Текст книги "Позолоченное великолепие "
Автор книги: Розалинда Лейкер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 25 страниц)
– Пойдем, – тихо сказал Томас. – Я отведу тебя вниз.
Когда они спустились по чердачной лестнице, Томас взял ее на руки и отнес в теплую кухню, где в очаге ярко горел огонь, а кругом сверкали медные кастрюли. Том принес шаль, набросил ее матери на плечи и разлил всем чай.
Похороны состоялись на следующий день. Вся улица была усеяна можжевельником, во всех домах и магазинах опустили шторы, пока мимо двигалась похоронная процессия. Кэти знали все. Отпевание прошло в церкви Св. Мартина в Филдсе, где ее крестили неполных шесть лет назад. После этого ее похоронили в церковном дворе рядом с маленьким братиком, с которым она так и не увиделась. Для Томаса этот небольшой кусочек земли был самым священным местом в Лондоне.
Глава 16
После того как Изабелла и Оуэн поженились в Кэвуде, несколько недель отсрочки с отъездом растянулись на месяцы. Это дало Изабелле возможность без спешки решить, какую мебель взять с собой, а какую оставить на хранение. Томас получил список мебели и распорядился прикрепить к каждому предмету ярлык с указанием, куда тот должен быть доставлен. Его упаковщики, естественно, были самыми лучшими в Лондоне. Большие кровати разберут на части, а приставные столики, шкафы для одежды и тому подобная мебель будет упакована особым способом. Стоило только Томасу в любом доме, который он посещал, перевернуть одно из своих кресел, как он по отпечаткам болтов под рамой сиденья, скрепленной рейками, убеждался, что они дошли до места назначения в подвешенном положении и не подверглись опасности быть поврежденными. Больше всего его заботило то, что мебель Изабеллы будет путешествовать полтора месяца в сыром трюме корабля, он отдавал предпочтение транспортировке по суше, но он сделает все, чтобы уберечь собственность Изабеллы от внешнего воздействия. Его рабочие не впервые паковали мебель для государственных чиновников, военных, торговцев и даже невест, которые собирались выйти замуж в Новом Свете.
Изабелла попросила его выполнить специальный заказ. Ей нужен был секретер из уорфдейлского дуба. Она хотела взять с собой вещь из Йоркшира, графства, где родился ее муж, а также сам Томас. В верхней части секретера должны находиться небольшие ящики и гнезда для писем, покатый фасад будет открываться квадрантами, а в нижней части расположатся скользящие подносы. Создав чертеж секретера, он удивил рабочих, когда появился в мастерской краснодеревщика, чтобы самому изготовить его. Томас потел рядом с ними, работая в одной рубашке, причем давно бездействовавшие в его ящике для инструментов рубанки, зубила, пилы снова ожили в его руках. Томас внес в свой чертеж тайный ящик для хранения личных бумаг, и добавил еще один такой ящик, не отмеченный в чертеже. Он бы весьма искусно сделан и скрыт. Когда Изабелла увидела секретер и выразила свой восторг, он не рассказал ей о заключенном в нем особом секрете. В тот вечер, когда секретер собирались упаковать в ящик, он открыл дверь в упаковочный навес, где находился этот предмет мебели. Коснувшись его кончиками пальцев, он открыл второй потайной ящик, о котором она ничего не знала. Он положил в него темно-красную розу. Такую розу он мог сорвать для нее давно еще в Ностелле, если бы в те дни был не учеником, а известным краснодеревщиком. Возможно, Изабелла никогда не обнаружит эту розу.
Томас закрыл никому не ведомый потайной ящик и снова запер навес для упаковочных работ. Следующим утром секретер тщательно завернули, чтобы сберечь его блестящую поверхность, и с превеликой осторожностью уложили в ящик.
Изабелла продала дома в Лондоне и Чисвике. Оуэн получил в наследство особняк в Йоркшире. Она будут жить в нем, если вернутся в Англию. Изабелла взяла с собой лишь двух слуг – молодую супружескую пару, жаждавшую приключений. Молодая жена будет выполнять обязанности горничной, поскольку Эми наотрез отказалась покидать Англию.
