Текст книги "Смертельный удар"

Автор книги: Сара Парецки

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 25 страниц)

Глава 12
ЗДРАВЫЙ СМЫСЛ

Я дотащилась до машины, чувствуя себя так, словно мне сто лет. Я ненавидела Кэролайн, ненавидела себя за то, что оказалась достаточно глупа, чтобы попасться в ее сети еще раз. Я ненавидела Габриелу за то, что она поддерживала Луизу Джиак в трудные годы. Если бы моя мать узнала, во что втянет меня этот чертов ребенок Луизы… Мне казалось, что я вновь слышу дорогой голос Габриелы, как это уже было двадцать два года назад, когда я пожаловалась ей на Кэролайн: «От нее я ничего, кроме неприятностей, не ожидала, cara.[4]4
  Любимая (ит.).


[Закрыть] Но от тебя я ожидала благоразумия. И не потому, что ты старше, а потому, что это твоя сущность».

Я огорчилась при воспоминании об этом.

Наконец я завела двигатель и тронулась в путь.

Нередко мне хотелось, чтобы груз ответственности и благоразумия в отношении тех, кто окружает меня, был немного меньше. Но вместо того чтобы умыть руки и плюнуть на Кэролайн, я неожиданно для себя поехала не домой, а свернула к дому, где прошло детство Нэнси.

Однако я предприняла эту поездку не ради Кэролайн. И заботило меня не то, что я посоветовала Нэнси поговорить с кем-нибудь из администрации Юршака, и даже не то, что мы с Нэнси в школьные годы пользовались одним полотенцем… нет. Меня гнало ощущение собственной вины за то, что меня не оказалось на месте, когда Нэнси звонила мне.

Конечно, она могла позвонить и по поводу того, что «Леди-Тигров» – наших преемниц – вышвырнули из четверть финала штата. Но мне почему-то казалось, что это не так. Несмотря на наше бурное объяснение с Кэролайн, я считала, что она до некоторой степени права: Нэнси узнала что-то насчет завода по переработке и поэтому нуждалась в моей помощи.

Я без труда нашла место проживания матери Нэнси, хотя это меня не ободрило. Я думала, что южные окраины остались в моем прошлом, но оказалось, что память, помимо моей воли, легко воскрешает любой дом, в котором я когда-то проводила время, живя здесь.

Улицы были узкие. Трех машин было достаточно, чтобы в подземном тоннеле создалась пробка. Мне пришлось спуститься на три улицы ниже от нужного дома, прежде чем я нашла место для парковки. Мгновение я сидела в машине, вертя в руках ключи. Я не решалась выйти и, возможно, отменила бы свой визит, если бы не эти звонки Нэнси. Однако даже если согласиться с тем, что благоразумие составляет мою сущность, то терпение уж никак не являлось моей основной добродетелью. Я сунула ключи в карман юбки и направилась к зданию.

Дверь открыла незнакомая молодая женщина лет тридцати, одетая в джинсы и спортивный свитер. Она вопросительно взглянула на меня, не говоря ни слова. Минута прошла в молчании, но наконец я назвала свое имя.

– Я старая подруга Нэнси. Мне хотелось бы поговорить несколько минут с миссис Клегхорн, если она согласится встретиться со мной.

– Пойду спрошу, – пробубнила она.

Возвратившись, она сказала, пожав плечами, что я могу войти. Когда я вошла в прихожую, меня поразил шум, больше напоминавший дом Нэнси времен моего детства, чем семейный очаг, в котором царит траур.

Я направилась в гостиную, откуда доносились голоса. Навстречу мне из дверей выскочили два мальчугана и принялись гоняться друг за другом, грозя один другому сладкими булочками, словно пистолетиками. Один мальчик налетел на меня и отскочил, не извинившись. Я посторонилась, пропуская второго шалуна, и робко заглянула в дверь, прежде чем войти.

Длинная, но уютная комната была полна народу. Я не знала никого из присутствовавших, но предположила, что четверо мужчин – братья Нэнси. Три молодые женщины, предположительно, являются их женами. Комната напоминала детский сад, ибо была полна детей, пихавших друг друга, дравшихся, хихикавших и абсолютно игнорировавших призывы взрослых соблюдать тишину.

