Текст книги "Темное разделение"

Автор книги: Сара Рейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 26 страниц)

Я не могла скрыть горя, язык мой онемел:

– Мы потеряли их, о Флой…

– Нет, мы не потеряли их, – сказал Флой мягко. – Послушай, что говорит народ. Ходи и слушай. Ищи зацепки, Шарлотта.

Он перешел через площадь, и я вслед за ним. Мы остановились возле небольшой группы женщин, не подслушивая, и уж точно мы не выглядели подслушивающими (неприятный опыт), я просто смотрела по сторонам, как будто ожидая своего мужа. Но я прислушивалась ко всему, жадно глотая сведения, так же как и Флой.

И через полчаса мы узнали, что Мэтт Данси увез свою труппу в деревню в нескольких милях к югу от Макинлета.

– Они остановились в «Фазане», – сказала одна женщина рядом со мной, деловито и исчерпывающе. – Дочь моей сестры помогает там по вечерам, и босс сказал ей, чтобы застелили дополнительные кровати. Они рады. Это способствует благоденствию округа.

– Поедем первым делом к «Фазану» утром, – сказал Флой, пока маленькая тележка тряслась по дорожке, освещенной лунным светом. – Да, моя любовь, ты хочешь ломиться в двери сейчас, но мы приедем к полуночи, а я бы предпочел не встречаться с Данси в полночный час.

Я молчала, и он посмотрел на меня:

– Шарлотта, лучше так, я обещаю тебе, что так будет лучше. Я не хочу, чтобы Данси ускользнул от нас под покровом темноты.

Конечно, он прав, хотя это и убивает меня. И сейчас, когда я пишу это в своей комнате в гостинице «У моста», несмотря на то, что я нашла Виолу и Соррел, я чувствую себя более одинокой, чем раньше. Я не могу вынести, что их эксплуатируют таким способом, и я в ужасе при мысли, что, когда Мэтт Данси узнает, кто я, он найдет способ украсть их снова.

Если я не смогу придумать, как обмануть его.

Симона постепенно приходила в себя после хлорпромазина.

Ее голова болела, она чувствовала слабость, и ей казалось, что она сходит с ума. Но ее рассудок прояснялся, и она поняла, что женщина со злыми глазами отвезла ее в Мортмэйн и бросила здесь в клетке.

Она по-прежнему сомневалась, не кошмарный ли это сон, потому что так должен чувствовать себя погребенный заживо, под землей. Над ней был Мортмэйн, и она чувствовала, как его огромная масса и мрачная пустота, отзывавшаяся эхом, давит на нее.

Но я выберусь, сказала себе Симона решительно. Что бы ни случилось, я выберусь. Я смогу сорвать замок или вырвать один из прутьев. А если не смогу, кто-нибудь хватится меня и начнет искать. Но как скоро? И подумает ли кто о Мортмэйне?

Чернота была абсолютно непроницаемой, так что она не могла даже посмотреть на часы, и она не знала, как долго она здесь, потому что в кромешной тьме время воспринимается по-другому. Она забилась в угол тесной клетки и старалась не слышать слабого шепота и шорохов вокруг. Это были пугающие звуки, но обыкновенные и объяснимые. Крысы и летучие мыши, вороны и совы. Все они черны и страшны, не важно, пытаешься ли ты не думать о них. Призрак совы в пустоте старой серой башни, глашатай ночи, как Макбет называл его, и если уж Макбет не знал о фатуме и его глашатаях, то кто знает. И ворон со спящими глазами демона, прогоняющий свои ночные фантазии при пробуждении. Да, совы и вороны, крысы и летучие мыши – без сомнения, создания, которые роднятся с ужасом. Но не нужно сейчас думать об этом.

Но нельзя было прогнать призраков. Симона могла слышать их и чувствовать. Соня сказала когда-то с присущим ей коварством, что дети, которые жили здесь, становились жертвами организованной детской проституции – и они прятались здесь, чтобы обмануть похитителей; в этот жуткий миг Симона могла услышать тяжелую поступь торговцев детьми, ищущих в доме свою добычу. Она внимательно прислушивалась, не ходит ли кто в самом деле, но это было лишь биение ее собственной крови в жилах.

