Текст книги "Магические врата Иного мира"

Автор книги: Сандра Ренье

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)

Сандра Ренье
МАГИЧЕСКИЕ ВРАТА ИНОГО МИРА

Папе, бабушке и дедушке.

Мне вас не хватает.

И всем читателям «Пана», которым понравился мир эльфов.

ЧАСТЬ I

ФИНН

Иной мир необходимо оберегать. Таков главнейший из законов Пана. Доступ туда открыт только эльфам. Прочим существам – будь то люди или им подобные – туда дороги нет. Чудо приходится беречь. Оттого все дороги в Иной мир строго охраняются. А в Великобритании таких дорог много. Первая из них лежит через Стоунхендж, другие находятся в Корнуолле, Уэльсе, на острове Мэн и в Лондоне. Есть еще один вход – через подземный город в Эдинбурге. И вот этот-то вход охраняю я. Так было не всегда, меня сюда сослали. Разжаловали и сослали. Но это совсем другая история. Эдинбургский вход в Иной мир как-то особенно беспокоил Пана, основателя эльфийского королевства. Совсем рядом со входом как раз и располагаются Магические врата. В глаза не бросаются, с виду вообще ничего примечательного. В Эдинбурге ведь полно подземелий. Вход в Иной мир – это помещение, сложенное из обычных тесаных каменных блоков, окон нет, вход один, он же выход. Никакой мебели, голый глиняный пол. А Магические врата – это не дверь. Это просто проход в каменной стене. С одной особенностью: под сводом Врат вечно идет дождь. Никто, ни эльф, ни человек, до сих пор не смог выяснить, откуда берется вода. Люди, поселившиеся здесь много веков назад, предполагали, что здесь бьет глубинный источник. Покойный король Оберон в это не верил. Потому что эти дождевые Врата существовали уже в те времена, когда его отец Пан запечатал все проходы в Иной мир. Самое удивительное, что вода не оставляет луж на полу. Это магия, господа, точно вам говорю, верный знак, волшебство, да еще какое! Такое, каким даже мы, эльфы, не владеем. В общем, я сторожу этот проход. Никто никогда не видал Магические врата пересохшими. Лило всегда, и в 1394-м, и в 1652-м, когда в Шотландии свирепствовала засуха. Лило, пока не появилась Эллисон Мюррей. Рыжая и конопатая Эллисон, которая едва достает мне до подбородка. И эта конопатая подвергла все эльфийское государство великой опасности. Не говоря уж о том, что она и мою жизнь перевернула с ног на голову. И все только оттого, что ей, видите ли, приспичило навести чистоту в подземелье.

ЭЛЛИСОН

Новое кодовое слово

На большой перемене я забилась в самый дальний угол школьной столовой, чтобы прочесть письмо от родителей. Лучше бы мне было, конечно, уйти в свою комнату и дверь запереть, тогда бы на меня не обрушилось все, что случилось в тот день после обеда. Меня не нашли бы мои подруги, и жила бы я себе и дальше тихой, спокойной, ничем не примечательной жизнью нормальной, обычной шотландской школьницы двадцать первого века. Если бы! Как бы не так! Уселась же я сдуру в столовую нашего женского колледжа Св. Павла, где вечно слоняется толпа таких же, как я, – ну, и началось! Никогда, даже в самом бредовом сне не могла бы я увидеть того, что случилось со мной дальше. Никому такого не выдумать!

Письмо пришло уже дня три назад, а я так и не собралась его прочесть. Все тянула. Впрочем, от моих родителей приходили письма примерно одного и того же содержания. Уж начинались-то точно один в один: «Элли, детка, ты не поверишь, что нам с папой довелось пережить…» И дальше одни и те же песни: отчего, почему, зачем они запихнули меня в этот интернат и все такое.

Я отложила листки в сторону и стала ковырять вилкой картофельное пюре. Хоть кормят хорошо в этом колледже, и то спасибо, даже свеклу отменно готовят. Я проглотила пару вилок пюре и снова взялась за письмо. В это время кто-то с грохотом рухнул на стул рядом со мной. От страха я едва не подавилась.

– Нам нужно новое кодовое слово! – Камилла тряхнула своей белокурой гривой.

