Текст книги "Барбарелла, или Флорентийская история (СИ)"

Автор книги: Салма Кальк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

27. Воскресенье-после-бала

Во сне она снова танцевала сарабанду на вилле Донати, и пила с Пьетро, а потом и с Джиакомо, смеялась чему-то с Барбареллой и сидела на коленях у Себастьена в полном облачении.

А потом открыла глаза, обнаружила день и яркий свет из окна, и головную боль. Которая давала о себе знать при любой попытке изменить положение тела.

Элоиза села на постели, огляделась – Себастьена не было – надела лежащую рядом на стуле футболку и отправилась искать свою сумку, в которой были таблетки.

Таблетки нашлись, в соседней комнате нашлась и вода. Только вот не помогли они нисколько. Более того, ходить было труднее, чем лежать, а наклоняться вообще не следовало. Боль усиливалась, к ней добавлялась тошнота.

В принципе, у неё было с собой обезболивающее в ампулах и шприц, но лучше бы дать этот шприц кому-нибудь другому, Элоиза очень не любила сама себе ставить уколы.

За этими размышлениями её застал Себастьен. Он понял с полуслова, сказал, что сам не делал ничего подобного уже давно, но ради неё готов попробовать. И заранее просит прощения за то, что сделает не слишком умело.

Но ей было без разницы, главное, чтобы лекарство попало внутрь, так она и сказала.

Впрочем, он клеветал на себя – уколы в известную мышцу он ставил хорошо. Как и всё остальное делал. О чём она и сообщила, прежде чем завернуться в одеяло и снова уснуть.

* * *

Второй раз Элоиза проснулась уже в сумерках. Приступ прошел, слава богу и Себастьену. Но она ощущала себя, как будто всю ночь и ещё день таскала тяжести с улицы на второй этаж и обратно.

Но всё равно пришлось умыться, отмыть с волос следы вчерашней роскоши – утром-то она просто разобрала причёску, вытащила из волос все посторонние предметы, разделила пряди пальцами и кое-как заплела, не расчёсывая.

И потом уже можно было спускаться вниз.

Внизу нашлись Карло, Асгерд, Марко и Эмилио. Ей принесли кофе и рассказали о том, что Лодовико, Гаэтано и Кьяра уехали домой, Варфоломей и ещё пара человек снова пошли на виллу Донати, а Себастьен здесь и куда-то вышел, и сейчас непременно найдётся. А она сама вчера прекрасно танцевала, прямо как балерина, и жаль, что не получилось ни одной фотографии. Варфоломей вернётся и тоже поедет в Рим, а Карло с Асгерд и парой человек для солидности пока остаются здесь – Асгерд нужно завершить работу, а Карло должен о чём-то консультировать местную службу безопасности и переговорить с местной полицией о портрете Джиневры Донати.

Себастьен пришёл и сел рядом, и сказал, что ей, наверное, сегодня не нужно ехать никуда, особенно на машине. Как она смотрит на то, чтобы заночевать здесь, а утром вернуться, скажем, на поезде? Поезд едет быстро, в нём мягкие сиденья и можно спать. А в офис она может прийти к обеду, брат Франциск и прочие справятся.

Элоиза была согласна ехать завтра на поезде. Потому, что сегодня ей вообще не хотелось двигаться. И ни о чём думать тоже не хотелось.

* * *

Поздним вечером в палаццо Эпинале Кьяра разбирала привезённый с бала костюм. Франческа сидела рядом на диване и смотрела в одну точку, её костюм лежал тут же кучей.

– Скажи, ты веришь в то, что это случилось с нами? – спросила Кьяра.

Платье было просушено и повешено в шкаф. Чулки, сорочка и панталоны сложены в стирку. Корсет – тоже просушен и убран до лучших времён. Можно сесть и поболтать, пока ещё свежи воспоминания обо всём происшедшем. И как хорошо, что Франческа из тех, с кем можно об этом говорить!

– Знаешь, это как-то слишком сильно. Пожалуй, из самых сильных впечатлений за всю мою жизнь. Я думала, такое бывает только в книгах и в играх, – Франческа обхватила руками колени и по-прежнему смотрела куда-то вдаль. – Вот когда с тобой случается какая-нибудь гадость, то в неё верится легко.

– Вообще с полоборота, – согласилась Кьяра. – А что сказал Октавио?