У меня бред, думала она, отодвинувшись как можно дальше, заставляя себя дышать медленно и спокойно. Нужно что-то сделать… как это называется… сенсорная депривация. Темно хоть глаз коли, и так тихо, как в могиле – нет, не надо говорить так. Но если бы только не было так тихо.

Но призраки не молчали. Симона не могла их видеть, но она ощущала их присутствие и слышала их. Она слышала, как прячутся дети из прошлого, скрываясь от торговцев, и слышала, как их руки бессильно бьются о дверь.

Ногти, царапающие железо… Руки, бьющиеся о кирпичи…

Она вдруг осознала, что бешено бьется о железные прутья и что это она сама колотит руками по кирпичам.

Глава 36

– Возможно, абсолютно не о чем волноваться, – раздался голос Анжелики в телефоне. – Но кое-что произошло, и чем больше я думаю об этом, тем более нахожу повод для беспокойства. Я думала, что нужно сказать тебе.

Гарри спросил, что же произошло.

– Симона. Кажется… это может прозвучать ужасно мелодраматично, но мне кажется, что она пропала. Я не видела ее с понедельника – это не вызвало у меня беспокойства, потому что она оставила записку, что уезжает собирать материал для новой выставки и не вернется до вечера пятницы.

– Сейчас только суббота, – сказал Гарри. – Она, возможно, по-прежнему в поездке.

– Нет, не думаю. Мы должны были встретиться сегодня за ланчем – у меня идея включить несколько шелко-графических полотен в следующую выставку, и мы должны были посмотреть портфолио художника, – и Симона не пришла. Это так не похоже на нее, у нее очень строгие старомодные взгляды на то, что касается встреч, чтобы вовремя прийти, и все такое.

– Может быть, ей нездоровится. Простуда или мигрень.

– Я так не думаю. Я звонила и звонила ей, – сказала Анжелика. – И только автоответчик в ее квартире – а теперь и он не работает, чертова машина, пленка кончилась, и она теперь лишь пикает; очень грубо сделано, я думаю, они должны издавать более гармоничные звуки. И затем я приехала к ней в квартиру – ее машина на месте, так что она должна была вернуться, но там молоко на ступенях и письмо в ящике. Можно посмотреть через дверь – почта за несколько дней.

– Этому должно быть объяснение, – но Гарри так и не смог придумать ни одного. У него возникло предчувствие беды.

– И затем, – сказала Анжелика, – я вернулась в галерею и пошла в ее темную комнату. Я никогда не делаю этого, потому что это ее святая святых, и я никогда не вмешиваюсь в ее работу. Но я искала хоть какие-нибудь зацепки, поэтому нарушила правило.

– И что ты нашла?

– Я не уверена. – Впервые из голоса Анжелики исчезли нотки живости и манерности. – Я нашла кое-что; судя по всему, она вчера заезжала сюда и проявила одну пленку.

– Да?

– Потому я и беспокоюсь, – сказала Анжелика. – Послушай, Гарри, можешь ли ты прийти и посмотреть напечатанные снимки, потому что я не знаю, что с этим делать.

– Эти два снимка – точно Мортмэйн, – сказал Гарри. Он был уже в темной комнате с Анжеликой и рассматривал четыре фотоотпечатка, лежащие на рабочем столе Симоны.

– Да, я знаю, что это Мортмэйн. Господи, боже мой, у нас есть этот мрачный вид наверху, совершенная готика, блестящий снимок, конечно, и мы продали несколько отпечатков – Она замерла, когда Гарри достал последний кадр.

– Ты об этом? – спросил он после долгой паузы.

– Да, я даже не знаю, что это.

– Это похоже на тоннель, – сказал Гарри нахмурившись. – Узкий и очень старый.

– Ребенок мертв, да?

