Текст книги "Он (ЛП)"

Автор книги: Сарина Боуэн

Соавторы: Эль Кеннеди
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)

– Кому? – Кассель подтягивает лямку сумки на плече повыше.

Я отвечаю не сразу, потому что привык держать воспоминания о Каннинге при себе. Потому что они мои. Каждое лето на шесть недель он становился моим.

– Приятелю, – в конце концов признаюсь я. – Одному из игроков «Рейнер».

– Приятелю. – Кассель многозначительно хмыкает. – Собираешься намутить себе перепихон после завтрашней игры? В какой именно магазин ты меня тащишь?

Чертов Кассель. Надо было оставить его в переполненном лобби.

– Чувак. Ничего такого. – Даже если б я захотел. – Этот парень… Каннинг, их вратарь… мы раньше были друзьями, – неохотно добавляю я. – Пока я все не испортил.

– Ты? Кто бы мог подумать.

– Сам знаю.

Я оглядываю витрины, забитые бостонским сувенирным дерьмом, на которое обычно не обращаю внимания. Игрушечные лобстеры, вымпелы «Брюинз», футболки с лого «Тропы свободы» (исторический пеший маршрут в Бостоне – прим. пер.) – где-то тут непременно должно быть то, что мне нужно.

– Пошли. – Жестом я зову Касселя в магазинчик с самой кричащей витриной и начинаю изучать полки. Все, что на них лежит – сплошь безвкусица. Я беру кукольного Пола Ревира (один из героев Американской революции, уроженец Бостона – прим. пер.), затем ставлю его на место.

– Прикольно. – Кассель крутит в руках упаковку презервативов «Ред Сокс».

Я смеюсь, а потом мне приходит в голову идея получше.

– Да уж. Но я ищу кое-что другое. – Что бы я ни выбрал, оно не должно иметь отношения к сексу. Раньше мы обменивались всеми сортами похабных подарков – чем пошлее, тем лучше, – и это было нормально.

Но не теперь.

– Я могу вам чем-то помочь? – Девушка-продавщица одета в колониальное платье с глубоким вырезом и оборками.

– Еще как, куколка. – С самым что ни на есть залихватским видом я облокачиваюсь о прилавок, и глаза продавщицы распахиваются чуть шире. – Что-нибудь с котятами у вас есть?

– С котятами? – Кассель давится смешком. – Нафига?

– Они же тигры, его команда. – Разве не очевидно?

– Конечно! – Мисс Бетси Росс (швея, которая, согласно легенде, сшила первый американский флаг – прим. пер.) мгновенно оживляется – оттого, наверное, что работа у нее скучная просто пиздец. – Одну секунду.

– А в чем вообще фишка? – Кассель бросает презервативы обратно на полку. – Мне вот ты никогда не покупаешь подарки.

– Мы с Каннингом были друзьями по летнему лагерю. Причем закадычными, хоть и виделись всего по полтора месяца в год. – Очень насыщенные полтора месяца. – У тебя были такие друзья?

Кассель качает головой.

– У меня тоже. Ни до, ни после. Но в остальное время года мы не общались. Только переписывались по смс и пересылали друг другу коробку.

– Коробку?

– Ага… – Я потираю подбородок. – Кажется, это началось со дня его рождения. Ему исполнялось… четырнадцать, что ли. – Боже. Неужели когда-то нам было так мало? – Я отправил ему совершенно неприличные фиолетовые «джоки» (jockstrap, специальные трусы хоккеистов с открытыми ягодицами и ракушкой для защиты паха, а также разновидность эротического мужского белья похожего кроя – прим. пер.). В коробке из-под папиных кубинских сигар.

Я до сих пор помню, как заворачивал коробку в коричневую бумагу и с какой тщательностью заклеивал ее, чтобы все дошло в целости и сохранности. Я надеялся, что он откроет ее перед своими приятелями, и те поднимут его на смех.

– Итак, вот, что у нас есть! – Бетси Росс возвращается и выкладывает на прилавок все, что она нашла: пенал Hello Kitty, большого плюшевого кота в футболке «Брюинз» и белые боксеры, усыпанные маленькими котятами.

– Вот это. – Я указываю на боксеры. Белье не было моей целью, но котятки даже нужного оттенка оранжевого. – Так. Еще мне нужна коробка. Вытянутая. Как для сигар.

