Текст книги "Тернистый путь"
Автор книги: Сакен Сейфуллин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 29 страниц)
На это Сеитов возразил: «Без разрешения Временного правительства Айтпенов самовольно никого не имеет права арестовывать!» Тогда Айтпенов приказал своим «милиционерам» применить силу.
«Милиционеры» насильно ввели М. Сеитова в кабинет председателя областного комитета, где сидели в это время Жумабаев, Торсанов, Адилев.
Айтпенов выступил перед публикой:
– Почтенные аксакалы, старшие и младшие братья! Я родился и вырос среди вас. Вы хорошо знаете меня. Вы же понимаете, какие несчастья я перенес при царизме, защищая ваши интересы. Меня знает вся Акмолинская область. Я надеюсь, что и вы пока не потеряли веры в меня, – заявил Айтпенов.
Публика шумно вторила: «Верим, верим!»
– Вы простые люди, – продолжал Айтпенов. – Члены областного комитета – монархисты, приспешники самодержавия, разве они когда-нибудь выполняли хоть одно ваше требование?
– Нет нет! Никогда так не случалось! – опять заявила публика.
– В комитете все творится по их инициативе. Они везде проводят свою линию, осуществляют свою власть. Областной комитет – это одно бедствие для казахского народа. Сельское хозяйство переживает тяжелый упадок по причине их гнусной деятельности. Взгляните на их документы, адресованные уездным и волостным комитетам, и тогда вы убедитесь, что везде приказывают, бюрократически администрируют. Разве такие действия согласуются со свободой?
– Нет! нет! Не согласуются! – твердят присутствующие. Особо выделялись голоса Кудери, Сарсенбая, Нуртазы, Кудайбергена и Садвокаса.
– Коль так, справедливо ли оставлять этих заядлых монархистов у власти в областном комитете? По моему мнению, несправедливо! – твердо заявил Айтпенов.
Публика единогласно одобрила это и тут же решила заставить председателя Турлыбаева отказаться от выполнения служебных обязанностей в областном комитете.
Вместе со своими тремя «милиционерами» Айтпенов отправился на розыски Турлыбаева. Через 30–40 минут вернулся обратно и доложил публике: «Турлыбаев сбежал, но все же мы успели избить двух его псов». (Один из них оказался кучером, а другой поваром).
По разрешению некоторых аксакалов выступил перед публикой секретарь комитета М. Сеитов:
– Я самый близкий родственник Айтпенова, – сказал он, – поэтому знаю его лучше вас. Он человек горячий и при случае всегда желает добиться своей личной выгоды. Сейчас он, пользуясь вашей простотой, толкает вас на преступление, агитируя применить силу. Конечно, вы ясно не сознаете всех последствий этого. Не понимаете, к чему приведет такая оплошность. Не совсем ясно представляете, что впоследствии ответите за Айтпенова.
А Айтпенов заявил:
– Эх, какая досада! Тот пес все еще не возвратил моего нагана! Если бы сейчас он был у меня в руках, я бы употребил его в дело!..
Под диктовку Айтпенова от «имени» собрания секретарь Богенбаев оформил постановление, в котором выразил недоверие всем членам областного казахского комитета, за исключением некоторых, присутствующих здесь.
В конце постановления указано:
«Завтра, 20 октября, в 12 часов дня, члены областного комитета, кому выражено недоверие, пусть объявят, что добровольно отказываются от выполнения своих обязанностей в комитете!..»
Некоторые отказались подписаться под этим «постановлением», и Айтпенов выступил еще раз:
– Эй, народ! Вот постановление, где записано ваше желание. Сеитов отказывается выполнять ваше приказание! Как вы это расцениваете? А я считаю правильным взять его под арест!
Сеитова арестовали. И вместе с ним Жумабаева.
– Твоя судьба в моих руках, твой диктатор я, – вслух высказался Альжанов, обращаясь к Жумабаеву.
Толпа повела арестованных к квартире Турлыбаева. По пути Айтпенов оповещал встречных: «Вот мы арестовали и гоним монархистов».
