Текст книги "Смертельный удар"

Автор книги: Сара Парецки

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 25 страниц)

Глава 30
УСТРАНЕНИЕ БАРЬЕРОВ

Меня хотят похоронить. Палач, одетый в черный блестящий плащ с капюшоном, швыряет лопатой грязь на мое тело. Только скажите нам, который час, девчушка, говорит он.

Лотти и Макс Левенталь сидят тут же, едят спаржу и пьют коньяк, не реагируя на мои крики о помощи. Я проснулась мокрая, с колотьем в груди, но каждый раз, когда я опять проваливалась в сон, кошмар возвращался.

Когда я наконец проснулась, было позднее утро. Все тело ныло и болело. Голова, будто набитая ватой, гудела, как и бывало всегда после бессонной ночи. На отекших неуклюжих ногах я направилась в ванную, а Пеппи встревоженно наблюдала за мной у двери.

Это, должно быть, Каппельман подготовил мне засаду прошлой ночью. Он был единственным, кто знал, что я покинула свою квартиру, единственным, кто знал о беспокойной заботе, которую мистер Контрерас расточал в мой адрес. Но, как я ни старалась, я не могла додуматься, почему Каппельман пошел на это. Невозможно было представить, что он мог убить Нэнси. Любовные дела, пошедшие наперекосяк, приводят, по крайней мере, одного в день в клинику «Двадцать шесть» или «Калифорния». Но преступление страсти не имело ко мне никакого отношения. Все мои соображения о Гумбольдте или о том, почему Пановски и Ферраро судились с компанией, или о Чигуэлле вроде не были связаны с Роном Каппельманом. Тем не менее он знал что-то, что отчаянно пытался сохранить в тайне, и это касалось документов Юршака по страхованию. Но что его связывает с ними?

Было проще подумать, что это Арт Юршак подстроил прошлой ночью неудавшееся покушение. В конце концов, он мог выманить старика из квартиры, не зная, что меня нет дома, а потом решил остаться в засаде и ждать, пока я не вернусь. Мой ум бесплодно бился над разгадкой. Вода в ванне остыла, но я не пошевелилась, пока не зазвонил телефон. Это был Бобби, более радостный и более встревоженный, чем я могла представить, будучи в своем лихорадочном состоянии.

– Доктор Хершель сказала, что ты покинула ее дом среди ночи. Я думал, что сказал тебе, чтобы ты держалась подальше от своей квартиры, пока мы не дадим тебе добро.

– Я не желаю ждать до второго пришествия Христа. Кого вы взяли в моем доме прошлой ночью?

– Последи за своим языком, когда говоришь со мной, молодая леди, – автоматически отреагировал Бобби. Он считал, что хорошие девушки не должны разговаривать, как видавшие виды сыщики.

Но даже в этом случае он понимал, что причина, по которой я сделала это, отчасти крылась в том, что я хотела досадить ему, и потому возмущению его не было предела. Прежде чем я сумела вставить, что я не младший чин, которому он может отдавать приказы (существуют искушения, которым я тоже не могу противиться), он поспешно заговорил:

– Мы взяли двух парней, околачивавшихся у твоей двери. Они сказали, что просто зашли наверх покурить, но у обоих были отмычки и оружие. Прокурор штата дал нам добро всего на двадцать четыре часа задержания их по поводу хранения незарегистрированного оружия. Мы хотим, чтобы ты подъехала на опознание подозреваемых: может, узнаешь среди этих джентльменов тех, кто участвовал в нападении на тебя в среду.

– Да, полагаю, стоит подъехать, – без энтузиазма ответила я. – Они были в черных плащах с капюшонами, скрывавшими большую часть их лиц. Я не уверена, что узнаю их когда-нибудь.

– Прекрасно. – Бобби проигнорировал отсутствие моего рвения. – Я пошлю за тобой человека в форме, он будет через полчаса, если для тебя это не слишком рано.

