Текст книги "Маклай-тамо рус. Миклухо-Маклай"

Автор книги: Рудольф Баландин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 30 страниц)

Человек с Луны

Папуасы давно уже привыкли к Маклаю, постоянно с ним общались. И всё-таки отношение к нему оставалось не только уважительным, но и почтительным с оттенком если не преклонения, то признания способностей сверхчеловеческих.

Однажды учёный сидел на площадке возле дома, любуясь изменчивыми яркими красками заката. Тихо лёгкой походкой, свойственной всем туземцам, подошёл Саул и сел рядом. Оба продолжали молчать, думая каждый о своём. Наконец Саул спросил:

– Маклай, сколько у тебя жён, детей, внуков?

– Где?

– Не знаю... В России, на Луне.

– У Маклая нет жены и детей.

– Маклай не хочет говорить, – заключил Саул.

Подумав, он решил действовать хитрее, обиняком:

– Маклай, ты помнишь, когда это дерево было маленькое? – Он указал на громадное дерево, возрастом два-три столетия. – Ты его посадил?

Внимательно посмотрев на Саула, Маклай заметил, что тот легонько усмехается. Может быть, шутит?

Не желая давать категорический ответ, Маклай спросил:

– Почему ты думаешь, что я так стар?

– Ты не бегаешь и не прыгаешь, не желаешь танцевать, когда все старики у нас пляшут, не хочешь брать жён. У тебя плохие зубы, ты не хочешь есть сахарный тростник; у тебя много седых волос, а ты не желаешь их выдёргивать.

– Я делаю так, как хочу.

– Маклай не хочет говорить, – разочарованно повторил Саул.

Он ушёл, а Николай Николаевич продолжал наблюдать угасающий закат.

А может быть, Саул в чём-то прав? У папуасов нет определённых представлений о далёком прошлом. Они ограничиваются личным опытом прожитой жизни или неопределёнными соображениями; не ведут счёт годам. Натуралист благодаря достижениям науки способен заглянуть в прошлое на сотни, тысячи, миллионы лет. Он становится как бы свидетелем событий, происходивших за эти сроки.

Таково одно из достижений цивилизации: человек обретает возможность широко раздвинуть свой умственный горизонт во времени и пространстве. Казалось бы, такие великолепные возможности должны возвышать человеческий дух, вдохновлять на великие свершения. Для некоторых, избранников цивилизации, так оно и есть. Но плодами их трудов, подвигов, их гения начинают пользоваться недостойные, имеющие цели низменные. Вот и наблюдения над папуасами, которые ведёт он, Миклухо-Маклай могут быть использованы для целей колонизации, порабощения папуасов если не силой оружия, то путём приобщения к джину и огнестрельному оружию, чего с успехом добьются торгаши.

Невесёлые мысли о судьбе папуасов Берега Маклая всё чаще посещали его. Это тоже – привилегия цивилизованного человека: задумываться не только о ближайшем, но и отдалённом будущем.

Папуасы верили, что под его защитой им не страшны любые враги. Они по-прежнему считали его необычайным человеком.

Однажды во время вечерних размышлений, прерываемых гортанными вскриками птиц, ему пришла в голову мысль о том, что для отдохновения недурно бы установить на деревьях вокруг поляны малайские булу-рибут. Эти своеобразные музыкальные инструменты, из которых извлекает звуки не человек, а ветер. Изготавливают их из стволов бамбука различной длины и толщины, с удалёнными перегородками. На этих деревянных трубах делают продольные прорези разной ширины и длины.

Булу-рибут подвешивают возле хижин, на деревьях в деревне, а то и в лесу. Ветер, проникая в щели, заставляет звучать эти инструменты на разные голова, порой рождая оригинальные мелодии.

Маклай спросил у слуги малайца Сале, умеет ли он делать булу-рибут. Ответ был утвердительный. Через пару дней несколько «ветровых» музыкальных инструментов были готовы. Один из них укрепили на веранде, остальные развесили на деревьях, стоящих около дома.