– Нет, мадам, – категорически возразила она, сложив руки на фартуке. – Когда мы вернулись с континента, я твердо решила больше не покидать добрую старую Англию.
Изабелла отблагодарила Эми за верную службу денежным вознаграждением, которое позволит ей беззаботно провести старость. К удивлению Изабеллы, юная Элизабет Дейвис, в пятнадцать лет ставшая рослой девушкой с прямой спиной и пышной грудью, смотрела на жизнь спокойно и трезво – она тоже отказалась от возможности побывать в колониях, даже после того, как ей первой предложили освободившееся место Эми.
– Благодарю вас, мадам, но я хочу остаться в Лондоне.
Изабелла не думала, что Элизабет откажется от благоприятной возможности посмотреть на мир, не говоря уже о том, что место горничной при хозяйке дома считалось самым почетным среди слуг.
– В таком случае я перед отъездом найду тебе место в хорошем доме, – пообещала Изабелла. – Мне будет неспокойно на душе, если я оставлю тебя лишь с рекомендацией.
Она чувствовала особую ответственность перед этой девушкой с тех пор, как Томас прислал ее к ней ребенком. Дом Чиппендейлов казался естественным местом новой работы Элизабет. Изабелла знала, что Кэтрин строгая хозяйка, но она также заботилась о своих слугах, ухаживала за ними, когда те болели, хорошо кормила и одевала их. Такое решение показалось ей самым подходящим. Когда Кэтрин подтвердила Изабелле, что для девушки найдется место в доме на улице Св. Мартина, об этом сообщили Элизабет. Оказалось, что о лучшем месте она и не мечтала. Она уставилась на Изабеллу, не веря своим ушам. Ее бледное лицо с густыми медного цвета волосами, побледнело еще больше.
– Это правда? Неужели мне так везет? – Ее речь и произношение стали значительно лучше за время, проведенное на Арлингтон-стрит, а это пригодится девушке, если она захочет найти место лучше.
Изабелла улыбнулась, приподняла брови, видя столь эмоциональную реакцию девушки, хотя и объяснила эту радость тем, что ей не придется работать у чужих людей.
– Да, это правда. Видно, я спросила об этом миссис Чиппендейл в самый удачный момент. Одна из ее служанок выходит замуж. Ты займешь ее место.
Весь остаток дня Элизабет казалось, будто она не чувствует под собой ног. Она все это время не перестала уважать и поклоняться мистеру Чиппендейлу. Жить под крышей его дома, ухаживать за ним, его женой и детьми означало, что повседневная работа станет для нее удовольствием.
Элизабет переехала на улицу Св. Мартина и уже освоилась с новыми порядками к тому времени, когда Изабелла зашла попрощаться с семейством Чиппендейлов. После выхода замуж она почти не виделась с Кэтрин, она не сожалела о ночи, проведенной с Томасом, она знала, что дала ему новые силы и утешила как раз тогда, когда он в этом больше всего нуждался. Нежные объятия Изабеллы вырвали его из бездонной пропасти отчаяния, однако, как она сама считала, разрушили дружбу с его женой, что опечалило ее.
Изабелла не догадывалась о том, что Кэтрин все равно свела бы их близость до рядового знакомства. Кэтрин по своим собственным соображениям удалялась от подруг, а те не могли понять, чем, собственно, обидели ее. Все объяснялось тем, что она в последние месяцы стала страшно ревновать Томаса, ее настораживал любой нежный взгляд в сторону супруга. Томаса эта перемена в поведении жены стала крайне раздражать. С тех пор как Кэтрин заявила о своей любви, она все время проявляла к нему щедрое внимание и недовольство, когда его подолгу не бывало дома. Она тепло встречала мужа, но тут же омрачала все, глядя на него с ревнивым подозрением и учиняя допрос, особенно после того, как поняла, что снова беременна. Тем не менее это не помешало ему обнять Изабеллу, когда та по очереди прощалась с ним, его женой и детьми. Юный Том подарил ей отполированную миниатюрную шкатулку для безделушек, которую смастерил сам. Изабелла любила мальчика и была тронута этим подарком.
