Текст книги "Обучение Элис Уэллс (ЛП)"

Автор книги: Сара Вульф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)

– Эй-эй-эй, даже не пытайся.

– Мне нужно домой, – категорично заявляю я и снова пробую встать. – А еще обработать раны, пока в них не попала инфекция.

– Я написал Тренту и Сету. Они подгонят пикап, окей?

С трудом все-таки поднимаюсь, но первый же шаг подтверждает мои худшие опасения – идти очень больно. Но домой нужно вернуться самой. Всхлипываю от боли, ноги подкашиваются. Раника тут же подхватывает меня, обняв за плечи, и мне в нос ударяет запах хвои и сигарет.

– Не нужна мне помощь твоих друзей, – цежу я сквозь зубы. – И твоя тоже. Возвращайся на свою вечеринку и просто оставь меня в покое.

– Ага, отличная идея. Оставить истекающую кровью девушку одну на обочине посреди ночи.

– Я вызову такси, так что можешь идти.

– Никак нет, принцесса, – качает головой Раник. – Я останусь здесь, пока не приедет машина.

Не успевает он договорить, как темноту прорезает свет фар, и возле нас останавливается огромный красный пикап. Из него выходят Трент и Сет и с беспокойством смотрят на нас. Меня это раздражает. Почему они тревожатся обо мне? Парни едва меня знают. Или они тревожатся о Ранике?

– Все в порядке? – первым делом спрашивает Трент.

Сет встает рядом со мной на колени и темными глазами осматривает раны под бронзовым светом уличного фонаря.

– Ты ничего не сможешь сделать, – недовольно ворчу я.

Сет одаривает меня кривой усмешкой.

– О, думаю, смогу. Я медик.

Медик. Может, я и не доверяю незнакомцам, но знаниям – да. И я позволяю Сету осторожно ощупать мою лодыжку.

– Перелома нет, – заключает он, – но растяжение – точно. Надо срочно поднять тебя и обработать эти царапины.

– Буду признательна, если вы просто подбросите меня до общежития. А дальше я сама.

Сет серьезно смотри на меня.

– Наша квартира гораздо ближе, а раны следует продезинфицировать как можно скорее. На них ведь камешки.

Я морщусь, когда снова пытаюсь встать, и Раник срывается:

– Хватит сопротивляться, принцесса! Просто позволь нам помочь!

– Не могу, – бормочу в ответ. – Я не могу тебе доверять.

– Нет, можешь! – кричит Раник, и его голос срывается, а в глазах мелькает боль. – Это ведь я, ради всего святого! Да, я не твой лучший друг, но и не незнакомец! Верно?

За его плечом Трент пялится на нас с очень странной гримасой на лице. Взгляд парня мечется между Раником и мной. Я ничего не отвечаю, и тогда Раник сжимает кулаки. В нем вспыхивает гнев, но он делает глубокий вдох и быстро успокаивается. Его голос становится низким и ровным.

– Я ведь хорошо помог тебе, принцесса. Все мои уроки принесли плоды, разве нет?

Нельзя отрицать очевидное. Киваю.

– Так, пожалуйста, если не доверяешь мне, поверь в то, чему научилась, – шепчет он. – Я всегда отвечаю за свои слова. Позволь Сету обработать твои раны у нас, и потом я сразу отвезу тебя домой.

– Прямо сразу? – уточняю я.

– Когда попросишь, – кивает он.

На меня внезапно накатывает усталость, и на сопротивление не остается сил.

– Ладно.

Сет садится за руль. Трент подходит ко мне, чтобы взять на руки, но Раник его опережает: осторожно подхватывает меня под ноги и спину и поднимает. После чего с удивительной силой и быстротой опускает на пассажирское сиденье пикапа. Мне даже почти становится жаль расставаться с приятным ощущением его твердой груди и гулким звуком сердцебиения. Я пристегиваюсь, и Трент с Раником запрыгивают в кузов. По дороге мы останавливаемся у входа в клуб и подбираем Миранду.

Я то отключаюсь, то прихожу в себя, боль становится невыносимой. Сет ведет машину молча, а разговоры в кузове мне не слышны – окно закрыто, но, может, оно и к лучшему. Трент выглядит злым, а Миранда удивленной. Лица Раника мне не видно, он сидит спиной к окну, но его губы шевелятся, а голова постоянно дергается.

