Текст книги "Обучение Элис Уэллс (ЛП)"

Автор книги: Сара Вульф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)

– Тебя? Или мужчин в целом?

Мое лицо горит. И это просто смешно, что я так сильно смущен. Раник Мейсон, блин, никогда не смущается, так что я просто игнорирую эту реакцию.

– Черт, принцесса, я не могу говорить за каждого скользкого чувака. Я просто рассказываю тебе общие вещи о парнях.

– Но тебе больше всего нравятся звуки.

Больше всего мне нравишься ты. Но пока рядом Тео, ты на меня никогда не посмотришь. И мне придется жить с этой дерьмовой, вырывающей сердце херней до конца моей никчемной жизни.

– Да, мне нравятся звуки. Блин, ну подай на меня за это в суд.

– Я не стану. Подавать на тебя в суд. У тебя нет денег, – ухмыляется она.

– Слушай, суть в том… черт, короче, ты должна получить столько же наслаждения, сколько доставишь, прикасаясь к члену, окей? Если Тео чего-то стоит, если ты ему дорога, то он возбудится, как сумасшедший, лишь увидев, как тебе классно.

Она вся становится розовой. Наверное, представляет Тео со стояком и становится мокрой. Пытаюсь избавиться от давления на ширинку. Не совсем подходящее время, приятель. Она даже не думает о тебе.

Она думала этим утром, – отвечает мой член. Просто посмотри на нее. Какая она горячая, взволнованная и роскошная.

Я знаю, что она такая, придурок. Но ей нужны не мы.

Встаю и натягиваю футболку.

– Ну что, на сегодня все. Мне пора в универ.

– Х-хорошо, – говорит она, чуть задыхаясь. – Мне тоже.

Я должен уйти, просто уйти, прямо сейчас, но я оборачиваюсь, и от увиденного у меня чуть не останавливается сердце. Ее золотистые волосы выбились из пучка, и растрепанные завитки обрамляют ее покрасневшие щеки. Местечко под шеей, которое я целовал, все еще красное, влажное. Бедра под одеялом плотно прижаты друг к другу, а джинсовые шорты еще расстегнуты. Мне виден кусочек ее трусиков – розовых с ленточками по бокам. Тех, что я выбрал для нее.

Тех, что мы выбрали вместе.

Весь контроль, который я имел над своим членом, вылетает в трубу, потому что это я туда его вышвырнул. В мгновение ока я снова склоняюсь над ней. Потому что она мне нужна. По-настоящему. Она нужна мне, нужна…

Элис смущенно глядит на меня, вновь ерзая бедрами.

– Я… я привыкла делать это сама, – начинает она. – Но я… я думаю, что будет полезно… узнать, каково это, когда кто-то другой… делает это тебе.

– Ты уверена? – хрипло спрашиваю я.

– Да, – кивает она. – Пожалуйста.

Другого разрешения мне и не нужно. Я целую ее, крепко и быстро, и она с тихим стоном берет меня за руку и толкает ее в свои шорты. Я чувствую ее жар, мягкость тонкого шелка, очертания ее складок. Там она маленькая, аккуратная, а ее трусики такие чертовски милые, что я еле удерживаюсь от того, чтобы не встать на колени и не осыпать ее поцелуями ниже талии.

Пробно давлю на ее холмик, и она издает легкий вздох. Мои пальцы движутся по кругу, отчаянно пытаясь найти ее самые чувствительные точки. Отчаянно? Это я о себе? Проклятье. С другими девчонками я никогда не теряю самоконтроль. Так почему же сейчас я лезу из кожи вон, чтобы доставить ей удовольствие? Чтобы произвести на нее впечатление? Или потому что этот момент – мой единственный шанс сделать ей хорошо? Или потому что она – все, чего я хочу, но никогда не смогу получить?

Или же потому что я…

Дыхание Элис становится тяжелым, и вырвавшийся у нее обрывистый стон предупреждает, что скоро мне выпадет джекпот. Я выдыхаю, зарывшись лицом в ее шею, ласкаю ее с легким нажимом. Запах сливок и роз одурманивает меня, сладкие стоны пьянят. Еще. Я хочу, чтобы она стонала чаще, громче, быстрее. Хочу, чтобы она потеряла контроль, чтобы кончила под моей рукой. Хочу видеть ее лицо, когда удовольствие опалит ее изнутри.

А еще я хочу, чтобы она знала безо всяких сомнений, что я люблю ее.