– Я всегда буду хранить эту шкатулку, – сказала она с теплотой в голосе.
Изабеллу охватило смешанное чувство в тот день, когда она вместе с Оуэном отплыла из Бристоля в Новый Свет. Как это бывает с теми, кто любит землю, на которой родились, ей было больно покидать родные берега. Но она знала, что уезжает не навсегда. Придет день, когда Оуэну захочется вернуться к своим корням. А до этого они обретут богатый опыт и возьмут от жизни все. Думая об этом, Изабелла направилась к носу корабля и посмотрела на далекий горизонт.
Четыре месяца спустя от Изабеллы пришла первая весточка. Она положила начало нерегулярному потоку писем, которые много лет будут получать в доме на улице Св. Мартина. Теперь, когда соперница была далеко, Кэтрин с нетерпением ждала эти интересные послания из-за далекого океана. Она читала их Томасу и старшим детям вслух. Каждая строчка говорила о том, что Изабелла довольна. У них с Оуэном был особняк в Нью-Йорке на улице Стоун. Она прислала акварель с изображением этого большого особняка у реки Гудзон. О новой земле у нее сложились живые и волнующие впечатления, плотно расположенные строчки писем дышали экзотикой. Она писала, что в американских колониях возникли некоторые волнения и, хотя местный патриотизм дал глубокие корни, никто не думал серьезно оспаривать право британского правительства издавать законы, что позволило обеспечить закон и порядок.
Время от времени, думая о детях Чиппендейлов, она присылала новые акварели, которые рисовала сама. На них были изображены военные парады, знамена, красные мундиры солдат поражали буйством красок. Изображались также индейцы с перьями на головах и в накидках с изумительными узорами, парусники, плывущие по реке, ландшафты бескрайних земель английской колонии. Иногда картины посвящались отдельным событиям – провозглашение вскоре после приезда Марвеллов в Америку восшествия на трон нового юного короля, двадцатидвухлетнего Георга III, а также празднования по случаю падения Монреаля и прекращения войны с Канадой. Юный Том сам вставил эти акварели в рамки со стеклом. Он специально изготовил рамку для картины, на которой изображался праздничный бал по случаю коронации, ибо она предназначалась для его сестры Мери, на которую большое впечатление произвели цвета дамских платьев. Сестра захотела, чтобы эта картина висела в ее комнате. Она также чувствовала себя причастной к событию, произошедшему на расстоянии тысяч миль, поскольку отец, несмотря на беременность матери, в день коронации повел ее и других детей к Вестминстеру, куда устремились толпы народа. Они приветствовали короля и его невесту, будущую королеву, которые шествовали мимо в позолоченных паланкинах в сопровождении кавалерийского эскорта. Тому больше всего понравились акварели, на которых Изабелла изобразила местную флору и фауну – они с Оуэном каждое лето проводили два месяца в бревенчатой хижине недалеко от Нью-Йорка. Там они ловили рыбу, устраивали охоту сами и вместе с гостями. На одной акварели изображалась группа людей верхом, которую индеец на коне с развевающейся гривой гордо вел по тропе, между деревьями огромной высоты. Во время первых уроков инкрустации Том нашел применение американским птицам и цветам из акварелей Изабеллы.
