Текст книги "Британский качок (ЛП)"

Автор книги: Сара Ней

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)

И как мне ходить в туалет по-большому?

Как мне испражняться и вонять в ванной, как делаю каждое утро около девяти часов, когда мы делим одну комнату?

Черт, нет.

«Сосредоточься, Эшли».

Сосредоточься на том, чтобы не быть полным извращенцем. Сосредоточься на том, чтобы не испытывать вожделения к своей соседке.

«Она доверяет тебе».

«Ты проведешь две ночи в Вегасе так же, как и остаток семестра, не прикасаясь к ней. Она переехала к тебе не для того, чтобы ты мог соблазнить ее – не то чтобы ты соблазнял кого-то за всю свою жизнь».

И не буду начинать с нее.

Я вытаскиваю руку обратно из своих трусов, чувствуя себя виноватым.

Как будто делаю что-то не так. Возможно, я просто параноик, но по какой-то странной причине мне кажется, что Джорджия знала, чем я занимался той ночью, когда дрочил и стонал ее имя. Она никак не могла услышать, не так ли?

Не думаю, что я был настолько громким.

Почти уверен, что мой голос не разносился по коридору – с другой стороны, я был погружен в свои мечты о ней и о том, как приятно было ласкать себя.

«Ты должен взять себя в руки, чувак, а не свой член».

Может быть, мне стоит попробовать встречаться.

Наверное, нужно было согласиться на свидание с Ариэль. Она меня не привлекает, но никогда не помешает попробовать. Практика делает совершенным даже то, что касается свиданий, верно?

Смотрю в потолок, прежде чем отказаться от этих мыслей и дотянуться до пульта дистанционного управления, спрятанного где-то в одеялах на кровати, нащупывая его рукой в темноте. Нажимаю кнопку включения телевизора, установленного на стене, и откидываю голову на стопку подушек.

По телевизору нет ничего интересного, но это лучше, чем закрыть глаза и думать только об одном: Джорджия дальше по коридору, в соседней комнате.

Интересно, что она делает в своей спальне.

Интересно, мастурбировала ли она с тех пор, как переехала сюда. Пользовалась ли она вибратором? Или просто использовала руку, как делал я?

Спустя полчаса после начала телесериала, в который мне еще предстоит вникнуть, раздается тихий стук в мою дверь. Насторожившись, я сажусь, кладя пульт на прикроватный столик.

– Входи.

Дверь со скрипом медленно открывается, и в коридоре темно, но маленький носик Джорджии – это первое, что я вижу, когда девушка осторожно открывают дверь.

– Ты не спишь?

Конечно. Я ведь сказал ей войти, не так ли?

– Не могу уснуть.

– О, хорошо. – Дверь открывается шире. – Мне показалось, я слышала телевизор. Я тоже не могла уснуть.

Она слышала мой телик?

Черт, а ведь громкость на минимуме.

Джорджия нерешительно задерживается в дверях; очевидно, она хочет войти.

Я смягчаюсь.

– Можешь войти, если хочешь.

Это все приглашение, в котором она нуждается, чтобы войти в мою спальню и обойти кровать с противоположной стороны, забраться под одеяло, как маленький ребенок, уютно устроившийся в постели своих родителей.

– Устраивайся поудобнее, – бормочу я, отодвигаясь, чтобы у нее было больше места и чтобы девушка не прикасалась ко мне. Последнее, что мне нужно, это лежать здесь со стояком, потому что ни на ком из нас почти нет одежды, и я провел последний час, думая о ее губах на моем теле.

Так чертовски неловко.

Джорджия переворачивается на бок, приподнимаясь на локте, чтобы изучить меня в темноте.

– Что мы смотрим?

Она определенно не устала.

– Сериал о трех соседях по дому, и они находят четвертого по имени Джесс. Комедия.

Не знаю, зачем объясняю ей это дерьмо. Я видел, как она несколько раз смотрела «Новенькую», когда приходил. Очевидно, ее вопрос был риторическим, чтобы завязать разговор.

Ее голова покоится на другом наборе подушек, сложенных на кровати.

– Твоя кровать действительно удобная.

Обычно, да, но не тогда, когда в ней лежит кто-то, кого я хотел трахнуть всю прошлую неделю, что доставляет мне неудобство.

– Я не должна бодрствовать так поздно… Мне нужно вставать в пять на тренировку.

Мне тоже.

Поправка: я не обязан, но мне нравится начинать тренировку как можно раньше, чтобы избежать переполненного зала и покончить с этим, чтобы у меня были свободные вечера.