Сет заезжает на парковку многоквартирной двухэтажки. Длинной, бледно-голубой и с решетчатыми дверьми. Раник торопится вперед: бегом поднимается по лестнице, открывает дверь квартиры номер двести пять и заходит внутрь. Трент пытается меня поднять, но я отмахиваюсь.

– Все в порядке, спасибо.

Я покачиваюсь, и Миранда, фыркнув, подставляет мне в помощь плечо.

– В порядке она, как же.

Подъем по лестнице – самое трудное, но мы кое-как преодолеваем ее и заходим в квартиру. Свет включен. С одной стороны находится старенькая, но хорошо оборудованная кухня. С другой – гостиная с двумя диванами, большим телевизором и парочкой игровых приставок. Все стены увешаны постерами с Арнольдом Шварценеггером, персонажами аниме и видеоигр. В углу сидит надувная кукла в гавайской рубашке, с нарисованными на лице внушительными усами и моноклем. При виде нее у меня вырывается смешок, и Миранда ухмыляется.

– Смотрю, ты заметила мистера Пибблза.

– У него есть имя?

– О да. Он наш домашний талисман.

Тут с отдышкой из комнаты выбегает Раник, держа в руках кучу одежды и бумаг.

– Сюда.

Комната маленькая, вся в темно-синем цвете и с неоновыми звездочками на потолке. Кровать простая, но большого размера. И заправлена небрежно, будто Раник только что накинул на нее клетчатый плед. Вдоль одной стены стоят коробки с одеждой и книгами. Из мебели еще только стул и стол с ноутбуком. Кругом висят винтажные киноафиши, а в углу лежит футляр от гитары. Окно выходит на дорогу, и через занавеску можно увидеть, как в ночи мерцают огни города. В воздухе пахнет хвоей и табаком.

Миранда помогает мне сесть на кровать, а Раник неуверенно застывает на пороге. Сет с аптечкой протискивается мимо него и щелкает языком.

– А теперь все вон. Освободите мне пространство для работы.

– Только не убей ее, – подмигивает Миранда, но он в ответ лишь закатывает глаза.

Раник уходит последним и закрывает дверь. Вскоре я слышу, как включается телевизор. Сет бережно прочищает мои царапины длинными, изящными пальцами, после чего наносит йод, и от болезненного жжения я прикусываю губу, но лишь на мгновение.

– Здорово тебе досталось, – говорит Сет.

Мой взгляд падает на постер с полуобнаженной женщиной на двери, и я морщу нос. Она темноволосая и пышногрудая – полная противоположность меня.

– Обычно я не теряю равновесие, – отвечаю я, оглядываясь вокруг в попытке выкинуть из головы эту женщину. – Меня отвлекли.

– Похоже, вы с Раником все время друг друга отвлекаете. Он весь вечер не сводил с тебя глаз.

– Поверь, он смотрел еще на кучу других девушек.

– Нет, не сегодня. Я знаю его всего четыре месяца, но уже могу определить, когда он увлечен только одной девушкой, – небрежно замечает Сет, обматывая бинтом мою ногу. Я помогаю ему завязать бинт, после чего он перевязывает мне руки. Снова осматривает мою лодыжку и вздыхает. – Ну, ее нельзя напрягать. Рекомендую голеностопный бандаж, он продается в любой аптеке.

– Спасибо за помощь, – благодарю я. – Но мне нужно ходить на занятия и по всяким делам. Все пешком, без этого никак.

– У тебя нет машины?

Я качаю головой, умалчивая правду. Мама не научила меня водить. Она мне не доверяла. Думала, я стану брать машину на вечеринки, там забеременею или подсяду на наркотики.

Сет вздыхает.

– Что ж, тогда постарайся ловить попутки или ездить на автобусе.

– Хорошо. – На меня вновь внезапно накатывает усталость, но в этот раз гораздо сильнее, и, несмотря на сопротивление, я все равно плюхаюсь на подушки. Сет закрывает аптечку и направляется к выходу, но я его окликаю: – Сет?

Он оборачивается.

– Да?

– Можешь… прошу, передай Ранику мои извинения за испорченный день рождения.

Сет ласково улыбается.

– Конечно.

Мои веки закрываются, и я отрубаюсь.

 

Глава седьмая

Раник

Трент включает телевизор, но это ни хрена не помогает развеять мертвую тишину в гостиной. А тут никогда не бывает тихо – по крайней мере, настолько. Всегда кто-то болтает, смеется или режется в громкие видеоигры.