Дневные заботы, сильный шелест листьев под порывами ветра, равномерный шум прибоя заглушали звуки булу-рибут. Укладываясь спать, Маклай прислушался: откуда-то доносились странные меланхолические протяжные звуки. Потом вдруг раздался свист с веранды. Через некоторые промежутки времени свист повторялся. Ему вторили какие-то завывания и отдалённые всхлипывания, стоны. Что это?

В соседнем помещении о чём-то вполголоса спокойно толковали слуги Сале и Мебли. Прозвучало: «Булу-рибут». Тотчас стало ясно, откуда раздаются странные музыкальные пассажи.

Ночью эти непривычные звуки, а особенно свист, не раз будили Маклая. Казалось, что от дерева к дереву негромко перекликаются часовые на непонятном языке.

Следующий день прошёл совершенно спокойно. Не пришёл ни один папуасский гость. Это был редкий случай. Когда и на другой день произошло то же самое, Маклай встревожился: значит, в Бонгу что-то случилось. Но ведь нет никого и из соседних деревень. Почему?

Маклай отправился в Бонгу перед заходом солнца, когда туземцы возвращаются домой и занимаются приготовлением ужина. Группа мужчин расположилась на помосте. Маклай подошёл к ним. Ему освободили место в центре.

– Отчего вчера и сегодня никто не приходил в таль Маклай?

Туземцы смутились, потупились. Кто-то ответил робко:

– Мы боялись.

– Чего боялись? – удивился Маклай.

Ответ озадачил его ещё более:

– Мы боимся тамо рус.

– Каких тамо рус? Где вы их видели?

– Мы их не видели, мы их слышали.

– Где вы их слышали?

– Там, у таль Маклай.

– Когда вы их слышали?

– Мы слышали их ночью вчера и сегодня...

– Мы знаем, их там много...

– Они очень громко говорили...

– Мы очень боимся тамо рус...

Всё стало ясно. Они слышали звуки булу-рибут. Поняв это, Маклай улыбнулся. Туземцы, внимательно следившие за выражением его лица, оживились. Они решили, что гость соглашается с ними, доволен их проницательностью. Посыпались вопросы:

– Когда прибыли тамо рус?

– Как прибыли тамо рус? Корвета не было.

– Тамо рус прилетели с Луны?

– Они останутся у нас? Долго они здесь будут?

– Можно прийти посмотреть на тамо рус?

Маклай не сдержал смеха:

– Приходите в таль Маклай и посмотрите. Никаких тамо рус там нет.

– Мы пойдём вместе с тобой.

В сопровождении папуасов он отправился к своему дому. Они принялись осторожно искать таинственных пришельцев, но не обнаружили и следа их. Раздались голоса: «Здесь их нет». «Они не могут здесь спрятаться», «Они прилетают с Луны ночью», «Это прилетают их голоса», «Нет, я слышал, они были здесь».

Так и не придя к единому мнению, гости сразу же после захода солнца поспешили удалиться. Возможно, они предположили, что Маклай способен вызывать с Луны тамо рус для совещаний по ночам.

С тех пор туземцы остерегались засиживаться у Маклая до наступления ночи.

Вера в необычайные возможности человека с Луны была среди папуасов очень крепка, хотя они видели, что он отличается от них главным образом цветом кожи и чертами лица. Они понимали, что дело не во внешности, а во внутренних качествах.

Не так ли рождается в обществе вера в то, что некоторые люди являются особенными, обладающими сверхобычными способностями? Эту веру можно использовать в своих личных целях, требуя для себя особых привилегий. Занять такое положение верховного жреца-вождя и предлагали папуасы Маклаю. Возможно, сходным образом в далёкой древности зарождали отношения господства-подчинения?

