Текст книги "Мародер без диплома (СИ)"

Автор книги: Саша Фишер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 17 страниц)

Я поежился. То ли от затекавших за ворот пиджака холодных струй дождя, то ли от перспективы лететь в грозу на гипертрофированном презервативе, пилотировать который будет пьяный рыжий немец. А впрочем, о чем я? Отличный план, как ни посмотри! Явно не безумнее, чем угнать у Матонина шагоход, чтобы перегнать на нем стадо мамонтов содомиту из Буготака.

Я замер на ступеньке и заржал. Натаха, поднимавшаяся в гондолу ступенькой выше, обернулась на меня недоуменным взглядом. Я махнул рукой. Мол, ерунда, просто накатило.

Почти успел. Уже даже был готов подумать, что нам удастся покинуть Новониколаевск без приключений. Ну, если не считать таковым грозу и пьяного пилота, конечно...

В тот момент, когда я стоял в дверях, к летному полю подкатила машина и лихо притормозила рядом с грузовиком из питомника. Из него выскочили двое мужиков в меховых шапках и понеслись во весь дух к дирижаблю. Один на бегу прицеливался из обреза. Я быстро нырнул в дверь гондолы. Натаха и Гиена уже держали дробовики наизготовку. Бюрократ лежал между двух рядов плетеных кресел. Вряд ли сам упал, скорее всего, его дружеским тычком туда отправил либо Гиена, либо Натаха. Чтобы не случайно не пристрелили. Ну и чтобы под ногами не путался.

– Рыбацкие, суки, – сказал Гиена. – Похоже, караулили где-то здесь, паскуды!

– Не смейт стреляйт тут! – заорал Брюквер, высовываясь из двери. – Хальт! Не стреляйт!

Глава 30. Сквозь грозу

– Отдайте нам Лебовского и можете лететь! – заорал один из «мохнатых шапок».

– Поцелуй моя шоппа, шпрюхеклопфар! – зарычал Брюквер и выхватил откуда-то два двухствольных пистолета. То ли они возле двери в гондолу были спрятаны, то ли висели у него на поясе среди прочих многочисленных и очень нужных, конечно же, вещей. Четыре выстрела грохнули одновременно. Настолько быстро, что «мохнатые шапки» даже сообразить ничего не успели. Тот, что успел подбежать ближе, опрокинулся на спину, его обрез успел пальнуть куда-то в небо. Второму пуля попала в плечо, развернула и отбросила в сторону.

Брюквер деловито оттер меня в сторону и направился к кабине пилота. Ну, то есть, скорее к креслу пилота. Кабина от салона в гондоле никак не отделялась.

– Высвобождать гайдроп! – прокричал он, усаживаясь. – Нам пора фзлетайт!

– Что нам нужно сделать? – спросил я слегка пришибленно.

– Швартовы отдать, наверное, – Гиена высунулся в одно из окон. – Ну, короче, веревки вот эти... Они тут закреплены на таких железных штуках...

Натаха рванула к соседнему окну. Я – к противоположной стороне гондолы. Ага, ясно. Веревки были пропущены через металлические петли на тяжелых блоках на земле и продеты в зажимы. Чтобы высвободить, нужно отогнуть железную штуку в форме запятой, которая удерживает...

– Думмкопф! – заорал Брюквер. – Шнелле! А то нам снофа стреляйт!

Я мельком глянул в окно и увидел выворачивающий с улицы грузовик. Да уж, и правда надо пошевеливаться! Подскочил к соседнему окну, дотянулся до металлической запятой, щелк! Готово! Теперь следующую...

Ослепительная молния разломила небеса, от раската грома заложило уши. Пальцы соскальзывали с последней «запятой», порыв ветра дергал наше несчастный дирижабль, грозя вырвать крепление. Щелк! Получилось!

Я уцепился за все, до чего дотянулся руками и ногами, земля стремительно стала отдаляться, вращаясь, как карусель.

Сверкнула еще одна молния.

Сквозь шум дождя я скорее почувствовал, чем услышал, как заурчал мотор. Впрочем, остальные наблюдения были смазаны дикой совершенно тряской. В окне то мелькала земля, геометрически расчерченная улицами и дорогами, то клубящиеся черные тучи.

Было странно, что на этом взлете никто из нас не вылетел в окно. Гиена упирался ногами в два разных кресла, а руками в потолок. Бюрократ распластался морской звездой на полу – обеими руками держался за привинченные к полу ножки кресел, правая нога коленом упиралась в столб-опору, левая дергалась в поисках еще одной точки стабильности. Натаху, как и меня, взлет застиг у окна. Она уцепилась за скобу сбоку и уперлась спиной в раму. Ее огненная коса развевалась на ветру как вымпел.

