355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Сара Рейн » Темное разделение » Текст книги (страница 23)
Темное разделение
  • Текст добавлен: 8 октября 2016, 16:34

Текст книги "Темное разделение"


Автор книги: Сара Рейн


Жанр:

   

Триллеры


сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 26 страниц)

Симона надеялась, что кто-то пройдет мимо, и она сможет позвать на помощь, но машина женщины была в двух шагах, и в это время дня людей на улицах не бывает. Ее толкнули на заднее сиденье маленького «седана», и женщина склонилась над ней. Симона почувствовала, как что-то обвилось вокруг ее запястий – жгуты из жесткого пластика. Вроде тех, которые накладывают в больницах с табличкой с твоим именем. Она вспомнила, что женщина сказала, что она медсестра. Но все казалось таким далеким и словно в тумане, и Симона не знала, сколько времени прошло и на самом деле ли это все происходит. Может быть, это возвращение знакомого кошмара, и скоро она проснется.

– А теперь твои лодыжки, – сказала женщина, наклоняясь вниз. – Хорошо. Теперь пристяжной ремень. Я не хочу, чтобы нас остановила полиция, потому что мы не пристегнули ремни.

Она застегнула ремень вокруг Симоны, затем поднялась, закрыла заднюю дверь и села на место водителя. Симона пыталась вытянуть руки, но то, чем женщина уколола ее – хлорпромазин, так она сказала? – повергло ее в такую слабость, что она не могла и пальцем пошевелить.

– Даже не пытайся освободиться, Симона, – сказала женщина, взглянув на нее в зеркало. Ее глаза были похожи на маленькие жесткие камушки. – А, да, я знаю твое имя, – сказала она тише. – Я знаю о тебе многое, Симона. Я следила за тобой, и я ждала этой встречи долгие голы. Я знаю гораздо больше, чем ты можешь себе представить.

Она завела двигатель, и машина поехала.

– Куда – ты – везешь – меня? – Произносить каждое слово было так же трудно, как взобраться на гору, но Симоне удалось это.

– Нам предстоит долгий путь, Симона, – сказала женщина. – Сегодня мы отправляемся в Мортмэйн.

Из дневника Шарлотты Квинтон

16 ноября 1914 г.

Сегодня утром мы пойдем в Мортмэйн, Флой и я.

Я была готова пойти туда прямо ночью, но Флой сказал (с убийственной мужской логикой!), что уже полночь – не самое подходящее время идти куда-то, а особенно в этот дом.

Так что я сдерживаю себя с терпением, на которое только способна последние семь или восемь часов, и смогла даже съесть маленький завтрак (чашка кофе и тост), и теперь я готова: надела сшитый на заказ костюм (коричневая саржа) и кремовую шелковую блузку. Понимаю, что эти записи об одежде кажутся легкомысленными, когда, может быть, очень скоро я увижу моих дорогих потерянных дочерей – спустя четырнадцать лет, но отказываюсь признать, что это недостойно внимания. Хотя бы потому, что описание одежды помогает заполнить время до выезда в Мортмэйн. Темный саржевый костюм, маленькая коричневая шляпка с бронзовой отделкой, ботинки на пуговицах, янтарные бусы и брошь, батистовый платок, опрысканный лавандой…

Я думаю, что боюсь больше, чем когда-либо в жизни, но я и виду не подам.

9.30 утра

Окна моей спальни в гостинице (маленькая комната, но очень уютная и прекрасно меблированная) выходят на дорогу, и я открыла окно, прислушиваясь к звукам утра. Воздух в деревне всегда другой, чем в Лондоне, и я люблю осенние запахи – золотых, бронзовых и медных листьев, смешанный с мягким запахом дождя, и хризантем, и костра…

Внизу я слышу, как Флой договаривается насчет тележки и пони, которыми пользуются посетители гостиницы «У моста», и мы выедем в 10 утра. Через час или два произойдет самая важная и самая неожиданная встреча в моей жизни.

Глава 34

Из дневника Шарлотты Квинтон

20 ноября

Вот уже три дня мы с Флоем в Западной Эферне. Мы начали поиск в первый же день, отправившись в Мортмэйн на пони с тележкой, и попросили кучера вернуться за нами в полдень. (Даже не подумала бы об этом, но Флой иногда проявляет неожиданную практичность.)

