Текст книги "Песнь шаира или хроники Ахдада"

Автор книги: Руслан Шабельник

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

Услышав эти слова, я заплакал сильным плачем и сказал шейху:

– Я хочу, чтобы ты приказал этой птице доставить меня к гнезду её отца и матери, на Хрустальной горе, за горой Каф.

И старик сказал птице:

– О птица, я хочу, чтобы ты слушалась этого юношу во всем, что он тебе прикажет.

И птица ответила шейху Насру:

– Слушаю и повинуюсь тому, что ты говоришь! – а потом она посадила меня к себе на спину, и шейх Наср оказал мне:

– Берегись и остерегайся наклониться набок: тебя разорвёт в воздухе, и заткни себе уши от ветра, чтобы тебе не повредил бег небосводов и гул морей.

И я послушался того, что оказал мне шейх Наср, и потом птица взвилась со мной и поднялась на воздух и летела один день и одну ночь а потом еще день. И она бы доставила меня к Хрустальной горе, но как назло на вторую ночь усталость и волнения последних дней сомкнули мои веки, и я заснул. А заснув, ослабил хватку и наклонился вбок. В тот же миг сильный ветер сорвал меня со спины птицы. Хвала Аллаху упал я в море, три дня и три ночи волны носили мое тело, и когда уже дух был готов покинуть его, увидел я землю и, собрав силы, поплыл к ней. Это оказался остров, на которым мы все сейчас находимся, остров Гуля. Страшный Гуль поутру обнаружил меня и бросил в эту пещеру. Так я оказался здесь, вместе с вами. Вот моя история от начала и до конца.

58.

Окончание рассказа шестого узника

После крушения, Абд-ас-Самад, которого внимательные слушатели должны помнить, как магрибинца, очнулся на острове.

Вокруг лежали доски и прочие остатки кораблекрушения, но не было никого из команды.

Мало огорченный этим обстоятельством, ибо за время пребывания на корабле он ни с кем не свел дружбы, Абд-ас-Самад осмотрелся и двинулся вглубь острова.

Вскоре он приблизился к оросительному колодцу у ручья, а около колодца сидел красивый старик.

Абд-ас-Самад обрадовался и подумал про себя: "Может быть он знает, что это за место и куда закинула меня злодейка судьба по велению Аллаха всемилостивого".

Подойдя к старику, Абд-ас-Самад приветствовал его, и старец возвратил ему приветствие. Тогда Абд-ас-Самад спросил:

– О, старик, скажи, что это за место, и куда закинула меня судьба по велению Аллаха всемилостивого?

– Знай же, чужеземец, – ответил старик, – этот остров, как и другие острова вокруг него – владения злого колдуна. У него черная кожа, а душа вдвое чернее. Но не это самое страшное, ибо над колдуном стоит прекрасная женщина, чей лик подобен полной луне, с родинкой, подобной кружку амбры над верхней губой. И она тоже колдунья. И насколько она прекрасна внешне, настолько страшна внутри. И все жители островов стонут и изнывают под их властью, но никто ничего не может поделать, ибо даже корабли не причаливают к нашим островам, и нет никакой возможности сбежать, или что-либо изменить.

Услышав такие слова, Абд-ас-Самад ужаснулся, и ум чуть не покинул его.

– А пробовали ли вы объединиться, чтобы победить злого колдуна и его жену?

– Ах, чужеземец, – всплеснул руками старик, – знай же, что в услужении у них джинн с красной кожей и рогами, подобными рогам оленя. И он выполняет все их желания. Недовольных же джинн переносит на дальний остров, где живет Гуль-людоед. Раньше джинн брал для Гуля каждый день по жителю острова, теперь же – слава Аллаху – не трогает нас. А мы тому рады.

Слезы полились из глаз Абд-ас-Самада.

– Сначала глупый рыбак обманул меня, потом вор, теперь вот это! – воскликнул он. – Видно совершил в своей жизни я достаточно грехов, раз Аллах так наказывает меня!

Кончив плакать, он спросил старика:

– Ты, я вижу, человек рассудительный, к тому же пожил на этом свете, посоветуй, что же мне делать?

И старец горестно покачал головой и сделал мне знак рукой, приглашая приблизиться.

