Текст книги "Нико (ЛП)"
Автор книги: Сара Кастиль
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц)
Когда-нибудь он расскажет ей правду. Он расскажет ей, как быстро продвигался по карьерной лестнице в полиции Лас-Вегаса, чтобы стать детективом, но даже этого было недостаточно, чтобы утолить его потребность в адреналине. Он расскажет ей, как ему предложили стать копом под прикрытием, чтобы стоя плечом к плечу с преступниками, слушать их разговоры и чувствовать то, что он никогда не испытывал прежде. И он был хорош, чертовски хорош. Способный вписаться в социальную группу, имитировать их речь и язык жестов, одеваться как они и водить их машины. Никто никогда не заподозрил бы и не заподозрит в нем копа. На данный момент он был под прикрытием уже десять лет, откликаясь на чужое имя, живя жизнью другого человека. Хотя он не был мафиози, но он был доверенным лицом. Если они выяснят кто он на самом деле, то убьют прямо на месте. А затем они придут за его семьей, но только если они узнают, что эта семья вообще существует.
Вот почему он бросил затею опекать Дейзи вместе с Джинжер. Теперь все, что у него было – это право видеться с ней. Каждый вечер вторника и в выходные дни, если он был свободен.
Громыхнула дверь и в проеме появился Гейб, в обтягивающих штанах, золотой цепью на шее и в бейсболке. Бен никогда не видел его в рубашке, и не удивительно, что он чувствовал зависть по отношению к кубикам пресса и рельефным грудным мышцам Гейба, на которых красовалась татуировка револьвера. Безусловно, Бен держал себя в форме. Хотя он и был под прикрытием, но старые привычки умирают с трудом, и он, когда был в униформе полицейского, никогда не пропускал тренировки. Он и сейчас каждое утро тренировался и бегал пять раз в неделю. Но Бену больше не двадцать два. Да и вообще, он не принимал стероиды, ведь только благодаря им Гейб выглядел таким накаченным, как цирковой воздушный шар.
Гейб приобнял Джинжер за плечо, и Бен увидел, что на его руке появилась еще одна татуировка. Если бы он когда-нибудь перешел на сторону мафии, он сделал бы татуировку, чтобы отметить это событие, может быть ромашку в честь дочери. Но нет. Насколько Бен знал, только один коп под прикрытием стал таким, и Бен был чертовски уверен, что он никогда не будет номером два, потому что его назначение, наконец-то, подходило к концу.
– Бен.
– Гейб.
– Вроде как уже поздно, чтобы вот так появляться и увозить нашу маленькую принцессу. Люди могут подумать, что тебе глубоко насрать на своего ребенка, – Гейб указывает подбородком в сторону Дейзи, и кожу Бена начинает покалывать. Плохое предчувствие насчет Гейба у него появилось еще с первой их встречи, и с каждым разом, когда Гейб бросал взгляды на Дейзи, это чувство усиливалось.
– Она, блин, моя принцесса, и я никому не обязан докладывать, когда работаю сверхурочно.
– Не ругайся при ребенке, – Джинжер закурила и прильнула к Гейбу.
– Я, блин, папина принцесса, – сказала с восторгом Дейзи, зная, что Бен не стал бы ее поправлять.
Она умная шестилетняя девочка. И уже знала, как работает его чувство вины.
– И красивая, как твоя мама, – добавил Гейб, лапая Джинжер за грудь, на что та в ответ засмеялась.
– Мы только что завершили двухчасовой марафон, а ты все равно хочешь еще?
К горлу Бена подкатила желчь. Он не хотел, чтобы Гейб думал, что Дейзи красивая, или называл ее как-то иначе, кроме как по имени. Черт, он не хотел, чтобы он болтался рядом с его маленькой девочкой, но какого черта он мог с этим сделать? Он думал, что поступает правильно, отказываясь от опеки, чтобы его девочка была в безопасности. Теперь же он начал думать, что подвел ее.
– Может быть, Бен заберет ее на ночь, – Гейб усмехнулся, – и я смогу трахнуть тебя на той милой кровати принцессы, которую он купил ей на день рождения.
