Текст книги "Инопланетянка варвара (ЛП)"
Автор книги: Руби Диксон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)
– Вот как надо целоваться, здоровяк, – бормочу я между торопливыми поцелуями моих губ, позволяя им ласкать жесткую линию его рта.
Долгое время Рáхош напряжено нависает надо мной, ну а потом его челюсти раздвигаются, впуская меня внутрь. Я проскальзываю языком сквозь его губы, задевая его клыки, и это напоминает мне о том, что он – инопланетянин. Я вздрагиваю и начинаю отстраняться.
Именно в этот момент Рáхош отвечает на мой поцелуй. Поначалу его нерешительные движения становятся все более смелыми, когда мой язык встречает его, и гортанью я издаю слабые звуки желания. У него на языке есть бугорки, похожие на наросты, которые покрывают его тело. Он проводит ими по моему языку, посылая невероятные ощущения, которые разлетаются по моему телу. Ну, надо же. Джорджи ничего не упоминала об этом. Она ничего не упоминала даже отдаленно близко к этому. Хотелось бы знать, есть ли у него изумительные наросты в других забавных местах.
Рáхош отлично ухватил суть, как нужно целоваться, его губы ласкают мои, а затем его язык не прекращает терзать мой, пока моя вошь не грохочет столь громко, что я едва могу думать, и такое ощущение, будто все мое тело вибрирует от желания. Моя киска ноет от той же потребности, и в какой-то момент я вдруг чувствую, словно могу умереть, если он в ближайшее время не прикоснется ко мне. Тяжело дыша, я отрываюсь от него.
Он сразу же снова ловит мои губы своими. Его язык немым вопросом слегка ударяет по моему.
– Я ничего этого не хочу, – выдыхаю я в то время, как хватаю его за рога и тяну его рот к своему в очередной раз. Мои стоны чистого наслаждения поглощаются его языком, и я оборачиваю ноги вокруг его талии, чувствуя, как он удивленно напрягся напротив меня. – Я совершенно не хочу, чтобы ты меня целовал, – я шиплю на него, а затем приступаю целовать взасос весь его рот, словно дикарка.
Рáхош отрывается от моего поцелуя и пристально смотрит на меня, его глаза столь же дикие, как я себя ощущаю. Он наклоняется вперед и ловит мои губы в еще одном захватывающем дух поцелуе, и я почти теряю рассудок, когда он всасывает мою верхнюю губу. Этот мужчина – схватывает на лету. Может быть, даже слишком быстро. Чувствую, будто я теряю контроль над ситуацией.
Конечно, это предполагает, что у меня когда-либо был этот контроль над ситуацией.
Я снова отрываю губы от его губ и тяну его руки к своей груди.
– Я не хочу, чтобы ты это трогал, – говорю я ему жестко и слегка гневно. Честно говоря, гневаюсь я так же сильно, как и сильно возбуждена. Не уверена, я это или вошь, но знаю, что не могу остановиться. И когда он сжимает мою грудь через плотную ткань позаимствованной туники, я откидываю голову и снова стону, а мои бедра волнообразно двигаются на снегу.
Я так сильно хочу его. Такое ощущение, будто мое тело было в полудреме, а теперь, когда мы прикасаемся друг к другу, я живу. Мои чувства проснулись, мое тело поет…
И я нуждаюсь в сексе так же сильно, как нуждаюсь в воздухе.
Через кожаную одежду, большим пальцем он потирает мой сосок, и шипящее дыхание вырывается из моего горла. Это не должно ощущаться так прекрасно. Не должно. И все же, я хочу больше, чем только это. Рáхош обнажает зубы в рычании, и я задыхаюсь при виде этих острых клыков. Я должно быть больна на всю голову, потому что они тоже возбуждают меня, и я слегка толкаю его голову.
– Я не хочу, чтобы ты лизал мою киску, – говорю я ему, подталкивая его вниз, чтобы обратить внимание именно на то место, где я хочу его, несмотря на мои слова. Ничего страшного, ну и что, что я бормочу как сумасшедшая. – Я вообще не хочу, чтобы ты ласкал меня ртом, – говорю я ему, даже когда приподнимаю бедра и начинаю сбрасывать недавно сделанные штаны.