– Я всегда был жаворонком, – наконец говорю я. – А ты?

– М-м-м, не совсем, хотя мне никогда не разрешали долго спать в детстве. У моих родителей всегда были дела по дому, которые я должна была выполнять, даже по выходным. Так что, думаю, часов до восьми я могла поваляться. И в воскресенье, если мы не ходили в церковь. – Она делает паузу. – Раньше я ненавидела это, но, думаю, именно это сформировало мою трудовую этику, хотя я могла бы обойтись без необходимости загружать дровяной ящик зимой.

– Мы тоже не могли спать долго в школе. Правила были довольно строгими, хотя большинство моих приятелей были избалованными и никуда не годными.

Изнеженные аристократы, их много. Или сыновья богатых гангстеров, корпоративных магнатов и финансовых воротил.

Как мой отец.

Простой барон, но чертовски богат.

– Какие у них были причины будить вас? – спрашивает Джорджия, сиськи приподняты и набухли над вырезом белой майки, в которую она переоделась перед сном.

Я отвожу взгляд.

– В основном тренировки. Я играл в лакросс, когда учился в школе, некоторым парням приходилось работать на конюшенном дворе и тому подобное. Мы по очереди работали в трапезной. В кафетерии, я имею в виду.

– Тебе обязательно было носить сетку для волос? – поддразнивает она.

– И резиновые перчатки. – Я шевелю бровями и смеюсь.

– Фартук?

Я киваю.

– Определенно фартук.

Некоторое время мы оба сосредотачиваемся на шоу, и я закидываю руки за голову, сплетая пальцы вместе. Джорджия все еще лежит на боку, свернувшись калачиком.

– У меня так мерзнут руки. Жаль, что я не могу надевать перчатки в постель, – раздается ее мягкий голос.

– Дай мне потрогать.

Она скользить одной ладонью по матрасу, по моим прохладным простыням и к моей руке.

На ощупь, как лед.

– Черт возьми, соседка, да ты не шутишь.

– Мои ноги были холодными до того, как я вошла сюда, но сейчас становятся теплее. Иногда я надеваю носки в постель, что, я знаю, неправильно, но все же.

Я держу ее руку в своей, зажимая.

– Давай другую.

Она пододвигается, чтобы дать мне другую ладонь, и я потираю ее, – потираю, как будто грею над костром, трение создает тепло.

Джорджия наблюдает за мной в темноте, свет от телевизора отбрасывает тени на ее лицо.

– Спасибо.

После того как ее руки согрелись, девушка не возвращается на свою сторону матраса, вместо этого лежит там, где есть, спокойно изучая меня.

Взгляд скользит по моей обнаженной груди.

Затем неторопливо убирает руку из-под моего бока, и медленно скользит пальцами по чернилам на моей ключице. Прослеживает линию, которая идет от одной стороны к другой.

Это татуировка плюща, которую я сделал, когда мне исполнилось восемнадцать, и которую спрятал от мамы и папы, зная, что они сойдут с ума, если узнают об этом.

Плющ обвивает фразу: «Делай все с намерением» на латыни. Другие татуировки на моем теле включают крест, старый корабль с парусами, кровоточащее сердце и несколько случайных, которые я сделал, когда был слишком пьян, чтобы принимать правильные решения.

Моя соседка скользит кончиком пальца по моей коже, вызывая мурашки, очерчивая предметы, выполненные в черном цвете.

Интересно, что сейчас происходит у нее в голове; по мрачному выражению ее лица невозможно понять. Лоб нахмурен, когда она концентрируется на своей задаче.

– Мне нравится эта, – шепчет она, имея в виду тату фамильного герба, которую я сделал в прошлом году. Это напоминает мне о доме. История Драйден-Джонсов. Верность Англии.

Прочищаю горло, но ничего не отвечаю.

Я не могу.

Моя кожа и тело гудят от энергии.

Мне требуются все силы, чтобы лежать неподвижно и не двигаться, желая прикоснуться к ней, но борясь с искушением.

Я не хочу пугать ее или выводить из себя.

Кажется, что все происходит в замедленной съемке, и все, что я могу делать, это наблюдать. Смотреть, как Джорджия проводит пальцем по моей татуированной коже, безусловно, более захватывающе зрелище, чем смотреть телевизор.

Мое сердце колотится так, будто я только что сыграл восьмидесятиминутный матч по регби на полной скорости. Клянусь, если бы девушка задержалась достаточно долго над моим сердцем, она бы почувствовала, как оно бьется у меня в груди. На самом деле, возможно, она уже это чувствует.

