Текст книги "Ривер Уайлд (ЛП)"

Автор книги: Саманта Тоул

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

Он изучает мое лицо. Он выглядит… потерянным.

В груди снова зарождается боль.

Скрываю свои чувства и надеваю на лицо маску бесстрастия.

– Что? – спрашиваю с должным нетерпением. Горжусь собой за то, что я такая сильная.

– Просто… – Он качает головой. – Твой чек. – Он протягивает его. – Тебе он нужен?

– Нет. Выброси его. – «Так же, как ты выбросил нашу дружбу – или не дружбу».

Затем, выхожу из магазина, высоко вздернув подбородок, и не позволяю ему опуститься, пока не возвращаюсь в безопасность своей машины.

19

Кэрри

Хлопанье входной двери Ривера привлекает мое внимание.

Вид Мэйси, выходящей из его дома, не улучшает настроения. Настроения, в котором я пребываю со вчерашнего дня, после встречи с Ривером в магазине.

Полагаю, Мэйси сейчас наносит визиты к нему домой.

Вполне логично, если они вместе.

Игнорирую укол в груди. Просто… знаю, Ривер полный болван. Но в глубине души он добрый. А вот насчет Мэйси я не уверена. Мне кажется, она... эгоистичная и коварная.

Впрочем, это не мое дело.

Наблюдаю, как ее гибкое тело скользит в маленький красный «Форд», припаркованный на подъездной дорожке позади его грузовика. Я-то теперь уже никуда не скольжу с моим непрестанно увеличивающимся животом.

Слышу, как заводится мотор, и быстро возвращаюсь к багажнику своей машины, чтобы не обращать на нее внимания, когда она проедет мимо.

Понимаю, что веду себя по-детски. Просто сегодня я не в настроении для Мэйси.

Я устала и раздражена.

Большую часть ночи я не спала, мучаясь изжогой из-за вчерашней еды, как я и предсказывала. Но это не помешало мне ее съесть, не так ли? Сегодня утром закусочная была забита до отказа. Я едва успевала. А потом, когда моя смена в закусочной закончилась, я отправилась в хозяйственный магазин за краской, которую заказывала, потому что мне позвонили, сообщив, что она появилась. Я наконец-то выбрала цвет – «ванильный иней». Это нейтральный цвет. Я решила оставить стены однотонными и светлыми. Куплю настенные наклейки с милыми животными и украшу ими и какими-нибудь аксессуарами. Кроме того, в хозяйственном магазине я купила малярные валики, кисти и брезент, чтобы покрыть им пол. Решила начать покраску сегодня.

Звук проезжающей мимо машины Мэйси дает старт для движения.

Я достаю из багажника одну из банок с краской и чувствую в спине острую боль.

– Ой! – Я прижимаю свободную руку к спине, борясь с болью.

– Кэрри, ты в порядке?

Я в испуге оборачиваюсь и вижу Ривера, быстро приближающегося ко мне.

Он берет из моей руки банку с краской, позволяя мне прижать обе руки к пояснице, чтобы растянуться. Он ставит банку с краской обратно в багажник.

– Давай зайдем внутрь. Тебе нужно присесть.

– Я в порядке, – огрызаюсь я. – Просто спина немного болит. Такое следует ожидать при беременности.

– Конечно. А таскать самой банки с краской явно в это поможет.

– Будто тебе есть до этого дело? – рявкаю, наконец, взглянув на него.

Он бледнеет, но тут же приходит в себя.

– Нет. – Голос у него низкий. – Но я... эм… – Он переминается с ноги на ногу. Если бы я не знала его лучше, то подумала бы, что он нервничает. – Просто ты... ты должна думать о ребенке.

– Хочешь сказать, я не думаю о своем ребенке? Что я каким-то образом подвергаю риску его здоровье?

Он хмурит брови.

– Это совсем не то, о чем я говорю.

Я упираю руки в бока. Потом вспоминаю, что они там больше не помещаются, и скрещиваю их на своей располневшей груди.