– О да. – Гарри продолжал рассматривать снимок. – Ей десять или двенадцать, – сказал он наконец. – Можно ли узнать, когда это было снято? Есть ли печать с датой на пленке или что-нибудь такое?

– Я не знаю. Я не разбираюсь в этом. И я здесь никогда ничего не трогала. Они лежали на столике, но я думаю, что пленка где-то здесь.

– Она очень старая, – сказал Гарри, поднимая пленку – Я не думаю, что теперь такие продаются.

– И снимки не обрезаны. Симона всегда делает рамку, когда печатает, – она безумно аккуратна и организованна. Я уверена, что она проявляла эту пленку перед тем, как уйти вчера.

Что-то промелькнуло в голове Гарри, и он не смог до конца схватить это. На фотографии изображен ребенок, лежащий в собственной крови, – здесь должна быть какая-то подсказка.

– Это звучит безумно, – сказала Анжелика, – но, когда я только взглянула на мертвого ребенка, я подумала, что это Симона. Я видела несколько детских ее фотографий, и она выглядела именно так.

Мысль, которую Гарри не мог уловить, вдруг резко вышла на свет. Он сказал:

– О боже, конечно.Анжелика, это не Симона. Это Соня.

– Соня? Сестра? Умерший близнец?

– Да. – Он очень осторожно положил снимок. – Есть ли у тебя хорошие карты Англии и Уэльса?

– Да, кажется, я могу найти одну, это карта дорог автомобильной ассоциации, очень полезная… Зачем? Мы позвоним в полицию или куда-нибудь еще! Или матери Симоны… Ах, подожди, она все еще в Канаде.

– Мы не будем пока звонить в полицию, – сказал Гарри, и в то же время в его голове пронеслось: «Канада! Вот почему я не смог найти Мелиссу!» – Не думаю, что стоит беспокоить мать Симоны, пока мы не узнаем, есть ли повод для тревоги. Если нам и надо что-то сделать, так это найти Мортмэйн.

– Ты думаешь, что Симона там?

– Я не знаю. Только интуиция. Эти снимки Мортмэйна, и это близнец Симоны… Я хочу посмотреть место, прежде чем мы вызовем полицию.

Он одолжил машину у одного из редакторов «Глашатая»; у машины был почтенный возраст, ее подвеска и мощность были под вопросом, и редактор сомневался, выдержит ли машина поездку. Еще могут возникнуть проблемы с карбюратором, и хорошо, если он вновь увидит Гарри и его пассажирку и машину целыми и невредимыми. Но вот ключи, и помни, что если ты нажмешь на тормоз, то тебе потом нужно поднять педаль назад пальцем ноги, потому что с гидравликой проблемы.

Но машина не пала жертвой бед, предсказанных ее владельцем. Она балансировала на дороге, как канатоходец, и жрала бензин, как вампир, но достигла без приключений той части Шропшира, которая обозначена на карте как Уэльс-Марш. Названия на табличках вдоль дороги менялись. Чайлдс-Эрколл и Мортон-Сай. Вайксалл, Вортенбери и Трипвуд. И затем начались бесконечные названия районов и мелких населенных пунктов.

– Мило, – сказала Анжелика, сидя на продавленном сиденье и разглядывая в окно открывающийся вид. – Когда живешь в Лондоне, быстро забываешь о полях, изгородях и пастбищах.

– И о синей с пурпуром дымке холмов, тракторах, и церквях с покойницкими, и деревенских пабах.

– Господи, ты, часом, не из затаившихся романтиков, Гарри, дорогой?

– К черту романтику.

Но он подумал: однажды я напишу книгу, где все это будет, и легенды и история этих мест тоже. Принц Тюдор Бастард и Оуэн Глендовер восстают против Дома Ланкастеров… Книга Талиесина [32]32
  Талиесин – легендарный кельтский поэт, певец, бард


[Закрыть]и Мабиногиона [33]33
  Мабиногион – книга старинных кельтских сказок и преданий


[Закрыть], и старинная боевая песня о мужчинах Харлеха… И старый, старый дом, получивший название от древнего закона, построенный в Средние века.