Несмотря на то, что он не может меня понять, Рáхош понимает намек, и его руки тянутся к моим штанам, стягивая их вниз до колен. Мужчина окидывает меня горящим взглядом, от которого я таю, а мои соски ощущаются жесткими, агонией страдающие точки под кожаной одеждой. Они умирают от желания, чтобы к ним прикасались, поэтому я дотягиваюсь до них и забавляюсь с ними сама. Моя вошь напевает так сильно, что все мое тело чувствует, будто оно вибрирует, и я страдаю от потребности.
Мои штаны запутываются у меня вокруг коленей, и он тщетно дергает их еще мгновение. Затем хватает за материю и рывком тянет мои ноги вперед, прижимая их к моей груди. Моя задница увязает в снегу, и я голая от талии до колен.
И поймана в ловушку.
Я делаю глубокий вздох и жду.
Рáхош сверху вниз пристально смотрит на мою розовую плоть, которая, могу себе представить, скользкая от влаги и ощущается, будто пульсирует ноющим желанием. Он поднимает на меня взгляд, его светящиеся синие глаза прищурены, и я даже не представляю, о чем он думает. Затем я чувствую, что он дотрагиваться до меня. Его пальцы, изучая меня, прослеживают мои чувствительные складочки.
Я едва не начинаю плакать от того, насколько интенсивны ощущения. Дыхание с содроганием вырывается из моего горла, и я издаю низкие мычащие стенания. Я хочу больше, чем просто эти изучающие прикосновения. Я хочу – нет, жажду – ощущений, как он ласкает меня губами.
– Я не хочу, чтобы ты ласкал меня своим ртом, – я выдыхаю сквозь зубы, слегка вытягивая ноги вперед, чуть больше раздвигая их, чтобы он мог получше разглядеть то, что я ему предоставляю. – Совсем не хочу.
Рáхош не обращает внимания на ложь, которую я извергаю, и долгое время изучает меня. Я наблюдаю, как у него раздуваются ноздри, и он снова проводит пальцем вверх и вниз по моим складкам. Я выкрикиваю и взбрыкиваю бедрами ему навстречу, и когда он убирает свою большую руку, та блестит от моих соков. Он изучает свои мокрые пальцы и затем подносит их ко рту, чтобы испробовать на вкус.
– Вот же проклятье, это было так порочно. Ты такой порочный, – говорю я ему более сексуально и более возбужденно, чем когда-либо.
Мужчина облизывает пальцы почти с благоговейным выражением на лице, как будто на вкус я лучше, чем самый отменный шоколад. Но при этом я начинаю дрожать от вожделения, наблюдая, как его восхитительный большой, шершавый язык натирает эти пальцы, облизывая их дочиста. Лишь смотря за тем, как он облизывает свою руку, я схожу с ума. Это должна быть я, кого он облизывает.
Стоп, нет, этого не должно быть.
– Я совершенно не хочу ничего подобного, – зло шепчу я ему, злясь сама на себя и на него из-за неистовой потребности моего тела. – Я не хочу тебя. Я не хочу, чтобы ты своим ртом лизал мою киску, пока я не кончу, – от самой мысли об этом меня бросает в дрожь от того, насколько интенсивен этот визуальный образ.
Ну и потому, что я не хочу этого настолько сильно, я дотягиваюсь до местечка между моих ног и раздвигаю для него губы своей киски, чтобы он увидел.
Я вижу, как его глаза вспыхивают потребностью, а затем его голова проталкивается ко мне между ног. Я чувствую, что его большие руки упираются мне в бедра, заставляя их раскрыться больше, и чувствую, что неровные, самодельные швы на моих штанах напряженно натягиваются под воздействием моих раздвинутых ног. Мне плевать на это. Рáхош раздвигает мои бедра и пристально смотрит вниз на мою раскрытую, скользкую киску. Я чувствую обжигающий накал возбуждения, испытываю до боли ноющую потребность. Я уже почти сама решаю прикоснуться к себе, когда он шлепком отбивает мою руку в сторону, ну а потом проводит своим языком по моей плоти.
Пронзительный стон срывается с моих губ.
О, бог ты мой!
