Текст книги "Тигровый принц (ЛП)"

Автор книги: Сандра Браун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

Глава 11

Он лишь засмеялся и обхватил её плечи рукой:

– Надеюсь, это значит, что тебе она понравилась.

Стойла, куда он ее привел, больше походили на отель класса люкс для лошадей.

Множество людей, все одетые в одинаковые рубашки с вышитой эмблемой на нагрудном

кармане, были заняты уходом за великолепными лошадьми, их кормлением или

тренировками. К животным относились как к изнеженным домашним животным.

Несколько прицепов для перевозки лошадей, с одинаковой эмблемой на бортах, были

припаркованы впритык около кладовки, где происходила разного рода активность. Карен

безмолвно уставилась на все это. Из дома вся эта деятельность была незаметна.

– Я забыл упомянуть, что наша основная деятельность здесь, это разведение

арабских скакунов? – спросил Дерек, когда заметил ее изумление.

– Думаю, твоими словами были «развожу несколько лошадей», – сказала она сухо.

Она достаточно знала о выставочных лошадях, чтобы понимать, что их содержание

обходилось очень дорого. Она не могла сосчитать количество чистокровных животных,

размещенных в конюшне Дерека, которая казалось, растянулась на милю дальше по

центральному коридору.

Как только они покинули кирпичное здание, конюх подвел двух лошадей. Их

красота и гордая поступь заставили Карен задержать дыхание. Их шерсть была гладкой и

блестящей словно атлас. Их хвосты стояли высокой петлей над крестцом, прежде чем

опали вниз, чтобы волочиться по земле. Их копыта были почерневшими и сильно

лакированными. Головы были узкими и аристократичными, а уши маленькими и

заостренными. Ум светился в их глазах. Густая грива была расчесана до глянцевого

блеска.

Дерек подошел к черному жеребцу и обхватил его длинную челюсть любящей

рукой.

– Карен, познакомься с Мустафой. Жеребец нетерпеливо ткнул е головой в знак

приветствия.

Карен затрепетала благоговейным страхом.

– Он великолепен, Дерек. Я не так много знаю об арабских скакунах, но он идеален,

не правда ли?

– В прошлом году он удостоился Верховного ордена Почётного легиона. Его имя

значит лучший или избранный. Я бы сказал, оно ему подходит. – Он погладил нос

Мустафы. – А это, – сказал он, беря у конюха поводья медно-красной кобылы. – Зафира,

грациозная. Она твоя.

– Моя! – воскликнула Карен. – Но я не могу…

– Она тебе не нравится? Ты бы хотела другую?

– Нет, я не об этом. Я просто.. ну, я не ездила на такой лошади, такой… такой…

дорогой. – закончила она тихим голосом.

Очевидно, животные были приучены к неожиданным взрывам смеха Дерека, они

даже не вздрогнули, когда он откинул назад голову и захохотал:

– Мы поработаем над твоим искусством верховой езды и сделаем тебя достойной.

Ну же, они жаждут покрасоваться перед тобой.

Он помог ей забраться на лошадь, придерживая руками стремя и подкидывая ее в

седло. Карен взяла поводья, так, как ее учили. В то лето ее мать наскребла достаточно

денег, чтобы отправить ее в лагерь.

Дерек сел в седло и повел ее по одной из дорог для всадников, которая появилась

между ближайшими деревьями. Она и кобыла пришли к немедленному

взаимопониманию. Зафире прекрасно подходило ее имя, из-за того, что, ее походка была

изящной, как у балерины на сцене.

– Как ты, справляешься?– спустя полчаса спросил Дерек, натягивая поводья.

– Она великолепная. Я люблю ее, – ответила Карен, нагибаясь и хлопая кобылу по

высокой шее. – Но не думаю, что вы с Мустафой всегда такие скучные, не так ли?

Дерек усмехнулся:

– Ты прыгаешь?

– Господи, нет. Но мне бы хотелось посмотреть, как ты это делаешь. Ну же.

Ему не нужны были дальнейшие убеждения. Услышав простую команду, обычное

причмокивание губ Дерека, Мустафа фактически подпрыгнул на земле и пустился в галоп.

И Карен смотрела, как мужчина и лошадь мчались через открытое пастбище.

