Текст книги "Ривер Уайлд (ЛП)"
Автор книги: Саманта Тоул
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)
24
Кэрри
Я не сижу и не жалею себя. Я больше не такая.
Когда я оставила свою несчастную жизнь позади, то приняла сознательное решение никогда больше не быть несчастной. Я провела уже достаточно лет в печали.
Поэтому решила быть оптимисткой. Быть счастливой.
Я никогда больше не буду по-настоящему грустить. Даже когда по ночам плохие воспоминания проникают в сны и превращают их в кошмары, я не чувствую печали. Я просто прячу их в коробку и крепко запираю.
Потому что эти воспоминания – больше не моя жизнь.
Я больше не Энни.
Я Кэрри.
А Кэрри счастлива. Она сильная и храбрая. Она – все, чем я когда-либо хотела быть.
Но сейчас я ничего этого не чувствую.
И я определенно не счастлива.
Я все рассказала Риверу. Доверила ему самые сокровенные, самые темные тайны, а он ничего не сказал.
Ничего.
Так что, да, сердцу больно.
И с тех пор, как больше часа назад я вышла из его дома, только и делала, что лежала на диване – на боку, конечно, потому что, если я лягу на спину, то, вероятно, никогда больше не встану – и, слушая грустную музыку, ела шоколадные крендельки. Даже Бадди не смог вытерпеть мою вечеринку жалости к себе и убежал в спальню.
Когда «Ночь, когда мы встретились» Lord Huron только что закончилась, а ей на смену пришла «Молитва» Кеши, раздается стук в дверь.
Он тихий, но достаточно громкий, чтобы я услышала.
Я знаю, что это Ривер. Потому что никто больше не будет стучать в мою дверь после часа ночи.
Но я не открою. И определенно не позволю ему войти.
Положив в рот еще один шоколадный кренделек, медленно жую.
– Рыжая, это я, – доносится из-за двери его низкий голос.
– Знаю. Поэтому и не открываю, – отвечаю я.
– Кэрри… я просто… мне нужно с тобой поговорить. Со мной ты в безопасности. Обещаю. Я никогда не причиню тебе вреда. Но если ты не чувствуешь себя в безопасности со мной, что я полностью понимаю, тогда напиши Сэди и скажи ей, что я у тебя.
Заставляю себя сесть прямо. Это требует некоторых усилий. Потом встаю и подхожу к двери.
– И зачем мне это делать? – спрашиваю я.
– Тогда, если я что-нибудь сделаю, копы поймут, что это я тебя обидел.
– Я бы предпочла не рисковать. Спасибо.
– Пожалуйста, Кэрри. – Слышу, как он головой ударяется о дверь. – Я просто... бл*дь, мне просто нужно тебя увидеть. То, что ты мне рассказала…
– Забудь об этом.
– Не могу. Я не могу выбросить эти образы из головы. – Он говорит так, словно испытывает физическую боль. – Мне просто нужно знать, что ты в порядке.
Я обхватываю себя руками.
– Я в порядке.
Делаю еще один шаг к двери, пока не оказываюсь рядом с ней. Слышу с другой стороны его дыхание.
– А я нет, – тихо отвечает он.
Не знаю, хочет ли он, чтобы я его услышала, или нет. Но именно эти слова заставляют меня потянуться к ручке и отпереть ее.
Приоткрыв дверь, смотрю на него через щель.
Он выглядит ужасно.
От него пахнет сигарным дымом. Это еще больше ослабляет мою решимость.
– Привет, – тихо говорит он.
В его дыхании я улавливаю запах алкоголя.
И мне это совсем не нравится.
– Ты выпил.
– Что? Черт. Да, но я не пьян. Я выпил один стакан виски. Я всегда пью его и выкуриваю сигару перед сном. Ты же знаешь.
Это правда. Я это знаю.
– Ладно, – говорю я. – Тогда почему ты сейчас не в постели?
– Рыжая… – Темные брови сходятся на переносице. – Сегодня я ни за что не усну. И, судя по всему, ты тоже.
Я отрицательно мотаю головой.
– Но тебе надо отдохнуть. Ради Олив.
– Она сейчас не спит, так что… – Я пожимаю плечами.
– Шевелится? – спрашивает он, глядя на мой живот.
– Ага, – отвечаю тихо.
Он снова поднимает на меня глаза. В них мольба.
