Текст книги "Книга жизни"
Автор книги: Сабир Рустамханлы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 24 страниц)
Дорога, идущая в направлении Савалана, проходит через Деман. С гор открывается удивительная панорама этого богатого края, – панорама, от которой испытываешь острую боль. Посевные площади этого большого края теперь расположены по ту сторону колючей проволоки. От древних водяных мельниц, расположенных по эту сторону границы, осталась лишь груда камней.
Деман стоит напротив Савалана.
Я неоднократно бывал здесь, и каждый раз в сердце моем начинался неизменный диалог с Саваланом.
Вновь брожу я среди маковых полей, поднявшихся выше колена, вновь смотрю на вершину горы, которую как будто срезали ножом, ниже белеют полосы вечных снегов.
Нет числа легендам, освящающим Савалан, Суболан, суб-алан... Аксакал наших гор, дающий плодородие, живительную влагу равнинам нашей родины, питает и наш дух, питает нашу мысль...
Возможно, освящение Савалана, преклонение перед ним связано с именем Зороастра, который прежде чем проповедовать идеи огнепоклонничества, десять лет обретался на этой горе.
Беседа с 3ороастром. О вещий человек! Я вижу тебя стоящим у Савалана, из глубокого далека, за далью почти трех тысячелетий, ты взираешь на мир и пламенное сердце твое жаждет великих дел, великих слов, великой борьбы. В очах твоих пылает огонь солнца, в душе твоей – прозрение смысла бытия! Ты только недавно завершил десятилетнее добровольное затворничество, разлуку с миром, десятилетнюю непрерывную внутреннюю схватку, очищавшую и воспитывающую твой ум, твой дух, твое тело... В лоне прекрасной природы Савалана, в пещере, как огромный глаз, смотрящей в мир, где искал ты тайны сотворенного и творения, ты стал "пчелой медоносной" с вершины горы обращал ты взор на необъятное отечество, ощущая необходимость к про стертым к тебе рукам, но прежде чем вернуться к народу, слиться с ним, вочеловечиться", ты размышлял о предстоящей стезе своей...
И ты рвешься к борьбе! Ты спешишь равно причастить людей к благам мира, свету, мудрости!
Сердце твое исполнено надежды! Ты "любишь людей" и ты веруешь в их возрождение, в преображение мира, в торжество добра!
Десять лет тому назад ты увидел мир в смуте и хаосе. Распалась связь времен, разрушился порядок вещей. Перекосились весы справедливости. Человек забыл человеческое достоинство. Разум в тисках. Попранная красота. Свет Ормузда оказался в руках слуг Ахримана. Все дороги вели в пропасть мрака. Зло повсеместно шло в поход...
Бесконечные войны, сотрясающие страны, делающие человека врагом человека, кровь, текущая рекой.
И произвол сильных мира сего, страсть истребления и разрушения. Жажда мирового владычества. Земля – как маслобойка. Бушующие потоком полчища. Крушение святынь. Обездоленный народ...
Ты узрел, что все беды происходят от зла. Человек поддался наущению дьявола. Он предал себя. Он стал врагом природы, создавшей его. И природа мстит ему. Ты убедился в праведном и суровом возмездии природы. Она отбирает свет из сердца человека, гасит в нем солнце любви...
"Я не могу оставаться там, где уже не способен любить!".
Ты узрел, что "сегодня правят мелкие людишки", он внушают народу покорность, смирение, подстрекают открывать врата злу...
Ты узрел, что в обществе нет места добрым., умным, мужественным: "О, праведные, искренние люди, открытые душой, держите в тайне свою глубину. Ибо ныне время лицемерных людей!".
Ты узрел, что власть ополчилась против народа: "Государство – самый хищный из всех зверей. Оно лжет без зазрения совести!".
Ты узрел, что государство выдает себя за выразителя народных чаяний, радетеля народных интересов: "Я, Государство, и есть сам народ". "Ложь!" воскликнул ты. Ты узрел, что истину похитили у народа и заточили в темницу. Истина потеряла свою истинность.
