Текст книги "Обучение Элис Уэллс (ЛП)"
Автор книги: Сара Вульф
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)
Тео отходит от шока и смеется.
– Ага, мне тоже. Хотя у них больше нравится альбом «Wincing the Night Away», но «Shoots Too Narrow» тоже клевый. Я был на их концерте, когда учился в школе.
– О, здорово.
– Ты бывала на их выступлениях?
Мои щеки вспыхивают.
– К сожалению, нет.
– А на чей концерт ты ходила в последний раз?
– Я не… никогда не бывала на концерте. Моя мама их не очень-то жалует.
– Правда? – смеется он. – Мои родители тоже были строгими. Очень религиозными. Раник помог мне сбежать, чтобы попасть на выступление группы.
– Раник? – оживляюсь я. – Раник Мейсон?
– Он самый, – кивает Тео. – Мы знаем друг друга еще со школы. Он хороший парень.
– Хороший? – переспрашиваю я, вздернув бровь. – Уверена, ты говоришь о ком-то другом. Кто менее как… Раник.
Тео хохочет.
– Ты будешь удивлена. Просто из-за внешности многие не дают ему и шанса. Так было всегда, и он привык вести себя грубо, ведь его в любом случае осуждали.
Я хмурю брови. Тео что-то регулирует, а затем вдруг чертыхается.
– Что случилось? – спрашиваю я.
– Кажется, фейдер застрял. – Он высовывает кончик языка и пытается надавить на фейдер, но тот не сдвигается. – Можешь подержать пульт, пока я буду тянуть?
– Конечно. – Обхожу его кресло и сжимаю края пульта. Тео так близко – жар его тела проникает сквозь мою куртку и отдается в груди. Я могу разглядеть каждую щетинку на его лице, каждую маленькую морщинку вокруг глаз. Это меня так отвлекает, что, когда он тянет, моя хватка ослабевает, и пульт выскальзывает из рук, а я врезаюсь в кресло и падаю на колени Тео. Время словно замедляется, я чувствую его тепло и выпуклость в джинсах, нашу кожу разделяют лишь тонкие слои одежды, а меня обволакивает запах чайного дерева. Но затем я прихожу в себя и вскакиваю. – Извини! Я нечаянно!
Тео улыбается и ерошит волосы. Его лицо заливается краской.
– Все нормально, ничего не сломалось. – Он спешно наклоняется вперед и тянет фейдер – тот с легкостью поддается. – И видишь? Мы его починили. Методом проб и ошибок.
Он подмигивает мне, и я таю. Моя кровь будто закипает, я хватаю сумку и мчусь к двери.
– Извини! – выкрикиваю и убегаю.
Только когда мои смущенные ноги переносят меня через весь кампус к родной безопасной кроватке, я падаю на нее и снова начинаю нормально дышать. Что сейчас произошло? Я выбежала из кабинки как испуганный ребенок, даже ничего не объяснив. Такое поведение наверняка озадачило Тео, и если я не перестану ему нравиться, то это будет чудом. Грейс никогда бы так не сбежала. Она бы остроумно его подколола, а может, и вовсе храбро бы воспользовалась моментом и поцеловала.
Румянец вспыхивает с новой силой и расползается по всему телу. Моя одежда еще хранит на себе запах Тео. Он был таким теплым и крепким. Если закрою глаза, то смогу воспроизвести в памяти каждый мускул в его руках и ощущение его тела подо мной…
Вся разгоряченная и смущенная, я вырываюсь из объятий странной фантазии. Что я творю? Зачем предаюсь мечтам о парне, в которого влюблена? Сажусь за стол и пытаюсь отвлечь себя учебой, но мысли о Тео не дают мне покоя. Наконец, прибегая к последней отчаянной попытке выкинуть его из головы, я достаю свой дневник со стихами.
Обычно я не занимаюсь поэзией. После того, как отца арестовали, мама называла это пустой тратой времени и сжигала все тетради, в которых находила мое творчество. Тогда я научилась прятать стихи иначе: на внутренней стороне обложки учебников, на клочках бумаги в карманах, на стенах в школьном туалете, чего мама точно бы не одобрила. Но там я писала аккуратно, а спустя пару недель всегда возвращалась и все стирала. Это был осознанный риск, ведь мне оставили так мало безопасных мест, где можно держать мою тайную страсть в секрете.