– Упаковка за отдельную плату, – говорит она после короткой заминки.

– Разумеется. – Я подмигиваю ей, и она, порозовев, украдкой заценивает мои тату, выглядывающие из-за треугольного воротника футболки. Как большинство женщин и – что еще лучше – мужчин.

– Сейчас посмотрю, что у нас есть.

Она убегает, а я поворачиваюсь к Касселю, который, жуя жвачку, смотрит на меня так, словно я несу полнейшую белиберду.

– Все равно ничего не понял.

Точно.

– В общем, через пару месяцев мне пришла по почте посылка. Без записки. Просто все та же коробка, которую я отправил ему, но набитая до верху фиолетовыми скиттлз.

– Гадость.

– Не-е. Фиолетовые скиттлз – мои любимые. Правда, блин, их было столько, что я целый месяц не мог их съесть. Ну, а спустя какое-то время я отправил коробку обратно.

– С чем?

– С чем-то. Уже не помню.

– Что? – Кассель возмущен. – Я думал, у этой истории есть логическая концовка.

– Да нет. Нету. – Ха. До этой секунды я даже не осознавал, что важен был не подарок, лежащий внутри, а сам факт. Как и все подростки, я был по самые уши загружен школой, тренировками и зубрежкой уроков, а с окружающими коммуницировал в основном хрюканьем и смсками. Когда приходила коробка, это было как Рождество, только лучше. Это значило, что мой друг думает обо мне, что он заморочился и потратил на меня время.

По мере того, как мы взрослели, нелепость шуток стала зашкаливать. Пластмассовая какашка. Подушка-пердушка. Табличка «Пукать запрещено». Мячики-антистресс в виде сисек. Подарок и близко не имел такого значения, как сам акт дарения.

Бетси Росс наконец-то приносит коробку – приблизительно правильного размера, но без откидывающейся крышки, как у нашей старой коробки из-под сигар.

– Годится, – говорю я, хоть и разочарован.

– И что… – Кассель озирается по сторонам. Ему уже скучно. – Ты отправишь ему другую коробку?

– Угу. Придется. Наша старая, кажется, валяется где-то у меня дома. – Не будь я засранцем, я бы знал точно, где. – Я давно уже прервал эту традицию.

– Напишу менеджеру. Может, он уже получил ключи от наших номеров, – говорит Кассель.

– Давай. – Я наблюдаю за тем, как Бетси Росс заворачивает боксеры с котятами в оберточную бумагу и кладет их в коробку.

– Нужна карточка? – спрашивает она, сверкая улыбкой и ложбинкой между грудями.

Сахарная, на меня это не действует.

– Да, спасибо.

Она протягивает мне ручку, и я, написав на прямоугольнике плотного картона одно-единственное слово, роняю его в коробку. Готово. Как только мы вернемся в отель, я отправлю этот подарок ему в номер.

А потом, когда появится возможность отвести Джейми в сторону, попрошу прощения. Урона, нанесенного мною почти четыре года назад, уже никак не исправить. Я не могу отменить ни тот нелепый спор, который навязал ему, ни его очень неловкое завершение. Если б можно было вернуться в прошлое и удержать восемнадцатилетнего себя от того, чтоб ляпнуть ту чушь, я бы сделал это, не раздумывая ни секунды.

Но в прошлое вернуться нельзя. Можно только собраться с духом, пожать ему руку и сказать, что я рад его видеть. Заглянуть в те самые карие глаза, что всегда меня убивали, и попросить прощения за то, что я был таким мудаком. А потом купить ему выпить и попытаться вернуться к спорту и ничего не значащей болтовне. К безопасным темам.

Тот факт, что он был первым парнем, в которого я влюбился, и единственным, кто заставил меня взглянуть в лицо кое-каким пугающим вещам о себе… что ж, всему этому предстоит остаться невысказанным.

А потом моя команда размажет его команду в финале. Но так уж устроен мир.

Глава 4

Джейми

Впереди нас ждет спокойная ночь в отеле – чем крайне недовольны минимум половина моих одноклубников. Особенно первокурсники и второкурсники, которые попали на «Замороженную четверку» впервые. Они думали, их ждет непрерывный дикий отрыв, но тренер быстро не оставил от их надежд и мокрого места.