У нас не было точного плана; все, что мы собирались сделать, – это приехать туда, найти церковного сторожа и затем узнать у него, что стало с двумя близнецами, соединенными от рождения, которые были привезены сюда в первые недели 1900 года.

– Это было так давно, – сказала я с сомнением Флою, когда мы слезли с тележки и прошли первые метры по направлению к дому.

– Четырнадцать лет. Всего лишь точка на бесконечной прямой времени. Едва больше веса микрокосма, плавающего в море вечности. – Когда Флой столь беззаботно лиричен, он скрывает свои чувства. Я знаю, что он прячет их сейчас, его голос был нежен, но я видела, как глаза его блуждают по дому, до которого еще идти по дороге, и мне показалось, что его слегка передернуло.

Я надеялась, что Мортмэйн не будет таким зловещим, Как тогда, но я ошиблась. Мортмэйн заставлял и заставляет человека содрогаться. Все годы я помнила это место мрачным и темным, но сегодня было солнечно, и кроны Деревьев окутывала легкая дымка. Но от этого Мортмэйн смотрелся отнюдь не лучше, даже в солнечный день место было ужасным. Казалось, он олицетворял собой мрак ночи и не принимал дневной свет.

Мы молча шли по дороге, но когда мы приблизились, Флой сказал:

– Шарлотта, лучше возьми меня под руку, как будто мы женатая пара, хотя…

– Хотя лучше бы мы выглядели чужими, как люди, давно женатые, и вели себя так благовоспитанно, как если вовсе не были женаты?

Его губы тронула легкая улыбка.

– Ну и ну, кто-то занимался твоим воспитанием, пока меня не было. – Он помолчал, посмотрел на меня и сказал совсем другим голосом: – Готова, любовь моя?

Конечно, я не была готова и никогда не смогла бы быть готова к этой встрече, но когда Флой так смотрит на меня и так называет меня ласковым голосом, я проникаюсь чувством, что смогу переплыть океаны и покорить горы. И я сказала твердо:

– Да, я готова, – и с чувством, что погружаюсь в знакомый кошмар, я подошла к двери и стукнула молотком по старому, гулко отозвавшемуся дубу.

Нам открыла девушка какого-то испуганного вида, она нервно оглядела нас, сжимая края передника и неуклюже приседая, а затем удалилась, пятясь, чтобы позвать кого-то. Через несколько минут мы сидели в маленькой комнате напротив мужчины с маленькими глазками и отвисшим подбородком и женщины рядом с ним. Я вспомнила эту женщину, я видела ее в Женском цехе тогда – тот же крысий оскал и холодные глаза, – но я не была полностью уверена.

– Итак, – сказал Флой вежливо, – мы ищем двух девочек, которых привезли сюда четырнадцать лет назад.

– Это невозможно.

Слова вылетали как гравий, и я увидела, как губы Флоя сжались. Но он только сказал:

– Их родная семья очень хотела бы их найти.

– Что-то долго собирались. Четырнадцать лет.

– Семье сказали, что они мертвы, – сказал Флой, и в его голосе послышалась злость.

Я взглянула на него и подумала: не теряй терпения. Флой, пожалуйста, сейчас редкий случай, когда это не то, что нужно…

Или он угадал мою мысль, или же сам пришел к такому заключению, но когда он снова заговорил, показалось, что он укротил свою злобу:

– Мы знаем, и адвокаты знают, что, когда детей забирали, были допущены некоторые нарушения закона. Наши поиски привели нас сюда. – Пауза длиной в четыре сердечных удара.

Я наблюдала за мужчиной и увидела, что упоминание «адвокатов» заставило его скорчить кислую мину. И если кто-то из них потерял бы терпение, то не Флой.

– Мистер Данси вовлечен в похищение детей, – сказал Флой. – Мы знаем это.

Те двое переглянулись, и мужчина сказал:

– Мы знаем мистера Данси. Мы не говорим, что не знаем его.

– Но это касается бизнеса, – сказала женщина.