Я хватаю его рог и обрубок другого, а затем прижимаю его лицо к своей разгоряченной коже. И тут же прихожу в бешеное неистовство, а когда его язык – Боже благослови этот шершавый, бугристый язык – ударяет с силой по моей плоти, я снова издаю стон. С силой прижимаясь к нему, я двигаю бедрами вверх и вниз даже тогда, когда Рáхош рычит и облизывает меня своим ртом, его собственное желание такое же интенсивное, как мое собственное. Его язык касается меня везде, облизывая и прижимаясь к моим самым нежным местечкам, и я чувствую, что он ласкает мой клитор с каждым восхитительным облизыванием. Затем он прижимается к моему клитору.
Он жмет на него.
И я кончаю настолько сильно, что вижу звезды. Мои крики эхом отдаются в снегу, и я трусь своей киской о его лицо, давая ему всё до последней капли моего оргазма. Он, кажется, не возражает против того, что я использую его рога как руль, направляя его рот туда и как я нуждаюсь в нем больше всего. Рáхош искренне стремится исполнить любую просьбу, готов лизать меня до беспамятства. Я продолжаю кончать с каждым щелчком его языка по моим чувствительным местечкам, пока не чувствую, что меня пронзает уже второй оргазм, и я практически корчусь на земле, а моими соками покрыто все его лицо.
Когда спускаюсь с высот своего оргазма, я тяжело дышу и резко валюсь посреди снега. Моя вошь слегка вибрирует, а затем, на время угомонившись, переходит на более слабое гудение.
Однако, вошь Рáхоша работает настолько тяжело, что звучит, словно мотор, и когда он снова проводит по мне языком, я отталкиваю его лицо, потому что в этот момент я слишком чувствительна для еще одного раунда.
– Пока еще нет, – хныкаю я. – Я не смогу.
Он смотрит на меня с диким выражением на лице, а его глаза светятся дьявольским светом. Его твердый, сексуальный рот влажный, и пока я смотрю на него, мужчина обнажает клыки и окидывает меня взглядом, от которого мои соски снова сжимаются.
– Моя, – он издает рык и снова прячет лицо между моих ног.
Рáхош снова начинает облизывать меня, и я пронзительно кричу. Я откидываюсь назад, готовая стать всецело его, как он только что сказал и…
Подожди гребаную секундочку. Это и вправду был английский?
Я поднимаюсь на локти и смотрю вниз на инопланетянина, который облизывает меня.
– Что ты только что сказал?
Часть 3
РÁХОШ
Маленькая рука дергает меня за рог, прежде чем я снова могу спрятать лицо между ее ног и испить сладкий нектар, который струится из тела моей пары.
– Что ты сейчас сказал? – повторяет она снова. Выражение ее личика крайне взбешенное.
Прищурив глаза, я окидываю ее взглядом и снова пытаюсь опустить голову, но вместо этого она погружает свои пальцы мне в волосы и резко дергает за них, и я рычу на нее. Ничего мне не хочется сильней, чем снова испробовать ее на вкус, лизать ее час за часом, пока она трепещет подо мной. А потом я погружусь своим членом внутрь ее теплого, ожидающего лона, и мы навсегда останемся вместе как пара. Так и должно быть. Все же рука в моих волосах очень настойчива, и Лиз сжимает колени вместе, пытаясь избавиться от меня.
– Ты говоришь на чертовом английском.
– Говорю, – заявляю я, снова разводя ее колени. Хочу больше ее густого, сладкого меда. Хочу потеряться у нее между ног на долгие часы. Мужчины моего племени утверждают, что нет на устах вкуса слаще, чем вкус резонанс-пары, и они совершенно правы. Я даже не понимал, к чему имеет отношение то, о чем они говорили… до этого момента. Ну а теперь до конца моих дней я хочу пробовать на вкус лишь одну ее.
Ее влагалище может стать моим хлебом насущным. Все остальное не достойно даже внимания.
Я снова опускаю голову с полной решимостью лизать ее. Ей нравится, когда я лижу ее. Разве она не прижималась своими скользкими, влажными лепестками к моему лицу всего несколько мгновений назад? Требовала еще? Я дам ей больше. Мой член болит, и он столь же тверд как камень в наконечнике моего копья. Я жажду похоронить себя в ней, но сперва хочу еще вкусить ее своим языком.