Сильные мускулы бугрились по бокам Мустафы. Грива складывалась на ветру, а

хвост развивался за ним словно флаг. Волосы Дерека разметались прочь от его лица,

открывая его лицо, когда они мчались. Потом, словно они были единым существом,

мужчина и животное перепрыгнул через забор с большим запасом пространства. Казалось,

они вечность висели в воздухе и летели, игнорируя силу притяжения.

Такая слаженность между человеком и животным была магией, такой же древней,

как легенды связанные с гордой породой арабских скакунов. Когда они приземлились,

копыта Мустафы отшвырнули комья земли, подтверждая, что он не был мифом.

Когда он рысью проскакал обратно вдоль забора, Карен улыбалась.

– Позер. – хотя ее тон был саркастичным, Дерек мог сказать, что она впечатлена.

– Я тебя научу.

Она потрясла головой:

– Думаю, что я не скоро буду готова к подобному. – Болезненное напоминание, что

ее нахождение здесь временное, но она смягчила момент напряжения, сказав:– Казалось,

что Мустафа летал.

– «Пьющие ветер».

– Прости?

– «Пьющие ветер». Так говорят об арабских скакунах.

– Как поэтично. Но тогда, они движутся как поэзия.

– Да, в них есть загадочность. Прародители этих двух лошадей могут быть

прослежены на века назад. Их имена записаны на свитках. Они вышли из аристократии.

Как и ты, могла добавить Карен.

– Как долго ты владеешь Мустафой?

Дерек нагнулся, чтобы потереть блестящую шерсть жеребца:

– Ты не можешь владеть таким животным, как он. Он принадлежит небу, ветру,

луне, – он на мгновение задумался, затем сказал. – Я забочусь о нем семь лет. Я купил его,

когда ему было пять лет. Он зачал несколько особенных животных. Некоторых с Зафирой.

– Его глаза зловеще мерцали, когда он добавил. – Думаю, она его любимая самка.

– Однако, у него много других, – тихо парировала Карен. – Сомневаюсь, что он

согласится отказаться от них.

Глаза Дерека в течение одной долгой минуты изучали ее, когда лишь ветер

осмеливался вращаться вокруг них.

– Ты готова возвращаться? – наконец спросил Дерек.

– Да. Я не хочу в первый же день заполучить подседельную рану.

Дейзи накрыла для них ланч на задней террасе, с которой открывался вид на

багровые очертания гор. Позднее Дерек показывал Карен дом, до тех пор, пока как

следует, не изучила план этажей. Затем он сказал, что ему надо заняться бумажной

работой.

– Если тебе интересно, то тут есть целая библиотека с книгами об арабских

скакунах.

– Да. – Быстро сказала она, следуя за ним в комнату в заднем углу дома,

служившую ему кабинетом.

Он снабдил ее достаточным материалом для чтения. Она свернулась калачиком в

кожаном кресле, пока он шел к своему столу. Он наговаривал письма на диктофон, делал

записи в книге учета, изучал столбик выручки, дважды использовал телефон и выписал

несколько чеков из большой деловой чековой книжки.

Это был новый Дерек, которого она ни разу не видела. Судя по внимательности, с

которой укомплектовывался штат, и управлялись конюшни, в бизнесе он был таким же

дотошным, как и во всем остальном. Он нахмурил лоб, изучая часть корреспонденции.

Длинный указательный палец лежал вдоль щеки, указывая на внешнюю часть брови. Его

большой палец обрамляли челюсть. Остальные пальцы покоились около рта.

Было ужасно легко любить его. Она любила его так сильно, что у нее заболело

сердце.

Он поднял голову и поймал ее за тем, как она смотрит на него:

– Нашла что-нибудь интересное в книгах?

– Да. Они увлекательные, – она узнала, что арабские скакуны, такие как Мустафа и

Зафира, стоили не один миллион. – Сколько у тебя арабских скакунов, Дерек?

– Двадцать два. На данный момент.

– А остальная ферма? Я же не видела ее всю, не так ли?

– Нет, – он отложил письмо, которое читал, чувствуя, что она хочет поговорить. -

Преимущественно я выращиваю озимую пшеницу, чуть-чуть арахиса, чуть-чуть соевых

бобов. Я перестал выращивать табак несколько лет назад из-за вредных воздействий,

которые приписывают курению сигарет. Он встал, обошел угол стола, оперся о край

стола, одним плавным движением скрестив лодыжки и руки. Фактически я не занимаюсь

земледелием. У меня есть прекрасные люди, которые на меня работают. Конечно же, они

получают процент от прибыли.