Бен не знал, был ли Гейб больным ублюдком или же просто выводил его из себя, но не имея на то достаточных оснований, он не мог тронуть засранца, но мог позвонить своему куратору, Джеку Фримонту и попросить его послать кого-нибудь арестовать Гейба за то, что он мудак.
Черт. Ему пора выбираться из всего этого. Как только он закончит работу, то перво-наперво оспорит опеку над дочерью. Он вернется к работе детектива. Постоянному графику. Стабильному доходу. К хорошему дому в хорошем районе, с хорошими людьми вокруг. Ни один судья не откажет ему, особенно после того как он объяснит, как домашняя жизнь Дейзи пошла под откос, когда появился Гейб со своей развязностью и машиной, битком набитой дурью.
Он проверил время, пересадив Дейзи на другую руку, чтобы отнести ее к своей машине. У него был Вольво и рабочий грузовичок, которым он пользовался, будучи под прикрытием, но к Дейзи он всегда приезжал на белом микроавтобусе, купленным ему в качестве взятки полицией, в день их первой встречи с Гейбом, тогда он хотел забрать Дейзи и угрожал уйти с работы.
Хотя он и любил острые ощущения, испытываемые работая под прикрытием, но Бен устал. С каждым разом докладывать о деятельности парней, которых он стал любить и уважать… парней, которые считали его другом, становилось все труднее и труднее. Да, иногда они делали дерьмовые вещи, но большая часть этого дерьма предназначалась другим плохим парням, и чтобы понимать, тебе с этим приходится жить. Если преступники валили преступников и мирные жители при этом не страдали, то какая была бы польза, если бы половину из них закрыли? Тогда бы на улицах произошел дисбаланс, и вот тогда, мирные жители были бы в опасности. А разве это не его работа? Защита гражданских?
– Давай, детка, – он поднес Дейзи к своей машине. – У меня есть около часа, прежде чем мне будет нужно вернуться на работу. Мы быстро перекусим, а затем я отвезу тебя домой и уложу спать.
– Не торопись, потому что ее кровать будет немного занята, – крикнул им в спину Гейб.
– Мне не нравится Гейб, – прошептала Дейзи, когда он помогал ей забраться в машину.
– Мне он тоже не нравится.
Бен не верил, что от детей можно что-то скрыть. Он выяснил, что в этом возрасте они были весьма умны, достаточно умны, чтобы понять, когда взрослые им лгут.
– Могу я поехать жить с тобой?
– Я обещаю тебе, принцесса, – он поставил ее на землю рядом с собой и присел рядом на тротуар. – Как только я закончу с работой, я найду способ вытащить тебя отсюда. Мы уедем из города и отправимся туда, где круглый год лето, и есть деревья и озера, и ты никогда больше не будешь есть фасоль.
– Как только все плохие парни окажутся в тюрьме?
Бен открыл рот, чтобы сказать да, но ничего не вышло. В первые годы работы под прикрытием он собрал достаточно улик, чтобы за несколько преступлений осудить мафиозную верхушку Вегаса. Но начальство в Департаменте ни черта с этим не сделало. Они отказались действовать и Бен не знал, что было тому причиной, их жадность или политика. Ему было сложно примириться со всеми их отговорками, постоянным и нескончаемым требованием все новых и новых улик. У него просто-напросто опустились руки, и он подал в отставку, продолжая работать, пока они не получат то, что бы они там ни искали.
Но все изменилось, когда он попал в команду с новым капо, и ничего не мог поделать с тем фактом, что они ему нравились, и он ими восхищался. Его капо не допускал бессмысленного насилия. Он не связывался с наркотиками или проституцией. Хотя ему нравилась жизнь мафии, он жаждал респектабельности, и Бен понимал это. Как нежеланный приемный ребенок, он тоже жаждал респектабельности. За несколько лет он заслужил доверие и уважение своего нового капо. Его работа в команде ценилась и хорошо вознаграждалась. Они были как семья с приемными детьми, то, чего он всегда и хотел; у него появились друзья, которых бы он никогда не завел в полиции, потому что вырос, опасаясь подпускать кого-то слишком близко, так как всегда знал, что надо двигаться дальше. Было легко согласиться год за годом оставаться под прикрытием. Но становилось все труднее и труднее жить с мыслью, что он предает доверие своего капо.