Миранда постукивает ногой, а Трент с серьезным лицом смотрит телевизор.

– Скажи, кто она на самом деле? – впившись в меня взглядом, наконец спрашивает Миранда.

– Я же говорил: мой репетитор…

– Чушь собачья, – спокойно произносит Трент. – Мы слышали ваш разговор. Судя по всему, это ты учишь ее всякому, а не наоборот.

– Я… мы вместе работаем над проектом. Для универа.

– По какому предмету? – допытывается Трент.

– Ты ведь психанул! – вклинивается Миранда, не дав мне и шанса прикрыть свою ложь. – Увидел, как она танцует с Недом, устроил сцену и вытащил ее на улицу. Это твоя последняя пассия, да? Так и знала. Должно быть, она охрененно хороша в постели, раз заставила тебя ревновать.

– Нет! – Сжимаю кулаки. – Не говори о том, чего не понимаешь.

– Тогда помоги нам понять, Раник, – буркает Трент. – Кто она?

Смачно выругавшись, я откидываюсь на спинку дивана, затем снова наклоняюсь вперед и ерошу волосы. Голова раскалывается. Я ужасно переживаю за состояние Элис, но не могу пойти туда, рискуя ее разозлить. Мне был хорошо знаком ее взгляд – он отражал недоверие. Большинство людей всегда так смотрят на меня, но от нее его видеть больнее. И что теперь? Она больше никогда не будет мне доверять. И я, блин, это заслужил, нечего было вести себя как отмороженный мудак, дрочить на нее, фотографировать, возбуждаться, когда она просто хотела показать, чему научилась по моему же указанию.

Это карма. Я взбесился без причины из-за того, как она танцевала с Недом, погнался за ней и спровоцировал падение. Теперь Элис точно меня ненавидит.

Такой парень, как я, ей определенно никогда не понравится.

– Никому не скажете? – Указываю на Трента с Мирандой, и они кивают. – Потому что я вам доверяю.

– Клянусь, Раник, мы не проболтаемся, – заверяет Трент.

– Клянусь, – решительно кивает Миранда.

Вздыхаю.

– Элис влюблена в Тео Моррисона. Она попросила меня научить, как заполучить его. А взамен предложила делать мою домашку.

– В чувака с радио? – Миранда морщит нос. – Который похож на Кена?

Я мрачно усмехаюсь.

– Единственного и неповторимого.

– Так ты учил ее… чему именно? – интересуется Трент.

Пожимаю плечами.

– Она полный ноль в отношениях, так что в основном элементарным вещам: как держаться за руки, какие трусики носить. Тому, что должна знать каждая девушка, но она почему-то не в курсе. Будто никто не наставлял ее.

– Скорее у нее на это не было времени, – бормочет Миранда. – Я постоянно вижу ее в библиотеке. Словно она живет там или типа того. Наверняка и в школе она была такой же.

– А сегодня? – спрашивает Трент.

Снова вздыхаю.

– Я учил ее танцевать. Точнее это делала Барбара.

– А затем ты взбесился, – весело заключает Миранда.

– Я не знаю, что на меня нашло, – огрызаюсь в ответ. – Так что отвяньте, окей? Наверное, я перебрал с выпивкой.

Рассмеявшись, Миранда встает и идет на кухню за стаканом воды. Трент смотрит на меня и качает головой.

– Выпивка тут ни при чем, Раник.

– И что это еще значит?

– Да так, ничего особенного. Просто я видел твое лицо, когда мы подъехали… Не помню, чтобы ты когда-либо так переживал за девчонку.

– Ни черта я не переживаю! – Откидываюсь назад, кладу руки на диван и вытягиваю ноги. – Разве я выгляжу страшно обеспокоенным?

С секунду Трент молча смотрит на меня, а затем снова переключает внимание на телевизор. Миранда открывает упаковку с чипсами и громко жует, копаясь в холодильнике. Когда из моей комнаты выходит Сет и со щелчком закрывает дверь, я тут же вскакиваю и, перепрыгнув через спинку дивана, подбегаю к нему.

– Ну? – спрашиваю.

Лицо у него серьезное, но с намеком на улыбку.

– Она отключилась. Но просила передать свои извинения за испорченный день рождения.

– Она… она ничего не испортила, – сквозь зубы цежу я.

Сет смеется.

– Скажешь это утром, а сейчас ей нужно отдохнуть.

– Могу достать надувной матрас, – предлагает мне Трент.

