует.

Он нагибается за наручниками. Полотенце соскальзывает и падает к его ногам, когда он выпрямляется.

– Как неловко, – говорит он, даже не пытаясь прикрыться.

Моника несколько секунд старается смотреть ему в лицо, но потом всё же опускает глаза. Там есть на что посмотреть. Блестящий от воды конец роскошно свисает едва ли не до середины бедра.

– Может, я надену что-нибудь? – он кивает в сторону спальни.

– Надень наручники, – говорит Моника, не переставая его разглядывать.

Её дыхание само собой становится глубоким и тяжёлым. В низу живота нарастает томительная пульсация.

Щёлкают браслеты. Надиви вытягивает перед собой скованные руки.

– Вот, как ты и приказала.

Моника отводит взгляд от мужского достоинства и смотрит на его запястья. Сейчас она не может точно сказать, слышала она два щелчка браслетов или всего один.

Чушь. Он никуда не денется. Пистолет у неё в руках. Хотя Куратор приказал обязательно взять его живым, и стрелять в него нельзя, достаточно просто пригрозить.

– Пойдём, оденешься, – Моника кивает в сторону спальни. – Не вздумай чего выкинуть. Я за тобой.

Надиви поворачивается и идёт в спальню. Моника делает шаг вслед за ним, держа пистолет в вытянутой руке, и он вдруг останавливается, запнувшись об диван, а когда она собирается его поторопить, он молниеносным рывком оказывается рядом с ней, вцепляется ей одной рукой в предплечье, а другой в горло. Наручники болтаются у него на запястье, одно кольцо пустое – он только сделал вид, что застегнул его до конца.

Моника пытается вырваться, но выученные на тренировках приёмы ничего не дают – Надиви намного больше и сильнее неё. Он выкручивает ей руку, заламывает за спину и отбирает пистолет.

– Попалась, тварь. Теперь ты моя.

Едва не сломав ей запястье, он тащит Монику через комнату и толкает лицом на стол. Ствол «Вальтера» упирается ей между лопаток.

– Ты из Интерпола, да? – он тяжело дышит, видимо, разглядывая её сзади. – Красивых шлюх они себе набирают. Сейчас я их за это поблагодарю.

Он грубо задирает ей платье, оголив ягодицы. Горячая волна проносится через всё тело Моники – она вдруг предельно ясно понимает, что будет дальше.

Что он сделает. Что он будет делать с ней.

Пнув по щиколоткам, он заставляет её расставить ноги. Мгновенный треск ткани – и Моника лишается трусиков. Твёрдый конец упирается ей в нижние губы и одним движением врывается внутрь. Моника охает от мимолётной боли, а Надиви наваливается на неё, впихивая член ещё глубже, так что у неё перехватывает дыхание.

Изнасилована. Унижена. Использована как шлюха.

– Думаете, прижали меня, да? – яростно и нервно бормочет Надиви, вколачивая в неё член. – Что уже почти взяли меня? Я вам покажу, кто кого взял.

Он жёсткими толчками припечатывает Монику к столу, край столешницы впивается ей в бёдра. Он огромен, и действует очень грубо. Она сдавленно шипит, а потом начинает постанывать – сначала от боли, а потом от удовольствия.

Он безжалостен. Он её использует. Она полностью в его власти – пистолет вжимается ей в спину. И всё это так заводит.

– Заставили меня убежать, да? Унизили меня? Я вам покажу, кто кого поимел.

Он долбит её с энергией отбойного молотка. Неутомимый, грубый, опасный.

Может, это последний секс в её жизни.

При этой мысли Моника со стоном кончает. Насильник не обращает на это внимания и продолжает её сношать.

После оргазма ощущения притупляются. Моника, вся растаяв, раскидывается на столе. Надиви самодовольно смеётся.

– Какие вы все одинаковые. Сначала упираетесь, а как получите хорошего конца, так ломаетесь. И с вами что угодно можно делать.

Он вытаскивает из неё пенис и отступает.

– Раздевайся, – говорит он и добавляет: – Туфли оставь.

Моника послушно снимает платье, липнущее к мокрой от пота коже. Надиви осматривается, наставив пистолет на неё. Её всё ещё потряхивает после оргазма, но он понимает это иначе.

– Боишься, сучка? А ну легла на диван!

Она покорно ложится, раздвинув ноги, и он заваливается на неё сверху. Диван узкий, и ему неудобно, приходится держаться рукой, чтобы не упасть. Он заглядывает ей в глаза и угрожающе произносит:

– Без глупостей, тварь. Убью.

Он дотягивается до стоящего перед диваном столика, кладёт на него пистолет, освободившейся рукой направляет член ей между ног, проскальзывает в неё и снова принимается её насиловать.