Анжелика отвлекла его от этих мечтаний, последние тридцать километров она вела его по карте и теперь указывала нужный поворот.

– И Западная Эферна, похоже, в пяти километрах отсюда.

– Да. Вот указатель. Ты уверена, что это то место?

– Да, я тебе говорю. Симона жила в Западной Эферне, когда была ребенком. Тогда она сфотографировала Мортмэйн – тот, что в галерее. Да, в справочнике по гостиницам говорится, что здесь есть место под названием «У моста», где мы можем остановиться.

Гостиница «У моста» была больше и комфортабельнее, чем ожидал Гарри, и, поскольку это был выбор Анжелики, она должна была быть довольно дорогой. Это, однако, не беспокоило Гарри.

Им дали две комнаты, выходящие окнами на улицу. Там были удобные кровати с огромными стегаными одеялами, и ситцевые занавески, и обитые красивой тканью стулья у окон. Если открыть створку окна, то открывается вид прямо на старый конный тракт, проходящий по полям и вливавшийся в автостраду.

–  Оченьмило, – сказала Анжелика, зайдя к нему через пять минут. Она ничего не сказала насчет раздельных комнат, и Гарри был благодарен ей за это.

– Который час? Полдевятого. Хорошо, я пойду вниз и попробую что-нибудь разузнать.

– Мне пойти с тобой? Или переодеться для ужина… хотя я так спешно собирала сумку в Лондоне…

– Это неважно, – сказал Гарри. – Но лучше побудь здесь, ты только все напутаешь.

Внизу в небольшом обеденном зале на несколько столиков подавали ужин. Гарри прошел к бару и, прежде чем начать расспросы, заказал виски с содовой. Бармен, который оказался менеджером и чуть ли не владельцем гостиницы, согласился принять выпивку в угощение, был дружелюбен и готов поболтать. Да, это очень тихое время года, посетителей мало, а вот весной и летом народу много. Туристы, конечно, и романтические уик-энды. Но торговля хорошо идет – они предоставляют ланчи проезжающим.

Гарри сказал:

– Я здесь с мисс Торн, мы ищем один дом в этом районе. – Он молился про себя, чтобы никто не узнал Анжелику, и затем объяснил: – Мы пытаемся найти место, которое раньше было работным домом или приютом. Мы ничего не знаем, кроме названия, и я даже не уверен, в верном ли направлении мы движемся. Но может быть, вы знаете?

– Скажите, может, и помогу, сэр. – Это было произнесено напевно, но не совсем по-валлийски.

– Место называется Мортмэйн. Бармен-менеджер поставил свою кружку с пивом:

– Храни нас Бог, сэр, каждый здесь знает о Мортмэйне, это страшные старые руины. Итак, теперь мистеру Фитцглену и его секретарше нужно поехать по главной дороге до объездной дороги, повернуть резко влево, не доезжая до нее, и затем проехать три километра. Вы увидите Мортмэйн высоко над дорогой. Вы не пропустите его.

Держу пари, что ты говоришь правду, думал Гарри, покупая мужчине еще выпить.

Анжелика, когда он сказал ей, что ее назвали его секретаршей, только усмехнулась. Когда Гарри спросил ее, хочет ли она отправиться искать это кошмарное здание прямо сейчас, ответила: «Ну конечно, иначе зачем мы приехали?»

Они легко нашли дом; Гарри съехал с дороги и остановился, рассматривая Мортмэйн.

Вот он, дом кошмаров Симоны и мрачный работный дом Тэнси, среди заброшенных полей и темных деревьев-часовых. Вот оно, это легендарное место, построенное в начале семнадцатого века и получившее название от старинного закона руки мертвого человека…

– Мы пойдем туда? – спросила Анжелика немного испуганно.

– Да, мы пойдем. По крайней мере, я. Ты можешь оставаться в машине, если хочешь. Если ты запрешь двери, все будет в порядке.