– Подними меня на шею и перенеси в тень на другую сторону колодца.

И Абд-ас-Самад подошел к старику, поднял его на плечи и перенес его в то место, которое он указал.

– Сходи не торопясь, – сказал Абд-ас-Самад, заботясь о старике.

Но тот не сошел, а наоборот, обвил шею Абд-ас-Самада ногами, и тот увидел, что они черные и жесткие, как буйволова кожа.

И Абд-ас-Самад испугался и хотел сбросить старика, но тот уцепился в его шею ногами и стал душить, так что мир почернел перед лицом Абд-ас-Самада, и он потерял сознание и упал на землю, покрытый беспамятством, точно мертвый.

А старик поднял ноги и стал бить Абд-ас-Самад по спине и по плечам, и Абд-ас-Самад почувствовал сильную боль и поднялся на ноги, а старик все сидел у него на плечах.

И он сделал знак Абд-ас-Самад рукой.

– Подойди к деревьям с самыми лучшими плодами.

И если Абд-ас-Самад его не слушался, старик наносил ему удары ногами, сильнее, чем удары бичом, и все время делал знаки рукой, указывая то место, куда хотел идти, и Абд-ас-Самад ходил с ним. А если Абд-ас-Самад медлил, или задерживался, старик бил его, и он был у старика, точно в плену.

Так продолжалось день, или два. Старик мочился и испражнялся на плечах Абд-ас-Самада и не сходил с них ни днем, ни ночью. А когда он хотел спать, то обвивал шею ногами и немного спал, а потом поднимался и бил Абд-ас-Самада.

И они продвигались вглубь острова.

На исходе второго дня Абд-ас-Самад увидел дворец с золотыми куполами, высокими стенами, только стены те были, чернее ночи и охраняли их невольники, каждый, как обожженное дерево, а в руках они сжимали по вороной кривой сабле.

И старик подвел Абд-ас-Самада к воротам. Неожиданно он распустил ноги, и Абд-ас-Самад почувствовал себя свободным.

– Передайте госпоже, – сказал старик, – я привел нового пленника, пусть отправляет его на остров к людоеду.

ЧАСТЬ 3

Часть третья нашего повествования, оставленная без вступлений, ибо когда события ускоряют ход, злоупотребление излишними речами утомляет, как слушателя, так и рассказчика.

1.

Повествование об узниках и седом старце

Едва закончил свою речь шестой рассказчик, в пещере повисло продолжительное молчание. И каждый думал о своем.

Затем, то один, то другой из пленников начал подавать голос, выказывая свое мнение и суждение по поводу услышанного. В конце-концов разговор вернулся к излюбленной теме – изменение обстоятельств, в коих оказались здесь присутствующие. И снова спорщики сошлись во мнении, что даже если удастся каким-то чудом победить Гуля, с острова им все равно не выбраться.

А был среди пленников старец с белой бородой и черной, как уголь кожей. До сегодняшнего утра старец пребывал в компании друга, с которым они вместе попали сюда, и с которым не прекращали спорить, едва выдавалось свободное от рассказов время.

Спор происходил в пол голоса, так что никто из присутствующих не имел понятия о причине разногласия двух почтенных мужей, да еще перед лицом смерти.

В это утро друг старца был съеден ненасытным Гулем, вследствие чего, а может по иным причинам, старец пребывал в крайней задумчивости.

– Если вам удастся заманить Гуля в пещеру и умертвить его, клянусь Аллахом, я найду способ вытащить нас с этого острова, – подал голос старец.

– Что ты такое говоришь, старик, – обратился к нему первый рассказчик. – Не оглохли ли мои уши, не помутился ли мой разум, ибо я услышал то, что хотел услышать и о чем молил все дни, проведенные здесь. Но правда ли это, и так ли чист и незамутнен разум твой?

– Я мыслю так же ясно, как в день своего тридцатилетия, – ответил старец, – а чтоб вы знали в это день, я был самым сведущим среди жителей своего города в грамматике, синтаксисе, риторике, правоведении, астрономии, геометрии, правоведении, логике и толкованиях Корана. Я читал книги и вытвердил их, принимался за дела и постигал их, выучил науки и познал их, изучил ремесла и усвоил их и занимался всеми вещами и брался за них. Так вот, я снова повторюсь: клянусь Аллахом – а клятва эта не пустые слова – если вам удастся умертвить Гуля, я отыщу способ вытащить нас с этого острова. Но знайте – сделать это следует не позднее сегодняшнего вечера.