Во время ужина мы даже не успели взять по меню, как он изложил нам правила: отбой в десять вечера, никакого алкоголя, никаких наркотиков и никакого буйства.

Старшекурсники знали порядок, так что никто из нас особенно не бурчал, пока лифт вез нас на третий этаж, где был блок наших номеров. Завтра нам предстоит играть. А значит ночью нужно отдохнуть и постараться выспаться.

Нам с Терри достался 343 номер около самой лестницы, поэтому, когда мы туда добираемся, в коридоре уже никого нет.

За пару шагов до двери мы замираем на месте.

На ковре у порога – коробка. Светло-голубая. Безо всякой обертки, только сверху пришпилена белая карточка с надписью витиеватым курсивом – Джейми Каннингу.

Что за нахер?

Первая моя мысль – это от мамы из Калифорнии. Но тогда на посылке был бы адрес и штамп, а на карточке – мамин почерк.

– Э… – Терри переминается с ноги на ногу, потом кладет руки на бедра. – Думаешь, это бомба?

Я прыскаю.

– Не знаю. Подойди да послушай. Скажешь, тикает или нет.

Он тоже прыскает.

– Не-а, я вижу, куда ты клонишь. Как это по-дружески, Каннинг, выталкивать на линию огня меня. Забудь, в общем. В конце концов на этой хренотени стоит твое имя.

Мы оба снова утыкаемся взглядом в посылку. Она небольшая, с обувную коробку.

Терри стонет с гримасой притворного ужаса на лице:

– Что в коробке? (отсылка к триллеру Дэвида Финчера – прим. пер.)

– Вау. Цитируешь «Семь», чувак? – Я по-настоящему впечатлен.

Он усмехается.

– Знаешь, сколько времени я ждал этой возможности? Годы.

Мы еще с полминуты дурачимся, давая друг другу «пять», а затем я наконец-таки поднимаю коробку, поскольку все это, конечно, очень смешно, но мы оба знаем, что ничего опасного в этой коробке нет. Засунув ее подмышку, я жду, пока Терри откроет дверь. Мы заходим внутрь, он включает свет и уходит к кровати, а я плюхаюсь на свою и снимаю с коробки крышку.

Морща лоб, я разворачиваю белую оберточную бумагу и вытаскиваю лежащую внутри мягкую ткань.

– Чувак… что за хрень? – восклицает через комнату Терри.

Кто бы знал. Я смотрю на белые боксеры, усыпанные ярко-оранжевыми котятами, на криво пришитую прямо к паху полосатую кошку, и когда расправляю их, держа за резинку, из складок вылетает еще одна карточка. На ней стоит всего одно слово.

МЯУ.

Блядь. И тут я узнаю почерк.

Райан Весли.

Не сдержавшись, я фыркаю и так громко, что у Терри брови ползут на лоб, но я, слишком изумленный и сбитый с толку значением этого подарка, не обращаю внимания.

Коробка. Вес возродил нашу старую шутку. Вот только я без понятия, почему. Из нас двоих я отправлял коробку последним. До сих пор помню, как раздувался от гордости за остроумный выбор подарка – набор сосательных леденцов. Потому что… ну как я мог удержаться?

Вес ничего не прислал мне взамен. А также ни разу не позвонил и не написал – ни через смс, ни на бумаге, ни голубиной почтой. За три с половиной года от него не было ни единого слова.

До этого дня.

– От кого это? – Терри ухмыляется. Нелепый подарок у меня в руках заметно развеселил его.

– От Холли. – Я сам не ожидал, как легко слетит у меня с языка ее имя. Не знаю, почему я соврал. Ответил бы, что это подарок от старого друга или от соперника, если хотите, но по какой-то причине у меня не вышло сказать Терри правду.

– Это какая-то ваша интимная шутка или что? Почему она отправила тебе трусы с котятами?

– Ну… Просто иногда она называет меня котенком. – Блядь, что я несу.

Терри моментально цепляется за последнее слово.

– Котенком? Твоя девушка называет тебя котенком?

– Она не моя девушка.

Но оправдываться уже бесполезно, потому что он согнулся пополам от смеха, и я готов отвесить себе пинка за то, что подарил ему шикарный повод ржать надо мной до скончания века. Надо было просто сказать, что это от Веса.