Твердо решив показать все свои способности в первом семестре, я отложила поэзию в сторону ради усердной учебы. Ничего не изменилось, но я поймала себя на том, что на полях записываю случайные рифмы, слова, которые складываются в единый стих.
Мягкая и теплая скорая весна,
Распускаются цветы из семян добра.
Золотой орел, король сердец и умов, разрезает воздух,
А под ним воробей с раненым крылом.
И создает он клетку из когтей своих: крепкую, надежную,
Дабы сломленное исцелилось.
Дописав, я морщусь от осознания, что под орлом подразумеваю Тео, а под воробьем – себя. Почему я написала, что у меня ранено крыло? Сама не могу ответить на этот вопрос, и меня беспокоит то, что мой хорошо организованный ум не способен дать немедленного ответа, особенно на этот вопрос. Я закрываю дневник со своими стихами. Обложка черная, с фиолетовыми вставками и замочком. Запираю его и прячу ключ на тонкой цепочке обратно под блузку.
Пора ложиться спать, Шарлотта неизвестно где. Она пробормотала что-то о вечеринке и смылась, но обычно к этому времени подруга уже возвращалась. Еще я видела, как она писала некому Нейту, поэтому смею предположить, что сейчас они развлекаются вместе. Я рада, что она нашла того, кто ей нравится, но в то же время завидую. Вот бы мне было так же легко знакомиться с парнями, как Шарлотте. Быть может, тогда у меня было бы больше опыта и я не выбежала бы из кабинки Тео, как обезглавленный цыпленок.
На улице давно стемнело, и я с удивлением замечаю, что уже почти час ночи – за написанием стихов время пролетело незаметно. Надеваю пижаму: серую майку и удобные шорты. Мой взгляд падает на ночнушки Шарлотты: розовый камисоль и шелковые неглиже всех цветов радуги. Наверняка у Грейс до ужаса милые пижамы с мультяшными героями и, конечно же, игрой несочетаемых оттенков. Я смотрю на свою простецкую майку и падаю на кровать.
В тусклом свете лампы еще легче представить запах Тео и его тело. Густо покраснев, я позволяю пальцам спуститься вниз. Может, я и неопытна, но знаю, как доставить себе удовольствие. В старших классах я изучала свое тело и механически спускала пар при гормональном всплеске. У меня все еще играют эти гормоны, но сейчас совсем по-другому. Этот странный и томящий жар, напряжение в теле впервые возникли во мне из-за парня.
В комнате становится только горячее, а мне все труднее дышать.
***
Раник
Уставившись на окно Элис, я ругаю себя последними словами. Нужно было послушать Трента и не задерживаться на вечеринке. Тогда хотя бы женское общежитие было еще открыто, а теперь из-за того, что мне захотелось немного поболтать с ее драгоценным Тео, придется действовать по старинке.
Подбираю камешек и бросаю его в окно, но с моим отстойным прицелом промазываю. Выпитая водка с соком тоже не способствует меткости. Бросаю еще один, затем еще, и проклинаю того, кто решил построить это здание трехэтажным. Элис живет на втором, девятое окно слева. Я знаю, что она не спит – в ее комнате горит тусклый свет. Вот только на мои сообщения она не отвечает. Скорее всего, ее милая головка занята изучением биографии Александра Македонского или типа того. А может, она бесится из-за того, что я сказал ей успокоиться. Но мне нужна моя домашка, причем сегодня. Будет глупо, если ее сделает самая умная девчонка в универе, а я не принесу и получу низший балл.
Я замечаю в стене причудливо выступающие камни и пробую уцепиться за один. Кажется, крепкий. С помощью выступов и сточной трубы забираюсь по зданию к окну и уже собираюсь постучаться, но замираю. Взгляд падает в комнату, и у меня перехватывает дыхание.
