Текст книги "Посреди серой мглы (ЛП)"

Автор книги: Рута Шепетис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

– Мама! – Йонас беспокоился, что поезд может тронуться. – Вы же садитесь, да?

– Да, дорогой, садимся. Возьмёшь вон ту сумку? – Мама развернулась ко мне. – Линочка, у нас нет выбора. Если можешь, постарайся не пугать брата.

Госпожа Грибас протянула маме руки. А я? Мне ведь тоже страшно. Или это не важно? Папа, где же ты? Я оглянулась на платформу, где царил ужасный беспорядок. Мне хотелось бежать и бежать, куда глаза глядят, пока хватит сил. Я бы побежала к университету и стала искать там папу. Побежала бы домой. Просто побежала бы – и всё.

– Лина! – Теперь мама стояла передо мной и взяла меня за подбородок. – Я понимаю. Это ужасно, – прошептала она. – Но мы должны держаться вместе. Это очень важно.

Она поцеловала меня в лоб и развернулась лицом к вагону.

– Куда мы? – спросила я.

– Я пока не знаю.

– Мы что, должны ехать в этих вагонах для скота?

– Да, но я уверена, что это ненадолго, – ответила мама.

9

В вагоне было душно, в воздухе стоял сильный запах даже при открытых дверях. Люди ютились где только можно, сидели на сумках. В конце вагона большие доски метра два шириной были прибиты как полки. На одной из таких полок лежала обессиленная Она, а ребёнок плакал у её груди.

– Ай! – Лысый ударил меня по ноге. – Аккуратно, девочка! Ты чуть на меня не наступила.

– А где же мужчины? – спросила мама у госпожи Грибас.

– Их забрали.

– Нам нужны мужчины, чтобы помочь раненому, – заметила мама.

– Нет их. Нас как-то по группам рассортировали. Они сейчас всё людей ведут и в вагон бросают. Есть какие-то пожилые мужчины, но у них мало сил, – сказала госпожа Грибас.

Мама оглянулась по сторонам.

– Давайте детей на верхнюю полку посадим. Лина, подвинь, пожалуйста, Ону на нижней чуть-чуть, чтобы ребята могли залезть наверх.

– Не глупи, женщина! – возмутился Лысый. – Освободите место, так к нам ещё больше людей напихают!

Библиотекарша была меньше меня ростом, но крепкая. Ей хватило силы, чтобы помочь мне подвинуть Ону.

– Я госпожа Римас, – представилась она Оне.

Госпожа… Так библиотекарша замужем. Но где же её муж? Наверное, там, где и мой папа. Ребёнок надсадно закричал.

– У вас мальчик или девочка? – поинтересовалась госпожа Римас.

– Девочка, – слабым голосом ответила Она и подогнула свои босые ноги, чтобы освободить ещё немного места. Ноги у неё были поцарапаны и в грязи.

– Ей скоро кушать пора, – сказала госпожа Римас.

Я оглянулась вокруг. Голова у меня была словно отдельно от тела. Людей в вагоне становилось всё больше, пришла и какая-то женщина с сыном моего возраста. Меня кто-то дернул за рукав.

– Ты готовишься ко сну? – спросила у меня маленькая девочка с белокурыми, почти перламутровыми волосами.

– Что?

– Ты надела ночную сорочку. Ко сну готовишься? – Она показала мне потасканную куклу. – Это моя куколка.

Ночная рубашка. Я до сих пор в ночной рубашке. А Йонас всё ещё в моём голубом пальто. Я совсем забыла.

Я стала проталкиваться к маме и брату.

– Нам нужно переодеться, – сказала я.

– Здесь сейчас очень тесно, чемодан нам не открыть, – заметила мама. – Да и нет где переодеться.

– Ну пожалуйста, – попросил Йонас, кутаясь в моё пальто.

Мама попробовала сместиться в угол, но толку от этого было мало. Она наклонилась и еле-еле открыла чемодан. Засунув в него руку, она стала искать что-то на ощупь.

Я увидела свой розовый свитер и комбинацию. Наконец мама достала моё тёмно-синее платье из хлопка. Затем принялась искать штаны для Йонаса.

– Извините, госпожа, – сказала она женщине, которая сидела в углу вагона. – Можно с вами поменяться местами, чтобы мои дети переоделись?

– Это наше место! – отрезала женщина. – Мы не пересядем!

Двое её дочерей уставились на нас.