Ты узрел, что так больше невмоготу. Ты и не страдал жаждой власти и богатства, суетные радости не тешили тебя: Радость требует бесконечности, глубокой, глубокой бесконечности!".
И ты узрел, что мир больше не может оставаться таким! Человека надо возвратить к самому себе, надо разбудить свет его сердца, его самосознание, заставить его поверить в свое величие, в силу добра, справедливости, надо возвратить его назад, отвратить от пропасти.
Ты узрел, что наиболее унижен именно твой народ! Со всех сторон на него щерят зубы. Надо отразить зло. Нести свет в царство тьмы. Заворожить, заколдовать мрак. На языке, внятном самому мраку!
И потому ты удалился в горы. Чтобы отточить меч свой и разум свой! Посеять в мире здравые семена и ждать первых всходов!
Через три тысячелетия те, кто считает зазорным говорить на родном языке, забывшие о духе своих предков и, тем не менее, считающие себя азербайджанцами, прочтут эти строки и раздраженно скривят губы: "Авеста" написана на дарийском языке, какое отношение ока имеет к Азербайджану?"
Мол, ежели все определяется языком, какое отношение имеют они к Азербайджану к к азербайджанскому народу?!
О, исчадие отечества! Через два тысячелетия после Зороастра и великий Низами в родной Гяндже мысля по-тюркски, внимая родному языку на пиру и на миру, слагал бессмертные строки на языке правящих...
На каком бы языке ни писали личности, подобные Зороастру и Низами, думали они о судьбах всего мира.
"Я люблю тех людей, которые подобны редким тяжелым каплям, которые срываются с черных туч. Они вестники, они падают на землю, чтобы сообщить вскоре ударит молния, прогремит гром – они погибают, сообщив весть. Смотрите, я вестник! Я – тяжелая капля, упавшая с тучи!".
Ты спустился с Савалана к людям, как сеятель выходит в поле: "Настало время сеять семена самых высоких надежд человека. Пока плодородна земля. Но грядет время, земля оскудеет и уже не сможет взрастить ни единого древа.
... Тогда мир умалится и его заполнят люди, все вокруг сделавшие мелким... Последние люди говорят: "Мы обрели счастье". Нет уже ни бедного, ни богатого: и тот, и другой подневольны. Где теперь тот, кто хочет править, где тот, кто хочет подчиняться? И те, и другие в кабале. Стадо без пастыря".
"... Рука руку моет", "Все должно быть взаимно", "Ради своей выгоды они поступятся всем...".
Ты пришел как проповедник, способный открыть человеку избавление от этих бедствий. Ты пришел с верой в человека, в его разум: "Несчастные, о люди, в каждом камне таится изваяние". Ты пришел с жаждой вдохнуть жизнь в эти камни, как мыслитель-преобразователь.
... Братья мои, уберите этих правителей и этих мелких: людишек, они самая большая опасность для настоящих людей.
... Братья мои, есть ли у вас дерзание? Искренни ли вы? Не могут быть дерзновенными холодные духом, кривые, слепые, пьяные. Для того чтобы быть бесстрашным, надо познать, но и преодолеть страх. Гордо смотреть в бездну...
... Пусть рухнет все, чему надлежит быть сокруженным, нашими истинами: сколько зданий надлежит нам построить и ждут нас!
...Самые близкие ваши наперсники – ваше деяние и ваша воля. Не вмешивайте в свои дела постороннего!
... Уподобьтесь ветрам, срывающимся с гор. Они заставят сотрясаться моря!".
Так началась твоя трудная борьба за то, чтобы сделать человека настоящим человеком. В "чтении и письме" увидел ты путь, с помощью которого можно озарить умы светом.
Я стою напротив Савалана, и мне кажется твой голое твой клич, двадцать семь веков тому назад слившийся здесь с воздухом, водой, камнями этой горы, вновь звучит, вновь реет над моей головой, мои губы вновь повторяют твои строки, написанные кровью.
"... Человек, который сможет научить людей быть едиными, однажды разрушит все пограничные камни.
... Птица летит быстрее, чем самый быстрый скакун, но, увы, и ее голова, в конце концов поглощается землей.
... Все большие любви жаждут большего, чем сама любовь.