Сквозь прозрачные занавески я вижу Элис на кровати: ее серая майка задрана, открывая грудь, а рука скользит в шортах. Золотистые волосы разметались по подушке – пару прядей прилипли к ее горящим щекам. Чувствую себя каким-то извращенцем, который подсматривает за девушками, но не могу отвести взгляд от ее обалденной груди и дрожащих бедер. Если бы меня сейчас убили, мой призрак наверняка бы продолжил пялиться до скончания времен, даже не поведя и бровью. И пленило меня не то, что Элис доставляет себе удовольствие, а то ее красота в этот момент. Без своего свирепого взгляда и очков, без строгого пучка на голове она до невозможности великолепна. Будто сошла с картины какого-то чувака из эпохи Ренессанса: молочная кожа, плавные изгибы, ангельская красота. Третий размер груди? Или четвертый? Да какая на хрен разница, они большие и идеально округлые, с такими милыми розовыми сосками, что мне едва не сносит крышу. Ее талия не тонкая, но все равно безупречна, чтобы обнять одной рукой. Губы слегка приоткрыты, а веки сомкнуты. Идиоты, с которыми она училась в школе, были не в своем уме, раз не обращали на нее внимания. Кто-нибудь отправьте Тео в психушку, потому что он самый настоящий безумец, если выбрал Грейс вместо нее. Ноги Элис – охрененно длинные и сильные – запутались в простынях, и я представляю их на своей спине, как они сжимают меня, словно оковы из слоновой кости, которые я бы никогда не попытался разорвать. Для неопытной девушки она очень хороша в самоудовлетворении – каждое движение руки приводит ее в неистовство.
Мой член дает о себе знать, натягивая чертовы джинсы. Если я и был пьян, то уже нет. Я во всеоружии, мой член тверд и пульсирует от желания. Я так отвлекаюсь – аж забываю, что стою на пятисантиметровом выступе. Поскальзываюсь, но успеваю зацепиться за трубу и потихоньку спускаюсь. В раздрае от несостоявшегося смертельного падения прислоняюсь к стене и беззвучно смеюсь, когда понимаю, что у меня все еще стояк, несмотря на то, что я чуть не разбился.
Она прямо там, надо мной – Элис Уэллс, жутко умная и красивая, как долбаная картина, трахающая себя тонкими пальцами, к которым я прикасался в машине. Опускаю взгляд на руку, в которой держал ее ладонь, и со стоном расстегиваю молнию на джинсах. Уже почти обхватываю себя, но резко встряхиваю головой.
– Черт! Проклятье! Что я творю?
Я серьезно собираюсь помочь себе прямо здесь, под ее окном? Ну что еще может быть более жутким и странным, чем это? Она доверилась мне, чтобы я учил ее, а не использовал. Дрочить на нее – все равно что использовать. Подглядывать в ее окно и возбуждаться от того, как она заводится, – все равно что использовать. Ее невинность, неопытность. Я ведь пообещал, что не стану пытаться ее трахнуть, так? Она заставила меня пообещать, в самый первый день. И передергивать, представляя, как трахаю ее, – ничуть не лучше, чем на самом деле попробовать затащить ее в постель.
Но она была бы идеальна. Элис потрясающе бы ощущалась подо мной, и я заставил бы ее умолять о большем, либо все было бы наоборот – столько в ней пыла. А может, мы бы по очереди умоляли друг друга, я, блин, не знаю, в отличие от моего члена. Зато я знаю, что за всей ее бравадой и остроумием кроется мягкая сторона – та, которую она бережет для Тео. Я видел, как она краснеет. И даже больше – как старается. Девушка, которая никогда не целовалась, должна быть напугана и смущена, но она все равно заставляет себя проходить мои уроки. Вот, как далеко она готова зайти ради парня, который ей нравится. Она готова пожертвовать всем ради него: комфортом, страхом и даже своим драгоценным достоинством.
Ни одна девушка не сделала бы такого ради меня.
Посмеиваясь, ерошу волосы. Я не из того типа парней, ради которых девушки совершают подвиги. Девушки не любят меня, а просто желают. Позволяют себя трахать – конечно, но не более того. Никаких чувств, никаких нежностей. Они никогда не остаются на завтрак или выталкивают меня до него. Они знают, что я из тех, кто рушит жизни, поэтому держатся на расстоянии, и правильно делают. Не хочу ломать чью-то жизнь так же, как свою. Меня не ждет большое будущее. Как говорил мой дражайший папаша: «Единственное, что тебя ждет в жизни, – это тюрьма, сосунок».