– А! – Флой наклонился вперед. – Так вы знаете Данси! А девочек? Вы знаете, что случилось с девочками? Скажите, а то это станет достоянием полиции. Лучше вам сотрудничать со мной.

Они опять переглянулись. Было ясно, что эти двое не знали, кто с ними разговаривает, и никто из них не осмеливался спросить, кто он такой.

Затем мужчина сказал:

– Нам дали законные права тогда, четырнадцать лет назад. Все по закону. А что до похищения, то этого не было.

– Опекунство было передано попечительскому совету, – сказала женщина уверенно. – Подписано отцом в этой комнате и заверено судьей.

Подписано отцом. Отцом.Я уже знала об этом, но эти слова, официально доказывавшие жестокий обман Эдварда, отозвались во мне глубокой печалью. Не утешало и то, что Эдвард не был в реальности отцом детей.

Флой сказал:

– Где девочки сейчас?

– С Данси, – угрюмо ответил мужчина. – Некоторых он забирает себе.

– В мюзик-холл? Или в публичный дом?

– Мы не задаем вопросов. Мы отвечаем перед советом и ни перед кем больше.

– Это, должно быть, довольно странный совет, если он отдает детей в руки человека, который их направляет в шоу уродов или в публичный дом, – сказал Флой. Он все еще сдерживал себя, но уже с трудом.

– Данси – это и есть совет, – сказал мужчина. – Мортмэйн принадлежит ему. На его деньги он содержится, и дети принадлежат ему. Он оформляет над ними опекунство. В большинстве своем они сироты или внебрачные дети. Никому не нужные. Все легально. Поэтому все, что он делает с ними, когда они становятся старше, в его праве.

– Но я здесь видела женщин. Они взрослые.

– О, мы берем и пауперов [30]30
  Паупер – человек, лишенный средств к существованию.


[Закрыть]
, – сказала женщина бесцеремонно. – Этого требует закон о бедности. Мортмэйн подчиняется закону о бедности.

– Вероятно, в обмен на некоторые льготы от церковных властей? Я думаю, вы это имели в виду. – Флой задумался и затем спросил: – Где Мэтт Данси сейчас? Он живет здесь?

– У него здесь есть комната, – сказала женщина неохотно. – Но он бывает здесь не часто. Обычно он в Лондоне.

– Сейчас он не в Лондоне. Он уехал сюда уже неделю назад.

Мужчина посмотрел на женщину и пожал плечами.

– Он забрал своих артистов и ездит с ними по городам вот уже две недели, – сказал он.

– В Лондоне стало слишком жарко?

– Мы не знаем. Он приехал сюда две или три ночи назад и говорил о поездке по окрестным городам. Все по делам. По его делам. Многие таверны хорошо платят за шоу.

Многие таверны хорошо платят.

Эта часть Англии – настоящий лабиринт, паучья сеть маленьких деревень и сел, и, несмотря на то что, как указал Флой, я провела здесь детство, я знаю, что очень трудно будет найти Данси в любом из этих мест.

– Трудно, но не невозможно, – сказал Флой. И затем, нахмурившись, прибавил: – Шарлотта, может, ты останешься в гостинице, пока я буду искать?

Но мы наняли лошадь и повозку в постоянное пользование – это единственный вид транспорта в этой области – и начали упрямо искать его от деревни к деревне. Я думаю, мальчик, управляющий повозкой, счел нас безумными или одержимыми, но Флой платит ему хорошо, и он не задает вопросов. Мы возвращаемся в гостиницу каждый вечер, обедаем в маленькой кофейне и падаем от изнеможения.

Флой не знает усталости. Иногда я начинала плакать от усталости или от отчаяния, а он был бесконечно терпелив. Мы вовлечены в странную охоту, и ближе к концу она обретала черты кошмара – такого кошмарного сна, когда ты безрассудно скачешь по бескрайним незнакомым полям, но не можешь поймать невидимую добычу.

