Текст книги "Лист на холсте, или Улиточьи рожки (СИ)"
Автор книги: Салма Кальк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)
27. Давняя история. Версия. Винченцо Анджерри
В кабинете Шарля, точнее – в примыкавшем к нему зале заседаний, где проходили еженедельные и прочие совещания, собрались господин Мауро ди Мариано, Анджерри, Бруно, Себастьен и Элоиза. Отец Варфоломей вошёл последним и плотно прикрыл за собой дверь.
Начал Шарль.
– Коллеги, нам нужно обменяться информацией, которая есть у некоторых из нас, и принять решение относительно дальнейшей судьбы моего племянника. Может быть, нам удастся не вдаваться в подробности? Господин Мариано, вы готовы забрать Винченцо, поместить его в одиночное содержание, пристроить к любому делу по вашему выбору, которое можно выполнять в таких условиях, и проследить, чтобы он более не переступал порога этого дома и не смел делать никаких публичных заявлений?
– Нет, ваше высокопреосвященство, – спокойно ответил господин Мауро ди Мариано и улыбнулся. – Мне кажется, вы отлично руководите вашим родственником, и я не вижу причин, почему бы вам не заниматься этим и далее. Единственный момент – конечно же, необходимо исключить угрозу его жизни. Отец Анджерри пока не предъявил госпоже де Шатийон официального обвинения, но он готов это сделать.
– Я бы хотел узнать – на основании чего может быть предъявлено такое обвинение? – быстро спросил Бруно.
– Но господин доктор, вы лечили отца Анджерри после нападения на него, и вы ещё спрашиваете!
– Именно так, я его лечил. Более того, я зафиксировал его состояние с особым тщанием, предполагая что-то вроде сегодняшнего разговора. Может быть, вам не известно, что история о том, как отец Анджерри оказался в одном помещении с женщиной, а потом я кого-то лечил, повторялась в этих стенах время от времени?
– Что вы хотите сказать, господин доктор? Я не понимаю.
– Конечно, вы не понимаете. У вас для этого мало данных. Сейчас объясню. Понимаете ли, ко мне не раз и не два обращались женщины из штата его высокопреосвященства – с синяками и ссадинами. И некоторыми другими повреждениями. Речь шла о насилии, или его попытках. Я очень тщательно фиксировал каждый случай. Более того, есть записи с камер видеонаблюдения – господин Анджерри небрежен и не думает о таких мелочах. Желаете ознакомиться?
– Я не верю вам, – покачал головой господин Мауро ди Мариано.
– А его высокопреосвященству поверите? Он в курсе. К сожалению, не все жертвы были готовы публично обсуждать ситуацию, давать показания и вообще как-то привлекать к себе внимание, более того, ни одна из этих женщин сейчас здесь не работает. Но мы можем посмотреть видеозаписи, и я готов предоставить вам материалы осмотра этих женщин. Правда, только здесь и только частным образом – у меня нет разрешения жертв на какую бы то ни было публичность.
– Я, как духовный наставник Винченцо, назначал ему наказания исходя из того, что я знаю, – вступил в разговор кардинал. – Он подвергался и одиночному заключению, и ряду других… наказаний. Однако пользы это не принесло, и я готов поверить в то, что мой племянник неисправим. Меня очень удивило, что он посмел посягать на госпожу де Шатийон, но факты – вещь неодолимая. Хотите посмотреть запись с камер в её кабинете?
– Конечно, хочу, – сказал Мауро ди Мариано.
Отец Варфоломей молча запустил на экране требуемый файл. Элоиза смотрела с любопытством – интересно же, как это было, она сама о том дне своей жизни вообще мало что помнила. Уж слишком он оказался эмоциональным.
Вот, зашёл, стал говорить ерунду. Она пытается выставить его словами – не удаётся. Выходит из-за стола, идёт к двери, он по дороге останавливает её и хватает за руки, она предлагает ему одуматься, он одуматься не желает… и вдруг отшатывается от неё к стене и валится там на пол. И хрипит, и держит себя за шею. Она же не двигается с места – только рука вытянута в его сторону.