Трясу головой. Я придурок. А еще подвыпивший извращенец, если учесть, что сейчас стою под окном Элис. Кое-как добираюсь домой, поймав возле супермаркета машину пожилого мужчины с собакой. Вваливаюсь в квартиру и, путаясь в ногах, плетусь мимо стойки, забитой бутылками от пива и вина. В воздухе стоит тяжелый запах макарон и энергетиков, повсюду валяются геймпады от приставки. Прохожу комнату Миранды и Сета, комнату Трента и плюхаюсь на свою кровать. Белый потолок превращается в огромный экран для трансляции моих воспоминаний. Элис. Волосы Элис, изгибы ее дрожащих бедер, отблеск влаги на пальцах…
Вытаскиваю член и яростно сжимаю – у него нет и шанса.
– П-прости меня, – имею совесть произнести. – Правда прости, принцесса.
Одно последнее воспоминание о ее миленьком личике, раскрасневшемся и блаженном, и я кончаю в кулак – быстро, обильно, горячо, как разгорается летом лесной пожар.
Глава пятая
Элис
С утра пораньше мне пишет Раник и просит принести его домашку к корпусу F. Видите ли, она нужна ему на первую пару. Прибежав туда со всех ног, я подхожу к обусловленному железному столу. Раник, как всегда, в кожанке и рваных джинсах выглядит расслабленным и надменным.
– Держи, – передаю ему папку с домашкой. – Два доклада и одно эссе. С аннотациями и дубликатами, чтобы тебе было легче.
Раник достает из куртки буррито, берет несколько листов из папки и, пробежавшись золотисто-зелеными глазами по первым строчкам, улыбается.
– Да чтоб мне провалиться, ты даже скопировала мой стиль.
– Несмотря на отвратительный акцент, – подкалываю я, садясь напротив парня.
– Ты не находишь мой луизианский акцент очаровательным?
– Я не нахожу в тебе ничего очаровательного. Кроме перспективы, что ты скоро оставишь меня в покое.
Он с улыбкой качает головой, и его темные волосы падают на глаза.
– Ладно, проехали. Любишь пляж?
– Шутишь, да?
Раник ухмыляется, кусая буррито.
– Даже и не думал.
Я поправляю очки и недовольно смотрю на свой чай латте и шоколадный маффин.
– Ты прервал мой любимый прием пищи, чтобы позвать на пляж?
– Завтрак – твой любимый прием пищи? – спрашивает Раник с набитым ртом.
– Не съезжай с темы, – огрызаюсь в ответ. – Я не могу пойти с тобой на пляж.
Он проглатывает еду и удивленно смотрит на меня.
– Почему? Это урок. К тому же солнечные октябрьские денечки скоро закончатся, принцесса. Ты пожалеешь, что не пошла, когда пасмурная погода и дожди будут стоять круглые сутки.
– Я не могу, – повторяю упрямо.
– Все ты можешь.
– Тогда не хочу, – буркаю я. – Никуда я не пойду.
Раник вздыхает и выпрямляется, скручивая фольгу от буррито в шарик.
– Не встречал еще девушку, которая бы так ненавидела пляж. Даже милые книголюбки любят почитать, лежа на песочке.
– И я тоже. Просто не люблю океан. – А еще плавать перед парнями.
Раник вздергивает бровь.
– Почему? Боишься, что над тобой в купальнике будут смеяться?
Я вздрагиваю, и Раник шумно выдыхает.
– Какой-то членоносец смеялся над тобой на пляже или что?
– Нет, и не произноси это слово.
– Какое? Член?
Я вся заливаюсь краской. Раник поднимает бровь еще выше и ухмыляется.
– Хорошо, ладно. Найду другое место для урока.
Меня удивляет то, как быстро он отступает.
– Разве тебе не интересно, почему я не хочу идти? – спрашиваю я.
– Интересно, но это твое право. Не люблю лезть в чужие дела.
– И уверена, не любишь, когда другие лезут в твои.
Он кивает.
– Поверить не могу, – фыркаю я. – Раник Мейсон, шантажист, бабник и правонарушитель, чтит приватность.
– Что за намеки, моя драгоценная маленькая Снежная королева? – Его глаза загораются. – Где сказано, что парень с дурной славой не может быть закрытым? Я не раскрываю всех карт.
– И все же раскрыл парочку, запугивая Мэтерса.
– Мэтерс сам напросился. Он приставал к отличницам с прошлого года.
– А, ну да. Ты ведь здесь уже не первый год. Из-за твоей незрелости постоянно забываю, что ты на третьем курсе.
Большинство парней расстроились бы или обиделись, но Раник хохочет.