Но наша добыча не была вовсе невидимой: в деревнях, куда Данси привозил своих артистов, он оставил грязный след. Да, они видели шоу, говорили нам люди на милом, мелодичном местном наречии. Грустно, что в шоу выступали эти бедные создания – это нельзя назвать настоящим представлением, но у нас почти нечем развлечься, а это ведь хоть какая-то перемена? Дети и другие. И в конце были прекрасные певицы. Хорошо, когда слышишь хорошее пение.

Сейчас десять часов вечера третьего дня, и мы пообедали в гостинице; подавали вкусную баранину и яблочный пудинг с напитком из сидра и молока, и завтра мы поедем в район Макинлета: там много деревень, расположенных близко друг к другу. Кажется, туда Данси отправился со своим шоу. Они дадут два представления в одном из старых сараев, используемых бродячими артистами, а теперь там выступает местный хор и даются детские концерты, и Флой думает, что там наконец мы найдем Данси. Деревни находятся несколько южнее, чем мы ожидали, но Флой, изучив карту, сказал, что путь не очень длинен. Около двадцати километров.

Я проехала бы и в тысячу раз больше. Я пошла бы босая по воде и в бурю и вскарабкаюсь на мильтоновские железные стены охваченных огнем Злых Щелей [31]31
  Злые Щели – место в преисподней, название круга восьмого в дантовском аде и у Мильтона в поэме «Потерянный рай».


[Закрыть]
, чтобы только найти Виолу и Соррел.

Ехать пришлось довольно долго, но Роз проехала бы и тысячу километров, чтобы только свершить возмездие над тварью, которая убила Соню.

Но она не привыкла ездить на такие большие расстояния, а еще она беспокоилась о том, правильно ли сделала укол хлорпромазина. Что, если Симона освободится от пластиковых жгутов на запястьях и лодыжках?

Но Рози подгоняла ее, и путешествие завершилось без проблем, пока беспомощная Симона лежала в полуобмороке на заднем сиденье. Роз поняла, что глупо было паниковать: разве можно было не доверять себе, она ведь столько лет в больнице делала уколы и никогда не ошибалась с дозой! Что же касается всего остального, то теперь, когда пришло время, ее проворство и хитрость сослужили ей хорошую службу.

Сегодняшнему дню предшествовало тщательное планирование и составление самого подробного распорядка дня. Роз долго следила за Симоной, прекрасно узнала ее образ жизни и решила, что лучше всего подойдет вечер пятницы. Пятница. Ее сердце нервно колотилось от напряжения при мысли, что она близка к цели. Пятница.

Поскольку сестра Раффан не могла без предварительного уведомления покинуть свое рабочее место, то в начале недели Роз попросила дать ей четыре выходных начиная с ночной смены в четверг. Она посетовала, что слишком поздно объявляет об этом, но в семье возникли некоторые проблемы, сказала она грустно. Она попытается вернуться через два-три дня, так что сможет приступить к работе уже в понедельник утром. С этим не возникло затруднений, потому что она редко отгуливала полный отпуск, и координатор работы сестер был счастлив пойти ей навстречу, а другие операционные сестры смогли заместить ее, пока она отсутствовала. Такая сознательная, добрая, надежная сестра Раффан. Никакой частной жизни; конечно, интересно, что она делает в свободное время, как у нее дела с сексом…

И вот – подумать только! – когда все было устроено, эта сучка от искусства, Симона, вдруг исчезла! Ее машины не было на парковке у дверей дома, и сама квартира была пустой и тихой – Роз проверяла каждый вечер. Это вызывало беспокойство, и Роз позвонила в галерею Торн, спросив Симону.

Анжелика Торн, надменная кошка, взяла трубку. Она сказала, что Симона сейчас отсутствует, ее нет в Лондоне.

Уехала! Нет в Лондоне! Все истории преступных замыслов – реальных или выдуманных – говорят, что преступник упускает в своем плане только маленькую деталь – Роз всегда с улыбкой думала об этом, потому что была уверена, что сможет предсказать любую возможность. Теперь казалось, что она ошибалась.

Анжелика спросила, что передать Симоне, и Роз была к этому готова. Она сказала, что звонит по поводу посещения дантиста. Они перепугали даты и теперь пытаются назначить новое посещение. Она когда-то видела этот эпизод в кино и теперь с удовольствием использовала сама. Она сказала, что ей лучше поговорить прямо с мисс Мэрриот. Не знает ли Анжелика, когда она вернется?