Подобные вопросы приходилось оставлять на будущее. Веру в своё могущество учёный старался не подрывать и не поддерживать, оставляя за туземцами право выбора. В его задачу не входило каким-либо образом вмешиваться в их жизнь и представления об окружающем мире. Ему следовало с предельной тщательностью наблюдать жизнь одного из последних племён первобытной культуры в естественной обстановке.

Однако в одном случае белому пришельцу пришлось активно вмешаться во взаимоотношения папуасов. Причина была более чем уважительная.

Когда внезапно заболел и вскоре умер житель Горенду по имени Вангума – крепкий мужчина лет двадцати пяти, его земляки и их соседи из Бонгу встревожились. Родственники покойного заподозрили, что виной всему колдовство представителей одной из горных деревень. Такое злодейство не должно было оставаться безнаказанным, а потому было решено напасть на врагов.

Осталось только выяснить, в какой именно из горных деревень был изготовлен «оним» – магический предмет, наводящий порчу, от которого умер Вангума. Подозрение падало на две деревни. Надо было решить, на какую из них напасть, а если воевать с обеими, то с какой начать. Мнения разошлись, и спорящие никак не могли прийти к согласию.

Делегации из Горенду и Бонгу пришли к Маклаю, предложив быть их союзником в случае войны. Он ответил категорическим отказом. Они принялись уговаривать его. Он отрезал:

– Маклай баллал кере! (Маклай сказал достаточно).

Маклай отправился в Горенду выяснять обстановку. Там только и было разговоров что о предстоящей войне. В хижине Вангума в углу находился тюк с телом хозяина, невдалеке от него горел костёр, около которого на земле сидела молодая вдова, вымазанная сажей по случаю траура. Кроме неё в помещении никого не было. Под взглядом Маклая вдова улыбнулась вполне приветливо. «Видно, ей уже надоела роль неутешной вдовы», – подумал Маклай.

Возвращаясь домой, учёный увидел, что на берегу отец умершего поджигает совершенно новую пирогу своего сына. Чем объяснить такое отношение к вещам умершего? Некоторые исследователи первобытных религий предполагают, что подобный обряд вызван верой в существование иного мира, куда отправляется душа умершего, вслед которой следует отправлять его вещи. В данном случае никаких признаков подобных воззрений не наблюдалось. А вот приписывают внезапную смерть силам колдовства многие народы. Неведомое – источник суеверий.

Вот и сейчас папуасы готовы начать войну из-за причины мнимой, надуманной. Но эта фантастическая идея грозит привести к совершенно реальным трагическим последствиям. К счастью, на этот раз всё обошлось: разногласия представителей двух деревень оказались сильнее жажды мести.

Однако всего лишь через десять дней внезапно умер младший брат Вангума. Причина была очевидной: его ужалила в палец ядовитая змея. Испуганный отец схватил мальчика, теряющего сознание, и принёс его в Горенду. Узнав об этом, Маклай, захватив свою аптечку, поспешил в деревню. Было уже поздно; ребёнок умер. Послышались удары барума, возвещающие об этом.

В деревне был большой переполох. Голосили женщины. Вооружённые мужчины грозно кричали, потрясая копьями. Ни у кого не оставалось сомнений, что продолжает действовать страшный «оним». Две смерти подряд в одной семье не могут быть случайными! То, что умерли молодые люди, доказывает, что события не естественные, а результат колдовства. Если так пойдёт и дальше, погибнут все жители Горенду, а также их родственники из Бонгу. Надо как можно скорее напасть на те горные деревни, жители которых – убийцы.

Война теперь считалась неизбежной. О ней говорили все, даже дети, старики и женщины. Молодёжь приводила в порядок оружие. На Маклая все поглядывали искоса, насупясь или даже враждебно. Один только Туй оставался дружелюбным и только покачивал головой.

Пользуясь ярким лунным светом, Николай Николаевич отправился в Бонгу. Здесь тоже царило всеобщее возбуждение, хотя и не столь сильное, как в Горенду. Подошёл Саул и стал уверять, что военный поход совершенно необходим: надо прекратить действие «оним». Маклай не стал с ним спорить, повернулся и молча пошёл домой.