– Откуда такая возможность и чем обусловлено твое условие?

И был ответ:

– Есть причина.

– Даже если нам удастся заманить Гуля в пещеру и умертвить его, – произнес один из пленников, – как мы отодвинем огромный камень, закрывающий вход?

На что старец ответил:

– Сделайте, как я сказал, остальное моя забота.

– Ну что ж, для утопающего и соломинка в помощь.

– Если нет, чего желаешь, желай того, что есть.

2.

Рассказ об узнике по имени Никто, о страшном Гуле и о том, что случилось между ними

После слов старца все присутствующие (а было их достаточное количество), принялись думать и размышлять, как им завлечь Гуля в пещеру и победить его.

Тогда один из них произнес:

– Я – купец и плыл на той самой галере, что попала в крушение, вызванное джинном, о котором рассказывал седьмой рассказчик. С нами, джинн перенес в пещеру часть моих товаров, а также обломки корабельных снастей, вместе с куском мачты. Они-то нам и пригодятся, только для осуществления задуманного, мне требуются помощники.

Многие вызвались помогать, а старец спросил купца:

– Кто ты, и как твое имя, о спаситель?

– Зовите меня – Никто. Мне такое название дали мать и отец, и товарищи все меня так величают.

Повинуясь указаниям Никто, мачту освободили от веревок и остатков парусов, а конец ее заострили, наподобие кола. Затем обрывки веревок связали между собой, сделав длинный канат.

Среди множества бочек, Никто выбрал несколько и приказал выкатить их на середину пещеры.

– Теперь все готово, зовите Гуля.

Тогда люди кинулись к камню, закрывающему вход, и принялись громко кричать и стучать в него.

Усилия их увенчались успехом, вскоре послышались тяжелые шаги, и громовой голос с той стороны произнес:

– Что случилось и по какому праву вы поднимаете такой шум и мешаете моему отдыху?

Тогда вперед вышел Никто и, напрягая легкие, крикнул:

– О, царь Гулей и Гуль царей, отодвинь камень, я тебе имею что сказать!

Удивленный таким поворотом дел, Гуль отодвинул камень, загораживающий вход.

– Прошу тебя, войди внутрь, – пригласил Никто со всей возможной учтивостью и обходительностью.

Удивленный еще больше, Гуль вошел, не забыв задвинуть камень на место.

– Если это какая-то хитрость, клянусь всем, что свято, я отобедаю тобой в неурочный час, не дожидаясь следующего утра, – произнес Гуль.

– Никакой хитрости, о мерило осторожности и кладезь добродетели, – по знаку Никто выбранные бочки подкатили к Гулю.

– Что это, о несчастный и что вы теперь задумали.

– Это вино, выпей, о Гуль, человечьего мяса поевши. Чтобы узнал ты, какой в нашем судне напиток хранился.

Взяв бочку двумя руками, Гуль принюхался, а затем опрокинул ее содержимое себе в глотку.

– Гм, гм, клянусь всем, что свято, ничего вкуснее в жизни своей не пил, – произнес Гуль.

– А вот еще, – по знаку Никто, пленники подкатили Гулю вторую бочку.

И ее постигла участь первой.

Затем третью.

И она последовала за первыми двумя.

Выпив третью бочку, Гуль обратился к Никто.

– Кто ты, и как твое имя, о мудрейший среди еды.

Никто повторил ему, что сказал остальным.

– Знай же, – сказал Гуль (а глаз его уже слипался, и его клонило в сон). – Самым последним из всех, я съем тебя. Вот мой подарок! – сказавши это, Гуль повалился на пол и захрапел сильным храпом.

3.

Продолжение рассказа об узнике по имени Никто, о страшном Гуле и о том, что случилось между ними

Едва Гуль повалился на пол и захрапел сильным храпом, Никто стал торопить пленников.

– Поднесите мачту! – приказал он.