Она ждала, и сердце ее колотилось от нервного напряжения, но Анжелика ничего не заподозрила. Холодным тоном женщины, знающей себе цену, она ответила, что Симона вернется в пятницу – еще до наступления вечера, но галерея будет уже закрыта. Но она может оставить записку на столе Симоны, если нужно.

– Одну минуточку… – Роз притворилась, что размышляет. – Нет, лучше не беспокоить вас, я брошу ей записку в почтовый ящик. Спасибо огромное.

Пятница. Симона должна вернуться в пятницу. Она заедет в галерею, после чего отправится домой. Прекрасно. План даже не нужно менять.

Роз спокойно отработала свою смену в четверг вечером – две обычные гастроскопии по графику и одно срочное удаление аппендицита мальчику, привезенному сразу после ланча. Ничего особенного. Она покинула больницу около семи и поехала домой. Ей нужно было собрать сумку и отменить доставку молока на время уикенда. Она не хотела вернуться и первым делом увидеть у дверей ряд бутылок с прокисшим молоком.

Когда Роз вернулась в больницу Святого Луки после смерти Сони, большинство сестер, которых она знала, уволились или уехали, но координатор сестринской службы был так рад принять кого-то с опытом, что встретил Роз с распростертыми объятиями и позволил ей записаться на курсы усовершенствования, прежде чем приступить к работе в операционной. Легко было вернуться к прежней жизни: съемщики оставили дом ее тетки, и теперь, когда у нее появился стабильный доход, она приобрела машину, которую так давно обещала себе купить, и записалась на курсы вождения. Никто особо не спрашивал о том, что она делала все эти годы, и было легко создать туманный образ больных стареющих родителей, которые нуждались в ее помощи эти несколько лет. Такая ситуация легко вписывалась в образ Роз.

Жизнь шла по кругу, в любом случае. Ей думалось, что она неизбежно должна была вернуться в больницу Святого Луки, точно так же, как она возвращалась в Мортмэйн и Западную Эферну; все дороги приводят тебя обратно, все они ведут к позорному бездушному работному дому, чье мрачное отчаяние и горькие тягостные воспоминания Роз впитала еще ребенком.

Ее тетя сказала ей: если ты когда-либо жил в Мортмэйне – если ты когда-то узнал тоску Мортмэйна и его воспоминания, – ты никогда не уйдешь от них. Роз знала, что ее тете не удалось уйти от этих воспоминаний, и потому Роз тоже не смогла уйти от них. Она рассказывала Соне эти истории, когда Соня была уже достаточно взрослой, чтобы понимать, и Соня слушала, погружаясь в этот мир. Ей нравилось слушать о Мортмэйне и о детях, что жили там, и песни, которые они пели. Она поняла, что даже если ты живешь за тысячу километров оттуда, то в душе никогда не сможешь от этого убежать.

И теперь Симона, которая убила Соню и которая живет жизнью, запретной для тети, также не сможет спастись от Мортмэйна. Была симметрия, была справедливость в том, что Симона умрет там.

Роз нашла пустой участок дороги и припарковалась возле кустов так, чтобы машину не смогли заметить назойливый мотоциклист или любопытный сотрудник автомобильных ассоциаций. Была полночь. Она открыла бардачок, достала два фонарика и положила их в каждый карман, вместе с запасными батарейками. Детали, видишь ли. Нужно быть готовой к любым неожиданностям.

Затем она вышла и открыла заднюю дверь, чтобы вытащить Симону. Симона по-прежнему едва соображала из-за хлорпромазина; Роз в самом деле прекрасно рассчитала дозу. Достаточно, чтобы вывести сучку из строя на время путешествия, и достаточно для того, чтобы она пришла в себя в Мортмэйне.

Призраки зашептались вокруг нее, пока она взбиралась к дому. Рози была одной из них, конечно. Она не смогла бы сделать ничего подобного без Рози, этой сильной своенравной леди, которую пробудил к жизни Джозеф Андерсон так много лет назад. («Ты меня так возбуждаешь, Рози…») Пока она шла по узкой тропе, таща за собой спотыкающуюся беспомощную Симону, Роз была рада, что сила Рози возвращается к ней.