Пробыв два года в Нью-Йорке, Марвеллы переехали в Бостон, а спустя год как раз из этого города Изабелла написала, что, невзирая на свои сорок с лишним лет, самая большая ее с мужем надежда осуществилась. Она благополучно родила дочку, прелестную, здоровую девочку, которой дали имя Верити. У Кэтрин дрогнул голос, когда она прочла эту новость. Ее сын Уильям, родившийся у нее после отъезда Изабеллы в Америку, прожил всего несколько недель. Как раз в то время Кэтрин стал мучить кашель, временами не дававший ей покоя в прошлом. Через год родился еще один мальчик, которого назвали Джеймсом, но он прожил еще меньше, причем она сама чуть не умерла при родах. Больше беременностей не должно быть. Ее здоровье не вынесет этого. Ей, всегда работавшей не покладая рук, приходилось каждый день несколько часов лежать на диване. Впервые за многие годы она обнаружила, что у нее снова появилось время для чтения. Книги принесли ей большое утешение, если не считать того раза, когда Томас поехал во Францию. Ее беспокоило то, что она слышала о соблазнительных чужеземках.
Франция заинтересовала Томаса возможностью приобрести исключительно дешевые и хорошие кресла, изготовленные краснодеревщиком, который жил недалеко от Парижа. Все французское в моде ценилось высоко, будь то одежда или мебель в стиле рококо, и Томас понял, что может получить хорошую прибыль с каждого кресла, это с лихвой покроет расходы на дорогу и транспортировку. Если при возвращении в Англию декларировать кресла акцизным чиновникам, то придется платить огромную пошлину, что свело бы на нет и поездку, и покупку этого товара. Эта проблема была решена заранее, когда он распорядился упаковать и маркировать эти кресла в качестве незавершенных деревянных каркасов, которые не облагались пошлиной и поэтому не подлежали осмотру. Он вернулся в Лондон, вполне довольный своим предприятием и решил вскоре совершить еще одну поездку. На этот раз Кэтрин вела себя разумно и лишь радовалась тому, что он целым и невредимым снова вернулся домой. Боязнь, что корабль потерпит крушение или ему устроят засаду, отодвинула все другие опасения.
Не только она радовалась тому, что он благополучно вернулся домой. Если не считать детей, еще одно существо тосковало по нему и каждый вечер опускалось на колени в чердачной комнатке и молилось за то, чтобы с ним ничего не случилось. Элизабет уже созрела и любила его той же невинной детской любовью, считая его героем. Именно ради него она не поехала в Америку. Сначала она хотела попросить у него работу в обивочной мастерской, когда узнала, что ее госпожа уезжает, однако возможность работать в его доме оказалась еще лучше. Сердце Элизабет вздрагивало, когда она слышала его голос. Она покрывалась густой краской, когда им доводилось случайно встретиться. Но он всегда был занят каким-нибудь делом и лишь кивал, когда она отходила в сторону, уступая ему дорогу. Когда она прислуживала ему, его жене и детям за столом, то не осмеливалась оторвать глаз от тарелок, которыми обносила всех. Иногда она боялась уронить блюда, если он вдруг взглянет на нее своими блестящими черными глазами. Однажды он неожиданно застал ее в гостиной, когда она тайком просматривала третье, расширенное издание «Путеводителя», лежавшее на приставном столике. Книгу перепечатывали, спрос на нее никогда не падал. В печать пошло издание на французском языке. Элизабет не умела ни читать, ни писать, но картинки с чудесной мебелью притягивали ее. Она забыла обо всем вокруг себя, почтительно переворачивала страницы книги, держа в одной руке метелку из перьев для смахивания пыли. Она не услышала, как он подошел к ней.
– Что ты думаешь об этих рисунках? – спросил он.
Она страшно испугалась, отдернула руку от книги, словно она вдруг превратилась в раскаленный докрасна горшок.
– Извините меня, сэр. Я не имела права совать нос в эту книгу и бездельничать.
Томас вспомнил, как Кэтрин выговаривает слугам.
– Элизабет, книги для того и существуют, чтобы их читали, искали в ней нужную информацию и получали удовольствие. А теперь ответь на мой вопрос.
Она то краснела, то бледнела, испытывая страшное волнение, от которого колотилось сердце.
– Мне кажется, что картинки с мебелью очень красивы. Все без исключения.
– Какие из них ты выбрала бы для себя?