Бедра Элис сжимаются, и я перемещаюсь ниже, позволяя влаге внутри ее трусиков направлять меня.

– А внутри? – бормочу я. – Там ты что-нибудь делаешь?

– И-иногда, – выдыхает она. – Но… а-ах!

Мой палец легко входит внутрь. Там она гладкая и горячая, текстура хоть и знакомая, но совершенно другая.

– Но что? – мягко спрашиваю ее. Она извивается, ее голубые глаза подернуты дымкой.

– Не хочу, чтобы ты д-делал то… то, что не хочешь…

Гортанно смеюсь, будто счастливый лев.

– Поверь мне, принцесса, – шепчу, – я очень давно хочу это сделать.

Говорить ей такое неправильно, очень неправильно, но она, кажется, больше не обращает внимания на мою болтовню, и я дико этому рад. Я продвигаюсь глубже, и ее голова откидывается назад, обнажая бледную шею. Наклоняюсь и медленно целую ее, пока пальцем то выхожу, то погружаюсь еще глубже. Она вознаграждает меня стоном, громким и восхитительно удивленным, и я усмехаюсь ей в горло. Для большего эффекта сгибаю палец крючком, и она, дернувшись, ахает. Потом, широко распахнув глаза, смотрит вниз.

– Ч-что это было… – Я повторяю маневр – только сильнее, и она со стоном выгибает спину. – Раник…

– Ты должна знать, ботанка. – Склоняюсь к ее уху. – Там точка G. У тебя точно пятерка по биологии?

Она хмурится, собираясь заспорить, но я обхватываю губами мочку ее уха и нежно прикусываю ее, вворачиваясь еще глубже внутрь, и вся ее хмурость тут же превращается в шок. Ее тело дрожит, сообщая мне все, что надо. Ей нужно больше: еще один толчок, еще один палец. Моя рука полностью влажная, и вся комната пропитана запахом – полностью женским, полностью ее. Я становлюсь настолько болезненно твердым, что джинсы уже дерьмово справляются с задачей сокрытия улик.

Смотрю на ее черный лифчик – он самый обычный, его легко будет снять. И призываю все свою силу воли, чтобы не тронуть его и не позволить ее грудям выпасть наружу. Чтобы не раздвинуть ее ноги и не попробовать ее там на вкус. Не расстегнуть молнию на джинсах и не выпустить член на свободу. Хочу втираться в нее, но запрещаю себе. Горю желанием сделать гораздо больше, но ласки пальцами – это все, что она мне позволит. И это больше, чем я, черт возьми, заслуживаю.

– О-о, – выдыхает она. Ее веки трепещут, когда я подвожу ее к краю. – Раник!

Мое имя на ее опьяненных страстью губах – одурманивающий звук, от которого мои бедра без разрешения дергаются. Чтобы отвлечься от неистового желания раздеть ее прямо сейчас и проскользнуть внутрь, я зарываюсь лицом в ее шею. Мягко прикусываю нежную плоть, чувствуя ее судороги вокруг своих пальцев. Она задыхается, и все внутри нее в этот момент восхитительно напрягается. Стонет, и сладкий, протяжный, высокий звук заполняет собой все пространство.

Я отстраняюсь и смотрю на ее лицо – покрасневшее и сонное, удовлетворенное и восторженное. Оно такое из-за омывающего ее удовольствия, которое постепенно сходит на нет. Она больше не выглядит грустной, это уж точно. Но это не навсегда.

Пока она приходит в себя, я продолжаю играть с ней снаружи, лениво потираю и смотрю, как она вздрагивает. С нею здорово, правда здорово. Я никогда таких не встречал. Медленно-медленно ее дыхание начинает выравниваться. А я впервые осознаю, что все это время задыхалась не только она, но и я.

Ее голубые глаза встречаются с моими, и я внезапно осознаю, как, черт побери, мы сейчас выглядим: моя рука глубоко в ее трусиках, и она, распластанная, лежит у меня на постели. Немедленно отстраняюсь, откашливаюсь и поднимаюсь с кровати.

– Мне надо… короче, мне правда надо идти. Надеюсь, э-э, надеюсь, урок был полезным. Ну, ты же знаешь, мы здесь, чтобы помочь тебе всему научиться.

Элис смеется, словно вдруг хрустальные колокольчики начинают звенеть. Затем она медленно поднимается, находит свою рубашку и поправляет ужасно горячие короткие шорты.