На следующий день Маклай опять пришёл в Горенду, постаравшись узнать у Туя, в чём заключается «оним». Туй сказал, что кто-то из горных жителей достал остатки еды кого-то из жителей Горенду и сжёг, проговорив колдовские слова. «Горенду басса» (Горенду конец), мрачно заключил Туй.

Учёный присутствовал на похоронном обряде и отметил, что тело мальчика положили в специальную корзину в красочном праздничном наряде. Почему? Неясно. У туземцев расспрашивать бесполезно: судя по всему, они совершают обычный ритуал без особых размышлений.

Туй подошёл к гостю и стал уговаривать сделать «оним Маклай», который вызовет сильное землетрясение, уничтожающее горные деревни, но не затрагивающее береговых жителей. Пришлось разочаровать его отказом. Пожалуй, этот отказ только укрепил веру туземцев в то, что человек с Луны способен вызвать сильнейшие подземные удары, если только того захочет.

Как предотвратить войну? Начавшись, она может продолжаться многие годы в виде отдельных стычек, нападений. Во враждебные действия будут вовлекаться всё новые деревни. Человеческих жертв будет немного, но вражда между отдельными деревнями или семьями сохранится надолго.

Вечером следующего дня Маклай пришёл в Бонгу. Возбуждение жителей заметно сошло на нет. О войне говорили как о деле решённом. Он зашёл в буамбрамру, где собралась группа мужчин, и сказал, что войны не должно быть. Эти его слова тотчас облетели всю деревню. Собралась большая толпа. В общественную хижину, где сидел гость, вошли наиболее старые и уважаемые жители деревни. Они принялись доказывать Маклаю, что война необходима, иначе зловредный «оним» их всех погубит.

Спорить с ними не имело никакого смысла. Как им растолковать, что идея «онима», в которую они слепо верят, в действительности – только выдумка? Они верят в такое заклятье или колдовство, значит, оно для них является реальностью, чем-то само собой разумеющимся.

Молча выслушав всех выступавших, говоривших горячо, Николай Николаевич встал и приготовился уходить. Все напряжённо смотрели на него. Он произнёс спокойно:

– Маклай сказал – не надо войны. Если вы начнёте войну, с людьми Горенду и Бонгу случится несчастье.

Наступила тишина. Затем раздались вопросы:

– Что будет?

– Что сделает Маклай?

– Почему нельзя начать войну?

– О каком несчастье говорит Маклай?

Он ответил всем сразу после паузы:

– Сами узнаете, если пойдёте в горы.

Медленно прошёл между расступившимися папуасами, сохраняя загадочное молчание. Видно было, что эти слова всех сильно озадачили, и каждый старался сообразить, чего надо ожидать, начав войну.

Не успел Маклай подойти к дому, как его догнал один из пожилых туземцев, запыхавшийся от быстрой ходьбы. Остановив Николая Николаевича и переведя дух, он сказал:

– Маклай, если тамо Бонгу и тамо Горенду пойдут войной в горы, не случится ли тангрин? (землетрясение).

Значит, к такому мнению пришло их собрание. Что ответить? Если подтвердить, это будет ложью. Если опровергнуть – туземцы могут успокоиться и начать войну.

– Маклай, – ответил он, – не говорил о тангрин.

– Маклай сказал, что будет беда, если мы пойдём воевать. Тангрин – большая, большая беда. Это страшная беда для людей Бонгу, Горенду, Гумбу, Богата.

– Да, тангрин – очень большая беда.

– Все его боятся. Скажи, значит, случится тангрин?

– Может быть, – твёрдо сказал Маклай.

Старик был вполне удовлетворён ответом и поспешил домой. Ему навстречу шли ещё два жителя Бонгу. Маклай услышал голос старика:

– Я вам говорил, что будет тангрин. Я вам говорил!