Стул жалобно скрипнул под ней. Не сказать, что Камилла была так уж толста – статью и габаритами она скорее напоминала Бриенну Тарт.[1]1
  Бриенна Тарт – белокурая женщина-воительница, высокого роста и крепкого телосложения, персонаж серии фэнтези-романов «Песнь Льда и Огня» американского писателя Джорджа Мартина и сериала «Игра престолов». Является одним из центральных персонажей серии, от лица которого ведется часть глав романов. (Здесь и далее примечания переводчика.)


[Закрыть]

– Ну, и зачем? Кончились клички? Нечем больше обозвать всех нервных, скучных, вредных родителей? Или этого типа, на котором все виснут?

Я убрала письмо в карман. Не судьба мне его прочесть на этой перемене. Если Камилла тут, значит, и Эмма где-то поблизости. Да вот и она!

– Нам нужно новое кодовое слово для обозначения этой козы, которая приехала сюда по обмену! – заявила Эмма, пробравшись через толпу к столику и в изнеможении опустившись на стул напротив меня.

– Но ты же так радовалась, когда открыли программу обменов! – удивилась я.

– Я тогда думала: вот приедет какой-нибудь гламурный француз, кто-нибудь вроде Александра Скарсгарда![2]2
  Александр Скарсгард – популярный шведский актер, лауреат премий «Эмми» и «Золотой Глобус».


[Закрыть] И что? Приперлась эта Флер Делакур,[3]3
  Флер Делакур – персонаж романов о Гарри Поттере Дж. Роулинг. Одна из лучших учениц французской академии чародейства и волшебства Шармбатон.


[Закрыть] только брюнетка, паси ее теперь!

И Эмма, отбросив всякие приличия, довольно громко фыркнула по-лошадиному. Обычно так делала лошадь Камиллы, но сейчас у Эммы получилось лучше. За соседним столиком захихикали.

– Скарсгард швед вообще-то, – напомнила я.

– Да ты что! – расстроилась Эмма. – Вот черт! Что ж ты раньше не сказала! Ну, и какое мы теперь для нее придумаем кодовое слово? – не унималась Эмма.

– Джон Сноу[4]4
  Джон Сноу – персонаж серии фэнтези-романов «Песнь Льда и Огня» и сериала «Игра престолов».


[Закрыть] не подойдет? – тихо спросила я – так, чтобы нас не услышали за соседним столиком. Кодовые слова – это же все-таки наш секрет.

Камилла так замотала головой, что ее волосы хлестнули меня по лицу. Ей пора к парикмахеру, вот хвост-то отрастила.

– Нет, Джон Сноу с его вечно траурной миной совсем не подходит, к француженке не имеет никакого отношения! – взвизгнула Камилла, отчего девчонки за соседним столиком испуганно на нас уставились.

– Да не ори ты! – шикнула Эмма. – Не привлекай внимания! Чего доброго, она сама сюда явится. Дай мне от нее отдохнуть.

Они имели в виду Валери де Малле, гостью из Монпелье, которая вот уже две недели жила у Эммы и должна была прожить еще столько же. Честно говоря, она больше всего походила на новую версию Миранды Керр,[5]5
  Миранда Керр – австралийская супермодель.


[Закрыть] да и держала себя как дива. С тех пор как приехала, вечно ворчала и капризничала. Было, однако, чему и позавидовать: на верхней губе у нее был маленький шрам, который постоянно двигался и отвлекал от ее тоскливой физиономии. На один только этот шрам на губе можно было глядеть не отрываясь, не прислушиваясь даже толком к ее словам. Еда казалась ей пресной, пейзаж печальным, дождь слишком теплым, солнце не грело, скакуна Камиллы она звала ломовым тяжеловозом, а меня – портретом хоббита. И это еще что! Мы терпеть ее не могли с того мгновения, как она открыла рот.