– Я понимаю, что это ваше место. Мы на минуточку, чтобы дети не у всех на глазах переодевались.

Женщина ничего не ответила и сложила руки на груди.

Мама толкнула нас в угол, почти на ту женщину.

– Эй! – закричала та, выставив перед собой руки.

– Ой, я приношу свои извинения. Просто ради приличия. – Мама взяла у Йонаса моё пальто и развернула его, словно ширму, закрыв нас от других людей.

Я быстро переоделась и закрыла Йонаса ещё и своей рубашкой.

– Он уписался! – сказала одна из девочек и показала на моего брата.

Йонас замер.

– Ты уписалась, девочка? – спросила я громко. – Бедная!

С тех пор, как мы поднялись в вагон, температура в нём всё поднималась и поднималась. Моё лицо обволакивал сырой запах пота. Мы протолкнулись к дверям, чтобы немного подышать. Поставили чемоданы один на другой, а сверху посадили Йонаса – в руках он держал узелок от тёти Регины. Мама стала на носочки и попыталась выглянуть на платформу, высматривая там отца.

– Вот. – Какой-то седой мужчина поставил на пол небольшой ящик. – Становитесь на него.

– Большое вам спасибо! – поблагодарила мама и сделала, как он предложил.

– И давно? – спросил он.

– Со вчера, – ответила мама.

– А чем он занимается? – спросил седой мужчина.

– Он работает проректором в университете. Его зовут Костас Вилкас.

– Вилкас, значит, – кивнул мужчина. У него были добрые глаза. – Красивые дети.

– Да. В отца пошли, – ответила мама.

Мы все сидели на бархатном диване, Йонас – у папы на коленях. Мама была одета в зелёное шёлковое платье в пол. Её светлые волосы спадали блестящей волной на одно плечо, а изумрудные серьги сверкали на свету. На папе был один из его тёмных костюмов. Я выбрала себе кремовое платье с коричневым атласным поясом и такую же ленточку для волос.

– Какая красивая семья, – сказал фотограф, пока устанавливал большой аппарат. – Костас, Лина просто у тебя удалась.

– Бедная, – пошутил папа. – Будем надеяться, что, когда вырастет, станет похожа на маму.

– Ага, надейся, – ответила я.

Все засмеялись. Сверкнула вспышка.

10

Я посчитала: сорок шесть человек набиты в эту клетку на колёсах. А может, даже гроб. Я рисовала пальцами на пыли в передней чисти вагона, стирала рисунки, а после начинала снова.

Люди спорили о том, куда нас везут. Одни говорили – в НКВД, другие – в Москву. Я окинула всех взглядом. Лица смотрели в будущее, каждое по-своему. Я видела решимость, гнев, страх, смятение. У кого-то – безнадёжность. Они уже сдались. А я?

Йонас отгонял от лица и волос мух. Мама тихо разговаривала с женщиной, сын которой был моим ровесником.

– Вы откуда? – спросил у Йонаса парень с тёмными волнистыми волосами и карими глазами. В школе в таких часто влюбляются.

– Из Каунаса, – ответил Йонас. – А вы?

– Из Шанчая[2].

Без слов мы неловко взглянули друг на друга.

– А где твой папа? – буркнул Йонас.

– В литовском войске. – Парень сделал паузу. – Он давно не появлялся дома.

Его мама была похожа на офицерскую жену, изящную и не привыкшую к грязи. Йонас болтал и дальше, мне не сразу удалось его остановить.

– А наш папа работает в университете. Я Йонас. Это моя сестра Лина.

Парень кивнул мне.

– А меня зовут Андрюс Арвидас.

Я кивнула в ответ и отвела взгляд.

– Как думаешь, они будут выпускать нас хоть на несколько минут? – спросил Йонас. – Тогда папа нас увидит, если будет на станции. Ведь сейчас он не может нас найти.

– Энкавэдэшники вряд ли хоть что-то будут нам позволять, – ответил Андрюс. – Я видел, как они били какого-то мужчину за то, что он пытался сбежать.

– Они называли нас свиньями, – заметил Йонас.

– Не слушай их. Сами они свиньи. Тупая свинота, – сказала я.

– Тише! Я бы такого не говорил! – сделал мне замечание Андрюс.

– А ты кто такой, полицейский, что ли? – спросила я.

Брови Андрюса взлетели вверх:

– Да нет, просто не хочется, чтобы вы попали в беду.

– Не надо нам беды, Лина, – сказал Йонас.