И люди, бывшие у Никто в помощниках, поднесли мачту.

Направляемые командами Никто, они приставили заостренный конец мачты к глазу Гуля и с силой и решимостью налегли на нее.

И глаз Гуля ушел внутрь, и Гуль вскочил и закричал великим криком, да так, что сердца людей устрашились.

– Кто, кто посмел подкрасться ко мне и выколоть мой единственный глаз!

Тогда вперед вышел Никто и сказал:

– Я посмел!

А мачта к тому времени уже была вынута из глазницы, и Никто при содействии помощников, держал ее поднятой вертикально, острием вверх.

– Знай же, – взревел Гуль. – Я проклинаю тебя и потомков твоих до десятого колена! Не подумал ты об этом, когда сделал глупость и назвал свое имя. А теперь я найду тебя и ударю тобой о пещеру, и забрызгаю внутренностями твоими и мозгом всю ее, и будет мне от этого великое облегчение.

Сказав это, Гуль сделал шаг вперед, намереваясь схватить Никто. Но бдительные пленники, что расположились по обеим сторонам пещеры, натянули канат. Сделав шаг, Гуль запнулся об него и начал падать. Тогда Никто побежал вперед с таким расчетом, чтобы заостренный конец мачты пришелся как раз на сердце Гуля. И расчет его оправдался. Гуль упал, вытянувши руки, а мачта вошла ему в область сердца и вышла со спины.

Взревев, Гуль в тот же час умер.

И вместе с последним вздохом его, возликовали пленники.

Едва Гуль испустил дух, Никто повернулся к белобородому.

– Я сделал, что должно, теперь твоя очередь, старик.

Тогда белобородый указал на Гуля.

– Вспорите ему брюхо!

Несколько человек, из числа самых отчаянных (а смерть людоеда придала им храбрости) перевернули Гуля и тут же вспороли ему брюхо.

– Разрежьте желудок, – командовал старец, – внутри вы найдете медную пластину!

Удивленные пленники разрезали желудок, из которого тут же хлынуло вино и остатки человечьего мяса и, действительно, среди прочего обнаружили медную пластину, испещренную письменами.

– Подайте мне ее! – скомандовал старец.

– Погоди, добрый человек, – остановил остальных Никто, – поведай нам свою историю, и откуда ты знал, что в животе Гуля обнаружится медная платина.

– Слушаю и повинуюсь, – ответил старец.

4.

История старца

Ой не в славном городе Багдаде,

Славном городе Багдаде белокаменном,

Да у ласкового халифа Харуна,

А на далеком острове буяне

Средь моря синего, неспокойного,

Да народилося у отца три сына.

Три сына, три добра молодца.

Двое старших от одной матери,

Младший же – от любимой наложницы.

А отец-то был не простой купец,

А колдун черный, злокозненный.

И была у колдуна черна кожа и черна душа.

И все жители того острова,

Черны кожей и душой были,

Из одежды ничего не носили,

И господа единого Аллаха всемилостивого

Не почитали.

А как начиналося на острове

Столованье, да почестен пир,

Так поедали жители злокозненные

Людей других, мусульман правоверных.

И противно стало младшенькому

Житье-бытье такое.

Пристала душа его к богу истинному,

Аллаху всемилостивому и всезнающему.

И пренебрегая заветом почитания,

Сбежал он из дома родимого,

От отца-матери, от братьев старших,

Братьев старших, единокровных.

Слыхал потом он (а слухи ходили разные),

Что старший брат от коварства своего

В беду попал.

Беду великую, невосполнимую.

Но отыскал его средненький,

И повез в город,

Город далекий, белокаменный.

На беду и погибель его.

Ибо нашел в том городе белокаменном,

Брат старший, злокозненный,

Не леченье, а смерть свою.

А был у брата старшего

Кувшин волшебный, запечатанный.

Запечатанный печатию Сулеймановой,

Сулеймана сына Даудова,

Да прибудет мир с ними обоими.

И раскрыл брат кувшин волшебный,

И сорвал печать свинцовую,

А в кувшине том жил джин огненный,

С красной кожею и рогами ветвистыми.

И случилося по велению Аллаха.