– Нет, я пойду – Анжелика с сомнением поглядела на очертания здания. – Там, наверное, есть призраки, но что сделают призраки двум друзьям? Я не боюсь призраков.

– Я не верю в них, – сказал Гарри твердо. – Хотя я думаю, что-то там остается.

– Было бы странно, если не так, – сказала Анжелика с неожиданной серьезностью. – Это был работный дом, а люди видят в таких домах затаенную угрозу. Привидения.

– И теперь вместо этого у нас государство всеобщего благосостояния, и у нас есть хостелы вроде Сентерпойнта и ментальность владельцев жизни.

– Дорогой мой, ты уже проявил себя как нежный старомодный романтик.

– Нет ничего романтичного в призраках Мортмэйна.

– Я думала, ты сказал, что не веришь в призраков.

– Нет, давай отгоним машину вот в ту тень, хорошо?

– Зачем ты хочешь это сделать?

– Потому что я думаю, что наш визит нужно сделать как можно более незаметным.

– Хорошо. Как нам подняться, ты не знаешь? – спросила Анжелика, когда они вышли из машины через две минуты. – Потому что я не вижу, как же… а, подожди, там что-то вроде тропы.

Когда они начали взбираться по подобию тропы, Анжелика сказала:

– Я чувствую себя так, как будто играю роль бесхарактерной героини в каком-то банальном триллере.

– Простодушно взбираясь в темный старый дом на холме?

– Приложив палец к губам в замешательстве, – согласилась Анжелика. – Есть ли у нас план для этой дикой эскапады?

– Нет, пожалуй. Я думаю, что мы обойдем место для начала. Мы должны делать это очень тихо.

– На случай если графы в капюшонах встретятся нам с кодексом вампиров?

– На случай если там будут подростки-наркоманы, – сказал Гарри.

Когда они поднялись на вершину холма, холодный ветер подул им прямо в лицо, разгоняя облака вокруг луны. Над ними Мортмэйн, казалось, выплывал из тени.

– Мы пойдем внутрь теперь? – спросила Анжелика, с сомнением разглядывая место.

– Да, потому что я хочу увидеть и узнать места со снимков Симоны. Я взял пару фонарей – на, возьми один. Темнота там будет чернее черного.

– В самом деле так темно? – сказала Анжелика, упав духом, и Гарри не смог сдержать улыбку.

– Но не темнота беспокоит меня.

– Я знаю. Это призраки.

– Да, как ты догадалась?

– Меня тоже беспокоят призраки.

Через некоторое время Симона почувствовала, что тонкая ниточка света падает с лестницы. Неужели ночь прошла? Она по-прежнему не могла посмотреть на часы, но теперь у нее возникло другое ощущение.

Она чувствовала слабость, и ей все казалось странным, хотя она подумала, что, скорее всего, спала полубредом-полусном. Она впадала то в панику, то в обволакивающее отчаяние. Ты никогда не выберешься, – говорили шепоты и шорохи. – Никогда, никогда… Ты умрешь здесь в темноте, как Соня умерла здесь в темноте..

Она цеплялась за надежду, что кто-то начнет искать ее или женщина со злыми глазами вернется. Это было вероятно: люди не запирают незнакомцев в старых домах и не бросают их умирать. Это было какое-то странное наказание, или женщина была одержима навязчивой идеей. Симона вспомнила глаза женщины и силу ее рук, когда та толкнула ее в клетку, и содрогнулась.

Чтобы прогнать этот образ, она стала читать вслух стихи, но по иронии она могла вспомнить только оду Ловласа о том, что тюрьма – не каменные стены и не прутья решеток… Поэзия не могла прогнать призраков Мортмэйна. Она вбирала в себя шорохи и шепот. А если крыса сюда заберется, думала в холодном поту Симона, я сойду с ума.

Шепот не успокоился с приходом лучей серого света, и Симоне даже показалось, что шорох стал громче. Крысы или призраки? Она повернула голову и прислушалась, поскольку на мгновение ей показалось, что в шорохе она услышала голоса. Но это только воображение.