А потом дверь отворяется, заходят Марни и Лодовико, она опускается прямо на пол, и Марни поднимает её и усаживает в кресло, а Лодовико обходит лежащую на полу тушу и звонит – вероятно, Бруно.
Они досмотрели до появления Бруно с ассистентами и увоза хрипящей туши в медицинское крыло.
– И скажу я вам, господин ди Мариано, на его шее не было других отпечатков пальцев, кроме его собственных, – добавил Бруно к просмотренному.
– И… что это было, как вы полагаете? – спросил названный господин. – Кто отбросил отца Анджерри к стене?
– Полагаю, госпоже де Шатийон было бы очень трудно это сделать. Вес Анджерри почти вдвое больше, чем у неё. К тому же, вы обратили внимание, как он её держал? Я полагаю, что у неё должны были проступить гематомы на запястьях.
– Госпожа де Шатийон, что скажете? – вкрадчиво обратился к ней Мауро ди Мариано.
– Были, – подтвердила она. – Монсеньор свидетель. Я три дня их лечила.
Не три дня, а, скажем, три минуты, но почему бы не существовать такому чудодейственному средству?
– Подтверждаю, – Марни тоже был немногословен.
– Ещё бы он не подтверждал, – Анджерри открыл рот впервые за всё время, сказал – как выплюнул. – Он же её любовник!
– А ты, Винченцо, им что, свечку держал? – как ни в чём не бывало, спросил Шарль.
– Нет, но… – начал было тот.
– Вот и молчи, – кардинал обрезал его на полуслове неожиданно жестко. – Госпожа де Шатийон, я, помнится, уже спрашивал вас – не желаете ли вы предъявить обвинения Винченцо Анджерри?
– Если вопрос не удастся решить другими способами, то я сделаю это, – ответила Элоиза.
– Тогда скажите, господин доктор, как вы объясняете характер повреждений отца Анджерри? – поинтересовался Мауро ди Мариано.
– Резкий скачок кровяного давления. При таких габаритах и общем состоянии здоровья это не редкость. Кроме того, неудовлетворённые, гм, намерения тоже могли поспособствовать. А за шею он сам хватался, все на записи видели. Я не раз рекомендовал ему умеренность… во всём, но он никогда моих рекомендаций не слушал и не исполнял, – пожал плечами Бруно.
– А я добавлю следующее, – вкрадчиво произнёс Марни. – Может быть, вы не знаете, но госпожа де Шатийон отлично стреляет, и у неё есть оружие, равно как и все разрешительные документы к нему. Если бы она взялась убивать в состоянии аффекта, то сделала бы это быстро и наверняка, не находите?
Господин ди Мариано молчал.
– В таком случае, давайте подведём итог тому, что мы уже знаем, – сказал Шарль. – Винченцо Анджерри неоднократно предпринимал попытки насилия в отношении моих сотрудниц. Каждый раз он претерпевал наказание, но ни одно из них не заставило его пересмотреть свой образ жизни. Когда он возвращался сюда, то всякий раз бывал предупреждён, что – до первой проблемы. И никогда это его не останавливало. Однако в последний раз он вдруг решил создавать проблемы другим путём – помогать в продаже на сторону наших рабочих материалов. Даже и представить не могу, для чего это ему понадобилось, но если он останется в моём ведении – наказание будет суровым, и обратно я его больше не приму.
– Хорошо, а если он перейдёт в моё ведение? – Мауро ди Мариано вновь был противно вкрадчив.
– Вам нужен ненадёжный священник, который, к тому же, запятнан грязными историями с женщинами? – спросил кардинал.
– Это ещё нужно доказать. Мы будем настаивать на том, что это клевета.
– А как вам обвинение в убийстве? – спросил Шарль.
Воцарилась тишина.
И даже Мауро ди Мариано не нашёл с ходу, что ответить.
Правда, он скоро собрался с силами и нашёл слова.
– Я не верю. В женщин ещё можно поверить, зная его. Вечно на каждую юбку голову заворачивает. Но в убийство я не поверю.
– Положим, полной уверенности и у меня нет, – пожал плечами Шарль. – Но если история попадёт в прессу, уже будет не очень важно, что там было на самом деле.