После десяти лет вины, обмана и постоянных опасливо брошенных взглядов через плечо, с мыслями о том, что тебя в любую минуту могут убить, ему захотелось того, что было у других. Жизни. Семьи. Времени, которое можно провести со своей дочерью, прежде чем она вырастет. Друзей, которых он не хотел бы предавать.
– Когда я буду свободным, дорогая, первое, что я сделаю – приду за тобой. Я решу вопрос с опекой, и ты сможешь быть моей девочкой все время.
– Я буду держать это обещание в сердце, когда дела будут совсем плохи, – Дейзи обхватила свои щечки ладошками.
Он не знал, насколько хуже все могло обстоять для нее в доме в компании ее матери и наркомана-бездельника Гейба, но это было единственное, что он мог ей сейчас дать.
Глава 4
– Дорогая. Мы так давно не виделись, – Джина Кордано, мать Мии и идеальный пример жены мафиози, поцеловала дочь в обе щеки и повела по идеальному мраморному фойе их дома в стиле Итальянского Ренессанса в эксклюзивном фешенебельном районе «Хендерсон».
Снаружи дом выглядел как многие другие роскошные дома в этом районе, впечатлял и доступ к каньону, переделанному под поле для гольфа, называемое «Рио-Секко». Однако система безопасности резиденции Кордано включала проволочное ограждение, камеры скрытого видеонаблюдения и охранников, работающих двадцать четыре часа в сутки, а также десятифутовые кусты для уединения.
Альфио, главный вышибала ее отца, подошел к массивной двери позади Мии и запер ее на кодовый замок. Прежде чем она поняла, что ее отец делал для выживания, Мия всегда поражалась семьям ее друзей, которые никогда не запирали себя в своих домах. Они регулярно оставляли двери и окна открытыми, и гуляли в своих дворах без телохранителей или камер. У них была свобода, которую она так безнадежно желала и знала, что у нее никогда этого не будет.
Мия поморщила нос от сильного запаха парфюма своей матери и осторожно обняла ее, стараясь не помять льняное платье Джины. Но это не имело бы значения. У ее матери был огромный гардероб, и она меняла наряды пять или шесть раз на дню, играя роль символа мощи своего мужа.
– Выглядишь мило, мама. Это «Прада»?
– Новая коллекция, – ее мать улыбнулась своей идеальной улыбкой на идеально накрашенном лице, с идеальной стрижкой – ассиметричный боб. Хотя Мия унаследовала от матери густые темные волосы, она сразу обстригала их, когда они начинали доходить до плеч, и она знала, что мать презирала этот образ.
Взгляд матери прошелся по черному панковскому платью Мии, с корсетом, облегающим талию, кринолинной подложкой и погонами с серебряными пряжками. Мия надела под платье кружевные чулки и свои любимые сапоги с толстой подошвой, доходившие до икр, с красными розами, вышитыми по бокам.
– Твой отец будет разочарован, увидев тебя одетой, как панк-рок звезда. У меня есть вещи из прошлой коллекции «Шанель» наверху в свободной комнате. Почему бы тебе не побежать наверх и не найти что-нибудь для себя. Сегодня он не в очень хорошем расположении духа.
Фраза «не в очень хорошем расположении духа» была семейным кодом, что означало, что он уже вывалил на маму свое недовольство, что вероятно и послужило причиной того, почему на ней было слишком много макияжа, а руки были прикрыты свитером. Мать Мии знала все трюки, чтобы прятать синяки. Это была часть роли хорошей жены. Несмотря на то, что ее брак был не по договоренности, Джина быстро осознала, что она была очарована учтивостью и шармом. Ее муж женился на ней исключительно из-за ее внешности и связей, и любовь, о которой он заявлял, испарилась в тот же день, как она сказала: «Согласна».