– Тогда о чем?

– Только… – Он делает размеренный вдох, затем так же сдержанно выдыхает. – Только о том, что тебе не следует таскать самой банки с краской.

– Ну, мне больше некому это делать, – пожимаю я плечами. – Так что, мои возможности ограничены... мной.

– Я могу тебе помочь.

– Что? – Я останавливаюсь и смущенно смотрю на него. – С чего бы? Мы не друзья.

– Мы… хм… соседи. Соседи помогают друг другу.

– Верно. – Я киваю. – Но ты ясно дал понять, что не хочешь иметь со мной ничего общего, точка. Так почему же хочешь стать добрым соседом и помочь мне?

– Потому что ты беременна? – Это больше похоже на вопрос, чем на ответ.

– Я беременна уже пять месяцев, и все это время прекрасно справлялась сама.

– Не все время.

– Нет? – От досады распахиваю глаза.

Он качает головой.

– Рождественская елка. Тебе нужна была помощь.

– Мне не была нужна помощь. Ты предложил, и я согласилась, думая, что мы друзья. Но на следующий день я узнала, что это не так. Ты, блин, просто терпел меня, помнишь?

Он морщится.

– Я принес тебе помидор. – Он засовывает руку в карман куртки и достает большой помидор, протягивая его мне на раскрытой ладони.

– Помидор? – медленно произношу слово, чтобы убедиться, что поняла правильно.

Вижу, как кончики его ушей краснеют.

– Домашний помидор. Ведь ребенок-фрукт сейчас такой величины, верно? Размером с домашний помидор.

«Ох».

В груди вспыхивает боль.

– Откуда ты знаешь? – спрашиваю тихо.

Он неловко пожимает плечами.

– Увидел на сайте о ребенке-фрукте.

– Зачем ты его смотрел? – Я поднимаю на него взгляд.

Еще одно пожатие, на этот раз одним плечом.

– Не знала, что ты в курсе моего срока.

– Не совсем. – Его слова звучат тише. – Я вспомнил разговор об оливке и сложил два и два.

«Я тоже помню разговор об оливке. В тот вечер ты отверг нашу дружбу».

Помидор так и лежит на его протянутой ладони. Полагаю, это его способ извиниться – оливковая ветвь, так сказать, без каламбура. Но этого недостаточно.

Он ранил мои чувства.

– Что же, ты обсчитался. Срок несколько больше. Ребенок сейчас размером с маленький банан.

Выражение его лица сникает.

– О, – бормочет он еще тише, чем раньше.

Чувство вины застревает в горле, хотя мне не за что себя винить.

– Вероятно, глупо было приносить тебе помидор, – бормочет он.

Не глупо. На самом деле мило. Но это ничего не меняет.

– Зачем ты принес мне помидор?

Безучастный взгляд устремляется ко мне.

– Потому что ребенок... – Он замолкает, вздыхает и качает головой. – Я не знаю.

– Думаю, знаешь. – Удивляюсь своей самоуверенности.

Я не должна на него давить, но, знаю, Ривер из тех людей, которым это нужно.

– Я... хм… – Он переминается с ноги на ногу. Проводит рукой по волосам. Вздыхает. Замирает и смотрит на меня. – Прости, – слова рвутся из него. – В тот вечер я повел себя как гребаный мудак. Я злился на Брэда. И сорвал злость на тебе, чего не должен был делать. Эти последние несколько месяцев были… – Он глядит в небо, словно выискивая там слова. – Унылыми.

– Унылыми?

Он смотрит на меня настороженным взглядом.

– Да. Унылыми. Мне не хватало... э-э... спора с тобой. Когда тебя нет рядом, жизнь становится... унылой.

«Ох».

По-моему, это самое милое, что мне когда-либо говорили.

– Спасибо... за извинения, – говорю я, потому что знаю, как тяжело ему было это сделать.