– Можно мне войти? Есть то, что я должен тебе рассказать... то, о чем я не хочу говорить здесь. Но если хочешь, я это сделаю. Если так ты будешь чувствовать себя более комфортно.
Задумываюсь на несколько секунд. Затем делаю шаг назад. Открыв дверь, впускаю его.
– Спасибо, – тихо говорит он, когда дверь за ним закрывается.
Я подхожу к дивану и опускаюсь на него. Он приближается и садится рядом со мной, наполовину развернувшись ко мне, я делаю то же самое.
На мгновение воцаряется тишина, и он просто смотрит на мое лицо, блуждая по нему глазами, будто что-то ищет.
– Почему ты так на меня смотришь? – смущенно спрашиваю я.
– Ты прекрасна, Кэрри. Я никогда не говорил тебе этого раньше, но должен был сказать, потому что это правда. Я подумал так в тот момент, когда тебя увидел. И всякий раз после, даже когда вел себя с тобой как засранец.
Я приоткрываю губы от удивления.
– Почему ты говоришь мне это сейчас?
– Потому что ты хочешь, чтобы мы были честны друг с другом. И это правда. Я думаю, ты прекрасна. Самая красивая женщина, которую я когда-либо видел. Ты хорошая, чистая и честная. И я хотел начать с этого, потому что все остальное, что я должен тебе рассказать, – не хорошее, не чистое и не честное. Это темные, черные и е*анутые вещи.
– Ладно. – Я сглатываю, готовясь к тому, что вот-вот сорвется с его губ.
– Ладно, – эхом отзывается он, ерзая на месте. – Не знаю точно, с чего начать.
– Начало – обычно подходящее место.
Он выдыхает и качает головой.
– Нет. Я начну с конца и вернусь к началу.
Его пальцы возбужденно сжимаются и разжимаются.
– Ривер... ты не должен этого делать, если это слишком.
Его глаза встречаются с моими. Они полны решимости.
– Ты стояла на моей кухне и говорила вещи, которые я могу только представить, были невероятно болезненными для тебя. Ты храбрая, Рыжая. И ты даешь мне сил быть тоже храбрым. – Он потирает затылок. – Никому, кроме мамы и бабушки, я не был важен, как тебе. Я хочу быть достойным этого.
– Ты достоин, – отвечаю я. Потянувшись, беру его за руку и сжимаю.
Он смотрит на наши руки.
– Нет. Но я хочу таким быть. – Он поднимает на меня глаза. Эмоции в них почти выплескиваются через край. – Я… ты же знаешь, ты тоже мне важна.
Я проглатываю чувства, грозящие превратиться в слезы. «Чертовы гормоны беременности».
Боясь говорить, просто киваю.
Он подносит мою руку к губам и целует ее сладчайшим поцелуем. Затем опускает ее обратно на колени и отпускает.
Сделав глубокий вдох, начинает:
– Сегодня в магазине я увидел человека, которого, как я знаю, осудили за преступление сексуального характера.
От его слов я напрягаюсь.
– Он отсидел в тюрьме два года за растление двух маленьких мальчиков в садике, где работал воспитателем.
«Растление двух маленьких мальчиков».
– Я знаю это, потому что знать – моя работа. Я состою в организации, которая заманивает в ловушку и разоблачает педофилов. Мы также следим за недавно освобожденными сексуальными преступниками. Вот где я... сосредоточиваю свои усилия.
– И под усилиями ты имеешь в виду…
Он смотрит на меня.
– Я делаю все необходимое, чтобы они не причинили вреда другому ребенку.
Я делаю резкий вдох.
– И до какой крайности доходит эта необходимость?
– Ты спрашиваешь, убил ли я его?
Я прикусываю губу, не уверенная, хочу ли знать ответ на этот вопрос. Но невольно киваю.
– Ответ – нет. Но после того как отвез тебя домой, я поехал к нему. Дождался. И… сделал ему больно. Я его предупреждал. Говорил, что будет, если его увидят поблизости с детьми. Он не слушал. Так что я пошел до конца. Но, если бы дело дошло до этого... между болью ребенка и убийством одного из этих больных ублюдков, я бы не колебался, Кэрри.
Я думаю о ребенке внутри себя, и знаю, что нет ничего, чего бы я не сделала, чтобы его защитить. Но пошла бы я, как он, на такое ради чужих детей?