Окружили квартиру Турлыбаева. Айтпенов, Альжанов и Кылышпаев втроем подошли к парадной двери, постучались и потребовали немедленно вывести Турлыбаева.
А Айтпенов приказал нескольким «милиционерам» перелезть через забор и открыть ворота. Цель его заключалась в том, чтобы впустить толпу в квартиру Турлыбаева через черный ход.
Из парадной двери вышел вооруженный человек.
– Я заместитель начальника милиции. Что вам угодно? – спросил он.
Айтпенов, Альжанов, Кылышпаев, растерявшись, невнятно промямлили:
– Вот этот народ требует, чтобы вышел сюда Турлыбаев!
– Турлыбаев не выйдет. Скажите, что вам угодно? – продолжал заместитель начальника милиции.
– Передайте, что этот народ единодушно выражает недоверие Турлыбаеву. Поэтому, согласно решению народа, пусть завтра в 12 часов дня Турлыбаев придет на квартиру Кудери Мусина и скажет, что отказывается выполнять служебные обязанности в комитете!
Тут подоспела городская милиция, кольцом окружила толпу и повела ее к комиссару второго районного отделения…»
Областной комитет постановил:
«Считать, что вышеупомянутый бунт омских городских жителей не заслуживает особого внимания, ибо их совратили с пути такие элементы, как Айтпенов, Альжанов, Кылышпаев и другие. Эти главари являются возмутителями общественного спокойствия и установленного правопорядка.
Считать противозаконными насильственные действия «милиционеров», слепо выполнявших приказания Айтпенова, и привлечь их к судебной ответственности.
Считать необходимым довести об этом до сведения Акмолинского областного объединенного комитета, а также других вышестоящих органов власти.
Подписали: Председатель Акмолинского областного
комитета – Турлыбаев
Заместитель – А. Б. Сеитов.
Члены – Мукушев, Жумабаев, Жантасов.
Секретарь – М. Б. Сеитов…»
Таково постановление акмолинского областного казахского комитета, принятое по поводу бунта, устроенного омской городской беднотой накануне Октябрьской революции.
Об этом событии я напечатал статью в «Тиршилике» и упомянул также о высылке средств сыновьям бедняков из Акмолинского уезда, обучающимся в Омске. («Тиршилик», № 4, 10. XI. 1917 г.). Я доказывал, что деньги распределяются областным комитетом несправедливо, выдаются детям баев, а не бедняков.
Мои правдивые слова акмолинский областной казахский комитет принял за ложь и из Омска послал открытое письмо в газету «Казах». Я вынужден привести текст открытого письма областного комитета, помещенный в оренбургской газете № 254 от 13 декабря 1917 года.
«Просим вас опубликовать данное открытое письмо на страницах газеты «Казах». В четвертом номере акмолинской газеты «Тиршилик» опубликована статья за подписью некоего «Шамиля»[24]24
«Манап-Шамиль»– псевдоним Сакена Сейфуллина.
[Закрыть] под заголовком: «Акмолинский областной самочинный генерал[25]25
Сатирический намек на самоуправство комитета.
[Закрыть] – Казахский комитет». Считая сообщение Шамиля сплошной клеветой и вымыслом, областной комитет вынужден разъяснить фактическое положение вещей.
Разогнать акмолинский областной комитет хотели не жители Омска, а всего лишь Мукан Айтпенов, Абдрахман Кылышпаев, Шаймерден Альжанов и еще пять-шесть их товарищей. По неграмотности и глупости, не зная, в чем дело, за ними последовали сорок-пятьдесят горожан. Поведение их известно всему Омскому округу. Все знают, что эти люди никогда не согласятся ни с чьей властью, кроме своей. В середине лета, без всяких выборов, они нахально вошли в состав уездного комитета и до глубокой осени устраивали скандалы, мешали перевыборам, а теперь, окончательно убедившись, что 20 октября состоятся перевыборы не в их пользу, выступили, чтобы перед областным комитетом упрочить свое положение. Все они в тот же день были арестованы, но через три дня выпущены и сейчас находятся под следствием.