Или нет? Теперь звук был более ясный, и это были точно не крысы и не призраки. Шаги. Женщина возвращается, чтобы освободить ее? Сказать, что все это ошибка, или шутка, или пари? Нет, это были шаги не одного человека. Да, они наверху, слышны их голоса. Люди внутри Мортмэйна.

Собрав все свои силы, в страхе, что они могут уйти, не найдя ее, Симона набрала воздух в легкие и закричала так громко, как могла. Но ее голос, ослабший от наркотика, из-за пересохшего за долгие часы без воды горла, превратился в надломленный слабый хриплый звук. О господи, нет! Господи, помоги мне подать знак о себе. Не дай им уйти без меня!

Она сжала кулаки и начала колотить ими о железные прутья.

Гарри шел медленно, освещая фонарем заброшенный главный холл Мортмэйна, узнавая его отчасти по фотографиям Симоны.

– Это точно то самое место, – сказала Анжелика, одобрительно кивнув.

– Но я не знаю, найдем ли мы что-нибудь. Я же говорил тебе, что мною движет только интуиция.

Они заходили все глубже и глубже, осторожно проходя по пролетам. К печальному запаху изъеденных червями балок и рассохшихся камней добавлялась резкая вонь мочи – людей или животных. Их тени, ложащиеся на рельефы стен в свете фонаря, брели за ними; и было странно, что тени иногда отставали от своих владельцев. Гарри усилием воли прогнал чувство, что маленькая Тэнси Флоя была среди этих бредущих теней.

Луч фонаря вырывал бледный лоскут пространства из темноты, обнажая осыпающиеся кирпичи и засохшую вековую грязь. Пауки и черные жуки пробегали перед ними, и чем глубже они заходили, приближаясь к самому сердцу дома, тем тени становились толще и зловоние усиливалось. Гарри заметил, что Анжелика поискала в кармане платок и приложила его ко рту, но тут она сказала:

– К счастью, прямо перед выходом я приняла ванну с ароматизированной солью. Мне кажется, я все еще чувствую ее запах, а ты?

– Ну конечно! – сказал Гарри, неожиданно почувствовав радость оттого, что Анжелика вместе с ним.

Затем он остановился, и она тоже, потому что из глубин старого дома донесся слабый звук. Они замерли, стараясь даже не дышать. Ничего. Возможно, игра воображения. И затем звук повторился, легкий, хрупкий. Раздался слабый скрип из угла, и Гарри посветил туда. Небольшое пушистое тельце с длинным хвостом пробежало и скрылось из виду.

– О господи, – сказала Анжелика. – Надеялась я, что уж этого мы не увидим. Гарри, дорогой, стань Крысоловом и прогони их всех.

– Все в порядке. Она убежала. Я выдержу твой приступ истерики по полной программе, когда мы выберемся отсюда. Может быть, ты вернешься в машину и подождешь там?

– И упустить шанс когда-нибудь рассказать эту историю за обеденным столом? Дорогой! – сказала Анжелика с упреком, и Гарри ухмыльнулся.

– Хорошо. Вперед и вверх.

– В любом случае, с тех пор как ты увидел Симону, ты хотел предстать перед ней в образе романтического рыцаря в блестящих доспехах, не правда ли? – сказала она проницательно, и Гарри посмотрел на нее.

– Ты путаешь меня с кем-то, у кого есть сердце, Анжелика.

– Не думаю. И к тому же мне кажется, что ты подойдешь Симоне. – Она взглянула на него и сказала: – Гарри, дорогой, неужели ты думаешь, что я не знаю, что тебе все это время была нужна Симона?

– Ну…

– Но нам было так хорошо последние недели, правда?

– Анжелика, – сказал Гарри, – ты уникальная женщина. Не могу представить себе, чтобы кто-то еще смог бы устроить сцену прощания в такой ситуации. В самом деле, по своему опыту…

– Простирающемуся по всем континентам и нациям?

– Ты знаешь, – сказал Гарри, подождав, – если ты не оставишь привычку цитировать, люди начнут думать, что ты умна.