Управление владениями такого размера должно требовало сотню тысяч долларов в

год. Но что это было, по сравнению с миллионами? Такое богатство изумило ее,

напугало, и, по непонятной причине, разозлило. Было ли честно, что один человек имел

так много, в то время как другие имели так мало?

Взяв одну из книг с собой, она поднялась:

– Думаю, я прилягу до ужина, Дерек.

Он оттолкнулся от стола, подошел к ней и обнял:

– Хорошо. Ты не заболела?

– Нет, ничего такого. Просто устала.

– После вчерашнего, не сомневаюсь, – он приподнял ее голову, ухватившись

пальцем за подбородок. Его губы заигрывали с ее. Туда и сюда, один раз, второй. Но он

поцеловал ее лишь раз, легко, целомудренно, прежде чем отослать ее. – Увидимся за

ужином.

Короткий сон чуть-чуть помог. По крайней мере, когда она смотрела в зеркало, ее

порадовал цвет ее розовых щек. Она с неприязнью смотрела на платье, которое должна

была надеть. Это было хорошее платье, но Дерек видел её в нем уже три раза. Три раза за

одну неделю.

Она посмотрела в шкаф, где Дейзи недавно развесила ее одежду, и начала

инвентаризацию. Даже с учетом всей одежды, оставленной в Джорджтауне, его гардероб

был скудным.

Инстинктивно она предположила, что к ужину следует надеть платье. Она была

рада, что именно так и поступила. Ведь когда она присоединилась к Дереку в передней

гостиной, он был одет в слаксы и куртку свободного покроя. Он играл на большом

пианино.

– Я налил тебе бокал белого вина, – сказал он не прекращая играть.– Но если ты

хочешь чего-то другого…

– Нет, все нормально, – закаленный бокал стоял на столике около пианино. Он лишь

слегка коснулся скамейки и кивнул ей головой, чтоб она села рядом. – Не знала, что ты

играешь, – сказала она.

– Моя мать настояла, и я брал уроки. А ты?

– Моя мать настояла, и я брала уроки.

Он засмеялся и эффектно закончил играть кусок на скрипичном ключе. Когда он

отклонился в сторону, его рука задела ее грудь:

– Как насчет зажигательного варианта «Чопстикс»? (прим. «Чопстикс»– это

простенькая мелодия, которую легко выучить и играть.)

Подавляя вздох удивления, она сказала:

– Хорошо,– она расположила руки над клавишами.

– Подожди! Мне нужна поддержка.– он сделал глоток из своего хайбола, бурбона с

содовой, как она предполагала, и согнул пальцы.

– Готова? Начали.

– Подожди. Нечестно. Я не готова.

– О'кей. А сейчас?

– Сейчас!

К третьему разу темп все нарастал до тех пор, пока их пальцы не стали порхать и

они смеялись так, что сильно, что пропустили половину нот.

– Остановись, становись, пожалуйста. У меня мизинец свело, – закричала она. Она

откинула голову и произвела сильный вздох облегчения, когда они закончили мелодию

стуком в конце.

Но следующее дыхание было вздохом. Дерек воспользовался преимуществом ее

незащищенного горла. Наклонив ее так, чтоб ее спина опиралась о его руку, он нагнулся и

запечатлел поцелуй прямо у основания ее шеи. Этот жест горячей волной пронзил все ее

тело, пока не разбил мягким взрывом сердце ее женственности. Она стиснула лацканы

его куртки, чтобы не упасть со скамьи.

– Дерек…

– Ты так хорошо пахнешь. Как дождь, как жимолость, – его губы странствовали по

ее горлу, оставляя жаркие поцелуи. Когда он нашел ее рот, она сдалась его просящему

языку. Его способностям невозможно было сопротивляться. Он целовал ее основательно,

со знанием дела, пока она лишилась всей воли. – Голодна?– промурлыкал он после

последнего поцелуя, в котором их языки едва касались.