И, честно говоря, я не знаю ответа на этот вопрос.
– Итак, ты линчеватель в группе, защищающей детей от педофилов. – Мне нужно произнести это вслух, чтобы информация уложилась в голове.
– Я не считаю себя линчевателем. Я скорее… противоядие от болезни.
– Но ты не можешь остановить все плохое, что происходит, – мягко говорю я.
– Нет, не могу. Но я могу остановить больше, чем, если бы сидел и ничего не делал. И если я могу спасти хотя бы одного ребенка от ужасов такого насилия, то оно того стоит.
– Не боишься, что из-за этого у тебя будут неприятности с… законом?
Он смеется. Это глухой звук. Я могу понять почему.
– Нет. Что самое худшее, что они могут со мной сделать?
– Посадить в тюрьму, – шепчу я.
– Поверь мне, Рыжая, это не самое худшее, что со мной случалось.
Я прикусываю губу.
– Удивляешься, зачем я это делаю, – говорит он тихо. – Почему хочу помочь предотвратить страдания чужих детей.
– Да, – отвечаю тихо.
Молчание длится долго. С каждой секундой ожидания сердце стучит все сильнее.
Его голос мучительно, болезненно тих, когда он говорит:
– Потому что я был одним из этих детей, Кэрри. Мне причинял боль тот, кто должен был заботиться обо мне.
«Боже, нет».
Горло сжимается от слез. Я с силой сглатываю.
Я знала, что с ним случилось что-то плохое. Мысль о том, что причина именно в этом, мелькала у меня в голове... но услышать его слова…
Это тяжело. Это ранит меня сильнее, чем я думала.
Глаза наполняют слезы. Я боюсь на него смотреть, потому что, если я это сделаю, то знаю, их уже будет не остановить.
– Э-это был... твой отчим? – говорю я дрожащим голосом.
– Да. – Его тон ледяной.
Делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться.
– Так вот почему твоя мама его убила? Она узнала, что он причиняет тебе боль, и застрелила его? – Знаю, я сделала бы то же самое, если бы это был мой ребенок.
Он прерывисто вздыхает, и я, наконец, поднимаю на него глаза. Слезы, которые я сдерживала, хлынули и потекли по моему лицу.
Он медленно качает головой.
– Нет, Кэрри. Вот почему его убил я.
25
Кэрри
– Что? – Я откидываюсь на спинку дивана.
«Он убил отчима».
Не знаю, что отражается на моем лице, но что бы это ни было, Ривер бледнеет.
– Черт. Кэрри, я не причиню тебе вреда. – Он поднимает руки, словно, сдаваясь.
– Что? – запинаюсь я, и меня тут же осеняет. – О боже, нет. Я знаю, что ты не причинишь мне вреда.
Если бы он собирался навредить мне, то уже сделал бы это. И человек, который охотится за сексуальными преступниками, чтобы защитить детей, – не тот, кого я должна бояться.
Придвигаюсь к нему поближе, чтобы заверить, что моя реакция не была вызвана страхом.
– Я тебя не боюсь. Просто... – «Ошеломлена. Потеряла дар речи». – Не знаю. Наверное, я в шоке. Очень много информации для одного раза, которую нужно усвоить. – Я неистово моргаю, пытаясь очистить разум и собраться с мыслями. – Но ты был еще ребенком, когда он... когда ты...
Он выдыхает и кивает, не отводя глаз от стены.
– Мне было восемь, когда я его убил. Это... насилие продолжалось долгое время до этого. И все становилось... лишь хуже. Я не мог рассказать маме о происходящем, потому что он сказал, что убьет ее, если я это сделаю, и тогда я останусь с ним. Только я и он.
Мои глаза наполняются слезами, которые стекают по щекам. Я смахиваю их запястьем.
– Он был офицером полиции. Люди в этом городе уважали его. Я знал, что если скажу что-нибудь... мне никто не поверит. Я был... в ловушке. Все случилось в воскресенье. Всегда в чертово воскресенье. Мама находилась в книжном клубе. Я был с ним дома один. Он позвал меня на кухню. Я знал, что произойдет. То, что происходило всегда, когда ее не оказывалось рядом.
Ривер трет лицо ладонями, проводит пальцами по волосам.