– Как же история попадёт в прессу? – усмехнулся господин Мариано. – Если мы даже сейчас беседуем узким кругом за закрытыми дверями!
– Мой брат владеет телеканалом NS26 и парочкой новостных сайтов, – подключилась Элоиза. – Он будет рад такой сенсации.
– Вашего брата здесь нет.
– Но я знаю обстоятельства дела и расскажу ему, – улыбнулась Элоиза.
– Вы? А почему вы? Вы знаете, кого он убил? – господин Мариано как будто задумался.
– Я предполагаю. Я знаю о факте странной смерти и о связи жертвы вот с ним.
– Эй, вы чего болтаете? – Анджерри понял, что разговор пошёл куда-то не туда и решил подключиться.
– Вы помните Нору Феретти? – спросила Элоиза, глядя на него в упор.
И давила, давила на него, заставляя вспомнить.
– Кого? – забеспокоился он. – Нору? Не знаю я никакой Норы! Кто такая эта Нора? Ой… – с каждой фразой с него слетала вся его бравада, а под конец он вытаращился на неё, как будто вправду перед ним стоял кто-то страшный и спрашивал за грехи.
Видимо, вспомнил.
– Я правильно понимаю, что вы вспомнили? – тихо и грозно спросила Элоиза.
– Но… но… откуда вы знаете? – еле слышно прошептал он. – Я никогда, никому не говорил о ней!
– Я её сестра, – Элоиза выдохнула и расслабилась.
Это ещё не признание, конечно, но уже что-то.
– О чём это она? – грозно спросил Мауро ди Мариано, глядя на Анджерри.
Винченцо втянул голову в плечи.
– Это было давно, и вообще, кому какое дело до той истории!
– Рассказывай, Винченцо, – сурово сказал Шарль. – Лучше – нам сейчас, чем потом полиции. Хотя одно другого не исключает.
– Не надо полицию, меня не за что в полицию! – забормотал Анджерри.
– Это уже не тебе судить, – произнес Шарль.
Элоиза мысленно и очень жёстко приказала Анджерри говорить.
– Ну… это ж давно было, кому оно сейчас надо, скажите? Да никому. Ну померла и померла, и точка. А что, было бы лучше, если бы родила? Да не думаю. У неё ж ни гроша за душой не было, только красивая была, что было – то было. Работала сиделкой в больнице Божьей Матери, снимала крошечную комнату, родители померли давно, а сестра – ну да, была сестра, она говорила – в монастырской школе. Я её увидел как раз в больнице – у них там кто-то из тяжёлых умирал, родные просили подежурить и помолиться, и она там же сидела – присмотреть, перевернуть, врача позвать. Глазищи вот такие, как сливы, и, знаете, спокойная такая, будто каждый день у неё на глазах умирают, а она себе делает, что надо, и ни дрожи тебе, ни отвращения, ничего! Я и засмотрелся. Потом позвал поговорить. Она и пошла, скромная такая, глаз лишний раз не поднимет. Всё про себя рассказала. Ну понравилась она мне, правда. Я не торопился, дал ей привыкнуть ко мне, и, может, был неправ, когда одевался по-мирскому, но мне так было удобно, правда. Уже когда надо было службу провести, я переодевался, конечно, но следил, чтобы её при этом не было. Ну да, мы встречались иногда. И спали, а что? А что, у неё с такой жизнью и мужчины-то не водилось, не сказать чтобы жениха! Я вообще для неё доброе дело сделал. А потом она пришла, довольная, и рассказала, что ждёт ребёнка, и что пора нам пойти и обвенчаться. Куда там, ага, обвенчаться! Я ей объяснил, что это невозможно. И вообще усомнился – а мой ли это ребёнок? Раз со мной встречалась, то мало ли с кем ещё? И тут в неё словно бес вселился, она как начала кричать, и скандалить, и лить слёзы градом! Как подменили девку, ни разу её такой не видел, а в больнице всякое бывает, сами понимаете. Она не желала ничего слышать о том, что брак со мной невозможен, а потом пригрозила, что расскажет всем – мол, такой я дурной священник, раз соблазнил её. Да там было бы, что соблазнять, кожа да кости! Кто бы ей поверил, вообще. Я ей так и сказал. Что пусть лучше найдёт себе поскорее мужика, пока живот ещё на нос не лезет и можно кого-нибудь обмануть. Она опять в крик, угрозы и слёзы, но мне-то что с того? Ясное же дело, что будут слушать меня, а не её!