Все-таки, она выполнила свой долг, как хорошая принцесса Мафии, какой ее и растили. Она подарила своему мужу ожидаемого сына и двух ненужных дочерей. Нашла и украсила дом под стать статусу босса мафии, вырастила троих детей и гарантированно всегда была ухожена и безупречно одета. Идеальный функциональный аксессуар под рукой мужа-мафиози. Она покорно держала язык за зубами, когда он проводил время со своими любовницами, а взамен, пользовалась благами его статуса дона Мафии. Это было холодное, пустое существование и то, частью чего не хотела быть Мия.
– Я надела платье, чтобы он не бил меня, – сказала прямо Мия. – Если теперь он решит, что хочет видеть меня в розовом или «Шанель», когда я навещаю вас, то это решение далеко от того, что я предприму. Я бы даже не приехала домой, если бы не ты и Кэт.
Или тот факт, что ее отец послал бы своих людей выследить ее, просто потому, что он бы не потерпел неповиновения в любой форме.
– Тебе нужно принять то, кем ты являешься и обязанности, которые прилагаются к женщине в семье Мафии, – ее мать крепко сжала губы. – У нас есть роль, и твоя жизнь станет намного проще, если ты просто примешь это и…
– Не надо, – Мия прервала ее. Она никогда не могла понять, как ее мать могла желать жизнь, которую навязывала своей дочери. Как она могла не хотеть, чтобы ее дети были свободны и выбирали свой собственный путь?
– Я просто не хочу видеть, как тебе причиняют боль, дорогая.
– Тогда тебе следовало останавливать его каждый раз, когда он бил меня, или, когда он сломал мне руку и избил меня так сильно, что мне пришлось провести пять дней в больнице, притворяясь, что меня ограбили, – ее голос становился все громче от потрясения, которое она всегда чувствовала, когда думала о той ночи. – Тебе следовало присутствовать той ночью, когда он убил Дэнни и оставил на моей шее эту метку.
Мия дотронулась до шрама на своей шее.
– Но тебя там не было. И единственная причина, почему он не убил меня той ночью, была в том, что Нико Тоскани спас меня и в результате потерял своего отца, – она прерывисто вздохнула и прошмыгнула мимо матери, чтобы подняться по парадной лестнице, когда на нее нахлынули старые воспоминания.
Отец был так зол тогда, когда она ворвалась той ночью в ресторан «У Луиджи», отчаянно пытаясь спасти Дэнни, хотя она знала, что не было ни шанса. Удары, которые отец нанес ей, когда она молила пощадить Дэнни перед Доном Тоскани и его сыном, были ничем по сравнению с тем, что он сделал, чтобы заткнуть ей рот, после смерти Дэнни. Заткнуть, чтобы она не смогла защитить Данте обвиненного в поступках, которые ему приказали совершать. Нико не смог спасти Мию, когда ее отец пометил ее своим кинжалом. Вместо этого, он опустился на колени, прижимая тело своего умирающего отца, пытавшегося спасти Нико от гнева отца Мии.
– Твой отец хочет встретиться с тобой, когда приедет Данте, – крикнула ей вслед мать. – Изменились планы на ужин. Скажи Кэт, что сегодня будем только она и я. Ты и Данте собираетесь куда-то с отцом.
Мия замешкалась, ее так и подмывало спросить, с чего бы ее отец захотел потратить вечер ужиная с ней и Данте. Он никогда не проводил с ней время без остальных членов семьи, за исключением, когда он избивал ее за какое-либо нарушение правил. Но, действительно ли она хотела знать!? Ничего, связанное с ее отцом, не сулило ничего хорошего, так зачем портить несколько драгоценных мгновений, которые она проводила со своей сестрой, на то, чтобы волноваться о том, что она и так скоро узнает.
– Кэт? – она прошла по широкому, ковровому покрытию коридора и толкнула дверь спальни Кэт, лишь чтобы погрузиться в море розового.