– Конечно, принцесса. Это я тут незрелый.
– Чего смеешься? Так и есть.
Он смотрит на меня, его острые скулы оттеняет свет утреннего солнца, которое выглядывает из-за здания.
– Это не я не могу произнести слово «член», не покраснев до корней волос.
– Я могу это произнести. Пенис. – На секунду поджимаю губы. – Пенис, пенис, пенис.
– Нет, «пенис» – не то же, что «член». «Пенис» – это по-научному. Конечно, ты можешь это произнести. А вот «член» звучит уже реальнее. – Он усмехается. – Более грязно.
– Грязнее, – холодно поправляю я.
Раник подается вперед и замирает в нескольких сантиметрах от моего лица. Тепло его кожи мучительно окутывает меня, словно одеяло.
– Будь я проклят! Это румянец? Только не говори, что я тебя смутил, принцесса. Мы ведь еще даже не коснулись темы секса.
– Ничего ты меня не смутил! Я не маленькая, чтобы стесняться произнести вслух какое-то идиотское слово.
– Тогда произнеси, – шепчет Раник низким голосом. – Прямо здесь и сейчас. Давай, докажи, что я неправ.
Я делаю глубокий вдох, стараясь не обращать внимания на соблазнительный запах сигарет и хвои, который исходит от парня.
– Ч.. ч.… – еле выдавливаю, а затем захлопываю рот и прикусываю губу.
Раник с широкой улыбкой отодвигается.
– Так я и думал. Можешь и дальше строить из себя крутышку, но под всеми этими остротами ты чертовски чистая.
– Чистая? – возмущаюсь я. – Я тебе не бутылка с водой, а человек. И такая, какая есть.
– Охренительно умная. Колючая, потому что в детстве тебя обижали. Красивая, но скорее умрешь, чем позволишь кому-то так себя назвать, я прав?
Моим взглядом можно резать бриллианты, а он лишь усмехается.
– Ладно, никакого пляжа. Тогда как насчет ужина?
– Какого еще ужина?
– На котором едят.
– Ха-ха, – невесело отвечаю я.
– На углу 15-ой и Джерси-стрит есть одно местечко. Итальянский ресторан, но не пафосный. Можем там попрактиковать правила поведения на свидании.
– Я хорошо владею столовым этикетом, – фыркаю я.
Раник хлопает себя по лбу.
– Ага, не сомневаюсь. Но знаешь ли, о чем говорить с парнем, кроме как о флоре Амазонки и температуре на Луне?
– Там минус сто семьдесят три градуса по Цельсию, – на автомате выдаю я, и Раник многозначительно смотрит на меня – мол, видишь, что я имел в виду. – Ладно, теперь поняла. Во сколько встретимся?
– В семь тридцать. Надевай что хочешь. Только ничего в стиле секретарши, хорошо?
– Я так и не одеваюсь.
– Принцесса, на тебе блузка с юбкой, на затылке пучок, а еще эти очки. Ты выглядишь как Пеппер Поттс.
– И это плохо?
– Нет, черт. Тебе идет. Просто… так не одеваются на свидание, ясно? Тео это бы не понравилось. Надень хотя бы цветную блузку, если есть такая.
Раник встает и бросает фольгу от буррито в урну. Шарик очерчивает в воздухе изящную дугу и попадает точно в цель. Он издает победный клич, и кто-то повторяет за ним. Надув идеально накрашенные розовые губки, на его локте виснет золотистое нечто.
– Потрясающий бросок! – демонстрируя ослепительно белые зубы, улыбается ему Кара, капитан чирлидерш и самая желанная девушка в кампусе.
– Ты все это время наблюдала за мной? – посмеивается Раник, игриво щелкая ее по носу. – Маленькая негодница.
У меня вырывается сдавленный хрип, как при рвотном позыве. Это привлекает внимание Кары, и она с едва скрываемым презрением смотрит на меня.
– Чего тебе?
– О, не волнуйся, – беру латте и выбрасываю остатки маффина, – я уже ухожу. Не хотела мешать вашим брачным игрищам.
Кара хмурится, но Раник за ее плечом ухмыляется и салютует мне двумя пальцами.
– Увидимся позже, принцесса.
Не успеваю далеко отойти, как слышу визгливый голос Кары:
– Принцесса? Почему ты называешь ее принцессой?!