Вижу, как в его глазах мелькает облегчение.

Он засовывает руки в карманы куртки.

– Так, мы можем вернуться к тому, что было раньше?

И теперь мне стыдно за то, что я сейчас скажу.

– Не знаю. Не думаю. – Я качаю головой.

Он вглядывается мне в глаза.

– Почему нет?

– Потому что я не уверена, что ты снова меня не обидишь.

– Ох. Ясно.

«Да. Ох».

С решительным выражением он вздергивает подбородок.

– Но ведь доверие заслуживают, да?

– Да, – отвечаю осторожно.

– Тогда позволь мне его заслужить. Твое доверие.

«Что мне на такое ответить?»

– Назови хоть одну причину, почему я должна это сделать.

– Потому что ты мой лучший друг, Рыжая, – тихо говорит он, сверля взглядом землю под ногами. – Мой единственный друг.

Я, блин, сейчас заплачу.

Слезы щиплют глаза. Прикусываю щеку изнутри, чтобы сдержать их.

Когда чувствую, что могу говорить, не разрыдавшись, произношу:

– Хорошо.

Полные надежды глаза устремляются ко мне.

– Хорошо?

– Да. Но если ты еще раз так меня обидишь, тебе конец.

– Понял. – Он резко кивает.

– Но я не единственный твой друг, Ривер. У тебя есть Элли и Мэйси.

Он бросает на меня странный взгляд.

– Элли была бабушкиной подругой, и она мой деловой партнер. А Мэйси мне не друг.

– Нет?

– Нет.

– Но я только что видела, как она уходила от тебя.

В его глазах виднеется еле уловимая, неизвестная эмоция.

– После того как вчера вечером я запирал магазин, случайно прихватил с собой ключи. Она заехала за ними по дороге на работу.

– Ох. Значит, она не твоя девушка?

Его брови сходятся у переносицы.

– Нет, Рыжая, – медленно произносит он, не сводя с меня глаз. – Она не моя девушка. Она мне никто.

«Хорошо сыграно, Мэйси. Очень хорошо».

Она меня убедила.

Понимаю, что до сих пор смотрю ему в глаза, поэтому отвожу взгляд.

– А как получилось, что ты работал в магазине?

– Элли нездоровилось. Я просто помогал.

– Надеюсь, с ней ничего серьезного.

– Она упала, вывихнула лодыжку. Я помогал ей, пока она не встала на ноги.

– Помогал?

– Она звонила вчера вечером и сказала, что сегодня возвращается на работу. И тут я понял, что ключи от магазина у меня. Она попросила Мэйси забрать их у меня.

Я киваю, и настает моя очередь переступать с ноги на ногу.

– Наверное, мне следует кое в чем признаться.

– В чем?

От меня не ускользают нотки настороженности в его голосе.

Снова смотрю ему в глаза.

– Я знаю, что это ты сделал рождественский поезд.

– О.

– Мэйси рассказала мне вчера в магазине. Я разглядывала твою вазу и те великолепные стеклянные шары, и она сказала, что художник – ты. Почему ты не сказал мне, что они твои?

– Я никому не говорю.

– Мэйси знает.

Он хмурится.

– Она работает в магазине и знает, что лучше никому не говорить.

– Зачем держать это в секрете? Ривер, ты невероятно талантлив.

– Потому что я хочу их продать, а местные не купят, если узнают, что их создал я.

Теперь моя очередь охать. Потому что точно знаю, чего он не договаривает. Они не купят украшения из-за того, что его мама совершила много лет назад.

– Тогда, они – идиоты. Твое творчество прекрасно.

Он небрежно пожимает плечами. Я вижу, что он смущен моим комплиментом.

– Ты продаешь украшения где-нибудь еще, кроме фермы «Чертополох»?

– В нескольких городских магазинах… в Сан-Антонио, – уточняет он.

Он поворачивается в сторону моей машины. Я понимаю, что разговор окончен. Ну, по крайней мере, на эту тему.