Он был готов уделить ей несколько минут своего времени. Хотя она была служанкой и занимала такое же положение, как остальные слуги в доме, она тем не менее оказалась под его крышей в силу стечения особых обстоятельств и заслуживала того, чтобы он иногда сказал ей доброе слово.
– Никакие, сэр, – ответила она.
– Никакие? – Он насмешливо приподнял одну бровь. – Неужели я еще не нарисовал ни один предмет мебели, который соответствовал бы твоему пониманию совершенства?
– Нет, дело совсем не в этом! Я правду говорю. Но мне было бы не по себе, если бы меня окружала вся эта позолота и великолепие. – Она вдруг сообразила, что допустила огромный промах. Мебель в гостиной, где они находились, как раз подпадала под эту категорию. – Сэр, я не имею в виду, что мне не по себе в вашем доме, но я была бы совершенно подавлена и растерялась бы, если бы оказалась одна среди этой мебели.
Он тихо рассмеялся, в глазах у него мелькнули искорки.
– Элизабет, вот что я тебе скажу. На твоем месте я чувствовал бы себя точно так же.
После этих слов она вышла из гостиной, широко улыбаясь. Она полюбила его еще больше. Он признался ей в том, что у них родственные души, оба они предпочитали скромную обстановку. Теперь только она знала об этом.
Кэтрин, спускавшаяся вниз по лестнице заметила непривычное волнение на лице девушки. Нахмурившись, она проводила взглядом спину удалявшегося мужа. Он не должен баловать Элизабет разговорами, иначе та выйдет из повиновения и возомнит, что стоит выше остальных слуг. Кэтрин решила в целях предосторожности указать служанке на ее место. Она поручит ей основательно вычистить уборную, чем два раза в неделю обычно занималась скромная судомойка. Тогда Элизабет поймет, что в этом доме она не пользуется никакими привилегиями. Кэтрин также решила впредь следить за ней внимательнее.
Широкая слава, обретенная Томасом, привела к тому, что его избрали членом недавно созданного Общества ремесленников, чем ему была оказана большая честь. Ему заказывали все более дорогую мебель. Самый поразительный заказ поступил от одной итальянки, мадам Терезы Корнелис, певицы, актрисы, женщины веселого нрава и дурной славы. Она открыла модные залы для приемов, собраний и балов в Карлайл-Хаусе на площади Сохо, почти рядом с первым домом Изабеллы в Лондоне. Там мадам Корнелис раз в месяц устраивала роскошные пиршества с балами и театральными представлениями и не столь большие, но не менее популярные развлечения в промежутках. Томасу предоставили неограниченную свободу в выборе отделки и меблировки дома, причем денег на это не жалели. Он создал роскошные потолки, покрыл стены спитфилдским шелком всех цветов радуги, одна комната была темно-красного цвета с изумительными гирляндами под красивыми ламбрекенами, которые вырезали из сосны и позолотили. Вся мебель была изготовлена из черного цвета древесины тропических пород. В танцевальном зале стоял ряд огромных зеркал, которые венчали овальные, обрамленные гирляндами изображения богов и богинь. Здесь была лестница из полированного золота, пилястры, инкрустированные золоченой бронзой, двери и мраморные камины. Постели, увешанные живописной драпировкой, напоминали атрибуты дворцов или восточных храмов. Мебель из красного, атласного, тюльпанного, эбенового видов древесины говорила о высоком искусстве мастера. Томас понимал, что весь Карлайл-Хаус является для него рекламой, поскольку через его двери проходили аристократы и знаменитости, принцы, герцоги, актеры, художники.
Здесь они встречались со своими дамами из высоких и низких сословий и предавались веселым и дорогим весельям.
