Текст книги "Маклай-тамо рус. Миклухо-Маклай"

Автор книги: Рудольф Баландин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 30 страниц)

Карательная экспедиция

Сиднейские газеты напечатали телеграмму из Куктауна: в деревне Кало совершено убийство туземцев-миссионеров. Сообщение подтвердилось. Коммодор австралийской морской станции Уильсон решил сам отправиться на место происшествия – на южное побережье Новой Гвинеи, – выяснить все обстоятельства дела и примерно наказать виновных.

Узнав об этом, Миклухо-Маклай поспешил встретиться с коммодором и попросил поделиться с ним планом предстоящей операции:

– Господин Уильсон, мне приходилось бывать в этой деревне и её окрестностях. Не исключено, что мои советы будут вам полезны.

– Ничего определённого, господин Маклай, я вам сообщить не могу. Конкретного плана операции у нас нет. По опыту прежних экспедиций такого рода могу предположить, что при появлении корвета жители разбегутся. Не будет никакой возможности устроить расследование. Нам не останется ничего другого, как сжечь деревню.

– Но в Кало несколько сот домов!

– Ничего не поделаешь. Учтите, они убили двенадцать ни в чём не повинных людей. Такое преступление заслуживает самого строгого наказания.

– Безусловно, преступление должно быть наказано. Но ведь преступников, по-видимому, не более полусотни, а зачинщиков всего несколько человек, а то и один. В Кало вряд ли менее тысячи жителей. Разве справедливо наказывать всех, разрушить все дома? У них не ветхие хижины, а прочные хорошие постройки на сваях. Чтобы заново выстроить такую деревню, потребуется затратить очень много труда, времени и материалов.

– Готов согласиться с вашими доводами. Однако нам, администраторам, требуется выполнять свой долг. Пусть даже наказание будет излишне жестоким, но это в будущем позволит предотвратить другие преступления.

– Несправедливость не может способствовать правосудию.

– А что бы вы сделали на моём месте, господин Маклай?

– Я бы отыскал настоящих виновников убийства и наказал их, а не всех подряд.

– Это легко сказать, но весьма трудно или даже совсем невозможно сделать.

– Не так трудно, как вы полагаете, коммодор. Нам помогут миссионеры, которые живут на южном берегу Новой Гвинеи и знают местные языки. Около Кало расположены дружественные с ней деревни Карепуна и Ула. При посредстве их жителей нетрудно будет вступить в переговоры с населением провинившейся деревни и потребовать выдачу виновных. Под угрозой общего наказания они должны выполнить эти требования.

– Предложение весьма привлекательное, если говорить в общих чертах. Однако требуется обдумать план конкретных действий... Если вы хорошо знаете ту местность и тех людей, то почему бы вам не отправиться вместе с нами? Вам будет предоставлена одна из моих кают и полное довольствие как члену экспедиции.

– Я готов обсудить с вами детали операции, но это путешествие никак не входит в мои личные планы... Мои работы по сравнительной анатомии рас... – Он замялся, что с ним бывало редко. Не мог же он признаться, что ему хотелось бы остаться здесь подольше не столько из-за научных исследований, сколько по иной, сугубо личной причине.

– Зная вас как известного защитника папуасов, господин Маклай, признаюсь, я весьма удивлён вашим отказом.

– Мне кажется, что значительно более полезным для вас будет миссионер господин Чалмерс. Вам непременно следует отправиться в Ануапату и заручиться его поддержкой.

– Премного благодарен за совет, я им воспользуюсь.

– Поверьте, мне бы очень хотелось участвовать в вашей экспедиции, но...

– Но давать советы легче, чем их выполнять.

– Я отправляюсь с вами.

...На корвете «Вульверин» он имел прекрасную возможность в просторной каюте обрабатывать дневники и просматривать научные книги, целую коробку которых он взял с собой.

После одиннадцати дней пути бросили якорь в порту Моресби, возле посёлка Ануапату. С коммодором они съехали на берег, где их встретили миссионеры Чалмерс и Лоус, уже осведомлённые о карательной экспедиции. В помещении миссии они рассказали прибывшим подробности совершенного злодеяния.