Все трое почти бегом отправились в свою деревню.

Война была предотвращена. Однако это не принесло радости жителям Горенду. Они пребывали в унынии.

Недели через две к Маклаю пришёл его старый приятель Туй.

– Жители Горенду должны уйти из своей деревни, – печально сказал он.

– Почему? – удивился Маклай.

– Мы боимся. Если останемся в Горенду, все умрём. Двое умерли от «оним» горных жителей, и другие умрут. Вот и кокосовые пальмы умирают. Мы хотели побить горных жителей. Маклай не хочет, говорит, что будет беда. Люди Бонгу боятся тангрин. В Горенду мало людей, чтобы одним воевать с горными жителями. Мы должны разойтись в разные стороны, – закончил Туй, едва сдерживая слёзы.

– Когда вы собираетесь уходить?

– После того, как соберём посаженное таро.

Подобный обычай уходить с того места, где произошёл один, а тем более несколько смертных случаев, распространён среди кочевых племён Малаккского полуострова и западного берега Новой Гвинеи. Оказывается, вера в «оним» столь велика, что даже оседлые жители Берега Маклая готовы, избегая мнимого несчастья, покинуть свои поля и деревни.

Более поздняя приписка Миклухо-Маклая: «Покидая Берег Маклая в ноябре 1877 г., я не думал, что жители Горенду приведут в исполнение своё намерение выселиться. Вернувшись туда в мае 1883 г. на корвете «Скобелев», я посетил Бонгу и по старой тропинке отправился оттуда в Горенду. Тропинка сильно заросла: по ней, очевидно, ходили мало. Но, придя на то место, где находилась старая деревня Горенду, я положительно не мог сообразить, где я. Вместо значительной деревни, большого числа хижин, расположенных вокруг трёх площадок, я увидел только две или три хижины в лесу: до такой степени всё заросло. Куда переселились тамо-Горенду, я не успел узнать».

Бессмертный

Поужинав на помосте (барле) у хижины Коды в Богати, Маклай решил пройтись по деревне. Коды схватил его за руку:

– Маклай, не ходи в Гориму.

– Я не собираюсь туда идти.

– Это хорошо.

– А почему мне не надо идти в Гориму?

– Люди Гориму нехорошие.

Поговорив с разными знакомыми, сидевшими у вечерних костров, Маклай вернулся в буамбрамру, у которой Коды хлопотал возле костра. Укладываясь на ночлег, Маклай позвал его и спросил:

– Отчего люди Гориму нехорошие?

Коды не хотел отвечать, только твердил, что Маклаю не надо идти в ту деревню. Наконец, уступая настойчивости гостя, рассказал, что его сын Ур недавно вернулся из Гориму, куда ходил к родителям жены. Там он слышал разговор двух местных жителей, которые говорили, что в доме Маклая много хороших вещей. Надо приехать в этот дом, убить Маклая и взять хорошие вещи.

– Как зовут этих двух людей Гориму?

– Один Абуи, другой Малу.

Когда-то, в своё первое посещение, исследователь слышал уже о том, что есть туземцы, желающие его убить и ограбить. Они не решились сделать это тогда. Значит, кто-то всерьёз рассчитывает, что это злодейство удастся теперь? В доброжелательности жителей ближайших деревень, с которыми он часто общался, Маклай был уверен. Но с людьми Гориму он встречался лишь один раз. Там не было у него друзей.

Самое скверное, что кто-то начал обсуждать его убийство. Такая мысль может найти новых приверженцев, а возможностей для осуществления этого преступления предостаточно.

Утром, чтобы избежать излишних расспросов, учёный вышел из буамбрамры прямо к морю и направился вдоль берега в Гориму. Дорога была неблизкой. Он не торопился, чтобы прийти в деревню к вечеру. И тут вспомнил, что не знает диалекта Гориму. Однако возвращаться было уже поздно.