– Ты купила машину, – говорит он хриплым голосом.

– Да, – я улыбаюсь.

Он переводит взгляд на багажник и стоящие в нем банки с краской.

– Занялась покраской?

– Ага. Детской.

Наконец, он смотрит на меня.

– Помощь нужна?

Я улыбаюсь про себя.

– Помощь мне бы не помешала.

Он достает из багажника валики, лотки и банки с краской.

– Сможешь донести остальное? – спрашивает он.

Я смотрю на упаковку с кистями и брезент.

– Думаю, я справлюсь, – отвечаю сухо.

Он идет за мной к входной двери. Отперев ее, впускаю нас внутрь. Я кладу свои вещи на пол и присаживаюсь на корточки, чтобы приласкать Бадди.

– Где детская? – спрашивает он, показывая на банки с краской.

– Дальше по коридору, дверь направо, – говорю я, поднимаясь. – Хочешь кофе? – интересуюсь, направляясь на кухню, прежде чем он исчезает в коридоре.

– Конечно.

Включаю чайник и выпускаю Бадди, наблюдая, как он возится в саду и делает свои дела.

Когда чайник закипает, я зову собаку в дом. Завариваю кофе для Ривера и чай без кофеина для себя и несу их в детскую.

Вижу, что Ривер принес кисти и брезент, которые я оставила в гостиной. И уже вскрыл упаковку с брезентом и стелет его.

Я пересекаю комнату и протягиваю ему кофе.

– Спасибо. – Он берет кружку и делает глоток. – Ты уже загрунтовала стены?

– Да, – киваю, делая глоток чая.

– Ты хорошо поработала.

– Спасибо. – Я улыбаюсь ему глазами. Сделав еще глоток чая, ставлю чашку на подоконник.

– У тебя есть стремянки? – спрашивает он. – Если нет, то у меня есть…

– Ой! – тянусь рукой к животу, устремляя на него взгляд.

«Неужели это…»

– Что случилось? – Ривер ставит кружку с кофе на подоконник рядом с моей и подходит ко мне.

– Все в порядке. Думаю... ребенок... пинается.

– А раньше он пинался?

Я качаю головой. Чувствую, как на глаза наворачиваются слезы. Даже не понимаю, почему так разволновалась.

– Нет, это в первый раз, – шепчу я.

Он улыбается, придвигаясь еще ближе, и я чувствую, как грудь распирает некая непонятная эмоция.

Я смотрю ему в глаза.

– Я имею в виду, это могли быть газы или... нет! – ч смеюсь, чувствуя еще один удар. Сильный, здоровый удар.

– Ребенок пинается сейчас? – спрашивает он.

– Олив, – говорю я. – Я назвала кроху Олив.

– О, – шепчет он.

Распирающее чувство усиливается.

– Можно мне... Ничего, если я…

Я тянусь к нему, беру его за руку и прижимаю к своему животу.

Слышу, как у него перехватывает дыхание, и вижу, как его кадык подпрыгивает.

Чувство в груди распространяется, выплескиваясь из меня на него, словно сетью, обвивая нас обоих.

Глаза Ривера сосредоточены на том месте, где лежит его рука.

И когда Олив снова пинается, он смеется. Его глаза распахиваются и светятся благоговением.

– Привет, Олив, – говорит он моему животу. – Я Ривер. Твой сосед.

Он говорит так официально, что мне хочется рассмеяться. У меня вырывается тихий смешок.

Его взгляд встречается с моим.

– Что? – он улыбается.

Я снова хихикаю, качая головой.

– Ничего. Ты заставляешь меня смеяться.

Судя по выражению его лица, ему это нравится.

Олив опять пинается, вновь перетягивая внимание на себя.

– Боже, Рыжая, это чертовски удивительно. – Он качает головой. – У тебя внутри ребенок.

– Уже пять месяцев, – отвечаю невозмутимо.

Он снова смотрит мне в глаза.

– Ты поняла, о чем я. Конечно, я знал, что ты беременна, но это было не так…

Он изо всех сил пытается подыскать правильное слово, поэтому я предлагаю сама:

– Реально.

– Да. – Ривер опускает глаза на мой живот, а затем возвращает их к моему лицу, не отрывая от меня взгляда. – Это было нереально. До сих пор.

Он все смотрит мне в глаза, а я смотрю в его темные глубины.

Я чувствую это – в этот самый момент что-то между нами сдвигается. Будто раздается щелчок и все встает на место. Я знаю, он тоже это чувствует.

Не совсем уверена, что это такое и что оно означает, но просто знаю, как это важно.

Очень важно.

20

Кэрри

Напевая «I Found» Amber Run, которая играет с телефона, прикрепляю мобиль на детскую кроватку.

Он восхитительный. Я заказала его в интернет-магазине. С него свисают облака и звезды. А посередине – полумесяц, и на нем спит слон.

Когда я вернулась домой, коробка с доставкой ждала меня на пороге, так что, естественно, я просто обязана была сразу же прикрепить мобиль к кроватке.

Детская почти готова. Стены выкрашены в выбранный мной цвет. На стене, над кроваткой, висит черно-золотистая наклейка с надписью: «Мечтай о большем, крошка», со звездами и полумесяцем вокруг. Кроватка Олив из коричневого дерева с боковыми решетчатыми стенками. Матрас застелен кремовым постельным бельем с крохотными золотистыми звездочками. Мягкие бортики соответствуют цвету кроватки. Такой же комод и пеленальный столик прекрасно дополняют интерьер комнаты. Детская одежда развешена в шкафу и сложена в ящиках. У окна стоит кресло-качалка, чтобы я могла кормить Олив ночью.

Ривер убрал старый ковер, отшлифовал и покрыл лаком половицы. Выглядит потрясающе. Я постелила белый пушистый ковер, на котором Бадди любит спать.

За последние несколько недель Ривер очень помог мне с подготовкой комнаты. Не думаю, что смогла бы справиться без него. Но я этого, конечно, не признаю.

Теперь я независимая женщина.

Ривер стал невероятно важен для меня.

Он мой друг. Вероятно, мой лучший друг.

Но мне также кажется, что между нами что-то изменилось. Появилось некое слабое, мерцающее притяжение. Я его чувствую. Полагаю, он тоже. Или, может, это всего лишь мое воображение, и эти чувства лишь с моей стороны.

В любом случае, я ничего не собираюсь предпринимать по этому поводу.

Я бы никогда не рискнула нашей дружбой.

Но я бы сказала, что дружба у нас уникальная.

Словно мы знаем друг о друге одновременно все и ничего.

Основные факты нам знакомы. Симпатии и антипатии.

Но мы не знаем всего главного.

Он ничего не знает о Ниле. Или моей жизни до Кэрри. Когда я еще была Энни Кумбс.

Я совершенно ничего не знаю о его прошлом.

История о его маме мне известна. И что он жил с бабушкой в доме, в котором живет и по сей день.

Но также знаю, что о многом из его прошлого я не имею ни малейшего понятия.

Его глаза – глаза выжившего.

Он видел и испытал то, чего никогда не должен был испытать.

И я имею в виду не только убийство отчима.

А причину его убийства.

Причину, по которой мама Ривера застрелила своего мужа в тот день. И что-то подсказывает мне, что этой причиной был Ривер.

Или я могу быть далека в своей догадке.

Но не собираюсь его спрашивать. И он не станет расспрашивать меня о моем прошлом.

Негласная договоренность между нами. Потому что никто из нас не хочет обсуждать свое прошлое, вспоминая прошлое другого.

Мы хотим оставить его там, где оно есть. Позади.

– Рыжая?

Звук голоса Ривера заставляет меня повернуть голову.

– В детской, – откликаюсь я.

Прислушиваюсь к топоту ботинок по полу, когда он направляется ко мне.

Затянув последнее пластмассовое крепление на кроватке, отступаю назад, чтобы полюбоваться мобилем.

– Мобиль прислали, – говорит он, входя в комнату. – Выглядит неплохо.

– Правда ведь? – Я с улыбкой поворачиваюсь к нему.

В руках у него коробка, а на крышке лежит маленький коричневый бумажный пакет.

– Что в коробке? – спрашиваю я.

В содержимом бумажного пакета я почти уверена. Ривер стал приносить мне фрукты каждую неделю в день, когда ребенок достигал соответствующего размера. На этой неделе – большое манго.

– Подарок. – Он пересекает комнату и ставит коробку на пеленальный столик.

Последовав за ним, встаю рядом. Гляжу на коробку. Сердце сбивается с ритма, как всегда, когда я физически нахожусь близко от него.

Он протягивает мне бумажный пакет. Сунув руку внутрь, вытаскиваю манго.

Улыбаюсь ему.

– Хочешь? – спрашиваю, зная, каким будет ответ.

Он морщит нос.

– Нет. До сих пор не могу поверить, что ты ешь фруктовых детей, которых я тебе приношу. Рыжая, это охрененно мерзко.

Я громко смеюсь, поднимая кусочек фрукта.

– Это манго. Не настоящий ребенок. И я не позволю прекрасному фрукту пропасть даром.

– На прошлой неделе ты выкинула тыкву-спагетти.

– Да, но она была мерзкой. – Честно говоря, я ем фрукты только для того, чтобы свести его с ума. Мне кажется восхитительным, как его это пугает. – Ты милый. Ты знаешь это? – говорю я, пихая его бедро своим.

– Ни хрена я не милый, – ворчит он. – Кролики – милые. Щенки и котята – очень милые. Я – определенно нет.

«Нет. Ты прекрасен. Внутри и снаружи».

– Верно. Ты больше похож на медведя. Но милого, пушистого медведя, который оторвет кому-нибудь голову, если он подойдет к тебе слишком близко.

– Уже лучше. Ненамного, – бормочет он, хмуря брови. – Так ты собираешься, наконец, открыть этот чертов подарок?

– А я должна? Ты ведь не сказал, что он для меня. Только, что это подарок, – я мило улыбаюсь ему.

– Умничаешь. – Он улыбается мне глазами. – Конечно, он для тебя. А теперь, может, просто уже откроешь его? О, и к твоему сведению, Рыжая, он не съедобный.

– Обхохочешься. – Открываю крышку коробки и заглядываю внутрь.

«Ох, боже мой».

– Это сделал ты? – спрашиваю, хоть и знаю, что он. В этом произведении искусства чувствуется его рука.

– Это светильник, – говорит он, будто мне требуется пояснение. – Для ребенка. Но если тебе не нравится, все в порядке. Я не обижусь.

– Не нравится? – Оторвав взгляд от светильника, смотрю на него. – Мне нравится, Ривер. Очень. Спасибо.

Кончики ушей у него краснеют. Так бывает, когда он нервничает или смущается.

– Хочешь, чтобы я его сейчас повесил?

– Да, – отвечаю с готовностью.

Жду, пока Ривер достанет отвертку. Наблюдаю, как он снимает старый подвесной светильник, а затем осторожно достает из коробки свой и присоединяет его к проводам, прежде чем прикрутить к потолку.

– Может, мне его включить? – спрашивает он.

Киваю, глядя на него.

Он щелкает выключателем, и светильник оживает. Не то чтобы он уже не был живым от смешения цветов. В нем, должно быть, сорок разных стеклянных шаров, всевозможных размеров, висящих на тонких, металлических проводках, и там, где на них падает свет, они переливаются множеством цветов. Мириадами оттенков красного, зеленого, желтого, оранжевого и синего.

Это самое удивительное, что я когда-либо видела.

Он делает шаг ко мне.