– А как же ты? – спрашивает она.

– А что я?

– Не прикидывайся дурачком. Я все вижу, несмотря на штаны.

Мой член дергается, отчаянно нуждаясь в ее внимании. Я вспоминаю наш урок дрочки, прикосновение ее языка… Я хочу, чтобы она закончила начатое тогда, хочу оказаться в ней больше, чем она когда-либо узнает.

– Это не входит в сделку, – говорю и мысленно пинаю себя, как только эти слова срываются с моего языка. – Моя проблема. Сам разберусь.

Выхожу из комнаты. Мои ноги тяжелые, как свинец. Все внутри призывает вернуться и разрешить ей сделать со мной все, что она пожелает. Но я знаю: это чертовски опасная дорога. Если я это сделаю, пути назад больше не будет. И потом я, вероятно, пожалею об этом. Как и она. Иначе и быть не может, ведь Элис – проклятая Ледяная принцесса, отличница с безупречным будущим, а я – днищенский отброс этого универа. Подобная хрень просто не совместима.

– Раник… – начинает Элис.

– Слушай, насчет ярмарки, скинь мне время и все подробности. А я тебя там встречу, окей?

И я закрываю за собой дверь.

Смущенный, но отчасти удовлетворенный собой, еду в универ. И качаю по пути головой.

Я не Тео. Это он должен был проделывать с Элис все эти штуки, не я. С ним ей бы понравилось больше.

Но я, словно жалкий, изголодавшийся нищий, всю неделю снова и снова вспоминаю то утро с Элис. Пытаюсь выбросить из головы ее запах, ощущение ее тела в руках, но потом замечаю ее в коридоре, вижу светлые волосы или чарующую улыбку, когда она смотрит на Тео… и вновь превращаюсь в чертову безнадежную катастрофу. Но припадаю к источнику воспоминаний опять, хоть это больше и не она, не ее руки или улыбка. Я знаю, что всегда буду томиться от жажды, ведь не меня она будет целовать, не со мной будет проводить время, есть и учиться. Не меня она будет держать за руку и не мне рассказывать о своих мечтах. Не мое лицо она будет гладить, лежа в постели. Не мне она отдаст свой первый раз. И не меня она будет любить.

 

Глава десятая

Элис

Шарлотта в тринадцатый раз пытается ударить меня подушкой.

– Не могу поверить, что ты до сих пор от меня что-то скрываешь! – визжит она, улыбаясь. – Спрашиваю тебя в последний раз, и если ты и сейчас не ответишь, расплата будет суровой. Итак, где ты провела ночь с пятницы на субботу?

– У друга, – хихикаю я, и это настолько нехарактерно для меня, что Шарлотта приходит в шок.

– Ты… Я так и знала! Это розовое сияние, то, как ты счастлива в последнее время… – Шарлотта ахает. – Да ты перепихнулась! О мой бог! Почему ты не сказала мне, что у тебя был секс с Тео?

Я вздрагиваю.

– Ничего не было. Клянусь!

– Конечно, конечно, – смеется Шарлотта. – Как скажешь. – Помолчав, она закидывает мне руки на шею и крепко обнимает. – Боже мой, поздравляю, Эл! Я так за тебя рада! Давно пора, черт возьми! Ты красотка, и я надеюсь, что вы очень счастливы.

– Шарлотта, остановись, – хмурюсь я. – Правда ничего не было.

– Нет, что-то было, – настаивает она.

– Ну хорошо, кое-что и правда случилось. Но это не то, что ты думаешь.

– Ладно, ладно! Не говори, если не хочешь. Но я все равно за тебя рада. Серьезно. Тео – самый везучий парень на свете.

Я не поправляю ее. Неведение лучше правды. Шарлотта встает и потягивается.

– Ты еще собираешься пригласить Раника на ярмарку?

– Уже пригласила.

– Что ж, по ходу тут уже ничего не поделаешь. Но когда ты расскажешь всем, что встречаешься с Тео?

– Я не…

– Ой, подожди, не говори мне. Пусть это будет сюрпризом, – смеется она.

Раздается стук в дверь, и Шарлотта вскакивает.

– Наверное, это Нейт, – подмигивает она. – Мы идем ужинать в «Маленький Ромео». Если хочешь, присоединяйся.