А потом прошло время, я пришёл как-то в больницу, а её нет. Я спросил – куда делась? А мне и рассказывают такую историю, что хоть верь, хоть нет. Видно, она по-настоящему была беременна, и упала в обморок прямо в чьей-то палате. Там же больница, сами понимаете, стали её обследовать, тут всё и вскрылось. И тут оказалось, что не такая уж она и сирота, а есть у неё бабушка, да не одна, а целых две, и меж собой они одинаковые. Я не понял, почему одинаковые, но сам я их никогда не видел, а рассказали мне так.
– Потому, что близнецы, – прошептала сквозь зубы Элоиза.
– В общем, какая-то одна из этих бабушек, оказывается, была врачом в этой самой больнице. Она и сама пришла, и вторую привела, и девку положили сохранять беременность. А потом и того хлеще – к ней туда пришёл какой-то ну очень богатый парень, сынок знатных родителей, и при всех просил стать его женой. И она долго ревела, а потом согласилась. Он счастливый был без памяти, просидел там с ней до ночи, а потом поехал домой и разбился на машине. А её на следующий день выписали, а ещё через день нашли дома мёртвой. Так что сама она померла, и ребёнок сам помер, а я никого не убивал. Больно надо!
Наступила тишина. Только Анджерри ворочался и фыркал на своём стуле.
– Господин Мариани, вам действительно нужен такой вот сотрудник? Слова «такой священник» будут звучать кощунством, согласитесь, – холодно сказал кардинал.
– Эээ… госпожа… де Шатийон? Скажите, а что ваша сестра делала в той больнице под странным именем? Если она, как и вы, родственница господину герцогу?
– Она пользовалась именем нашей покойной матери, и это было её право, – спокойно ответила Элоиза. – В официальных документах она называлась Леанорой де Шатийон. Бабушки, упоминаемые в рассказе – это наша с ней бабушка Илария и её сестра-близнец, Доната, врач-хирург. Доната всю жизнь проработала в той самой больнице. А то, как Нора жила… как хотела, так и жила. Неужели мне одной кажется, что это очень мерзкая история, и даже обычному человеку так вести себя не следует, не то, что священнику?
– Нет, госпожа де Шатийон, не вам одной, – Шарль сурово покачал головой.
А сидевший рядом Себастьен сжал ей руку.
– Скажите, госпожа де Шатийон, у вас есть доказательства вашего обвинения? – продолжал расспросы господин ди Мариано.
– Взгляните, – Элоиза взяла заранее заготовленный планшет и передала ему. – И можете полистать, их там несколько.
Она специально открыла его на их совместных фотографиях, которые сама отсканировала и загрузила. Там же были сканы некоторых его писем ей. Не зря, ох не зря Марго везла ей ящичек со старым хламом!
– А где оригиналы документов? – вкрадчиво спросил Мариано.
– Будут представлены, если в том возникнет нужда. А пока в надёжном месте. Нет, не во дворце, – тут можно слегка улыбнуться.
– Вы ведь понимаете – экспертиза, установление подлинности…
– А его рассказа вам недостаточно? – подняла бровь Элоиза. – Вот мы тут все сидим, он нам рассказывает, как будто о самых обычных вещах, о том, что переодевался в светскую одежду и ходил на свидания с девушкой, которая от него в итоге забеременела, а он, узнав об этом, отправил её куда глаза глядят. Ничего так, да? Нормально? Отличный сюжет, очень быстро наберет много просмотров.
– Элоиза, я думаю, что господин ди Мариано шокирован, – сказал кардинал. – Он подумает, осмыслит всё то, что здесь сегодня услышал, и примет правильное решение. А Винченцо мы пока передадим в руки службы безопасности, чтобы изолировать от внешнего мира. Пусть посидит и подумает о своей жизни, если сможет.