Эмма пригладила свои черные волосы. Совершенно излишний жест: у нее всегда идеальная прическа – волосы сверкают, уложены, так что ни одна прядь никогда нигде не торчит. Она вообще безупречна, и ни единая мелочь никогда не омрачит ее появления. У нее фигура фотомодели, и она выгодно подчеркивает ее своей элегантностью. Школьная форма сидит на ней как костюм от Шанель. Я много раз у нее спрашивала, как ей удается так виртуозно подводить карандашом контур глаз и одним взмахом накладывать тени на веки. У нее макияж, как у кинозвезды. Лучше бы не спрашивала – одно расстройство. Ответ всегда один и тот же: «Не знаю, я только пудрой пользуюсь».

Как же, только пудрой, знаю я твою пудру. Но не могу же я заявить в лицо одной из двух моих самых близких подруг, что она мне врет. Да и что толку! Дело не в ней, дело во мне. Я полная противоположность и Эммы, и Камиллы. Мои веснушки никакая пудра не берет, а рыжие волосы всегда торчат дыбом, сколько бы я ни заливала их лаком, ни намазывала гелем, – от этого они только деревенеют, и больше ничего. И вообще я с моими пятьюдесятью восьмью килограммами никак не могу считаться ни элегантной, ни грациозной. Моя талия – свидетельство моего увлечения шотландскими песочными коржиками, а не только шедеврами школьной столовой.

– Что нового выкинула Валери? – осведомилась я, уплетая картошку.

– Она флиртует с нашим Бананом, – мрачно сообщила Эмма и кивнула в другой конец столовой.

Там стояла хорошенькая француженка. Вместо школьной формы на ней была блузка с рюшами, плиссированная юбочка и гольфы до колен. Образец французского шика. И она изо всех сил флиртовала с нашим сексапильным завхозом. И я ее понимала. «Банан» – кодовое слово для нашего красавчика мистера Скотта, который сейчас, несмотря на уже очевидную октябрьскую непогоду, ходил в обтягивающей футболке, демонстрирующей все мускулы его атлетического торса. Ему было под тридцать, и если не считать престарелого учителя музыки мистера Эндрюса и лысого физрука мистера Аберкромби, мистер Скотт был единственным мужчиной в женском колледже Св. Павла. А еще он умел подражать Джеймсу Бонду. Мы все были немного в него влюблены, потому что он был не просто хорош собой, но и мил и любезен со всеми ученицами, и с ним было весело. При этом мы все знали, что он женат и у него двое детей.

Эмму я тоже понимаю. Мистер Скотт – наш завхоз, наш Банан. И пусть эта французская – тут я невольно повторила в уме слово, которым ее назвала Камилла, – уберет руки от нашего фаворита.

– Кстати, пока не забыла, мама обещала купить билеты в Тупик Мэри Кинг,[6]6
  Тупик Мэри Кинг, он же Мэри Кингз Клоуз (Mary King’s Close) – подземная улица в центральной части Эдинбурга, на Королевской Миле. Названа по имени Мэри Кинг, имевшей в XVII веке несколько владений на этой улице. В XVIII веке при строительстве нового здания городской администрации Мэри Кингз Клоуз вместе с несколькими прилегающими к нему улицами был частично разрушен, частично замурован и использован в качестве фундамента для нового здания. В течение многих лет комплекс улиц оставался практически недоступен извне и оброс целой серией весьма мрачных мифов и городских легенд. Среди них – история о девочке, заболевшей чумой и замурованной в собственной комнате во время эпидемии.
  В начале XXI века комплекс улиц был вскрыт археологами. Остатки улиц были исследованы, расчищены и музеефицированы, в 2003 году был открыт музей «The Real Mary King’s Close» («Настоящий Тупик Мэри Кинг»).


[Закрыть] – сообщила Эмма, – я хочу, чтобы вы обе пошли со мной.

Я ожесточенно ткнула вилкой в картофельное пюре:

– Что?! С какой стати?!

Тупик Мэри Кинг – это такой аттракцион для туристов в Эдинбурге, к сожалению, давно уже не такой привлекательный, как раньше, кроме того, мы там уже бывали с классом. Ну чего я там не видала!

– Маман считает, что Валери надо туда сводить – пусть узнает, что такое настоящий Эдинбург, – ответила Эмма, закатывая глаза. – Я отговаривала, но она ни в какую. Но вы же пойдете с нами, правда? С вами я смогу вынести это испытание.

– Это обязательно?

Не люблю подземелий.