– Он оставил пистолет на кухонном столе. Он никогда так не поступал. И я честно не знаю, что заставило меня взять пистолет в тот день. Но я это сделал. И направил оружие на него. Он рассмеялся мне в лицо. Потом разозлился. Бросился на меня, и я выстрелил. И продолжал нажимать на курок, пока барабан не опустел. Не знаю, сколько прошло времени... Казалось, совсем ничего, а потом домой вернулась мама и увидела, что я натворил. Она заставила меня рассказать, что произошло. Так я и сделал. Рассказал уродливую правду. Она расплакалась. Затем сняла трубку и позвонила в полицию. Пока мы ждали их приезда, она велела мне соглашаться со всем, что она скажет. Что его убила она. Они подрались. Он на нее напал, и она, защищаясь, схватила пистолет и выстрелила в него. Я не хотел врать. Не хотел, чтобы ее посадили в тюрьму.
Ривер смотрит на меня покрасневшими от эмоций глазами, без слов говоря, что ему нужно, чтобы я в это поверила. Пусть даже всего лишь поверила.
– Она умерла там, и это из-за меня.
Он опускает голову. Я подвигаюсь к нему ближе и беру за руку.
– Нет. Она была твоей мамой и защищала тебя единственным доступным ей способом, потому что любила тебя, Ривер. Ничто из того, что произошло в тот день или до этого, не было твоей виной.
Я сжимаю его руку, и он поднимает на меня глаза. Они мокрые от слез, и мое сердце болезненно сжимается.
– Ты был ребенком, Ривер. Маленьким мальчиком.
– Я не должен был молчать. Должен был сказать правду. Но я не проронил ни слова. Сделал, как она велела, и промолчал. Не сказал правды, и она попала в ту адскую дыру и так оттуда и не вышла.
– И к чему бы привела твоя правда?
– Она была бы здесь... а не я.
– Не говори так, – резко обрываю я его.
Я огорчена тем, что Ривер не видит, насколько он удивительный. Не думаю, что даже я до сих пор в полной мере видела это.
– Я не хороший, Кэрри. – Он смотрит на свои руки, лежащие на бедрах. – Внутри меня тьма.
– Нет. Внутри тебя выживший, который делает то, что нужно. Ты хороший человек, Ривер. Здесь, где нужно. – Я прижимаю ладонь к его груди, к сердцу. – Можешь говорить, что угодно, но я знаю, что вижу. И я вижу хорошего человека.
– Мне это нравится, Рыжая. Причинять им боль. – Он поднимает на меня темные глаза. – Ты должна знать это обо мне. Знать, кто я на самом деле.
Я сглатываю.
Переместив руку с его груди на предплечье, сжимаю его. Я не хочу прекращать прикасаться к нему, в случае, если он думает, что я верю его словам. Что считаю его плохим.
Очень важно, чтобы он понял, что это не так. И что я его не боюсь.
– И я не стану лгать и говорить, что то, что ты делаешь… какими способами... разбираешься с этими психами, меня нисколько не пугает, потому что это не так. Но я не жила твоей жизнью. Кто сказал, что на твоем месте я бы не чувствовала того же? Поверь мне, были ночи, когда я лежала в постели и мечтала убить Нила, моего бывшего, – объясняю я, понимая, что впервые называю Риверу его имя. – Это помогало мне пережить по-настоящему плохие дни.
– Но в этом-то и разница между тобой и мной. Я бы его убил. – Ривер пристально смотрит мне в глаза. – Я хочу убить его за то, что он обижал тебя. Сегодня вечером мне доставило удовлетворение причинять боль этому больному ублюдку. Мне нравится знать, что я приговорил его к наказанию… пусть хоть на йоту узнает о той боли, что причинил невинному ребенку. Это не делает меня хорошим человеком.
Ривер говорит это так спокойно и холодно, словно хочет, чтобы я его боялась.
Он хочет оттолкнуть меня. Хочет, чтобы я велела ему уйти.
Потому что с этим он может справиться. Он может справиться с плохим.
Это хорошего он страшится.
– Ты меня не отпугнешь, Ривер.
Я беру его лицо в ладони, приподнимая, чтобы оно оказалось на одном уровне с моим. Щеки у него влажные. Большими пальцами я вытираю их насухо.