У деревни его встретила толпа папуасов. Ни один из них не знал диалекта Бонгу. Пришлось прибегнуть к универсальному языку жестов. Показав на живот, а затем на рот, Маклай дал понять, что голоден и желает есть. Один из пожилых туземцев отдал какие-то распоряжения, после чего начались приготовления к ужину.

Положив руку под щёку и наклонив голову, Маклай произнёс «Гориму». Гостю указали на буамбрамру, где он может расположиться на ночлег. Наконец принесли табир с таро, которое пришелец съел с редким аппетитом.

К нему подошёл человек, знавший диалект Бонгу. Маклай предложил созвать главных людей деревни (тамо боро-Гориму). Вскоре у входа в буамбрамру собралась небольшая толпа. Горел костёр, освещая лица собравшихся. Учёный уселся на помосте и раскрыл записную книжку, в которой были занесены имена тех, кто замышлял его убийство. Эти действия обострили внимание туземцев до предела.

– Абуи и Малу здесь или нет? – спросил Маклай.

Пронёсся шумок. После паузы кто-то сказал:

– Абуи здесь.

– Позови Малу!

Побежали выполнять поручение, и через некоторое время Абуи и Малу стояли у костра напротив Маклая. Николай Николаевич стал говорить фразу за фразой переводчику:

– Я узнал от людей Богати, что Абуи и Малу хотят меня убить, и пришёл в Гориму, чтобы увидеть этих людей.

Он пристально посмотрел то на одного, то на другого. Они отворачивались, не выдерживая его взгляда.

– Теперь я их вижу, – продолжал учёный. – Эти люди задумали очень дурное дело. Я не сделал ничего плохого этим людям и всем вам, жителям Гориму. Теперь я устал и хочу спать. Лягу здесь. Если Абуи и Малу хотят убить меня, то пусть сделают это, пока я сплю. Завтра я уйду из Гориму.

Оглядев присутствующих, он ушёл в общественную хижину и стал укладываться спать. Завернувшись в одеяло, перед тем как заснуть, он слышал, что туземцы остались у костра и переговариваются, часто упоминая его имя.

Утром, когда Маклай собирался покинуть Гориму, Абуи принёс ему в подарок свинью. Вместе с Малу они проводили Маклая.

Этот случай произвёл немалое впечатление на жителей Гориму. Они рассказали о происшедшем своим знакомым в других деревнях. Всех удивляло поведение человека с Луны, который не попытался избежать смертельной опасности, а пошёл навстречу ей. Почему? Не потому ли, что он не может умереть? Ведь он ведёт себя не так, как другие люди.

Однажды Маклай по своему обыкновению вечером зашёл в деревню Бонгу. Там гостили несколько человек из Богати и с острова Били-Били.

Он зашёл в большую буамбрамру, где шёл громкий оживлённый разговор. При его появлении беседа резко оборвалась. Очевидно, никто не хотел, чтобы гость узнал, о чём идёт речь.

Заходящее солнце освещало розовым светом лица многочисленных туземцев, обращённых к вошедшему. При всеобщем молчании пришелец сел, также не произнося ни слова.

Наконец Саул, старый приятель Маклая, с которым они особенно часто вели разговоры на разные темы, подошёл к нему и положил руку на плечо в знак дружбы и просьбы не обижаться на заданный вопрос:

– Маклай, скажи, ты можешь умереть? Ты можешь быть мёртвым, как люди Бонгу, Богати, Били-Били?

Нетрудно было догадаться, что именно эту тему туземцы обсуждали до его прихода. Все молча ждали ответа.

Вопрос был прост и понятен. Однако Маклай медлил. Задача была непростая. Надо было сказать правду. У них даже вошло в поговорку: «Баллал Маклай худи» (слово Маклая одно).

Ответить правдиво? Это уронит его репутацию как личности особенной. Они верят: ему не страшна смерть, от слов его произойдёт большая беда, если ослушаться. Правда подорвёт их веру и будет опасной для него.