– Как и правосудие, я никогда не дремлю, – вежливо ответила я и повесила трубку.

Следующим позвонил Мюррей. Они сверстали утренний выпуск до того, как поступило сообщение о задержании у дверей моей квартиры. Их поставил в известность один из его полицейских репортеров. Босс Мюррея, знавший о наших дружеских отношениях, разбудил его этой новостью. Мюррей с неутомимой энергией выкачал из меня все за несколько минут. Наконец я сердито прервала его:

– Я собираюсь на опознание. Если Арт Юршак или сестра доктора Чигуэлла окажутся там, позвоню тебе. Случившееся напоминает мне кое-что: добрый доктор ушел с парнями, которые любят врываться в дома других людей.

На его возгласе я повесила трубку. Однако, когда я вошла в спальню, чтобы одеться, телефон зазвонил снова. Я решила не подходить – пусть Мюррей добывает свои новости по радио или как-то еще. Пока с отвращением расчесывала волосы, у двери появился мистер Контрерас с завтраком. Мое стремление общаться с ним куда-то подевалось, не в пример прошлой ночи. Я залпом выпила чашку кофе и нелюбезно заявила, что у меня нет времени на еду. Он начал суетиться вокруг меня, но я потеряла терпение и набросилась на него. Обида застыла в его некогда карих глазах. Он забрал собаку и с молчаливым достоинством удалился. Я сразу почувствовала себя виноватой и побежала за ним. Однако он уже вышел из вестибюля, а у меня не было с собой ключей. Я вернулась в квартиру. Пока я собирала сумку, засовывая туда ключи, а «смит-и-вессон» в джинсы, прибыл человек в форме, чтобы отвезти меня на опознание. Я тщательно заперла задвижку – несколько дней назад я не очень беспокоилась об этом – и сбежала по лестнице. Чем скорее начнешь, тем скорее закончишь, или что-то в этом роде, как говорила леди Макбет.

Человек в форме оказался женщиной – патрульный офицер, Мэри Луиза Нили. Она была спокойной и серьезной, держалась прямо как шомпол и хорошо смотрелась в своей новенькой очень облегающей форме. Она называла меня «мадам», что дало мне почувствовать нашу разницу в возрасте, составлявшую примерно лет двенадцать. Она с военной четкостью открыла передо мной дверь и повела меня к стоявшей у тротуара патрульной машине.

Мистер Контрерас вышел вместе с Пеппи. Я хотела сделать некий жест примирения, но присутствие сурового офицера Нили лишало меня всех слов. Я подняла руку, прощаясь, но он сдержанно кивнул и резко окликнул собаку, когда та поспешила ко мне.

Я попыталась вести с женщиной-офицером светскую беседу, задавая ей наводящие вопросы о ее работе, или о погоде, или о прогнозах относительно «Кабс» и «Ястребов» и их игры в прошлом сезоне, но она сразу же осадила меня, не пожелав распространяться на эту тему, и продолжала следить за дорогой, ища привычным пристальным взглядом нарушителей и периодически мурлыча что-то в свой передатчик на лацкане.

Мы покрыли шесть миль до центрального округа на хорошей скорости. Она щеголевато подъехала к полицейской стоянке. Прошло всего пятнадцать минут с того момента, как мы покинули мой дом. Правда, была суббота и движение было небольшим, но ее водительское мастерство произвело на меня неизгладимое впечатление.

Нили прошмыгнула со мной по лабиринту старых зданий, обмениваясь неулыбчивыми приветствиями с коллегами-офицерами, и доставила меня в комнату наблюдателя. Бобби уже был там с сержантом Мак-Гоннигалом и детективом Финчли. Нили так резко отдала честь, что я подумала, она опрокинется назад.

– Благодарю, офицер. – Бобби отпустил ее. – Теперь мы продолжим сами.