Моя пара издает гневный рык, и ее маленький кулачок врезается мне прямо в глаз. Затем она вскрикивает от боли и трясет своей рукой.
– Черт бы тебя побрал! И с чего это у тебя такая жесткая башка?
Это привлекает мое внимание. Моя пара пострадала. Я сажусь и беру ее маленькую ручку в свою ладонь только для того, чтобы она снова попыталась меня ударить.
– Прекрати трогать меня, – орет она мне в ухо. – Я так зла на тебя! Ты говоришь по-английски!
– Говорю, – я ловлю ее руку, которой она собирается ударить меня вновь, прежде чем та снова вступает в контакт с моей бровью. Дело не в том, что ее удары болезненны, а в том, что она повредит свои мягкие маленькие человеческие ручки. Мой лоб покрыт защитной пластиной, а ее крошечные кулачки такие слабенькие.
– Ты мне лгал!
Это выводит меня из себя. Она думает, что я намеренно обманул ее? С какой целью?
– Каким же образом мне удалось сделать что-то подобное?
– Ты не сказал мне об этом!
– Так ты никогда и не спрашивала, – возражаю я, и мое раздражение нарастает. – Ты только и делаешь что говоришь и говоришь, просто решив, что я не понимаю тебя. Ты даже не удосужилась спросить меня, умею ли я.
Ее розовое личико краснеет, и я смотрю, как она задыхается, а ее дыхание паром клубится на холодном воздухе.
– Ну ты и хрен!
– Я не знаю, что означает это слово.
– Ты что, серьезно? – в ее голосе слышится явная насмешка. – Я то уже подумала, что ты здесь эксперт в нюансах человеческого языка.
– Есть слова, которые ты произносишь и которые не совпадают с тем, чему я научился.
– Странно. А мне казалось, что «хрен» – это язык твоего народа.
Я хмуро смотрю на нее сверху вниз.
– Я не знаю такого слова, как «хрен». Я – ша-кхай. Так же, как и мой народ.
Ее глаза закатываются, и она снова подталкивает меня в грудь.
– Это называется сарказмом.
– Я не знаю слова «сарказм»…
– Проехали, – рычит Лиз, явно разозленная на меня. – Господи!
Она что, сердится на меня? Я спас ее. Если бы она попала в воду, они тут же содрали бы ее плоть до костей. Мысль о ее страданиях – смерти – наполняет меня непонятным гневом. Я выпрямлюсь и смотрю вниз на нее, с обнаженными ногами и все еще раскинувшимися в снегу. Она до сих пор хмурится на меня, и это помогает мне не купиться на ее красоту.
– Тебе не стоило сбегать из пещеры.
– Сбегать? Я не сбегала.
Она может врать самой себе, но не мне. Я делаю один шаг вперед и хватаю ее за перед туники, затем ставлю на ноги. Она отбивается от меня, но я все равно ставлю ее прямо, и тогда, грозно хмурясь, она дергает за подол своей туники. Я наклоняюсь поближе к ней. Мой нос улавливает ее аромат, от которого мой кхай резонирует от голода. Ничего мне не хочется сильней, чем прижаться своими губами к ее и снова спариваться ртами.
Но не сейчас, когда она смотрит на меня, будто я – грязь. Мое сердце слегка твердеет, и я наклоняюсь к ней.
– Ты принадлежишь мне, женщина.
Она гневно бьет меня в плечо.
– Я никому не принадлежу.
– Нигде здесь нет такого места, куда бы ты смогла сбежать, и где я не смог бы тебя найти, и вернуть обратно себе, – она не понимает, что с каждым днем, что она игнорирует требование своего кхай, будет лишь все хуже и хуже. С ним невозможно договориться или заставить его передумать. Просто он жаждет то, чего хочет.
А он хочет, чтобы Лиз была моей парой.
Я тоже этого хочу. Она моя, и я все еще намерен заявить права на нее.
– О Боже, да ты какой-то маньяк, – бормочет Лиз, скрещивая руки на груди. – И если хочешь знать, я искала материалы для лука.
– Лука? – я повторяю. Это слово было знакомым, но вещь, которая приходит на ум, мне совсем не знакома. – Это какое-то оружие, да?
– Да, – говорит она и окидывает меня дерзким взглядом. Она вскидывает подбородок. – Я умею стрелять из лука. Я тоже могу охотиться.