Так какого черта я этого не сделал?

– Э… извини-ка. – Давясь хихиканьем, Терри быстрым шагом уходит к двери.

Я прищуриваюсь.

– Ты куда?

– Куда надо, котенок.

У меня в горле застревает вздох.

– Собираешься разболтать всем и каждому, да?

– Точно.

Не успеваю я возразить, как его уже нет, но, честно говоря, мне, в общем-то, все равно. Ну поглумятся надо мной несколько дней. Рано или поздно кто-нибудь из ребят выкинет новую глупость, и все переключатся на него.

После того, как за Терри захлопывается дверь, я вновь перевожу взгляд на боксеры, и на губах у меня сама собой образовывается улыбка. Чертов Вес. Не знаю, что это значит, но он точно в курсе, что я приехал сюда ради турнира. Может, таким образом он просит прощения? Протягивает оливковую ветвь мира?

Как бы там ни было, мне слишком любопытно, чтобы проигнорировать этот жест. Дотянувшись до телефона, я вызываю лобби, потом зависаю на линии под офигенную Кэти Перри и ее «Roar» (переводится как «рев» – прим. пер.). И хихикаю, потому что, ну вы поняли… РЕВ. МЯУ.

Когда администратор берет трубку, я спрашиваю, в каком номере находится Райан Весли. Если вспомнить море бело-зеленых курток в лобби, можно не сомневаться, что он точно в нашем отеле.

– Сэр, я не имею права предоставлять подобную информацию о гостях.

Ответ заставляет меня на секунду притормозить, ведь Весу же как-то удалось выяснить, в каком номере поселился я. Хотя это же Вес. Наверное, предложил администраторше посмотреть на свои «кубики», да и все.

– Сэр? Я могу попробовать соединить вас по телефону.

– Спасибо.

Идут гудки, но никто не подходит. Что ж, можно попробовать еще одну вещь. Я листаю список контактов на сотовом, проверяя, сохранился ли у меня его номер. И обнаруживаю, что да. Очевидно, злости на то, чтобы удалить его, мне не хватило. Я пишу ему ровно три слова: Все блещешь остроумием.

Когда секундой позже мой телефон пищит, я готов увидеть алерт о том, что сообщение доставить не удалось. Что Вес давным-давно сменил номер, огромное, блядь, спасибо и до свидания.

Но вижу другое: Некоторые вещи не меняются.

И не могу удержаться от мысленного ответа. А некоторые – еще как. Но смысла сучиться нет, и я печатаю вот что: Это был подарок-привет или подарок-иди-нахер-лузер-мы-надерем-ваши-задницы?

Его ответ: И то, и то?

Глядя в телефон, я широко усмехаюсь. Серьезно, мое лицо вот-вот разорвется надвое. Наверное, просто от ностальгии по тем простым временам, когда самыми большими моими проблемами был выбор пиццы и размышления о том, какую очередную нелепость подсунуть своему другу в коробку.

Но мне все равно это нравится, и, по-видимому, поэтому в своем следующем сообщении я пишу: Я, наверное, спущусь ненадолго в бар.

Его ответ: Я уже там.

Ну естественно.

Убрав телефон в карман, я открываю сумку. Ухожу в ванную, чтобы несколько минут постоять под душем и смыть с себя этот длинный день. Мне надо собраться с мыслями. И еще больше – побриться.

А может, я просто хочу потянуть время.

Я не знаю, чего ожидать от Веса. С ним всегда так, что было одной из причин, по которой он так сильно мне нравился. Черт, дружба с ним была похожа на одно огромное приключение. Он втягивал меня в одну безумную ситуацию за другой, и я был счастлив идти за ним следом.

И делал это так преданно. Прямо до безумной части в конце.

Стоя в гостиничном душе, я глубоко вдыхаю горячий пар. Холли была права. Я и впрямь до сих пор злюсь. Ведь если б мы поссорились или еще что… тогда, по крайней мере, было бы ясно, почему он повернулся ко мне спиной.

Но мы не ссорились. Мы просто с его подачи поспорили, кто забьет больше штрафных. И в тот день – в предпоследний день лагеря – мы выстроили шайбы в идеально ровную линию, после чего он пробил пять раз по мне, а я – пять раз по нему.