Оказывается, в деревне Кало ещё раньше стали распространяться слухи о том, что местного миссионера-туземца (тичера, то есть учителя) хотят убить. Причины недовольства были связаны с некоторыми его речами, обижавшими местных жителей, которых ещё заставляли бесплатно трудиться на плантации миссионера. Женщины деревни имели свои основания ненавидеть «учителей», категорически запрещавших делать и выставлять напоказ татуировку – одно из главных украшений папуасок. Ко всему этому примешивалась, согласно слухам, личная вражда жены начальника (старосты) Кайо к жене тичера.

Как бы то ни было, а требовалось выявить и наказать всех преступников. Ведь убит был не только сам тичер, но и вся его семья, а также два других миссионера с семьями и их сопровождающие; все они отправлялись в один из посёлков. Староста Кайо по имени Квайпо подговорил группу односельчан расправиться с миссионерами, которых закидали копьями в лодке у причала. Четверо из экипажа спаслись, бросившись вплавь вниз по реке. Квайпо заранее предупредил, чтобы этих людей не убивали, потому что они из дружеской деревни.

Коммодор Уильсон устроил небольшое совещание, уточняя план операции. Чалмерс и Лоус усомнились, что можно будет уговорить жителей Кайо добровольно выдать преступников. При виде военного корабля они разбегутся, а у тех, кого удастся поймать в окрестных лесах, вряд ли что-либо узнаешь, да и договариваться с ними нет никакого смысла.

– Что же делать? – спросил коммодор.

– Застать их врасплох, заранее заблокировав все выходы из деревни, – ответил Чалмерс.

Осталось только обсудить, каким образом и какими отрядами будет окружена деревня. Этим и занялись Уильсон с миссионерами. Миклухо-Маклай отправился побродить по Ануапате.

Здесь уже привыкли к белым людям и на его присутствие не обращали внимания. Несмотря на то что у местных жителей появилось немало железных орудий труда, они по-прежнему продолжали пользоваться преимущественно кремнёвым инструментом: обтёсывали ими палки, заостряли копья, полировали украшения из раковин.

К Маклаю подбежала девушка и радостно, без лишних церемоний подняла набедренную повязку, обнажая бедро и ягодицу:

– Смотри, Маклай. Смотри, как красиво.

Ничего предосудительного в её поведении не было.

Она показала ему недавно сделанную татуировку. В прошлый раз он долго зарисовывал её украшенное разнообразными узорами тело. Теперь она предлагала провести новый сеанс рисования. Рассчитывая за это вновь получить порцию «куку» (табаку). Пришлось угостить её табаком просто так.

На следующий день, как только Миклухо-Маклай сошёл на берег, к нему подошёл мужчина с мальчиком. С таинственным видом мужчина стянул с ребёнка нечто подобное юбке и повернул его спиной к Маклаю.

У мальчика пониже спины находился... хвостик! Как тут не вспомнить легенды, распространённые на островах и на Малуккском полуострове о существовании племени хвостатых людей, живущих в горах. Даже уточняли, что хвосты представителей этого племени состоят из кости и кожи. Прежде чем сесть на землю, они должны сделать копьём достаточно глубокое отверстие в земле для того, чтобы там поместился хвост. (Фантазия человеческая не ограничивается простейшими выдумками).

– Это мой сын, – с гордостью сказал отец. Он заставил мальчика присесть на корточки, чтобы хвостик был виден во всей красе. Внимательно изучив этот курьёзный объект, Маклай убедился, что это накожный полип размером с мизинец ребёнка.

Пока учёный зарисовывал нарост, отец мальчика стоял с таким гордым видом, как будто сам был владельцем хвоста не менее чем полуметровой длины.

Со стороны здания миссии послышались звуки колокола, созывающего местных жителей на молитву за здравие королевы Виктории, после чего от её имени коммодор Уильсон должен был раздавать туземцам многочисленные подарки.

К корвету добавилась шхуна «Бигль», и оба судна направились в сторону деревни Кало. После утреннего кофе Чалмерс не преминул заметить Миклухо-Маклаю:

– Господин Маклай, в одном из интервью вы сказали, что миссионеры подготавливают приход торговцев спиртным и оружием, не так ли?

– Вы совершенно правы.

– А не кажется ли вам, что мы не только несём туземцам слово Божье и учение Христа, но и помогаем им осваивать основы нашей цивилизации?

– Вы имеете в виду данную карательную экспедицию? Она как раз и показывает, что далеко не все миссионеры умеют, подобно вам, ладить с местным населением.