Омский уездный комитет переизбран. Мы только что услышали, что областной комитет расформировывается 1 ноября. Уже прошло и первое декабря, но расформировывать комитет никто не собирается. Пока не откроется областное земство, не будут приведены в порядок дела населения, видимо, областной комитет не расформируется. Казахское делопроизводство оставить совсем без надзора нельзя.
В статье был извращен и отчет о поступивших в областной комитет деньгах. В действительности было так:
Омский уезд внес на содержание комитета и для выдачи стипендии тысячу двести рублей, кроме того должен добавить пять тысяч триста рублей. Петропавловский уезд выделил на содержание комитета и для выдачи стипендии четыре тысячи шестьсот двадцать рублей и еще выделит одиннадцать тысяч пятьсот. Кокчетавский уезд для тех же целей внес уже пять тысяч рублей, дополнительно внесет двенадцать тысяч рублей. Атбасарскому уезду, уже внесшему 4400 рублей, предстояло внести восемнадцать тысяч рублей. Акмолинский уезд внес восемь тысяч пятьсот рублей и дополнительно должен внести двадцать пять тысяч пятьсот рублей.
Вот суммы, которые поступили и должны поступить от каждого уезда. Сведения господина Шамиля не соответствуют действительности. Господин Шамиль утверждает, что областной комитет не выдает стипендии учащимся Акмолинского уезда. Это неправда. (Я писал «детям несостоятельных бедняков», здесь комитет мои подлинные слова нарочито опускает.)
В действительности из Акмолинского уезда в казенных школах обучаются только двое: Динмухаммет Адилев и Ашим Омаров. Они оба получают стипендию областного комитета.
Кроме них в «частных» школах учатся еще трое акмолинцев. Согласно решению съезда, областной комитет может выдавать стипендию только учащимся казенных школ, а другим не имеет права. К тому же эти трое последних являются сыновьями известных баев. Поэтому заступнические слова господина Шамиля о том, что якобы «дети безнадзорно бродят по улицам Омска, являются пустозвонством…»
Путаные оправдания, неуклюжая ложь всегда возмущают читателей, роняют престиж газеты. Клевета не останется достоянием лишь газетных страниц, клеветники преследуются законом.»
Если бы письмо областного комитета было правдивым, власти отдали бы меня под суд.
О серьезном намерении омской городской бедноты разогнать комитет красноречиво свидетельствуют документы.
Утверждения комитета, что «учащиеся «частных» школ – сыновья известных баев», и поэтому отказано им в стипендии – явная ложь. Одна из учащихся Гюльшарап Атшабарова – дочь акмолинского бедняка, у которого вовсе нет скота; второй – ныне известный Жанайдар Садвокасов; а третий – Хамза Жусупбеков. Кроме них учится там Хасанбек Кулатаев, выходец из аула, расположенного вблизи Успенского рудника. Хасанбек тоже учится без средств. Он в последние годы работает милиционером.
Накануне Великой Октябрьской революции комитеты, в которых орудовали прихвостни правительства Керенского – Милюкова и поклонники алаш-орды, утратили авторитет в глазах простого люда, чернорабочих и городской бедноты.
Омская беднота организовала партию «уш жуз» во главе с Айтпеновым, Шаймерденом Альжановым и Кылышпаевым. Неопытные, неумелые руководители вновь созданной партии начали проводить крайне непоследовательную политику.
Они называли свою партию социалистической. Но зачем же тогда именовать себя партией «уш жуз» (Три сотни)?[26]26
Имеются в виду все казахи без деления на классы.
[Закрыть] В борьбе с алаш-ордой они использовали ее же буржуазно-националистические методы, ее же определения и аргументы.