Марни позвонил и попросил прислать людей – пусть заберут задержанного.
Мауро ди Мариано подумал ещё немного, а потом сказал:
– Вы правы, ваше высокопреосвященство. Мне нужно поразмыслить обо всём, что я здесь услышал, – он вернул Элоизе планшет, вежливо попрощался со всеми и вышел.
Джанфранко и Антонио забрали Анджерри. Бруно тоже отправился к себе.
– А что, этот мешок с кишками ещё и не стеснялся писать девушке? – спросил Варфоломей.
– Видите же – не стеснялся, – пожала плечами Элоиза.
– Хорошо хоть писал?
– Знаешь, примерно, как самые недалёкие из моих парней пишут девушкам, – ответил ему Себастьен. – Только они пишут «Под крылом» или в мессенджеры, а этот писал на бумаге. Хотя, скажем, Гаэтано или Ланцо могут придумать что-нибудь поинтереснее.
– Скажите, Элоиза, а кто был тот молодой человек? – вдруг спросил Шарль. – Тот, который собирался жениться на вашей сестре? Вы знаете это?
– Нет. Я сегодня об этом впервые услышала. В её дневнике об этом не было ни слова, предсмертной записки она не оставила. Но я подозреваю, кто это мог быть.
Себастьен внимательно на неё взглянул.
– Мы ведь думаем об одном и том же, верно?
– Вероятно.
– Тогда мне нужно кое-что проверить. Потому что если так, то есть ещё один человек, который может знать что-то о той истории.
– Кто же? – удивилась Элоиза.
– Моя мать.
28. Давняя история. Детали. Анна-Лючия Савелли и Илария Винченти
Себастьен дал о себе знать поздним вечером, когда Элоиза уже собиралась ложиться спать. От тягостных раздумий и существования в виртуальном углу не излечила ни добрая порция работы, ни утомительная дополнительная тренировка, на которую она специально себя загнала. А он просто позвонил и коротко сказал, что сейчас зайдёт.
– Хорошо, что вы ещё не спите, сердце моё. Я не дотерпел бы до утра.
– Я подозревала, что вы появитесь. Поэтому думала – разберу постель и буду вас ждать.
– О, вы заговорили! Вот и хорошо. У меня есть пара писем и рассказ, и начать я рекомендую с писем. Я их уже читал, если что.
Да, после утренней встречи говорить стало проще. Но «проще» не значит «нормально» и «хочется».
Он дал ей в руки два белых конверта, на каждом из которых было написано: Анне-Лючии Савелли. Написано рукой её бабушки Иларии.
Элоиза открыла первый и достала лист бумаги, исписанный такими знакомыми, летящими и не слишком разборчивыми буквами.
«Госпожа герцогиня,
сложилось так, что наши семейства могут быть полезны друг другу.
Нет, я не права.
Ваша семья может оказать нашей семье значительную услугу.
Я скажу, как есть, вы должны представлять себе ситуацию.
Моя старшая внучка, Лара-Леанора Винченти, имела глупость вступить в связь с неким проходимцем и забеременеть от него. Срок – 14 недель, ожидается девочка. Увы, на мой взгляд, вся её жизнь в последние годы представляла собой одну большую глупость, но, тем не менее, она нашей крови, и нерождённая пока девочка тоже нашей крови, и это первично, а остальное не имеет значения.
Если ваш сын Сальваторе всё ещё испытывает какую-то благосклонность к моей внучке, то я предлагаю ему её руку. Она не станет более сопротивляться, она уже пожила своим умом, и из этого не вышло ничего хорошего, теперь она будет слушать, что ей говорят старшие. Девочка, которая должна родиться, никак не повлияет на наследование вашего титула и имущества, а далее Леанора сможет произвести на свет ещё сколько угодно детей, ибо она молода и совершенно здорова. Её внешность не изменилась, а держать свой характер в узде ей придётся научиться – ради ребёнка. Она понимает, что ребёнку нужен отец, пусть и не родной по крови. Я думаю, ей достаточно того жизненного урока, который был ей преподнесён, она вспомнит о том, в какой семье родилась, будет вести себя подобающим образом и станет хорошей невесткой.