... Любить свой род – означает любить ребенка и любить свое будущее.
... По поступи человека можно определить истинность пути его. Посмотрите на поступь мою!".
И обошел отечество своим путем и поступью своей. Своей духовной и телесной силой, силой ума и силой слова восхитил многих. Но ты почувствовал, что твои соотечественники потеряли веру в то, что их земля может породить чудо, они ожидали чуда извне.
Они встретили тебя смехом. Ты увидел, что люди стали походить на обкатанные водой камки: одежда и мысли их превратились в пустую выхолощенную оболочку, у людей пропала жажда жизни и борьбы, все они живут одной и той же страстью, смысл жизни видят в наживе: дни их проходят в одинаковых, повторяющихся разговорах. А учат этих людей жизни те, кто стремится управлять этой массой. Глаза людей заволокло дремой, тела их стали рабами болезней. Тогда понесли тебя на своих крыльях дороги. Ты отправился в ту сторону, где рождается солнце. Ушел, чтобы вновь родиться для своей родины!.. Ты увидел, что твои соотечественники ожидают нового бога, нового пророка. Тебя же они знали только как великого поэта. Они не знали, что все боги по природе своей – поэты. Ты ушел, чтобы из своей природы поэта создать нового бога, новую веру, новую религию! Вернуться в отчизну свою как новое добро и новый свет, как слово бога!
Нет границ для слова бога. Пусть это слово изречено человеком!.. Ты ушел, чтобы создать книгу, в которой живут самые глубокие, самые прекрасные мысли человетва. На сей раз ты вернулся на родину во имя книги. Вернулся, чтобы Савалан стал твоей последней обителью.
Тысячи лет ты покоишься на вершине Савалана. Однако по-прежнему кажется, что ты удалился в свой одинокий скит и в один из дней выйдешь из него, чтобы помочь нам!
Ты смотрел на человека как на мост. Ты хотел пронести по этому мосту добро, благородство, великие мысли и прекрасные намерения. Сумел ли ты добиться своего?
Ты преподал людям урок познания. Сумел ли ты внушить всем свой урок?
Ты хотел взрастить людей, способных пожертвовать "всем своим духом", пожертвовать собой во имя лучших, прекрасных дней. Удалось ли это тебе?
Ты любил людей, разумом способных стать вровень с богом, и превзойти бога. Много ли на свете подобных людей?
Три тысячи лет наследники твоего великого учения, твои внуки и правнуки трудятся на этой земле. Однако и сегодня происходит схватка добра со злом и еще не видно конца этой борьбы.
Тогда тебе казалось, что ты родился в лихое время, что чужеземные захватчики, пытающиеся заставить народ забыть свое славное прошлое, уйдут с твоей земли. Страсть к войнам наконец покинет человека. В сердце человека возгорится огонь добра и дела человеческие пойдут на лад. Оказывается, все это не так просто! Оказывается, сами боги не дают миру успокоиться, они, боги, мешают человеку достичь счастья, спокойствия, благополучия. Иначе человек забудет бога! Забудет и себя, свою природу.
Было бы очень просто, если бы люди делились на добродетельных и злых! Ты бы знал, за кем тебе пойти и кого повести за собой. Беда в том, что и человек сам по себе внутренне противоречив. В сердце каждого человека происходит борьба между Ормуздом и Ахриманом. Борьба добра со злом не дает нам внутреннего покоя.
На что уповать, от кого ждать избавления?..
Ты думал, что ты самый последний... что возглашенные тобой призывы водворят порядок в мире. Однако и после тебя явились в этот мир пророки!
Один пришел как легенда... Мученической жизнью, милосердием и состраданием к ближнему стремился объединить людей, судьбой своей он показал, что дороги, ведущие к счастью, требуют жертв, приучил людей самопожертвованию и всепрощению.
Другой пришел в этот мир как реальный человек. Он явился как исцелитель, прожил жизнь в странствиях, изучил болезни народа своего и народов иных. И он видел выход в сплочении, в духовном единении, именуя себя "посланником аллаха", вещал от имени всевышнего. Но когда и это не возымело действия, он превратился в полководца, двинулся в поход, чтобы объединить народ под своим знаменем, и пал на поле брани...