Я ворчу. В глубине души я счастлив, что она хочет охотиться, но какая-то часть меня сильно обеспокоена. Женщин в нашем племени столь мало, что они не участвуют в охотничьих походах. Они не отходят от пещер, потому что за последние несколько лет мы уже потеряли многих в нашем племени, и если мы потеряем еще, то прекратим свое существование. Однако на лице Лиз я вижу твердость духа и заранее знаю, что такой ответ ей не понравится.
Итак… ворчание – единственное, что она получает в ответ от меня.
– И что ты этим хочешь сказать? – она встает прямо у меня перед лицом и пытается дотянуться до одного из моих рогов, без сомнения, чтобы потянуть меня вниз до ее роста и привлечь мое внимание. Моя Лиз храбрая. Я испытываю огромное уважение к ней за это, даже если это и приводит в бешенство.
Я встаю в свой полный рост, так что она больше не может дергать меня за волосы или рога. – Ты принадлежишь мне. Если тебе что-то нужно, ты приходишь ко мне. Моя задача – обеспечивать тебя.
– Что ж, прекрасно, – заявляет она возмущенным голосом. – А как насчет того, чтобы ты обеспечил мне моих подруг, хммм?
Я делаю вид, что этого не слышал. Я не верну ее обратно до тех пор, пока мы не спаримся. Вместо этого я направляюсь к пожирателю (прим: пожиратель – не существующее животное), которого я убил ради нее. Если он ей так сильно нужен для ее лука, она может его получить.
– Пойдем. Тебе нужно вернуться в пещеру. Твоя человеческая плоть по-прежнему еще слаба, несмотря на твой кхай.
– Ничего себе, ты не посчитал ее такой уж слабой, когда схватил и сорвал с меня штаны.
Я поворачиваюсь, чтобы окинуть ее сокрушительным взглядом. Она пытается сделать вид, что ей не понравилось, когда я к ней прикасался? У нее ярко-розовые щеки, что весьма любопытно. Я разглядываю ее еще мгновение, а она неловко ерзает под моим пытливым взглядом.
– Ты, кажется, была не против моих прикосновений.
Ее лицо краснеет еще больше.
– Вот как, сразу швыряешь мне этим в лицо, ну давай.
Ее слова мне совершенно непонятны, но цвет на ее щеках говорит мне о многом. Она чувствует себя неловко. Я нахожу это очаровательным, особенно, когда ее руки двигаются, чтобы ладонями прикрыть крошечный пучок волос между ее ног и оградить его от моего взгляда. Она думает, что это защитит ее? Я облизал каждый ее дюйм всего несколько минут назад. Я разглядываю ее голые бедра и ноги, которые по-прежнему покрыты моими сапогами. Мои собственные стопы едва чувствуют холод, но я вижу, что ее мягкую человеческую кожу покалывает от холодной температуры. Я должен следить за тем, чтобы она находилась в тепле, и сейчас мне следует об этом позаботиться.
Но Лиз – настоящий боец, и ей так и хочется поругаться со мной. Поэтому я хватаю мертвого пожирателя и длинную трубку, которую они используют как приманку, и перекидываю это все через свое плечо.
– Ты идешь или мне тебя нести? – спрашиваю я ее.
Она мрачно смотрит на меня. Резким рывком она подбирает порванные половинки своих штанов и стремительно проноситься вперед меня.
– Ты такой хрен! Ненавижу тебя!
– Ты хоть на минутку угомонишься? – спрашиваю я.
Она поднимает вверх, в мою сторону, свой средний палец. Не уверен, что это означает, но могу догадаться, что что-то весьма неприятное.
– Ну что ж, придётся тащиться обратно с голым задом. Огромное спасибо, – ворчит она.
– Не хочешь мою набедренную повязку?
Ее лицо снова становится столь яркого красного цвета, и она стреляет в меня возмущенным взглядом.
– Чтобы ты мог раздеться догола? Нет, спасибо.
Ее отказ еще больше подчеркивает, насколько непривлекательным она меня считает. Это так больно.
– Все, что угодно, что может заставить тебя замолчать, – парирую я в ответ.
От возмущения она издает рык, а затем ураганом несётся впереди меня.