Томас уже два года состоял членом Общества ремесленников, когда умер его партнер Джеймс Ренни. Это был не совсем удачный деловой союз, поскольку Ренни слишком консервативно соблюдал свои принципы. После того как все его изделия пошли с молотка на благо его вдовы, в мастерских не осталось ничего такого, что полностью принадлежало бы Томасу. Он решил не брать нового партнера и вести дело самостоятельно. Дело вовсе не в том, что ему больше не нужны деньги – иногда Томас опасался, что у него окажется недостаточно наличности на зарплату рабочим, а долги за необходимые и дорогие материалы достигли колоссальных размеров, хотя сейчас все предоставляли ему кредит, но он сделал ставку на удачу,– которая от него не уйдет. В Обществе ремесленников он познакомился с его новым членом Робертом Адамом, блестящим архитектором, штурмом взявшим Лондон. Тот был готов предоставить Томасу огромный объем работы.
Роберт был на десять лет моложе Томаса и вместе с братом Джеймсом шел по стопам отца, Уильяма Адама, шотландца, завоевавшего славу выдающегося архитектора. Обучение обоих шотландцев прошло к северу от границы с типичной шотландцам основательностью. Чтобы расширить свой горизонт в архитектуре, Роберт три года путешествовал по Италии. Здесь он освоил классические темы, черпал вдохновение из позднего римского великолепия и орнамента этрусков. Все это он собирался перевоплотить в особый неоклассический стиль, честь создания которого будет принадлежать ему одному. Они с братом начали работу в Лондоне на площади св. Джеймса, но Роберт тут же стал выделяться. Он получал значительные заказы на постройку крупных общественных зданий. Он изменял фасады зданий, пристраивал флигели, менял интерьеры, придавая новый изящный вид залам и комнатам. Он создавал потолки с глубокими сводами, покрывал их и стены итальянской лепниной, используя пастельные тона, иногда проделывал круглые ниши, пользовался панелями, украшенными сценами таких выдающихся художников, как Зукарелли и других не менее прославленных мастеров. Мраморные полы или специально сотканные ковры вторили круговым узорам потолков и переносились на резные элементы орнамента и фризы больших каминов. Если дверь была необходима, но нарушала основной замысел, он переделывал ее так, чтобы она становилась частью обшивки или сливалась с гобеленами. Архитекторы по всей стране убеждались, что им не по силам тягаться с новой знаменитостью, появившейся на архитектурной сцене. Заказчики часто лишали их текущей работы и передавали ее Роберту Адаму. Он чертил мебель, которая полностью отвечала его замыслам, но ему не хватало технических знаний краснодеревщика, поэтому понадобился мастер, который мог бы реализовать наброски в полном соответствии с его вкусами. В Томасе Чиппендейле он нашел человека, соответствовавшего его идеалам. Хотя оба иногда становились соперниками, независимо создавая чертежи для обстановки и отделки одного и того же дома или даже одной большой комнаты, между ними не возникало враждебных чувств, независимо от того, кто выигрывал заказ. Томас часто брал верх над Робертом частично благодаря своему доброму имени и частично потому, что краснодеревщики не брали плату за предлагаемые чертежи, а архитекторы брали, причем крупные суммы.
В 1765 году Томас вместе с Робертом отправились на север, в Йоркшир, куда последнего пригласил новый владелец имения. Сэр Роуленд Уин, у которого Томас служил подмастерьем, умер, оставив все старшему сыну, пятому баронету Ностелла, носившему то же имя. Разумеется, молодому сэру Роуленду, который был в курсе всех последних модных течений, понадобился самый модный архитектор современности, чтобы внести изменения в дом, который ему казался старомодным.
Для Томаса это стало ностальгическим возвращением к местам, где прошла его молодость. От старого Ностелла не осталось и следа, все булыжники выкопали и на их месте разбили лужайки. Он все еще помнил внушительное здание, называвшееся домом приходского священника. Томас вспомнил, что минуло почти двадцать восемь лет с тех пор, как здесь закончилось его ученичество, и он в возрасте девятнадцати лет отправился в Йорк. Казалось, что парк переделали в классическом стиле с открытыми склонами, на которых росли группки деревьев, как это нравилось великому садовнику, «одаренному» Брауну. Он не увидел прежней оранжереи, а то место, где стояла ротонда, украшали кедры.