Это уже не так захватывает, как там, на столе. Он хлёсткими толчками вбивает в неё пенис, и её тело отвечает ему, но ощущения смазанные, блёклые. Когда она чувствовала спиной пистолет, всё было куда острее.

Он распаляется, ускоряется, толчками бёдер вжимая её в пружинящие подушки, и через минуту весь каменеет, отстраняется, вытаскивает из неё член и со стоном кончает. Горячие брызги падают Монике на живот, летят до самой шеи. Она прикрывает ладонью лицо, не сводя глаз с Надиви, и украдкой подтягивает колено к животу.

Когда он откидывается назад, с блаженной улыбкой утирая пот, Моника сильно бьёт его ногой в лицо.

Его голова дёргается, а Моника, выскользнув из-под него, змеёй прыгает к столику, перелетает через него, схватив пистолет, и, перекатившись через плечо, вскакивает и берёт Надиви на прицел.

Он коротко и громко матерится. Потом садится нарочито вальяжно и выдавливает бледную улыбку, потирая челюсть.

– Детка, завязывай. Мы оба знаем, что ты не выстрелишь. Тебе приказали взять меня живым, и ты…

Пуля пробивает диван у него между ног, в паре сантиметров от мошонки. Надиви нелепо подскакивает.

– Ты нужен живым, но не обязательно целым, – произносит Моника. – Без яиц тоже сгодишься.

Улыбка слезает с его лица.

– Надевай наручники. На этот раз по-настоящему.

Он нехотя защёлкивает браслеты, поглядывая на Монику.

– Я тебя только что оттрахал. Изнасиловал, унизил. Тебя это что, вообще не колышет?

Она пожимает плечами, не меняясь в лице.

– Я люблю жёсткий секс.

У неё в промежности всё пульсирует – там всё ещё помнит большой крепкий член. Это триумф – она взяла подозреваемого, – и сейчас ощущение успеха мешается с лёгким унижением, а ещё с удовольствием, которое она не может отрицать.

Идеальный коктейль ощущений. Всё обернулось просто отлично.

«И туфли тоже замечательные», – думает она, глядя на распухающий подбородок Надиви.

Уже ничего не опасаясь, она поворачивается к нему спиной, берёт из сумочки телефон и пишет Куратору короткое сообщение.

«Я его взяла».

***

Меня всё ещё трясёт. Уже полчаса прошло, как меня увезли из поместья Асаба, а я всё никак не могу успокоиться. Машина уже уехала, а я всё стою на тротуаре и дрожу, как в лихорадке.

Кое-как взяв себя в руки, достаю телефон. Едва не выронив, пишу Куратору.

«Асаб согласился».

После этого меня выворачивает прямо на тротуар.

***

Куратор глядит на сообщение от Лиссы. Потом на сообщение от Моники. Ему хватает пяти секунд, чтобы принять решение.

Он отправляет досье Джебхуза Надиви в корзину. От него останется только копия в недрах архивов Агентства. Может, кто-нибудь когда-нибудь разыщет её там и прочтёт. Но для самого Надиви это уже ничего не изменит.

«Ферзём тебе всё же не стать, Надиви», – думает Куратор, набирая сообщение Монике.

***

«Планы изменились. Надиви больше не нужен».

Моника читает на дисплее сообщение от Куратора и закрывает мессенджер.

Несколько секунд она думает, глядя на Надиви и похлопывая себя пистолетом по голому бедру. Он сидит перед ней за столом – обнажённый, со скованными руками и бледной улыбочкой на физиономии. Моника кладёт перед ним телефон и включает запись видео.

– Говори всё, что знаешь об Асабе. Смотри в камеру.

– Как скажешь, дорогая.

Он всё ещё пытается строить из себя мачо, и это смешно и жалко одновременно. Уставившись в смартфон, он начинает говорить.

– Его называют Габриэль Асаб. Думаю, это не настоящее имя. Он появился в Ревалии лет десять назад, или вроде того. Торговал оружием. Убил своего босса и занял его место. Его поддержали потому, что боялись. Он садист. Таких зверей, как он, я в жизни не видел. Нет, правда, он больной на голову. Может вежливо поговорить с человеком о погоде, а потом своими руками содрать с него кожу. Очень любит всё делать сам. А если его что-то злит, он может схватить кого угодно и превратить в фарш. Особенно если человек беззащитный. Например, женщина.

Моника заходит ему за спину, делая вид, что подбирает свою одежду, и украдкой разглядывает Надиви. Мощные плечи, мускулистые руки, широченная спина, накачанные ягодицы. Столько силы – но сейчас он в бегах, в чужой стране, лишившийся всей своей власти.