Никто не обратил на меня никакого внимания, но я наконец увидела Элен Клегхорн, сидевшую в дальнем конце комнаты и державшую на руках, явно без особого удовольствия, плачущего ребенка. Завидев меня, она с трудом поднялась и отдала ребенка одной из молодых женщин. Ей пришлось пробираться ко мне сквозь кучу внуков.

– Я так скорблю по Нэнси, – прошептала я, сжимая ее руки. – И прошу прощения за то, что беспокою вас в такой момент.

– Я рада, что ты пришла, дорогая, – сказала она, тепло улыбаясь и целуя меня в щеку. – У мальчиков были благие намерения: они все сговорились и выбрали день, полагая, что встреча с внуками утешит бабушку, но шум и бедлам – это для меня слишком… Давай пройдем в столовую. Там есть торт, и кто-нибудь из девочек сделает нам кофе.

Элен Клегхорн казалась моложе своих лет. Она являла собой более упитанную копию Нэнси и тоже обладала вьющимися белокурыми волосами. Со временем они скорее потемнели, чем поседели, но кожа ее все еще оставалась нежной и чистой. Элен была в разводе уже много лет, оставшись одна, с тех пор как ее муж сбежал с другой женщиной. Она никогда не получала помощи на воспитание детей и сама подняла свою большую семью на скудные заработки библиотекарши, при этом неизменно находя возможность усадить меня за их обеденный стол, когда мы с Нэнси возвращались с тренировок по баскетболу.

В своем безразличии к ведению домашнего хозяйства Элен была просто уникумом. Сколько я себя помнила, в столовой вечно царил беспорядок, пыль клубилась по углам, а стопки книг и газет просто сдвигались на край стола, если предстояла трапеза. Но даже при такой бесхозяйственности и неразберихе атмосфера их дома всегда казалась мне романтичной в те давние времена моей молодости. Дом этот был огромен; мистер Клегхорн был директором начальной школы до того, как удрал, и все пятеро детей имели собственные спальни. Неслыханная роскошь в наших краях. Нэнси жила наверху, и у нее было даже маленькое башенное окно, на фоне которого мы представляли сценки про Синюю Бороду.

Миссис Клегхорн присела к столу подле кипы книг и газет и жестом указала мне на кресло рядом с собой.

Я полистала какую-то книгу, оказавшуюся в поле моего зрения, и затем сказала:

– Нэнси пыталась связаться со мной вчера. Я вроде говорила вам об этом, когда звонила, и вы дали мне ее новый номер. Вы не знаете, что ей было нужно?

Она покачала головой:

– Я не разговаривала с ней несколько недель.

– Я знаю, это свинство с моей стороны – приставать к вам с расспросами сегодня. Но я уверена, что это имеет отношение к тому, что с ней случилось. Я хочу сказать, что мы так давно не виделись друг с другом, однако когда мы разговаривали в последний раз, то темой нашего разговора была моя работа детектива и данный мною совет о том, что сделала бы я на ее месте. Поэтому она, должно быть, думала обо мне в этом контексте. Вы понимаете, произошло нечто такое, что, по ее мнению, следовало рассказать мне, учитывая мой профессиональный опыт. Я могла бы помочь ей.

– Я ничего не знаю, дорогая. – Ее голос задрожал, и она сделала усилие, чтобы сдержаться. – Пусть это не волнует тебя. Я уверена, ты ничем не смогла бы помочь ей.

– Хотела бы я согласиться с вами. Послушайте, я не хочу быть чудовищем или давить на вас, когда вы так расстроены. Но я чувствую свою ответственность. Я опытный следователь. Я могла бы помочь ей, если бы оказалась дома, когда она звонила. Единственное, что я могу теперь сделать, чтобы облегчить свою совесть, это попытаться найти того, кто ее убил.

– Вик, я знаю, что вы с Нэнси были подругами, и я понимаю, о чем ты думаешь. Ты считаешь, что помогла бы ей, если бы включилась. Но не можешь ли ты предоставить это полиции? Я не хочу больше ни говорить, ни думать об этом. Достаточно того, что мне нужно подготовиться к похоронам, а тут еще все эти дети… Их хохот по всему дому. Если я начну думать о том… о том, почему кому-то понадобилось убивать ее, меня будет преследовать воображение: я представляю, как она там лежит, в этом болоте… Обычно мы ходили туда изучать птиц, когда она была скаутом. Она всегда так боялась воды. Я не могу отделаться от мысли, что она осталась там одна… какой ужас она испытала. – Она внезапно замолчала, борясь с подступившими рыданиями.