Я обнаружила, что ладони мои вспотели, а сердце бьется немного учащенно. Я не хотела видеть мужчин, которые завернули меня в одеяло в среду. Поэтому я и сбежала из своего дома прошлой ночью. Они заставили меня хорошенько побредить. А теперь я должна послужить, как послушная собака под бдительными взглядами полиции?

– Вы узнали имена тех двоих, кого взяли? – спросила я холодно, пытаясь скрыть свою робость при помощи легкой надменности.

– Да, – проворчал Бобби. – Джо Джонс и Фред Смит. Слишком странные, чтобы принимать их всерьез. Конечно, мы запросили насчет отпечатков их пальцев, но такие вещи никогда не получаются быстро. Мы можем завести на них дело, поскольку они слонялись в частных владениях, а также за ношение незарегистрированного оружия. Но тебе известно, так же как и мне, что они окажутся на улице уже в понедельник, если мы не сможем предъявить им доказательства попытки покушения на убийство. Посему именно тебе решать, являются ли они теми, кто отправил тебя в среду в свободное плавание.

Он кивнул Финчли, негру-полицейскому, которого я знала, еще когда он только начинал свою карьеру как патрульный. Тот направился к двери и приказал кому-то в соседней комнате, скрытому от глаз, чтобы начали построение в шеренгу и ввели людей для опознания. Эта процедура не считается самым очевидным разоблачением, как полагают в судебном заседании. В определенных обстоятельствах память играет с вами шутки: вы, например, уверены, что видели высокого черноволосого мужчину в голубых джинсах, а на деле это был полный блондин в деловом костюме. Такое случается. Практически каждая третья из моих успешных защит основывалась на констатации потрясающих примеров ошибочного опознания. Но бывает и другое: в стрессовой ситуации ваш мозг способен приобрести неизгладимые воспоминания: какой-либо характерный жест, родимое пятно и так далее, и когда вы снова видите эту личность, из глубин памяти всплывают вдруг неожиданные детали, помогающие идентификации. Словом, никогда не угадаешь…

Держа руки в карманах, чтобы скрыть дрожь, я прошла с Бобби к окошку для наблюдения. Я видела тех, кто стоял передо мной, а они меня – нет: Мак-Гоннигал выключил освещение по нашу сторону от окна.

– У нас имеются две группы, – прошептал мне на ухо Бобби. – Ты знаешь порядок, поэтому не торопись. Можешь попросить любого из них повернуться кругом или сделать что-то еще.

Вошли шестеро мужчин, явно испытывавших неловкость. На мой взгляд, они все выглядели одинаково – белокожие, крупные, где-то около сорока. Я попыталась представить их в плащах с черными капюшонами, как того палача из моего утреннего кошмара, что пригрезился мне сегодня.

– Попроси их заговорить, – резко сказала я. – Попроси их сказать: «Просто скажи нам время, девчушка» и еще: «Бросай здесь, Трой».

Финчли передал просьбу невидимым офицерам, которые руководили показом. Один за другим мужчины послушно пробормотали нужные реплики. Я продолжала наблюдать за вторым парнем слева. Он едва приметно улыбался, словно знал, что ему никогда не предъявят серьезного обвинения. Его глаза!.. Могла ли я запомнить глаза мужчины, который возник передо мной на краю лагуны?.. Холодный, циничный, подбиравший такие слова, чтобы я растерялась.

Но когда этот человек проговорил положенные фразы, я не узнала его голоса. У него оказался хриплый гнусавый выговор Южной стороны и абсолютно не тот бесстрастный тон, который я запомнила.

Я покачала головой:

– Думаю, что второй парень слева, но я не узнаю голоса и не могу быть абсолютно уверенной.

Бобби кивнул, и Финчли отдал приказ распустить группу.

– Ну?! – потребовала я. – Он один из тех?

Лейтенант с облегчением улыбнулся:

– Я думал, это будет долгое зрелище, но это как раз тот парень, которого мы взяли у вашей квартиры прошлой ночью. Не знаю, достаточно ли веской покажется ваша свидетельская идентификация для прокурора штата, но, возможно, нам удастся выяснить, кто внес за него залог.