– Он реалист, – пожала плечами Франческа. – Он считает, что это просто тусовка музейных сотрудников. И что монсеньор с доном Лодовико всё про это знают, а нас взяли – так просто, проветриться.

– Но они же будут искать ту пропавшую картину, и Джованнина с отцом Варфоломеем буду завершать работу по подтверждению подлинности, – пожала плечами Кьяра. – История-то не закончена.

– Я думаю, для нас закончена, – вздохнула Франческа. – К сожалению. Знаешь, если бы не дядя Франческо, я бы не пришла сюда работать. Если бы Лучо не доигрался, его бы не убили, и я бы не стала здесь жить. Если бы не те часы, Октавио не взялся бы раскапывать эту историю и не захотел со мной встречаться. И не позвал бы меня ехать в музей. И я бы не простыла, не сидела дома и не нашла тот роман. И ничего этого не было бы. Ни волшебного бала, ни госпожи Гортензии и её танцев, и кто бы мог подумать, что госпожа де Шатийон тоже так умеет! Знаешь, мы все просто попали в легенду. Ну, для кого-то ночью раскрывается холм, и они отправляются танцевать с эльфами. А для нас открылся музей, и мы провели ночь на балу с картинами. И теперь уже не такие, как были раньше, – для Франчески это была необыкновенно длинная речь.

– Что, и ты не такая, что ли? – усомнилась Кьяра.

– Я теперь верю в чудеса. И благодарна Октавио за то, что он сделал их для меня реальными.

– А ему ты об этом сказала?

– Нет пока. Но непременно скажу.

– Кстати, где он?

– Сказал, что у него какие-то дела допоздна. Но, наверное, можно написать и спросить – вдруг закончились?

– Завтра же на работу?

– Ну да. Но там не было ничего особенно срочного, и госпожа де Шатийон появится только к обеду. Поэтому если я буду с утра дремать и мечтать в своём углу – никто этого не заметит, – Франческа достала из кармана телефон и принялась писать.

– Костюм-то разбери, – улыбнулась Кьяра. – А то вдруг снова понадобится.

Это здорово, что у Франчески всё хорошо. Но сложную одежду из хорошей ткани нужно вовремя сушить, стирать и убирать в шкаф, иначе потом не наденешь, когда понадобится. А скоро Рождество и большой праздничный вечер!

Франческа с улыбкой отложила телефон и принялась разбирать свою кучу.

* * *

И снова в комнате возле кухни горел свет, а внутри сидел Гаэтано. Он повернулся на звук, молча кивнул ей и показал на стул рядом.

– Ты чего опять ночью бродишь? Неужели учёба или работа?

– Нет, – она достала себе тарелку и чашку, нашла в холодильнике пасту в соусе, отложила немного и поставила разогреваться. – Не поверишь – есть хочу. Как приехала, так некогда было. А ты чего? Опять дурные сны?

– Да уже действительность побивает любые сны, – он плеснул вина себе и ей. – Вот скажи, ты всю прошлую ночь провела с тамошним парнем. И что теперь?

– Ничего, – покачала головой Кьяра. – Он классный, да, но мы как те параллельные прямые, которые не пересекаются. И то, что пересеклись – ну, это явное нарушение каких-то законов жизни. Случайность. Опять же, мы ведь только разговаривали. А разговаривать можно с кем угодно. Правда, я не верю, что с реальными парнями можно столько разговаривать, и это будет интересно.

– Это почему ещё? – нахмурился он.

– Вот ты когда в последний раз с девушкой разговаривал? Не флиртовал и не соблазнял, а просто разговаривал? О том, как живешь, что читаешь, если читаешь вообще, или что смотришь, что делаешь и о чём думаешь?

– А зачем это девушке? – не понял он. – Я об этом с друзьями разговариваю.

– А девушка не может быть другом?

– Ну… может, наверное, но она же девушка? Она же тоже со мной пришла не про кино поговорить?

– А может, она как раз хочет про кино? И не порно посмотреть, чтобы, так сказать, воодушевиться на дальнейшее, а просто посмотреть какую-нибудь классную историю? И поговорить потом про неё?

Он смотрел на неё, как будто впервые видел.

– То есть, ты думаешь, что если с девушкой больше разговаривать, то она потом не уйдёт своей дорогой?

– Гарантии никто не даст, – пожала плечами Кьяра. – Может статься, что и уйдёт.