Нет, не смогли они принести единство миру! Они умножили счет и причины препятствий, преград, границ разобщенности. Борьба христианства с исламом принесла миру многовековые войны и унесла многие тысячи жизней... Сильные мира сего превратили бога в исполнителя своей воли. Под сенью бога и религий крепла их власть, усугублялась блажь, росло их богатство, равновесие между людьми еще более нарушилось, начались претензии целых наций, целых религий на исключительность, гегемонию. И длящееся поныне мракобесие!
О, вещий поэт! Я говорю с тобой, к тебе простираю руки свои, но руки мои натыкаются на преграды, душу мою уязвляют колючие проволоки. Я отторжен даже от могилы твоей! Границы легли между нами! Зло и тьма легли между нами!
Я как в заколдованном кругу. Светом глаз моих, огнем сердца моего должен я расплавить, разорвать эти путы путей. Разъят Огонь Страны Огней, разъят Свет ее. Ниспошли мне Свет, ниспошли мне Огонь!
* * *
Граница. Когда мы сидели напротив Савалана и смотрели на бесконечный мир гор, Худу Мамедов, со свойственной ему проницательной простотой, заметил: "Кто сказал, что родину можно исходить из конца в конец и что родина может примелькаться? Даже небольшой район мы не можем до конца обойти и узнать. Любая дорога, любая долина приводит тебя в новый, неведомый мир".
Глядя с высоких гор на зеленые долины, увитые дымкой, я вновь и вновь убеждаюсь в истинности этих слов. Ведь сколько еще нераскрытых тайн в этих местах...
* * *
На встречах у меня часто спрашивают: "Почему ты так много пишешь о Юге? Ты же не южанин!". Я отвечаю, что не нахожу своего отличия от южан. Сызмала взор мой натыкался на колючую проволоку. Рука, протянутая к брату, вся в рубцах... Всю свою жизнь я нес в себе эту боль.
* * *
Вспоминаю дни, когда мы верхом ездили в горные села Джалилабада на мельницу и на базар. Дорога проходила через развалины переселенных сел. Высокие зеленые чинары виделись скорбными надгробиями... Дороге шла берегом реки, по ущельям, по косогорам и на каждом повороте оказывалась вблизи колючей проволоки... По ту сторону работали в поле крестьяне, увидев нас, они отрывались от работы, здоровались, а потом вновь продолжали свое дело. Когда в первый раз я услышал, что они говорят на том же языке, что и мы, я удивился. Ведь я проходил иные "уроки": "Все, что по эту сторону границы, родное, а по ту сторону границы – чужое". Не могу забыть зловещий "вой" колючей проволоки, напоминавший вой голодных волков, этот звук глубоко засел во мне, и я не могу избавиться от него, каждый раз он приносит мне боль... Через много лет я привел к этим проволокам своего сына. Пусть и он почувствует эту боль! Но уже не верхом, а на мощном "ГАЗ-69", как горный козел, взбиравшимся на кручи... В то время здесь всюду, куда взор ни кинь, тянулись хлеба, а сейчас кругом виноградники. Многие родники, которые били здесь, исчезли, виноградники начисто высасывают живительную грудь земли. Нас встречает директор совхоза, мой школьный товарищ, вместе с пограничниками. Подходим к самым истокам рекя Балгар-чай. Песчаная дорога ведет нас вдоль реки к горе Моран. Из-под ног вспархивают с гоготом кеклики. Парами бродят краснохвостые фазаны. Они не пугаются нас и не отлетают. Здесь мирно и они к этому привыкли. Охота здесь запрещена... Когда-то зверь и дичь водилась всюду окрест. Сейчас же зверье и птицы убегают к границе, к лесам, ущельям, где редко ступает нога человека. Гюндуз потерял счет краснохвостым фазанам, гуляющим парами. Одно из неповторимых чудес природы – эти птицы. Мы сидим на холме, на свежескошенном поле и смотрим на села, расположенные на той стороне. Мы насчитали шесть-семь. Поля здесь разноцветны, как сшитые из пестрых лоскутков... Мазок к мазку, межа к меже. Ни клочка пустой земли. Такими я видел посевные площади во Франции и в Польше. В коллективном хозяйстве мы еще не научились подобной рачительности.