Они построили вторую группу – парад чернокожих мужчин. Я видела вблизи только одного из нападавших. Однако, хотя я была уверена, что один из мужчин, стоявших передо мной, был Трой, я не могла опознать его, даже при голосовой проверке.

Мое опознание первого мужчины привело Бобби в веселое расположение духа. Он просто гениально провел меня через оформление протоколов и бумажную работу и вызвал офицера Нили, чтобы доставить меня домой. При расставании он похлопал меня по плечу и пообещал сообщить дату первого судебного заседания.

Мое собственное настроение было не таким радужным. Когда Нили оставила меня одну, я пошла и переобулась в кроссовки. Я была еще не готова к пробежкам, но мне необходима была долгая прогулка, чтобы проветрить мозги перед встречей с Кэролайн.

Прежде всего, однако, мне предстояло наладить отношения кое с кем. Мистер Контрерас встретил меня холодно, пытаясь скрыть свою обиду под личиной сухости и равнодушия. Но хитрость была ему несвойственна. Уже через несколько минут он отбросил чопорность, оттаял и пообещал, что никогда не придет больше ко мне в дом, предварительно не позвонив, а затем пожарил бекон с яйцами и устроил ленч. А потом мы сидели и болтали, и я усмиряла свою нетерпимость, выслушивая бесконечный поток его не относящихся к делу воспоминаний. Во всяком случае, чем дольше он говорил, тем дольше я могла тянуть предстоящий мне куда более трудный разговор. К двум часам я все-таки призналась самой себе, что избегаю Лотти уже достаточно долго, и отправилась на Шеффилд.

Лотти была не настолько покладиста, чтобы поцеловать меня и помириться. Она пришла домой после утреннего дежурства в клинике, чтобы передохнуть и пойти на встречу с Максом. Мы разговаривали на кухне, пока она подшивала крошечными стежками подол черной юбки. Уже то было хорошо, что она не захлопнула передо мной дверь.

– Не знаю, сколько раз я латала тебя за последние десять лет, Виктория. И почти каждый раз при смертельно опасных случаях. Почему ты так мало ценишь себя?

Я уставилась в пол:

– Я не хочу, чтобы кто-то решал мои проблемы за меня.

– Но ты пришла сюда прошлой ночью. Ты вовлекла меня в свои проблемы и исчезла, не сказав ни слова. Это – отнюдь не независимость. Это легкомысленное бессердечие. Ты должна решить, каких отношений ты ждешь от меня. Если я нужна тебе просто как твой врач, человек, который спасает тебя каждый раз, когда ты рискнешь подставить свою голову под пули… что ж, прекрасно… мы ограничимся такими прохладными встречами. Но если ты хочешь, чтобы мы были друзьями, ты не можешь Позволить себе такое беспечное пренебрежение моими чувствами к тебе. Ты в состоянии понять это?

Я обхватила голову обеими руками и устало потерла виски. Наконец я посмотрела на нее:

– Лотти, я в панике. С того дня, когда отец сказал мне, что Габриела умирает и ничего сделать нельзя, я никогда не была так испугана. Я знаю: хуже нет зависеть от кого-то в решении своих проблем. Теперь меня, похоже, слишком напугали, чтобы я могла решать их сама, и я заметалась. Но когда я обращаюсь за помощью, это только приводит меня в неистовство. Извини меня. Но я пока ничего не могу с собой поделать. Может быть, когда пройдет время…

Лотти закончила шить и отложила юбку. Она натянуто улыбнулась:

– Да. Нелегко потерять мать, верно? Можем ли мы прийти к небольшому компромиссу, моя дорогая? Я не требую от тебя того, что ты не можешь сделать, но когда ты находишься в таком состоянии, можешь ты предупреждать меня, чтобы я так не злилась на тебя?