Ей принадлежит половина имущества её покойных родителей, кроме того, я, как лицо, заинтересованное в этом брачном союзе, сделаю вклад на имя моей нерождённой правнучки и всех последующих детей.
Если же ваша семья согласится принять Леанору, но наотрез откажется от ребёнка, то после родов девочка будет воспитываться в нашей семье.
И ещё.
Я вижу, что брачный союз между нашими семьями возможен. Более того, он должен оказаться во благо обеих семей и всех участников. И даже если сейчас не всё пойдёт гладко, то через двадцать лет должно стать хорошо. Я это трактую так, что если дети сейчас обвенчаются и проживут вместе эти двадцать лет, то в итоге их ждёт великая любовь, небывалое взаимопонимание и большое счастье.
В том случает, если ваш сын более не заинтересован в этом союзе – будьте добры, дайте мне об этом знать любым удобным для вас способом.
Илария Винченти»
Да, очень похоже на бабушку – четко, по делу, не щадим ни ваших, ни наших. В этом случае – ни себя, ни Нору.
– Средневековье какое-то, правда? – спросила Элоиза, глядя на Себастьена.
– По смыслу – конечно. Но это те аргументы, которые понимает моя мать – семья, оказать большую услугу, да ещё Винченти, ребёнку нужен отец и всё такое. Ваша бабушка просто знала, на каком языке с ней говорить.
– И что было дальше? Ваша матушка рассказала вам?
– Да. Дальше было странно. Оказывается, Сальваторе так хотел заполучить вашу сестру, что однажды попросил мать о содействии. Мать отправилась к вашей бабушке, выложила ей всё, и нашла в лице её высочества поддержку, но ваша сестра наотрез отказалась иметь с моим братом что-либо общее. И было это где-то за полгода до письма.
– В то время Нора уже встречалась с Анджерри и не хотела никого другого.
– Видимо, так. Мать рассказала Сальваторе о предложении вашей бабушки, и тот прямо загорелся – да, ему нужна Нора, ему плевать, чей там у неё ребёнок, тем более девочка, действительно, будут ещё и другие дети. Они отправились в больницу, где находилась ваша сестра, и Сальваторе предложил ей выйти за него замуж. Она долго не отвечала ничего и только плакала, а потом согласилась. Он был счастлив, как никогда, договорились, что свадьба состоится, как только Норе разрешат выйти из больницы.
И он действительно просидел у Норы допоздна, а потом отправился домой и попал в серьёзную аварию. Когда приехала полиция и скорая, то он был уже мёртв. А ваша сестра на следующий день отправилась домой – туда, где жила – и через сутки уже её нашли мёртвой.
Читайте второе письмо, Элоиза.
Элоиза достала из конверта второй лист.
«Госпожа герцогиня,
Я соболезную вам в постигших вас и вашу семью утратах.
Я благодарю вас и вашу семью за то, что вы откликнулись на мою просьбу о помощи. Я не знаю, что пошло не так, и не могу сказать точно, связаны ли случившиеся трагические события с заключённой между нашими детьми помолвкой. В любом случае, я чувствую себя обязанной вам, и готова выполнить любую вашу просьбу.
Илария Винченти»
Элоиза отложила письмо.
– Бабушка говорит об утратах?
– Да, ведь в тот же день умер и мой отец. Помните письмо Барберини?
– Помню, но здесь не всё стыкуется. Отравить Нору он никак не мог. Её же вскрывали, понимаете? В её организме обнаружили лекарство, которое было взято из больницы, пропажу установили, именно в том количестве, упаковки от которого лежали у Норы в мусорном ведре. Мы только не знали, сама она его себе насыпала, или это сделал кто-то другой. Бабушка Доната лично курировала весь процесс – ведь это она рекомендовала Нору в больницу, и Нора была ей внучатой племянницей. Для Барберини это как-то слишком просто, не находите?