Аллаха всемилостивого и всезнающего,

Потерял брат кувшин волшебный,

Вместе с джинном огненным,

Краснокожим с рогами ветвистыми.

И как умер брат старшенький,

Черный кожей и душою бывший,

Средний брат, да с вдовою старшего.

Принялись искать кувшин волшебный.

Спрашивали у духов лесных,

И у дэвов горных,

И великанов пустынных,

И стариков мудрых,

И безумцев озаренных,

И купцов путешествующих,

И дервишей танцующих,

И книжников читающих,

И не прошло и десяти лет,

Как узнали они, что кувшин тот,

Вместе с джинном огненным

Краснокожим с рогами ветвистыми,

Покоится на высокой горе,

Да в пещере за семью печатями.

Под охраной страшного заклятия.

И снять его может только один человек.

Долго ль, коротко ль, отыскали они того человека,

Посулили богатства несметные,

Обманом и хитростью заманили на гору высокую.

И отдал он им тот кувшин волшебный,

Вместе с джинном огненным,

Краснокожим с рогами ветвистыми.

5.

Продолжение повествования об узниках и седом старце

– Погоди, старик, – остановил рассказчика Никто (а он, как и остальные, уже начал терять терпение), – я просил тебя рассказать о медной пластине с загадочными письменами, а не историю своего семейства, ибо время историй уже прошло и, если верить тебе, старик, пришло время выбираться отсюда. И, клянусь Аллахом, лучше бы это оказалось правдой, ибо тело Гуля в скором времени начнет разлагаться, и нам ничего не останется, как закончить свои дни, задохнувшись от зловония.

– Как я уже говорил – это правда, – ответил старик, – и я как раз хотел приступить к освобождению, но ты не дал мне пластину. Что ж, доскажу свою историю в следующий раз, тем более что конец ее еще не наступил. Что же касаемо пластины, так знайте, ее свойство таково, что она может вызывать джинна. Не пугайтесь, не того джинна, что заточил многих из присутствующих в эту обитель скорби, а джинна из тех, что на заре времен произнесли формулу и приняли истинную веру, признав господина миров владыкой своим. Много времени мы с моим спутником искали эту пластину, и вот, когда поиски увенчались успехом, волею судеб попали в эту пещеру. Спутник мой спрятал пластину у себя на теле, и, сколько я не уговаривал, не соглашался отдать ее мне. А не далее, как сегодня утром, людоед отобедал им, и я разумно предположил, что пластина должна находиться в желудке у Гуля. Вот почему следовало торопиться, пока содержимое желудка не переварилось и не вышло наружу.

– Отчего же твой спутник ранее не воспользовался силой пластины и не освободился?

– Увы, увы, "Гость ест не то, на что рассчитывал, а то, что нашел". Вызвавший джинна может поручить ему исполнить только три желания, после чего пластина на сто лет теряет свою силу. Друг же мой хотел быть халифом в знатном городе, иметь жизнь долгую, сокровищницу, полную богатств и знания, сравнимые со знаниями древних мудрецов. И даже перед лицом смерти не смог поступиться ни одним из своих желаний. И это при том, что количество их изначально было отлично от трех, да и одно желание, по общему уговору, принадлежит мне.

– Иными словами, ты возьмешь пластину, вызовешь джинна...

– Все, что требуется, это прочесть письмена, выгравированные на ней, но язык этот из всех ныне живущих знали только я и мой друг, теперь же я остался один.

– ... и освободишь нас отсюда.

– Я поклялся в том именем Аллаха, а как уже было сказано ранее – клятва эта не пустые слова.

– Но у тебя всего три желания.

– И я отдам их вам.

– Тогда я предлагаю, как следует подумать, перед тем, как вызвать джинна и загадывать желания.

– Мудрость, подобно славе – бежит впереди тебя. Если нельзя достигнуть всего, не следует отказываться от части.

6.

Рассказ об узниках, о сложности выбора и о взаимной выручке

– Я предлагаю, пусть джинн построит корабль, и мы уберемся на нем отсюда, и таким образом сохраним еще два желания.

– Или голод окончательно иссушил твои мозги, а если корабль попадет в бурю? Нет, я предлагаю, пусть джинн даст каждому из нас по десять... нет – сто тысяч динаров, и вернет туда, откуда мы попали в это место.