Штрафные – это всегда непросто. Но когда ты защищаешь сетку от Райана Весли, самого быстрого игрока, против которого я играл, это адское напряжение. Впрочем, мы тренировались вместе достаточно часто, чтобы я научился предугадывать его лихие броски. Я помню, как рассмеялся, когда отразил первые три. Но затем ему повезло. Совершив обманный маневр, он забил одну шайбу, а потом, благодаря случайному отскоку от стойки, вторую.

Может, кто-то на моем месте и запаниковал бы, пропустив два гола. Но я был спокоен. В конце концов Вес облажался больше. Мы поменялись местами. Он не привык к вратарскому снаряжению, но, с другой стороны, и я не привык забивать голы. Первые две шайбы я утопил в сетке. Следующие две ему удалось отбить.

Все свелось к одному удару, и внезапно я увидел у него в глазах страх. И нутром почувствовал, что забью.

Я победил. Честно и справедливо. Третья шайба пронеслась мимо его локтя и со свистом влетела в сетку.

Следующие часа три я дал ему потомиться – весь ужин и всю идиотскую церемонию награждения в честь конца лагеря. Все это время Вес был нетипично тих.

И только по возвращении в нашу комнату я позволил-таки ему сорваться с крючка.

– Пожалуй, я заберу свой выигрыш в следующем году, – сказал я со всей небрежностью, на которую только был способен в свои восемнадцать лет. – В июне, наверное. Или в июле. Короче, я дам тебе знать, окей?

Я ждал облегченного вздоха. Было весело в кои-то веки заставить Веса помучиться. Однако его лицо осталось непроницаемым. Он достал свою фляжку из нержавеющей стали и медленно отвинтил крышечку.

– Последняя ночь в лагере, чувак, – сказал он. – Это надо отметить. – Он сделал большой глоток, потом протянул фляжку мне.

Когда я взял ее, в его глазах вспыхнуло нечто, что я не смог распознать.

Виски пошло не очень. По крайней мере, первый глоток. До сих пор мы выпивали за раз одну, максимум две бутылки пива из запасов, припрятанных в наших шкафчиках. Попасться со спиртным или наркотиками значило нажить себе серьезные неприятности. Так что никакой толерантности к алкоголю у меня не было. Ощущая, как внутри разливается хмельное тепло, я услышал, как Вес сказал:

– Давай посмотрим порнуху.

Почти четыре года спустя я стою, дрожа, в гостиничной ванной. Выключаю воду, беру полотенце из стопки.

Похоже, пришло время спуститься вниз и узнать, возможно ли починить нашу дружбу. Да, той ночью случилось некоторое безумие, но в целом ничего такого, чтоб вспоминать всю жизнь. Я вот довольно-таки легко выбросил ту ночь из головы.

Но не Вес. Другого объяснения, почему он отдалился, у меня нет.

Боже, надеюсь, он не станет поднимать эту тему. Бывает такое дерьмо, которое лучше не ворошить. Как по мне, одна-единственная ночь пьяных глупостей не может быть определяющим моментом шестилетней дружбы.

И тем не менее я до странного сильно нервничаю, когда через пять минут спускаюсь на лифте вниз. Меня бесит это ползущее по спине зудящее чувство, ведь нервничаю я очень редко. Я, наверное, самый спокойный человек на свете, и это, я уверен, объясняется тем, что моя семья – ходячее определение расслабленных калифорнийцев.

Когда я захожу в бар, там не протолкнуться. Что неудивительно. Сегодня пятница, вечер, и отель из-за турнира забит битком. Все столики заняты. Протискиваясь сквозь толпу, я ищу Веса, но его нигде нет.

Наверное, дурацкая это была идея.

– Прошу прощения, – произношу я спинам бизнесменов, которые стоят в проходе между барной стойкой и столиками, но они над чем-то смеются и не замечают, что загораживают мне путь.

Я уже где-то в секунде от того, чтобы вернуться наверх, как вдруг слышу:

– Салаги.

Всего одно слово, но я моментально узнаю его голос, глубокий и с хрипотцой, и внезапно словно переношусь в прошлое. В те бесконечные летние дни, когда этот голос вышучивал меня, дразнил и бросал мне вызов.

За его комментарием следует дружных смех, и я, оглянувшись, замечаю его среди столпившихся у дальней стены хоккеистов.