Исследователь не стал торопиться с ответом. Встал и прошёлся по хижине, глядя вверх. Косые лучи солнца освещали предметы, висевшие под крышей: черепа рыб, челюсти свиней, лук и стрелы, копья разной формы. Его взгляд остановился на тяжёлом копье. Вот и ответ! – осенило его.

Он снял со стены копьё и подошёл к Саулу, стоящему посреди буамбрамры и следившему за его действиями. Маклай дал ему в руки копьё, отошёл на несколько шагов, повернулся к нему лицом и снял шляпу, поля которой оставляли в тени глаза.

– Испытай, – сказал он, – может ли Маклай умереть.

Саул медлил поднять оружие.

Несколько человек подбежали к гостю, словно желая заслонить его от удара.

– Арен, арен (нет, нет)! – сказал Саул, бросив копьё.

После этого случая никто не спрашивал Маклая, может ли он умереть. Он оставался для них таинственным человеком, о могуществе которого можно только догадываться. Он безусловно не дух и не божественный предок. Его не надо бояться. Ему надо доверять. Дружбой с ним надо дорожить.

Было ясно, что Маклай не боится смерти. Почему? Это оставалось загадкой.

Папуасы знали, что такое смерть. Даже определённо различали смерть естественную, которая неизбежна для старого человека, от преждевременной, по непонятной причине. Во втором случае предполагалось влияние колдовства, «оним», воздействие злых сил. Эти силы они связывали не с фантастическими духами, а со злой волей людей.

Смерть пожилого человека сопровождалась определёнными ритуалами, воспринималась горестно, хотя порой формальности могли произвести на наблюдателя комичное впечатление.

Когда у Моте из Бонгу умерла жена, он очень горевал. Женщины подняли положенный в таких случаях вой. Мужчины ходили вооружённые. (Почему? Возможно, по традиции, ведущейся с тех пор, когда всякую смерть считали следствием чьей-то злой воли). Около хижины Моте Маклай увидел хозяина, который то ходил, приседая на каждом шаге, то совершал пробежки, как бы желая догнать и наказать кого-то. В руках у него был каменный топор, которым он замахивался на стены и крыши хижин, на кокосовые пальмы, хотя удары наносил осторожно.

Умершая лежала в хижине на нарах. Вокруг толпились, причитая, женщины. Родственники устроили из вёсел и палок высокое сиденье, на которое усадили тело покойницы; вокруг её головы воткнули ветки колеусов с разноцветными листьями.

Пришли жители Горенду и Гумбу, вооружённые, с воинственными криками. Они произносили скороговоркой какие-то речи. Моте продолжил своё подобие танца, но уже в новой набедренной повязке с громадным «катазаном» на голове (гребнем с веером из перьев, который может носить только «тамо боро», большой человек, отец семейства).

Моте изображал неутешное горе, произнося порой соответствующие монологи. Возбуждённый своими словами, он вдруг вошёл в азарт и принялся по-настоящему рубить топором кокосовую пальму. Тогда одна из плакальщиц, его сестра, сразу же прекратила отчаянные завывания подошла к нему и строго напомнила, что перед ним полезное дерево, которое не следует портить. Моте для порядка нанёс ещё два слабых удара, подбежал к старому забору и стал его крушить.

Пошёл небольшой дождь. Моте прекратил выступление и уселся под большое дерево, чтобы сохранить во всём великолепии причёску.

Когда дождь прекратился, неутешный вдовец продолжил пантомиму, прерываемую песней, точнее, речитативом. Говорил он, насколько можно было понять, приблизительно так: «Уже солнце село, она всё ещё спит; уже темно, а она всё ещё не приходит; я зову её, а она не является; я жду её, а её всё нет...»

Ночью из Бонгу раздавались удары берума. Издали послышались ответные удары. Маклай поинтересовался, откуда они доносятся. Ему сказали, что из горной деревни Бурам, родины умершей.