Я оглянулась и посмотрела на маму.

– Я отдала им всё, что у меня было. Солгала, сказав, что он слабоумный. У меня не было другого выбора, – шепотом рассказывала мама Андрюса. – Иначе нас бы разделили. Теперь у меня ничего нет.

– Понимаю, – сказала мама и взяла женщину за руку. – С нами тоже такое хотели сделать, хотя мальчику всего лишь десять лет.

Ребёнок Оны начал плакать. К маме подошла госпожа Римас.

– Она пытается накормить ребёнка, но почему-то не получается. Он не может взяться ротиком.

Часы тянулись, словно длинные дни. Люди стонали от жары и голода. Лысый жаловался на свою ногу, другие пытались обустроиться. Мне пришлось отказаться от рисования на полу, поэтому я стала царапать рисунки ногтем на стене.

Андрюс выскочил из вагона, чтобы сходить в туалет, но энкавэдэшник ударил его и забросил назад. От каждого выстрела и крика мы вздрагивали. Больше никто не решался покинуть вагон.

Кто-то заметил дыру размером с доску там, где сидела упрямая женщина с дочерьми. Они прятали её от других, как и то, что сквозь неё в вагон поступал свежий воздух. Люди начали кричать, требуя, чтобы они пересели. Когда их оттянули от того места, мы все по очереди воспользовались дырой в полу как туалетом. Хотя некоторые не смогли заставить себя справить нужду таким образом. От тех звуков и запахов у меня закружилась голова. Какой-то мальчик свесил голову из вагона – его стошнило.

Госпожа Римас собрала вместе всех детей и начала рассказывать им сказки. Ребята со всего вагона проталкивались к нашей библиотекарше. Даже дочери женщины, что всё время ворчала, отошли от матери и сидели, словно загипнотизированные волшебными сказками. Девочка с куклой прислонилась к госпоже Римас и сосала пальчик.

Мы сидели в кругу на полу библиотеки. Один из мальчиков помладше лежал на спине и сосал пальчик. Библиотекарша листала книжку с картинками и выразительно читала. Я слушала её и рисовала персонажей в блокноте. Нарисовала дракона, и сердце забилось быстрее. Он был словно живой. Я почувствовала волну его горячего дыхания, которая отбросила мои волосы назад. Затем я нарисовала убегающую принцессу с золотистыми волосами, тянущимися за ней по склону горы…

– Лина, готова идти?

Я взглянула вверх. Надо мной стояла библиотекарша. Все дети уже разошлись.

– Лина, ты себя хорошо чувствуешь? Ты так раскраснелась. Тебе не плохо?

Я покачала головой и показала ей блокнот.

– Ничего себе! Лина, это ты сама нарисовала? – Библиотекарша быстро потянулась за блокнотом.

Я улыбнулась и кивнула.

11

Солнце начало садиться. Мама заплела мои пропитанные потом волнистые волосы в косу. Я пыталась посчитать, сколько часов мы просидели заключёнными в этом ящике, и задавалась вопросом, сколько ещё часов нам предстоит провести в пути. Люди ели то, что взяли с собой. Большинство делились пищей. Хотя не все.

– Лина, тот хлеб… – начала мама.

Я покачала головой. Он и правда всё ещё лежит на моём столе?

– Я его не забрала, – ответила я.

– Ну что же, – сказала мама и понесла что-то покушать Оне. Она была разочарована – об этом говорили её поджатые губы.

Андрюс сидел, подтянув колена к подбородку, и курил сигарету. При этом смотрел он на меня.

– Сколько тебе лет? – спросила я.

– Семнадцать. – Он и дальше глазел на меня.

– И давно ты куришь?

– А кто ты такая, полицейский, что ли? – спросил он и отвёл взгляд.

Наступила ночь. В деревянном ящике было темно. Мама сказала, что нужно быть благодарными за то, что двери оставили открытыми. Хотя я не собиралась ни за что благодарить энкавэдэшников. Каждые несколько минут до нас доносился топот ботинок над вагоном. Мне не спалось. Было интересно, есть ли на небе луна, а если есть, то какая она. Папа говорил: учёные считают, что с Луны Земля кажется голубой. В ту ночь я была с ними согласна. Я бы нарисовала Землю голубой, отяжелевшей от слёз. Где же папа? Я закрыла глаза.