В тот же миг и он оборачивается – словно почувствовав, что я здесь. И черт, меня снова отбрасывает во времени. Он совершенно не изменился. И в то же время стал совершенно другим.

У него все те же взлохмаченные темные волосы и заросшее щетиной лицо, но он стал крупнее. Раздался в плечах и нарастил мышцы, но грузным не стал, а остался стройным, хотя, безусловно, с восемнадцатилетним Весом его не сравнить. Золотистая кожа его бицепсов все так же разрисована татуировками, но теперь их намного больше. Еще одна появилась на левой руке. А из-за воротника выглядывает что-то черное, кельтское.

Глядя, как я приближаюсь, он все болтает с друзьями. Конечно, он в центре внимания. Я и забыл, как он притягивает людей. Его словно подпитывает более высокопробное топливо, чем нас, простых смертных.

Когда он поворачивает голову, «штанга» в его брови ловит свет, серебристую искру всего на оттенок светлее его грифельно-серых глаз. Которые сужаются, когда я наконец-то доплываю до него сквозь людское море.

– Черт, мужик, ты что, осветлил волосы?

Мы больше трех лет не были в одном помещении, а он приветствует меня этим?

– Нет. – Закатив глаза, я опускаюсь на табурет с ним рядом. – Выгорели на солнце.

– По-прежнему серфишь по выходным? – спрашивает Вес.

– Когда есть время. – Я заламываю бровь. – А ты по-прежнему по любому поводу снимаешь штаны и светишь своими причиндалами?

Его друзья взрываются гоготом, их смех грохочет в моей груди.

– Блин, значит, он всегда был таким? – говорит кто-то.

Уголки его губ дергаются в усмешке.

– Я отказываюсь лишать мир своего дарованного свыше мужского великолепия. – Он кладет на мое плечо свою большую ладонь. Сжимает его. И сразу же убирает руку, но я продолжаю чувствовать на плече тепло.

– Парни, это Джейми Каннинг, мой давний друг и вратарь сопляков из «Рейнера».

– Привет, – говорю я глупо. Потом оглядываюсь в поисках официантки. Мне нужно чем-то занять руки, любым напитком, хоть содовой. Но бар забит под завязку, и нигде поблизости официантки не видно.

Я смотрю на его бокал. Вес пьет что-то шипучее – судя по цвету, колу. Нет, рутбир («корневое пиво», безалкогольный газированный напиток – прим. пер.). Он всегда предпочитал рутбир. Очевидно, их тренер тоже наложил вето на алкоголь.

Вес высоко поднимает руку, и официантка резко разворачивается к нам. Он показывает на свой бокал, а она кивает с такой готовностью, словно сам Господь бог велел ей выполнить его просьбу. Вес благодарит ее своим любимейшим способом – сверкает улыбкой. А я замечаю, как сверкнуло металлическим блеском что-то еще.

Он проколол язык. Это тоже что-то новое.

И-и-и… теперь я думаю о его языке. Блядь. И четыре года тишины внезапно становятся отчасти понятны. Возможно, некоторые пьяные выходки все же способны испортить дружбу.

А может, все это чушь, и, если б мы остались друзьями, то смогли бы забыть ту давнюю глупость, протяженностью всего один час.

Между тем в баре становится слишком жарко. Если та официантка принесет мне рутбир, то меня может потянуть им облиться. Да еще молчание между мной и моим бывшим другом с каждой секундой растягивается все больше.

– Столько народу, – через силу говорю я. Совсем тихо.

– Ага. Хочешь? – Он протягивает мне бокал.

Я делаю жадный глоток, и наши глаза встречаются поверх ободка бокала. Его самоуверенность сбивается на миллиметр или два. Взгляд задает вопрос. Ну что, как мы протянем следующие полчаса?

Сглотнув, я принимаю решение.

– Как позорно в том месяце «Брюинз» продули «Дакс», а? («Анахайм Дакс», команда из Калифорнии – прим. пер.)

И его надменность возвращается со скоростью света.

– Вам просто повезло. А в третьем периоде ваш вингер сам споткнулся о свои косолапые ноги.

– С небольшой помощью ващей защиты.

– Ой, да иди ты. Двадцать баксов на то, что «Дакс» в этом году не пройдет дальше четвертьфинала.