Томас с Робертом с одинаковой радостью взялись за проекты, а работы было много. Томас снискал расположение сэра Роуленда, которому было приятно узнать, что такой известный краснодеревщик начал свой путь в плотницкой мастерской в его имении.
– Мистер Чиппендейл, я доверяю вам заново обставить весь дом, – сказал он.
– Это для меня огромная честь, – ответил Томас и низко поклонился. Именно такой заказ порадовал его больше всего. Он создаст чертежи мебели для Ностелла, которая будет вечно радовать глаз. Однажды сэр Роуленд, вернувшись с охоты, застал Томаса за тем, что он рассматривал кукольный дом, который изготовил в годы ученичества. Он остался нетронутым – ни один предмет мебели не был сдвинут с места, в нем обитали те же восковые куклы.
– Моя покойная мать очень дорожила этим кукольным домом, – заметил молодой баронет, – и по этой причине к нему всегда будут относиться с почтением. Я бы сказал, что это самое лучшее и честолюбивое творение рук подмастерья. Нет сомнений в том, что оно предопределило все будущие творения.
Эти хвалебные слова еще звучали в ушах Томаса, когда он вернулся в Лондон. Том издал довольный возглас, когда услышал от отца добрые вести. В шестнадцать лет он вытянулся и достиг той стадии, когда руки и ноги еще не обрели гармонии с телом, но он обладал приятной внешностью, его глаза искрились и девушки из обивочной мастерской поглядывали на него из окон и жеманно улыбались всякий раз, когда он оказывался поблизости. Он был столь же трудолюбив, что и его отец, и ранние надежды Томаса относительно сына оправдались. Парень словно родился краснодеревщиком, он любил дерево и обращался с ним как художник, что уже сулило ему будущее отличного ремесленника, который завоюет большую известность. Он прошел трудную школу, да и сейчас ему было нелегко.
Томас не проявлял к нему снисхождения за то, что он был его сыном. Том прошел все этапы, относящиеся к ремеслу плотника-краснодеревщика, а сейчас усваивал необходимые навыки в мастерской фанеровки. В конце рабочего дня Кэтрин не пускала его в дом, пока он не искупается в пристройке и не наденет чистое белье и одежду, приготовленную Элизабет.
Он относился к Элизабет по-доброму и забавлялся тем, что часто дразнил ее. Девушка была такой робкой и серьезной, что ее было легко ввести в краску, спросив, целуется ли она со своим нынешним ухажером, когда она собирается замуж или еще что-то в этом роде. Она всегда воспринимала его подтрунивания без обиды и иногда отвечала смелой колкостью, ставившей мальчика на место и заставлявшей смеяться. Они были друзьями, насколько это возможно между сыном работодателя и скромной служанкой. Он сразу смог определить, что она еще девственница. Как ему это удалось, он сам не знал, поскольку в этих делах почти не имел опыта, но он достиг возраста, когда мыслям не давали покоя такие вопросы. А когда он спал, ему снились девушки. Однажды ему приснилась Элизабет. Он так сильно смутился, когда утром увидел ее, что молча прокрался мимо нее с багровым лицом. Она смотрела ему вслед, не понимая, что могло случиться.
– Кошка откусила у тебя язык? – крикнула она ему вдогонку.
– Нет, – ответил он, чтобы не обидеть ее, но не повернул головы и прямиком вышел во двор, опустив плечи и не вынимая рук из карманов.