Ее глаза ничего не выдают.

Я едва могу сказать, о чем она думает, очарована ли она, испытывает ли отвращение или восхищается видом искусства на моем теле.

– Когда ты сделал эту? – спрашивает она, имея в виду кровоточащее сердце. – Что это значит?

– Это, эм… просто символ того, что я вкладываю свое сердце и душу во все, что делаю. Я никогда ничего не делаю наполовину. Всегда выкладываюсь по полной.

Это заставляет ее засмеяться, глаза загораются. Она прикусывает нижнюю губу, как будто стесняется. Тем не менее, ее руки не отрываются от моей кожи.

У Джорджии внезапно появляется такое выражение лица, которое я не могу описать или идентифицировать, когда девушка наклоняется ближе, чтобы получше рассмотреть меня. Как будто пытается запомнить морщины на моем лице. Ее рука перемещается от моей ключицы и груди вверх к моему лицу, зависая в сантиметрах от моей скулы.

– Ничего, если я прикоснусь к тебе здесь? – спрашивает она.

Не уверен, зачем она спрашивает, потому что уже прикасалась ко мне все это время. Но, может быть, Джорджия почему-то думает, что прикасаться к лицу более интимно, чем к моей груди. В любом случае, я не против этого.

– Конечно. – Я задерживаю дыхание.

Пальцы, которые пробегали по моей ключице, теперь пробегают по шраму на моей щеке. Большой и указательный пальцы. Брови Джорджи приподнимаются, когда она касается шрама в уголке моего рта, который я заработал в игре на прошлой неделе, который кровоточил и болел несколько дней.

– Это было больно?

Чертовски.

Я хихикаю.

– Не так больно, как в прошлом году, когда бутса попала мне в угол глаза. – Но, слава богу, не осталось шрама.

Ее рот образует маленькую букву «О» от удивления.

– Тебя ударили ботинком в лицо?

Вот что такое бутса, да.

– Так случается.

Она наклоняется ближе, так близко, что я чувствую, как ее сиськи прижимаются к моей груди.

– Не могу поверить, что не осталось шрама.

– Есть крошечный, едва заметный. С другой стороны, у меня есть шрамы поверх шрамов, так что кто вообще разберет, что к чему.

– Не могу поверить, что они не заставляют вас носить шлемы.

Я тоже, иногда. Регби чертовски опасный вид спорта.

Веселый, но опасный.

Джорджия проводит указательным пальцем по моей брови.

– У тебя когда-нибудь было сотрясение мозга?

– Несколько.

Она хмыкает, недовольно поджимая губы.

– Они определенно должны заставить вас носить шлемы.

– Не думаю, что один из них поместился бы на моей голове.

Она закатывает глаза.

– Тебе никто не говорил, что у тебя завышенное самомнение?

– Думаешь, я этого не знаю?

– Ты даже не представляешь насколько. – Она издевается надо мной.

– Разве это плохо?

Джорджия откидывает голову назад, чтобы посмотреть мне в глаза.

– В мире, где каждый парень просто хочет потрахаться и ведет себя как придурок, нет, это не так уж плохо. Это хорошо.

Я пожимаю плечами.

– Меня постоянно изводят из-за акцента. Думаю, некоторые люди ошибочно принимают это за напыщенность.

– Напыщенный, нет. – Она хихикает. – Правильный, да.

– Ты тоже правильная, знаешь ли.

– Неужели?

– Да.

– Хм, – мурлычет она, все еще находясь всего в нескольких сантиметрах от моего лица. – Думаешь, я хорошая девочка?

Я делаю еще один вдох, в ее словах слышится дерзость.

Вызов согласиться с ее утверждением.

Но я не собираюсь этого делать. Не собираюсь говорить ни слова. А просто позволю ей верить в то, во что она хочет верить, вместо того чтобы начинать с ней спорить.

Правда в том, что я действительно думаю, что Джорджия хороший человек, несмотря на трудное начало, которое у нас было. И понимаю, почему она тогда это сделала, потому что понимаю, каково давление со стороны сверстников.

Теперь я знаю, что она не поверхностный человек; Джорджия веселая и оптимистичная.

Добрая, щедрая и милая.

И, говоря о милом, ее дыхание пахнет мятой. Ее кожа пахнет миндалем и маслом ши – тем же лосьоном, который она вчера оставила на кухонном столе, и которым я натер руки, думая, что это крем для рук.

– Я думаю, что ты хороший человек, да. – Я сглатываю, не желая использовать фразу «хорошая девочка» – это почему-то кажется слишком сексуальным и интимным, и я сильно сомневаюсь, что ей было бы приятно.