– Хмм…

– Тогда пошли, поужинаем, – она, словно лунатик направилась в освещенную

свечами столовую. Они ели сочный ростбиф и идеально хрустящие овощи. Атмосфера

была спокойной. Она не хотела ставить под угрозу его безмятежное настроение, поднимая

этот вопрос, но совесть не позволяла ей продолжать его игнорировать. После орехового

пирога и кофе, она, насколько могла небрежно, спросила:

– Дерек, у тебя есть дети?

Он не двигался и не отвечал. Она была вынуждена оторвать глаза от месива, в

которое она превратила карамелизованный пирог, и подняла их на него.

– Почему ты спрашиваешь?

Ее ресницы нервно трепетали, когда она опустила глаза:

– Это не мое дело, и я не хотела лезть в твою личную жизнь. Мне лишь интересно,

если… ну, ты был с таким большим числом женщин… я думала…– не способная

продолжать, она позволила своему заиканию умереть мучительной смертью.

– Нет, – он долго не отвечал. Когда же он ответил, это было сказано с такой

абсолютной честностью, что она подняла голову. – Почему ты спрашиваешь? – снова

повторил он.

Она могла с тем же успехом могла нырнуть со скал в Акапулько. Это будет словно

самоубийственное погружение. Не было никакой возможности избежать этого. Она

должна была сказать ему прямо сейчас.

– На Ямайке, я… как бы это сказать, я должна была… я должна была

подготовиться, но…

Ее глаза умоляли, надеясь, что он заполнит пропуски и освободит ее от надобности

производить это. Но он сидел неподвижно, словно статуя, не моргая своими тигриными

глазами.

– Я не ожидала, что ты придешь и вынесешь меня той ночью, – защищаясь, сказала

она.– У меня не было времени принять что-то. Сколько раз в ту ночь ты… Я имею в виду,

мы… Я имею в виду…– неожиданно ее тревога возросла, и она с раздражением

посмотрела на него. – Ты знаешь, что я пытаюсь сказать, и ради Бога, перестань так на

меня смотреть.

– Ты говоришь мне, что беременна?

– Нет! Я лишь пытаюсь тебе сказать, что мы не предохранялись, – у нее появилась

мысль:– Или все же да?

– Если ты имеешь в виду, делал ли я вазэктомию, то ответ – определенно нет. Тебе

настолько противна мысль, что ты беременна моим ребенком?

– Я всегда хотела детей, – мягко ответила она.– Но учитывая обстоятельства этого

брака, такие, какие они есть, это бы все лишь усложнило.

– Я не вижу причины волноваться из-за этого, – он подошел и положил руку на ее

предплечье, в опасной близости к ее груди. – Я не могу представить ничего милее, чем

наблюдать за тем, как мой ребенок сосет твою грудь.

Когда их глаза встретились, она сидела неподвижно.

– Я сомневаюсь, что беременна, но думаю, ты должен быть предупрежден, – сказала

она хриплым голосом.

Его рука поднялась еще на дюйм, и костяшки пальцев начала тереться о ее грудь.

– Мне ни к чему предупреждение. Я бы был счастлив от идеи, что ты прекратишь

отрицать….

Она бы могла поцеловать Дейзи за то, что та зашла именно в этот момент,

предлагая убрать со стола. Карен извинилась:

– Я хочу еще почитать о лошадях. Это так захватывающе. И я все еще чувствую

себя уставшей. Должно быть из-за деревенского воздуха. Или из-за катания верхом. Я еще

к этому не привыкла. Я хочу лечь спать пораньше, – несвязно сказала она.

Когда она покинула столовую, то знала, что глаза Дерека смотрели ей в след. Ей

надо было убежать от него. Взгляды, которые они бросали друг на друга, были слишком

интенсивными. Они передавали сексуальные послания, которые лучше было оставить не

переданными.

Она чуть почитала. Но это не помогло уснуть. Она ворочалась из стороны в

сторону в темной комнате. Казалось, прошли часы прежде, чем она отбросила покрывало

и направилась в гардеробную. Может пара таблеток аспирина поможет ей расслабиться.

Она открыла дверь и застыла. В мягко освещенной комнате напротив своего шкафа

стоял Дерек, без рубашки, босой, он как раз расстегивал брюки. Он резко повернулся,

когда услышал ее.

Она балансировала на пороге, полуобнаженное видение, в одной лишь ночной

рубашке, с волосами, спадающими на плечи.