Она покачала головой и улыбнулась ему вслед, крепче прижала корзинку с выстиранным бельем к своему широкому бедру и отправилась развесить его на веревке. Она была на пять лет старше Тома и считала его ребенком, несмотря на высокий рост и мужскую браваду. Она старалась не краснеть, когда он добродушно подшучивал над ней, но в последний раз ее щеки покрылись густой краской. Как ни странно, большинство мужчин это приводило в восторг. Элизабет видела, как на их лицах появляется странное выражение, похожее на удивление и гордость своими достижениями, будто что-то необычное в них заставляло ее краснеть, когда ей отвешивали самый простой комплимент. Обычно ее осмеливались поцеловать только в темноте, что было хорошо, ибо у нее загорелись бы щеки, если бы кто-то взял бы ее за талию или коснулся груди. Такую вольность она разрешила бы только мужчине, который бы ей очень нравился. Она относилась к своим ухажерам строго.
Ей предлагали руку и сердце. Если точно, то пять раз. Первые два предложения сделали рабочие, с которыми она общалась в разное время. Это были молодые ребята, трудившиеся прилежно, как и все работники Чиппендейла, и каждый из них стал бы хорошим мужем, но она отвергла их предложения. Затем она не приняла предложения официанта из кофейни в Старой скотобойне, стоявшей на противоположной стороне улицы, курьера с Боу-стрит, с которым познакомилась, когда искала шиллинг, который уронила на площади Пикадилли. Он помог ей отыскать монету. Пятым ей руку предложил клерк из банка Кутт на улице Св. Мартина, что означало бы для нее подняться на ступеньку выше в обществе, но даже это соображение не подвигло ее дать согласие.
Разумеется, она когда-нибудь с удовольствием вышла бы замуж. Она знала, что из нее получится хорошая жена, поскольку была способной, спокойной и отлично вела домашнее хозяйство. В доме Чиппендейла она штопала белье так, что стежки были почти незаметны, отлично полировала мебель хозяина пчелиным воском, не жалея времени и сил, до тех пор, пока на поверхности мебели, словно в зеркале, не отражалось ее лицо. Она умела стирать и гладить, не уступая опытной прачке, готовить пудинги легче перышка. Что же касается мяса, то она умела жарить части разрубленной туши как раз до того момента, как они пропитывались собственными соками. Она также стала бы хорошей матерью, поскольку любила детей. Но ее пугало то обстоятельство, что за обменом обручальными кольцами в церкви наступает беременность. Она не представляла, что сможет полюбить мужчину до такой степени, чтобы согласиться на это. Разумеется, было одно исключение. Но он был вдвое старше ее, женат на ее госпоже и даже не замечал, что она выросла, и больше уже не та бездомная девчонка, которой он однажды подыскал крышу над головой.
Наступил день, когда всю семью вместе со слугами Томас пригласил взглянуть на стол для библиотеки, изготовленный по заказу хозяина Ностелла. Пока они шла через двор к мастерским, где находился стол, Элизабет внимательно слушала хозяина, который описывал комнату, где будет стоять этот специально созданный предмет мебели.
– Библиотека в Ностелле имеет квадратную форму с камином по одну сторону и двумя окнами по другую. Все четыре стены заставлены книжными шкафами, разделенными ионическими пилястрами, которые спроектировал мистер Адам. Потолок простой круглой формы, которая никоим образом не отвлечет внимания от стоящей посреди дубового пола жемчужины искусной работы.
В библиотеке, повернувшись к столу, он снял с него специально изготовленный защитный кожаный чехол и отошел назад.
– Это просто великолепно! – воскликнула Кэтрин.
И в самом деле – это был настоящий шедевр. Стол изготовили из красного дерева темных тонов, он выполнял как свою прямую, так и декоративную функцию, он был достаточно широк и на нем могли поместиться огромные фолианты в открытом виде. Он был богато и в то же время сдержанно украшен, панели окаймляли гирлянды, в дверцах тумб замочные скважины имели необычную форму в виде буквы S, угловые рамы украшали маски львов. Стол покоился на мощных львиных лапах. Будто этого было мало для прекрасной библиотеки, сконструировали хитроумную табуретку с кожаным верхом, которая раскрывалась, образуя библиотечную стремянку. Здесь был комплект стульев из красного дерева с широкими сиденьями и спинками, украшенными лирой Аполлона, бога-солнца, покровителя поэзии и знаний.