Вздрагиваю. Меня раздражает это прозвище. И то, с каким упрямством Раник продолжает меня так называть. Но это хотя бы лучше, чем робот. Чем стерва. Всезнайка. Бездушная.
Я замечаю идущего через двор Тео, его золотистые волосы сияют в ранних лучах света, а улыбка на лице такая яркая, что он сам похож на солнце. Увидев меня, Тео машет рукой и улыбается еще шире. Я расслабляюсь, ощущая, как в груди разливается тепло, и машу в ответ. Но затем мой взгляд падает на темноволосую девушку рядом с ним, которая быстро перехватывает его внимание какой-то смешной шуткой. Грейс. Сегодня она одета в голубое и фиолетовое, вся такая броская, жизнерадостная и непосредственная. Пройдя по лужайке, они заворачивают за Харроу-билдинг. И только когда кто-то врезается в меня, я понимаю, что застыла посреди тротуара.
– Черт, извини, – хмыкает девушка в кожаной куртке и бегло осматривает меня своими кошачьими зелеными глазами. – Не заметила тебя. Ты как-то сливаешься с фоном.
У нее ярко-розовые волосы, как у ходячей звезды рекламы жвачки. Такую точно не проглядишь. Она шутливо и по-доброму улыбается, но, когда уходит, я смотрю на свою бежевую блузку и коричневую юбку. Они такого же цвета, что и тротуар, здания, фонтан.
Я незапоминающаяся. Бесцветная. Безжизненная.
Робот.
Сжимаю кулаки и, развернувшись, ухожу.
***
Раник
Самое время признаться: я еще никогда не бывал на свидании.
Но если кто спросит, особенно Элис Уэллс, то у меня за плечами их сотни. Тысячи. Да столько, что на моем фоне участник шоу «Холостяк» выглядит бестолковым идиотом.
Вот только все это чушь. Я ни одной девушки не сводил на свидание. Тем цыпочкам, которых я привлекаю, не нужно, чтобы их угощали вином и ужином, они просто хотят заняться сексом, и меня такой расклад устраивает. Так что да, свидания – это странно. Это что-то новое. Я пришел в ресторан на полчаса раньше – полчаса? Боже, чувак! – так перенервничал, что выскочил из квартиры, даже не посмотрев на часы. Я принял душ, оделся и помчался, думая, что уже опаздываю. Боялся, если Элис окажется здесь в одиночестве, то решит, что сыта мной по горло, и уйдет.
Вздыхаю и, облокотившись на изысканную скатерть, прячу лицо в ладонях. Меня всего колотит.
Это ведь просто долбаный урок. Не настоящее свидание. И все же, я еще ни с кем не продвигался так медленно. Как и со мной. И уверен, это заметно. Официант дважды спросил, в порядке ли я, мне пришлось соврать и сказать, что все нормально, но это не так. Моя кожа побледнела, ладони вспотели. Но показывать этого нельзя. Элис верит, что я научу ее всему. Поэтому я буду делать то же, что и всегда, что мне каждый раз помогает, – притворяться, пока это не станет правдой.
Я так нервничаю, что замечаю, что смахнул вилку на пол, только после того, как официант приносит мне новую.
– Извините, – смеюсь я.
– Вы кого-то ждете? – понимающе улыбается он. Ему около пятидесяти – волосы с сединой, выправленная осанка. – Выглядите нервным.
– Да, я… – Обрываю себя, чтобы не сказать «чертовски нервничаю». Если произнесу это вслух, все станет реальнее. Нужно притвориться, что я порядке, поэтому я быстро заканчиваю: – …жду подругу.
– Должно быть, это весьма очаровательная особа.
– Вы даже не представляете насколько, дружище, – усмехаюсь я. – Я не из ее лиги.
Официант замечает, как я нервно постукиваю ногой, и улыбается.
– Я знаю, что может вам помочь, сэр. Одну минуту.
Он возвращается с каким-то бокалом и ставит его на стол.
– Наш особый напиток для первого свидания, – объясняет мне. – Он поможет снять напряжение, и вести беседу станет проще. Обещаю.
– Э-э, вообще-то, это не свидание, а… гм… – Забиваю на объяснения и улыбаюсь. – Спасибо, дружище. Я ваш должник.
– Отблагодарите чаевыми, сэр.
Я снова смеюсь.
– Никто в жизни не называл меня сэром.