– Извини, не слышала, как ты пришел, – хрипло сказала она. Казалось, свет лампы

освещал каждый волосок в этой скрученной массе на его груди.

– Что-то не так? – оставив штаны снятыми не до конца, свободно лежащими на его

узких бёдрах, он подошел к ней, в беспокойстве нахмурив лоб.

– Нет. Я просто нервничаю. Думала, что аспирин…

– Ты выглядишь невероятно сексуальной, Карен, – его руки скользнули под ее

грудь, по рукам, до середины спины. Они придвинули ее ближе к нему, везде, от груди и

до пальцев ног. – Невероятно, аппетитно, так сексуально, что слюнки текут, – его рот

страстно накрыл ее.

Он был прекрасен. Он был мужчиной. Он пах ветром и лаймом. На вкус он был

настоящим Дереком. Она изголодалась по нему, изголодалась так сильно. Мягкая она

напротив его твердости. Округлые мускулы его грудной клетки нажимали на подушечки

ее грудей. Даже слабое трение появившейся к вечеру щетины о ее подбородок извлекало

дрожь, которая проникала через все ее тело. Ее рот сжимался вокруг его языка. Он

застонал и продвинулся глубже.

Одна ее рука забралась в пряди длинных волос на затылке. Пальцы другой руки

вонзались в мускулистую часть его грудной клетки. Ее ладонь приземлилась на маленький

напряженный сосок.

Его руки скользили по шелку ее ночной рубашки до ее попки. Он притянул ее к

теплу своей плоти.

– Я тоскую по тебе, Карен. Боже, я хочу тебя, – с трудом оторвав ее руку от своей

груди, он направил ее вниз по обнаженному торсу к ширине штанов и проскользнул ей в

расстегнутую молнию. – Почувствуй моё желание.

Мягкие хлопковые короткие трусы не скрывали его желания. Ее пальцы

натолкнулись на напряженную выпуклость и уклонились от нее.

– Пожалуйста, пожалуйста,– проскрежетал он ей в губы, распухшие после их

поцелуя. – Пожалуйста, дотронься до меня.

Ее ладонь. Ее пальцы. Робко. Затем смело.

Он был твердым, горячим.

– Карен, Карен, любимая, – прохрипел он ей в рот. – Крепче, да, о да, да, именно так,

– бессвязное бормотание продолжалось, пока его рот разорял ее так жадно, как ее рука его.

Карен не думала ни о чем, за исключением страсти, наполнявшей ее, словно

приливная волна. Ее груди болели, соски напряглись от страстного желания. Холм ее

женственности пульсировал, желая, чтобы его заполнили.

– Карен, – пыхтел Дерек. Его руки скользнули под ее сорочку и подняли ее над

бедрами, когда он ласкал ее по пути наверх. Его пальцы продвигались через гнездышко в

расщелине ее бедер, и натолкнулись на росу. Он ласкал ее. Она выкрикивала его имя,

тоскуя по нему и отрицая это.

Наконец оторвавшись от него, она сделана несколько неловких шагов назад. Ее

волосы были в диком беспорядке, будто она энергично трясла головой:

– Нет, – запыхавшись, сказала она. – Я не могу.

Его грудная клетка сильно вздымалась вверх и вниз вместе с его затрудненным

дыханием.

– Черта с два ты не можешь, – сказал он хриплым голосом, грозно шагая в ее

сторону.

Она отошла дальше и выставила вперед руку, чтобы удержать его на расстоянии:

– Ты согласился с условием этого брака, Дерек. Ты сделал это!

– К черту условия. Ты моя жена. Я хочу тебя.

И в этом была причина ее отказа. Он хотел ее. Она любила его. Большая разница.

Ее любовь будет неизменной. Но как долго он будет хотеть ее? До завтрашнего

утра? Следующие недели? В какой момент он оставит ее? На какой день он объявит о том,

что им надо развестись, что будет удобным для него и разрушительным для нее? Она не

должна позволять себе любить его, отдавать ему все, и потом оставить его. Не снова.

– Ты сказал, что не будешь заставлять меня, – отчаянно сказала она, когда его

гневное наступление привело его ближе. Она не боялась, что он заставит ее физически.

Она страшилась того, что он разрушит ее решение.