Я знала, что Нэнси боялась воды. Она никогда не участвовала в наших тайных вылазках и купаниях в Кэлумет. Ей понадобилась справка от доктора, чтобы получить освобождение от занятий плаванием, которые требовалось посещать в колледже. Я не хотела думать о ее последних минутах там, в болоте. Возможно, она так и не пришла в сознание. Это самое лучшее, на что можно было надеяться.

– Именно поэтому мне так важно найти того, кто причинил ей такие страдания. Что-то заставляет меня думать, что ей теперь было бы чуточку легче, если бы я занялась ее проблемами и пошла по ее стопам. Можете вы понять это и сказать мне, с кем Нэнси могла бы поделиться перед смертью… Если не с вами, то с кем еще она могла говорить откровенно?

В отношениях Нэнси с матерью всегда господствовал дух товарищества, которому я завидовала. Несмотря на то, что я любила свою мать, она была слишком строгой, чтобы я могла чувствовать себя с ней непринужденно. Если Нэнси и не рассказывала Элен Клегхорн, что творится у нее на работе вокруг вопроса о строительстве завода, то она определенно говорила ей о своих друзьях и любовниках. Наконец, после нескольких минут уговоров, миссис Клегхорн решилась заговорить.

Нэнси была любима, имела беременность, но сделала аборт. С тех пор как они с Чарльзом расстались пять лет назад, у нее не было постоянного мужчины. Не было и близких подруг.

– Этот дом скорее всего был для нее не самым хорошим местом, где она могла бы встречаться с кем-либо. Я надеялась, что, может быть, после того как она купила себе дом на Южном побережье, где более оживленное общество и масса университетской молодежи, у нее кто-то появится. Но здесь не было никого, с кем она была бы достаточно близка, чтобы говорить по душам. За исключением, может быть, Кэролайн Джиак. Но Нэнси считала ее слишком неуравновешенной, поэтому не рассказала бы ей того, в чем не была абсолютно уверена. – Лицо Элен исказилось от боли, когда она произнесла последнюю фразу.

Я вытерла слезы:

– Она говорила с одним из прокуроров штата. Если это имеет какое-то отношение к ПВЮЧ, то она могла говорить и с их адвокатом. Как его имя? Она упоминала его тогда вечером, когда приходила к Кэролайн, но я не могу вспомнить.

– Я полагаю, это, должно быть, Рон Каппельман, Вик. Она встречалась с ним несколько раз, но они так и не сошлись.

– Когда это было? – живо спросила я, встревожившись. – Может быть, это преступление на почве любовной страсти, а?

– Это, должно быть, происходило два года назад, так мне кажется. Когда он только начинал работать с ней вместе. А может, и нет. Кто станет ждать два года, чтобы отомстить за свою любовь, которая прошла? За исключением персонажей Агаты Кристи, конечно…

Миссис Клегхорн больше ничего не могла сказать мне, кроме того, что похороны назначены на понедельник и состоятся на кладбище «Маукт оливз». Я пообещала ей, что буду там, и удалилась, предоставив Элен ее заботам.

Усевшись в машине, я уронила голову на руль. За исключением финансовых расследований, которые я провела во вторник, у меня уже три недели не было платных клиентов. И теперь, если я на самом деле собираюсь расследовать смерть Нэнси, я должна поговорить с прокурором штата. Узнать, сообщила ли Нэнси хоть что-нибудь, когда сказала ему, что за ней следят. Необходимо поговорить и с Роном Каппельманом и попытаться понять, чувствовал ли он себя покинутым мужчиной, а если нет, то знал ли он, чем занималась Нэнси последние несколько дней.

Я устало потерла виски. Возможно, я стала слишком стара для смелых поступков. Может быть, мне следует позвонить Джону Мак-Гоннигалу и рассказать ему о своей беседе с Кэролайн, а затем вернуться к тому, что я умею делать, то есть заняться расследованием производственных краж.