Я несколько раз кивнула – мне сдавило горло, я не могла говорить. Она подошла ко мне и, обняв, прижала к себе:

– Ты – дочь моего сердца, Виктория. Я знаю, что это не то же самое, что иметь Габриелу, но любовь во мне существует.

Я улыбнулась дрожащими губами:

– В своей беспощадности вы очень похожи с ней.

После этого я рассказала ей о записных книжках, которые оставила у нее. Она обещала посмотреть их в воскресенье. И сказать, сможет ли она что-то извлечь из этих записей.

– А теперь я должна одеться, моя дорогая. Почему бы тебе не переночевать у меня? Возможно, нам обеим станет немного лучше.

Глава 31
ГРЕМУЧАЯ СМЕСЬ

Вернувшись домой, я забежала к мистеру Контрерасу, чтобы сообщить, что буду у себя, так как скоро должна приехать Кэролайн. Беседа с Лотти помогла восстановлению моего равновесия. Я чувствовала себя настолько успокоенной, что отказалась от намеченной прогулки в пользу домашнего хозяйства.

Недожаренный цыпленок, которого я сунула в холодильник во вторник вечером, протух. Я выбросила его в мусорный бак и вымыла холодильник с содой, чтобы уничтожить запах, и вынесла старые газеты на подъездную дорожку, чтобы их забрала бригада уборщиков. Когда в начале пятого приехала Кэролайн, я заполнила квитанции и подготовила бланки к оплате налогов. При этом ощущала боль во всех своих мышцах.

Кэролайн с неуверенной улыбкой неслышно поднималась по ступенькам. Она прошла за мной в гостиную и, говоря тихо и отрывисто, отклонила мое предложение выпить чего-нибудь освежающего. Я не помнила, чтобы ей когда-нибудь было так не по себе.

– Как Луиза? – спросила я.

Она отчаянно махнула рукой:

– Похоже, положение стабилизировалось на данный момент. Но при почечной недостаточности обычно бывает подавленность. Оказывается, при диализе нет лечения, происходит только очистка организма, поэтому она всегда кошмарно себя чувствует.

– Ты говорила ей о том, что тебе звонили, будто бы Джой Пановски твой отец?

Она покачала головой:

– Я ей ничего не сказала. Ни слова о твоих поисках отца или… в общем, ни о чем, но мне пришлось сказать ей, что умерла Нэнси, – она могла бы узнать об этом по телевизору или услышать от своей сестры. Но она не может переносить ничего подобного.

Она нервно теребила бахрому подушки, лежавшей на кушетке, а потом вдруг выпалила:

– Лучше бы я никогда не просила тебя искать моего отца. Я не знаю, с чего это мне в голову взбрело, что, если ты найдешь его, это каким-то образом изменит мою жизнь. – Она коротко хохотнула. – Да что я несу? Сами поиски уже изменили мою жизнь.

– Мы можем поговорить об этом? – спокойно спросила я. – Кто-то позвонил тебе две недели назад и сказал, чтобы ты отказалась от моих услуг, да? Тогда-то ты и позвонила мне и несла неправдоподобную чепуху о том, что не хочешь, чтобы я разыскивала твоего отца.

Голова Кэролайн опустилась так низко, что я могла видеть только ее затылок в беспорядочных медных кудряшках. Я терпеливо ждала. Она не приехала бы в Лейквью, если бы не приняла решение рассказать мне правду. Теперь ей просто требовалось какое-то время, чтобы набраться смелости для последнего шага.

– Это все закладная, – наконец прошептала она, глядя в пол. – Мы арендовали год за годом. Потом, когда я начала работать, мы наконец смогли кое-что сэкономить и внести первый взнос. Мне позвонили. Мужчина. Не знаю, кто он был. Он сказал… он сказал… что рассмотрел наш заем. Он считает… он сказал мне, что они ликвидируют его, если я не заставлю тебя прекратить поиски моего отца… не остановлю тебя, чтобы ты не задавала всех этих вопросов о Ферраро и Пановски.