Что-то толкало меня в плечо. Я открыла глаза. В вагоне стало светлее. Надо мной стоял Андрюс и пытался растолкать меня носком ботинка. Он приложил палец к губам и мотнул головой в сторону. Я посмотрела на маму. Она спала, кутаясь в пальто. Йонаса рядом не было. Я стала оглядываться по сторонам: где же он? Андрюс снова толкнул меня и махнул рукой вперёд.

Я встала и принялась пробираться к выходу, переступая через узелки других людей. Йонас стоял в дверях вагона, прижимаясь к косяку.

– Андрюс сказал, что час назад прибыл длинный поезд. Кто-то говорит, что там мужчины, – прошептал Йонас. – Может, там папа?

– А кто тебе об этом сказал? – спросила я Андрюса.

– Да ладно, – ответил он. – Идёмте искать наших отцов.

Стоя в дверном проёме, я посмотрела вниз. На горизонте только показалось солнце. Если папа в самом деле на этом вокзале, то мне хотелось бы его найти.

– Я пойду и расскажу вам обо всём, что смогу узнать, – сказала я. – А где тот поезд?

– Позади, – сказал Андрюс. – Только ты не ходи. Я пойду.

– Но как ты найдёшь нашего отца? Ты ведь не знаешь, как он выглядит! – резко ответила я.

– Ты всегда такая любезная? – поинтересовался Андрюс.

– Может, вам стоит пойти вдвоём? – предложил Йонас.

– Я и сама могу, – сказала я. – Найду папу и приведу его к нам.

– Это глупо! Мы теряем время. И зачем я вообще тебя разбудил? – сказал Андрюс.

Я выглянула из вагона. Охранник метрах в тридцати стоял спиной к нам. Свесив ноги, я тихо спустилась на землю и пролезла под поезд. Андрюс обогнал меня. Вдруг мы услышали крик – это прыгнул Йонас. Андрюс схватил его, и мы втроём нырнули под поезд в попытке спрятаться за колесом. Энкавэдэшник остановился и принялся оглядываться по сторонам.

Я закрыла Йонасу рот. Задержав дыхание, мы притаились за колесом. Офицер пошёл дальше.

Андрюс выглянул с другой стороны и помахал нам, чтоб мы шли за ним. Я последовала его совету. С другой стороны нашего вагона была надпись на русском языке.

– Здесь написано «Воры и проститутки», – прошептал Андрюс.

Воры и проститутки. В этом вагоне наши матери, учительница, библиотекарша, пожилые люди и новорождённый младенец. Воры и проститутки! Йонас посмотрел на надпись. Я взяла его за руку, радуясь, что он не умеет читать по-русски. Мне было жаль, что он не остался в вагоне.

За нашим поездом стоял ещё один эшелон красных вагонов для скота. Вот только двери там были закрыты на большие засовы. Мы оглянулись по сторонам и, избегая испражнений на путях, перебежали под другой поезд. Андрюс постучал в пол около отверстия, что служило им вместо туалета. Появилась какая-то тень – с вагона кто-то выглядывал.

– Как зовут твоего отца? – спросил меня Андрюс.

– Костас Вилкас, – быстро ответила я.

– Мы ищем Петраса Арвидаса и Костаса Вилкаса, – прошептал Андрюс незнакомцу.

Голова пропала с нашего поля зрения. Послышались звуки шарканья ботинок. Через какое-то время незнакомец снова показался.

– В нашем вагоне таких нет. Будьте осторожны, дети. Ведите себя очень тихо.

Мы бегали от вагона к вагону, избегая испражнений и стучась в пол.

Каждый раз, когда человек, который говорил с нами, уходил спрашивать о наших отцах, у меня внутри всё сжималось.

– Ну пожалуйста, пожалуйста… – умолял Йонас. А потом мы шли дальше. Незнакомцы просили нас быть осторожными и передавать привет их близким. Так мы дошли до седьмого вагона. Ещё один мужчина ушёл спрашивать, стало тихо.

– Ну пожалуйста, пожалуйста… – бормотал Йонас.

– Йонас?

– Папа! – Мы пытались не закричать. Послышался звук спички, вспыхнувшей от доски. Из отверстия выглянуло папино лицо. Оно казалось серым, под одним глазом у него был большой синяк.

– Папа, мы в том поезде, – начал Йонас. – Идём с нами!

– Тише, – велел папа. – Я не могу. И вам здесь быть нельзя. Где мама?

– В вагоне, – ответила я. Я радовалась встрече, хоть и ужаснулась, увидев опухшее, разбитое лицо папы. – Как ты?