– Я знаю зло. И ты – не оно. Иногда ты можешь быть полным кретином, – я слабо улыбаюсь. – Но ты ведешь себя так, чтобы держать людей подальше. Я понимаю. У тебя в юном возрасте украли доверие и невинность. Ты должен был... бороться, чтобы выжить. Ты мог бы сдаться, но не сдался. И до сих пор не сдаешься. Ведешь честную борьбу, пытаешься спасти других детей от страданий, которые пережил сам. И пусть ты делаешь это такими способами, которые большинство осудят. Насилие – не то, с чем я согласна; я его ненавижу. Но если кто-нибудь когда-нибудь обидит Олив… – Я на мгновение закрываю глаза и выдыхаю. – Она еще даже не родилась, но я точно знаю, что, не задумываясь, убью за нее голыми руками. Все способны на насилие, Ривер. Даже я, которая его терпела. Иногда животные… нет, не животные, потому что Бадди – животное, и он потрясающий. Нет, чистое зло, как мой бывший муж и твой отчим, и те больные придурки, с которыми ты... разбираешься… они понимают только свой язык. И, если ты можешь спасти хотя бы одного ребенка, тогда… я понимаю. Правда, понимаю.
Он смотрит на меня с такой уязвимостью; это лишает меня всего, что я, как мне казалось, знала и во что верила.
Никогда бы не подумала, что кто-то, у кого насилие – часть повседневной жизни, может быть для меня настолько важен.
Но Ривер показывает мне, что существует не только черное и белое.
Есть серый цвет во всех его разнообразных оттенках.
Есть такие, как Нил и отчим Ривера, им доставляет удовольствие причинять боль людям, которые того не заслуживают. Они садисты, больные ахуехавшие ублюдки.
И есть такие, как Ривер, пережившие боль и страдания от этих садистов, больных ахуехавших ублюдков… а закон, система правосудия подвела их, поэтому им приходится сражаться огнем против огня.
В Библии сказано: око за око.
Возможно, Бог знает, что не со всеми можно справиться одинаково.
Есть те, кого можно наказать с помощью системы правосудия.
А еще есть те, кто живет вне закона. Те, кто настолько порочен, что срок в тюремной камере не изменит их ни на йоту.
А значит, вы говорите с ними на единственно известном им языке.
Наверное, поэтому в некоторых штатах до сих пор существуют телесные наказания.
– Ты не относишься сейчас ко мне... по-другому? – спрашивает Ривер почти шепотом. – Зная все.
– Ты относишься ко мне по-другому после того, что я тебе рассказала о своем бывшем?
– Конечно, нет. – Он качает головой.
– Тогда ты знаешь ответ. Единственное, что я вижу, – это больше тебя. Всего тебя. И мне нравится каждая деталь.
Он испускает вздох облегчения, и у меня сердце кровью обливается.
Повернувшись ко мне, Ривер обхватывает меня за затылок и прижимается лбом к моему лбу. Я закрываю глаза и впитываю ощущения.
– Спасибо, – шепчет он.
– За что?
– За то, что ты здесь. За то, что ты – это ты.
Из уголка глаза у меня бежит слеза.
Он притягивает меня ближе к себе и откидывается на спинку дивана, увлекая меня за собой. Мой живот упирается в его твердый пресс. Положив голову ему на грудь, слушаю ровное биение его сердца.
Ривер начинает перебирать пальцами мои волосы. Я вдруг чувствую себя изнуренной.
– Какого цвета у тебя волосы от природы? – спрашивает он.
Я поднимаю голову, чтобы посмотреть на него.
– Я блондинка.
Он приподнимает несколько прядей моих волос, растирая их между пальцами.
– Не могу представить тебя блондинкой. – Он смотрит мне в глаза. – Мне нравится рыжий цвет.
– Да, мне тоже, – говорю я, снова опуская голову.
Прижимаюсь ближе. Он обнимает меня за талию и гладит мой живот.
– Как тебя звали до того, как ты сменила имя?
– Энни.
– Кэрри подходит тебе больше.
– Думаю, да.
С минуту он молчит.
– Кэрри… хочу, чтобы ты знала, я…
Он замолкает, и я задерживаю дыхание, ожидая, что он скажет.
– Со мной ты всегда будешь в безопасности. Ты и Олив. Я никому не позволю причинить вам боль.
Я кладу руку ему на сердце.
– Я знаю. Я доверяю тебе, Ривер Уайлд.
Он тихо выдыхает и нежно целует меня в макушку.
– Я тоже тебе доверяю, Рыжая.