Как Брюкверу удавалось усидеть в кресле пилота было совершенно неясно. Впрочем, он мог успеть пристегнуться, пока мы возились с гайдропами.

Он держал штурвал, который, кажется, никак вообще не влиял на наше хаотичное движение, и громко пел песню на немецком языке.

Я посмотрел вниз. Ветром нас оттащило куда-то в сторону. Где там было летное поле, с которого мы поднялись, я уже не видел. Пока, Новониколаевск! Рыбацкие в мохнатых шапках, Беки на грузовике и Юрий Матонин!

Фиг знает, долетим ли мы до Томска, или наш цеппелин расхреначит в щепки ближайший разряд молнии, увидимся мы в любом случае, нескоро.

Летучая лодка нырнула в густую пелену облаков. Нас перестало мотылять из стороны в сторону, но отпускать точки опоры все еще не хотелось. Тем более, что теперь не было видно вообще ничего. А еще стало заметно холоднее.

Брюквер отпустил штурвал и поднял руки над головой. Его пальцы начали какой-то сложный танец. И ритм песни сменился на речитатив или что-то подобное.

Ах вот в чем дело...

Магия-шмагия.

Гулявший по гондоле ветер затих в один момент. Нас совсем перестало качать. Едва заметное свечение возникло на какую-то долю секунды вокруг кресел, штурвала, стоек и канатов, и сразу же исчезло.

Наступила тишина, нарушаемая только мерным стрекотом мотора.

– Зер гут! – заявил Брюквер и направил нос цеппелина вверх.

Я с трудом заставил закостеневшие пальцы расцепиться и осторожно переместился в кресло. Бюрократ поднял голову. Лицо его было какого-то даже не бледного, а практически зеленого цвета. Гиена отпустил потолок и шагнул на пол. Подал руку Бюрократу. Только Натаха осталась сидеть на окне. Ее зеленые глаза сияли нечеловеческим каким-то восторгом. Ей что, понравилось?!

– Всегда мечтала полетать на цеппелине! – сказала она, повернув к нам все еще мокрое от дождя лицо.

– Мечты сбываются, – пробормотал я. Но подумал, что тоже мечтал, вот только представлял себе это совсем по-другому. Ну, там, салон, дамы в вечерних платьях, белый рояль, шампанское...

– Каким газом наполнен баллон этого... цеппелина? – спросил Бюрократ, усаживаясь в кресло через проход от меня.

– Вассерштоф! – крикнул с места пилота Брюквер.

– Водород?! – в ужасе переспросил Бюрократ. – И вы не побоялись поднять его в воздух в грозу?! А если бы молния...

– Буммм! – Брюквер взмахнул руками, как бы изображая здоровенный взрыв. Потом громко расхохотался и повернул свое рябое лицо в салон. – Я летайт уже фюнфцин... пятнатцат лет! Или вы не верит мне?

После того, как Брюквер «включил» свою магию, полет стал ровным и совершенно беспроблемным. Мы плыли над белой ватой облаков, иногда касаясь гондолой. Можно было высовываться в окна и пытаться дотянуться до облаков руками. Никакого ветра, холода или недостатка кислорода не ощущалось. С одной стороны, мне хотелось спросить, почему наш пилот не сделал всех этих своих жестов на земле, но я не стал. Не хотелось лишний раз затевать с ним разговор, я был согласен с Гиеной – «странненький» – это очень мягко сказано.

Полет до Томска занял приблизительно часа три. Или чуть больше. Ну и когда мы начали снижение, я получил ответ на свой вопрос естественным, так сказать, образом. Похоже, нежные «магические ладони» подхватывали только тот летательный аппарат, который способен без их помощи забраться достаточно высоко. И примерно на той же высоте отпускали, когда цеппелин начал снижаться.

– Фсем дершаться крепче! – скомандовал Брюквер и вцепился в штурвал. Гондолу снова тряхнуло, ветер вспомнил о своем существовании и засвистел во всех окнах сразу.

На наше счастье, погода в Томске была не такой убийственной, как в покинутом нами Новониколаевске. Так что нас не мотыляло в безумной скачке, а всего лишь слегка трясло. Так что можно было полюбоваться на вид Сибирских Афин сверху.

Во-первых, Томск на город был похож больше, чем Новониколаевск. Примыкавший к реке центр выглядел очень даже презентабельно – большие светлые здания, некоторые вполне можно было бы назвать дворцами. На улицах гораздо больше многоэтажных домов, чем бревенчатых изб.

Во-вторых, похоже, здесь был в ходу общественный транспорт. Возникла такая мысль при виде покрашенных в ярко-желтый небольших автобусиков.