Лиз молчит, когда мы возвращаемся в мою секретную пещеру. Я позволяю ей идти впереди меня, так я могу охранять ее… и так я могу смотреть на ее маленькую, дерзкую задницу, как напрягаются мышцы ягодиц, когда она идет. У нее нет хвоста, поэтому зрелище – более чем занимательное…, но при этом и возбуждающее. Я мысленно представляю, как нагибаю ее, хватаю ее задницу, а затем снова облизываю все ее влажные женские местечки до тех пор, пока она опять не завопит от удовольствия.
К тому времени, когда мы возвращаемся в пещеру, мой кхай резонирует, а мой член отчаянно болит. Он напрягает мою набедренную повязку, и боль практически невыносима. Разве она тоже не мучается? Почему она сопротивляется этому?
Резонанс-пара всегда окончательна и никогда не подлежит пересмотру или отмене.
Лиз направляется внутрь пещеры, не оглядываясь на меня. Она все еще злится – от этого даже сам воздух вокруг нее, кажется, накатывает волнами. Ну и ладно. Позволю ей сопротивляться, если она думает, что это будет иметь значение. Она моя. На нее заявили права в тот момент, когда ее кхай срезонировал для меня.
Чтобы она не сделала, это ничего не изменит.
Так, будто она может ощутить мои бурные, собственнические мысли, Лиз хватает одну из шкур и оборачивает ее вокруг своей талии, а затем поворачивается ко мне.
– Я знаю, в чем тут заключается твоя цель.
Я хмурю брови. Моя цель? У меня нет иной цели, кроме как востребовать ее как свою пару. Чтобы мы могли стать одним целым.
– Ты намерен прятать меня, пока я не забеременею, верно? – она кажется побежденной, а взгляд ее глаз – полон печали.
– А что, если и так?
– В очередной раз меня держат заложницей из-за моего влагалища, – она вздыхает. – Да что с вами такое, инопланетяне? Разве не может девушка хоть разок просто взять и сделать свой собственный выбор? Неужели это настолько чертовски сложно?
– Решение принимал кхай, – говорю я ей.
Она слабо мотает головой.
– Конечно, всегда решение принимает кто-то другой. А когда случится, что выбор буду делать я сама?
Я смотрю на нее, испытывая разочарование. Нет никакой нужды принимать какое-то решение. Кхай решил. И, тем не менее…, мне не нравится, как ее слова заставляют меня себя чувствовать.
Или слышать поражение в ее голосе. Лиз – борец. Я не хочу, чтобы она сдавалась.
ЛИЗ
Теперь, когда возвращаюсь, в пещере между нами царит жуткая неловкость. Я не обращаю внимания на Рáхоша и концентрируюсь на том, чтобы снова сшить вместе свои штаны несколькими обрезками кожи, которые я использую в качестве плотных узлов. В надежде, что эта вещица продержится дольше, каждые несколько дюймов я скрепляю штаны узлом вместо того, чтобы использовать одну длинную нить, и все время, пока работаю над ними, я еще и краснею.
Рáхош не спеша суетится у входа в пещеру, набирая снег и растапливая его, собирая больше кусков чего-то, похожего на экскременты для поддержания огня, а затем разделывает зверя, которого мы убили возле речки. Он откладывает для меня бамбук, а потом уносит с собой тельце существа, шепотом бормоча что-то про «приманку для ловушки».
Я молчу. Я все еще злюсь на него. Честно говоря, «злюсь» – не самое подходящее слово. Я очень расстроена. Расстроена до глубины души. Я понимаю, он невиноват, что наши вши решили стать спутниками жизни, но может же парень пойти мне навстречу, черт возьми, и выручить меня вместо того, чтобы вести себя так, будто проблема во мне и я доставляю одни неприятности? Уж простите, если не хочу машинально прыгать в постель и предъявлять требование, чтобы он извергся внутри меня своим жидким тестом для заготовки малышей.
Мое лицо начинает гореть, когда я вспоминаю наше маленькое сумасшествие в снегу. Я предаюсь воспоминаниям о том, как он срывает с меня штаны, и моя вошь тут же начинает вибрировать, а я истекаю влагой у себя между ног. Черт. Это так раздражает.