Я не думаю, что большинству молодых женщин нравится, когда их называют девочками, или милыми. Или хорошими.

Это как-то уныло и занудно, хотя совсем не то, что это значит.

– Хороший человек, – повторяет она, выдыхая. – Значит, не дерзкая засранка, которую ты встретил в доме регби?

– Я не держу на тебя зла. Тебе нужно отпустить это. Если, конечно… – Я оглядываю ее с ног до головы. – Ты не планируешь снова издеваться над кем-то.

– Нет! – торопится сказать она. – Я бы никогда… не сделала это снова, ты же знаешь. Это не я, и с тех пор больше не общалась с теми девушками из моей команды.

Я заметил, что Джорджия отделилась от них, но не был уверен в точной причине. У меня были свои подозрения, и теперь они подтвердились.

Девушка щелкает меня пальцами по носу, на ее губах играет улыбка.

После того как заканчивает прикасаться к заживающему порезу на моем рту, начинает исследовать другие места. Скользит кончиком пальца по переносице, которая была сломана по меньшей мере три раза, затем еще раз по моей брови, по-видимому, ей нравится тот факт, что они густые, если судить по приподнятому уголку ее рта.

Хотел бы я прочесть ее мысли.

Мне бы хотелось, чтобы она сказала, о чем думает, чтобы мне не пришлось лежать здесь, пытаясь угадать.

Я отчасти хотел бы, чтобы она поцеловала меня прямо сейчас.

– Наверное, мне не следовало так прикасаться к тебе… Теперь я чувствую себя странно. – Она наконец-то говорит мне то, что у нее на уме. – Прости.

– Знаешь, – медленно начинаю я. – Ты слишком часто извиняешься. В прикосновениях к моему лицу нет ничего плохого. Все, что ты делаешь, это смотришь на мои порезы и синяки. В этом нет ничего особенного.

– Я правда слишком часто извиняюсь?

– Достаточно часто, чтобы я заметил, – говорю я, не желая, чтобы она чувствовала себя плохо. Но Джорджия действительно просит прощения больше раз, чем она думает. – Не то чтобы это имело большое значение. В мире есть вещи и похуже, которые кто-то может сделать, и извинения не входят в их число. Даже не возглавляет список правонарушений.

– Ты прав, это правда. Если это худшее, что я делаю, кроме того, что случайно приглашаю не того парня на свидание… – Теперь она поддразнивает, начиная выглядеть усталой, веки немного отяжелели.

Джорджия отстраняется, чтобы откинуться на подушки, на которых лежала ранее, и с легкой улыбкой смотрит на меня.

– Что будем делать в Вегасе? – почти шепчет она. Ее лицо выражает умиротворенное спокойствие.

«Не спать в одной постели», – хочу проворчать я.

– Думаю, было бы здорово полежать у бассейна хотя бы несколько часов.

Здесь хорошо, но в Неваде, должно быть, действительно тепло, и плескаться в прохладной воде с бокалом в руке звучит чертовски фантастично.

Кроме того, я не могу вспомнить, когда в последний раз был в воде, которая не была в душе, или из шланга на вечеринке в летнем доме.

– Это было бы весело. Нужно будет упаковать купальник. – Джорджия зевает. – Вообще нужно начать составлять список.

– Ты во всем разобралась?

– С конкурсом? Да, я разговаривала по телефону с организатором, потому что у меня было несколько вопросов, и она была мила. Мне лишь нужно было назвать имена двух человек, которые поедут – ты и я, – и она отправила мне по электронной почте форму, которую я должна заполнить, для налогов. – Это заставляет ее стонать. – Я понятия не имела, что должна платить налоги с подарков, ты можешь себе представить?

– Вроде того. Хотя не настолько хорошо знаком с американскими законами.

– Налог на подарки. – Она корчит гримасу. – Если бы я выиграла машину, мне пришлось бы продать ее только для того, чтобы заплатить дурацкий налог.

– Ты уверена, что хочешь отправиться в это путешествие, Джорджи? Нам необязательно – вместо этого мы можем отправиться в дорожное путешествие.

Она смотрит на меня пристальным взглядом.

– Ни за что.

Хорошо. Ладно.

Я отступаю, когда она зевает, закрывая глаза, прежде чем снова опустить голову. Эм… не похоже, что она торопится уходить – значит, планирует спать здесь, в моей постели?

Должен ли я сказать ей, что она не может остаться?

Мне никогда не удастся заснуть, если она будет лежать здесь, вкусно пахнущая и потрясающе выглядящая.