Соня была здесь же, конечно, где же еще быть призраку Сони, как не в месте, которое она любила и где умерла? Соня будет рада тому, что Роз сделает сегодня: Роз чувствовала это. Соня будет рада, что Роз осуществит кару, убив эту тварь.

И, наконец, самое главное: тетя тоже была здесь. Дух неукротимой женщины, которая годы прожила в этом кошмаре и которой не удалось прогнать кошмары прочь, был с Роз, пока она приближалась к Мортмэйну. Было уже очень поздно – полночь, – и виднелся только тоненький серп молодой луны, но несколько раз Роз различала силуэт своей тети, идущей рядом. Она видела две палки, которыми тетя всегда пользовалась, потому что ей было тяжело передвигаться, и она видела незабываемое покачивание тетиных плеч. Соня была такой же скособоченной. Всегда остаются последствия после таких страшных операций, которые перенесли, каждая в свое время, Соня и тетя.

Роз даже слышала ядовитый шепот тетки в звуках ночного ветра: голос говорил и говорил о ее ужасном детстве и о страшном, порочном человеке, который водил труппу несчастных артистов по деревням.

Тетя Виола шла рядом с Роз, пока они поднимались по тропе в свете лунного серпа.

Глава 35

Мортмэйн был окутан тьмой, но это вовсе не пугало Роз. Она знала все о тьме Мортмэйна, и она знала точно, куда идет. Пройдя сквозь главные двери, она пересекла центральный холл и пошла по коридору с правой стороны. Через Цех бедняков, мимо комнаты с колодцем, по скользким каменным ступеням вниз в подземелье.

Виола знала об этих комнатах, конечно; ее и ее сестру никогда не приводили туда, но все дети в Мортмэйне знали о них. Клетки, говорили они, в страхе шепчась. Клетки для наказания.

– Это было ужасно, – говорила Виола, сидя в деревянном кресле, с суровым лицом и померкшим взглядом. – Ночами мы накрывались простынями, чтобы не слышать крики людей, которых волокли туда, чтобы запереть в клетках. Мы слышали, как они взывают о помощи, так, что головы наши лопались от криков.

Но затем взгляд ее исполнялся горечи.

– Но они были грешники, – добавляла Виола. – Грешники пред Божьими очами, иначе зачем Он подверг бы их такому наказанию? Так Он послал наказание моей сестре и мне. Я узнала о возмездии, когда была очень молода, – я получила много уроков тому, когда была очень молода, Розамунда, и ты должна запомнить это также. Прежде всего, ты не должна забывать, что Бог наказывает. У Него есть свое орудие в этом мире, и Он прибегает к нему.

У Бога есть свое орудие… Сейчас Роз была орудием Господа, увлекая убийцу Сони за собой по сырым пролетам, отдающим эхом, в том месте, где Виола и ее сестра провели свое страшное детство. Через цех бедняков, где часто ночевали бродяги, через комнату со старым колодцем. Когда свет фонаря вырезал треугольник на дощатой тяжелой крышке колодца, высветил его сквозь пыль и грязь, Симона впервые попыталась сопротивляться. Роз крепче схватила ее и ускорила шаг: вдруг хлорпромазин прекратит свое действие? От четырех до шести часов, как правило, но никогда нельзя было предсказать точно.

Истертые, проваленные ступени были покрыты толстым слоем пыли, и на каждом шагу фонарь Роз выхватывал толстые гирлянды паутины, как слои вуали. Когда она смахивала их фонарем, они съеживались на глазах.

Клетки были прямо напротив ступеней: из железных прутьев высотой с рост высокого взрослого человека и почти такой же глубины. Они располагались вдоль стен, их было восемь или десять. В каждой была дверь, сделанная также из железных прутьев, но открывающаяся наружу. На каждой был небольшой засов и висячий замок. Даже отсюда Роз увидела, что замки все заржавели от старости и сырости, но это было неважно, потому что она прихватила один с собой, расчетливо купленный в большом хозяйственном магазине в один из обеденных перерывов.