– Не надо, все нормально. Мне и диван сойдет.

– Ты ненавидишь этот диван.

– Я сказал, что все нормально, ясно?

Трент уступчиво вскидывает руки, затем выключает телевизор и тащится в свою комнату.

– Конечно, будь по-твоему. Доброй ночи.

– Споки-ноки! – щебечет Миранда, проскакивая мимо с шоколадным молоком.

Сет следует за ней в комнату, по дороге похлопывая меня по плечу.

– С ней все будет в порядке, Раник. Постарайся поспать.

Я вспыхиваю.

– Будто это меня волнует!

Сет посмеивается в ответ и закрывает к себе дверь. В гостиной темно, тихо и, слава милостивому Иисусу, пусто. Я прибираю бардак после Миранды, достаю из шкафа одеяло, выключаю лампу и заваливаюсь на диван. Он слишком маленький, пружины впиваются мне в спину, но ничего. Оно того стоит, если Элис хорошенько выспится в моей кровати.

В моей кровати. Элис лежит в ней. Вот гадство, даже сейчас, зная, что она меня ненавидит и серьезно ранена, я не могу совладать со своим членом. Он оживает при мысли об Элис в моей постели, о ее волосах на моей подушке и ногах на простынях. Хватит, черт тебя подери! Она сильно ушиблась!

А так уж ли сильно на самом-то деле?

Застонав, переворачиваюсь. Мне давно не пятнадцать. У меня была куча женщин, уже даже не счесть. Тридцать пять? Тридцать семь? В начале года я еще вел счет, но быстро сбился, когда чуть ли не каждая девчонка в универе возомнила, что ей нравятся татуировки и парни с кривыми и дерзкими ухмылками. Я ведь не подросток, опытный уже, поэтому должен лучше контролировать стояк. Но вот он я, возбужден до предела из-за единственной девушки, которую никогда не заполучу и которая спит паре метров от меня в моей же кровати.

Борюсь с искушением подкрасться на цыпочках и поглядеть на нее. Я уже достаточно накосячил. Нужно измениться к лучшему. Сдать назад и остыть. Стать более похожим на нее – деловым, профессиональным и отстраненным. Будучи собой, я все порчу, причиняя ей боль и разрушая шанс даже на дружбу. Потому следует держаться холоднее. Мне это по силам. Так я обычно вел – и веду – себя с любой другой девушкой. Не так уж и сложно. Просто надо сосредоточиться.

Представить, как Элис танцует, покачивая своими сексуальными бедрами, как плавно извивается, потакая моим желаниям, чтобы она так же извивалась на…

Тру лицо и выругиваюсь в кулак. Это уже смешно. Почему я так зациклился на единственной девчонке? Она одна из многих. Просто… Достаю телефон и вдруг залипаю на фотке из кафе. Элис не одна из многих. Она особенная. На снимке ее улыбка такая счастливая. Почти такая же, как сегодня во время танца. Я опрометчиво решил, что это Нед вызвал у нее такую улыбку, но затем она сказала, что танцевала для меня, и все прояснилось. Она улыбалась не потому, что к ней лип какой-то слизняк, а потому что гордилась. Своей быстрой обучаемостью. И хотела, чтобы я тоже ею гордился. А я своим дурацким поведением все запорол.

Я все еще помню, как ощущался изгиб ее бедер, звук ее дыхания, цветочный запах волос. Снова застонав, натягиваю одеяло на голову. Я теряю самообладание, сам не знаю, почему. Элис всегда такая грустная, но, когда улыбается вот так, я совсем слетаю с катушек.

Я должен стать лучше. Холоднее. Ради Элис и ее обучения. Иначе никак. Нужно стать первоклассным учителем, чтобы однажды она заполучила парня, которого на самом деле любит.

Нужно держать свои эмоции под контролем, чтобы она могла быть счастлива.

***

Элис

Я с трудом продираю глаза и сразу же чувствую запах хвои. Лучи утреннего солнца заливают светом клетчатый плед. Плед? Не мое фиолетовое одеяло? Где я? Чья это кровать? Сердце переворачивается, когда я понимаю, что впервые проснулась в чужой постели. Но стоит оглядеться вокруг, как в голове всплывает прошлый вечер. И сердце уже замирает. Я у Раника. Постер с полуобнаженной женщиной на двери напоминает о том, как много девушек побывало в этой постели. И все же комната у него удивительно простая и опрятная. Личных вещей немного: гитара да книги. А на письменном столе стоит одна-единственная фотография в стеклянной рамке. Фотография красивой, утонченной, улыбающейся темноволосой женщины, которая держит на руках малыша с таким же цветом волос. Раник и его мама?