В вопросах Гюндуза я вижу повторение моих детских вопросов, и странная грусть охватывает меня:
– Отец, а нас не пустят на ту сторону?
– Отец, и там говорят на азербайджанском языке?
– Отец, а почему они не хотят присоединиться к нам?
Мы видим, как взбирается на перевал автобус и движется к селу по песчаной дороге, поднимая за собою пыль. Откуда едет этот автобус? Может быть, из Тебриза? Или из Ардебиля? Из Астары? Или из Ахара? Кого везет? Какие черные вести об ирано-иракской войне несет он в это село, к нашим братьям по крови?..
Офицер, который находится вместе с нами, знает наш язык. Он слушает вопросы Гюндуза и порой как-то странно поглядывает на меня... Мне кажется, что в этих взглядах есть что-то печальное: будто и он ощущает свою вину перед детскими вопросами...
* * *
Был месяц май. Цвели сады, у которых не было хозяев, в селении Кехнакышлак – Старый кишлак, от которого осталось одно название. Выше развалин села, в горах белеют здания одной из пограничных застав. Секретарь райкома поздравляет пограничников с праздником. Потом мы, поэт Нусрет Кесеменли и я, в сопровождении офицера, поднимаемся к вышке, которая находится на самой вершине горы. Друг против друга – два столба. Между ними сделанная мелом метка. Это граница. На другом склоне горы – закордонное село. Мы смотрим в бинокль. В одном из дворов свадьба. Собрались люди. Как нарядный, многоцветный букет. Медленно поднимаюсь на вышку. С наблюдательного пункта выпархивает кеклик. Я в недоумении останавливаюсь. На самом конце стремянки кеклик свил гнездо, и в нем два яйца...
– Лейтенант, – говорю я, – хорошо бы на всех постах ваших свили гнезда кеклики.
* * *
Родной язык. Подул прохладный утренний ветер. Чудится, это дыхание моей матери... Или это шепот на родном языке!..
Родной язык! Ты зеркало моего мира. Ты создан волшебным "молоком матери, горным цветком, снегами Савалана, прозрачными водами стремительных рек, орлиным клекотом над головой моей, шелестом листьев наших лесов и садов, плотными туманами над долиной, вспышками молний, запахом земли, весенним ливнем, светом луны над моими просторами и мерцанием дальних звезд!
Мы вместе пришли в мир этот, мы двойники. Наша похожесть возек неповторима... Ты двойник нашего яркого, жаркого солнца, голубого неба с плывущими на нем облаками, нашей земли, гор и наших очагов в горах!..
Возраст твой равен возрасту человека и возрасту первой любви!
Ты походишь на эту чинару, которая растет в моем селе – корни ее много протяженнее видимого роста. Если я захочу исследовать твои корни, то я должен буду опоясать мир от востока до запада.
Ты походишь и на этот родник у дороги: ты прорываешься на поверхность из самых глубоких, самых дальних пластов нашей земли и нашего духа.
Ты походишь и на эту петляющую среди склонов гор, покрытую росой, тропинку: вот она исчезла, оборвалась, кажется, нет ее, но вот вновь появилась и все растет, удаляясь, и удаляется, вырастая, и оказывается самым надежным проводником в странствиях по свету...
Родной язык!... Негасимый очаг мой, пламя которого дошло до меня из глубин тысячелетий! Твой огонь ярок, блестит, как алмаз на солнце. И сегодня, как во все времена, воды твои прозрачны и чисты!
"Родной язык! Сколь сокровенные, сколь высокие чувства рождают в душе эти слова! Сколь внушительная, святая, величественная сила! Родной язык!
Язык, на котором ласковое существо поведало тебе любовь свою, материнское милосердие своё! Язык, сообщивший тебе все благозвучие и нежность свою, когда ты был еще в колыбели, запечатлевшийся в самых глубоких тайниках твоей души! Язык, на котором ты выработал первые мысли о жизни и о вселенной, на этом языке дух твой и суть твоя выражали свои чаянья..." (Нариман Нариманов).