Оказалось, что она абсолютно правильно рассчитала действие хлорпромазина. Симона билась сильнее – ее попытки были короткими, робкими, они не причинили бы вреда и котенку, и уж тем более не могли помешать Роз осуществить свой план, – но она выходила из-под наркоза. Нельзя было терять времени. Роз затащила Симону в ближайшую клетку, толкнула ее внутрь и дала ей пинка, так, чтобы сучка упала. Затем она захлопнула железную верь, вынула из кармана висячий замок и замкнула его, прежде чем Симона смогла опомниться. Она подождала на лестнице, освещая клетки фонарем. Симона подползла к прутьям и обхватила их руками. В бледном свете фонаря ее глаза были широко раскрыты от ужаса, зрачки по-прежнему были сужены в точку от хлорпромазина. Ее волосы были в беспорядке, и лицо побелело от страха. Роз навела луч обратно на ступени, радуясь, что хлопромазин уже сделал свою работу и теперь Симона может осознать, что с ней произошло.

Тени плотно окружали ее, пока Роз спускалась по узкой тропинке вниз к дороге, ускоряя шаг и стараясь не прислушиваться к мягкому скрипу и легкому шепоту, стараясь не смотреть в густую тень деревьев вдоль тропинки.

Призрак Сони был по-прежнему с ней. Соня любила Мортмэйн и никогда не боялась его, она никогда не обращала внимания на зловещее кружащееся эхо. Если там и есть призраки, говорила она, то это призраки людей из рассказов. Как она может их бояться, если она так хорошо их знает?

Но Роз все время говорила Соне держаться подальше от Мортмэйна, нужно быть осторожной в таких местах. А если Соня встретит бродягу или цыгана? А если она упадет и сломает руку или ногу? Но Соня только злобно отворачивалась и говорила, что она ненавидит, когда над нею трясутся. Если она пропадет, Роз знает, куда идти за ней. Соня могла быть упрямой, конечно, она могла быть и жестокой, говоря, что она ненавидит жить с Роз, она ненавидит то, что ее не пускают в школу или не разрешают делать то, что делают другие девочки. Роз не придавала этим словам значения, она знала, что важно защитить Соню. Соня была такой особенной, такой любимой.

И вот пришел день, когда Соня пропала, и Роз пошла искать ее. Она увидела, как Симона убегает из Мортмэйна, так, как если бы фурии преследовали ее, – ей на миг показалось, что это Соня, но Соня никогда не смогла бы так бегать или передвигаться так быстро и легко. Когда Роз нашла тело Сони, она сразу поняла, что случилось. Она поняла, что близнецы как-то встретились (как им это удалось?) и что сучье отродье убила Соню. Карабкаясь вниз в шахту колодца и поднимая наверх бедное сломанное Сонино тело, Роз поклялась, что однажды она найдет Симону – Бог поможет ей, – и когда она найдет ее, то убьет.

Сначала она думала, что выследить Симону будет легко – она уже нашла маленький дом, где эта сучка Мелисса жила с Симоной, и среди горя и скорби было маленькое утешение – она знала, что однажды эти двое заплатят за Сонину смерть. Но прежде чем она смогла придумать какой-нибудь план, Мелисса исчезла из Западной Эферны, оставив лишь табличку о продаже дома в саду, но не оставив нового адреса. Подлая! Подлая змея! Но однажды наступит день воздаяния этой твари, Роз всегда знала об этом, и вот этот день наступил.

Пока она спускалась к дороге, серп луны показался из-за облака, и она посмотрела на часы. Было без четверти час. Слишком поздно, чтобы останавливаться в местной гостинице, и в любом случае она не хотела привлекать внимания к себе. Она поедет назад и остановится в одном из дорожных мотелей. Она никогда не делала этого прежде, но она знала, что они безлики и потому анонимны.

Завтра она поедет посмотреть на Симону в клетке. Тварь умрет через пару дней. Роз хотела быть там, когда это произойдет.

Из дневника Шарлотты Квинтон

21 ноября 1914 г.

Начало первого ночи, и, хотя я так устала, что едва могу держать ручку, я не засну, пока не запишу, что произошло сегодня.