Нет, все это неправильно. Меня не должно быть здесь.

Сбросив плед, резко встаю, но тут же вздрагиваю. Каждая царапина болезненно пульсирует, а бинты на руках и бедрах стали бледно-красными. На мне до сих пор черное платье, которое одолжила Шарлотта, а клатч лежит на тумбочке у кровати. На телефоне полно смс от подруги, и я быстренько отвечаю ей, что в порядке и скоро буду дома. Затем отключаю его, чтобы сохранить заряд батареи, и ковыляю к двери, но там сталкиваюсь с Раником с подносом еды в руках.

– О, доброе утро, принцесса! – улыбается он. – Знаю, как ты любишь завтраки, а подзаправиться тебе не помешает. Потеря крови и все такое.

Я пячусь назад, глядя, как он ставит на кровать поднос с апельсиновым соком, тостом с корицей, сахаром и маслом и ломтиками груши с клубникой, которые украшены сверху базиликом.

– Не хочешь – не ешь, – быстро добавляет он и позвякивает ключами от машины. – Могу отвезти тебя прямо сейчас. О, ну, возможно, ты хотя бы выпьешь обезболивающее. – Он указывает на две таблетки адвила рядом с апельсиновым соком.

Я украдкой поглядываю на тост с корицей.

– Ты что, сделал… это улыбающееся рожица из сахара?

– А-а, заметила? Мама всегда говорила, что счастливая еда радует желудок, – с легким смешком, скрывающим мимолетное напряжение в голосе, отвечает Раник.

– Что с ней произошло? – осторожно спрашиваю я. – Если не секрет.

Раник переводит золотисто-зеленые глаза на стеклянную рамку с фотографией у меня за спиной и плотно сжимает губы.

– Однажды она ушла в лес за трейлерным парком и не вернулась.

Я молчу, и Раник с горечью усмехается.

– Ха, вообще-то, не совсем так. Она вернулась. В мешке для трупов.

– О, господи, мне так жаль.

– Да все нормально, это было давно. Ешь. И, э-э, если в платье неудобно, вот сменная одежда. Это вещи Миранды. Она сказала, ты можешь вернуть их в универе. А душ сразу напротив комнаты. Вдруг захочешь принять. – Он указывает на футболку с черепом, черные джинсовые шорты и шлепанцы на краю кровати и спешит к двери. – Я подожду тебя в гостиной, не торопись.

– Раник… – окликаю его, и он оборачивается. – Я тебе очень благодарна. Спасибо.

В его глазах загорается озорной огонек.

– Благодарна, принцесса? За что? Думаешь, это просто так? Все это один большой урок утреннего этикета после ночи с парнем.

– Разве не я тогда должна готовить тебе завтрак?

– Ни в коем случае. Парень всегда готовит для спутницы. А если кто-то захочет, чтобы это сделала ты после того, как оказала честь разделить с ним постель, то он неблагодарный ленивый говнюк. Сразу бросай его.

– А если я сама захочу приготовить ему завтрак?

Раник улыбается.

– Тогда он везучий сукин сын.

И на этом он уходит. Я подумываю пойти за ним и попросить отвезти меня сразу, но в животе вдруг начинает громко-громко урчать. Все-таки сажусь на кровать и не спеша ем тост, мысленно посмеиваясь над улыбающейся рожицей из сахара. Знаменитый маунтфордский плейбой делает тосты с улыбающимися рожицами. Кому скажи – не поверят. Выпиваю обезболивающее и съедаю пару долек клубники. Раник все так красиво разложил, выглядит почти как на фото в журнале. Должно быть, он потратил на это много времени.

Я прижимаю сменную одежду к груди. Мое платье пропиталось потом, и теперь у меня все зудит, не могу больше в нем находиться. Выглядываю в коридор. Похоже, кроме Раника, в квартире никого нет. Сам он сидит на диване и переписывается с кем-то по телефону. Я негромко покашливаю, и Раник тут же вскакивает.

– Готова? – спрашивает он.

– Я… мне бы хотелось сначала принять душ, – отвечаю ему. – Если можно.

– О. – Его щеки слегка краснеют. – Конечно, не торопись. Или нет. Черт! Я… – Он нервно смеется и потирает лицо. – Не знаю, я опять проявляю симпатию или нет. Извини. Не хотел.

– Все нормально, – вношу ясность я. – Это ведь всего лишь урок, верно? Так что это допустимо.

Раник мигом оживляется.

– Понял.

Я в темпе ухожу в ванную и закрываюсь. Тут куча косметики Миранды и расчесок Сета. На двери висит прозрачный пластиковый пакетик с многочисленными серебряными кольцами Раника. На вешалке под огромным полотенцем Трента не видно остальных. Покопавшись в шкафчике, нахожу чистое. После чего с тихим шипением снимаю бинты. Раны затянулись, но корочки еще влажные и мягкие.

Теплая вода нереально бодрит, смывая грязь, запах дыма и блестки с прошлой ночи. Я осторожно выдавливаю чей-то шампунь на ладонь и мою голову. Одежда Миранды приходится мне по размеру, хоть и слегка тесновата. Замотав назад раны, я кое-как сушу волосы и выхожу.

Раник снова резко вскакивает, но уже с ключами в руках.

– Готова?

– Все нормально, не стоит так подрываться. Я пока не хочу уходить.

– Я обещал. – Он упрямо сжимает губы. – Вчера я пообещал отвезти тебя домой сразу же, как проснешься, поэтому…

– Да, помню. Спасибо, что учитываешь мои желания, но мне бы хотелось сначала закончить завтрак.

Я приношу из комнаты поднос с едой и ставлю его на кофейный столик между нами. Пока Раник увлеченно переписывается с кем-то по телефону, я пожевываю грушу и попиваю апельсиновый сок. На секунду он замирает, втягивая носом воздух, затем слегка краснеет и печатает ответ.

– Что-то случилось? – спрашиваю я.

Раник, вдруг нахмурившись, качает головой.

– Да нет, ерунда. Кстати, пока ты здесь, можем продолжить урок.

– И что нам осталось?

– Разговорчики в кровати.

Я заламываю бровь. Раник прочищает горло.

– Обычно их ведут, как только проснулись, до завтрака и душа, но будем работать с тем, что есть…

Я встаю и шагаю в его комнату, но потом замечаю, что он не идет за мной, и выглядываю из-за угла.

– Ты идешь?

– Куда? – сдавленно произносит Раник, хоть и заметно старается контролировать голос.

– Аутентичное обучение предполагает создание ситуации, близкой к реальной. Так что для этого урока мы можем как минимум прилечь.

Я захожу в комнату и устраиваюсь на правой стороне кровати. Спустя секунду появляется Раник с видом нашкодившего ребенка, которого в любой момент могут отчитать.

– Ты уверена, принцесса? – присев на краешек с левой стороны, спрашивает он.

Я смотрю на него.

– Ну конечно. Ты мой учитель или как?

– Вчера ты сказала, что не доверяешь мне.

– Я сильно ушиблась, – поясняю я. – И была зла.

– И все же ты так сказала.

– Есть у меня привычка иногда говорить всякие гадости. Мне жаль. Надеюсь, ты сможешь меня простить. Ты прекрасный учитель, и мне бы хотелось продолжить обучение.

Он заливается смехом, и у него под глазами собираются морщинки.

– Ты говоришь так чопорно. Я словно общаюсь с человеком из прошлого века или типа того.

Я вздрагиваю, и краска стыда заливает мои щеки.

– Извини, я…

– Эй, – успокаивающе произносит он и наконец ложится. – Это не плохо, не надо извиняться. Просто… по-другому. В хорошем смысле.

– Другие парни не разделяют твоих взглядов.

– Ага, ну что ж, тогда они идиоты.

– Тео это тоже не раздражает, – улыбаюсь я. – В этом плане он относится ко мне очень лояльно.

– Правда? Это хорошо.

Я переворачиваюсь на живот и смотрю Ранику в глаза. Он так близко, его рука касается моей талии, а грудь при дыхании заметно вздымается и опускается.

– Ну что, давай начнем, учитель.

Раник долго молчит, но затем тяжело вздыхает и тоже переворачивается на живот.

– Как понимаешь, постельные разговорчики происходят после секса.

– Ну разумеется, – поддакиваю я.

– В основном это пустая болтовня, например, о детстве или о работе. Ну, Тео, скорее всего, будет говорить об этом. Стандартная практика для типичного белого парня.

– А о чем бы ты говорил?