– Я попал с тонущей галеры, посреди океана.

– А я с острова злой колдуньи.

– Ну, тогда – домой.

– У меня нет дома, – сказал седьмой рассказчик, тот, который поведал историю Камакима-вора.

– Если я окажусь дома, то вернусь к тому, с чего начал, – с грустью и вздохом заметил третий рассказчик, тот, который поведал историю несчастного в любви Хасана.

– А я вообще не хочу домой, да еще, если будет сотня тысяч динаров – у меня жена старая.

– Динары и домой – уже два желания, – тихо напомнил старец.

– Отлично, останется еще одно!

Они бы так и спорили, если бы вперед не вышел первый рассказчик, тот самый, что поведал историю султана Ахдада Шамс ад-Дин Мухаммада.

– Братья мои, – сказал он, – а все мы братья, ибо сплотило нас не только общее несчастье и совместно перенесенные тяготы, не только рассказы наши в которых каждый волей-неволей поведал частицу того, что в иных обстоятельствах не решился бы вынести на всеобщее слушанье, но и совместный труд, повлекший за собой избавление от, казалось неминуемой, смертельной опасности. Так вот, братья мои, я – богат, больше того – правитель города, и история, поведанная мной в час скорби – моя история. Если на то будет воля Аллаха и ваше согласие, предлагаю загадать джинну, чтобы он перенес нас, всех нас в мой город, город Ахдад, славный своими рынками и приветливыми жителями. Оказавшись там, я награжу каждого из вас – по-королевски. Если на то будет воля кого бы то ни было – он останется в моем городе и будет до конца жизни мне побратимом, ибо, как я уже сказал – многое связывает нас. Если не захочет – снабжу я того деньгами, чтобы он мог отправиться туда, куда больше лежит его сердце.

И после этих слов, своды пещеры озарились приветственными криками.

Каждый из присутствующих выражал свое согласие с предложением Шамс ад-Дин Мухаммада (а теперь уже можно называть его так).

– Клянусь Аллахом, клянусь всем, что свято, это – отличное предложение, и мы все с радостью воспользуемся им! – высказал общее мнение их избавитель – Никто.

И лишь один из присутствующих – третий рассказчик, тот самый, что поведал историю несчастного в любви Хасана, оставался невесел.

– Что случилось, брат мой, почему ты не разделяешь ликование с другими, почему, вместо слез радости, видим мы на твоих глазах слезы печали? – обратился к нему Шамс ад-Дин Мухаммад. – Или ты не желаешь покинуть это место страха и скорби, вместе со всеми? Или ты не радуешься избавлению от, казалось, неминуемой участи?

– Все это так, – отвечал третий рассказчик, – и я убеждаю себя и заставляю радоваться, и разум мой понимает это, но сердце, сердце противится дороге в Ахдад славный – а в истинности этого нет сомнения.

– О, ты прибавил свою заботу к моим заботам! – воскликнул Шамс ад-Дин. – Поведай нам, куда же лежит путь твоего сердца?

И все остальные подступили к третьему рассказчику с требованием открыть им причину его грусти.

– Мне нечего добавить, о братья, к тому, что уже известно вам. Путь моего сердца лежит к островам Вак, островам, расположение которых никто не знает и на которых ждет меня моя жена – несравненная Ситт Шамса

– О-о-о, ты прибавил свою заботу к нашим заботам! – воскликнул Никто. – И клянусь Аллахом, я не сдвинусь с этого места, пока не придумаю, как помочь нашему брату!

– И мы!

– И мы! – подхватили остальные, забегав, вслед за Никто, по пещере.

– А скажи, старик, – обратился к владельцу пластины Никто, – твой джинн сможет перенести нашего брата на острова Вак?

– Появившийся джинн должен выполнить любые три желания владельца пластины, – сказал старик. – Любые!

– Братья! – Никто остановился, да так, что остальные налетели на него. – А не пожертвовать ли нам одно желание на воссоединение влюбленных, ведь у нас остается еще одно.

– Верно.

– Верно.

– Пожертвуем.

Голоса казались грустными, но глаза горели огнем радости.

– Клянусь Аллахом – это богоугодное дело.