– Вот ты, например. Что тебе нужно, чтобы с кем-нибудь стабильно встречаться?

– Влюбиться, – рассмеялась она.

– И часто ли тебе случается?

– Влюбляться? Нет, – вздохнула она. – В последнее время вообще как отрезало. Понимаешь, я долго была влюблена в дона Лодовико. А после него сложно влюбиться в кого-то попроще.

– Ладно, это про тебя. Но ты ведь знаешь кучу всего полезного про всех, так скажи, если вдруг в курсе, может быть кто-то влюблён в меня, а я этого не знаю? Может, к кому-то надо быть повнимательнее? – он хитро глянул на неё поверх бокала.

– Угу, Клаудия, – фыркнула Кьяра. Потом стала серьёзной. – Не обращала внимания, честно. А ты? Когда ты был влюблён в последний раз?

Он снова уставился в бокал.

– В последний раз? Наверное, вчера. И тоже теперь будет сложно с кем попроще. Но это уже не имеет никакого значения. Не сиди долго, завтра же понедельник, – он поднялся, поцеловал её и вышел.

И аккуратно закрыл за собой дверь.

28. Что теперь? Палаццо Эпинале

Утром понедельника Элоиза даже и соображать ещё не начала, а жизнь уже шустро двигалась дальше. Деятельный Себастьен, чашка кофе с пирожным, и вот они уже на вокзале Санта-Мария-Новелла и даже в поезде!

Конечно, он выбрал два места рядом, усадил её к окну и убрал куда-то с глаз свой рюкзак и её сумку. Парадную одежду вчера отправили в Рим со второй партией отъезжающих, и Элоиза позвонила Анне – чтобы забрала коробки с платьем и разложила содержимое в гардеробной.

– Сердце моё, не хотите поесть? Ехать не то, чтобы долго, но всё равно.

Не хочет ли она поесть? Какой-то слишком сложный вопрос. Так она и ответила.

Тогда он просто организовал кофе, и круассанов, и тарелку салата с куриной грудкой.

Вчера оставшиеся во Флоренции весь вечер просидели перед большим телевизором. Точнее, после упаковки и отправки костюма Элоиза пришла в гостиную и удивилась – что это они все такое смотрят? Смотрели какой-то неплохо рисованный мультфильм про Медичи и ренессансную Флоренцию. Оказалось, что это какой-то неофициальный проект каких-то знакомых Асгерд, для которого она даже рисовала эскизы персонажей и костюмов, как специалист по эпохе. Их сколько-то нарисовали и смонтировали, и в итоге получился с десяток серий по пятнадцать минут. Асгерд знала, где это можно найти, они с Карло нашли и скачали, и далее все не без интереса смотрели найденное до поздней ночи.

Это было идеальное времяпровождение для того момента – никуда не двигаться, ни о чём не говорить. Неподвижность и покой.

Но уже новый день, голова не болит, хоть слабость и осталась, и скоро уже они приедут в Рим, где нужно будет собраться и работать – Себастьен сказал, что дорога до вокзала Термини займёт полтора часа.

– Как вы думаете, Элоиза, мои сотрудники сдержат данное слово? Будет обидно, если кого-то из них накажут за болтливость.

– Я думаю, сдержат. Более того, не все из них вообще поверили в происходящее до конца. И к лучшему.

– А вы? Вы поверили?

– Поверила, – кивнула она, не размышляя ни секунды. – Но ведь вы знаете, я часто верю во всякое. Просто та одежда, которую мы видели – не новодел. И танцуют они не так, как современные люди, выучившиеся этим танцам по книгам. И стихийные силы там вправду были.

– Эксперт сказал – правда, значит правда, – усмехнулся он и поцеловал её за ухом.

– А я ведь забыла рассказать вам, – Элоиза повернулась к нему, воспоминание снова вызвало улыбку. – Помните, в самом начале, когда вы с господином Донати выясняли, кто главнее. Я ещё сказала, что потом.

– Точно, было. В такой момент, когда мне пытались объяснить, что никакого «потом» для нас не планируется, вы сияете и говорите – потом. Это убедило меня в благополучном исходе почище ножа Карло в портрете этого несчастного!

– Почему господин Донати кажется вам несчастным?