– Полагаю, вы не часто ходите в рестораны? – Голос у мужчины успокаивающий и добрый, как у хорошего, заботливого отца, которого у меня никогда не было.
– Не в такие претенциозные, как этот. Они не в моем стиле. Я скорее белая шваль, нежели аристократ, понимаете?
– Мне так не кажется, сэр.
– Ха, лесть найдет тебя везде, – фыркаю я и пробую «особый напиток». Он приятный, теплый и идет легко. Я чувствую, как мои мышцы медленно расслабляются. – Эй, а он хорош. Спасибо.
Официант улыбается и отходит к другому столику, оставив меня ждать в одиночестве. Я не замечаю, как допиваю все до капли, как перестаю дергать ногой и даже сколько проходит времени, но момент, когда появляется Элис, упустить невозможно. На фоне богатых взрослых женщин в костюмах цвета хаки она сияет, как молодой маяк: золотистые волосы собраны в низкий свободный хвост, на щеках румянец. Вместо платья она выбрала простую красную блузку и кружевную юбку. Миленько и совершенно не похоже на то, что она обычно носит. Видно, что ей в этом некомфортно. Пока хостес провожает ее к моему столику, Элис неловко жмется.
– Привет, – тут же вскакиваю я.
– Здравствуй, – еле слышно произносит она, почему-то избегая моего взгляда. Смотрит куда угодно – на пол, потолок, сумку, – только не на меня. На смену уверенной Снежной королеве пришла совершенно другая девушка.
– Может, присядем? – спрашивает она. – Эти туфли меня убивают.
– Конечно. – Подхожу и выдвигаю для нее стул.
Она наконец смотрит на меня и насмешливо улыбается.
– Какие манеры.
– Я лишь предугадываю действия Тео, не более, – ворчу в ответ, но затем замираю, услышав ее смех – этот звук похож на звон маленьких хрустальных колокольчиков.
– Что? – интересуется Элис, перестав смеяться.
– В первый раз, – сажусь и кладу салфетку на колени, как учила меня мама, – слышу, как ты искренне смеешься.
– И в последний, – бормочет она, заливаясь краской.
– Кстати, отлично выглядишь. Правда, превосходно.
Она краснеет еще сильнее.
– Не нужно угодничать.
– Урок третий, – вздыхаю я. – Когда парни делают тебе комплименты, они не угодничают, а высказывают свое мнение. Тео часто будет делать тебе комплименты, понятно? Потому что он милый. Учись их принимать. Благодари, а не выпускай колючки, если хочешь ему понравиться.
Элис лишь кривится. К нам подходит официант, и она заказывает семгу и «Ширли Темпл».
– «Ширли Темпл»? – сквозь сдерживаемый смех, переспрашиваю я.
Она надувается.
– А что такого?
– Да ничего, просто… – бросаю взгляд на официанта, – это ужасно миленький напиток. Думал, ты закажешь что-нибудь взрослое. Например, чай со льдом.
– В таком случае я буду чай со льдом, – огрызается она.
– Нет, эй, все нормально. Бери что хочешь.
– Но тогда Тео подумает, что я незрелая.
– Возможно. Или что это забавно и все такое.
Официант смотрит то на меня, то на нее. В итоге Элис все же заказывает «Ширли Темпл», а я – пиццу «Маргариту». Когда мы остаемся наедине, она впивается в меня взглядом.
– Значит, я должна научиться принимать комплименты? Таков сегодняшний урок?
– Отчасти. Давай попрактикуемся. Я буду делать тебе комплименты, а ты – с благодарностью их принимать. Или хотя бы стараться.
Элис отщипывает хлеб и в ожидании смотрит на меня, как кролик в свете фар.
– Ты милая, – начинаю я с малого.
Она морщится.
– Это не так.
– Не-а, забыла? С благодарностью.
– Но я правда не считаю…
Можно и не заканчивать предложение, я и без того ее понимаю. Она не считает себя милой. За всей этой бравадой и невозмутимостью прячется низкая самооценка. Кто-то хорошенько вбил ей это в голову, и скорее всего, в подростковом возрасте.
Элис нервно ломает хлеб, но не ест его. Затем вдруг вскрикивает, случайно ущипнув себя за палец, и я быстро перехватываю ее руку.