Глаза третьего рассказчика наполнились слезами.

– Вы... я...

– Что ж, старик, читай табличку, вызывай своего джинна! – повелел Никто.

7.

Начало повествования о седом старце и джинне

И старик взял медную пластину, и принялся читать, и едва он закончил чтение, раздался сильный шум, словно шумели тысячи водопадов, и дым, словно горели тысячи костров, и посреди пещеры появился джинн.

Был он огромен, как гора, и имел голову, подобную голове быка, а тело, подобное телу человека.

– Кто прочитал письмена и вызвал меня! – и голос джинна, был подобен грому.

– Я прочитал письмена и вызвал тебя, – старик вышел вперед и замер перед джинном.

– Загадывай свои три желания, или, клянусь честью джиннов, я потеряю терпение, – прогремел джинн.

– Для начала ответь, знаешь ли ты острова Вак и путь туда?

– Да, я знаю острова Вак и путь туда, – ответил джинн.

– Тогда, вот мое первое желание: возьми этого юношу и перенеси его на острова Вак, после чего возвращайся сюда.

– Слушаю и повинуюсь, – ответил джинн, и в тот же миг исчез, вместе с третьим рассказчиком.

8.

Рассказ о Хасане

И джин принес Хасана на берег, который весь был усеян каменными скамьями.

И Хасан спросил джина:

– Это острова Вак?

И джин ответил:

– Да, клянусь Аллахом это начало владений царя Шахлана, что правит островами Вак. Дальше мне нельзя, ты же выбери себе скамью, сядь под неё и не шевелись. И когда наступит ночь, ты увидишь войско из женщин, которые окружат тебя. И ты протяни тогда руку и схвати ту женщину, что сядет на скамью, под которой ты спрятался, и попроси у неё защиты. И знай, о несчастный, что если она возьмёт тебя под свою защиту, – твоё дело исполнится, и ты доберёшься до жены, а если она тебя не защитит, – горюй о себе, оставь надежду на жизнь и будь уверен, что твоя душа погибнет. Знай, о несчастный, что ты подвергаешь себя опасности, и я ничего не могу для тебя, кроме этого.

И после этого Хасан выбрал себе скамью и спрятался под нею.

И когда приблизилась ночь, пришло множество женщин, подобно распространившейся саранче, и они шли на ногах, и мечи у них в руках были обнажены, и женщины были закованы в кольчуги. И, утомившись, женщины сели отдохнуть, и одна из воительниц села на ту скамью, под которой был Хасан. И Хасан схватился за край её подола и положил его себе на голову и бросился к женщине и стал целовать ей руки и ноги, плача.

И женщина сказала:

– Эй, ты, встань прямо, пока никто тебя не увидел и не убил.

И тогда Хасан вышел из под скамьи и встал на ноги и поцеловал женщине руки и сказал ей:

– О госпожа моя, я под твоей защитой! – и потом заплакал и сказал, – пожалей того, кто расстался с любимой женой и поспешил, чтобы соединиться с ней, и подверг опасности свою душу и сердце. Пожалей меня и будь уверена, что получишь за это рай. А если ты не примешь меня, прошу тебя ради Аллаха, великого, укрывающего, укрой меня.

И, услышав его слова и увидев, как он её умоляет, женщина пожалела его, и сердце её к нему смягчилось, и она поняла, что Хасан подверг себя опасности и пришёл в это место только ради великого дела. И она сказала Хасану:

– О дитя моё, успокойся душою и прохлади глаза, и пусть твоё сердце и ум будут спокойны! Возвращайся на твоё место и спрячься под скамьёй, как раньше, до следующей ночи, и пусть Аллах сделает то, что желает.

И потом она простилась с ним, и Хасан залез под скамью, как и раньше, а воительницы жгли свечи, смешанные с алоэ и сырой амброй, до утра.

А Хасан прятался под скамьёй с плачущими глазами и печальным сердцем, и не знал он, что определено ему в неведомом. И когда он сидел так, вдруг подошла к нему женщина из воительниц, у которой он просил защиты, и подала ему кольчугу, меч, вызолоченный пояс и копьё и потом ушла от него, опасаясь других воительниц. И, увидев это, Хасан понял, что женщина принесла ему эти доспехи лишь для того, чтобы он их надел. И тогда он поднялся, и надел кольчугу, и затянул пояс вокруг стана, и привязал меч под мышку, и взял в руки копьё, и сел на скамью, и язык его не забывал поминать великого Аллаха и просить у него защиты.