Улыбаясь, она открывает дверь, но встречается лицом к лицу не с Нейтом, а моей мамой. Мамины светлые волосы собраны в строгий пучок. Лицо напряжено, но на нем почти нет морщинок. Она была бы красивой, если б не выглядела настолько суровой. Безупречный синий костюм, что надет на ней, как всегда идеален.

Ее голубые глаза мгновенно находят меня.

– Элис, – говорит мама. – Вот ты где. Мы можем поговорить?

Я мгновенно вскакиваю на ноги.

– Д-да, – говорю, запинаясь.

Мы выходим из комнаты, оставляя Шарлотту с разинутым ртом. Я закрываю дверь, и мама немедленно нападает.

– Как ты? – спрашивает она.

– В порядке.

– Твоя комната выглядит неопрятно.

– Сейчас экзамены, – отвечаю. – Не было времени прибраться…

– Ты, вероятно, учишься очень усердно, раз у тебя не хватает времени убирать за собой.

– Это был очень тяжелый семестр…

– Нанять репетитора, чтобы на зимних каникулах ты закрыла пробелы в знаниях?

– Н-нет, – бормочу. – Мам, все в порядке. Зачем ты приехала?

Она фыркает.

– Была на конференции неподалеку и решила навестить заодно свою дочь. Это так странно?

– Нет, конечно нет. Я рада тебя видеть.

– Неужели? Ты даже не обняла меня.

– Ой. – Я неуверенно раскрываю руки и подхожу к ней. Но мама отстраняется от меня.

– Нет, я не хочу объятий по принуждению. Давай лучше прогуляемся.

Она поворачивается и идет по коридору, стуча каблуками по плитке. Проходящая мимо девушка с испуганным видом отскакивает с дороги – вот как мама влияет на людей. Я иду следом и виновато улыбаюсь девушке.

– Мама, недалеко есть хорошее кафе. Если хочешь, можем пойти туда.

– Нет. Я не в том настроении, чтобы есть университетскую еду.

Мы выходим во двор, и мама идет так быстро, что я едва поспеваю за ней. Я понятия не имею, куда мы идем, но в момент, когда она сворачивает к Фаррис-билдинг, становится ясно, куда: в кабинет Мэтерса. Мои ладони начинают потеть.

– Мама, почему мы…

– Шагай, Элис. Не отставай.

Я сглатываю и открываю для нее дверь. Она быстро заходит и поднимается в кабинет Мэтерса. Я плетусь следом. С каждым шагом ледяной узел страха, образовавшийся в моем животе, закручивается все сильнее и сильнее. В горле пересыхает, когда мама стучится в дверь, на которой висит полированная бронзовая табличка с надписью «А. Мэтерс, профессор истории».

– Входите, – слышится голос Мэтерса.

Мама заходит в его кабинет. Мэтерс сидит за столом, его лицо наполовину скрыто за стопкой тетрадок. Заметив нас, он отодвигает их в сторону и садится настолько прямо, насколько позволяет его толстый живот. Поросячьи глазки фокусируются на мне.

– Элис! И миссис Уэллс. Как приятно, что вы нанесли мне визит.

Я вздрагиваю, а мама сияет лучезарной улыбкой.

– Спасибо, что нашли для нас время, – говорит она. – Элис, садись.

Смотрю на нее, потом на Мэтерса. У профессора такая маслянистая улыбка, что я чуть не отшатываюсь, но, в конце концов, все же сажусь напротив него. Мама садится рядом.

Ничем хорошим это не кончится…

Мама откашливается и начинает:

– Элис, профессор Мэтерс связался со мной около недели назад.

– И с тех пор я каждый день хожу на его лекции, – защищаюсь я.

– Дело не в твоей посещаемости, – встревает Мэтерс.

Мама поворачивается ко мне.

– Профессор Мэтерс считает, что ты распускаешь о нем грязные слухи.

Мои взгляд перескакивает на профессора. Он выглядит довольным, как черт.

Я сужаю глаза.

– Это неправда.

– Слухи о сексуальных домогательствах, – продолжает мама, и я напрягаюсь, парализованная воспоминаниями о том жутком случае, которые сразу всплывают в моей голове. Он рассказал ей? Но она же поверит мне.

Мама хмурится.

– Ты хоть представляешь, как подобные слухи могут повлиять на карьеру профессора, Элис?

Я застываю. Улыбка Мэтерса становится наполовину притворно-терпеливой, наполовину притворно-святой. Он наклоняется через стол и похлопывает мою мать по руке.