Кэт была полным воплощением дочери Мафии, как и ожидалось, и, как следствие, она избежала жестокого гнева отца. Но даже если бы Кэт не придерживалась роли пай-девочки с такой же страстью, с какой Мия презирала все это, даже тогда, их отец не причинил бы ей боль. Стройная и хрупкая, с темными волосами и огромными карими глазами, Кэт была своеобразной от природы, с мягкими волосами и нежным, кротким нравом. Она была миротворцем в семье, достаточно чуткая, чтобы свернуться калачиком и плакать, всякий раз, когда Мия чувствовала на себе гнев отца. Мия никогда не понимала, почему он направлял все свои оскорбления в ее адрес, но она охотно терпела его наказания, если это значило, что пощадят Кэт.
– Мия, – Кэт спрыгнула с кровати и обвила руками свою старшую сестру. Мия, работающая в городе, и Кэт занятая в школе и задействованная в мероприятиях в пригороде, между собой в основном общались через интернет, но всякий раз, как они встречались, Мия понимала, насколько сильно она скучала по своей сестре и насколько виноватой себя чувствовала, что оставила ее дома одну. Данте переехал давным-давно, как и заместитель отца, который помогал управлять капо семьи Тоскани, также как управлял и собственной командой.
– Ты постригла волосы, – Мия пробежалась пальцами по густым, прямым волосам, теперь доходившим лишь до плеч сестры. – Мне нравится.
– Я сделала это к моему восемнадцатилетию, но отцу это пришлось не по душе, – вздохнула Кэт. – Он сказал, что мужчинам нравятся женщины с длинными волосами, а не те, которые одеваются и ведут себя как парни. Мне пришлось пообещать, что я никогда снова не постригу их.
– Он не… – рука Мии замерла на месте.
– Нет, – Кэт опустила сестру. – Он не причиняет мне боль, как делает это тебе.
Мия вздохнула, не осознавая, что сидит и держится за пушистое розовое одеяло Кэт. Она защищала Кэт, когда жила дома, беря всю вину на себя, когда Кэт делала что-то не так; вмешивалась, когда думала, что их отец мог потерять самообладание. Когда она наконец-то была сыта всем по горло, она умоляла Кэт уйти с ней, но ее младшая сестра заверила ее, что отец не тронет ее, даже если Мия уйдет, и она была права.
Кэт присела рядом с ней и прислонилась к плечу Мии, переплетая свои пальцы с ее. Мия сжала руку Кэт. У Мии заняло много времени, чтобы привыкнуть к физическому проявлению ласкового характера сестры. Их мать редко обнимала их, а единственные прикосновения от ее отца сопровождались болью.
– Расскажи мне о школе.
Кэт рассказала о своих занятиях, друзьях, и внешкольной деятельности. Она показала Мии несколько рисунков, нарисованных в художественном классе, и Мия пролистала портфолио сестры, поражаясь ее таланту.
– Весьма недурно, Кэт. Действительно круто. Ты подумывала о том, чтобы посещать художественную школу?
– Я не могу себе этого позволить, а спрашивать я боюсь, – быстро сказала она. – После того, через что ты прошла…
Мия крепко сжала губы. Она подала заявление на программу обучения информатикой в Калифорнийский университет, не обсудив с родителями. Когда она получила письмо о зачислении, она объявила, что покидает дом, и ее избили еще сильнее, чем в тот вечер в ресторане. Но ее не остановили даже синяки и сломанная рука. Как только она была способна вставать, то упаковала сумку и вышла за дверь. Она отплатила свое обучение с помощью стипендии, займов и работая на двух работах между учебой. Первые пару месяцев, она жила в ужасном ожидании того, что люди семьи притащат ее обратно домой. Но отец оставил ее покое, лишь потребовав, чтобы она раз в месяц присутствовала на семейном ужине. Они никогда не говорили об этом, а на ее выпускном появилась лишь Кэт.
– Он не причинит тебе боль, – сказала Мия. – Ты – особенная, Кэт. Он не ненавидит тебя так, как ненавидит меня. И если ты захочешь переехать и пойти в художественную школу, ты всегда сможешь остановиться у меня.
– Я не могу оставить маму наедине с ним. Он обращается с ней лучше, когда я поблизости, и думаю, что ей стало бы слишком одиноко.