–У меня всё нормально, – сказал он. – А вы как, как мама?

– И у нас всё нормально, – ответила я.

– Она не знает, что ты здесь, – сказал Йонас. – Мы хотели найти тебя. Папа, они вломились к нам домой и…

– Я знаю. Наш поезд будут прикреплять к вашему.

– А куда нас везут? – спросила я.

– Наверное, в Сибирь.

Сибирь? Нет, быть такого не может. Сибирь ведь на другом конце света. И там ничего нет! До меня донеслись слова папы, сказанные кому-то из мужчин в вагоне. Из отверстия показалась его рука, в ней было что-то скомкано.

– Вот, возьмите курточку и носки. Они вам понадобятся.

Изнутри послышались ещё какие-то звуки. Папа опустил нам ещё один пиджак, две рубашки и носки. А после и большой кусок ветчины.

– Дети, поделите и съежьте, – сказал папа.

Я с сомнением смотрела не ветчину, которую папа протягивал нам сквозь отверстие в полу, что использовали как туалет.

– А ну-ка быстро положили себе в рот! – велел папа.

Я разделила большой кусок на четыре части и дала по одной Йонасу и Андрюсу. Один взяла себе, а последний положила в карман платья – для мамы.

– Лина, вот это передай, пожалуйста, маме. Скажи, что в случае необходимости она сможет это продать. – С отверстия снова показалась папина рука: он протягивал мне своё золотое обручальное кольцо.

Я так и застыла, просто стояла и смотрела.

– Лина, ты меня поняла? Скажи маме, что это можно будет продать, если понадобятся деньги!

Мне хотелось сказать ему, что мы уже выкупили Йонаса за карманные часы, но лишь кивнула и надела кольцо на большой палец. Проглотить ветчину мне никак не удавалось – в горле стоял ком.

– Господин, – начал Андрюс, – а Петраса Арвидаса в вашем вагоне нет?

– К сожалению, нет, сынок, – ответил папа. – Здесь очень опасно. Возвращайтесь к своему поезду!

Я кивнула.

– Йонас!

– Да, папа! – заглядывая в отверстие, сказал мой брат.

– Вы очень смелые, что не побоялись сюда прийти. Держитесь вместе! Я знаю, ты хорошо позаботишься о матери и сестре, пока я не могу быть с вами.

– Позабочусь, папочка, обещаю! – сказал Йонас. – Когда мы увидимся?

Папа задумался.

– Не знаю. Но, надеюсь, что скоро.

Я прижала к себе одежду. По щекам заструились слёзы.

– Не плачь, Лина. Держи себя в руках, – велел папа. – Ты можешь мне помочь.

Я взглянула на него.

– Понимаешь? – Папа с сомнением взглянул на Андрюса. – Ты можешь помочь мне найти вас, – прошептал он. – Я пойму, что это ты… так же, как ты узнаешь руку Мунка. Но, пожалуйста, будь осторожна!

– Но… – неуверенно начала я.

– Я люблю вас, дети. И маме передайте, что её я тоже люблю. Скажите, пусть думает о дубе. Молитесь, дети, и я вас услышу. Молитесь за Литву. А теперь бегите назад. Быстро!

Мне в глаза словно песка насыпали, а в груди очень сильно жгло. Я сделала шаг и чуть не упала.

Меня подхватил Андрюс.

– Ты как? – беспокоясь, спросил он.

– Всё нормально, – ответила я, быстро вытерла глаза и освободилась из его рук. – Идём искать твоего отца.

– Нет. Ты же слышала, что сказал тебе отец. Быстро бегите назад. Передай маме его слова.

– А как же твой отец?

– Я просмотрю ещё несколько вагонов. Встретимся в конце поезда, – ответил он. – Только иди, Лина. Не теряй времени.

Я сомневалась.

– Ты боишься идти одна?

– Нет, не боюсь, – ответила я. – Папа сказал, что мы должны держаться вместе, но мы с Йонасом пойдём сами. – Я схватила брата за руку. – Мы же дойдём без Андрюса, да, Йонас?

Брат побежал за мной, спотыкаясь и оглядываясь через плечо на Андрюса.

12

– Стоять! – скомандовал кто-то.

Мы были так близко, почти добрались до нашего вагона. К нам приблизились ботинки энкавэдэшника. Я спрятала в кулаке палец с папиным кольцом.

– Давай! – закричал мужчина.

Мы с Йонасом вышли из-под вагона.