– Людям свойственны ошибки и заблуждения. Мы постараемся уладить конфликт мирно. Как вам известно, в прежние времена за подобное преступление расстреливали из пушек провинившуюся деревню...

– И делали это христиане, представители европейской цивилизации!

– Увы, это так. Мы можем только сожалеть об этом и делать всё, что в наших силах, дабы подобные злодеяния не совершались впредь.

– Не сомневаюсь в ваших добрых намерениях. Но вспоминается, что добрыми намерениями выложена дорога в ад.

– Вы полагаете, что без миссионеров столкновение туземцев с европейской цивилизацией проходило бы менее болезненно?

– Я полагаю, что здесь не нужны ни миссионеры, ни тем более бессовестные торгаши и колонизаторы.

– Странно слышать такое заявление из уст известного учёного. Разве в чьих-либо силах остановить распространение цивилизации по всему земному шару? Это происходит если не по воле Божьей, то благодаря устремлённости людей к открытию и освоению новых земель.

– Мне отвратительно всё то, что делается ради корысти, наживы, из самых низменных побуждений.

– В этом я солидарен с вами. Но что мы можем поделать с грешными людьми? Будем стараться в меру наших сил смягчать нравы, призывать к милосердию и состраданию. Ваша деятельность в таком направлении снискала себе заслуженную славу. А это значит, что и цивилизованные люди способны ценить благородство и самоотверженность. Разве не так?

– Но я не склонен утешать бедных туземцев иллюзиями о посмертном воздаянии и бессмертии души. Полагаю, их надо оставить в покое, предоставить им свободу.

– Люди слишком часто нуждаются в утешении, господин Маклай. Не все обладают такой волей и таким интеллектом, такими душевными качествами, как вы. Даже если вы и атеист, ваша деятельность совершенно согласуется с учением Христа о человеколюбии. И всё-таки вам, учёному, должно быть особенно ясно, что цивилизация распространяется по Земле вне наших желаний. Вы можете скептически или даже отрицательно относиться к роли миссионеров, но должны, мне кажется, согласиться, что они привносят струю гуманизма и человеколюбия в этот стихийный и, как полагают некоторые мыслители, в частности, представители немецкой географической школы или американский учёный Георг Марш, естественный природный процесс. Вы с этим согласны?

– Добавьте к этим учёным и нашего Льва Мечникова... Впрочем, дело не в этом... – Он задумался, вспомнив беседы со Львом Мечниковым. Они тогда сошлись на том, что деятельность человечества, как писал Ратцель, естественное явление. Наивно пытаться противодействовать ему.

– Пожалуй, вы правы, – вынужден был признать он. – Цивилизация мчится вперёд, как локомотив. Надо делать всё, что в наших силах, чтобы она не перекалечила род человеческий.

– Как видите, в чём-то очень важном религия и наука сходятся, – удовлетворённо отметил миссионер.

...Экспедиция тем временем продолжалась своим чередом. В темноте под дождём были высажены десанты – один со шхуны, другой с корвета, чтобы с двух сторон подойти к деревне. Двигаться было чрезвычайно трудно: в тропическом лесу пройти можно только по тропинкам, которые петляли, заводя то в чащу, то в болото. Солдаты и офицеры в полной амуниции выбивались из сил. Наконец с помощью проводника из соседней деревни они подошли к окраине Кало и заняли исходную позицию.

Утром со стороны реки послышался рожок – сигнал к наступлению. Деревня была окружена с трёх сторон: оставался открытым лишь путь к морю. А там уже показались корвет и шхуна.

В селении началась паника. Её усугубили выстрелы в воздух со стороны леса и реки от наступающих отрядов. Кричали женщины и дети, лаяли собаки. Вскоре жители осознали, что самое благоразумное – спрятаться в хижинах. Староста Квайпо со своим сыном, тоже участником преступления, и несколькими верными людьми занял оборону в своём доме. Осада длилась недолго: все оборонявшиеся были убиты, а сооружение разрушено.

Миклухо-Маклай чувствовал себя победителем, хотя он не сделал ни одного выстрела. Ведь это по его инициативе каратели не стали уничтожать деревню.