26
Кэрри
– Уф, бляха-муха, как же больно. – Я останавливаюсь на обратном пути из туалета – потому что, знаете ли, в настоящее время именно там я и провожу большую часть своей жизни – и хватаюсь за диван, слегка наклоняясь вперед, в ожидании, пока боль утихнет.
Весь день я чувствую себя не в своей тарелке. Постоянно испытываю сжимающие боли в животе. Они похожи на менструальные спазмы. Все началось сегодня утром на работе. Но они были не такими сильными, как сейчас.
Полагаю, это ложные схватки.
Я читала о них на сайте для беременных, на который подписана. В наше время это очень распространенное явление. Тело готовится к родам.
По срокам у меня есть еще две недели.
Я лишь надеюсь, что у меня не будет еще двух недель таких болезненных спазмов.
Поверить не могу, что беременность уже подходит к концу.
И все это время Ривер был рядом.
После наших признаний мы, определенно, сблизились. В ту ночь между нами все изменилось. Пришло понимание, которого раньше не было.
Но, как ни странно, все остальное осталось по-прежнему.
Ривер делает, что ему нужно. Я его об этом не расспрашиваю.
Не потому, что мне все равно. А потому, что понимаю.
Он привык быть один. Ему нужно время, чтобы привыкнуть к тому, что со мной можно делиться. И он сделает это, когда будет готов.
И не похоже, что я его девушка.
Я не совсем понимаю, кто мы.
Знаю только, что все свободное время мы проводим вместе.
Порой, когда мы сидим и смотрим телевизор, Ривер держит меня за руку, когда мои ноги опухают и болят от беготни в закусочной, он их массирует. Когда становлюсь эмоциональной, увидев рекламу приюта для домашних животных, утешает. И приносит все, что мне хочется съесть. Мои желания беспорядочны.
Ривер заботится обо мне. А я забочусь о нем.
Но между нами нет... физической близости.
По сути, мы до сих пор не целовались.
Однако мне кажется, притяжение все еще существует.
Ну, с моей стороны, определенно.
С его, возможно, уже нет. Если оно вообще было.
И кто его будет в этом винить? Сейчас я размером с дом, не вылезаю из юбок на резинке, а из-за техасского климата большую часть времени потею как свинья. И новая фишка – подтекающее из груди молоко, что несколько смутило меня, когда это случилось на глазах у Ривера, пока мы совершали покупки в супермаркете на прошлой неделе.
Обворожительные дамы так не делают.
Не то чтобы я когда-нибудь была обворожительной.
Ну да пофиг.
Слышу, как открывается входная дверь. А я по-прежнему стою, держась за диван, согнувшись настолько, насколько вообще могу, что не очень далеко, и не отрываю глаз от пола.
– Рыжая?
– Ага.
– Ты там в порядке?
Я поднимаю голову.
– Угу, просто спазм в животе.
– Уверена?
– Да. Всего лишь Брэкстон Хикс.
– О, ложные схватки.
Я удивленно смотрю на него.
– Откуда ты знаешь, что такое Брэкстон Хикс?
Кончики его ушей краснеют. Теперь он смотрит куда угодно, только не на меня.
– Возможно, прочитал об этом в книге о беременности.
Мои брови взлетают вверх. Улыбаюсь про себя.
– Когда это ты читал книгу о беременности?
– Недавно. В общем, я тебе кое-что принес…
При звуке выплеснувшейся воды его слова обрываются.
– Кэрри, – говорит он, уставившись на мои ноги, – ты только что... описалась?
Слежу за его взглядом до лужицы у моих ног.
– Нет, – качаю головой.
– У тебя только что отошли воды?
Я поднимаю на него глаза.
– Думаю, да, – тупо киваю я.
– Значит, сейчас не время говорить, что я принес тебе лук-порей? – Он вытаскивает его из коричневого бумажного пакета, который держал за спиной.
Я смотрю на него. Затем хохочу.
– Сейчас неделя лука-порея! А у меня протечка! (Прим.: в англ. яз. «leek» – лук-порей, и «leak» – протечка, произносятся одинаково)
Ривер смотрит на меня так, словно я сошла с ума.
– Ты что, не понял? – Я хмурюсь. – Олив на этой неделе – лук-порей, а я только что… протекла. – Указываю на околоплодную жидкость на полу.