– Лина! Йонас! – звала мама, выглядывая из дверей.

Офицер навёл на маму винтовку, как бы говоря ей замолчать. А после принялся кружить вокруг нас, с каждым разом подходя всё ближе и ближе.

Я почувствовала, как ко мне прижался Йонас, и сжала кулак покрепче в надежде, что мужчина не заметит папино кольцо.

– Мы случайно уронили вещи в туалет, – солгала я, показав ему кучу одежды. Мама перевела мои слова на русский язык.

Офицер взглянул на носки, лежащие сверху. Схватив Йонаса, он принялся выворачивать его карманы. Я подумала о ветчине. Как я объясню, откуда она, если здесь все такие голодные? Энкавэдэшник толкнул нас с братом на землю и стал махать дулом винтовки перед нашими лицами, при этом крича что-то по-русски. Я съёжилась возле Йонаса, не сводя взгляда с дула. Закрыла глаза. «Пожалуйста, не надо…» Он ударил ботинком по гравию, и тот посыпался нам на ноги, а после выдал своё «Давай!» и показал на наш вагон.

Лицо мамы было серее некуда. В этот раз она не смогла скрыть от меня свой страх. У неё дрожали руки, она едва могла дышать.

– Вас могли убить!

– С нами всё хорошо, мама, – объявил Йонас. Его голос дрожал. – Мы ходили искать папу.

– Где Андрюс? – Из-за маминых плеч выглядывала госпожа Арвидас.

– Он ходил с нами, – объяснила я.

– Но где он? – спросила его мама.

– Он хотел найти своего отца, – сказала я.

– Отца? – Она тяжело вздохнула. – Вот почему он мне не верит? Я ведь говорила ему, что его отец… – Она отвернулась и заплакала.

Я поняла, какую страшную ошибку мы совершили. Нам не следовало оставлять Андрюса одного.

– Мы нашли его, мама! Мы нашли папу! – сказал Йонас.

Вокруг нас собралось много людей. Они хотели знать, сколько в том эшелоне мужчин и не видели ли мы их близких.

– Он сказал, что мы едем в Сибирь, – рассказывал Йонас. – И дал нам ветчины. Мы втроем поели, но оставили и тебе. Лина, дай маме ветчину.

Я достала из кармана её часть.

Она увидела у меня на пальце обручальное кольцо.

– Это на случай, если понадобятся деньги, – пояснила я. – Папа сказал, что ты можешь его продать.

– И чтобы ты вспоминала о дубе, – добавил Йонас.

Сняв с моего пальца кольцо, мама приложила его к губам и заплакала.

– Не плачь, мамочка! – попросил Йонас.

– Девочка! – закричал Лысый. – А что ещё ты принесла поесть?

– Лина, дай этот кусок господину Сталасу, – сказала мама. – Он голоден.

Господин Сталас. У Лысого есть фамилия. Я подошла к нему. Его ослабевшие руки были покрыты зелёно-фиолетовыми синяками. Я протянула ему ветчину.

– Но это для твоей мамы, – сказал он. – А что ещё у тебя есть?

– Вот это – всё, что он мне дал.

– Сколько вагонов в том поезде?

– Не знаю, – ответила я. – Может, двадцать.

– Он сказал, что мы едем в Сибирь?

– Да.

– Наверное, твой отец прав, – сказал он.

Мама потихоньку успокаивалась. Я снова протянула Лысому ветчину.

– Это для твоей мамы, – сказал он. – Проследи, чтобы она её съела. Я всё равно не люблю ветчину. А теперь оставь меня в покое.

– Он не хотел с нами идти, – объяснял Йонас госпоже Арвидас. – Они с Линой начали спорить, и он сказал, что пойдёт проверит ещё несколько вагонов.

– Мы не спорили, – вмешалась я.

– Если они найдут его на улице и узнают, что он – сын офицера… – Госпожа Арвидас закрыла лицо руками.

Седой мужчина покачал головой и принялся накручивать свои часы. Я чувствовала себя виноватой. Ну почему я не осталась, не настояла на том, чтобы Андрюс возвращался с нами? Я выглянула из вагона в надежде увидеть его.

Два офицера потащили по платформе священника. Руки у него были связаны, а ряса испачкана. За что священника? Да и нас всех – за что?

13

Солнце встало, и температура в вагоне быстро поднималась. Сырой запах мочи и испражнений окутал всё, словно грязное одеяло. Андрюс не возвращался, и госпожа Арвидас плакала так, что мне было страшно. От чувства вины я ощущала себя ужасно.