– Потому что, на мой взгляд, в его нынешней жизни ничего хорошего нет. Он, конечно, властвует над семейством, соблазняет дальних родственниц и не только родственниц и что там ещё делает, а если судьба подкидывает гостей, то развлекается с гостями, но жизнь ли это? Ну да господь с ним, вы, помнится, хотели что-то рассказать. Я весь внимание.

– Вот вам бы хотелось посвятить в эту историю кого-нибудь ещё?

– Я думаю разве что над тем, что расскажу Шарлю. Возможно, мне снова придётся просить его об исповеди. Но сначала я переговорю с Варфоломеем и узнаю, что он думает. А почему вы спрашиваете? Вам есть, кому весь этот бред рассказать?

– Это был очень интересный местами бред, согласитесь? Так вот, я бы рассказала, да, одному-единственному человеку, и это моя Линн. Она бы написала красивую песню, и дальше бы ничего не пошло. А почему ей… Знаете, много лет назад, давно, я была на одной вечеринке, которую она вместе с двумя друзьями устраивала для своей тогдашней компании. Это было, как говорится, давно и неправда. Так вот, это была не просто вечеринка, а игра – слышали, может быть, когда все участники мероприятия берут себе каких-нибудь персонажей, кто-то генерирует для всех некую отправную точку, и далее в течение нескольких часов все участники живут жизнь этих самых персонажей. Линн в юности очень много времени посвятила таким играм, и сейчас в её жизни тоже случается подобное. Так вот, про ту игру. Сюжетом было – что в некоем старинном замке в ночь Самайна оказалось некоторое количество живых людей и некоторое количество разных сущностей – призраков, духов, а ещё оживших картин. И не поверите, но я была именно таким ожившим портретом. Костюмом меня тоже снабдила тётушка Женевьев – прямо как в этот раз, только там костюм был совсем другой. И вольту я в том костюме танцевала, но для тётушкиных фото, а не на той вечеринке, там вообще танцевать толком не умел никто. И смысл был в том, чтобы найти некое заклинание, которое позволило бы всем не-живым переместиться в такое место, где бы они вновь стали живыми.

– И как, нашли? – Себастьен смотрел с удивлением и интересом.

– Ну как… заветную бумажку Линн отдала мне. Потому, что я не знала в той компании никого и языка не знала тоже, хоть и понимала всё, что говорят.

– И вы ей воспользовались?

– Нет, я не смогла прочитать. Я отдала тому, кто смог воспользоваться. И завершил сюжет ко всеобщей пользе.

– То есть?

– Все, кто захотел, отправились туда, где ещё много лет жили долго и счастливо. В том числе – та леди Анна, которой я была в ту ночь, и тот рыцарь, которому я помогла победить. Вот об этом-то я и вспомнила, когда увидела выбравшегося из картины господина Пьетро. Линн придумала тогда эту историю, а мне довелось увидеть нечто подобное своими глазами. Ночь, дом, из которого нельзя выйти, десяток человек – и несколько десятков местных сущностей.

– И из дома, как оказалось, можно выйти, и с сущностями договориться на своих условиях.

– Можно, но – не каждому. Вам – договориться, мне – выбраться. Кстати, для агрессивного воздействия моих сил было недостаточно.

– Но совместно мы справились. А что было потом? С леди и тем рыцарем?

– Через несколько дней я уехала. И если возвращалась в Иркутск, то мне было совсем не до того человека.

– Куда-куда?

– Далеко. Туда, где живёт дядя Валентино. Там сейчас зима с минусовыми температурами и снегом. Туда уехала до Рождества наша маленькая Анна.

– Анна не боится холодов и снега?

– Нет. Ей нравится. Она живёт, как обычный подросток, и учится в самой обыкновенной школе, да ещё и на другом языке, всё не как здесь. И иногда звонит мне поздно ночью, когда у них там раннее утро, и просит помочь с домашней работой по алгебре. Вот, я даже проснулась от рассказов и воспоминаний.

– Если вдруг ваша Лианна пригласит вас поучаствовать в чём-то подобном – зовите и меня тоже. Мне интересно.

– Но там-то все взаимодействия по правилам и по договорённости. А у вас обычно – всё по-настоящему.

– Это с вами обычно по-настоящему. Если бы госпожа Барбарелла не взялась вам сниться – ничего бы и не было. Ну, провели исследования, определили подлинность, написали заключения. Да и всё. А с вами всё получилось… так, как получилось. И к лучшему, я думаю.

Они целовались, а поезд уже ехал по Риму.