Раник сверкает своей очаровательной кривой улыбкой.

– С тобой? Блин, о чем-нибудь веселом. Что бы тебя рассмешило. Вроде моего приключения с попугаем, случая со стремянкой или истории о старике с семью сотнями ямса.

– Семью сотнями? – округлив глаза, переспросила я.

– О да. Они с женой сложили все в грузовик, чтобы продать на ближайшем фермерском рынке, и он уехал. Продав весь ямс, он на радостях помчался домой рассказать об этом жене. Но, обыскав кругом, так ее и не нашел.

Меня охватывает негодование. Раник наклоняется ближе, и я чувствую запах его лосьона после бритья, вижу в пылающих глазах крошечные золотистые крапинки, похожие на звездную пыль.

– Он вызвал полицию, и они объявили ее в розыск. Шли месяцы, и однажды она просто появилась на пороге.

– Что?

– Да! И старик говорит: «Дорогая, ты где была?» А жена ему: «Ты закопал меня в ямсе при погрузке! А затем продал Доку Грейсону на рынке, идиот!» Тогда он спрашивает: «Почему ты не вернулась раньше?» Она в ответ: «Мне пришлось ждать, пока он сперва израсходует весь мешок ямса, старый дурень!»

Раник лопается от смеха. История не смешная и, очевидно, понятна только тем, кто жил в деревне, но его реакция до нелепости заразительна, так что я тоже начинаю хихикать.

– Значит, люди просто… травят анекдоты после секса? – спрашиваю я, когда мы оба успокаиваемся.

Раник пожимает плечами.

– У меня все не так. На разговоры обычно нет времени. Девушки либо быстро сбегают, либо выгоняют меня.

– Я слышала совершенно другое, – признаюсь я. – Говорят, ты их выгоняешь. Под дождь.

Он удивляется.

– Что? Чушь собачья! Я никогда никого не выгонял из своей постели, тем более под дождь. Клянусь. Спроси Трента или других ребят. Я бы ни за что так не поступил.

Заглядываю ему в глаза и понимаю, что он не врет.

– Слухи – зло, – подвожу итог я.

– Те, что о тебе, тоже не очень хорошие.

– О, правда? Поделись.

– Они не стоят того, чтобы их повторять, – недовольно бормочет он. – К тому же на самом деле никто в них не верит.

– Почему?

– Потому что никто тебя не знает. Слухи – это полуправда, понимаешь? Их обычно распускают люди, которые тебя знают и хотят навредить. С тобой никто близко не дружит – черт, да даже не враждует, – поэтому сложно придумать толковый слух, чтобы сыграть себе на руку.

– У меня есть подруга, Шарлотта, – возражаю я. – Но она бы никогда не стала сплетничать обо мне.

– Шарлотта? Девушка с кудряшками?

– Да. Мы знакомы со школы.

– Мы с Трентом знакомы с детского сада, – кивает Раник. – Хорошо иметь надежного друга детства. Это значит, что ты не робот.

Я хмурюсь, и он тут же идет на попятную.

– Черт, прости, принцесса. Забыл, что тебе не нравится это прозвище.

Я опускаю взгляд на подушку, на ней уже образовались мокрые пятна от моих волос.

– Меня так называли одноклассники, – не спеша произношу я. – Ты говоришь, как робот. Почему бы тебе не спросить у роботессы? Возьми в команду роботессу, она сделает всю работу. Она бесчувственная, как робот. Бессердечный робот. Стервозная роботесса. – Улыбаюсь Ранику. – Наверное, в каком-то смысле они были правы.

– В каком это? Все это полная хрень. Они просто завидовали твоему уму и выдержке. Ты не бесчувственная и не бессердечная.

– Я плохо к тебе относилась.

Он вздергивает плечами.

– Мне хватает любезностей от других девушек.

От этих слов у меня почему-то сводит желудок, но я нахожу силы продолжить разговор.

– Ты пытался обучить меня, а я все воспринимала в штыки. Наверное, тяжело работать с таким учеником. Думаю, мне просто страшно. Я боюсь, что не справлюсь с обучением и облажаюсь. Боюсь, что упущу единственный шанс быть с Тео, вот и срывалась на тебе. Прости, пожалуйста.

– Я тоже должен извиниться. – Он ерошит свои темные волосы. – За прошлую ночь. Не следовало утаскивать тебя с танцпола вот так. Это было не по-джентельменски.