– Элли, пожалуйста! Мама угощает мороженым. Хочешь сливочное печенье – только скажи!

Эмма глядела на меня умоляюще.

– И на бал наездников вместе пойдем, – прибавила Камилла, втыкая вилку в кусок свеклы в моей тарелке. Красный сок брызнул на воротник ее белой блузки. Впрочем, она не обратила на это внимания.

– Что за бал наездников? – встрепенулась Эмма.

– Наши организуют к Рождеству, ну, из нашей конюшни, – нетерпеливо объяснила Камилла. – Ты же знаешь, арендуется бальный зал в усадьбе при конном заводе. На этот бал иногда заглядывают члены королевской семьи.

В отличие от меня, Эмма и Камилла не жили в интернате. Как и многие ученицы колледжа Св. Павла, после уроков они уезжали домой к родителям, жили себе в своей семье припеваючи и горя не знали. У каждой было свое хобби. Камилла увлекалась верховой ездой, Эмма занималась балетом. Если бы не мои подруги, которые иногда приглашали меня к себе в гости, я бы понятия не имела, как живут «обычные нормальные семьи». Впрочем, в колледже Св. Павла учились девочки из не совсем обычных семей, но из привилегированных и очень обеспеченных. У Эммы родители – известные адвокаты, у Камиллы – из шотландской аристократии, оттого-то она и проводила все свое свободное время в элитном клубе верховой езды. И балы в этом клубе давали не хуже, чем в Аббатстве Даунтон. Из тридцати пяти учениц колледжа только шестеро жили в интернате и оставались в школе и в выходные дни, и на каникулы, среди них и я, поэтому приглашение на бал для меня было событием! И, как выяснилось, не только для меня.

– И ты берешь Элли с собой на бал? – удивилась и как будто даже немного обиделась Эмма.

– Ну, не только же Элли, – успокоила Камилла, еще больше брызгая свекольным соком на блузку и пуловер. – В этом году мне разрешили пригласить друзей. Вот я и беру вас с собой. Надо купить шмотки и записаться к парикмахеру.

Бал наездников – это грандиозно! К балу готовились неделями, не заботясь ни о чем другом, и в этом году мы приглашены на него! С ума сойти! После моего дня рождения это будет событием года! Хотя бал, конечно, круче!

– Ну, Элли? Что скажешь? За такое можно потерпеть пару часов в катакомбах?

– Мы с тобой. Камилла будет держать тебя за руку, а я – отгонять призраков.

Очень смешно!

– Ты думаешь, там, под землей, правда водятся привидения? – спросила Камилла, наматывая на палец прядь волос.

– Призраки – лучшая реклама, – ответила Эмма. – Ты веришь в эту историю, ну, про девочку, которую там замуровали во время чумы? Что она теперь там бродит и ищет свои игрушки?

В эдинбургских катакомбах можно найти горы игрушек. Их приносят для той несчастной девочки, чтобы дух ее наконец упокоился с миром и отошел в мир иной.

– Бррр, жуть! – поежилась Эмма. – Там даже тамагочи кто-то оставил.

– Сомневаюсь, чтобы дух зачумленной девочки из восемнадцатого века заказывал тамагочи, – заметила я.

– Предлагаю пари, – отозвалась Камилла, – каждый загадывает одну из игрушек, оставленных туристами, и кто окажется прав, идет в кино за счет проигравших.

– Согласна! – Эмма протянула руку, и мы трое поспорили.

– Единорог, – объявила я. – Спорим, там лежит розовый пластиковый единорог с фиолетовой гривой на самом верху целой горы игрушек.

Эмма хихикнула:

– Ладно. Тогда я загадываю…

– Дракон! – перебила ее Камилла.

– Я собиралась загадать автомобиль, – обиделась Эмма.

– А я говорю – дракон! – не унималась Камилла, улыбаясь до ушей. – Люблю драконов.

– Давно ли? – осведомилась я. – С каких пор тебе нравятся чешуйчатые хищные ящеры с бородавками и акульими клыками, между которыми застревает мясо, отчего у них всегда воняет из пасти?

– Так ты идешь с нами? – прервала меня Эмма.