– Ну будет вам, миссис Уэллс. Я не хочу, чтобы вы были с ней излишне строги. В конце концов, в этом есть и моя вина тоже. Я был в таком восторге от ее блестящей учебы и целеустремленности. Подобное восхищение нетрудно принять за флирт – особенно столь неопытной девушке, как наша Элис.

В мое сердце будто вонзается сотня ножей одновременно.

– Мама, – обретаю я голос, – ты не можешь поверить ему…

– Ты считаешь, что он правда пытался домогаться тебя?

Я стискиваю на коленях кулак.

– Да. Он пытался… он прикоснулся ко мне…

– И я прошу прощения, – виновато улыбается Мэтерс, – за то ободряющее объятие.

– Ободряющее объятие? – Мой голос становится тихим. – Вы так это называете?

– Достаточно, Элис, – рявкает мама. Наклоняется ко мне и шепчет, чтобы Мэтерс не слышал: – Как ты посмела поставить под угрозу свое обучение в университете?

Меня тошнит. Я хочу, чтобы меня вырвало прямо здесь, на его красный ковер. Потому что моя мать заняла его сторону, а не мою.

Он добрался до нее раньше, чем я смогла рассказать ей правду. И убедил в своей правоте благодаря их профессиональной связи, а она поверила ему, заглотила наживку, потому что всегда так и рвется найти повод, чтобы обвинить меня. В том, что не выбрала ее альма-матер. В том, что недостаточно хорошо справляюсь сама. В том, что отец ушел. Она хочет контролировать мою жизнь, причем полностью. Как в старшей школе. И звонок Мэтерса – прекрасный предлог, чтобы его вернуть этот контроль.

– Ты поверишь человеку, которого видишь первый раз в жизни, а не родной дочери? – произношу я громко, четко и медленно. Мама откидывается на спинку стула, взгляд у нее такой, словно я грожу ей ножом.

А я чувствую, как меня одолевает темная печаль.

– Все эти годы я очень старалась, чтобы ты меня полюбила, – начинаю и смеюсь над собой. – Я думала… думала, что смогу заставить тебя гордиться мной, если буду стараться. Но ты… Неужели ты так и не полюбила меня после всего этого времени и всех этих попыток? Ты до сих пор даже… не доверяешь мне?

Вытираю мокрые от слез глаза.

– Как ты можешь? После всех твоих правил, которым я безоговорочно подчинялась. Я же делала все, что ты хотела. Все, что просила. Пропускала все вечеринки, отказывалась от ночевок. Никогда не пила алкоголь и в жизни не прикасалась к наркотикам, а ты относишься ко мне так, будто я перепробовала все сорта! Ты ставишь меня на одну ступень с моими сверстниками, но я не такая! Я так старалась быть… лучше их! Чтобы ты мной гордилась!

Мама молчит, а вот Мэтерс вдруг заговаривает. Что не очень умно с его стороны.

– Элис, твоя мать просто хочет помочь тебе…

– Замолчите. – Я встаю во весь рост, голос становится властным. – Закрой свой рот, мерзкий червяк.

Мэтерс отшатывается. А мама тоже встает, ее взгляд холоден, как арктический лед.

– Вы сейчас же проявите немного уважения, юная леди.

– К нему? Или к тебе? Что важнее, о дражайшая мать? – интересуюсь я.

Она ощетинивается, глаза становятся похожими на два узких осколка льда.

– Да как ты смеешь? После всего, что я сделала для тебя… После всего, чем пожертвовала… – распыляется она, набирая обороты, чтобы после обрушиться на меня со всей высоты своего гнева. – Я столько сделала, а ты превратилась в лгунью, в наглую манипуляторшу! Этого не произошло бы, если бы послушалась меня и согласилась поступать в Принстон…

Я смеюсь. Громче, дольше и резче, чем когда бы то ни было. Запрокидываю лицо и позволяю смеху исходить из самой глубины живота. Мэтерс и мама смотрят на меня так, будто я спятила. Я уже разворачиваюсь, чтобы уйти, но в дверь кабинета стучат, и я замираю. Мэтерс не приглашает визитера войти, но тот все равно врывается внутрь.

Темные кудри, золотисто-зеленые глаза и гибкая, подтянутая фигура. Черная кожанка. Черные джинсы.

Раник.

Он смотрит на нас, весело ухмыляясь.

– Привет! Не помешал?