Мия почувствовала укол вины, что у нее с матерью никогда не было тех отношений, какие были у Кэт. Хотя ее мать всегда была ей матерью во всех отношениях, но не защищала ее от постоянных издевательств, поэтому они никогда не были близки. Мия просто списала это на то, что они были слишком разными. Она никогда не наслаждалась походами по магазинам, прическами, или маникюрами. Ее не волновали развлечения, показы мод, чем занимались кинозвезды или что надевали знаменитости. А ее мать не интересовалась компьютерами, интернетом, равенством мужчин и женщин в политике или феминистским панк-роком.
Они разговаривали, пока не пришла мать Мии, чтобы сообщить, что прибыл Данте, и ей было необходимо пройти в кабинет отца. Мия поцеловала Кэт в щеку и прошла к главной лестнице, чтобы спуститься вниз и пройти по мраморному коридору, украшенному столами с золотой окантовкой, греческими статуями и огромными вазами с цветами, в задней части дома. Альфио шел за ней по пятам, он шагал удивительно тихо для такого крупного человека. Он был главным телохранителем отца так долго, сколько она себя помнила и ни разу не видела, как он улыбается.
Мия постучалась в дверь кабинета отца. Через некоторое время, ее отец позволил ей войти. Глубоко вздохнув, Мия вошла в комнату, которая была свидетелем ее наказаний и несла всю тяжесть ее страха. Темная и мрачная, с панелями из дорого темного дерева и висящими плотными зелеными шторами. Этот кабинет напоминал ей что-то из викторианской эпохи. Он сидел за массивным письменным столом, в кресле похожем на трон, который он доставил из дома своего дедушки в Италии, наряду с остальной мебелью кабинета. Его советник, известный как Вулф, за его своеобразное угловатое лицо с длинным носом, стройным телом и густой копной седых волос, стоял рядом с огромным мускулистым телохранителем Данте, Ревом, который был в семье почти десять лет.
– Отец, – Мия склонила голову в знак уважения, не желая начинать встречу с ударов или пощечин, что означало, что она была больше сосредоточена на боли, чем на настоящей причине того, почему она была вызвана в дом.
– Привет, Данте, – она заметила Данте, стоящего у окна, и поприветствовала его с улыбкой.
Высокий и стройный, с вытянутым худым лицом и точеными скулами, Данте нес тяжелое бремя, будучи наследником семьи. Хотя, он и не унаследовал порочного нрава своего отца, или его жестокую жилку, Данте никогда не колебался, выполняя приказы отца, и никогда не оспаривал их, даже когда Мия была вынуждена нести на себе всю тяжесть гнева их отца. Будучи ребенком, он был веселым, дразнящим старшим братом, но изменился, когда их отец втянул его в свою жизнь в возрасте девяти лет, отправив его на задание для него с его людьми. После этого, он стал чужим и отстраненным, и с тех пор она скучала по тому Данте, которого знала.
Данте коротко ей кивнул, и улыбка Мии исчезла.
– Что не так?
– Мать честная! – ее отец зарычал, прежде чем Данте смог ответить. – Посмотри, ты одета, словно на Хэллоуин.
Он глубоко вздохнул и завопил:
– Джина! Иди сюда!
– Что-то не так? – мать Мии, которая без сомнений была в ожидании у дверей, на случай если ее позовут, бросилась внутрь с бледным лицом.
– Я сказал тебе убедиться, чтоб она была одета надлежащим образом. Посмотри на нее. Она – позор для семьи. Как, черт возьми, я должен вывести ее в таком виде в свет!?
– Мне очень жаль, – запнулась Джина. – Я думала, ты имел в виду, чтобы она была в платье, и она надела его. Я предложила ей надеть что-нибудь из прошлой коллекции «Шанель» …
– Заткнись, – он поднялся с кресла, дернув руками. Кожу Мии начало покалывать в предупреждении, а ее мать слегка всхлипнула. После нескольких лет унижений, они знали все знаки, и знали, что лучше просто стоять, чем бежать, потому что побег нес в себе более худшие последствия.