Внезапно, сделал выпад в ее сторону, дергая ее руку к себе с такой силой, что это

выбило из нее дыхание. Он взял ее подбородок между своими руками и наклонил ее

голову назад. Его глаза были как агаты, блестящие в темноте.

– Мне следует, – сказал он со сжатыми губами, что напугало ее больше, чем его

гнев. – Мне бы следовало раздеть тебя догола, развести твои бедра и заставить тебя

принять то, что ты сама так глупо отвергаешь. Мне следовало бы любить тебя, пока ты не

станешь зависимой, пока ты не станешь рыдать, когда ты я покину тебя. Но будь я

проклят, если доставлю тебе такое удовольствие.

Он освободил ее так неожиданно, что она покачнулась и схватилась за край

туалетного столика, чтобы сохранить равновесие.

Он ворвался в свою спальню, резко захлопнув за собой дверью.

***

После той ночи отношения между ними было изрядно более напряженными. Перед

Дейзи и работниками они были вежливы. Но наедине между ними был режим тишины.

Одним из мирных условий было напряженное молчание.

Он не прикасался к ней без необходимости. Он настоял на том, чтобы каждое утро

после завтрака они ездили верхом. Говорил, что это для улучшения ее навыков. Она

думала, для того, чтобы делать вид, что ничего не произошло.

Она обнаружила, что скучает по тем замечаниям во время флирта, которые он мог

вставить в самую безобидную беседу. По тем быстрым легким поцелуям, которые он ей

дарил, лишь чтобы удивить. Она старалась не думать о других поцелуях, медленных и

продолжительных.

Если его привязанность поддавалась воздействию, то его великодушие – нет. Он

подарил ей машину, низкую белую спортивную модель, приборная панель которой была

лабиринтом мигающих огней, такая пугающая, как терминал вычислительной машины.

Она попыталась отказаться от нее.

– Тебе нужно что-то, в чем ты будешь рассекать по округе, – твёрдо настоял он в

последний раз прежде, чем передать ей ключи. Без слов он развернулся и направился к

стойлам. Что это было.

Затем была одежда. Полный гардероб. Дейзи позвала ее в фойе и представила ее

шустрой седовласой женщине с карандашом за ухом и мерной лентой вокруг шеи.

Одежда, которая была доставлена Карен наверх для примерки, была изысканной.

– Шестой размер, правильно?– энергично спросила швея. Она работала в бутике,

где Дерек заказывал одежду.

– П-правильно.– Карен вопросительно посмотрела на Дейзи, выглядевшую

невозмутимой.

Ее обеспечили одеждой на все случаи жизни. От нее требовалось лишь выбирать,

что именно она хочет. Сначала она была умеренна в желаниях, зная, что она обойдется в

целое состояние.

Дипломатично, Дейзи подошла и прошептала:

– Карен ты купила недостаточно. Дерек сказал мне, чтобы я проконтролировала,

что ты заполнишь шкаф.

К тому времени, как швея поздно после обеда ушла от них, Карен была одета с

головы до ног, с подходящими ко всему аксессуарами. Несколько вещей требовалось

подшить в ателье. Их доставят позже.

На следующее утро она вышла, одевшись соответственно случаю, в брюки для

верховой езды желтовато-коричневого цвета и белую шелковую рубашку с широкими

просторным рукавами, доходящими до запястий. Сапоги для верховой езды были

блестящими и гладкими. Ее волосы были собраны в низкий маленький хвостик черной

бархатной лентой. На ее руках были мягкие лайковые перчатки.

Дерек взглянул на нее без каких-либо эмоций на лице и коротко сказал:

– Заметное улучшение.

Она хотела отхлестать его своим арапником. Она сгребла пригоршню пышной

гривы Зафиры и запрыгнула в седло без его помощи. Она поскакала, предоставляя кобыле

свободу действий. Когда они добрались до низкого забора, она позволила кобыле его

перепрыгнуть, закрыв свои слезившиеся глаза, пока копыта не оказались на другой

стороне.

Дерек добрался до них, подгоняя Мустафу. Он взял поводья Зафиры и заставил

кобылу остановиться:

– Это чертовски хороший способ сломать свою шею, – зло выпалил он.

– Думала, ты хотел, чтобы я прыгнула.

– Значит, тебе надо научиться, как это нужно делать.