Можно ли прекраснее выразить твою суть? Но не только из уст сонародников ты слышал о себе. Сколько раз исстари говорилось о красоте тюркских языков, огузских языков и языка, который сегодня мы называем азербайджанским! Тебя называли языком богов, мужей, спустившихся с небес, священным языком людей, родившихся от света, языком богатырей, воителей, сбиравших под сень своих знамен города и веси, наконец, языком оторванных от родной земли скитальцев! Тебя считали языком, созданным для ратного и властительного волеизъявления, для ристалищ и походов... Ты – глас природы, глас земли и неба, и языческих заклинаний. Ты – обет народа, крепкого, как скала, стоящего на крепкой как скала, земле! В песнях Деде Коркута ты расцвечен тысячью красок, как лоно цветущих наших гор. Ты – клич и бунт неукротимого Насими. Ты – стон Физули, несшего в сердце бремя скорбей земных!
Ты неделимая земля моя, непобедимый стяг мой, мое чистое незапятнанное имя!
Ты бессмертен. Слова твои, как и твои камни, как и твоя земля, мало изменчивы. За тысячу лет изменились только десять из ста слов твоей словарной кладовой, i других языках происходит в два-три раза больше изменений. Поэтому можно понять твои слова, возраст которых и сто, и тысячу лет. Слово твое, как гранит, долговечно. Ты бережно хранишь каждое слово. Как мать, бережно опекающая свое дитя...
Ты сохранился на нашей земле, на камне, на скалах, в памяти земли и неба, ты живешь на скрижалях нашей природы, ставшей Материнской книгой, ты оживаешь в ее теплом дыхании, в ее ласковом лоне.
Отрывки твоих фраз, твои выражения, как похищенное и разбросанное по всему миру богатство, я нахожу в недрах пяти шести тысяч лет – в каменных письменах, распространенных от Тихого океана до Европы, в сокровищницах чужих наречий, в памяти самых древних языков. Куда бы я ни обратил свой взор, везде слышу твой отголосок. По мере того как слой за слоем открывается духовая память родной культуры, нас обдает родным и близким дуновением.
Из глубин тысячелетий твоя мудрость доходит до нас:
"Душа человека, как мясо – разложится, запахнет, могучий человек, храни ее исправно!".
"Конь на земле подобен луне на небе".
"Тюркское слово похоже на перл в пучине, пока она в море, не узнаешь ей цену, но как только извлечешь ее из моря, она становится украшением корон хагнов и принцесс".
Считается, что эти изречения дошли до нас со слов Апл Эр Тунга Афрасияба – нашего пращура, погибшего в Южном Азербайджане.
Истина дастана. Это тот Алп Эр Тунга, который упоминается в "Истории" Геродота. Властитель огромной державы, простиравшейся от Китая до Дуная, которую Фирдоуси называет Тураном. Название это происходит от племени Тура, Туруска, упоминаемом в "Авесте". Алп Эр Тунга 27 лет властвовал в Азербайджане, в Аране, был союзником Мидии, заставил склонить колени мощные державы Ближнего Востока, войска его достигли Египта.
Согласно сведениям Закария Казвини, город Шабран был столицей Афрасияба, и из подземного дворца Афрасияба было проложено четыре подземных арыка с водой, вином, молоком и кумысом.
Он построил мост вблизи Мараги. В Карабахе и сейчас живет фамилия, которая ведет свою родословную от его сына. Предполагается, что город Казвин получил свое название в честь дочери Афрасияба.
Вероломство. Шах Персии Кейс-Хосров вынужден был заключить с Алп Эр Тунгой союз, "подружиться" с ним. В 625 году до нашей эры он пригласил его, вместе с его полководцами и наиболее влиятельными людьми. на пир в окрестностях озера Урмия, и там, воспользовавшись опьянением, предательски убил его.
В "Шахнаме" описывается, как Афрасияб после своего последнего боя скрылся в своем подземном дворце в окрестностях озера Сака. Здесь его обнаружили и поймали. Некоторые считают, что озеро это, названное так в честь саков-ишкузов – Гейча.