– Всего лишь двадцать? – в притворном шоке ахаю я. – Да ты, похоже, боишься. Двадцатка и видео на YouTube, прославляющее мое величие.

– Заметано, но если проиграешь ты, то запишешь такое видео в футболке «Брюинз».

– Окей. – Я пожимаю плечами. И все – в один момент напряжение в атмосфере начинает спадать.

Появляется официантка – с двумя бокалами рутбира и адресованной Весу голодной улыбкой.

– Спасибо, куколка. – Он сует ей двадцатку.

– Дай мне знать, если захочешь что-то еще, – мурлычет она с чересчур заметным намеком. Господи. У хоккеистов обычно не бывает проблем с интимом, но мой старый друг явно наслаждается тем, какое впечатление производит. Впрочем, она тоже секси. Роскошная грудь и обаятельная улыбка.

И идеальная попка, которую Вес, однако, не удостаивает и взглядом.

Когда официантка уходит, он раскидывает руки в стороны и ухмыляется группе окружающих его хоккеистов.

– Черт, мы прямо как малолетние телки. Рутбир и имбирный эль – и это в пятницу вечером. Кто-нибудь, позвоните копам. Или давайте, что ли, сыграем в дартс.

– В настольный хоккей! – кричит кто-то. – Я видел стол в игровой комнате.

– Кассель! – Вес хлопает по плечу стоящего рядом парня. – Ну-ка, напомни, кто выиграл в прошлый раз?

– Ты, придурок. Потому что сжульничал на штрафных.

– Кто, я?

Все смеются. Но мои мысли – конечно же – цепляются за слово «штрафные».

Глава 5

Вес

Колледж расщедрился на аренду самых шикарных мест – закрытой VIP-ложи с сияющим окном от пола до потолка, которое обращено на арену. Праздничные бутылки «Дома», однако, любезно отправил нам мой папаша. Говнюк в таком экстазе от нашей победы, словно на льду сегодня был именно он. Я даже слышал, как он хвастал одному из своих приятелей, будто бы это он научил меня тому финту, с помощью которого я забил в третьем периоде победную шайбу.

Брехня. Ничему старик меня не учил. С момента, как я стал способен держать в руках клюшку, он разбрасывался деньгами на тренеров, инструкторов и всех прочих, кто мог выдрессировать его единственного сына в суперзвезду. Тут надо отдать ему должное – он охеренно хорошо умеет ставить свою подпись на чеках.

На льду сейчас Каннинг и его парни, под тем же прессингом, с которым недавно столкнулись мы. Тренер разрешил нам выпить по бокалу шампанского. Завтра вечером мы играем финал, и он хочет, чтобы мы оставались на пике формы. Обо мне, впрочем, он может не беспокоиться. Я прихлебываю рутбир – не только как «пошел-ты» отцу, но из-за того, что, пока я смотрю игру, внутри меня все затягивается в узлы, и алкоголь сделает только хуже.

Я хочу, чтобы «Рейнер» выиграл.

Я хочу выйти против Каннинга в финальной игре.

Я хочу притвориться, что у меня не осталось чувств к этому парню.

Похоже, мне придется удовлетвориться двумя из трех. Потому я не могу притвориться, что Каннинг мне безразличен. Это попросту невозможно после того, как я увидел его вчера.

Блядь, как же он хорошо выглядел. По-настоящему. Воплощенная Калифорния, большой, светловолосый и сексуальный как черт. С задумчивыми карими глазами, что у блондинов редкость. Правда, сам Джейми Каннинг, сколько я его знаю, никогда своей внешностью не кичился. Иногда мне кажется, он даже не понимает, насколько дьявольски он горяч.

– Ооооо… черт, – восхищенно восклицает кто-то из наших, когда игрок «Рейнера» забивает то, что вполне может стать голом турнира.

«Рейнер» приехали побеждать. Они играют агрессивно, все время от нападения. «Йель», кажется, не пробил по воротам и дюжины раз – и это при том, что вовсю идет третий период. Каннинг останавливает все шайбы, кроме одной, да и та оказывается в воротах чисто случайно – добиванием после рикошета от стойки. Я практически слышу свист, с которым она проносится мимо перчатки Каннинга, обогнав его всего на наносекунду.