* * *

В понедельник вечером Элоиза поднялась в «сигму» из офиса, где пришлось задержаться – когда приходишь на работу в обед, то не всегда есть возможность потом уйти с неё вовремя. Себастьен вообще настаивал на визите к Бруно прежде всей возможной работы, но она отговорилась тем, что позвонит ему и согласует консультацию. Конечно же, за делами она об этом забыла и вспомнила уже практически вечером, и тогда – созвонилась и договорилась на следующее утро. Бруно был ехиден и спросил – чем это они таким занимались ночью во Флоренции, что наутро её так скрутило? Пришлось говорить – да, вечеринка в музее, практически до утра. И слушать комментарии – о том, что бывает, когда веселишься до утра, будто бы тебе двадцать и у тебя нет никакого серьёзного неврологического диагноза.

Ну да, всё так, но что ж теперь – всегда отправляться спать до полуночи и ничего более? Бруно ответил, что пусть она, Элоиза, сначала до него дойдёт, а там уже будет видно.

А потом ещё пришёл Гаэтано и спросил осторожно – что госпожа Элоиза, думает о рождественском празднике и о танцах применительно к нему. На том балу, где они все были, танцевали много несложных, но очень весёлых танцев, не помнит ли госпожа Элоиза их названий? Он уже предварительно поговорил с маэстро Фаустино, и тот согласен немного уплотнить свой предрождественский график и снова вести занятия в палаццо Эпинале. Гаэтано говорил так вкрадчиво, что Элоиза вот прямо со всем согласилась, и когда осознала это, то долго смеялась. Но отсмеявшись, наотрез отказалась учить кого бы то ни было менуту или вольте – первое требует к себе уважения и многих часов занятий, второе попроще, конечно, но тоже требует. Если сейчас начать – к лету кто-нибудь чему-нибудь научится. Поэтому забыли. Гаэтано не стал настаивать и с благодарностью откланялся.

А в «сигме», кроме Лодовико и Себастьена, сидел Варфоломей. С виду он был несчастен, а судя по состоянию бутылки с коньяком перед ним – пил уже не первый бокал.

– Отец Варфоломей, что с вами? – Элоиза разместилась в кресле с ногами и передала бокал, чтобы в него налили – немного, пожалуйста, а то неизвестно, как себя поведёт голова.

– Я, наверное, никогда этого не переживу, – вздохнул священник. – В моём мире всё было нерушимо – вот я, вот Господь, вот картины. А теперь?

– Но согласитесь, что не все исследователи относятся к картинам так же трепетно, как вы?

– Наверное. Я не задумывался об этом. Я всегда считал, что все делают, что должно, и точка.

– Значит, продолжайте так считать и далее. А ваше знакомство с некоторыми экспонатами представляйте, ну, сном, что ли, или прочитанной историей.

– Отче, в конце-то концов, ты же не думаешь, что наши местные экспонаты захотят избавиться от твоей тирании и диктовать здесь нам всем свою волю? – рассмеялся Себастьен.

– Я надеюсь, что не давал поводов для подобного безобразия, – фыркнул Варфоломей.

– Значит, спи спокойно, – пробурчал Лодовико. – Тебя не впишут в картину и не выгонят восвояси.

– А если вам захочется ещё пообщаться с экспонатами – у вас всегда есть возможность приехать в третью субботу ноября на виллу Донати, – заключила Элоиза. – Взять туда с собой требуемую картину и там спросить грозным голосом – что картине вообще нужно.

– А раз наши экспонаты до сих пор не взмолились и им не ответили – значит, ты устраиваешь их как эксперт, хранитель и реставратор, – подвёл итог Себастьен. – А пока выпьем.

И они выпили, а потом ещё съели, и далее в тот вечер к теме виллы Донати не возвращались.

* * *

Сообщение от Гаэтано Кьяра получила ещё днём – приглашение прийти вечером в «беседку», ибо есть дело. «Беседку» завели недавно, между своими так называли аналог «сигмы», но если в той «сигме» собирались, так сказать, высшие должностные лица, и кто-нибудь, кто случайно или по делу туда попал, то в «беседке» царил Гаэтано и его ближние.

После занятий она быстро добралась домой, подготовила кое-что на завтра, что вот прямо горело, потом быстро-быстро убиралась, и к девяти вечера как раз успела переодеться. Можно было отправляться в службу безопасности.