Даже не знаю, что хуже – нескончаемое возбуждение, вызванное вошью, или то, что Рáхош позволял мне болтать без умолку, не сказав, что понимает английский. Я пытаюсь вспомнить все, что наговорила, и… напрасно. Откровенно говоря, я болтаю всякие глупости и не запоминаю то, что срывается у меня с языка. Ох!
Пару часов в одиночестве дают мне возможность починить штаны, и когда я надеваю их, они намного теснее, но все еще впору. Перерыв от Рáхоша также улучшает мое настроение и придает мне сил очистить разум, чтобы расставить все по своим местам.
На самом деле, он загнан в ловушку так же, как и я. Впрочем, может, это наставления оргазмов, но он отдавал много больше и ничтожно мало получал из нашего, кхм, инцидента в снегу. Может, я веду себя с ним слишком резко? Хотя он прав в одном – я никогда не удосужилась даже спросить его, говорит ли он на английском. Я просто заносчиво допустила, что он безграмотный инопланетянин…, а это значит, что я – идиотка.
Я вздыхаю. Не совсем уверена, готова ли я извиниться, но знаю наверняка, что я морально истощена от наших постоянных ссор. Они лишь заводят в тупик. Мой папа всегда говорил мне, что на мед поймаешь больше мух, чем на уксус.
В последнее время я только и делаю, что извергаю уксус. Не мудрено, что у меня ничего не выходит.
И хотя у нас с Рáхошем все еще противоположные желания – он хочет жену и вынашивателя детенышей, а я хочу, чтобы меня оставили в покое – мы все равно можем вести себя как взрослые.
«Было бы здорово снова иметь друга», – думаю я тоскливо. Девочки, с которыми меня взяли в плен на корабль? Та была дружба при неестественных и насильственных обстоятельствах. Если бы мы не держались вместе, перекинулись бы мы друг с другом хоть парой слов? Я скучаю по дому. Я скучаю по своим друзьям. Я скучаю по своему папе, который умер вот уже пять лет назад.
Когда приближается закат, я критически оцениваю пещеру, зная, что скоро появится Рáхош. Я пытаюсь привести все в порядок, чтобы вокруг стало как можно приличнее. Я запасаюсь дополнительной водой, заплетаю свои волосы, чтобы не лезли мне в глаза, чиню свою одежду, разжигаю огонь и начинаю работать над тетивом для моего лука. Бамбук, который мы заполучили, оказался совсем не таким, как я ожидала, но он пустой внутри и немного упругий в отличие от кости. Я пробую его в определенных местах обмотать кожей, чтобы укрепить, надеясь на лучшее.
Вскоре Рáхош входит в пещеру, и два маленьких существа свисают у него с руки. Сегодняшний ужин.
– С возвращением, – говорю я ему.
Рáхош приостанавливается и, нахмурившись, смотрит на меня, и я вижу, как в его голове вращаются колесики. Он пытается разгадать, что я задумала. Какой у меня может быть замысел кроме, как попытаться быть порядочным человеком? Я вздыхаю.
– Послушай. Мы не с того начали, понимаешь? Ты принудил меня получить вошь, а я с тех пор заставляю тебя за это расплачиваться. Мы можем заключить перемирие ненадолго? Я устала.
Он издает рык и опускается у костра на колени, подбрасывая в него топливо.
– Ты не из болтливых даже в свои самые счастливые дни, не так ли?
Он оглядывается на меня.
– А ты бы говорила даже со стенами, если бы они могли слышать.
Моя улыбка становится напряженной.
– Ты усложняешь всю эту ситуацию с «перемирием», приятель. Сразу предупреждаю.
Я ожидаю от него еще один рык. Вместо этого он кивает головой.
– Это было не очень-то любезно с моей стороны. Извини.
Я расслабляюсь, удивляясь, что он уступил.
– Ладно… ну тогда все в порядке, – я пододвигаюсь к костру и сажусь напротив него. – Хочешь, я помогу тебе с ужином?
– Ужином?
Я жестом указываю на дичь.
– Очистить их? Содрать шкуры? Приготовить из этого еду?
Он, прищуриваясь, еще раз окидывает меня взглядом. Не гневным, а скорее пытаясь раскусить меня.
– Моя обязанность – обеспечивать мою пару.