– Значит, обычно ты стараешься вести себя как джентльмен? – ухмыляюсь я.

– Конечно! Может, я и задиристый болван, но уж точно не мудак. Ненавижу мудаков.

– Ты им и не был. Мне понравилось тусоваться с твоими друзьями в том клубе. – Мое сердце пропускает удар, и лицо заливается краской. – И понравилось танцевать с тобой…

Я поворачиваюсь к Ранику, и внезапно он приникает к моим губам в поцелуе. Робком и легком как перышко – моем самом первом. Глаза сами по себе закрываются. Раник накрывает мою щеку шершавой ладонью и большим пальцем поглаживает подбородок. Он такой нежный. Меня пронзает незнакомое чувство, словно удар тока от катушки Теслы, и стрелой спускается по позвоночнику. Но длится это всего секунду, потому что Раник быстро отстраняется.

– У-урок, – облизнув губы, сдавленно произносит он. – Это был урок. Черт, я даже не… Проклятье!

Раник закрывает лицо руками и весь напрягается от ярости.

– В чем дело? Неужели я настолько плоха? – спрашиваю его.

Он смотрит на меня сквозь пальцы, в его золотисто-зеленых глазах столько стыда.

– Нет-нет, ты была великолепна! Черт, э-э, просто… это ведь был твой первый поцелуй. И я его украл. Наверняка ты хотела, чтобы на моем месте был Тео. Прости. Мне ужасно жаль, я ни фига не подумал. Взял и сделал. Я никогда не думаю, прежде чем что-то сделать, и в итоге вечно все порчу!

Он садится и бьет кулаком по подушке.

– Не кори себя, – кладу руку ему на плечо. – Я не придаю особого значения первому поцелую. Мне всегда казалось странным, что другие девушки так на нем зациклены. К тому же я бы предпочла быть опытной, когда поцелую Тео. Лучше произвести на него впечатление, чем подарить неловкий первый поцелуй.

Стыд в его глазах потихоньку рассеивается, как темная туча над головой. Раник с серьезным лицом распрямляет плечи и вытягивается на кровати. Руки и ноги у него длинные, как у лежащего льва. Татуировки скручиваются и изгибаются на напряженных мышцах.

– Верно. Так, значит, поцелуи. Это у нас был легкий поцелуй, не дружеский. Друзья целуются в щеки, – он быстро чмокает меня в щеку для наглядности, – но и не страстный. Скорее, что-то между. Назовем его «поцелуй парочки».

– Было приятно, – улыбаюсь я.

Раник вспыхивает, но силой воли держит марку.

– Я рад. Боялся, что ты меня за это возненавидишь.

– Глупо ненавидеть тебя за уроки, – прагматично отвечаю я. – Ты меня обучаешь, а практика – отличный способ усвоить материал.

– Значит, я могу поцеловать тебя снова – прямо сейчас, – и ты не станешь возражать?

– Да. Пока будешь инструктировать.

Его ухмылка вдруг становится хитрой, буквально дьявольской. Раник медленно наклоняется, глядя на мои губы, и замирает в паре сантиметров от них. Я могу сосчитать каждую темную ресничку, каждую мимическую морщинку на его лице. Дыхание у него мятное и горячее, а шея ужасно сексуально напряжена. Он приоткрывает губы, и я резко подаюсь вперед. Раник тут же отстраняется и тихонько посмеивается.

– Так не пойдет, принцесса. Сбавь обороты. Тео может все неправильно понять и решить, что ты готова к большему.

Раник чуть придвигается ко мне. Он так близко, но в то же время так далеко. Я хмурюсь и нервно ерзаю, сгорая от желания снова ощутить тот магический разряд, вызванный поцелуем.

– О, ты такая милая, когда дуешься, – лишь громче смеется Раник.

У меня в голове слово «милая» производит эффект разорвавшейся бомбы. Милая? Еще никто меня так не называл – открыто и честно. Стервозной – да. Высокомерной – да. Фригидной – а как же. Милой? Никогда. Но Раник произнес это так искренне. Я быстро подаюсь вперед и, пока он не успел отстраниться, неопытно его целую. Задеваю зубами его нижнюю губу и уже думаю, что Раник в недовольстве остановит меня, но вместо этого слышу громкий стон. Это придает мне уверенности, и я кусаю чуть сильнее. Раник рычит в ответ и усиливает напор, с жаром и страстью лаская мои губы, затем проталкивает язык в рот и с пылом изучает каждый его уголок.