Вообще-то, идти было ужасно неохота. Но что поделать? Просили подруги, самые близкие.

– Ну, иду, – вяло ответила я.

– Мария Стюарт, – ввернула вдруг Эмма.

– Что? – не поняла Камилла.

– Новое кодовое слово для Валери – Мария Стюарт, – нетерпеливо объяснила Эмма.

– Слишком очевидно, – возразила я. – Давай искать обозначение для «козы» или «выпендрежницы». А когда она через две недели уедет, это прозвище перейдет к Люси Грампер.

Это была наша главная школьная супостатка, моя бывшая соседка по комнате. Теперь она с подругами восседала за столиком у окна и не сводила глаз с завхоза и флиртующей Валери.

– Шнуки! – предложила я.

Подруги уставились на меня в изумлении.

– Шнуки, – повторила я, – так зовут козу из «Хайди».[7]7
  «Xайди» – повесть швейцарской писательницы Йоханны Спири о жизни маленькой девочки, живущей на попечении своего деда в Швейцарских Альпах. Первое издание книги вышло в 1880 году. Повесть о Хайди является одним из самых известных произведений швейцарской литературы. Шнуки – имя любимой козочки Хайди.


[Закрыть]

На этот раз по-лошадиному всхрапнула Камилла и со смехом хлопнула себя по колену. Эмма захихикала, закрыв рот ладонями.

– Элли, что бы мы без тебя делали! – Камилла погладила меня по плечу.

Я не донесла вилку с пюре до рта – картошка плюхнулась мне на юбку. Вот черт! Ну, спасибо!

– Пойду в туалет, – злобно объявила я и встала.

Валери была так увлечена мистером Скоттом, что не обратила на меня никакого внимания, когда я прошла мимо нее. Или сделала вид, будто не заметила. Зато я кое-что увидела: у нее лифчик специально набит! И она думает, дура, что этого никто не заметит? Особенно наш Джеймс Бонд? Она из кожи вон лезла, чтобы он заглянул ей в вырез, а он вместо этого, как и все остальные, не сводил глаз со шрама у нее на губе.

В туалете я смыла картошку с юбки. Мне, однако не давало покоя, что эта французская пустышка липнет к мистеру Скотту. Я вымыла руки, тряхнула волосами и вернулась в столовую. Валери и мистер Скотт стояли на том же месте, и Валери что-то рассказывала ему, возбужденно жестикулируя. Нет, мне не померещилось: у нее из выреза торчал кончик белой салфетки!

Отлично! Становится интересно!

– Привет, мистер Скотт, – радостно объявила я и с видом заговорщика обернулась к Валери.

Она готова была меня убить.

– Разве она не восхитительна? – снова обратилась я к завхозу, обнимая Валери одной рукой за талию. – Свежий ветер из Франции! Какое счастье! Если бы не Валери, мы ничего не узнали бы о европейской моде, о том, что нынче носят на континенте. Куда бы мы без ее советов!

Валери пыталась незаметно освободиться от моей руки. Эти ее советы были больше похожи на оплеухи, и она это знала! («Да щто ви говогите? Здесь еще пользуюця магкой „Кажаль“? Мы еще в девяностые пегесталь. А такие тгюси носиль мой пгабабющка, она биль девяносто лет и уже умег тги год назад».)

Я наклонилась к самому ее уху, чтобы никто больше не услышал:

– Я тоже хотела подчеркнуть декольте, но эти салфетки… Они так колются внутри… Как ты только терпишь? Но как говорят: красота требует жертв. Восхищаюсь твоей стойкостью.

– Я не понимать… – удивилась Валери, но, разумеется, взглянула на свой вырез и, став красной, как наши школьные жилетки, исчезла в направлении туалета, не удостоив мистера Скотта даже взглядом. Упс, сработало!

Мистер Скотт ухмыльнулся, столовая вокруг нас всколыхнулась от смеха. Я подмигнула завхозу и вернулась за столик. Смех не смолкал. Вот я ей задала! И судя по хихиканью вокруг, все полагают, что так ей и надо. Даже Люси Грампер злобно ухмылялась и с видом заговорщика подмигивала пяти своим подружкам. Я собиралась уже с триумфом усесться снова за столик к моим подругам, но меня удержала Камилла:

– Так ее! Пустячок, а неприятно! Фокус с бюстом не удался! Что это у тебя?