Конечно, в то время многие спотыкались, шли на ощупь. Сотрудники «уш жуза» явно не понимали своих задач, допускали большие ошибки. Я написал Шаймердену Альжанову, заочно включившему нас в свою партию, что мы не можем поддержать «уш жуз». Мое письмо не подействовало. Руководители «уш жуза» продолжали поливать площадной бранью руководителей алаш-орды. Мы поместили в газете «Тиршилик» статью, в которой сказали о своем принципиальном несогласии с линией «уш жуза». Об этом же я телеграфировал и в редакцию «Казаха». Не соглашаясь с методами «уш жуза», мы в то же время считали небесполезным делом его нападки, подрывающие авторитет алаш-орды в глазах народа.
Хорошо ли, плохо ли, но партия «уш жуз» громогласно срамила «безупречных» вождей алаш.
Есть люди, утверждающие и сегодня, что мы якобы примыкали к «уш жузу». Так могут говорить либо люди из дальних областей, не знающие тогдашнего положения дел в Акмолинске, или же люди, преследующие недобрые цели, умышленно стремящиеся очернить нас.
Даже если не учитывать нашу статью в «Тиршилике» и мою телеграмму в редакцию «Казаха», где ясно говорилось о том, что мы не согласны с позицией «уш жуза», то можно привести другой, достаточно убедительный факт.
В «Казахе № 259 от 12 января 1918 года сказано: «Редакцией получена телеграмма от Мухтара Саматова, в которой он сообщает о недостаточной подготовке к выборам 26–31 декабря. Акмолинские кандидаты отказываются голосовать за партию «уш жуз».
Мы не участвовали в голосовании, чтобы показать наше несогласие с политикой «уш жуза». Мы так поступали не из боязни перед алаш-ордой и не потому, что думали, будто руководители «уш жуза» были для народа хуже, чем главари алаш. Наоборот, в партии «уш жуз» имелись превосходные, честные товарищи, такие, как Шаймерден (Альжанов) и Исхак (Кобеков). Для революции алаш была опаснее и вреднее, чем «уш жуз». Хорошо ли, плохо ли начинали организаторы «трех сотен», но в 1917–1918 годах в решающие исторические дни они выступили на стороне красных, поддержали революцию.
Мы не приняли активного участия в выборах делегатов учредительного собрания потому, что не хотели поддерживать партию «уш жуз». Если бы мы поддержали намеченные кандидатуры, то большинство казахов Акмолинска оказалось бы с нами. В этом мы имели возможность убедиться, когда проходили выборы членов в земство (вскоре после учредительного собрания). Хотя мы не очень активно участвовали в этих выборах, тем не менее подавляющее большинство (90 процентов) делегатов уездного земства придерживались нашей позиции. Среди них были алаш-ордынцы, такие, как Нуралин, Сеитов, Аблайханов и другие.
Но вернемся к событиям, которые произошли сразу после Октябрьской революции. На политическом фронте старый мир схватился с новым. Устаревшее боролось с молодой, жизнеутверждающей эпохой. Борьба накалялась с каждым днем. Первыми в Акмолинске подняли знамя Советов руководители организации «Жас казах» совместно с небольшой группой русских товарищей.
Мы начали набирать силы. Молодежь Спасского завода открыла организацию «Жас журек» – «Молодое сердце». Она поддерживала тесную связь с «Жас казахом» и впоследствии стала ее ветвью на заводе. Один молодой человек, турок по национальности, сотрудничал в «Тиршилике» и представлял заводскую организацию «Жас журек».
На большинстве собраний и митингов последнее слово оставалось за нами.
Вопрос об организации советской власти в Акмолинске мы обсуждали на многолюдном собрании в помещении кинотеатра. Зал был наполнен до отказа. Многие стояли в дверях. Присутствующие разделились на два лагеря. То и дело кричат с разных мест, просят слова. От имени газеты «Тиршилик» я настаивал на неотложной организации советской власти в Акмолинске. Мое выступление воодушевило публику. Все, не слушая друг друга, подняли шум, устремились вперед к трибуне, создали давку. Выступавшим не давали до конца выговориться, перебивали, шумели. Народ загорелся, словно сухой порох, задетый искрой. Спорили, шумели и в конце концов выбрали временный организационный совдеп. Голосовали за каждую кандидатуру в отдельности, знакомились с биографией кандидата, приглашали его показаться присутствующим с высокой трибуны.