– Ааа, – я на минуту задумываюсь, а затем обнимаю согнутые колени, прижав их к груди. Я покачиваю своими босыми ступнями вблизи костра. – Мы можем сохранить немного из этих шкур мне на сапоги?
Он кивает головой.
– Спасибо, – говорю я мягко. – Я не думаю убегать, чтобы ты знал. Отсюда мне некуда бежать.
Он еще раз кивает головой. Я смотрю на пламя, когда инопланетянин начинает сдирать шкуру со своей дичи. Мне нужно разговорить его, если только так я могу взломать тот непробиваемо твердый панцирь, которым, кажется, окружено его сердце. Этот Рáхош – сложный мужчина, в котором еще надо разобраться.
– Итак, расскажи мне про это место.
Он поднимает на меня глаза.
– Это моя пещера.
– Нет, не конкретно про это место, – говорю я, размахивая рукой вокруг пещеры. – Про эту планету. Про этот мир в целом. Я ничего другого о нем не знаю, за исключением того, что здесь холодно.
Рaхош рычит, и долгое время мне кажется, что он собирается проигнорировать мои вопросы. Затем он вытаскивает нож поменьше, чем тот, которым сдирал шкуры со своей дичи, и начинает разрезать мясо на маленькие, удобные, небольшие кусочки.
– Это… теплый сезон. Мы говорим, что это – горький сезон, а более холодные месяцы – жестокий сезон.
Мои глаза широко раскрываются. Я невнятно бормочу.
– Но эта земля покрыта снегом в три фута высотой!
Как он может быть теплым?
Его губы медленно изгибаются, и я вижу, как на его лице распространяется сокрушительная улыбка. От нее у меня захватывает дыхание, а его жесткие, заостренные черты лица превращаются в нечто убийственно сексуальное.
– Тебе просто придётся привыкнуть к снегу.
– Снег. Верно, – я игнорирую сильную пульсацию моих девчачьих частей в отклик на эту улыбку. Моя вошь опять пускается в ход, и я, инсценировав кашель, постукиваю себя по груди, чтобы попытаться заткнуть ее. – Значит, это… лето?
Он вскидывает голову, мысленно подыскивая слова, как мне кажется, а затем кивает головой.
– То, что ты называешь зимой – это время, когда очень мало света. Солнца показываются редко, и много тьмы. Холода все усиливаются, и охота становится все скуднее. Именно поэтому крайне важно так много охотиться во время теплых месяцев.
Я киваю головой, переваривая все это. Ладно, если речь идет о том, что будет так же тепло, тогда все когда-нибудь наладится и жить буду. Нравится мне это не будет, но жить буду.
– И ты охотник?
Он кивает головой и предлагает мне кусочек красного, окровавленного мяса. Я беру у него этот сырой кусок и кладу его себе в рот. Взрыв вкусов обрушивается мне на язык, и я издаю стон. Это так здорово, что лучше не бывает.
Его рука резко тянется к дичи и, пока я смотрю, его набедренная повязка плотно обтягивает его пах. Упс.
– Ммм, это так вкусно. Прости.
– Не извиняйся, – он злобно разрезает мясо. – Мне доставляет удовольствие, что я могу накормить свою пару.
Ну да, вижу я, до какой степени он доволен. Этот факт никак не скрыть. Я долгое время, упорно из-под ресниц разглядываю эту гигантскую длину. Он протягивает мне еще один крошечный кусочек, и я наклоняюсь вперед и, не задумываясь, беру его в рот прямо из его пальцев. Его светящиеся синие глаза вспыхивают, и моя вошь пускается в ход по новой.
Глупая вошь, вечно она противостоит мне.
Рáхош наблюдает, как я пережевываю; он протягивает мне еще один кусочек мяса, но стоит мне потянутся за ним своими пальцами, он отстраняет его. Он хочет, чтобы я и дальше ела с его рук. Я наклоняюсь вперед и задеваю языком кончики его пальцев только лишь потому, что мучительно забавно дразнить его.
И это меня заводит. Совсем чуть-чуть.
Его окровавленные кончики пальцев прослеживают контуры моих губ, прежде чем он снова тянет их обратно, а затем Рáхош переходит на корточки. Его член – жесткое бревно возле его ноги во много раз крупнее, чем то хозяйство, которым имеет право владеть любой парень.