– Пойдет? – спрашивает он с неуверенностью, которая, как я узнала, ему присуща.

При всей своей дерзости и браваде Ривер также невероятно не уверен в себе и застенчив.

Я поворачиваюсь к нему лицом.

– Он прекрасен. Олив будет в восторге. Мне нравится. – Я прижимаю руку к груди.

Он улыбается, и это ослепляет. Сердцу становится тесно в груди, такое чувство, что оно увеличилось втрое.

Мы с Ривером редко прикасаемся друг к другу. Не знаю, сознательно ли это с каждой из наших сторон, но мы попросту так не поступаем.

Ни один из нас не фанат проявления чувств через касание. Но я хочу, чтобы он знал, как много это для меня значит. Что он нашел время сделать это для Олив.

Поэтому приподнимаюсь на цыпочки и, поцеловав его в щеку, обнимаю за плечи.

– Большое спасибо, Ривер, – шепчу я ему на ухо. – Это лучший подарок, который я когда-либо получала.

Он не обнимает меня в ответ. Чувствую, как по его телу пробегает дрожь. Не зная, что это значит, я отпускаю его и делаю шаг назад.

– Извини, я просто...

– Нет, – тихо говорит он.

Потянувшись ко мне, он ловит меня за руку.

Наши взгляды встречаются. На этот раз глаза у него беззащитные. Я вижу их насквозь, и они говорят мне все, в чем я не была уверена.

Ощущаю дрожь его руки, когда он поднимает мою и кладет себе на грудь. На сердце.

Я распрямляю ладонь. Чувствую, как под твердой грудью колотится сердце.

– Ты заставляешь его биться сильнее, – хрипло говорит Ривер.

Мой желудок трепещет, и я не могу сказать, это из-за ребенка или него. Но, определенно, из-за него мое сердце пускается вскачь, устремляясь за его ритмом.

Он отпускает мою руку. Нежно проводит костяшками пальцев по моей щеке. Большим пальцем прокладывает дорожку по моим губам. У меня перехватывает дыхание.

Я сглатываю.

Нежность его прикосновения... Напряженность момента почти ошеломляет.

Почти.

– Рыжая, – шепчет он, наклоняясь ко мне.

Поцелуй в лоб. Едва заметный. Его щетина касается моей кожи. Она мягче, чем я думала.

Я закрываю глаза.

Губы нежно прижимаются к моему виску.

К щеке.

Челюсти.

Его нос задевает мой.

Чувствую на губах его теплое дыхание.

– Кэрри.

Я открываю глаза. Он смотрит прямо в них. Темные глубины широко распахнуты навстречу мне, как никогда раньше.

Затем он их закрывает.

И прижимается губами к моим губам.

Нежнейшим из прикосновений.

Касается моих губ.

Раз. Другой.

Я вздыхаю, приоткрывая губы.

Его язык скользит по ним.

Я впиваюсь пальцами в его рубашку.

– Господи, Кэрри, – стонет он.

Я чувствую этот стон повсюду.

Ривер обхватывает мое лицо своими большими искусными ладонями и вжимается в мои губы.

Пальцами ног я впиваюсь в ковер.

Он целует меня одновременно крепко и нежно.

Целует так, словно это все, чего ему когда-либо хотелось.

Прикасается ко мне с благоговением.

Словно это важно.

Словно я важна.

Затем Олив решает попинаться. И я имею в виду, как следует. Ривер это чувствует.

Он усмехается мне в губы.

– Дерзкая, как и ее мамочка.

– Дерзкая? – спрашиваю я.

– Определенно.

Рукой он скользит по моим волосам, отчего я опускаю голову ему на грудь. И обнимаю его за талию.

– Кэрри... – говорит он тихим голосом, наполненным чем-то, от чего мое хорошее настроение мгновенно сдувается.

– Не надо… – тихо отвечаю я. – Не порть момент.

Что он и делает.

Больше не произнося ни слова.