Камилла взяла меня за локоть и повернула. Я взглянула и обмерла: теперь понятно, почему все вокруг хихикали! Валери тут совсем ни при чем! У меня сзади юбка задралась и застряла в колготках, так что весь колледж мог лицезреть мое исподнее.

Что узнал Джордж

Я тут же сбежала и уселась в школьном дворе на скамейку, прямо на холодном ветру. Я притворилась, будто читаю письмо, а на самом деле задыхалась от стыда. Ну надо же! Весь колледж, а вместе с ними и мистер Скотт… Пришлось читать письмо дальше, надо же было как-то отвлечься.

– Привет, Элли!

Как из-под земли рядом со мной возник Джордж. Ну слава богу! Именно на это я и рассчитывала, когда «пряталась» в этом углу сада.

Джордж учился в соседнем колледже Св. Варнавы и время от времени через дырку в заборе залезал на нашу территорию навестить меня. Раза два-три в неделю и каждые выходные. Ему было всего одиннадцать, почти на шесть лет меня младше, тоже интернатский, уже четыре года. В первый раз мы встретились, когда я только пару недель как оказалась в колледже Св. Павла и пряталась в кустах, чтобы в уединении поплакать по поводу очередной отписки моих родителей. Одна я оставалась недолго. Скоро ко мне присоединился маленький рыженький парнишка в заляпанных очках и с заплаканным лицом. Не говоря ни слова – когда двое так всхлипывают, все равно ничего не разобрать, что они там бормочут, – мы разделили пачку бумажных салфеток и остатки моего кекса. Так началась наша дружба. Джордж стал мне младшим братом, которого у меня никогда не было и не могло быть. Он немного напоминал цыпленка Цыпу из диснеевского мультфильма. Такой милый, такой трогательный.

– Как дела? – спросил Джордж, вглядываясь в мое лицо.

– Паршиво, – призналась я. – А у тебя?

– Терпимо, – прозвучал обычный ответ.

Он ненавидел интернат. За четыре года ничего не изменилось.

– Чего паршивого? – поинтересовался «братец», и я ему честно рассказала о моем несчастье.

Джордж свой, ему можно все рассказать, он смеяться не станет, он посочувствует. Для одиннадцатилетнего удивительно умеет сочувствовать. Эмма как-то назвала его «замаскированным взрослым» – и попала в точку.

– Не принимай близко к сердцу, Элли. Помнишь, у Кейт Миддлтон тоже недавно юбка от ветра задралась, и весь мир увидел, какое у нее нижнее белье. В новостях тебя все равно не покажут, и тебе не придется держать ответ перед августейшей бабушкой твоего мужа – у тебя же нет бабушки-королевы?

– Ой, господи! Только этого не хватало!

– Неужели есть? – изумился и испугался Джордж. – И придется отвечать?

– Моя бабуля не в своем уме, живет в деревеньке на берегу озера Лох-Несс, – успокоила я, еле унимая дрожь. – Я просто подумала: вдруг кто-нибудь успел меня сфотографировать!

– Не переживай. Я попрошу отца, он удалит снимок из Сети, если таковой всплывет. Ты знаешь, мой отец это может.

Еще бы! Родитель Джорджа служил при королевском дворе, знался с первыми лицами государства. И умел разруливать всякие истории. Джорджу видней, он в курсе.

– Спасибо тебе, Джордж! Мне полегчало.

– Что это у тебя, Элли?

– Письмо от родителей. Все никак не дочитаю.

– Почему?

– Потому что они в каждом письме пишут одно и то же. О своих приключениях, как им было здорово или как они чуть шею себе не сломали, но все равно было здорово!

Я нервно бросила письмо на скамейку.

Джордж поднял его и сел рядом.

– Ты им завидуешь? – медленно произнес он.

– Нет! Мне даром не нужна такая жизнь, которую ведут они.

Джордж промолчал.