С этой здравой и разумной мыслью я завела автомобиль и тронулась. Но не в направлении своего дома, не навстречу здравому смыслу, а на юг, туда, где рассталась с жизнью Нэнси Клегхорн.

Глава 13
МЕРТВОЕ ОЗЕРО

Мертвое озеро затерялось в глубине замусоренного, заболоченного, унылого ландшафта, где-то среди свалок и фабричных бараков, и вел к нему лабиринт дорог. Я побывала там лишь однажды в составе скаутской экспедиции по изучению пернатых и не была уверена, что смогу найти его снова. Двигаясь по Сто третьей улице, я повернула на запад к Стоуни-Айленд, оставив позади магистраль и выехав на проселочную дорогу, разбитую до рытвин исполинскими грузовиками, буксовавшими на пути к фабричным корпусам и обратно.

Сильный дождь превратил дорогу в грязное месиво, и мой автомобиль, вильнув, неуклюже съехал в колею, петлявшую между высокими болотными травами. Проезжавшие грузовики забрызгивали грязью мое лобовое стекло. Я посторонилась, чтобы пропустить очередной из них, но моя машина, опасно накренившись, соскользнула в дренажную канаву, которых немало встречалось вдоль обочины.

У меня уже начали болеть руки, уставшие бороться с рулевым колесом, когда я вновь выбралась на дорогу и неожиданно заметила слева это озеро. Остановив машину на более возвышенном месте в стороне от дороги, я переобулась в кроссовки и двинулась вдоль заросшей тропинки к восточной оконечности озера, осторожно пробираясь по заболоченной земле среди жухлой травы. Грязь хлюпала у меня под ногами и попадала в кроссовки.

Озеро представляло собой широкий водный участок верхнего течения реки Кэлумет. Оно было очень глубоким, и его темные воды разливались по огромному заболоченному пространству. Тщательно осмотревшись, я обнаружила противоречивые указатели и плакаты, прибитые к стволам деревьев: один гласил, что здесь начинается зона федерального проекта очистки воды, другой предупреждал нарушителей об опасной зоне, отравленной отходами. Некое надзирающее ведомство предприняло единичную попытку огородить водоем, но низкое проволочное заграждение рухнуло, и в нескольких местах образовались бреши. Подобрав одной рукой юбку, я перешагнула через одну из упавших секций забора и оказалась у кромки воды.

Мертвое озеро многие годы служило территорией кормежки в период птичьих миграций. Водная поверхность казалась тускло-черной. Тут и там из воды торчали обрубленные стволы деревьев, напоминавшие сюрреалистические пальцы, высунутые из дыр на гигантской тряпке. Когда проводили акцию «Чистой воды», в реку Кэлумет и ее притоки вдруг вернулась рыба. Однако, проплывая через заболоченные участки озера, она приобретала странный болезненный вид, пораженная опухолями и отличавшаяся вялыми плавниками. Несмотря на это, мне попались двое упорных рыбаков, надеявшихся на улов в грязных водах. Силуэты обоих показались мне бесформенными, облаченные в старое поношенное тряпье, а лица ловцов не имели признаков пола и возраста. Я чувствовала, что они следят за мной, пока не скрылась в высоких болотных травах.

Я шла по тропинке к тому концу болота, где, как сообщили газеты, погибла Нэнси. Нужное место я нашла довольно легко – оно все еще было оцеплено желтым полицейским шнуром, и большой желтый знак указывал на границы запретной зоны, то есть территории полицейского расследования. Они не потрудились оставить охрану, да и кто бы согласился на подобное дежурство? В любом случае дождь определенно смыл все улики, которые не удалось обнаружить прошлым вечером. Я нырнула под желтый шнур.

Убийцы, наверное, тоже припарковались там, где я оставила свой автомобиль, или где-нибудь поблизости. Они тащили ее по той же тропинке, которую я только что прошла. Они проследовали мимо пары рыбаков или мимо того места, где стояли эти двое. Что это? Просто везение, что никто их не увидел? Или преступники понадеялись на равнодушие завсегдатаев здешних болот, на то, что тот, кто часто посещает болота, не отличается пустым любопытством?