Мия стрельнула взглядом в Данте, заметив, что его плечи даже не напряглись, а на лице не было заинтересованности. Он был выше своего отца, моложе, сильнее, первенцем и единственным сыном. Если бы она была Данте, то защитила бы свою мать, защитила бы их всех. Она бы приструнила своего отца и сказала, чтобы он больше никогда снова не прикасался к ней.
Внезапно, в голове возник образ Нико, его широкие, мощные плечи и мускулистые руки, то, как он вел ее через казино тем вечером, удерживая ее за поясницу, одновременно направляя и защищая ее… так, как он защитил ее много лет назад. Нико смог бы поставить ее отца на место лишь одним ударом. Мало того, он был могущественным капо Мафии; грозным и безжалостным человеком, который брал то, что хотел, невзирая на последствия.
Мужчина, которого она не боялась, потому что видела его душу.
Мия почувствовала себя смелее, безрассудной и даже храброй, когда угрожала Нико в его кабинете. Почему она не могла чувствовать того же в присутствии своего отца!? Почему, сейчас, она не могла быть смелой?
– Не трогай ее, – Мия отступила назад, встав между отцом и матерью.
– Глупая девчонка, – лицо отца затуманилось от потрясения и недоверия, а затем и ярость, какой она не видела прежде. – Уберись с дороги. Твоя мать знала, чего именно я хочу. Она решила бросить мне вызов. Она будет наказана, и это научит ее больше не совершать подобного снова.
– Это был мой выбор – одеться так, – она отступила назад, подтолкнув мать за себя. – Если кто и должен быть наказан, так это я.
– Боже мой, я буду рад избавиться от тебя, – он сократил дистанцию между ними двумя быстрыми шагами, и ударил Мию по лицу так сильно, что ее голова повернулась в сторону. Еще не оправившись от удара, она не могла остановить его, наносящего удары по матери, а затем, когда Джина упала на пол, он продолжил пинать ее ногами.
– Данте. Возьми мой пиджак и забери свою сестру. У нас нет времени на поиски новой одежды для нее, – он перешагнул через мать Мии и оглянулся через плечо. – Джина, в следующий раз, когда я использую словосочетание «надлежащим образом», я хочу, чтобы она была одета как ты.
– Конечно, Баттиста, – мама вытерла кровь с уголка рта и села на мягком красном ковре, подперев под себя ноги. – Мне очень жаль. Этого не повторится снова.
– Не только это, вообще все, – он стрельнул взглядом, с нотками отвращения, в Мию, когда Данте взял ее крепкой хваткой за локоть. После пары напутственных слов Вулфу, он зашагал по коридору.
– Куда мы направляемся? – с пульсирующей щекой, Мия пошла вслед за отцом по коридору, с Данте, Ревом и Альфио позади.
– «Траттория Винченцо».
Мия удивилась, что он ответил, но сохранила молчание до самого выхода из дома. Рев сел на водительское место семейного лимузина, а Альфио устроился на пассажирском сиденье рядом с ним. Отец Мии сел в салон, а Мия и Данте перед ним.
– Я хочу, чтобы ты держала рот на замке, когда мы доберемся туда, – сказал отец Мии, когда тронулась машина. – Я не хочу вообще ничего слышать. Ты не оскорбишь меня и не опозоришь нашу семью перед нашими гостями. Иначе ты пожалеешь, девчонка, когда мы вернемся домой. Одной одежды уже достаточно.
Кожу Мии покалывало, и она оглянулась на Данте, но он в гробовом молчании уставился в окно.
– С кем мы встречаемся?
– Дон Тоскани и его сын, – отец потер лицо ладонью. – Время пришло.
– Время для чего?
– Время, чтобы стать чертовски полезной для семьи, – его лицо ожесточилось. – Тебя видели той ночью в казино с Нико Тоскани, одетую как шлюха. Ты опозорила семью. Ты оскорбила меня…
– Я работала, – она осмелилась прервать его. – Я проводила проверку…
– Заткнись, – рявкнул он. – Ты связалась с чертовыми Тоскани. Теперь, ты будешь связана с ними на всю жизнь. Ты дала мне возможность связаться с Доном Тоскани и договориться о перемирии, чтобы положить конец войне между нашими семьями. Я предложил брак, как завершение сделки. Мы объединим наши поставки наркотиков, чтобы вытолкнуть наркокартели и уличные банды, раз и навсегда, не только в городе, но и в пределах всего Лос-Анджелеса. Помимо этого, мы, наконец, сможем попасть в игровую индустрию, через казино его племянника. Это идеальное место, чтобы отмывать деньги.