9.

Окончание повествования о седом старце и джинне

После того, как джинн вернулся, к нему снова подошел старик, сжимающий пластину.

– Я выполнил твое желание, осталось еще два! – прогремел под сводами пещеры голос огненного создания.

Тогда старик поднял пластину и произнес таки слова:

– Силою написанного здесь, повелеваю тебе взять всех присутствующих и перенести в славный город Ахдад.

– К султанскому дворцу, – вставил Шамс ад-Дин.

– К султанскому дворцу, – согласился старик.

– Слушаю и повинуюсь, – ответил джинн.

10.

Продолжение рассказа о Хасане

И Хасан взял оружие, данное ему женщиной у которой он попросил защиты. И Хасан надел его, а потом сел на скамью, и язык его не забывал поминать Аллаха, и стал он просить у Аллаха защиты. И когда он сидел, вдруг появились факелы, фонари и свечи, и пришли женщины воины, и Хасан встал и смешался с толпой воительниц, и стал как бы одной из них.

А когда приблизился восход зари, воительницы, и Хасан с ними, пошли и пришли к своим шатрам, и Хасан вошёл в один из них, и вдруг оказалось, что это шатёр его подруги, которую он просил о защите.

И когда эта женщина вошла в свой шатёр, она сбросила оружие и сняла кольчугу и покрывало, и Хасан сбросил оружие и посмотрел на свою подругу и увидел, что это полуседая старуха с голубыми глазами и большим носом, и было это бедствие из бедствий и самое безобразное создание: с рябым лицом, вылезшими бровями, сломанными зубами, морщинистыми щеками и седыми волосами, и из носу у неё текло, а изо рта лилась слюна.

И была она такова, как сказал о подобной ей поэт:

И в складках лица её запрятаны девять бед,

Являет нам каждая геенну ужасную.

С лицом отвратительным и мерзкою сущностью,

Похожа на кабана, губами жующего.

И была эта плешивая уродина, подобная пятнистой змее. Она стала расспрашивать Хасана о его положении, дивясь его прибытию, и Хасан упал к её ногам и стал тереться об них лбом и плакал, пока его не покрыло беспамятство, а очнувшись, он произнёс такие стихи:

Когда же дни даруют снова встречу,

И вслед разлуке будем жить мы вместе?

И снова буду с тою, с кем хочу я, -

Упрёки кончатся, а дружба вечна.

Когда бы Нил, как слезы мои, струился,

Земель бы не было непрошенных,

Он залил бы Хиджаз, и весь Египет,

И Сирию, и земли все Ирака.

Все потому, что нет тебя, любимой!

Так сжалься же и обещай мне встречу!

А окончив свои стихи, Хасан схватил полу платья старухи и положил её себе на голову и стал плакать и просить у неё защиты. И когда старуха увидела, как он горит, волнуется, страдает и горюет, её сердце потянулось к нему, и она взяла его под свою защиту и молвила:

– Не бойся совершенно!

А потом она спросила Хасана о его положении, и он рассказал ей о том, что с ним случилось, с начала до конца, о деле своей жены и о птицах, и как он её поймал среди остальных и женился на ней и жил с нею, пока она не узнала дорогу к одежде из перьев и не улетела. И он не скрыл в своём рассказе ничего, с начала и до того дня, который был сейчас.

И старуха удивилась его рассказу и сказала ему:

– Успокой свою душу и успокой своё сердце! Не осталось для тебя страха, и ты достиг того, чего ищешь, и исполнится то, что ты хочешь, если захочет этого Аллах великий.

И Хасан обрадовался сильной радостью. А потом старуха послала за предводителями войска, чтобы они явились (а было это в последний день месяца). И когда они предстали перед ней, она сказала:

– Выходите и кликните клич во всем войске, чтобы выступали завтрашний день утром, и никто из воинов не оставался сзади, а если кто-нибудь останется, его душа пропала!