Что и говорить: если невозможно воспрепятствовать победоносному шествию европейской цивилизации по земному шару, то есть возможность сделать эту железную поступь не столь жестокой и сокрушительной.

Но не только по причине успеха его плана карательной экспедиции возвращался Миклухо-Маклай в Сидней удовлетворённым и даже, пожалуй, счастливым. К этом времени, как он полагал, должно было завершиться обустройство первой в Южном полушарии биологической научной станции, основанной им. Но самое главное – и тайное: его ждала молодая вдова, дочь влиятельнейшего сэра Джона Робертсона Маргарита.

Убеждения

На свете не так уж много людей, слова которых не расходятся с делом. Миклухо-Маклай принадлежал к их числу. В этом отношении он был безупречен.

Другое, ещё более редкое его качество: жить в полном согласии со своими убеждениями и более того – идеалами. А его идеалы были самые высокие, недостижимые для людей заурядных.

Французский учёный и публицист Габриель Моно писал о нём так: «Воображение невольно рисует этого героя под видом Геркулеса, поражающего своей силой. Смелым взглядом и резкими жестами. На самом деле Миклухо-Маклай – маленький, худощавый человечек, блондин, несколько курчавый, с ясным взором, медленной жестикуляцией, задумчивым и несколько пассивным видом. Вся его энергия скрыта в нём самом, вся его сила заключается в его нервной системе. Его храбрость есть прежде всего род хладнокровия и терпения. Это – чисто славянская выносливая натура, индифферентная ко всему, за исключением намеченной цели...

Преданность, скажу – даже вера в науку, была его единственным вдохновением и единственной поддержкой в неслыханных опасностях. Он так мало любил шум и славу, что в течение 12 лет о его существовании знали лишь немногие географы и антропологи... Маклай ненавидит шарлатанство и рекламу. Он служит науке, как иные служат религии: он отрешился, насколько это возможно для человека, от всякого личного интереса...

Какое терпение, какая могучая нравственная сила была у этого человека, жившего одиноко среди враждебных племён, мучимого лихорадкой и стремлением понять и быть понятым!»

Надо уточнить. Живя среди «диких», он вовсе не считал их враждебными, а напротив, оставался с ними в самых дружественных отношениях. Враждебны ему были не столько эти племена, сколько европейские «дикари высшей культуры», тупые обыватели и ненасытные хапуги.

И ещё. Только ли во имя научной истины совершал Маклай свой подвиг исследователя? Нет, он делал это прежде всего во имя людей, ради более осознанной и благородной жизни человека на Земле.

Согласимся с Моно: «Россия может гордиться, что из неё вышел один из величайших путешественников и вместе с тем лучших людей, когда-либо живших...

Идеалист и вместе с тем человек вечно деятельный – разве эти признаки не составляют основных черт истинного героя?»

О взглядах Миклухо-Маклая можно судить, в частности (если иметь в виду, конечно, и весь его жизненный путь), по цитатам из Шопенгауэра, которые он избирал в качестве эпиграфа, упоминал в статье и письме:

– Одна только истина – моё стремление.

– В царстве интеллигенции нет места боли – там всё познавание.

– Преодолевать препятствия – вот истинное наслаждение его существования на земле; какого порядка ни были бы эти препятствия – материального ли, как при занятии торговлею и ремеслом, или умственного, как при изучении или исследовании, – борьба с ними и победа осчастливливают.

Его собственные высказывания лишены патетики. Учёный не старался оставить потомству какие-то мудрые изречения и поучения. Он оставил нам опыт собственной жизни, что несравненно ценнее и полезней.

Обратим внимание на некоторые его замечания, оброненные в письмах:

– Сознание, что единственная цель моей жизни – польза и успех науки и благо человечества, позволяют мне прямо обращаться за помощью к тем, которые, я думаю, разделяют мои убеждения.

– Какая-либо зависимость, даже самая ничтожная, для меня... невыносима.

– Я бы не мог поступить иначе, будучи связан словом.

– Удивительно, до какой степени я привык к ежеминутной опасности. Не знаю, зависит ли моя привычка от фатализма или просто от равнодушия к жизни.

Наконец, имеется запись его брата Михаила, по-видимому, сделанная с утраченного оригинала Николая Николаевича под названием «Несколько правил жизни Н. Н. М.-М.»:

– Помнить, что каждый вечер мы беднее на (один день) (окончание неразборчиво).