Дождь смыл следы очертаний тела, но полиция отметила его по контуру камнями. Я присела на корточки рядом с выложенным на земле силуэтом. Нэнси выбросили из одеяла и оставили лежать на берегу, причем на правом боку, головой частично окунув в воду. И она лежала там в маслянистой воде, пока не захлебнулась.

Я вся дрожала – было очень сыро, и меня бил озноб. Наконец я встала на ноги. Здесь ничего нельзя обнаружить – ни признаков жизни, ни следов смерти. Я медленно пошла назад по тропинке, останавливаясь через каждые несколько футов, чтобы обследовать кустарник и траву. Это было бесполезное занятие. Шерлок Холмс наверняка разыскал бы предательский окурок сигареты, заметил бы гальку, или камешек из другой местности, или обрывок обертки. Мне же на глаза попалось лишь бесконечное множество бутылок, пакетов из-под картофельных чипсов, старых башмаков, обрывков одежды. Было ясно, что тело Нэнси оказалось не единственным ненужным предметом из того многого, что было некогда выброшено в болото.

Оба рыбака стояли на том же самом месте. Я двинулась было к ним, чтобы узнать, не были ли они здесь вчера и не заметили ли чего-нибудь необычного. Но когда я сошла с тропинки, тощая немецкая овчарка поднялась мне навстречу, свирепо глядя дикими красными глазами. Она приняла стойку и оскалила зубы. Я тихо пробормотала:

– Славная собачка, – и вернулась на тропинку.

Пусть полиция допрашивает эту парочку – им платят за работу, а мне нет.

Выбравшись на дорогу, я попыталась найти то место, где убийцы перетащили тело Нэнси через ограждение. Наконец я нашла несколько зеленых ниток, зацепившихся за проволоку примерно в двадцати футах от того места, где я оставила свою машину. В прошлогодней траве я заметила участки, примятые ногами ее убийц. Почва вокруг оставалась незатоптанной, однако, несмотря на это, полиция, как мне показалось, не позаботилась обыскать это место.

Я осторожно двинулась через подлесок, исследуя каждый фрагмент мусора. Перебирая руками в мертвой траве, я порезала пальцы. Юбка моего черного платья задубела от грязи, а пальцы и ступни в кроссовках закоченели от сырости и холода. Наконец я решила, что хватит ползать по грязи и пора остановиться. Я вернулась к машине, села за руль и направилась на север, чтобы разыскать друга Нэнси, работавшего в службах прокурора штата.

В промокшем и забрызганном грязью платье, с заляпанными глиной ногами, я выглядела самым неблагополучным образом и не надеялась даже на то, чтобы произвести хорошее впечатление на социальных служащих. Однако время приближалось к трем, и если бы я поехала домой переодеться, я ни за что бы не успела вернуться на пересечение Двадцать шестой и Калифорнийской улиц до конца рабочего дня.

Я провела свою служебную деятельность в штате округа как общественный защитник, что не только отдалило меня от прокуроров штата, разведя нас по разные стороны от судьи, но и способствовало возникновению напряженных отношений с ними. Мы все работали в одной конторе, но они зарабатывали вполовину больше, чем мы. И если какой-либо незаурядный обвинительный процесс попадал в прессу, то тут уж обвинителей не забывали упоминать поименно. А нас – никогда, даже если блестяще проведенная защита превращала этих обвинителей в дерьмо собачье. Разумеется, я пикировалась с определенным кругом лиц, имея своих оппонентов и разрабатывая оправдательные версии. Но у меня не было ни одного сотрудника в штате «Ричи дейлиз», кто был бы рад дать мне информацию относительно прежних судебных дел. Посему мне предстояло самой идти напролом.

Судебный пристав, которая опросила меня при входе, вспомнила мое имя. Она была не прочь позабавиться над моим выпачканным в грязи одеянием, но, по крайней мере, не попыталась задержать меня как опасного сообщника преступников. Я завернула в дамскую комнату, чтобы отмыть заляпанные грязью ноги. Подол моей юбки уже ничто не могло спасти, оставалось только отжать его. Но, сделав незначительный макияж и расчесав волосы, я по крайней мере уже не походила на только что выпущенную из заключения бомжиху.

Я поднялась на четвертый этаж и, строго взглянув на секретаршу, твердо произнесла:

– Мое имя Варшавски. Я следователь. Я хочу поговорить с Хью Мак-Иннерни о деле Клегхорн.