Его взгляд фокусируется на мне, на моем заплаканном лице. И мой смех, вызванный его нахальным вопросом, тает, словно сахар в воде. Потому что его глаза пронзают меня, читают, как открытую книгу, и все понимают.

Мэтерс встает и указывает на дверь, его лицо вмиг багровеет.

– Убирайся.

– Воу, воу, воу. – Раник вскидывает руки вверх. – Я же только пришел. Элис, не желаешь познакомить меня с этой красивой пожилой леди? Мистер Слизняк в представлениях не нуждается.

Мэтерс рычит. А мама заметно вздрагивает при слове «пожилая», и у нее оскорбленно перекашивается лицо.

– Раник, это миссис Александра Уэллс. Моя мама, – говорю я.

Раник улыбается ей.

– Вы хорошо потрудились над Элис, миссис А. Ей досталась и ваша внешность, и ваши мозги.

– Кто ты вообще такой? – вопрошает мама.

Раник подходит к столу Мэтерса и бросает на него свой телефон.

– Да просто парень, который пришел доставить посылку. – Он небрежно пожимает плечами и подмигивает мне из-под кудрей. – Кстати, возможно, вам стоит посмотреть первый видос у меня в галерее.

Мэтерс фыркает.

– Что за идиотизм? Сейчас же убирайся из моего кабинета.

Мама хмурит брови.

– Что на видео?

– Фиг его знает, – пожимает плечами Раник. – Посмотрите сама.

Кошусь на Раника. Для человека, который увидел мою мать в первый раз, он удивительно хорошо играет на ее слабостях. Если и есть одна вещь, перед которой мама не может устоять, то это ее собственное любопытство. Поэтому она берет телефон, открывает первое видео и включает его.

Пока она смотрит, Раник отходит и встает передо мной. Его ладонь сжимается и разжимается за спиной – просит вложить в нее руку. В ожидании он ухмыляется мне через плечо. Наконец я вкладываю в его ладонь свои дрожащие пальцы, и он их крепко сжимает.

– В этом нет ничего особенного, сэр.

– Не глупи. Каждый семестр мои лекции посещают сотни студентов, но таких самоотверженных и талантливых, как ты, Элис, я еще не видел. Ты на самом деле удивительная девушка.

Голоса легко узнаваемы. Это я. Это Мэтерс и я.

Смотрю через руку Раника на экран – на нем видео, снятое через дверную щель аудитории.

– С-спасибо, сэр.

– И всегда такая вежливая.

Рука Мэтерса скользит с моих плеч вниз по позвоночнику и останавливается на пояснице.

Мама прикрывает рот рукой. Ее пальцы дрожат. Мэтерс же, не видя снятого, но слыша звуки, все больше и больше погружается в ужас.

А затем видео обрывается. Ровно перед появлением Раника.

Меня сразу охватывают облегчение и замешательство. Первое – от радости, что он все заснял, а второе – от непонимания, для чего он это сделал. Но времени, чтобы спрашивать, у меня нет, потому что Мэтерс наваливается на стол, пытаясь достать телефон.

– Отдайте его! Быстро отдайте!

Мама поднимает телефон выше и уводит его в сторону, подальше от Мэтерса. Раник смеется.

– Не беспокойся, старик, у меня куча копий. Попозже скину тебе.

Мои пальцы в его руке напрягаются, и он оборачивается. Берет мои щеки в ладони, выглядя чрезвычайно обеспокоенным.

– Эй, ты в порядке?

Хочу кивнуть, сказать «да», но лишь трясу головой и издаю сдавленный звук. Раник укоризненно фыркает и прижимает меня к груди, обвивая сильными руками.

– Теперь все в порядке, принцесса. Беспокоиться больше не о чем.

– Элис, – ровно говорит мама. – Элис, посмотри на меня.

Краешком глаза смотрю на нее. Ее лицо еще никогда не выглядело настолько серьезным, и поскольку я хорошо знаю ее, мне не составляет труда разглядеть под ее бледной кожей холодную ярость.

– Извини. Это явное доказательство того, что я была не права. – Она обращает свой взгляд на Мэтерса. – И что единственный лжец и манипулятор здесь – это вы, Мэтерс.

– Что ж, – весело говорит Раник, забирая у мамы свой телефон, – теперь мы, пожалуй, пойдем. Нам с Элис хочется подышать свежим воздухом.