Утром в Бонгу царило оживление. Люди переговаривались, готовя для многих людей угощение в горшках, стоявших рядами на длинном костре. Ждали гостей из Бурама. Они должны были принести с собой погребальную корзину для покойной.

Днём со всех сторон послышались страшные крики. На площадку перед домом Моте высыпала ватага вооружённых жителей Бурама с воинственными жестами и возгласами. За ними появились женщины той же деревни. Они вошли в хижину покойницы и принялись громко причитать, гости должны были в этот же день вернуться домой, между ними начали распределять угощение.

На следующий день были поминки, говоря по-русски. Туземцы вымазались чёрной сажей, ни у кого не было украшений. Женщины возились у своих хижин, мужчины ели из табиров и пили кеу. Когда Маклай в знак солидарности сделал себе чёрное пятно на лбу, окружающие зашумели в знак одобрения, а Моте стал пожимать руку учёному, приговаривая: «Э аба, э аба» (брат, брат).

Как относятся папуасы к смерти? В данном случае вполне по Шопенгауэру: «Старики не умирают, а только перестают жить». Есть ли у них представления о бессмертной душе? Вряд ли. Хотя они предполагают, что некоторые люди могут жить очень много лет или даже не умереть вовсе.

Их представления о смерти основываются на жизненном опыте. Они твёрдо знают, что старые деревья и животные умирают. Себя они не выделяют из этого ряда. Но они знают также, что дерево можно срубить, а животное убить. Такая смерть вызвана не старостью, а чьей-то волей. Значит, то же должно относиться к внезапной смерти молодого здорового человека.

Папуасы, следовательно, исходят из наблюдений за жизнью природы и людей, из фактов. Их метод познания имеет определённое сходство с научным. А ведь многие учёные уверяют, что у диких племён преобладают фантастические представления о мире, подобные религиозной вере: страх перед неведомыми силами природы и преклонение перед ними, желание их умилостивить.

Нет, эти люди каменного века, освоившие земледелие и скотоводство, не фантазёры, а прежде всего реалисты. И всё-таки они склонны к тому, чтобы создать нечто подобное религиозной системе, основанной на вере в необычайные способности и возможности некоторых людей, в данном случае – его, Маклая. Он мог бы при желании содействовать такому культу. Не исключено, что именно так, из преклонения перед особо выдающимся человеком, о котором начинают слагать легенды, возникает культ обожествляемого предка. А уже потом складываются представления о загадочных и могущественных существах – богах, среди которых постепенно вырисовывается образ наиглавнейшего, подобно и соответственно тому, как в обществе укореняются принципы господства-подчинения при верховном владыке – вожде, князе, фараоне, царе.

Выходит, с развитием человеческого общества в сознании людей всё больше укореняются умозрительные, фантастические представления, возникающие на почве первобытного реализма. Не означает ли это, что люди всё больше и больше живут иллюзиями?

Вот и совершенно реальную, основанную на опыте мысль о неизбежности смерти цивилизованный человек, боясь возвращения в небытие, пытается побороть умозрительной идеей бессмертия души. Религиозные деятели усугубляют этот страх, тем самым укрепляя веру в бессмертную душу и возможность её вечного пребывания в праздности и комфорте выдуманного рая.

Но кто выдумал такой рай? Папуасам, живущим своим трудом и умением, чужда эта идея. Пожалуй, придумали и укореняют её те, кто избегает жить своим трудом, для кого сытая праздность – идеал бытия.

Тот, кто не умеет достойно прожить свою единственную и неповторимую жизнь, утешает себя мыслью о бессмертии души.

А почему он, Маклай, не веря в бессмертие, не дорожит своей жизнью? Ведь жить и познавать мир – так интересно!.. Впрочем, всему приходит конец. Как тут не вспомнить русскую поговорку, особенно распространённую среди моряков и солдат: двум смертям не бывать, а одной не миновать.