– Твои права оканчиваются там, где начинаются права другого.

– Не делать другому того, что не желаешь, чтобы сделали тебе.

– Не обещай – раз обещав, старайся исполнить.

– Никогда не раскаивайся в том, что сделал, но если сознал, что сделал плохо, – не повторяй.

– Не берись за дело, не будучи уверенным, что его выполнишь.

– Раз начав работу, старайся её кончить как можно лучше – не переделывай её несколько раз. На следующей работе исправь всё повторяющееся в первой.

Он руководствовался этими принципами. Не потому, что когда-то их записал заранее (учёный сформулировал их в последние годы жизни).

Глава 5
ПРОТИВ ТЕЧЕНИЯ

Настало время новых мятежей

И катастроф: падений и безумий.

Благоразумным: «Возвратитесь в стадо!»

Мятежнику: «Преодолей себя!»

Максимилиан Волошин

Гениальность и гены

еорг Кристоф Лихтенберг давно отметил закономерность, повторяющуюся из века в век, из поколения в поколение, резкое разделение людей на две неравных категории: большинство – приспособленцев, меньшинство, чаще всего ничтожное, – преодоленцев. Он писал:

«Заурядный человек всегда приспосабливается к господствующему мнению и господствующей среде, он считает современное состояние вещей единственно возможным и относится ко всему пассивно. Ему не приходит в голову, что всё – от формы мебели до тончайшей гипотезы – решается в великом совете человечества, членом которого он является...

Великий же гений всегда задаёт вопрос: а может быть, это неправильно?.. Поблагодарим же этих людей, что они порой, хоть однажды, встряхивают то, что стремится осесть...»

Но когда, в какой период своей жизни человек становится приспособленцем или преодоленцем?

Кто-то уверен, будто все главные качества человека предопределяются его наследственными свойствами, генетическим набором определённых признаков, подобно тому, как наследуют носик мамы или уши дедушки.

Но это – привычное заблуждение, сохраняющееся из-за нежелания разобраться в сути дела. Если бы гениальность, необычная одарённость в интеллектуальных областях была врождённой, она бы проявлялась с детства и юности.

Одарённых детей бывает немало. Их называют вундеркиндами, ими восхищаются, они показывают высочайшие коэффициенты интеллектуальности и побеждают во всемирных олимпиадах по различным отраслям науки и техники. Но многие ли из них прославились позже какими-то замечательными открытиями в научно-технических областях, в философии? Что-то об этом не слышно.

Выдающемуся человеку приходится преодолевать давление, неимоверную силу тяготения окружающей среды. Ему надо проявлять не столько гибкость ума, сколько твёрдость характера, верность своим убеждениям, упорство в достижении поставленных – не кем-то, а самим собой – целях.

В середине XIX века ещё сохранялись иллюзии по поводу френологических закономерностей, связывавших особенности личности человека с конструкцией черепа, его формой и рельефом. Предполагалось, что скрытый под этой костяной оболочкой мозг – вместилище разума – развивается сообразно её рельефу. Каждая выпуклость или впадина на черепе, согласно такому взгляду, определяет те или иные способности, склонности, черты характера.

На одной из иллюстраций к френологическому трактату того времени был изображён демон, который лепит головы детям; из рук его выходят и узколобые глупцы, и слабоумные со скошенными черепами, и одинокий мыслитель с крутым широким лбом и ясным взором. Такова аллегория врождённых качеств личности.

Надо заметить, что и Миклухо-Маклай в некоторой мере вынужден был отдать дань научным взглядам и предрассудкам своего времени, придавая большое значение сбору черепов представителей разных народов и рас. В своих завещаниях упоминал о том, что представляет свой череп для научных исследований. В этом отношении он вольно или невольно подражал основателю френологии австрийскому профессору Францу Йозефу Галлю, чьё тело было похоронено в 1828 году без головы (она была завещана его последователям).

Учёным так и не удалось подтвердить френологические закономерности. Правда, во второй половине XIX века английский оригинальный учёный Френсис Гальтон попытался доказать, по его словам, «что природные способности человека являются у него путём унаследования при таких же точно ограничениях, как и внешняя форма и физические признаки во всём органическом мире». Отсюда он сделал вывод: «Подобно тому, как... с помощью тщательного подбора нетрудно получить такую породу лошадей или собак, в которой быстрота бега представляла бы качество не случайное, а постоянное, или добиться какого-либо другого результата в том же роде, – точно так же было бы делом вполне осуществимым произвести высокодаровитую расу людей посредством соответственных браков в течение нескольких поколений».