– О, я прекрасно все понял. Жду, когда поймешь ты.
– Что? – Я в замешательстве наклоняю голову.
– Ты рожаешь, Рыжая. И вместо того, чтобы стоять здесь и отпускать дурацкие шутки, нам, наверное, следовало бы везти тебя в больницу.
«Ох.
Иисусе».
– Адские колокола! – кричу я. – У меня схватки, Ривер! Я рожаю! – Меня переполняет паника, я хватаю его за руки и трясу. – Но еще слишком рано! У меня впереди еще две недели!
– Судя по луже на полу, нет. Похоже, Олив готова выйти.
– Вот дерьмо. У меня будет ребенок. – Паника начинает медленно приближаться к осознанию реальности. – У меня будет ребенок. Настоящий живой ребенок. – Я знаю, сейчас мои глаза размером с блюдца.
– Серьезно? А я и понятия не имел.
– Не смешно.
– Эй, минуту назад ты сама шутила.
– А еще я рожаю.
– Надеюсь, не раньше, чем я отвезу тебя в больницу. Где твоя больничная сумка?
– В багажнике моей машины.
– Ладно. Я заберу ее оттуда, и мы поедем.
– Зачем?
– Затем, что я не поеду в больницу на твоем дерьмомобиле.
– Эй! Только за это ты отвезешь меня в больницу на моей машине.
– Ради всего святого, Рыжая.
– Пойдем. Пока, Бадди. – Машу рукой растянувшемуся на диване псу. – Дерьмо. Бадди! Кто позаботится о нем, пока я буду в больнице?
– Пока с ним все будет в порядке. Как только ты устроишься, я вернусь. Чтобы родить, требуются годы, верно? Так что я отвезу тебя в больницу, вернусь сюда, разберусь с ним, а потом приеду обратно в больницу. Рыжая, все в порядке. Бадди, вероятно, даже не заметит, что тебя нет, – он так много спит.
– Ты назвал его Бадди. – Он впервые назвал его Бадди. Чувствую, как на глаза наворачиваются слезы. Я веду себя глупо.
Ривер вздыхает. Я почти вижу, как он мысленно закатывает глаза.
– Ну, это же его гребаное имя, не так ли?
– Ага.
– Рыжая, ты плачешь?
– Нет, пойдем. – Я аккуратно провожу пальцами под глазами, вытирая глупые слезы.
Ривер надевает мне туфли и открывает передо мной входную дверь. Обняв меня за спину, выводит из дома и запирает дверь.
Он помогает мне сесть на пассажирское сиденье моей машины, а сам устраивается на водительском, отодвигая кресло, чтобы освободить место для своих длинных ног. Вставив ключ в замок зажигания, заводит мотор.
– Больница Кристус Санта-Роза, верно? – уточняет он.
Мужчина очень внимателен.
– Да, – отвечаю, дыша сквозь то, что считаю схватками.
То, что было у меня весь день.
А я-то думала, это просто Брэкстон Хикс.
Вот ведь идиотка.
– Ой! – кричу я. Хватаюсь за живот и наклоняюсь вперед.
– Ты в порядке?
Чувствую, как он растирает мне спину.
– Нет. Мне больно. – Слезы застилают глаза, я дышу, пока схватка не отпускает, Ривер, не переставая, трет мне спину.
Как только боль утихает, я отклоняюсь назад, откидываю голову на спинку сиденья и тяжело дышу.
– Нормально? – беспокоится он.
Я поворачиваюсь к нему.
– Мне страшно, – признаюсь тихо.
Выражение его лица смягчается.
– Не бойся. Я с тобой. И буду рядом на каждом шагу.
– Ладно. Но, может, ты заберешь у меня часть боли? Мне она не очень нравится, – слабо улыбаюсь я.
Поднеся мою руку к губам, он ее целует.
– Рыжая, если бы я мог забрать всю твою боль, то сделал бы это в мгновение ока.
«Господи, этот мужчина…»
Он не часто говорит такие милые слова, но когда это делает, они меня убивают.
Ривер кладет мою руку себе на бедро.
– Когда будет больно, сожми мою ногу так сильно, как тебе нужно. Ну, ладно, не так сильно, а то выдавишь меня, как гребаный банан из кожуры. – Сверкнув белозубой улыбкой, он заводит машину и отъезжает от моего дома.
Пункт назначения: больница.