После нескольких минут молчаливых дебатов я оглядываюсь только для того, чтобы обнаружить, что девушка уже спит, выглядя очаровательной и хорошенькой, завернувшись в мое одеяло, натянув его до подбородка.

Мне тоже не требуется много времени, чтобы уплыть по течению.

Когда просыпаюсь посреди ночи, вокруг кромешная тьма. Я не уверен, который сейчас час, но, должно быть, уже поздно, потому что солнце еще не начало всходить. Нет смысла вставать или даже проверять свой мобильный, и мне не нужно писать…

Чье-то тело прижимается ко мне спереди, задница прижимается к моему члену, и я лежу неподвижно, боясь пошевелиться хоть на сантиметр.

Боюсь, что у меня будет стояк, и Джорджия проснется и подумает, что я делаю что-то неподобающее.

Я пытаюсь отодвинуться – только для того, чтобы обнаружить, что я уже настолько далеко на своей стороне кровати, насколько это возможно. Моя соседка по комнате перекатилась на мою сторону в какой-то момент посреди ночи, заняв все пространство.

Кто знал, что она любит занимать всю кровать?

Никогда бы не догадался об этом.

Неуверенный в том, что делать, я продолжаю лежать неподвижно, если не считать моего дыхания, и теперь не уверен, куда деть свою руку, которая покоилась у меня на бедре. Это, мягко говоря, неудобно, и я чувствую себя как сардина, засунутая в банку.

Может быть, мне стоит поспать на диване в гостиной?

Или в кровати Джорджии.

Нам обоим все равно рано вставать, и если она проснется, а меня не будет в постели, то не подумает о том, что я сбежал от нее посреди ночи.

Она ничего не узнает, если я встану и уйду, чтобы поспать.

Джорджия тихо стонет, ерзая на кровати, перекатываясь на спину и закидывая руку за голову. Она остается в таком положении несколько минут, успокаиваясь.

Тихая.

Мирная.

Слишком темно, чтобы я мог видеть ее лицо или наблюдать, как ее грудь поднимается и опускается от дыхания, но она все еще прижата ко мне боком, и это приятно. На самом деле, очень приятно, когда кто-то лежит рядом. Определенно не то, к чему я привык, но это то, к чему я мог бы пристраститься.

Возможно, это один из плюсов, чтобы иметь девушку.

Не то чтобы я был против этого. Просто никогда… не хотел этого.

Проходит еще несколько мучительных мгновений, и все, что я могу слышать, это звук моего собственного дыхания в ночной тишине, пока Джорджия не подкатывается ко мне. Тихо постанывая. Но это стон удовлетворения, а не от дурного сна.

Вздыхает.

Тянется рукой, ища мое бедро, пробегает ладонью по изгибу моей талии. Вниз по моему боку.

– Эшли, – бормочет она, и я чертовски уверен, что она все еще спит. – Ты так хорошо чувствуешься.

Хорошо?

Я ничего не делаю, просто лежу здесь!

Блядь.

Мне следовало встать с постели, когда был шанс ускользнуть.

Я все еще мог бы, только на этот раз, поскольку девушка обняла меня, она наверняка проснулась бы.

Теперь внутри меня идет война: сила воли, чтобы держать свои руки подальше от нее, против желания прикоснуться к ее коже так, как она касается меня.

Я позволяю ей прижаться ко мне еще сильнее, наслаждаясь теплом ее тела, даже несмотря на то, что чертовски сгораю, когда ее сиськи давят мне на грудь.

Вдыхаю и выдыхаю, затем снова вдыхаю и выдыхаю, пытаясь выровнять свой пульс, чтобы он не мчался со скоростью сто километров в минуту. Интересно, что бы произошло, если бы я тоже обнял ее?

Было бы это худшей вещью в мире – обнять ее? В конце концов, она мой друг. И разве это не то, что делают друзья? Обнимают друг друга?

Кроме того, она в моей постели, и это она держится за меня.

Нерешительно я поднимаю свою руку и кладу на нее, так что мы на самом деле как бы обнимаемся.

Так это делается?

Или подождите, мы лежим ложечкой? Или против друг друга? Или против друг друга было раньше, когда она лежала на противоположной стороне, подальше от меня? Я понятия не имею; никогда этого не делал.

Слышал об этом только от своих приятелей, которые любят обниматься в постели, потому что это приводит к сексу.

Это чертово чудо и упражнение в терпении, но мне удается снова заснуть с Джорджией, прилипшей ко мне, и стояком в моих боксерах.