К вагону подошёл охранник и поставил ведро воды и ведро баланды.

Все бросились к тем вёдрам.

– Постойте! – сказала госпожа Грибас, словно к ученикам в классе. – Пусть каждый возьмёт по чуть-чуть, чтобы хватило на всех!

Баланда сероватого цвета напоминала корм для скота. Некоторые дети отказывались её есть.

Йонас нашёл то, что передала двоюродная сестра мамы, Регина. В свёртке было маленькое одеяло, колбаса и кекс. Мама раздала всем по маленькому кусочку. Младенец всё ещё плакал. Она так же кричала и извивалась, как и ребёнок, который по-прежнему ничего не ел, а цвет его кожи с розового стал каким-то красноватым.

Шли часы. Андрюса так и не было.

Мама присела возле меня.

– А как выглядел папа? – спросила она, разглаживая мне волосы и обнимая.

– Неплохо, – солгала я и положила руку на мамино плечо. – А почему нас забирают? Потому что папа работает в университете? Но это же бессмыслица.

Лысый застонал.

– Вот он, – прошептала я. – Он ведь не преподаватель. А простой коллекционер марок, и его везут в Сибирь.

– Он не простой коллекционер, – едва слышно ответила мама. – В этом я ни капли не сомневаюсь. Он слишком много знает.

– И что же он знает?

Вздохнув, мама покачала головой.

– У Сталина есть план, милая. Кремль сделает всё, чтобы воплотить его в жизнь. Ты сама это понимаешь. Он хочет присоединить Литву к Советскому Союзу, поэтому и вывозит нас на время.

– Но почему нас? – спросила я. – Они ещё в прошлом году вошли в Литву. Разве им этого мало?

– Не только с нами так поступают, солнышко. Думаю, такое же творится и в Латвии, и в Эстонии, и в Финляндии. Это очень сложно, – сказала мама. – Попробуй отдохнуть.

Я очень устала, но уснуть не получалось. Мне всё думалось, не едет ли сейчас в каком-то поезде моя двоюродная сестра Йоанна. Может, она там же, где и папа? Он говорил, что я могу ему помочь, но как, если мы в самом деле едем в Сибирь? Так я и задремала, думая об Андрюсе и пытаясь увидеть его лицо.

Мои ноги сами остановились возле этой работы. Лицо. Невероятно волшебное, не похожее ни на что из того, что мне доводилось видеть. Портрет молодого человека. Углём. Уголки губ на портрете поднимались, но, несмотря на улыбку, в выражении лица читалась такая боль, что мои глаза тут же застлали слёзы. Полутона в волосах были очень деликатно прописаны, но в то же время создавали чёткий контраст. Я подошла поближе рассмотреть, как это сделано. Безупречно. Как художнику удалось создать такие резкие тени, при этом не оставив нигде пропуска или отпечатка пальца? Что это за художник, кто изображён на портрете? Я посмотрела на надпись: Мунк.

– Барышня, не отставайте, пожалуйста. Это из другой экспозиции, – сказал экскурсовод.

Кто-то из учеников позже жаловался, но как можно жаловаться на то, что тебя водили в художественный музей? Лично я этой экскурсии ждала несколько месяцев.

Туфли экскурсовода цокали по половой плитке. Моё тело шло вперёд, хотя мыслями я осталась возле той картины и смотрела на то лицо. Я потёрла пальцы. Слегка, но уверенно. Мне не терпелось самой попробовать сотворить что-то подобное.

Позже я села за стол в своей комнате. Чувствовала, как дрожит в руке уголёк от движения по бумаге. От его шороха по коже побежали мурашки. Я прикусила губу. Провела средним пальцем по краю, растушёвывая жёсткую линию.

Не совсем так получилось, но почти.

Водя пальцем по пыли на полу, я написала эту фамилию – Мунк. Его картину я всегда узнаю. А папа всегда узнает мою. Вот что он имел в виду. Он сможет найти меня по нарисованным следам.

14

Когда я проснулась, в вагоне было темно. Я вышла в переднюю часть и высунулась, чтобы подышать. Волосы развеивал ветер. Вокруг моего лица неслась волна воздуха, и я глубоко дышала. Послышался хруст гравия. Я подняла голову, ожидая увидеть охранника. Но никого не было. Затем снова хрустнул гравий. Я опустила голову и заглянула под поезд. Возле колеса съёжилась тёмная фигура. Она протягивала ко мне дрожащую, окровавленную руку. Я отшатнулась, а после до меня дошло.