Счет теперь равный. 1:1, и играть еще пять минут. Я ловлю себя на том, что сижу, затаив дыхание, и мысленно заклинаю нападающих «Рейнера» срочно что-нибудь предпринять.

– Этот твой Каннинг прямо-таки скала, – сообщает мне Кассель, попивая свое шампанское так изящно, точно чертова королева Англии.

– Под прессингом он хорош, – соглашаюсь я. Мой взгляд приклеен к площадке. Левый вингер «Йеля» только что сделал расхлябанный кистевой бросок, который Каннинг с легкостью останавливает. Его поза выражает чуть ли не скуку, пока он удерживает шайбу перед тем, как отдать ее одному из своих нападающих.

Игроки «Рейнера», бросаясь в атаку, прорываются за синюю линию.

Но мои мысли остаются на последней попытке «Йеля» забить. На том, как Каннинг встречал противника. И не сосчитать, сколько раз в таком же положении был я сам, когда летел навстречу воротам и швырял в своего приятеля шайбы.

Кроме последнего раза, когда в сетке вместо него стоял я – последним барьером между Джейми Каннингом и минетом.

Мне нравится думать, что я дал ему выиграть не нарочно. Азарт у меня в крови, и так было всегда. Неважно, насколько сильно мне хотелось, чтобы член Каннинга побывал у меня во рту. Неважно, что, если б победа досталась мне, то я бы не стал требовать от него выполнения условий нашего спора. Я защищал ворота, как мог. Изо всех сил… наверное.

Ведь когда мимо меня просвистела та шайба, то в глубине души – и это бессмысленно отрицать – я возликовал.

– Так что, с учетом сказанного, я не стану лить слезы, если они продуют, – говорит Кассель и, усмехаясь, поворачивается ко мне. – Знаю, он твой дружбан и все такое, но лично я предпочел бы сыграть против вратаря «Йеля», чем против этой непрошибаемой стенки.

Кассель прав. Как противник, Каннинг – куда опаснее. Слабые места, которые были у него в прошлом? Их больше нет. Теперь он, блядь, настоящая рок-звезда. Неудивительно, что его вернули в основу.

И все же я не желаю Каннингу поражения. Я хочу увидеться с ним в финале. Я хочу увидеться с ним. Точка. И я по своему опыту знаю – если его команда сольется, то вряд ли он будет в настроении пересечься, провести вместе время, снова сойтись…

Отсосать друг дружке?

Я гоню эту мысль. Ничему меня, блядь, жизнь не учит? В последний раз, когда в уравнении возникло слово сосать, я потерял лучшего друга.

Забавно… Наверняка у любого человека есть какие-то слова, о которых он сожалеет. Нечаянно нанесенное оскорбление. Признание, которое хочется взять назад. Или… я не знаю, тупая шутка, которую стоило удержать при себе.

О каких словах сожалею я? «Давай посмотрим порнуху.»

Стоило мне произнести их, и все, точка невозврата оказалась пройдена, и я даже не могу свалить вину на спиртное, потому что от нескольких глотков мне пьяным идиотом не стать. Я знал, что я делаю. И во что вовлекаю Каннинга. Я собирался забрать награду, которую – вот ирония-то – выиграл он. Проклятая награда была его, но на самом деле в выигрыше оказался я. Потому что я хотел прикоснуться к нему сильней, чем сделать следующий вдох.

До сих пор помню шок на его лице, когда я запустил на ноуте порносайт. Выбрав первую попавшуюся скучную сцену – скучную для меня, – я поставил ноутбук на матрас, а сам с невозмутимым видом развалился на нижней койке.

Довольно долго Каннинг не двигался с места. Я напряженно ждал, что он сделает: сядет ко мне или залезет на верхнюю койку. Не поднимая глаз, я передал ему фляжку. Услышал, как он отхлебнул, проглотил на вздохе. А потом он припарковал свою задницу рядом со мной.

Несколько минут я не осмеливался взглянуть на него. Мы лежали на спине и, передавая друг другу фляжку, смотрели на экран, где два типа на пару развлекались с грудастой блондинкой.

– Как бы ты сравнил свою технику и ее? – Каннинг захихикал над собственной колкостью, его живот затрясся, хоть он и продолжал смотреть в ноутбук.