Полицейских и помощников шерифов в судах – что собак нерезаных. Я сообразила, что они не каждый раз предъявляют свои отличительные знаки, когда хотят видеть кого-то. Так чего ради ей ждать этого от меня? Секретарша ответила на мой задиристый тон мгновенно, набрав номер на настольном телефоне. Но даже отличаясь такой исполнительностью, она, не в пример мне, являлась постоянной служащей, как и любой другой, работающий в этом здании, и была привилегированной особой, а потому не роняла себя, становясь на одну доску с обыкновенным следователем.

Прокуроры штата – это, как правило, молодые мужчины и женщины, которых принимают на работу в большие юридические фирмы или на хорошие политические посты. Вы никогда не увидите ни одного пожилого человека по левую сторону от кресла судьи. Я даже не представляю себе, где они нанимают тех, кто не продвигается дальше по службе.

Хью Мак-Иннерни, похоже, было под тридцать. Он был высокий, с густыми белокурыми волосами и крепко сбитый, с развитой мускулатурой, которая появляется в результате регулярных занятий теннисом.

– Чем могу быть вам полезен, следователь? – Его глубокий, хорошо поставленный голос вполне соответствовал крупному телосложению и, наверное, прекрасно звучал в зале заседаний.

– Нэнси Клегхорн, – живо ответила я. – Мы можем поговорить наедине?

Он провел меня через внутреннюю дверь в зал суда, где пустые стены и потертая мебель напомнили мне о днях моей собственной практики. Оставив меня одну, он на секунду отлучился, чтобы взять дело Нэнси.

– Вы знаете, что она мертва, – сказала я, когда он вернулся.

– Я прочел об этом в утренней газете. Я почти ожидал, что ваши ребята появятся здесь.

– А вы не собирались проявить инициативу сами и позвонить нам сразу же. – Я недоуменно подняла брови.

Он ссутулился.

– Я не располагаю ничем конкретным, чтобы поделиться с вами. Она заходила ко мне во вторник, потому что думала, будто кто-то ее преследует.

– Были ли у нее какие-нибудь соображения на этот счет?

Он покачал головой:

– Поверьте, если бы мне было известно имя, я позвонил бы сегодня же утром.

– А вам не приходило в голову, что это Стив Дрезберг?

Он неуклюже поерзал на стуле:

– Я… ух… я говорил с адвокатом Дрезберга, Леоном Хаасом. Он… ух… он считает, что Дрезберг вполне доволен сложившейся ситуацией.

– Еще бы! – зло ответила я. – Он разделал вас под орех в суде, когда решался вопрос об этих печах для сжигания мусора. Вы поинтересовались у Хааса, какую точку зрения имеет Дрезберг относительно проекта завода, над которым работала Клегхорн? Если он был способен угрожать ей смертью из-за печей для сжигания мусора, то я не поручусь, что он подскочил от радости, узнав о заводе. Или вы решили, что у Клегхорн богатое воображение, мистер Мак-Иннерни?

– Эй, послушайте, прекратите! На этот счет мы с ней заодно. Вы лучше найдите того, кто убил Клегхорн, а я выступлю, черт возьми, в качестве обвинителя и засужу его. Обещаю вам это. Не думаю, чтобы это был Стив Дрезберг, но… я позвоню Хаасу и прощупаю его.

Я зло усмехнулась и встала:

– Лучше уж предоставьте это полиции, мистер Мак-Иннерни. Позвольте им провести расследование и найти виновного, чтобы вы, черт возьми, выступили в качестве обвинителя.

Я гордо вышла из комнаты, но, как только я оказалась в лифте, плечи мои поникли. Я не хотела пятнать Стива Дрезберга. Если половина того, что они говорили о нем, была правдой, он давно бы уже бросил их в реку Кэлумет. Но он ничего не сделал ни Нэнси, ни Кэролайн, защищая свои печи для сжигания мусора. А может, он и кружил около женщин, чтобы на первый раз сделать предупреждение, зато второй раз уже означает внезапную смерть. Я осторожно вывела машину из пробки на Кеннеди-стрит, проклиная вечерний час пик, и направилась домой.