И в-третьих – город по периметру окружала настоящая крепостная стена. Вот прямо с зубцами и башнями. Она совершенно не вязалась со всем остальным на вид, построенная из бревен и каменных блоков. Так что Томск с одной стороны был ограничен рекой, а со всех остальных – этой самой стеной. По верху которой могли спокойно прогуливаться патрульные.

Что они, кстати, и делали.

– Ахтунг! – заорал Брюквер. Кажется, говорить спокойно этот человек не умел вовсе. Я вцепился в кресло одной рукой, в скобу рядом с окном другой и продолжал смотреть вниз. Земля стремительно приближалась. Гораздо быстрее, чем мне хотелось бы. И чем я вообще представлял когда-то приземление на дирижабле. Почему-то я был уверен, что аппарат легче воздуха должен опускаться нежно, словно перышко.

Но Брюквер на мои иллюзии плевать хотел, так что мы неслись к земле стремительно, будто ужасно соскучились. Заверещала лебедка, выкидывающая вниз гайдропы. Под нами на просторном поле с внешней стороны стены уже суетились какие-то люди.

Гондолу рвануло так, будто мы во что-то врезались. Двигатель замолчал, зато заурчали моторы внизу.

Я не виде, что там точно произошло, но, кажется, наш цеппелин поймали за гайдропы и остановили. А потом сунули хвосты в лебедки, и теперь нас медленно подтаскивает к земле.

– Мы прилетайт! – заявил Брюквер, когда цеппелин наконец замер в полной неподвижности. – Клаус, я хотейт фторая половина теньги!

– Ддда... – сдавленно ответил Бюрократ, держась обеими руками за шею. – Один момент... Я только...

Он вскочил и бросился наружу. Судя по звукам, он расставался с остатками обеда, которым нас накормили еще в Питомнике.

Через несколько минут он вернулся, вытирая лицо носовым платком.

– Прошу прощение, – сказал он. – Вот ваши девять тысяч соболей, как мы и договаривались.

– Зер гут! – Брюквер выхватил у Бюрократа пачку денег, перевязанных тонким шнурком и упрятал в один из многочисленных карманах на своем комбинезоне. – Теперь можейт убирайться! Гуте райзе!

Честно говоря, я все еще не мог поверить, что мы снова на твердой земле. После воздушной акробатики взлета и посадки, мой мозг отнесся с недоверием к покрытой травой поверхности, так что когда я спустился с лестницы, мне все еще казалось, что подо мной все покачивается. Но это, в общем, обычное дело. Не сказать, чтобы сюрприз. Скоро пройдет.

Итак, мы прилетели в Томск. Вокруг практически чистое поле, слева – высокая крепостная стена. Зараза, с земли она выглядит еще массивнее. Сколько метров она высотой? Двенадцать? Пятнадцать? Похоже, чуть севернее от этого места – ворота. Кроме нашего цеппелина на аэродроме были самолеты. Целых шесть штук парусиново-фанерных этажерок, которые, к моему ужасу, похоже вовсе не музейные экспонаты, а настоящие летательные аппараты. Ближе к стене – неказистая двухэтажная постройка из красного кирпича. И еще какой-то недострой. Непонятно пока, что это будет.

По дороге от ворот к нам пылил лупоглазый автомобильчик без крыши. С тремя пассажирами внутри. Точнее, один из них водитель, конечно.

– Кто тут Лебовский? – спросил детина с водительского места, когда авто притормозило прямо рядом с нами. Ну зашибись, блин! Им от Матонина телеграфировали, что ли? Правда, я сразу же отмел эту мысль. Сдать нас Матонину мог только один человек, и он сидел за штурвалом цеппелина. Если бы Бюрократ желал меня продать за пятнадцать штук, он тысячу раз мог бы сделать это куда более простым путем. То есть, Матонин просто не мог знать, куда конкретно я направляюсь, по крайней мере, не так быстро...

– Ну что заткнулись-то? – снова сказал водитель. Потом все трое выскочили из машины, не утруждаясь открыванием дверей. Они были рослыми, все трое выше меня примерно на голову или около того. Одеты они были примерно одинаково – черные штаны армейского образца, двое в кирзачах, один в щегольских высоких ботинках, черные же рубахи и, внезапно, бархатные фиолетовые жилетки с вышитыми фигурными золотыми буквами «Т», «И» и «У». На головах – квадратные фиолетовые же шапочки, вроде тюбетеек или ермолок.

– Томский Императорский Университет, группа встречи! – отчеканил темноволосый, с дурацкими усами, которого я сходу нарек Кортесом. – Который наш абитуриент, давай, сдавайся!

– Привет, – я шагнул вперед. – Как-то не ожидал, что меня будут встречать. Откуда вы узнали, что я прилетаю?

– А мы блюдечко крутили! – заявил водитель. Светловолосый, из всех троих самый изящно сложенный, на лице – тонкие очки в золоченой оправе. Я мысленно прилепил ему на лоб табличку «Леннон».