– Но за циничными словами я прячу сердце.

Прежде чем Гарри смог придумать, что ответить на это, она сказала:

– Давай лучше закончим осматривать эту историческую достопримечательность. Не знаю, как ты, но я очень рада, что совершенно несведуща в истории: я даже не хочу думать о первоначальном назначении всех этих комнат, а ты?

– Я стараюсь не думать об этом.

В самом конце дома они нашли длинную сырую комнату, где удушающий запах человеческого отчаяния был таким сильным, что им показалось, что они упираются в стену. Там были высокие зарешеченные окна и гнилой, изъеденный червями пол.

Анжелика сказала шепотом:

– Там что-то на другой стороне, похоже на крышку.

– Это крышка колодца, – сказал Гарри через мгновение. – О господи, ну конечно! Это колодец, Анжелика. Его Симона фотографировала! То, что было внутри!

– Да, я вижу. Но что это значит? – спросила Анжелика. – Как все связано? И должны ли мы заглянуть внутрь, потому что…

Она замолчала. Звук, который они оба слышали раньше – который приняли за шум пробежавшей крысы, – донесся вновь. И теперь он точно шел снизу.

– Кто-то стучит в стену или обо что-то еще, – сказал Гарри через мгновение.

– Кто-то стучит? Симона? – Они переглянулись. – Возможно ли это?

– Не знаю, но мы должны спуститься и проверить. Здесь, кажется.

Через несколько минут они нашли каменную лестницу и стали осторожно спускаться. Стены сочились сыростью и конденсатом, и, когда Гарри поднял фонарь, он высветил плесень на потолке.

Они спустились вниз и там, в свете фонаря, увидели расположенные вдоль стен ряды железных прутьев. Это были огромные клетки, числом восемь или десять, стоявшие вплотную друг к другу.

Клетки, думал Гарри. Железные клетки. На короткое безумное мгновение он оказался в книге Флоя и увидел Тэнси, в страхе тайно пробирающуюся в эту комнату, чтобы спрятаться от торговцев детьми…

Клетки были ржавые и бесцветные, как гнилые зубы, и они были заполнены старыми листьями и булыжниками. Но в одной клетке что-то двигалось… Внутри железной клетки кто-то был, он в кровь разбил руки о прутья, чтобы привлечь их внимание.

Замок не поддавался минут десять, но куском разломанного камня Гарри все-таки сумел сбить его.

– Рыцарь в сверкающих доспехах, так и есть, – прошептала Анжелика, но когда он сделал передышку, потому что расцарапал руки, она взяла у него камень и начала ломать замок сама.

Когда Симона, полуослепнув от полной темноты, покрытая грязью и пылью, упала в объятия Гарри, Анжелика, которая была ближе всех к лестнице, оглянулась и сказала:

– Кто-то идет.

– Чепуха, – сказал Гарри, – тебе кажется. Я ничего не слышу.

– Нет, подожди, она права. – Симоне удалось устроиться полусидя. – Слушай.

Теперь и Гарри услышал. Кто-то быстро проходил через комнаты наверху.

В глазах Симоны появился страх, и она сжала руку Гарри:

– Она возвращается. Женщина с темными волосами. Она возвращается, чтобы убить меня.

Если последние шесть или семь часов Гарри руководствовался интуицией, то сейчас он был движим еще более глубоким чувством. Он сказал быстро:

– Послушай, Симона, ты не могла бы забраться в клетку еще на десять минут? Поскольку если мы хотим поймать ее…

В свете фонаря лицо его было белым и напряженным. Его глаза не отрывались от Симоны. Она сказала:

– Да-да, хорошо.

– Вот умница, – сказал Гарри. – Мы оба будем здесь, ты в полной безопасности. Выключи фонарь, Анжелика, ради бога.

– Я гашу, – сказала Анжелика шепотом. – Симона, дорогая, ты настоящая героиня. Я думаю, мы откроем самую большую бутылку шампанского, когда выберемся отсюда.