Плач по Алп Эр Тунгу приведен на огузском языке в "Дивани-лугат-ат-тюрк" Махмуда Кашкарлы в первозданной древней форме, и это позволяет нам судить о том, каким был тюркский язык до нашей эры.
При всей своей архаичности, язык памятника доступен всякому, кто мало-мальски знаком с историей языка.
Алп Эр Тунга – пал ли ты?
Мир наш – сирым стал ли ты?
Жертвой мщенья стал ли ты?
Сердце рвется, разорвется.
Рок оружие сокрыл.
Крадучись, он подступил,
Бека беков усыпил,
Как сбежит он, как спасется?
Волком взвоют веб мужи,
Исторгая крик души.
Разнесется стон в глуши,
Взор слезою заволочется.
Много лиха видел свет.
От него спасенья нет,
Пустит рок стрелу – в ответ
И вершина разнесется.
Душу боль сожгла дотла,
Семьюдесятью легла,
Все искала, не нашла
Дня былого – не найдется...
Из письмен на каменном надгробии, начертанных тысяча пятьсот – тысяча шестьсот лет тому назад, пробивается свет одной судьбы:
"В пять лет я остался без отца, в девятнадцать – без матери, в терпении, в муках, в труде к тридцати годам стал сановитым человеком... В шестьдесят лет умер".
Я слушаю голос, доходящий до меня из глубин 1260 лет:
"С тех пор, как тюркская нация стала нацией, тюркские хаганы стали хаганами и взошли на трон, никто не достигал города Шандуна и Великого океана. Упросив хагана, я собрал воинов. Достиг города Шандуна и Великого океана".
А в книгах, написанных через три года, ты ведешь разговор о новых бедах, родной мой язык.
"Я – нация, которая имеет страну. Где теперь мой край? Кого ради я завоевывал земли! Я – нация, которая имела хагана. Где теперь мой хаган? Кому служу я теперь?"
Этими– камнями, письменами говорят сама судьба, дух, подвиг, трагедия и слезы улусов, которые стояли у истоков современных наших сонародников.
Ты прокладываешь мосты между нами, родной язык. Что отличает эти письмена от современного нашего языка? Отдельные слова...
"О, тюркская нация! Пока ты голодна, ты не знаешь, что такое сытость, но, однажды познав сытость, ты уже не думаешь о голоде. Именно поэтому ты не поддержала слова возвысившего тебя хагана, кочуя с места на место. И на этих путях ты обессилела и оскудела.
О тюркские, огузские беки! О народ! Услышь! Если не рухнет голубое небо, если не разверзнется земля, кто может порушить твой край и почву твою!
О тюркский народ! Встряхнись и возвратись к себе!..."
Родной язык! Испокон веков ты возвышаешься не прозрачной, жизнестойкой незыблемой основе.
Бело облако, гремя и грохоча.
Снегом и грозой исходит.
То не мать ли седовласая моя
Горестной слезой исходит?
Туча черная, гремя и грохоча.
Снегом иль дождем исходит;
Или старенькая мать
От тоски огнем исходит?
Туча вешняя, гремя и грохоча.
Ливнем ли, шумя, исходит,
Или отрок молодой
Слезы льет ливмя, исходит?
Туча осенью, гремя.
Ливнями опять исходит,
Иль горючею слезой
Души двух ребят исходят?
И доносится до меня заклинание шамана:
Сядь на коня – скачи до меня.
В узком проходе не медли.
Двери открой – колени склоня.
Ты опустись немедля.
К плетке моей приложись.
Зубом моим заострись.
Гласом моим огласись.
Хочу воротиться назад,
О, шаман-ата*,
______________ * Ата – отец.
Кости мои болят,
О, шаман-ата.
Ребра мои трещат,
О, шаман-ата.
... Мне бы сюда не свернуть,
О, шаман-ата,
Мне бы не выйти в путь,
О, шаман-ата.
Назад воротиться хочу
О, шаман-ата.
В шатер воротиться хочу,
О, шаман-ата.