– Тогда прекрати орать и научи меня.

Так начались ее уроки.

Но ежедневные уроки занимали лишь минуты. Остальное время она бездельничала,

шатаясь по дому, как бездомное привидение, ища, чем бы себя занять.

Однажды после обеда она поднималась по лестнице, ведущей на чердак. Когда она

открыла дверь, то встретилась с удушливым облаком пыли.

Чердак был заставлен и тянулся вдоль всего дома. Потолок был с наклоном, но

взрослый человек мог пройти не сгибаясь. Это было единственное помещение во

владении, которое не было безукоризненно чистым.

Спустившись вниз к Дейзи в кладовку, она взяла веник, совок, тряпку и другие и

другие чистящие средства и направилась наверх.

Через час ее прервало разъярённое:

– Что, черт возьми, ты делаешь?

Она быстро развернулась. Дерек занимал дверной проем, сокрушенная Дейзи

стояла за ним:

– Мне пришлось сказать ему, Карен. Я знала, что он бы не хотел, чтоб ты была

здесь, делая всю эту уборку и …

– Достаточно, Дейзи. – прервал Дерек. Она незаметно исчезла внизу, оставляя их

наедине. Пыль вращалась на солнечном свете, проникающие через запотевшие стекла,

которые она еще не успела протереть.

Она оперлась на древко метлы и агрессивно посмотрела на него. С волосами,

забранными наверх шарфом и пятном грязи на носу, она выглядела так великолепно, что

Дерек не знал, то ли взять ее в руки и целовать, пока она не ослабнет, то ли перекинуть ее

через колено и отшлепать ее по затянутой в джинсы попке.

– Ну и что ты делаешь?

– На что, это похоже, как думаешь?– огрызнулась она.– Я убираю чердак.

– Карен,– сказал он, теряя терпение.– У меня есть работники, которые могут убрать

на чердаке, мне не надо, чтобы этим занималась моя жена.

– Ну, может твоей жене надо это делать. Может она думает, что так может

отрабатывать свою зарплату, платить за машину, одежду, еду и т.д.

Он освободил дверной проем одним из тех обманчиво ленивых движений, которые,

она знала, маскируют растущий гнев:

– Что это значит?

– Это значит, что я чувствую себя неудобно, живя так.

– Как?

– Так богато. Дерек, я всегда работала. У меня никогда не было денег, чтобы

тратить так, как это делаешь ты. Ты можешь чувствовать себя хорошо, живя так, не

считаясь с тратами, пока люди в нашей стране голодают, а я нет. Ты можешь покупать

машины и дизайнерскую одежду, и кидать стодолларовые банкноты любой девочке

подросткового возраста, которая машет тебе своими ресницами, но я не настолько

легкомысленна.

Насупила бурлящая тишина. Затем он сказал:

– Ты закончила?

– Нет.

– Я имею в виду со своей нотацией, не с уборкой. Ведь она закончилась в тот

момент, как я зашел в комнату.

– Я сказала все, что хотела сказать.

Он отступил назад и мрачным взглядом дал ей понять, что ей следует покинуть

чердак, и это не обсуждается. Он закрыл за ними дверь чердака и спрятал ключ в карман.

Несколько дней спустя она проводила один из долгих часов после обеденного

времени, попивая чай вместе с Дейзи на кухне. Руки Дейзи были по локоть в тесте для

хлеба, когда в дверь позвонили.

– Я открою, – сказала Карен, спрыгнув со своего стула, радуясь возможности

отвлечься.

– Здравствуйте, – нерешительно сказала женщина на пороге.– Меня зовут Сара

Калдвэл, я из приюта долины Шенандоа. Мистер Аллен дома? – На вид ей было около

сорока, она выглядела элегантной и красивой.

– Он на конюшне, – ошеломленно сказала Карен. – Я пошлю за ним. Пожалуйста,

входите, – она проводила женщину в кабинет, позвонила по телефону и попросила

проинформировать Дерека о посетителе. Положив трубку, она нервно посмотрела на

женщину:

– Я Карен Бл…Ох...Аллен.

– Ох, жена мистера Аллена. Мне стоило догадаться. Я читала в вашингтонских

газетах, что он недавно женился.