Мои родители изучают животных и снимают о них документальное кино. Джордж знал, что первые двенадцать лет моей жизни я всегда ездила с ними, до того несчастного случая, после которого меня и упрятали в этот интернат. Во время экспедиции в горы я упала в ущелье и в нескольких местах сломала ногу. Четыре с половиной года назад. Ногу сшили по частям, она срослась, но шрамы остались. Джордж видел эти шрамы на моей ноге. У нашей школьной формы юбки доходили только до колена. На левой руке у меня были сломаны указательный и средний пальцы, они тоже были в шрамах и иногда немели. Мистер Белл определил меня играть в крикет, потому что ни на каком музыкальном инструменте я с такими пальцами играть не могу. Вот чем запомнилась мне моя жизнь с родителями.

– Почему ты не дочитаешь письмо, Элли? – Джордж протянул мне листки.

– Не хочу, – отмахнулась я, – ну их, ладно? Я здесь спряталась, чтобы раны зализать. Спасибо тебе, я уже в порядке. Расскажи лучше о вашем новом исследовании.

Этот отвлекающий маневр всегда удавался.

– Мы собираемся изучить происхождение эдинбургских подземных тоннелей. Шотландцы – народ бережливый, расчетливый, веками осваивали и использовали каждый клочок земли, даже в арках и сводах под мостами строили жилища и хранилища. И ты наверняка слышала, что все эдинбургские подземелья связаны между собой и что там прячутся контрабандисты и убийцы. Ну, не важно. Строительство тоннелей завершилось, скорее всего, веке в восемнадцатом-девятнадцатом, когда Эдинбург был одним из самых густонаселенных городов Европы. Но ты только представь, Элли: там есть и такие тоннели, которые еще римляне строили! Нам разрешили изучить университетский архив. Мистер Мэнсон жутко крутой! Никакому другому учителю истории не пришло бы в голову повести нас, мальчишек, в университетскую библиотеку!

Готова дать на отсечение руку, что Джордж единственный в классе, кто с таким восторгом отправился в университетскую библиотеку. У него горят глаза, когда он говорит об учителе истории – так он обожает этот предмет и этого педагога.

– Первые тоннели, судя по всему, вообще еще из бронзового века, а то и старше. Я их еще не определил точно, но когда я выясню, где проходит одна из этих предполагаемых штолен, тогда точно пойду смотреть! Пойдешь со мной?

– Нет, спасибо! Я уже обещала сопроводить Эмму и ее французскую гостью в Тупик Мэри Кинг. Валери решила изучить все эдинбургские подземелья, придется тащиться с ней в катакомбы. А в среду обещали солнце. Мне хватит одного визита под землю. Ты знаешь, я не поклонник подземелий.

– Ой, Элли, давай я пойду вместо тебя! Обожаю Тупик Мэри Кинг! Это воплощенная история! Историческая драма в каждом камне! – Глаза Джорджа пылали как угли. – Кроме того, эта Валери хорошенькая.

Да что ты! Дай-ка я на тебя посмотрю! Очки не заляпаны, надо же. Зато рыжие патлы, вроде моих, отросли до плеч. Ямочки на щеках – младенец, да и только! Не рановато ли на француженок-то заглядываться! Понимал бы что!

– Ты с ней уже говорил хоть раз, Джордж?

– Если бы! – вздохнул мой друг.

– Она не станет с тобой разговаривать, пока ты не покажешь ей банковский счет твоих родителей, – объяснила я.

– Это вряд ли выполнимо, – задумался Джордж. – Я не попаду домой до самого Рождества.

– Джордж, это была шутка!

– Да я понял, Валери общается только с состоятельными парнями, – погрустнел он.

– Ну, может быть, она сделает исключение для шотландского аристократа вроде тебя, – предположила я и, желая подбодрить, хотела было похлопать его по плечу, но больно укололась обо что-то острое и отдернула руку.

– Что? Что случилось? – Джордж вынул из рукава свитера значок на крошечной булавке: – Извини, Элли. Это эмблема нашего шахматного клуба. Какой идиот сделал ее под цвет школьной формы!

Он спрятал значок в карман. Оба моих пальца на левой руке кровоточили.

– Черт! Салфетка есть?

Разумеется, Джордж протянул мне не бумажный носовой платок, а самый настоящий, чуть ли не батистовый, да еще и с вышитой монограммой.