– Ты просишь меня выйти за Нико Тоскани? – от шока у нее перехватило дыхание.
– Я не прошу. Я велю, – он убирает волосы назад. – И ты собираешься выйти не за того незаконнорождённого выродка, который назначил цену за мою голову. А за Тони. Подходящего для брака сына. Сегодня, он хочет взглянуть на тебя. Ты не уродлива. Ты вполне себе ликвидный товар. Тебе лучше надеяться, что он увидит твои формы за этой нелепой одеждой.
– Думаешь, я усердно училась в школе и построила свой бизнес, чтобы стать ликвидным товаром? – ее голос становился все громче с каждым словом, хотя она знала, что это его разозлит.
– Для чего, блядь, ты бы это еще сделала? – он откинулся на спинку сиденья, его шелковая рубашка обтянула бочкообразную грудь и огромный живот, висящий над поясом. – Ты – женщина. Ты для меня лишь политическая ценность. Нам нужен этот союз, чтобы положить конец войне и приумножить власть семьи. После того, как ты выйдешь за Тони, его ублюдочный племянник будет не опасен… он не сможет прикончить семью и у него больше не будет власти свергнуть Санто. Я удивлюсь, если он будет все еще жив, когда ты вернешься из своего медового месяца.
Все эти годы в попытках доказать себе, получить одобрение отца, показать ему, что она была хороша, были зря. Он никогда не видел в ней ничего больше куска собственности. В сердце, она всегда знала это, но услышав эти слова из его уст, она почувствовала внутри боль. Она хотела покончить с этим: с ним, с болью, отвращением, разрушенной семьей, правилами Коза Ностра, кодексом и культурой. Она упорно боролась за свой маленький кусочек независимости, и не выживет, если он заберет это.
– Я не выйду за Тони Сухаря, – она взглянула на Данте, ища помощи, но он продолжил смотреть в окно. Ее несчастье. Данте никогда не вставал против отца. Очевидно, он не намеревался делать это и сейчас. – У меня нет заинтересованности в браке, и конечно же не с психопатом. Газеты называют его Мясником. Каждый раз, когда у него с кем-то спор, то этого человека находили не только мертвым, но и изуродованным.
– Ты выйдешь замуж за того, за кого я скажу, и ты сделаешь то, что я велю, – отец пренебрежительно махнул рукой. – Мы все должны приносить жертвы. И это – твоя. Мы сядем, чудесно поужинаем, построим планы. Я пригласил Дона Фальцоне поприсутствовать сегодня, чтобы быть свидетелем конца войны и обещания на брак. Фальцоне – единственная достаточно сильная семья, способная бросить нам вызов и бороться за контроль над городом, но как только он осознает всю мощь нашего союза, он подумает дважды, прежде чем попытается пробиться на нашу территорию.
Неужели его жадности не было конца!? Она могла читать между строк. Как только он вытолкнет Дона Тоскани и Тони, семья Фальцоне будет следующей. Что ж, она оказалась пешкой в его игре.
– У меня есть бизнес и жизнь, которой я живу, чтобы сбежать подальше от семьи. Я в этом участвовать не буду.
– Забыл о твоем маленьком хобби, – его темные глаза стали холодными и злыми. – Ты будешь присматривать за свои мужем, имея от него детей, украшать дом, отрастишь волосы. Будешь делать все то дерьмо, которое делают женщины, чтобы мужчина на их фоне выглядел хорошо. Если твое дело приносит деньги, тогда им займется Данте.
– Это мое дело, – ее неверие переросло в гнев в мгновение ока. – Я его основала. За все заплатила. Наладила связи. Заключила контракты. Я ни за что не передам его Данте. Он ни черта ничего не знает о взломах или безопасности. Он даже не может включить свой чертов компьютер.