Андрюс.

Я оглянулась в поисках мамы. Её глаза были закрыты, она обнимала Йонаса. Я перевела взгляд на платформу. Энкавэдэшники маршировали на расстоянии примерно двух вагонов, при этом двигаясь от нас. Девочка с куклой сидела на коленях возле дверей. Я приложила палец к губам. Она кивнула. Пытаясь вести себя тихо, я свесилась с вагона. Сердце бешено колотилось в груди – я помнила наведённое на меня дуло винтовки.

Подойдя ближе, я остановилась. Где-то за платформой проехал грузовик, и его фары на какое-то мгновение осветили вагон. Андрюс смотрел в одну точку, лицо у него было синее, разбитое. Глаза опухли. Рубашка вся в крови, губы рассечены.

Я присела подле него.

– Идти можешь?

– Немного, – ответил он.

Я выглянула посмотреть, чем заняты часовые. Они стояли кругом и курили в четырёх вагонах от нас. Я едва слышно постучала в пол возле туалетной дыры.

Выглянула Ворчливая. Её глаза с ужасом распахнулись.

– Со мной Андрюс. Его нужно посадить в поезд.

Она остолбенело смотрела на меня.

– Слышите? – прошептала я. – Его нужно затащить назад. Ну же!

Женщина спряталась. В вагоне послышалось какое-то движение, и я оглянулась на часовых. А после перебросила окровавленную руку Андрюса через плечо и обхватила его за пояс. Мы встали и осторожно направились к дверям. Седой мужчина высунулся и дал нам знак подождать. Андрюс повис на моём плече, у меня аж колени подогнулись. Я не знала, как долго смогу держать его на себе.

– Давайте! – сказал седой мужчина.

Я передала Андрюса ему, и он вместе с другими потащил его в вагон.

Я оглянулась на часовых. И стоило мне лишь пошевелиться, как они развернулись и направились ко мне. В отчаянии я не знала, куда спрятаться. Схватилась за дно вагона, упёрлась во что-то ногами и так и повисла под поездом. Топот ботинок приближался, приближался, и вот он уже возле колеса. Я закрыла глаза. Они говорили по-русски. Вспыхнула спичка, осветив ботинок часового. Они тихо разговаривали. Руки у меня дрожали, я судорожно цеплялась за дно вагона. «Скорее». Руки потели, держаться становилось всё тяжелее. «Уходите». Мои мышцы горели. Часовые всё болтали. «Пожалуйста». Я прикусила губу. «Проходите!» Где-то залаяла собака. Часовые двинулись в ту сторону.

Мама и седовласый мужчина затащили меня в вагон. Я ударилась об открытые двери, судорожно пытаясь отдышаться. Девочка с куклой приложила пальчик к губам и кивнула.

Я взглянула на Андрюса. Кровь запеклась возле его зубов и в уголках губ. Челюсть опухла. Я ненавидела их – и Советский Союз, и НКВД. Я посеяла в сердце зерно ненависти и поклялась, что оно вырастет в могущественное дерево, а корни его задушат их всех.

– Как они могли так поступить? – спросила я вслух и оглянулась по сторонам. Все молчали. Как мы можем защищать себя, когда все напуганы и боятся даже слово сказать?

Говорить должна я. Я всё запишу, зарисую. Я помогу папе найти нас.

Андрюс задвигал ногами. Я взглянула на него.

– Спасибо, – прошептал он.

15

Я вскинулась и проснулась рядом с Йонасом и Андрюсом. Двери вагона были закрыты. Люди начали паниковать.

Из двигателей со свистом вылетал пар.

– Пожалуйста, не двигайтесь без особой нужды, – попросила госпожа Грибас. – Нужно, чтобы всегда был доступ к туалету.

– Госпожа библиотекарша, вы нам сказку расскажете? – принялась просить девочка с куклой.

– Мама, – захныкал кто-то из малышей, – мне страшно. Включи свет!

– Ни у кого фонаря нет? – спросил кто-то.

– Ага, у меня в кармане ещё и обед из четырёх блюд имеется, – буркнул Лысый.

– Господин Сталас, – сказала мама, – пожалуйста, не нужно. Мы все стараемся, как можем.

– Девочка, – распорядился он, – выгляни вон в ту дыру и расскажи, что там видно.