Все трое заржали.

– Да не, он свистит! – заявил Кортес. – Почтового голубя нам прислали, вот! Голубятня только для особо важных гостей!

Все трое опять заржали. Видимо, какой-то внутренний юмор, который я пока не понимаю.

– Да не ссы, абитура! – сказал третий. Похожий одновременно на грубоватую версию Бреда Питта и гламурного Дэнни Трэхо. Я растерялся, и даже не смог сходу придумать ему подходящее прозвище. – Все будет чики-пуки! И не слушай их, им лишь бы поржать. На самом деле у нас есть хрустальный шар...

Тут он не выдержал, фыркнул, и они все снова заржали.

Интересно, а чего я вообще ждал?

Ну, то есть, я придумал себе цель – добраться до Томска и найти университет. И у этой цели даже были причины. Вроде как, с неконтролируемой магией без обучения жить бывает вредно для здоровья. Кроме того, в Новониколаевске у меня как-то отношения сходу не заладились, и... И вот я здесь.

– Короче, хорош тормозить, – отсмеявшись сказал Леннон. – Над тобой пока даже прикалываться неинтересно. Как над ребенком, право слово. Нас за тобой послал господин ректор, Гезехус Яков Антонович. Приказал встретить и проводить. А откуда он про тебя знает, понятия не имею.

– Вот у него и спросишь, – сказал тот, которому я пока прозвища не придумал. – Полезай в машину.

– Эй, стоп! – я оглянулся на Натаху, Гиену и Бюрократа. – Вообще-то я не один...

– Надо же, их императорское высочество со свитой, – заржал Кортес. – Ну они у тебя вроде с ручками-ножками, дотопают как-нибудь сами!

– Вот ты тупой, Жора! – сказал Леннон. – И гостеприимный, прямо хоть иконы с тебя пиши. Люди только с цеппелина сошли, правил наших не знают, пропуска у них, поди нет. Куда они пойдут-то?

– Да, мля... – Кортес почесал в затылке. – Что-то я... Короче, вы же типа с дороги и устали, да? Сейчас я тогда вам выдам три чека, чтобы в гостишку упасть. Ну, там душ с дороги, посрать в удобном сортире и все такое. А пацана вашего мы пока к ректору увезем, а потом уже он за вами вернется. Лады?

Чутье опасности молчало. В отпуск ушло или здесь действительно все было именно так, как сказали эти трое. А если нет... Да, пофиг, в общем.

Здесь меня пока не слишком хорошо знают, чтобы хотеть убить при первой же встрече.

– Лады, – сказал я и сделал шаг к машине. – А гостишка где? По какому адресу?

– Адресу, вот ты сказал! – Кортес снял с пояса планшет и сейчас как раз корячился, пытаясь держать его в одной руке и что-то написать на бумажке другой. – Вон та гостишка, красная. В город пока что никому, кроме тебя, нельзя.

– Ясно, – сказал я, протиснулся мимо Леннона и запрыгнул в машину. На переднее сидение.

Томский Университет я опознал сразу. Он практически не отличался от фотографий томского же университета в моей реальности. Классическое такое желто-белое здание с полуколоннами, раскинувшее два крыла, и зеленая лужайка перед ним. Правда дорога не асфальтированная, а грунтовая. Правда, довольно ровная. Хотя от дождей она должна здорово раскисать. Троица выскочила из машины, Леннон легонько подтолкнул меня по направлению к крыльцу. На котором сидела шумная компания человек из десяти, тоже в фиолетовых жилетках и шапочках. По всей видимости, студенческая форма такая. Занимались они тем же самым, что обычно делают студенты в свободное от учебы время – передавали друг другу бутылки из зеленого стекла.

«Моя» троица помахала им, и мы деловито направились к дверям.

Гулкая тишина холла, лестница наверх, потом направо, третья деревянная дверь. Леннон взялся за ручку, дверь открылась с легким скрипом.

– Яков Антонович, к вам Лебовский! – сказал он. Потом широко распахнул дверь и втолкнул меня внутрь.

Дверь за моей спиной закрылась.

Я неуверенно остановился на пороге. Потертый паркетный пол. Книжные шкафы во все стены. Массивный стол из темного дерева. Напротив входа – открытое окно. Над развернутым в его сторону креслом поднимались голубоватые струйки табачного дыма.

– Яков Антонович? – произнес я и сделал шаг вперед. Кресло крутанулось, и я встретился глазами с ректором. Худое лицо, даже тощее, похожее на скорее на череп, обтянутый кожей. Длинные, как у китайского злодея, усы. В длинных узловатых пальцах – скрученная из газетного листа «козья ножка».

– Здравствуй, Богдан, – сказал он.

7 мая 2022 года.