Наконец она подняла на меня глаза, ее веснушки резко выделялись на очень бледном лице. Она умоляюще протянула ко мне руки, и я встала с кресла, чтобы обнять ее. На несколько минут она прильнула ко мне, вся дрожа, словно была все еще маленькой Кэролайн, а я – ее взрослой защитницей от любой опасности.

– Ты звонила в банк? – спросила я немного спустя. – Они что-нибудь знают об этом?

– Я боялась, если они услышат мои вопросы, они так и сделают… ты понимаешь?

Ее голос звучал глухо, доходя из-под моей руки.

– Какой банк?

Она выпрямилась и взглянула на меня с испугом:

– Не смей говорить с ними об этом, Вик! Ты не должна!

– Может, я знаю кого-то, кто там работает, или кого-то из управления, – спокойно пояснила я. – Если я пойму, что не смогу задать несколько осторожных вопросов, обещаю не вмешиваться, чтобы не навредить. Хорошо? Как бы там ни было, держу пари, что это «Айрон-уоркерс энд Лоан», поскольку туда обращаются все местные.

Ее большие глаза обеспокоенно изучали выражение моего липа.

– Да, Вик. Но ты должна мне обещать, именно обещать, что не предпримешь ничего, чтобы рисковать нашей закладной. Если случится что-то подобное, это убьет маму. Ты же сама знаешь, что это так.

Я торжественно кивнула и дала слово. Думаю, она не преувеличивала эффект воздействия любых значительных волнений на Луизу. Пока я размышляла о бурной реакции Кэролайн на возможные угрозы в адрес ее матери, мне в голову пришла одна, еще одна мысль.

– Когда убили Нэнси, ты сказала полиции, что я знаю, почему ее убили. Зачем ты сделала это? Не потому ли, что ты действительно хотела, чтобы я не спускала глаз с тебя и Луизы?

Она покраснела.

– Да. Но это не принесло мне ничего хорошего. – Ее голос был едва слышным.

– Ты имеешь в виду, что они все же сделали это? Лишили тебя закладной?

– Хуже. Они… они каким-то образом выяснили, что я встречалась с тобой по поводу убийства. Они снова позвонили мне. По крайней мере, это был тот же самый мужчина. И он сказал, что, если я не хочу, чтобы маму лишили медицинского пособия, мне лучше сделать так, чтобы ты убралась из Южного Чикаго. Поэтому тогда я была на самом деле напугана. Я попробовала сделать так, чтобы нам с мамой было хорошо, и, когда этот мужчина позвонил снова, я сказала ему… что я не сумела остановить тебя, что ты действуешь сама по себе.

– Поэтому они решили остановить меня сами. – Во рту у меня пересохло, и мой голос прозвучал хрипло.

Она посмотрела на меня глазами, полными ужаса:

– Можешь ли ты простить меня, Вик? Когда я увидела новости, я поняла, что случилось с тобой, это доконало меня. Но если бы я опять вынуждена была сделать это, я поступила бы так же. Я не смогла бы допустить, чтобы они повредили маме. Особенно после того, что она вынесла из-за меня… после всех ее нынешних страданий…

Я встала и со злостью шагнула к окну:

– Тебе не приходило в голову, что, если бы ты рассказала мне обо всем этом, я сумела бы что-то сделать? Защитить ее и тебя. Вместо этого ты дурачила меня так, что я чуть не погибла?

– Я не думала, что ты сумела бы, – просто ответила Кэролайн. – Когда я просила тебя найти моего отца, я все еще представляла, что ты моя старшая сестра, что ты сможешь разрешить все мои проблемы. Потом я увидела, что ты не настолько сильна, как я себе представляла. Именно из-за того, что мама так больна, мне необходимо было, чтобы хоть кто-то позаботился обо мне, и я подумала, что этим человеком по-прежнему являешься ты.