Были избраны следующие товарищи:
Бочок – рабочий Экибастузского завода, Монин – солдат, Гривогуз – солдат, Лозной – солдат, Коломейцев – солдат, Шафран – кузнец, Пьянковский – электромонтер, Кондратьева – художник, Богомолов – мелкий служащий, Репшнейдер – солдат, Бакен Серикпаев – только что окончивший высшее начальное училище, Абдулла Асылбеков – мелкий служащий, Нургаин Бекмухамметов – учитель, Байсеит Адилев – мелкий служащий, Жумабай Нуркин – учитель, Мартлого – парикмахер, Турысбек Мынбаев, Байсеит Жуманов, Хафиз Гизатуллин, Маназаров, Грязнов, я – Сакен Сейфуллин – и другие.
Собравшиеся уже начали расходиться, когда кто-то сообщил, что «комиссар Керенского Петров сбежал».
Сбежал тот самый Петров, который, подписывая бумаги или выступая на собраниях, всегда именовал себя комиссаром Временного правительства, тот самый Петров, которого летом на одном из собраний Дуйсембаев обозвал провокатором.
Весть о побеге комиссара временного правительства еще больше воодушевила народ. В погоню за Петровым тут же послали двух солдат во главе с Гривогузом.
После митинга состоялось первое собрание организационного совдепа, на котором было принято постановление о созыве съезда, намечены уполномоченные для разъяснительной работы на местах, избрано по одному комиссару в каждое учреждение и вынесено решение, обязывающее работников всех учреждений беспрекословно подчиняться комиссару совдепа.
Но на другой день наши комиссары, побывав в учреждениях с полномочиями организационного совдепа, вынуждены были уйти оттуда, вдоволь наслушавшись издевательств над собой. Употребить силу они не могли, потому что силы под рукой не было, не на кого было опереться.
Итак, город не признал нашего временного совдепа. Два дня прошло в растерянности и безвластии. Потом снова началась суматоха, громкие споры. В конце концов собрались служащие городских учреждений, мещане, рядовые горожане и избрали Народный Совет, назначив временным уездным комиссаром некоего Петрокеева. Таким образом в Акмолинске сразу оказалось несколько «властей»: временный комиссар, уездный казахский комитет, временный совдеп, казачья управа, комитет земства.
Вначале все они администрировали параллельно, но постепенно наибольшие права стал приобретать наш организационный совдеп, в котором были представители разных слоев населения и разных национальностей.
Вскоре состоялось собрание уездного земства с представителями от аулов. Комитет земства, организованный летом, сейчас проводил перевыборы, в которых мы тоже приняли участие. В разные волости выезжали уполномоченные по проведению выборов, и мы, руководители «Жас казаха», снабжали их соответствующими инструкциями и наставлениями. Некоторые из этих уполномоченных, выезжавших в степь, были членами «Жас казаха».
Как раз в это время из Омска от имени казахского областного комитета прибыли к нам врач Асылбек Сеитов и капитан Мигаш (Мигадатша) Аблайханов, чтобы организовать уездный «национальный совет» в Акмолинске, иначе говоря, уездный совет алаш-орды. Предполагалось организовать казахскую национальную милицию и сколотить также средства для содержания правительства алаш-орды.
Они явились в казахский комитет и быстро сговорились там. В сговоре принял участие и Мухтар Саматов, специальный уполномоченный алаш, прибывший из того же Омска для выборов предполагаемых участников учредительного собрания.
На обсуждение пришли также Абдулла (Асылбеков), Кошербай Жаманаев, руководитель городской бедноты, и я.
Присутствовали только казахи. Налицо были все члены комитета: председатель ветфельдшер Хусаин (Кожамберлин), члены – мулла Мантен, переводчик Сарман (Шуленбаев), переводчик Хусаин (Ерденбаев), волостной Усен (Косаев). Собрались также ярые приверженцы комитета, такие, как волостной Олжабай, волостной Багжан, писарь Тулебай Нуралин – племянник Олжабая, член областного комитета, и Мухтар Саматов. Помещение комитета было переполнено. Все следили за происходящим с живым интересом, будто бы перед ними шло состязание борцов на богатых поминках бая. Спорили долго, но разошлись ни с чем, ни о чем не договорившись, не найдя общего языка.