А этот лад напоминает первозданную красоту поэзии сказов Деде-Коркута, древних образцов, процитированных выше:
Подойди ко мне, долюшка моя, венец очага!
Выйдешь за порог – статью стройная, тополиная.
Вьется – обовьет щиколотки коса черная
Вровушки дугой – тетиве тугой уподобились,
Ротик маленький, не вмещающий две миндалины.
Щеки алые рдеют яблоком в пору осени.
Женщина моя, помощь и совет, и опора мне.
Как близки и понятны слова, выражения, образы, поэзия, которая дошла до нас из глубины веков!
В некоторых источниках Огуз отождествляется с Мете, и мне хочется привести легенду, которую должны знать и школьники.
В те времена, когда Мете только вступил на престол, император соседней державы послал гонца с посланием: уступить лучшего коня, не без умысла пытаясь подбить новоиспеченного правителя на бой. Свита дрогнула, но правитель остался спокойным: разве из-за одного коня можно нарушить добрососедские отношения?
Спесивый венценосец не унялся: теперь он стал требовать у Мете самую прекрасную женщину во дворце. Вновь приближенные всполошились, но Мете столь же невозмутимо отправляет красавицу.
В третий раз приезжают гонцы от императора. И просят именем императора сопредельную бесплодную и неухоженную землю. Придворные советники считают, что надо согласиться: "Стоит ли идти на распрю из-за клочка чахлой земли"?
Однако молодой хаган говорит: "Можно ли отдавать землю, на которой зиждется страна? Конь и женщина принадлежали мне, и я отдал их. Но какое у меня право уступить землю, в которой покоится прах пращуров?"
И Мете взялся за оружие, выступил в поход и одержал победу.
ДВЕРИ, ОТКРЫВАЮЩИЕСЯ СЛОВОМ
Как и у народов, своя история есть и у слов. Меня притягивает магический мир слова. Перелистываю свои старые тетрадки и наталкиваюсь на отдельные фразы, слова, заметки. Не хочется прокладывать между ними мосты. Ведь каждая дверь ведет в свою комнату. И, возможно, между этими комнатами нет связи. Но несомненно все эти комнаты единого дома и расположены под единой крышей.
* * *.
Нас не прельщает жизнь отшельников и затворников. Не привлекает возможность замкнувшись в келье, конструировать особую "историю", выдавать хронологию религиозных деятелей за "историю страны", сохранять для будущего, как имеющие серьезное вселенское значение религиозные междоусобицы, любую проповедь, прочитанную с амвона, выдавать за шедевры мировой литературы.
Преходящие события не запечатлевались в памяти его народа: мелкие распри, мелкие страстишки не смогли сбить его с правого пути. Во все времена был человек, его жизнь была для него превыше всего! Поэтому относился к тем, кто называл его то "мусульманин", то "иранец", то "татарин". Он ведь хорошо знал, кто он на самом деле: человек!
Через 150 лет после Мете, в 41 году до нашей эры, сохранились в анналах истории слова еще одного хагана:
"Вы не склоните головы! Потому что это самое большое из возможных предательств по отношению к нашему предку, который жил славно и достойно. Отцы наши завещали нам наряду с большими странами, свободу и независимость. Мы жили жизнью бойцов и всадников и стали нацией, от которой дрожали чужеземцы. Все эти завоевания мы обязаны беречь и не можем ими пожертвовать во имя обычной жизни! Как знает каждый из нас, доля бойца в бою – смерть. Если даже мы умрем, будут жить наша слава и доблесть, наши дети и наши внуки станут во главе других наций".
Какое счастье, что ты живешь, родной мой язык, в тебе запечатлены самые сложные мгновения человеческого духа, в тебе сохранилась память о жизни отцов и дедов, ты мой самый серьезный, самый глубокий собеседник! Сколько бы не пытались перерубить каши корни, иссушить наше древо жизни, отнять у нас наше прошлое, нашу историю, но народ жив, пока жив его язык и, если жив язык, значит жив народ, значит не исчезло его прошлое, не исчезла его история, значит живет и плодоносит его древо жизни.
Каждое слово родного языка, дверь, открывающаяся в прошлое.