Мне видится так. Анджерри виновен в том, что нарушил свои обеты и вступил в связь с Норой – это с церковной точки зрения. А с людской так ещё и бросил её, когда она забеременела. Я видела, он не лгал. То есть не выгораживал себя и говорил, как было. Он в самом деле бросил её, а о развязке истории узнал уже позже. Она так переживала, что едва не потеряла ребёнка, и тут уже семья узнала всё и подключилась. Семья – это в нашем случае как раз бабушки-близнецы. Тем более, Доната ещё консультировала, несмотря на преклонный возраст. Доната занялась сохранением беременности, а Илария – устройством жизни. Я не знаю, как она добилась у Норы предварительного согласия на брак с вашим братом. Наверное, применила какие-то силы или специфические средства, подвластные только ей. Но раз она писала, что Нора станет приличной женой и невесткой – значит, она этот вопрос уже решила, иначе не стала бы так уверенно об этом говорить. Потому, что я верю словам Анджерри о слезах и крике – это был обычный способ действия моей сестры, когда что-то складывалось не так, как ей бы хотелось.
И вот она дала согласие, всё оказалось не так страшно – ну да, не тот, кого она сама хотела, но очень неплохой вариант. Красив, как бог, влюблён в неё уже не первый год, богат и знатен. И о дочери, и о её будущем тоже, наверное, начала думать. Всё-таки она была наша, то есть не только с внешностью, но и с мозгами, по крайней мере – должна была быть. Только никто не знает, почему не пользовалась.
Но вариант не сложился. Прекрасный принц погиб, свадьбы не будет, нужно возвращаться к семье, потому что сама она ребёнка не поднимет. А ей этого сильно не хотелось. Поэтому сейчас я уверена, что она всё сделала сама – подумала, где взять таблетки, и какие, и выпила их.
А вот скажите мне такую вещь про вашего брата – как он водил машину?
Себастьен горько усмехнулся.
– А как вы, только ещё хуже. Вы в принципе помните, что существуют правила, и почти всегда их выполняете, а он искренне считал, что правила для дураков.
– Тогда я и про него практически уверена, что Барберини не виноват в его смерти. А ваш отец?
– А отец был на политическом обеде, и граф Барберини там как раз присутствовал.
– Значит, вариантов нет. Это граф. Возможность была, и мотив был тоже.
– Но почему тогда он приврал в письме?
– Он же любит хвастаться, помните? Ну и он может искренне считать, что это его рук дело. Вряд ли он был в курсе про историю с Норой и помолвку.
– Может быть, конечно, – в голосе Себастьена слышалось изрядное сомнение.
– Скажите, вы не спрашивали вашу матушку про Барберини? – сощурилась Элоиза.
– Нет, пока не спрашивал. Я спросил, кто был на том обеде, и она мне без запинки назвала всех присутствовавших, а их было больше трёх десятков. Я оставил этот разговор до момента, когда она захочет с меня что-нибудь несусветное.
– Например?
– Скажем, снова жениться по её выбору. Потому, что детям нужна мать. А мне – другие дети. Но я не готов жениться по её выбору, за детьми она смотрит уж всяко лучше, чем это делала их родная мать. А других детей мне не нужно – спасибо, достаточно тех, что уже есть. Сердце моё, вы не прогоните меня сейчас?
Элоиза выдохнула. Да, теперь, когда она всё проговорила, стало немного проще.
– После всего, что мы сегодня перекопали, вы видитесь мне единственным спасением от кошмарных снов, которые иначе пришли бы непременно.
Наутро они разбежались по офисам. Себастьен весь день время от времени тормошил Элоизу – и не писал, а звонил, и спрашивал что-нибудь абсолютно по делу, так что не было никакой возможности отмолчаться. Она и помолчала бы, да раз не захотела увольняться – так иди и работай.
В половине шестого позвонил отец Варфоломей.
– Элоиза, бросайте всё и поднимайтесь в приёмную.
– Прямо бросать? – неуверенно проговорила она.
– Да. Но не навсегда, а, скажем, до завтра. Сотрудникам так и скажите – вас вызвали к его высокопреосвященству, до завтра не появитесь. Ждём.
Пришлось всё выключать и идти. Было страшновато, потом она подумала, что можно ведь сосредоточиться и попробовать понять, что её там ждёт, но конечно же, нужная степень концентрации была ей сейчас недоступна. Поэтому собраться, насколько это возможно, и вперёд.