Я почти не запомнила дороги в деревню возле Макинлета, хотя, по-моему, Флой несколько раз подгонял нашего кучера за то, что тот ехал слишком медленно, и по меньшей мере дважды говорил ему, что тот не туда повернул. (Забываешь иногда, что Флой так много путешествовал и последние месяцы провел во Франции и Нидерландах, собирая материал для своих газет и иногда помогая выносить раненых из боя.)

Несмотря на то, что два фонаря висели по бокам тележки, на небе не было облаков, и ночь была ясной, узкие проселочные дороги были темны и трудны. Высокие зеленые ограждения закрывали нас с обеих сторон, и постепенно мне стало казаться, что мы будем трястись по темноте вечность и в вечность уже катимся. В другой момент я подумала, что мы в чистилище католиков, потому что я чувствовала, что мы попали в полосу страдания, бесконечного и серого, зажаты между двух миров и не можем идти ни вперед, ни назад.

Но даже миры когда-то кончаются, поскольку мы подъехали к освещенным зданиям и к подобию жизни и движения, и перед нами оказались деревенские лужайки с довольно некрасивым железным крестом в центре, что-то обозначающим или поставленным в память о ком-то. На дальнем конце виднелось длинное здание с низкой крышей, похожее на церковный сарай, ярко освещенный изнутри, и люди толпились у входа.

Мы заплатили за вход, и нас усадили на неудобные деревянные скамьи – не могу перестать думать, что по ужасной иронии судьбы впервые я увижу своих дочерей с деревянной скамьи в деревенском сарае. Вокруг люди смеялись и болтали, и царила атмосфера приятного ожидания. Мужчина сидел за плохо настроенным пианино и бездушно играл отрывки из Легара и Штрауса, в помещении становилось все жарче и жарче, и оно наполнялось различными сельскими запахами.

Я почти не запомнила первую часть выступления, хотя и заметила, что публика почувствовала себя немного не в своей тарелке при виде карликов и толстой женщины и человека-скелета, которые спели дуэт. Мое сердце – это верное и часто гневное зеркало эмоций! – билось так быстро и бешено, что я боялась упасть в обморок, прежде чем появятся близнецы; у меня было такое чувство, что что-то нависает над моей головой и бьется огромными невидимыми крыльями. Через несколько минут я увижу их, я увижу моих детей.

И тогда пианист заиграл легкий, напоминающий восточный напев «Три девочки из школы мы», и они появились без объявления. Соррел и Виола, два связанных существа, которые вместе лежали в колыбели… Я назвала их в честь колокольчика и кислицы, и первый раз – единственный раз, когда я видела их, – они лежали в беспомощных объятиях, и их крошечные ручки доверчиво хватали меня за пальцы…

Они по-прежнему были в объятиях, но это больше не напоминало розовый бутон, что я сохранила в своей памяти. Это было некрасиво и неестественно, это вызывало жалость и повергало в шок. Их голоса были нежными, правильными и душераздирающе молодыми, и, пока они пели, их фигуры мало обращали на себя внимания. Но по окончании второй песни они исполнили короткий танец, и я думала, что, даже если доживу до ста лет, и если мир оледенеет, и ад сгорит в пепел, я никогда – никогда – не забуду этого танца. Я не смогу описать его здесь, это будет предательством по отношению к моим детям. Но это была вещь самая чудовищная и вызывающая наибольшую жалость, которую я видела когда-либо до и после.

Публика тоже это почувствовала, содрогания жалости и отвращения пробежали по лицам, и некоторые женщины неуверенно обернулись на своих мужей. Я думала: я не могу это вынести, я просто не могу это вынести, но Флой взял меня за руку, и я поняла, что нужно это вынести, потому что они терпят это. Я прижалась к Флою, как если бы он был единственным здоровым человеком в порочном, расколовшемся мире.

Когда представление было окончено, близнецы ушли за кулисы, всех зрителей вежливо, но твердо попросили выйти, и, прежде чем я и Флой смогли что-нибудь сделать, две большие крытые телеги уехали, и мы поняли, что актеры Данси исчезли в ночи.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю