Текст книги "Позолоченное великолепие "

Автор книги: Розалинда Лейкер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц)

Сара зашевелилась первой. Она медленно села, неторопливо завязала ленты корсета и разгладила спутавшиеся юбки. Томас отстранился от нее и лежал с закрытыми глазами, подложив левую руку под голову. Обняв приподнятые колени, она посмотрела в сторону ярмарки и разглядела за деревьями отсвет факелов на фоне неба.

– Том, давай останемся при ярмарке. – Ее голос охрип, в нем прозвучало страстное желание. – Сегодня мы могли бы избавиться от всего, что знаем, и следовать за ярмаркой на край света.

Томас лениво сел.

– А на что мы будем жить? – спросил он, охотно подыгрывая ей.

– Мы могли бы присоединиться к труппе театра. Ты мог бы работать плотником в театре, а я бы пела и играла роли.

Даже сейчас Томас не поверил, что она говорит серьезно.

– Такая жизнь стала бы для меня настоящей пыткой, – честно ответил он. – Сколачивать доски и делать бутафорскую мебель, это не для меня.

Он покачал головой, словно прогоняя это ужасное наваждение, встал, натянул бриджи и застегнулся.

Сара вскочила на ноги и тут же бурно отреагировала на такое заявление.

– Я ненавижу тебя, Том Чиппендейл! – завопила она, сжимая кулаки. – Я ненавижу тебя! Ты слышишь меня? Ненавижу, ненавижу, ненавижу!

Она бросилась на него и начала царапаться, пинаться, бить кулаками и кусаться.

Поскольку Сара уже ничем не могла удивить его, Томас был готов к такому повороту и схватил ее за руки. Они боролись до тех пор, пока ему не удалось обхватить ее руками, Сара выбилась из сил, ее тело обмякло, он глубоко вздохнул и отпустил ее.

– А теперь, – решительно сказал он, – мы пойдем на постоялый двор за лошадьми и вернемся в Ностелл.

Сара не сдвинулась с места и продолжала стоять, повесив голову. Томас поднял ее жакет и помог надеть его. Сара продолжала стоять на месте. Он нашел сюртук и стал искать в траве ее стек и перчатки, затем догадался, что Сара, должно быть, оставила их в другом месте. Может быть, она забыла их в театре. Томас встал перед ней и легко взял ее за руку.

– Идем, Сара. Пора ехать.

Она медленно подняла голову и уставилась на него колючим взором прищуренных и сверкающих глаз. Вдруг она плюнула ему прямо в лицо.

Остаток пути до Ностелла он все удивлялся, как ему удалось сдержаться и не ударить Сару за ее выходку. Томас трясся от гнева, стирая плевок с лица. Наверно, Сару спасло то, что она тут же отчаянно отскочила от него, словно боялась полностью лишиться разума, если будет дольше переживать свое разочарование по поводу разговора о ярмарке.

Они молчали всю дорогу. Никого не было, когда они подъехали к конюшне. Сара тут же спешилась, отказавшись от его помощи. Даже не взглянув на него, она торопливо прошла под арку конюшни и направилась к дому.

Освещенные окна говорили о том, что в одной из гостиных продолжается игра в карты, а в другой танцуют, несмотря на поздний час. Сара вошла через ту же дверь, через которую, как она заметила, в вечерние часы выходила и возвращалась Изабелла, и тут же поднялась наверх. Там она застала свою служанку, та ждала ее, сидя в кресле и клевая носом.

– Эми! – рявкнула Сара. – Просыпайся! – Сара могла и не говорить этого, ибо служанка машинально встала, усталость с нее будто рукой сняло. – Полагаю, записку, которую я велела отнести, доставили и тому, что там написано, поверили.

– Да, госпожа. – Эми никогда не задавала вопросов, не касавшихся ее обязанностей, но она тут же сделала собственные выводы.

– Никто не беспокоился, когда я вовремя не вернулась к ужину?

– Нет, госпожа. Вы написали, что вернетесь поздно ночью и находитесь среди надежной компании. Все подумали, что вы уехали с семейством Гоуверов, поскольку они при вашей матери пригласили вас совершить прогулку верхом на лошадях.

– Как хорошо. Когда я приму ванну и приготовлюсь отойти ко сну, ты скажешь матери, что я вернулась и уже уснула. Однако я проведаю свою сестру. Проследи и скажи мне, когда она вернется к себе.

Эми угадала настроение юной госпожи и точно могла сказать, что сейчас оно отвратительное. Опыт научил ее тому, что иногда можно унять гнев, если говорить спокойно. Помогая Саре раздеться, она выбрала совершенно безобидную тему.

– Сегодня в Ностелл вернулся сэр Роуленд. Он привез с собой знакомого джентльмена, которого пригласил в гости. Оба договорились встретиться по дороге из Лондона, чтобы совершить остаток пути вместе. Оказывается, им надо было обсудить срочные политические дела. Этот гость тебе известен. Его зовут мистер Натаниел Тренч.

Сара почти не слушала ее, она была поглощена мыслями о том, как осуществить свои намерения. Она лишь сообразила, что в Ностелле ей придется избегать еще одного мрачного субъекта. К тому же Натаниел был исключительно скучным типом. Все, что касалось его, вызывало в ней отвращение – от дурного запаха изо рта до самодовольной напыщенности.

Изабелла уже лежала в постели и собиралась погасить свечу, когда к ней вошла сестра. Она удивилась, ведь ей говорили, что Сару нельзя беспокоить.

– Ты все же не смогла уснуть? – спросила Изабелла, посочувствовав сестре, и похлопала по одеялу. – Иди сюда, садись и расскажи, как прошел день с Гроуверами.

Сара на мгновение застыла у двери. Она повернула ключ в замочной скважине. Саре не хотелось, чтобы кто-то помешал ей. Затем она подошла к кровати и села в ногах.

– Я была не с Гроуверами, – злобно сказала она. – Я была вместе с Томом Чиппендейлом.

Затем Сара рассказала все, что между ними произошло, Не упомянув лишь о том, что она умоляла Тома остаться на ярмарке, и последовавшую ссору. Изабелла пыталась заткнуть уши, но Сара схватила ее за руки, ибо была сильней. Когда же Изабелла вскочила с постели, желая избавиться от красочного описания страстей, разыгравшихся на траве, Сара не дала ей встать и держала ее до тех пор, пока та не свернулась калачиком и не разрыдалась после всего услышанного. Презрительно вскинув голову, Сара отперла дверь и вернулась в свою комнату.

Глава 5

Натаниел Тренч остался весьма доволен тем, что его намерение сделать Сару своей невестой встретило одобрение семейства Уинов. Сэр Роуленд согласился с ним в том, что жениться на одной из дочерей Генри Вудли значило связать себя с этим уважаемым именем и всем, что оно означало для партии вигов. Судивший о Саре по тому, что он знал об Изабелле, сэр Роуленд подумал, что ни один мужчина не мог бы сделать лучшего выбора невесты. Леди Уин относилась к этому благосклонно по иной причине. Из откровений Августы за чашкой кофе, когда обе оставались наедине, она узнала о только что возникших денежных затруднениях семейства Вудли и обрадовалась, что хотя бы одна из дочерей вдовы удачно выйдет замуж. Нет ничего лучшего союза богатого мужчины и целомудренной невесты, ведь тогда оба дарят друг другу все, что необходимо для удачного брака.

– Свадьба состоится в Ностелле, – сказала она Августе, мысленно представляя, как любимый ею старый дом украшают цветами, а вся дорога от маленькой приходской церкви до входа усеяна лепестками.

Вне себя от чувства благодарности, Августа воздела руки к небу.

– Как вы добры! Моя дорогая леди Уин, какой вы хороший друг!

Настало следующее утро после приезда Натаниела в Ностелл. Он поднялся рано, чтобы сообщить Августе о своих желаниях, так как вчера вечером говорить об этом в присутствии семейства Уинов было неуместно. Она встретила его, лежа в постели, как это было принято среди знатных светских дам, в часы утреннего приема. Видя, что Августа к его приходу разоделась и завила волосы, он подивился про себя, как она успела так густо накраситься в столь ранний час. Они обменялись приветствиями, он сел на стул, уже поставленный для него, который тревожно заскрипел под тяжестью его тела. Жених был коренастым мужчиной с бычьей шеей, тучной фигурой и в последние годы для его камзолов требовалось в три раза больше материала, нежели тогда, когда он был еще молодым человеком. У него было красное лицо, что в некоторой степени объяснялось тем, что он много времени проводил под открытым небом, а главным образом тем, что он отличался неуемным аппетитом и пристрастием к хорошему вину. Под светло-карими глазами красовались мешки, а над ними рыжеватые густые брови, по которым можно было догадаться о натуральном цвете волос, поскольку он носил белый парик, который завязывался сзади. На нем была простая, ладно скроенная одежда из хорошего материала, камзол застегивался на серебристые пуговицы.

– Я хочу, чтобы свадьба состоялась как можно скорее, – недолго раздумывая, заявил он Августе, не придавая значения тому обстоятельству, что ему еще следует просить руки Сары, ибо считал ее согласие решенным делом. Натаниел говорил резким тоном. Поскольку он заключал что-то вроде торговой сделки, то не церемонился. – Я могу ждать не более трех недель. Вы меня поняли?

– Да, да. Как скажете. – Августа блаженно закатила глаза и опустила голову, облаченную в кружевной чепчик, на гору подушек. Из-за тщеславия она не хотела вести разговор в таком же духе, как это делал он. – Любви все возрасты покорны, а ваше романтическое нетерпение произведет неизгладимое впечатление.

Его грубое лицо хранило серьезное выражение. В жизни Натаниела не было ничего романтического. Эта алчная женщина продавала ему собственную дочь и набивала свои карманы его золотом, в какие бы слова она ни пыталась облечь сделку. Натаниел презирал будущую тещу за двуличие и решил не пускать ее на порог своего дома после того, как женится на Саре.

– Подготовьте дочь к формальному предложению, которое я сделаю ей сегодня вечером, – продолжил он тем же деловым тоном. – Как вам известно, по счастливому совпадению завтра вечером в Ностелле устраивается бал. Я попрошу сэра Роуленда сделать официальное объявление о помолвке после ужина, а также огласить дату свадьбы.

Сказав это, он вышел, взял шляпу и трость и перед завтраком отправился на прогулку, желая взглянуть на то, как строится новый особняк. Натаниел стоял, выгнув спину, широко расставив ноги, будто пытаясь найти точку равновесия своему огромному животу, и критическим и оценивающим взглядом уставился на красивый фасад дома. Он гостил во многих новых загородных особняках и в не меньшем количестве других домов, перестроенных в модном сейчас афинском стиле, но у него не появилось ни малейшего желания хоть как-то перестраивать свое нынешнее жилище, ибо в домашних делах его больше всего заботило успешное ведение хозяйства. Если Саре не удастся вести дела лучше, чем его первой жене, то на это можно махнуть рукой, ключами сможет распоряжаться экономка. Натаниел лишь хотел, чтобы Сара украшала его жизнь, угождала и оставалась верной ему, причем третья добродетель была самой важной, ибо муж не должен сомневаться в том, что родившиеся сыновья, особенно наследник, являются его плотью и кровью. Он не рассчитывал на то, что Сара полюбит его. Насколько ему было известно, он сумел пробудить любовь лишь в своей кормилице, которая осталась в имении Тренчей ухаживать за ним, когда через шесть дней после его рождения скончалась мать. Сейчас Натаниел помнил лишь мягкий голос и нежное прикосновение рук кормилицы. Ее отослали, когда ему исполнилось пять лет, поскольку отец считал, что она делает из него сентиментального мальчишку, ибо он все еще плакал, если ранил колено или падал с пони, преодолевая препятствие, которое установили слишком высоко. Что же до его личных чувств к Саре, то в них не было ни малейшей сентиментальности. Натаниел был достаточно опытен, чтобы догадаться, что точно такие же чувства испытывают пресыщенные жизнью пожилые мужчины, которых влечет к молодым и красивым девственницам.

Впервые он увидел Сару, когда той было тринадцать лет, уже тогда она поражала черными волосами, молочного цвета кожей и изумрудными глазами. Испуганный тем впечатлением, какое она произвела на него, он тут же обратился к ее отцу, чтобы первым предложить ей руку, когда подойдет время. Но получил резкий отказ от Генри Вудли, что его глубоко уязвило, поскольку отец Сары по положение в обществе стоял ниже, несмотря на то что пожинал лавры политической славы. Августа Вудли, хотя и происходила из лучшей семьи, славившейся когда-то богатством, но спустившей все состояние, причем последним это сделал ее отец, который потерял все, что еще осталось после скандала, именуемого мыльным пузырем Южных морей[2]. Все эти подробности стали ему известны по ходу дела. Когда со смертью Генри Вудли исчез последний непреодолимый барьер, Натаниел обнаружил, что Августа весьма благосклонно смотрит на то, чтобы он стал женихом младшей дочери, и очень скоро выяснил, что ее финансовое положение ухудшается. Натаниелу везло в жизни, он мог купить почти все, что желал, и, хотя этот брак был чреват чрезмерными финансовыми затратами он понимал, что других это не остановит. К тому же, он считал, что в целом платит недорого за то, чтобы приобщиться к молодости и снова воспылать мужской страстью, вступив в союз с пленительной Сарой.

Натаниел считал большой тратой времени и денег то обстоятельство, что невозможно сразу купить место в Палате общин. Это избавило бы его от множества хлопот и усилий, ведь сейчас приходилось добиваться покровительства самых влиятельных вигов в Йоркшире, но даже король не мог нарушать законы страны, а люди рангом ниже обязаны соблюдать их. Через каждые семь лет в парламент направляли двух представителей от всех графств, а виги и тори по старому обычаю на выборах сражались за каждое место, но влиятельные виги, также владевшие обширными имениями и огромными богатствами, преобладали в парламенте. А это означало, что тори, хотя и владели средствами и имуществом, теряют свои позиции. Поскольку из карманов членов парламента приходилось платить все расходы, достигавшие огромных сумм, особенно во время выборов, не было ничего удивительного, что те, кто не обладал крупными состояниями, влезали в крупные долги. А Генри Вудли оказался одним из тех, чьи активы сильно поубавились. Однако быть должником в глазах представителей собственного класса не считалось зазорным, если джентльмен успевал рассчитываться с карточными и другими долгами чести. Натаниел считал достойным сожаления то обстоятельство, что обычные лавочники не придерживались тех же принципов и без лишней скромности не требовали от высших по положению уплаты долгов. Он гордился тем, что срочно приводил в порядок свои финансовые дела в последний день декабря, что среди богачей считалось устоявшимся и благородным обычаем. Если лавочник имел дерзость присылать счет больше одного раза в течение года, Натаниел следил за тем, чтобы тот оплачивался лишь в декабре следующего года, причем такая задержка повторялась из года в год, пока нарушитель традиций не усваивал урок.

Натаниел задумал выбрать политику относительно недавно, раньше он занимался иными делами. В возрасте двадцати двух лет Натаниела отозвали из поездки по Европе, когда внезапно скончался его отец, и следующие десять лет он провел, исправляя ошибки и невежество, допущенные в управлении большим имением, которое досталось ему в наследство. Самодержавный отец следовал устаревшим методам ведения сельского хозяйства, отказывался от новшеств и не замечал, что его обманывают нечестные управляющие. Больше всего внимания он уделял охотничьим угодьям, лисам, оленям, а на женщин охотился постоянно. Натаниел уволил всех подозрительных работников, занимавших ответственные положения, вышвырнул несведущих фермеров-арендаторов и ввел новые методы обработки земли, которые везде давали хорошие результаты. Он купил племенных быков, чтобы пополнить стада, распорядился засаживать новые леса, снова превратил земли, долго лежавшие под паром, в плодородные поля. Он не знал ни минуты отдыха, постоянно выезжал осматривать свои владения и зорко следил за всем, что происходило кругом. В это время он вступил в брак по расчету, который таковым остался до самого конца. Его жена умерла к тому времени, когда он привел свои владения в образцовый порядок. Они приносили ему каждый год не только богатые урожаи, но и шерсть, дерево и говядину. Только тогда Натаниел решил передохнуть и на время отправиться в страны, в которых ему не довелось побывать в молодости из-за кончины отца. Он вернулся в Англию и провел несколько месяцев в Лондоне, думая о том, чем заняться в будущем. Именно там, в доме общего знакомого, он встретил Генри Вудли, его жену и дочерей. Он считал, что парламентские амбиции в нем пробудились в тот момент, когда Генри Вудли высокомерно отверг его брачное предложение. С тех пор Натаниел твердо решил превзойти этого высокомерного политика в его же области.

Натаниел был слишком чувствителен к обидам. Отец так часто издевался над ним в прошлом, что он не собирался терпеть ни малейшего оскорбления, от кого бы оно ни исходило. Корни этого уходили в его несчастное детство. Натаниел отомстил отцу после его кончины, доказав, что из сына получился лучший землевладелец. Подобное самоутверждение принесло ему столь неистовое удовлетворение, что он велел сменить дверь в семейном склепе железными воротами, чтобы отец уже с того света мог лучше обозреть широкие нивы, являвшие собой бросовые земли до того, как сын взял бразды правления в свои руки.

Ни отец, ни Генри Вудли не знали, на что толкнули его, но на свете были и другие, кто не без причины жалел о том, что столкнулся с Натаниелом Тренчем. Он знал, что арендаторы боятся его, но не считал это плохим знаком. Это заставляло их трудиться, и он не сомневался, что заручится голосами тех из них, кто стал свободным землевладельцем и обрел политические права. Поскольку списки избирателей были доступны для обозрения всем, то только безрассудный человек мог проголосовать за соперника Натаниела Тренча из партии тори. Натаниел считал, что из тех, кто работал на его земле, вряд ли кто пойдет на такой риск. Но голосов его людей было маловато. Надо было заручиться доброй волей других влиятельных джентльменов среди вигов, таких как сэр Роуленд, дабы те пустили слух, что он заслуживает желанного места в парламенте. Когда рядом с ним будет стоять такая жена, как дочь уважаемого Генри Вудли, он, вне всякого сомнения, оказавшись в лучах отраженной славы, сможет заручиться поддержкой тех влиятельных землевладельцев, которые еще не решили, кому отдать предпочтение. Он считал, что такой шаг станет его решающей козырной картой.

В тот день Натаниел не слышал, как Августа в спальне в присутствии Изабеллы сообщила Саре, что он скоро станет ее женихом. Натаниел ушел искать политической поддержки у местного сквайра, жившего в нескольких милях от Ностелла, и не слышал ужасный крик, от которого чуть не вылетели оконные стекла.

Августа выбрала такое время, когда почти все обитатели дома отправились на светские прогулки, она ожидала возражений, но не такого крика, услышав который можно было подумать, что девушка умирает. Она заставила Эми дежурить снаружи у двери, и когда встревоженные слуги взбежали по лестнице, чтобы узнать, в чем дело, служанка флегматично объяснила, будто ничего не слышала и советовала им держаться той же точки зрения. Слуги поняли намек и вернулись к своим делам.

А в спальне Августа испугалась и расстроилась, когда Сара, неожиданно стихнув, с несчастным видом обхватила руками голову. Подобное спокойствие и молчание после столь неистовой вспышки казалось жутким и зловещим. Августа глубоко вздохнула и решила высказаться до конца.

– И речи быть не может о том, чтобы что-либо менять. Как ответственная мать я обязана позаботиться о том, чтобы ты нашла самую лучшую партию, а без приданого или собственности ни одна состоятельная семья не посчитает тебя подходящей невестой. Натаниел ради любви готов закрыть на это глаза, ибо достиг возраста, когда любовь важнее всего остального. Право, Натаниел согласился на щедрый брачный контракт, под которым уже поставлены его и моя подписи. Свидетелями этого акта вчера стали сэр Роуленд и леди Уин, пока ты еще гостила у семьи Гоуверов. К тому же Натаниел за несколько месяцев вручил мне аванс, предвкушая заключение контракта, что придало сделке окончательную форму.

Августа слишком поздно догадалась, что избрала неудачную формулировку и, сложив руки, ждала, как Сара откликнется на это. Но та не шелохнулась. А Изабелла, стоявшая у кровати, обернулась и с удивлением холодно взглянула на мать.

– Мама, какой аванс тебе заплатил Натаниел?

Августа посмотрела на нее с вызовом и захлопала глазами.

– Я предпочитаю не говорить об этом. Он вручил мне весьма щедрую сумму.

Изабелла ахнула.

– И на что же ушли эти деньги? По документам видно, что твои кредиторы не получили из них ни пенни.

Мать с раздражением тут же огрызнулась:

– Если тебе так хочется знать, то я проиграла их в карты. Сейчас модно играть на большие ставки, а после невыносимо скучных месяцев траура по твоему отцу мне надо было как-то развлечь себя.

Изабелла устало провела рукой по глазам. Она не спала всю ночь, личная боль стала почти невыносимой, а нынешнее испытание уже сказывалось на ней.

– Когда я спросила, проиграла ли ты часть денег в карты, то услышала отрицательный ответ.

– А почему я должна говорить об этом? Деньги, полученные от Натаниела, не имеют никакого отношения к тому, что твой отец не сумел обеспечить нас. – Августа вскинула голову. – К чему делать такую кислую мину? В душе я думала о нас, надеясь удвоить или утроить эти гинеи и рассчитаться с долгами. Как бы то ни было, все это не имеет никакого значения. Проигранная мною сумма лишь мелочь по сравнению с тем, что нам втроем достанется, когда Сара станет женой этого богатого человека.

В это мгновение Сара медленно опустила руки и подняла голову. Ее лицо выражало боль.

– Нет! – процедила она сквозь зубы. – Я никогда не выйду за него замуж. Никогда!

Августа подавила страх, начавший было охватывать ее. Зная, что по мотовству дочь не уступит ей, если дать ей волю, она искренне верила, что огромное богатство Натаниела в глазах дочери перевесит все недостатки жениха.

– Ты должна выйти за него замуж, говорю тебе. Если бы я продала все, включая нашу одежду, и то не удалось бы возместить выплаченный мне аванс. Я дала ему расписку за него. Если нарушить уговор, то посчитают, что я заполучила эту сумму обманным путем и меня отправят в тюрьму за присвоение чужих денег. Ты мой ребенок и подчинишься моей воле. Я слышала, что дочерей держат взаперти и избивают каждый день до тех пор, пока они не согласятся выйти замуж за тех, кого им выбрали родители. За всю свою жизнь я никогда не проявляла к тебе жестокости. Из чисто дочерней преданности ты должна поступить так, как я тебя прошу. Натаниел – очень нравственный человек и руководствуется высокими принципами. Он дал ясно понять, что испытывает отвращение ко всякой хитрости, обману и считает, что любое проявление бесчестия заслуживает наказания. Он без промедления подаст на меня в суд, если ты откажешься выйти за него замуж. Ты хочешь видеть свою любимую бедную мать в тюрьме, закованную в цепях?

– Да, мама. Я бы пришла в восторг, видя, как ты гниешь в зловонной камере! – в бешенстве крикнула Сара.

Терпение Августы лопнуло, она схватила Сару за плечи и начала трясти ее изо всех сил.

– Ты дурная, скверная девчонка! Я забыла сказать, что ты будешь сидеть в тюрьме вместе со мной! Мы обе отвечаем за это соглашение! Посадят нас обеих! Так что выбирай! Что лучше? Тюрьма или брак? Тюрьма или брак с Натаниелом Тренчем?

Сара чуть с ума не сошла. Изабелле и Августе пришлось держать ее, чтобы она не причинила себе вреда во время ужасной истерики. Сара начала биться о двери, которые мать предусмотрительно заперла заранее, бросалась на мебель. Когда Сара устремилась к окну, собираясь выброситься из него, Изабелла вовремя поймала ее, втащила обратно в комнату и захлопнула ставни, дабы предотвратить новые отчаянные попытки сестры. В комнате стало темно. Сара как с цепи сорвалась, она хватала все, что попадалось под руку, и бросала о стену или на пол, раздирала одежду, рвала на себе волосы, истошно кричала.

Прошел почти час, прежде чем она в полном изнеможении свалилась на постель, которую разворошила в припадке безумной истерики. Августа опустилась на шезлонг, обессилев от этой ужасной сцены. Изабелла побелела и дрожала от такого испытания, она открыла ставни, и в комнату снова проникли лучи солнца. Затем она подняла одеяло с пола, села на кровать и накрыла им обезумевшую и трясущуюся сестру. В дверь постучала Эми. Изабелла открыла дверь, служанка принесла поднос с чаем и графин с бренди.

Сару пришлось уговаривать сесть и выпить чай. Отхлебнув чая, она почувствовала облегчение. Изабелла тоже успокоилась. Августа повеселела, убедившись, что победа осталась за ней. Сара сдалась.

Эми приводила в порядок спальню Сары. Чувствуя приближение страшной беды, она заранее приняла меры предосторожности и убрала все имущество семейства Уинов, которое бьется и имеет ценность. Зеркало на туалетном столике было разбито, однако стекольщик имения заменил его, полагая, что так распорядилась экономка, и никто не узнал о том, что случилось. Эми снова пришила оторванную оборку к занавескам приведенной в порядок кровати и, когда закрыла за собой дверь, никто не догадался бы о том, какая сцена разыгралась здесь в полуденный час.

Остаток дня Изабелла провела в парке одна. Ей надо было подумать и свыкнуться с тем, что все ее надежды рухнули, после того как Сара рассказала о том, что произошло на ярмарке. Бессонная ночь стала для нее мучительной, она в равной мере испытала боль, гнев и отчаяние. Гуляя среди деревьев на берегу озера, она смеялась над тем, что глупо вообразила, будто между Томасом и ею может возникнуть любовь.

Он ничего не добивался, кроме привязанности и дружбы он больше ничего не предлагал. В ту ночь она легко могла подвергнуть себя опасности, произнося ложные слова о любви, но он не лукавил и не врал, обуздал свои страстные порывы с большим самообладанием, когда она дала понять, что так просто не отдастся ему.

Перед ней стояла ротонда, днем она была совсем непохожа на волшебное место свиданий, куда они так часто приходили вечером. Изабелла неторопливо поднялась по ступеням и вошла в нее, понимая, что она с Томасом больше никогда не будет сидеть здесь под куполообразной крышей в те часы, когда сумерки за колоннами, словно занавески, скроют их. Изабелла недолго постояла, наслаждаясь самыми приятными воспоминаниями, затем ей снова стало больно, и у нее больше не было сил оставаться здесь.

Она углубилась далеко в парк, любуясь спокойной красотой его ландшафта. До конца жизни ей будет помниться Ностелл и безответная любовь, которую она познала здесь. Когда к концу дня стало влажно, туманно и небо посерело, она начала неторопливо возвращаться к дому. Увидев оранжерею, Изабелла остановилась, здесь она предыдущим вечером ждала Томаса. Если бы все осталось по-прежнему, она бы снова вернулась сюда сегодня вечером. В некотором смысле их романтические встречи начались именно в оранжерее, когда Изабелла решила отблагодарить его за то, с каким мастерством он соорудил ей переносное кресло. Под этой же крышей она услышала предостережение, что все меняется, когда Томас впервые назвал ее сестру по имени. Отвернувшись от этого места, доставившего ей столько радости и страданий, она пересекла лужайку и вернулась в дом.

Через полчаса Изабелла пошла на встречу, о которой заранее договорилась с сэром Роулендом еще до его возвращения домой.

Хозяин дома ждал ее в небольшой музыкальной комнате, где, как он сказал, в этот час дня можно будет спокойно побеседовать. Когда она вошла, он отвернулся от окна, в которое смотрел. Он подумал, что она смотрится мило в голубом муслине с узорами и лентами в волосах, которые за последние недели сильно отросли. На месте Натаниела Тренча он отдал бы ей предпочтение в выборе жены, но у каждого мужчины свои вкусы.

– Вчера вы сказали, что хотите обсудить со мной крайне важное дело, – сказал он, когда они сели. – Чем могу быть полезным?

– Мистер Роуленд, я хочу заручиться вашим покровительством, – спокойно ответила Изабелла. Ничто не изменило ее решения помочь Томасу в том смысле, как она задумала. – Ради молодого человека, который по-настоящему заслужил его, для художника в своем ремесле. Срок его обучения в Ностелле истек, и вскоре он уедет в Йорк работать в одной из мастерских, если мне не удастся убедить вас взглянуть на его будущее в ином свете.

Сэр Роуленд смотрел на нее добрым взглядом. Он не видел Изабеллу столь напряженной с того дня, как она приехала в Ностелл, и предположил, что это объясняется ее волнением перед этим разговором. Он пытался успокоить ее.

– Я горжусь тем, что способен отличить хорошее произведение искусства, а если вы и в самом деле считаете, что в моем имении обнаружили подающего надежды художника, я взгляну на его картины и приму решение.

– Он художник не по живописи, а по дереву.

– Скульптор?

Изабелла покачала головой.

– Я прошу вас оказать покровительство только что ставшему краснодеревщиком Томасу Чиппендейлу.

На лице сэра Роуленда появилось выражение полное изумления.

– Чьим покровителем?

Она тут же освежила его память:

– Томас Чиппендейл сделал для меня переносное кресло, следуя вашим указаниям. Это он смастерил изысканную мебель для кукольного дома.

Сэр Роуленд смотрел так, будто не верил тому, что слышит.

– Да, теперь вспомнил. Но правильно ли я вас понял? Вы хотите, чтобы я стал покровителем мебельщика?

Ее ответ последовал незамедлительно:

– Красивый предмет мебели такое же произведение искусства, как и все, что висит на стенах и украшает пьедесталы.

Он оставался непреклонным.

– Я не согласен. Мебель, как бы великолепно она ни была изготовлена, все же не то же самое. Она – результат труда искусных ремесленников, а не гениев. Вот в чем заключается непреодолимая разница.

– На этот счет мы оба останемся при своих мнениях, – ответила она, не собираясь уступать. – Меня беспокоит то, что Томас Чиппендейл окажется в мастерской, где ему поручат заниматься тысячей самых обычных дел, тогда он не сможет сосредоточиться на изготовлении мебели по своим чертежам из дерева по собственному выбору. – Она наклонилась, горя желанием убедить собеседника в своей правоте. – Прошу вас, дайте ему такую исключительную возможность. Пусть он работает без оков. Вы сами убедились в том, на что он способен. Только подумайте, что ему сулит будущее.

Сэр Роуленд терпеливо улыбнулся и легко покачал головой.

– Мое дитя, вы еще не знаете жизни. Каждый человек занимает определенное положение в обществе, но только испытание души и духа покажет, кем он станет – королем или мещанином. Я совершил бы тяжкий грех, если бы обособил этого сельского парня и забил бы ему голову мыслью об его исключительной важности. Не забывайте, что до сих пор он находился под присмотром талантливого мастера, проверявшего каждую его работу во время ученичества. Пусть этот молодой Чиппендейл сам докажет в предстоящие годы, на что он способен, тогда, вероятно, наступит день, когда я сочту возможным выказать ему свое покровительство. Другими словами, я буду готов заказать ему стол, одно или два кресла для нового особняка Ностелла. Вот так! Вас это устраивает?