Они поговорили о приближающейся осени, и что утром и вечером становится

холоднее. Через несколько, быстрым шагом, в кабинет вошел Дерек. Он пах улицей,

солнцем, кожей и потом.

С растрёпанными ветром волосами, в брюках для верховой езды и сапогах, он был

ужасно привлекательным. Карен могла простить миссис Калдвэл ее алчный взгляд, когда

Дерек пожал ей руку и занял кресло около неё.

– Предполагаю, вы пришли за чеком.

– Ну, да. Если это удобно.

– Я уже выписал его, – он подошел к небольшому секретеру в углу комнаты и

открыл небольшой выдвижной ящик. Взяв конверт, он передал его миссис Калдвэл.

– Вы не представляете, что это пожертвование значит для нас, мистер Аллен. В

прошлом году ваш чек на сто тысяч позволил нам сохранить медчасть с собственным

доктором и медсестрой.

– Рад это слышать.

Сара Калдвэл посмотрела на Карен, которая думала, что ее может стошнить от

отвращения к себе.

– Вы должны быть ужасно горды всем тем, что ваш муж делает для

благотворительности, миссис Аллен. Приют это один из многих объектов для его

поддержки. Я работаю в комитете Фонда Голодающих уже…

– Если это все, Сара, – быстро перебил ее Дерек и поднялся на ноги, – прошу меня

извинить, но я должен возвращаться на конюшню. – Дружелюбно, насколько это

возможно, он помог миссис Калдвэл подняться из кресла и проводил ее к выходу. Карен

пробурчала слова прощания. Когда Дерек вернулся в кабинет, он нашел ее тихо плачущей

в своем кресле.

– Карен! – он быстро подошел к ней, становясь на колени рядом с ней. – Что

случилось?

– Мне так стыдно, – прошептала она, не поднимая на него глаз. – Я думала… Ох, ты

знаешь, что я думала. Мне нужно было подумать получше. Мне так жаль, что я сказала

тебе все это.

Он поднял ее голову и вытер слезы подушечками своих пальцев:

– Ты прощена. Я действительно живу на широкую ногу, – улыбка появилась в

уголках его губ.

Карен страстно желала нагнуться ближе и прижаться своими губами к его. Вместо

этого она сказала:

– Почему ты тогда не защищался?

– Потому что ты могла подумать, что я рисуюсь. Кроме того, настоящая

благотворительность это делать что-либо великодушно, не надеясь, что кто-либо узнает

об этом.

– Ты намного лучше, чем я думала о тебе.

– Нет, – прорычал он.– Я отвратителен. Особенно, когда дело касается моей роли

хорошего мужа, – он исследовал ее полные слез глаза.– Ты здесь ужасно несчастна,

Карен?– его взгляд был таким внимательным, и она практически поверила, что разобьет

его сердце, если она ответит утвердительно.

– Не несчастна. Как кто-то может быть несчастным в таком красивом доме? Но я не

достаточно занята, Дерек. Ты будешь сопротивляться идее моей работы в Шарлотсвилле?

Даже без полной занятости?

– Жена Али Аль-Тазана не работает.

Она вздохнула:

– Я так и думала.

Вопрос был закрыт. Она чувствовала себя лучше по поводу больших трат, теперь

зная, что он щедро делился своим богатством, но она все еще в подавленном состоянии

ходила по дому, чувствуя себя бесполезной.

Дерек нанял кого-то убраться на чердаке. Долгое время рабочие двигались вверх и

вниз по лестнице, но для нее дверь всегда была закрыта. Она думала, они, должно быть,

делали чертовски много всего, исходя из оборудования, которое они тащили наверх, и из-

за всего этого стука, дробления, топота, доносившегося сверху.

Однажды рано утром Дерек пришел разбудить ее. Удивленная, она села на кровати

и дала покрывалу соскользнуть по ее груди. После той первой ночи, он не заходил в ее

комнату.

– Я хочу что-то тебе показать, – сказал он с пылом мальчишки, желающего

раскрыть секрет.

– Но я не… Сейчас?

– Сейчас.

Сжав ее руку, он вытянул ее из клубка покрывала и, не останавливаясь, чтобы она

накинула сверху халат или тапочки, потянул ее наверх на чердак. Он толкнул дверь и

зашел внутрь.

Карен с удивлением осмотрела комнату. Она впитывала в себя все сразу, затем