Мама кивает, не отрывая разъяренного взгляда от Мэтерса.

– Да, идите. Думаю, дальше я справлюсь сама. Позже я зайду к тебе, Элис. Сходим в то кафе, про которое ты говорила.

– Я… я буду ждать, – говорю с жалкой улыбкой, и Раник уводит меня.

По пути я приникаю к нему – запах хвои и табака так успокаивает. В самом конце коридора поднимаю на него взгляд.

– Все это время видео было у тебя?

– Принцесса, а как иначе заставить людей плясать под твою дудку?

– Ты использовал меня. Вмешался только после того, как отснял достаточно материала для шантажа…

– Тогда я не знал тебя. Знал лишь одно: что какая-то милашка попала в сети препода-чмошника, которого я ненавидел. – Они всматривается в мое лицо и ерошит мне волосы. – Извини.

Облегчение, что накапливалось в моем теле, высвобождается успокаивающей волной тепла. Страх и чувство предательства в один миг исчезают, и все переворачивается с головы на ноги благодаря моему учителю. И другу.

Ранику Мейсону.

***

Мама не задержалась надолго, но провела со мной больше времени, чем когда-либо до сих пор. И наш один день превратился в неделю. Все это время мы были вместе – гуляли по кампусу, ходили в кафе и библиотеки. Пару раз к нам присоединялся и Раник – показывал город и водил поужинать. Мама, конечно, морщила нос от выбранных им баров и концертных площадок, но природное любопытство заставляло ее исследовать неизведанное. А еще она задавала Ранику вопросы о психологии, что разжигало между ними нешуточные споры. Парень на удивление хорошо противостоял моей матери, а ведь у нее была ученая степень.

Вообще, моя мать изменилась до неузнаваемости.

Из кабинета Мэтерса она вышла совершенно другой. А через четыре дня Мэтерс уволился. Шарлотта решила отпраздновать это событие, поэтому вместе с Нейтом присоединилась ко мне, маме и Ранику за ужином в суши-баре. И вот тогда-то я впервые и увидела маму пьяной – от саке. По настоянию Раника она даже спела со мной в караоке.

Мне впервые было грустно смотреть, как она садится в такси. Наше прощание было быстрым и окутанным тоннами напряжения – просто мы не из тех, кто любит сентиментальности. Но в самом конце она меня обняла. Я поначалу была слишком потрясена, чтобы ответить, но в последнюю секунду все-таки тоже ее обняла, и от этого она, казалось, расслабилась.

Мама? Расслабилась?

Я чуть не начинаю смеяться, вспоминая об этом. То была сюрреалистичная неделя счастья, которое заполонило собой все. Что бы ни случилось в кабинете у Мэтерса, это изменило маму и наши отношения. Но меня изменило другое.

Раник.

Эти несколько месяцев получения нового опыта и обучения изменили меня изнутри. И только стоя в том кабинете, я начала это принимать.

Тем временем, ярмарочные выходные подкрадывались быстрее, чем мне хотелось бы признаваться. Экзамены между семестрами – это своего рода барьер между студентами и трехдневными выходными, от одной мысли о которых у всех просто слюнки текут. Так что в момент, когда в эссе написано наконец-то последнее слово и заполнено последнее поле в бланке ответов, мы чувствуем, словно вырвались на свободу. Холодную, ноябрьскую свободу.

Я лежу на ступеньках корпуса биологии. Высоко поднятый шарф удерживает внутри горячие облачка воздуха, выходящие из моего рта. До того холодно, что я тру ладони, пытаясь согреться, и неожиданно их обхватывает и начинает растирать пара больших теплых рук. Смотрю вверх и вижу лицо улыбающегося Тео.

– Боже, твои пальцы превратились в сосульки! – добродушно восклицает он. Я смеюсь.

– Такое бывает с Ледяными королевами вроде меня.

– Ты определенно королева, – ухмыляется Тео. – Но не уверен, что Ледяная. Титул Королева знаний идет тебе больше. Ты как Афина.

– Тогда я должна называться Богиней, – поправляю его. – Но я не настолько могущественна.

– Позволь поспорить, – настаивает Тео. – Чуть ли не все на кампусе говорят, что ты в одиночку расправилась с извращенцем Мэтерсом.

– Это правда. За исключением того, что я сделала это в одиночку.

– Да? Кто помог тебе?

– Раник Мейсон, – выпаливаю, на что Тео приподнимает бровь.