Назавтра опять собрание и опять помещение комитета трещит, не вмещая желающих принять участие. Убедившись, что предстоят шумные споры, члены комитета вызвали на подмогу Шарипа Ялымова, сумасбродного говоруна, о котором я уже говорил, самонадеянного, глуповатого торгаша-татарина. Наша сторона решила в противовес вызвать своего товарища, учителя казахских педагогических курсов, тоже татарина, Увалия Хангельдина. Спор разгорелся вовсю. Но и на этот раз, ничего не решив, все разошлись, условившись завтра созвать многолюдный митинг во дворе комитета.
На другой день в большом дворе комитета собралась тьма народа, исключительно казахи. Был мороз, все оделись по-зимнему. Пар от дыхания стоял над толпой. Многие прибыли из разных аулов. Присутствовали здесь и старые, и молодые, и прежние волостные, и новые.
Открылся митинг. Председателем избрали Кошербая Жаманаева – представителя городской бедноты.
Кошербай – неграмотный человек, но говорить умеет и всегда придерживается нашей линии. Его незаурядные ораторские способности неожиданно обнаружились в бурное время после свержения царя. Лучшего говоруна, чем он, в Акмолинске вряд ли найдешь. Огласив спорные вопросы, Кошербай вынес их на общее обсуждение.
Начались выступления, и опять разгорелся спор. Настал решающий день борьбы, когда у каждой группы выход был только один: либо победа, либо поражение.
В течение двух последних дней мы вели активную разъяснительную работу среди городского населения, чтобы в решающую минуту иметь поддержку. Схватились на трибуне не на жизнь, а на смерть. Выступление следует за выступлением. Каждый стремится завладеть вниманием всех, завоевать доверие пристально внимающей публики. У ораторов лоб в поту, несмотря на трескучий мороз. От горячего дыхания стаивает иней на ресницах, пар от дыхания толпы летит в небо. На этом митинге мне пришлось выступать трижды.
– Что такое алаш-орда? – говорил я в своих выступлениях. – Это такая партия, которая намерена восстановить прежнее ханство, стать ярмом на шее и бельмом на глазу казахского народа. Нужно ли нашему народу ханство?.. Нет! Мы долго терпели ханские прихоти. Теперь не прельщают широкие массы казахского народа пустые бредни тех господ, которые мечтают про себя стать ханами. Изнуренная беднота, избавившись от царя, не желает снова сажать на свою шею «его светлость» хана. Ханство нужно как воздух баям и волостным. Ханство нужно сынкам господ, желающим стать потомственными дворянами. Многонациональная рабочая Россия, свергнувшая и навсегда уничтожившая трехсотлетнее царство Романовых, теперь не допустит, чтобы ханы опять угнетали казахский трудовой народ. Пусть помнят об этом господа, желающие стать ханами и дворянами. Простой народ не пойдет за ними… Они приняли решение собирать деньги с казахского населения. Спрашивается, для кого эти деньги? Только для тех, кто жаждет стать ханом. Решили создать милицию из казахов. Спрашивается, чьи интересы она будет защищать? Конечно, интересы ханов. От кого защищать? От большевиков, выступающих против ханов и царя. Кто такие большевики? Это люди, которые защищают интересы рабочих, пастухов и бедняков. Кто последователи большевиков? Весь многонациональный рабочий класс, пастухи аулов, вся многолюдная масса бедняков, вернувшиеся с фронта солдаты и бедные мужики русских поселков – вот кто идет за большевиками. Когда для охраны ханов создадут казахскую милицию, то она будет выступать против русских рабочих, солдат и бедных мужиков.
Большевики стремятся к равноправию всех национальностей. Они непримиримые противники царя, монархистов, баев, сосущих кровь народа, чиновников-грабителей, волостных и старшин.