– Эй, посмотри на меня, принцесса. Успокойся, ладно? Я все понимаю. Трудно любить себя, знаю. Но нельзя любить кого-то, не полюбив прежде себя. Невозможно отдаться другому на все сто процентов, если не нравишься даже себе. Это несправедливо по отношению к тому, кого ты любишь.
Элис поднимает голову и заглядывает мне в глаза.
– Ты ведь не хочешь так поступить с Тео, верно? – тихо спрашиваю я.
Она решительно качает головой.
– Нет. Конечно, нет. Я хочу быть для него лучшей девушкой. И готова на все, чтобы сделать его счастливым.
В ее голосе нет ничего, кроме искренности и преданности. Во мне просыпается зависть, и я борюсь с желанием крепко сжать ее руку. Резко отстраняюсь от Элис, пока не натворил глупостей.
– Ты упускаешь главное. В первую очередь должна быть счастлива ты. И тогда он тоже будет, если парень достойный. Вот как это работает. Вы счастливы от счастья друг друга.
Элис выгибает бровь.
– Для того, кто никогда не состоял в серьезных отношениях, у тебя слишком много размышлений на этот счет.
Почувствовав ком в горле, я делаю глоток воды, чтобы от него избавиться, и непринужденно пожимаю плечами.
– Ну, знаешь, я частенько за ними наблюдаю и вижу, что работает, а что нет.
Похоже, Элис мне не верит. Она убирает с коленей салфетку и встает.
– Мне надо в уборную.
– Прямо по коридору и налево, – подсказывает официант, вовремя поднеся к нашему столику напитки.
– Большое спасибо, – благодарно улыбается ему Элис и уходит.
Тот щелкает языком.
– О, она очень красивая и невероятно любезная. Вы везунчик, сэр.
Комок в моем горле пикирует к сердцу и резко накосит удар. Я выдавливаю улыбку.
– Мы не вместе. Просто дружим.
Официант сочувствующе кивает.
– Понимаю. Надеюсь, она найдет достойного джентльмена.
Я допиваю воду и с грохотом опускаю стакан на стол. Официант молча пополняет его и уходит ровно в тот момент, когда возвращается Элис. Теперь она выглядит лучше – свежее.
Потягивает свой «Ширли Темпл», улыбаясь от его сладости, а затем хмуро смотрит на меня.
– Что ж, давай попробуем еще раз.
– Комплименты?
– Да, если не возражаешь.
Элис вся подбирается, обхватывает руками стакан с коктейлем и с маниакальной сосредоточенностью смотрит мне в глаза. От этого у меня натягиваются нервы. Наверное, именно благодаря такой собранности она отлично учится. Вот это да! Ее решительность почти… милая.
– Ты милая, – вырывается у меня. – Правда.
Она не шевелится. Всего один раз моргает, но держится. Поэтому я поднимаю ставки. Откидываюсь на спинку и натягиваю на лицо свою лучшую дерзкую усмешку – ту, от которой у девушек слетают трусики.
– Смотрю на тебя и думаю: «Черт, да какой парень не убил бы, чтобы затащить эту милую пташку в постель?»
Элис кривит губы, но терпит. Я смеюсь и решаюсь на откровенность, позволяя всем своим мыслям о ней выплеснуться через предостерегающую плотину профессионализма.
– Не хочу тебя разочаровывать, принцесса, но ты прелесть. Знаю, тебе не нравится это слово, больше по душе «элегантная» или типа того. Но эти понятия совместимы. В тебе много хорошего. Уверен, тебе часто говорили, какая ты умная, поэтому не буду повторяться. Мы оба знаем, что это так. Но, даю голову на отсечение, ты не в курсе, что ты еще и горячая, поэтому позволь сказать прямо: у тебя поразительно сексуальное лицо.
Она стонет, и ее щеки окрашивает легкий румянец. Так и вижу, как Элис борется с желанием со всей присущей язвительностью ответить: «Это не так, идиот», но продолжаю говорить:
– Мне нравится смотреть на него. Твое лицо. Такое красивое. Длинные ресницы, милый носик, мягкие губы, такие соблазнительные, что могут довести до греха. Порой мне так хочется их поцеловать. Крепко, по-настоящему.
Ее кожа становится цветом с вишневый закат, но Элис вдруг затихает и округляет глаза. Я застываю, и ужас медленно сжимает меня за яйца, когда я понимаю, как это прозвучало.