В приёмной снова было пусто, но в кабинете вокруг кофейного стола сидели люди, и все они поднялись при её появлении. Кардинал, отец Варфоломей, Себастьен, и неизвестный ей человек в епископском облачении.
– Проходите, Элоиза, и садитесь пить с нами кофе, – кардинал сам пододвинул ей стул. – Это мой ведущий аналитик, Элоиза де Шатийон. Её сведения очень помогли нам в том, чтобы поставить на положенное им место некоторых зарвавшихся, по недомыслию именующих себя слугами Божьими. Элоиза, это епископ Бенедикт Волли, мой давний друг, он готов помочь в решении стоящей перед нами проблемы.
Элоиза смогла разве что легко поклониться епископу и сесть. Тут же Марни поставил перед ней чашку кофе, а Варфоломей – пирожное с клубникой.
– Два момента, Элоиза, ибо человека тоже два, – подмигнул Варфоломей. – Начнём с кого попроще, так?
– То есть с господина Мауро ди Мариано? – сощурился Себастьен.
– Да, – кивнул Варфоломей.
– Хорошо. Искать информацию о нём начали с того момента, как его назвал покинувший нас господин Скаполи. Как-то нехорошо складывалось – и Верчезу-то он нам рекомендовал, и о возвращении Анджерри позаботился, и господину Лорану тоже взялся помогать искать его пропавшую собственность, причём искать у нас. Не говорю уже о том, что к делам понятно какого благотворительного фонда он тоже имел непосредственное отношение. Многовато совпадений для одного человека, на мой взгляд.
Правда, оказалось, что он активно интересуется не только деятельностью Шарля, но о проблемах с другими высокопоставленными служителями Церкви я пока не знаю. Мотивами же в наших историях мне видится традиционное желание сместить Шарля с хорошего места и банально заработать. Он, оказывается, имеет довольно неплохое представление о черном рынке произведений искусства, и об этом известно, так что обращение к нему господина Лорана неудивительно. Он неофициально консультирует по вопросам поисков сокровищ – в первую очередь, украденных сокровищ. Конечно, уважаемый кардинал Доменико, секретарём которого является этот человек, вряд ли подозревает о таком его, гм, хобби.
Верчеза ещё до устройства к нам выполнял для него какие-то работы частным образом. Скаполи вообще выполняет работу за деньги для того, кто заплатит. А как они признакомились с Анджерри, я пока не выяснил. Подозреваю – историю о вашем, Шарль, безмозглом племяннике так или иначе знают, и этот предприимчивый человек решил сделать с его помощью своё небольшое дело.
Эмма Лоран рассказала, что когда нужно было тихо продать лик святого Себастьяна, то слегка криминальные знакомые вывели её на благотворительный фонд достаточно быстро. Нет, Мариано сам даже не интересовался, что за картина, а просто порекомендовал ей и её подставным лицам благотворительный фонд и схему. Деньги ей были не нужны, она жаждала мести, поэтому схема её устроила. Поэтому когда на него вышел уже её супруг, Мариано заинтересовался – что это он такое помог продать. И далее были задействованы главным образом Верчеза и Скаполи, и отчасти Анджерри. А дальше вы знаете.
Кроме того, Верчеза, как оказалось, и ранее таскал ему информацию – если через аналитический отдел проходило что-то, что он считал интересным. А о том, почему он работал на Мариано, мы уже знаем – с тем, что долги нужно отдавать, этот человек не спорил. Другое дело, что во время стандартной проверки при приёме на работу мы ещё не знали так много о господне Мариано, поэтому и не обратили особого внимания на этот контакт Верчезы.
– Колесо-то ему проткнули? – вдруг спросила Элоиза.
Само спросилось.
– И даже что-то нацарапали, – рассмеялся Себастьен. – Не знаю деталей, но слышал, что прямо было соревнование за право это сделать. Соревновались в красоте и разборчивости почерка, и умении пользоваться острыми предметами для начертания букв. Если хотите – покажу фото и соревнований, и результата, я представляю, где они должны быть.