Гальтон написал книгу «Наследственный гений таланта, законы и последствия», в которой стремился доказать на многочисленных примерах, что гениальный человек формируется в результате сочетания нескольких врождённых качеств. Например, выдающихся учёных «характеризует энергия, здоровье, выдержка, деятельность, независимость характера и врождённое влечение к науке».

Но если так, если гениальность зависит от наследуемых качеств, то логика подсказывает вывод, сделанный Гальтоном: есть возможность с помощью искусственного отбора создавать наиболее одарённые разновидности человеческой породы. Гальтон придумал название для такого метода: евгеника (в переводе с греческого – «наука о благорождении»).

После работ Чарлза Дарвина об искусственном и естественном отборе эта идея, что называется, носилась в воздухе. В России, например, ещё до появления соответствующего труда Гальтона была опубликована в 1866 году книга профессора В. М. Флоринского «Усовершенствование и вырождение человеческого рода». Правда, в ней речь шла прежде всего о необходимости пресекать передачу потомству наследственных дефектов.

Кстати сказать, первой солидной книгой Гальтона была «Искусство путешествовать», изданная в 1855 году. Она пользовалась немалым успехом и пропагандировала не только то, что называется теперь туризмом, но и путешествие как средство познания, незаменимое для натуралиста.

Таким образом, в то время когда Миклухо-Маклай складывался как естествоиспытатель, особой популярностью пользовались идеи, связанные с познанием природы, путешествиями, особенностями человеческих рас, связи строения мозга (черепа) с характером и способностями человека. Не удивительно, что Николай Николаевич избрал для себя такую научную работу, которая соединяла в себе все эти направления мысли.

Однако возникает вопрос: как мог он решиться на это отчаянное предприятие? Ведь Маклай не обладал едва ли не самыми главными качествами, обеспечивающими возможность выживания в экстремальных условиях: крепким здоровьем, недюжинной физической силой, избытком так называемой жизненной энергии. И откуда бы взялось у него «врождённое влечение к наукам», если в его роду не было вовсе учёных?

На подобные вопросы ещё сотню лет назад было бы очень трудно ответить из-за недостатка фактических данных. В наши дни кое-что прояснилось. Нетрудно проследить потомство, скажем, Ломоносова или Пушкина – безусловных гениев. У Ломоносова в числе предков не было, понятное дело, учёных или философов. Среди его потомков оказалось немало знатных особ – графов, баронов. Только вот не оказалось ни одного сколько-нибудь выдающегося мыслителя, учёного. То же можно сказать о множестве других выдающихся людей, среди предков и потомков которых невозможно отыскать незаурядных людей.

Вспоминается случай (анекдот?) с Бернардом Шоу. Богатая красавица предложила ему брачный союз, полагая, что дети смогут унаследовать ум отца и внешность матери. Шоу, не отличавшийся красотой, ответил, что не менее вероятно, если дети унаследуют лицо отца и ум матери. Добавим, что умственные незаурядные качества, как выяснилось, по наследству не передаются (наследуются преимущественно дефекты, генетические аномалии).

Есть и другой анекдотический пример, но уже совершенно реальный. Несколько десятилетий назад была воплощена «евгенетическая» идея: собиралась и консервировалась сперма нобелевских лауреатов (из тех, кто соглашался на подобную процедуру), которой затем искусственно осеменяли состоятельных женщин, желавших таким образом получить высокоинтеллектуальных отпрысков. Если учесть, что умственный уровень этих женщин был, судя по всему, ниже среднего, то в результате подобных половых ухищрений вряд ли родился хотя бы один вундеркинд.

...Человек, живя в обществе, зависит от него практически полностью. Хотя в обыденном сознании постоянно – из поколения в поколение – упорно повторяется мысль о том, что гений таков от рождения.

Некогда спорщик, шутник и мудрец Сократ объяснял свою проницательность тем, что ему подсказывает добрый демон – гений. Вот и стали с тех пор ссылаться: мол, у одного есть гений, а у другого – нет, и ничего тут не поделаешь.