– Хм. Я мог бы и догадаться. Неважно, вы молодцы. Так ты готова к ярмарке?

Киваю.

– Кого пригласила?

– Ну… если честно, то Раника.

Что-то в лице Тео вспыхивает, но он быстро подавляет это. А я вдруг понимаю, как, должно быть, прозвучали мои слова, и вспоминаю наш с Раником уговор молчать о нем перед Тео. Как мы могли упустить это из виду?

Судорожно начинаю заполнять напряженную тишину разными отговорками.

– Он помог мне с Мэтерсом, поэтому я подумала, что могу отплатить ему вечером развлечений. Если… если, конечно, ты не против.

Тео приходит в себя и, улыбаясь, качает головой.

– Не против. Он это более чем заслужил. Тогда увидимся вечером, да?

Я киваю, и он уходит, добродушно помахав мне рукой, но неожиданно в него врезается Грейс. Она оглядывается по сторонам и, заметив меня, тоже машет. А я смотрю на них, и они выглядят такими непринужденными и взаимодополняющими друг друга, что невозможно этим не восхититься. Отвожу взгляд и замечаю на другом конце кампуса Шарлотту и Нейта. Они сидят под деревом и кормят друг друга кислыми конфетами, что смотрится довольно комично. Смеясь, я снова тру руки, чтобы согреться. Все сегодня наполнено восторгом и радостью. Наверное, поэтому я не могу даже испытывать злость или беспокойство по поводу близости Тео и Грейс. Пусть сегодня случится то, что случится. Не все возможно спланировать наперед. Это нужно будет просто прожить.

Как меня и учил Раник.

Кстати, о нем. Его подруга Миранда идет мне навстречу, ее розовые локоны пылают в лучах первозданного осеннего солнца. Она перекидывает рюкзак с одного плеча на другое и ухмыляется мне.

– Здорово, гений.

– Миранда, – киваю я. – Как поживаешь?

– С тех пор, как Раник перестал быть подавленным стервецом, намного лучше.

– Он был стервецом?

– Ты даже представить не можешь, каким. – Миранда закатывает глаза. – Его поведение сделало дом просто непригодным для жизни. Уж не знаю, что ты с ним сделала, но все равно большое спасибо. Это приободрило его.

– Я ничего не делала.

– Ну конечно, – смеется она. – Как скажешь. Короче… я слышала, что ты пригласила его на ярмарку вечером. Уже знаешь, что наденешь туда?

Пожимаю плечами.

– Наверное, платье. Мама купила мне…

– Платье? Купленное мамой? – Миранда смеется. – Да ладно, сегодня же особенный вечер. Знаешь, ты ведь неплохо смотрелась в моих шмотках. Могу одолжить еще раз.

– Правда?

– Конечно!

– Да, трудно не выглядеть сексуально в черном, – соглашаюсь я, и Миранда шлепает меня по плечу.

– Вот видишь? Ты уловила суть. Поэтому решено. Вечером я закину кое-что из своих вещей тебе в общежитие, договорились?

– Ага. Было бы здорово. Спасибо, Миранда.

– Да не за что.

Она подмигивает мне и уносится прочь.

***

Нервно перебираю груду одежды с изображением черепов – то, что занесла мне Миранда. В комнате я одна, поскольку Шарлотта уехала на ночь, и я спокойно примеряю майки, юбки и платья, пока не останавливаюсь на черной кружевной юбке и топе на тонких бретельках. Это совсем не в моем стиле, но я чувствую, что изменения пойдут мне на пользу. Возможно, это даже привлечет внимание Тео… Качаю головой. Если у него есть хоть одна извилина в голове, он меня точно заметит.

Смотрю на себя в зеркало. Мои волосы заплетены в две косы, а на лицо нанесено минимум макияжа – только блеск для губ Шарлотты со вкусом клубники. Дополняю свой образ двумя черными лентами, вплетенными в волосы, и курткой оверсайз. И вуаля, я готова.

Пару минут изучаю свое отражение – вау, я так изменилась. Интересно, что бы подумала прежняя я об этой новой, улыбающейся и уверенной в себе Элис Уэллс? Той Элис, которая в отличие от нее не боится провала?

Гудит телефон, на нем сообщение от Раника.

эй, ты готова принцесса? погнали

Я еще раз улыбаюсь своему отражению, беру телефон, кошелек и ухожу.

***

Раник всю дорогу искоса поглядывает на меня.