Казахи не будут проливать кровь за тех господ, которые мечтают стать ханами, ибо у них нет лишней крови и излишних сил. Беспочвенные мечтатели пусть поищут в среде трудового народа желающих поддержать ханство. Справедливый степной люд не последует за ними. Не требуйте от казахского населения ни денег, ни жигитов в милицию! – решительно заключил я свое выступление.
С митинга мы ушли победителями, разгромив при поддержке большинства своих противников.
На другой день открылось собрание уездного земства. Прибыли многие делегаты от «Жас казаха», здесь присутствовали также члены нашего совдепа. Собрание открылось в двухэтажном здании гимназии, построенном из красного кирпича. Просторный зал казался неподходящим для бурных собраний того времени: стояли рядами стулья, спокойно рассаживались делегаты. Задние ряды занимали приглашенные.
В отдельной комнате был накрыт стол для делегатов, там можно было пить чай с сахаром, отведать белого сдобного хлеба, закусить маслом и сыром.
Когда делегаты заняли свои места в зале, председатель земства ветеринарный врач Чернов открыл собрание. Народу становилось все больше и больше. В зал пробились все городские активисты: бывшие судьи, следователи, инспекторы, врачи. Мне удалось занять место в первом ряду.
– Граждане, прежде чем начать нашу работу, нам следует принять гражданскую присягу. Мы будем присягать в верности временному правительству. Я буду читать текст присяги, а вы будете мысленно повторять его вместе со мной. Прошу всех встать!
Зал поднялся. Совдеповцы встали вместе со всеми. Для нас такое начало собрания было полной неожиданностью. Предварительно мы договорились на этом собрании требовать, чтобы земство подчинилось совдепу как революционной народной власти. В противном случае ему предстояло распустить свою организацию. Но мы совершенно не были готовы к такому началу, к тому, что придется присягать и, значит, потерять возможность выступать против только что данной присяги.
Подавляющее большинство присутствующих в зале – казахи. Восемьдесят или даже девяносто процентов из них – сторонники «Жас казаха». Чернов, быстро закончив чтение присяги, положил ее перед собой на стол.
– А теперь давайте все поочередно подпишемся под словами присяги, – предложил он.
В зале началось движение, по которому можно было судить о полной готовности присутствующих подписать присягу.
Нам, совдеповцам, было от чего растеряться.
– Разрешите мне сказать несколько слов, – обратился я к председательствующему.
Чернов предоставил мне слово.
– Присяга, которую вы нам сейчас зачитали, большинству делегатов непонятна. Вношу предложение произнести присягу на казахском языке, чтобы делегаты из казахов знали, под чем подписываются. А также прошу подробнее разъяснить, кому мы присягаем, какому временному правительству? – задал я вопрос напрямик.
– Может быть, вы сами переведете на казахский язык, – в некотором замешательстве предложил Чернов.
– Я не являюсь вашим официальным переводчиком, – ответил я с вызовом, чувствуя, что Чернов держится в роли председателя неуверенно.
Тут сразу же загомонили, поддерживая меня, некоторые русские делегаты и солдаты, члены нашего совдепа.
– Долой! – зашумели они. – Он тихой сапой хотел обмануть нас, чтобы мы принесли присягу Керенскому. Долой контрреволюционера, арестовать его!
Народ зашумел, поднялся. Затрещали стулья, солдаты ринулись к президиуму. Приспешников Чернова оттуда как ветром сдуло, все они сбежали через черный ход. На сцене остался один Чернов, бледный и растерянный.
– Прошу вас успокоить публику, – несколько раз обращался он ко мне.
А толпа наседала, лезла вперед, сокрушая скамьи и стулья, шумела: «Арестовать контрреволюционеров!»
Мы вдвоем с Мониным пытались навести порядок, кричали до хрипоты и кое-как утихомирили разбушевавшихся делегатов.