В «беседке» уже сидели за довольно прилично накрытым столом Октавио и Франческа, Эмилио, Джованни, Гвидо, и сам Гаэтано, а котик Гвидо по имени Ферро бегал по спинке дивана и цеплял когтями то Джованни, то хозяина. За то время, что котик жил во дворце, он ощутимо вырос и потолстел.

– Привет, солнышко, – Гаэтано поднялся, поцеловал её и проводил к стулу.

Ну прямо монсеньор, деваться некуда.

– Привет. Рассказывайте, что у вас горит. Кстати, Гвидо, я тебе принесла смотри какую штуку, то есть не вполне тебе, но тебе тоже, – Кьяра вытащила из кармана лазерную указку и дала Гвидо.

– Зачем мне указка? – не понял тот.

– Вот я и говорю – не тебе. А кошаку твоему. Говорят, коты любят играть с такими штуками. Коты дона Лодовико играют, но недолго, они ленивые. И тяжёлые, как прыгнут, так или уронят что-нибудь, или опрокинут. А твой пока ещё маленький, пусть бегает. Попробуй.

Гвидо попробовал – поймал кота и привлёк его внимание. Кот обрадовался и принялся гоняться за красным пятнышком.

– Ладно, с котом потусите потом, а сейчас у нас дело, – проворчал Гаэтано.

И стал рассказывать о том, как сегодня говорил с маэстро Фаустино и с донной Элоизой, и как они все согласились помогать с рождественским вечером. И что все видели в субботу на вилле много простых прикольных танцев, и давайте уже их тоже танцевать.

– И ещё вокруг стульев бегать, помнишь, они бегали, очень круто было, – сообщил Гвидо, пытаясь удержать кота на коленях.

Ферро не хотел сидеть на коленях, он хотел бегать по стенам и потолку.

– Донна Элоиза просветила меня, это называется «котильон», – хмыкнул Гаэтано. – Так вот, давайте вспоминать – кто что в ту ночь танцевал и как это называлось.

– Я – только вальсы и польки, – улыбнулась Кьяра. – И ещё один раз «Морячку».

– Но ведь ты, наверное, всё видела и обсудила? – нахмурился Гаэтано.

– Нет, у меня были дела. А ты?

– Так вот понимаешь, у меня тоже были дела. Я потому вас всех и позвал, кто там был, чтобы вместе мы смогли побольше вспомнить! Поэтому давайте, рассказывайте, кто что танцевал.

– Я помню, был там такой простой танец, и в нём ещё в начале «раз-два-три-прыг», а в конце обычная восьмёрка, его ещё донна Эла танцевала с местным, который ей под платье круто подошёл, – начал Гвидо.

– А я помню фигурный вальс, там дам за плечи трогали, – сказал Эмилио.

– Ещё все стояли по кругу и по очереди в круг ходили – раз, два, три, хлоп. Кавалеры, потом дамы, потом опять кавалеры, – нерешительно начал Джованни.

– Ага, а потом поменялись, – добавил Октавио.

– Ещё была такая полька по кругу, где сначала дамы ходили восьмёрками вокруг кавалеров, а потом кавалеры вокруг дам, – вспомнила молчавшая до того Франческа.

– Вот это всё, и закончить медляком, – расхохотался Гвидо.

– Медляк-то был в тему, – Октавио налил вина Франческе и себе.

– В общем, все поняли? Со следующей недели начинаем! – веско сказал Гаэтано. – И я на всех вас рассчитываю, не вздумайте сливаться. – Кьяра, ты ещё остаёшься, или к себе?

– К себе, – ответила Кьяра.

День был насыщенный, его можно уже и закончить.

– Пошли, провожу, – Гаэтано поднялся и открыл ей дверь.

Кьяра подождала, пока они отойдут подальше от «беседки» и спросила:

– Скажи, ты чего такой жизнерадостный? И вообще, откуда все эти идеи про танцы?

– Нам же для чего-то было дано это приключение, – пожал он плечами. – И глупо теперь будет не воспользоваться.

Сегодня он такой, как был раньше – живой, сильный, уверенный, радостный. Что ему помогло? Или кто? Девушка с осьминогами с той картины?

– Хорошо, раз дали, то будем пользоваться, – согласилась она.

Поцеловала его и отправилась спать.

_______________________________________

История, которую вспоминает Элоиза, рассказана в повести "Выхожу одна я на дорогу"