Ее признание охладило мой гнев, и я, натянуто улыбнувшись, вернулась к кушетке.

– Я думаю, что ты наконец повзрослела, Кэролайн. Истина в том, что не существует больших людей, чтобы устранить все неприятности вокруг нас. Но даже если я уже не ребенок, который может скандалить, чтобы добиться своего, то я и не абсолютно недееспособна. Я полагаю, что можно уничтожить часть мусора, который собирается вокруг нас.

Она выдавила дрожащую улыбку.

– Хорошо, Вик. Я подумала, чем я смогу помочь тебе.

Я вышла в столовую и достала из бара бутылку «Бороло». Кэролайн редко пила, но крепкое вино помогло ей восстановить равновесие. Мы поболтали немного, но уже не о наших бедах, а на общие темы: действительно ли Кэролайн хотела получить квалификацию юриста, если бы перестала играть со мной в жмурки.

После двух бокалов вина обе почувствовали, что способны вернуться к обсуждению насущных проблем. Я рассказала ей о Пановски и Ферраро и противоречивых версиях их иска в адрес компании «Гумбольдт кэмикел».

– Я не знаю, какое отношение это имеет к смерти Нэнси. Или к нападению на меня. Но именно тогда, когда я узнала об этом и начала расспрашивать об этих людях, кто-то мне пригрозил.

Она выслушала подробный рассказ о моих соображениях насчет доктора Чигуэлла и его сестры, но не сумела объяснить ничего про анализы крови, которые проводил Чигуэлл у служащих «Ксерксеса».

– Я впервые слышу об этом. Ты же знаешь людей типа мамы. Если они каждый год посылали ее на диспансеризацию, то она делала это не задумываясь. Большинство заданий, которые их заставляли выполнять на работе, ничего не означали для нее, а сдача анализов была еще одной обязанностью. Я не могу поверить, что это как-то связано со смертью Нэнси.

– Хорошо. Давай попытаемся рассуждать по-другому. Почему «Ксерксес» получал свои страховки через Арта? Юршак и теперь все еще их доверенное лицо по страхованию жизни и здоровья? Почему для Нэнси это было настолько важно, что она ходила кругами вокруг этого?

Кэролайн пожала плечами:

– Арт держит цепко в своих руках множество здешних предпринимателей. Ему могли доверить их страхование в обмен на налоговые льготы или еще что-то в этом роде. Конечно, когда избрали Вашингтона, Арт был уже не настолько у дел, но он все еще может сделать многое для компании, если они делают что-то для него.

Я вытащила из-под кипы нот отчет Юршака для «Маринерз рест» и протянула его Кэролайн. Она нахмурилась, изучая его несколько минут.

– Я ничего не знаю о страховке, – наконец ответила она. – Все, что я могу сказать, так это то, что пособия маме до сих пор первоклассные. Я не слышала ни о чем подобном в других компаниях.

Ее слова дали толчок моей памяти. Кто-то что-то говорил мне о «Ксерксесе» и страховании за последние несколько недель. Я нахмурилась, пытаясь вспомнить, что это было и когда, но не смогла сообразить.

– Все это что-то значило для Нэнси, – нетерпеливо сказала я. – Но что? Она собирала данные о состоянии здоровья и уровня смертности в любой из этих компаний? Возможно, она каким-то образом проверила точность этого отчета.

Может быть, этот отчет ничего и не значил. Но тогда почему Нэнси занималась им?

– Да. Она следила за статистикой здоровья, поскольку была директором «Службы здоровья и охраны окружающей среды».

– Так давай пойдем в ПВЮЧ и посмотрим ее документы.

Я поднялась и начала искать свои башмаки.

Кэролайн покачала головой:

– Документы Нэнси изъяты. Полиция конфисковала все, что было у нее в столе, но кто-то унес документы по здоровью до того, как за ними пришли полицейские. Мы просто предположили, что она взяла их к себе домой.