В наступившей тишине опять заговорил Чернов:
– Вы зря кричите, напрасно подняли шум, – начал он оправдываться. – Я говорил о присяге временному правительству, которое есть у нас в Акмолинске. Я имел в виду временный совдеп, – начал он оправдываться и вилять перед нами. – Всякое правительство, как бы оно ни называлось до учредительного собрания, является временным…
Как ни изворачивался Чернов, собрание земства на этот раз так и не удалось провести.
На другой день, когда я вел занятия в школе с детьми, ко мне приехали на санях двое из «Жас казаха»:
– Едем скорее! В гимназии опять собрание проводят одни казахи. Предлагают открыть земство отдельно от русских. Саматов, Ялымов и Нуралин сбивают народ с правильного пути.
Я вынужден был прервать занятия, и мы помчались на санях в гимназию. Там на самом деле шло собрание. В президиуме сидели Саматов, Ялымов и Нуралин. Председательствовал Саматов. Я протолкнулся через толпу и подошел к столу президиума. Видно, Саматов с дружками уже завладели вниманием простодушной публики, привлекли их на свою сторону. Я попросил у Саматова слова.
– Хорошо, включу вас в список выступающих, – охотно согласился он.
Ораторы выходят один за другим, я вижу, что им не будет конца и что мое выступление в конце концов может не подействовать на присутствующих. Я подошел вплотную к Саматову и настойчиво попросил слова.
– Подойдет твоя очередь – выступишь, – невозмутимо ответил он.
У меня лопнуло терпение, и я заговорил, перебивая очередного выступающего. Тот растерялся, потерял мысль и замолчал. В зале наступила тишина. Чем же кончится эта стычка? Саматов холодно призвал меня к порядку.
– Не мешай говорить мне, Мухтарка! – и выразительным жестом руки я решительно дал понять, чтобы он отстал от меня.
В зале поднялся хохот.[27]27
Смеялись по двум причинам: ка – это зов собаки. Кроме того, русская жена Саматова назвала своего пса Мухтаркой, об этом большинство присутствующих знало.
[Закрыть] Особенно громко смеялись наши товарищи, знавшие подробности. Саматов вскипел, сердито исказились лица Ялымова и Нуралина.
– В таком случае я отказываюсь вести собрание! – заявил Саматов.
– А вас никто и не просил его открывать, – ответил я. Саматов, Ялымов и Нуралин покинули собрание.
Больше они не делали попыток открывать отдельное казахское земство.
Не теряя надежды на возврат старого и на успех своей затеи насчет сбора денег для алаш-орды, Аблайханов и Сеитов продолжали жить в Акмолинске. Члены нашего совдепа начали вести разговор о том, что не мешало бы этих агентов арестовать и водворить в тюрьму. Серьезной опасности для нас они теперь не представляли, никто не хотел утруждать себя арестом этих беспомощных людей, и поэтому нам оставалось только весело посмеяться, когда в одну прекрасную ночь оба деятеля сбежали из Акмолинска.
В феврале 1918 года наш совдеп созвал Акмолинский уездный съезд. Большинство делегатов были солдаты, недавно вернувшиеся с фронта, бедняки из русских сел, а также аульные казахи и рабочие Спасского завода.
Съезд проходил с большим подъемом. Делегаты единодушно признали единственно полноправной в уезде советскую власть. На съезде обсуждались наиболее злободневные вопросы, которые поднимались на всех собраниях последнего времени. Делегаты выступали горячо и искренне. Провели городской митинг под руководством совдепа.
Мнение делегатов съезда не разделяло акмолинское казачество, смотревшее на нас искоса, неприязненно. Казачество все еще надеялось обособиться, создать свою автономию с независимым самоуправлением. Нам стало известно, что в это время лидеры алаш-орды сговаривались с казачьим атаманом Дутовым о совместных действиях и писали об этом открыто в «Казахе». Газета также сообщила, что обучение офицеров казахской милиции проходит в Оренбургской юнкерской школе, где обычно готовили казачьих офицеров. Мы знали также, что еще до своего побега из Акмолинска Аблайханов, Сеитов, Нуралин и Саматов через уездный казахский комитет вели с местным казачеством секретные переговоры о совместных действиях.