– Аристократы! Благородней некуда!

– Есть куда, – сухо поправил Джордж. – У моего отца – с золотой вышивкой.

Я хихикнула и прижала платок к ране. Кровь долго не унималась. Джордж взял мою руку и стал рассматривать пальцы:

– Какая у тебя тут чудная родинка, Элли, как будто татуировка.

Родинка и вправду была особенная. Необычной формы. Строго говоря, это три точки, как три вершины треугольника.

– После той травмы родители меня обследовали – у меня тогда появились новые пигментные пятна. Дерматолог сказал, при повреждении тканей часто происходят изменения пигментации кожи.

Я знала, о чем думал Джордж. Он поднес мою ладонь совсем близко к своим близоруким глазам:

– Эти твои точки, Элли, они такие четкие. А у меня родимые пятна асимметричные. Вот одно на спине….

И Джордж и впрямь стал вытягивать рубашку из брюк, чтобы показать мне свою спину.

– Ладно-ладно, я и так верю! – запротестовала я. – Слушай, а я тебе уже рассказывала, что мы празднуем мой день рождения у Камиллы и остаемся у нее на все выходные? Она живет в старинном замке. Угадай, какой подарок я заказала?

Джордж, сопя, снова запихивал рубашку в штаны. Она была уже изрядно измята, но уж лучше так, чем торчать наружу. Он уставился на меня, высоко подняв брови. Голубые глаза из-за толстых очков казались огромными.

– Если это опять связано с этим актером, не хочу ничего об этом знать, – ответил он.

– Ладно, проехали!

Отвлеклись, сменили тему, и ладно.

– Тогда давай читать вместе письмо моих родителей, – предложила я, – и каждый раз, когда попадаются слова «приключение» и «головокружительный», с меня фунт. На вырученные деньги сходим в следующий раз в кафе, поедим горячих вафель.

– Твои родители, – хихикнул Джордж, – влюблены в свою работу! Они от нее просто без ума!

– Без ума от ежедневного многочасового сидения в кустах и наблюдения за зверьем! Классно!

– Ну, не знаю, – протянул мой друг, – зрителям нравится.

– Может быть, – я пожала плечами. – Видимо, за это неплохо платят, если им по карману мой интернат.

С тех пор как родители подписали контракт с телеканалом, у них достаточно денег, чтобы запереть меня в этой школе. В прошлом году королева наградила их орденом за их рвение и энтузиазм, и это тоже показали по телевизору. Люси Грампер сочла себя оскорбленной. Впрочем, мы с первого дня друг друга не выносили. Уж не знаю, бесило ли ее, что мои родители известные документалисты, или ее просто раздражали мои рыжие волосы, но Люси с самого начала плела против меня интриги и устраивала мне гадости где только могла. Спасибо Эмме и Камилле: они тоже терпеть не могли Люси и защищали меня от ее подлостей.

– Она тебе завидует, – решили Эмма и Камилла, – у нее родители риелторы! Что она видела в жизни, что знает? Только центр Эдинбурга! А ты повидала уже весь мир.

Их правда, хотя, насколько я помню, мне было не слишком весело постоянно то лететь на самолете, то тащиться в автобусе в какое-нибудь богом забытое захолустье. Сомнительное удовольствие – ночевать в неуютных дешевых гостиницах или трястись от холода в палатке, пусть даже спальный мешок якобы рассчитан на минус двадцать (вранье!). Я ненавидела часами неподвижно сидеть в засаде в кустах, выслеживая какую-нибудь экзотическую тварь, которая не желала выползать из своей норы, а в это время расстраивалась камера, пропадал фокус, садился аккумулятор, ломался прожектор или выходила из строя линза. Но зато я была с родителями.

– Понимаю тебя, – сочувственно вздохнул Джордж. – Мне бы тоже не понравилось часами выслеживать зверя. Ладно, один раз – но постоянно!

– Про твои подземелья можно сказать то же самое!

– Читай давай, – Джордж толкнул меня в бок, – поглядим, наберем ли на вафли с фруктами и шоколадной пастой.

Набралось двенадцать фунтов. На это мы можем позволить себе еще и по стакану колы.