Моя ярость стремительно вернулась, приправленная разочарованием. Я была уверена, что мы наконец получим ясность в деле.

– Почему, черт возьми, ты не сказала об этом полиции две недели назад? Или мне?! Не понимаю тебя, Кэролайн! Кто бы ни убил ее, он и взял эти бумаги. Мы могли бы разыскивать только людей, связанных с этими компаниями, вместо того чтобы топтаться вокруг версий о мстительных любовниках и всей этой чепухи!

Она мгновенно пришла в раздражение:

– Я говорила тебе в тот раз, что ее убили из-за работы! Ты пребывала в своем обычном долбаном состоянии высокомерного превосходства и не обратила на мои слова никакого внимания.

– Ты сказала, что это было из-за завода по переработке, к которому это не имеет никакого отношения. Но что бы там ни было, почему ты не сказала, что исчезли ее документы?

Мы вели себя как пара шестилеток, в угрозах и оскорблениях давая выход нашей ярости, скопившейся за прошедшие недели. Я не знаю, как бы мы сумели выбраться из-под этой лавины все возраставших оскорблений, если бы нас не прервал раздавшийся дверной звонок. Оставив Кэролайн в гостиной, я метнулась ко входу.

Там стоял мистер Контрерас.

– Я не собирался помешать вам, дорогая, – извиняющимся тоном проговорил он, – но какой-то молодой парень звонит снизу уже несколько минут, а вы обе так заняты, что я подумал, возможно, вы не слышите звонка.

За мистером Контрерасом маячил молодой Арт. Его правильное утонченное лицо раскраснелось, а золотисто-каштановые волосы растрепались. Он кусал губы, сжимал и разжимал кулаки в таком смятении, что его красота куда-то испарилась. Фамильное сходство, которое я внезапно усмотрела в его обезумевшем лице, настолько поразило меня, что пересилило удивление, вызванное его появлением.

Наконец я сказала, слабея:

– Что вы делаете здесь? Где вы были? Вас направила ваша мать?

Он прочистил горло, пытаясь говорить, но, похоже, был не в состоянии выдавить ни слова.

Мистер Контрерас, памятуя о своем обещании не стоять у меня над душой, тем не менее выпалил свои обычные бесстрастные угрозы в адрес моих гостей мужского пола. Однако, возможно, он разглядел Арта и понял, что не стоит беспокоиться.

Когда старик ушел, Арт наконец сказал:

– Мне нужно поговорить с вами. Это… дела пошли хуже, чем я думал. – Его голос перешел в жалобный шепот.

Кэролайн вышла к дверям из гостиной, чтобы выяснить, что там за переполох. Я обернулась к ней и насколько могла спокойно сказала:

– Это молодой Арт Юршак, Кэролайн. Я не знаю, встречались ли вы когда-нибудь. Он сын члена городского управления. У него есть нечто конфиденциальное, о чем он хотел бы поговорить со мной. Можешь ли ты позвонить кому-нибудь из своих приятелей в ПВЮЧ и выяснить, знает ли кто-то из них что-нибудь о том отчете, которым занималась Нэнси.

Я боялась, что она начнет спорить со мной, но ей передалось мое ошеломленное состояние. Она поинтересовалась, не буду ли я возражать, если она покинет меня и молодого Арта. Я заверила ее, что все в порядке, она пошла назад в гостиную, чтобы взять пальто.

Выходя, она ненадолго задержалась в дверях, пробормотав слабым голосом:

– Я не имела в виду ничего такого, о чем говорила тогда. Я пришла сюда, чтобы восстановить хорошие отношения с тобой, а не орать по любому поводу.

Я нежно погладила ее по плечу:

– Все нормально, гремучая ты моя смесь. Все в прошлом. Я сама наговорила тебе много безумных вещей. Давай забудем это.

Кэролайн поспешно обняла меня и вышла.