Текст книги "Позолоченное великолепие "

Автор книги: Розалинда Лейкер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 25 страниц)

– Сара говорила, что его первую супругу так и не предали земле, – тихо сказал он. – Это правда?

Она кивнула, с шумом отложила чашку с блюдцем и вскочила.

– Разве это не чудовищно! Разве пристойно, чтобы останки этой бедняжки все еще находились в доме! – Изабелла протянула руки к огню, горевшему в камине, будто от одной мысли о покойной жене Натаниела ей стало холодно. – Однажды я уже договорилась о том, чтобы тайно похоронить ее, однако Натаниел узнал об этом и помешал мне.

Томас встал с дивана и подошел к ней.

– Почему ты так и не бросила его?

Она посмотрела на него ясными глазами.

– По какой причине? Потому что он такой человек? Никто из нас не может ничего поделать со своим характером. Я искренне верю, что он не виноват в том, что не забывает нанесенные ему обиды и хочет мстить за них. Я вышла за него замуж по собственной доброй воле.

– Если судить по тому, что мне сказала Сара, то я в это не верю.

Изабелла не собирался отказываться от своих слов.

– Я сама приняла такое решение. Разве будет справедливо, если я погублю политическую карьеру Натаниела, поспешно бросив его только потому, что брак не получился таким, каким я представляла его с самого начала?

– Изабелла, а как же любовь?

Она посмотрела на огонь.

– Любовь? – насмешливо переспросила она. – Любовь – приятное слово, которым злоупотребляют, преследуя разные цели. Я слышу, как в обществе это слово произносят столь беспечно, будто оно не важнее высказывания о погоде. Любовь мне обещают те, кто хочет увести меня у Натаниела, но лишь увлечение, а не любовь приводят мужчину и женщину к короткой и страстной близости безо всякого доверия и верности. В этом и заключается ее волшебство и боль. – Изабелла подняла голову. – В моей жизни не нашлось места для любви. Я глубоко сожалею о том, что Сара не родила ребенка и не оставила его в имении Тренчей. Я бы воспитала его. Это заполнило бы пробелы в моей жизни, они есть, я это не отрицаю. – Она быстро повернулась к нему и храбро улыбнулась. – Однако хватит говорить о серьезных делах. Мне еще надо посмотреть рисунки, которые ты принес. Пожалуйста, покажи их. – Когда Томас заколебался, думая, что это мгновение совсем не подходит для столь мирских дел, она снова подбодрила его: – Давай же, дорогой друг. Ты пробудишь во мне новый интерес к обстановке первого дома, который я по-настоящему смогу назвать своим. Что может быть лучше этого?

Он разложил рисунки на приставном столе, чтобы Изабелла могла лучше рассмотреть и оценить их. Ей особенно понравился стиль парных столов с откидной доской из тропических сортов дерева, что позволит раздвинуть стол на необходимую длину. Они обсуждали фасон кресел, когда услышали, как в дом кто-то вошел. Изабелла коснулась руки Томаса.

– Это Натаниел! Что привело его из парламента в этот час? Надо узнать.

Она оставила его одного в гостиной. Томас невольно услышал разговор между мужем и женой. Натаниел говорил, что плохо чувствует себя. Изабелла просила мужа немедленно подняться к себе, пока она пошлет за врачом, но он не послушался ее, сказав, что отдохнет у камина и костоправ сможет осмотреть его там. Томас выпрямил плечи, когда Натаниел вошел в гостиную, тяжело опираясь о руку слуги. Изабелла положила еще одну подушку на кресло с подголовником, стоявшим у камина. Кожа на лице Натаниела под фиолетовыми жилками была серой, но он тут же насторожился и нахмурился, увидев незнакомца.

– Кто у нас тут?

Изабелла тут же ответила ему:

– Это мистер Чиппендейл, краснодеревщик, о котором я тебе говорила.

Соблюдая условности, Томас поклонился. Натаниел кивнул, позволил слуге подвести свое грузное тело к креслу и тяжело опустился в него. Изабелла принесла скамеечку для ног и уложила его ноги на нее. Затем она повернулась к Томасу. Тот уже догадался, что ему пора уходить.

– Благодарю вас за то, что пришли, мистер Чиппендейл. Вы не забудете принести другие рисунки мебели?

– Нет, мадам. Я с удовольствием принесу их.

Изабелла не смотрела ему вслед, а принялась ухаживать за мужем. Натаниелу принесли свежий чай, пока он ждал врача. Изабелла держала чашку, ибо его руки тряслись, будто он был парализован. Вскоре прибыл доктор Ступе и настоял на том, чтобы уложить больного в постель и пустить у него кровь. Уже потом, стоя за дверью спальни, врач сообщил Изабелле, что Натаниел слишком много работает – об этом она уже знала – и что он должен отдохнуть хотя бы неделю.

– Он каждый день принимает снадобье, которое я рекомендовал ему несколько месяцев назад? – поинтересовался доктор Ступе.

– Да, раз в неделю дочь мистера Редшоу, аптекаря, приносит его нам.

– Хорошо. Я дам мистеру Редшоу указание приготовить особый порошок, который снимет неприятное ощущение в груди пациента.

Изабелла вернулась к постели Натаниела и увидела, что тот уснул. Она поправила простыню под его головой, снова спустилась вниз в гостиную, где на столе все еще лежали рисунки Томаса. Изабелла коснулась их кончиками пальцев, ее тело напряглось от чувств, которые она сдерживала. Ей и в голову не приходило, что почти семь лет спустя снова испытает необычный прилив радости, видя его. Ей казалось, что все чувства угасли в сумбуре повседневной жизни, когда возникали иные проблемы, в развлекающих бурных светских мероприятиях, которые случались в имении Тренчей, хотя и на более умеренном уровне, когда ходила на них с Натаниелем во время длительных парламентских каникул.

Но все закончилось в то мгновение, когда она увидела эти черные глаза в зеркале над камином. Она удивилась не меньше Томаса, но по другой причине. Как же она допустила, чтобы его образ почти стерся в ее памяти? Разве можно было вообразить, что Изабелла снова встретит Томаса и в ней не проснется страстное желание, которое сказалось на ее чувствах сильнее, чем того хотелось? Когда она, стоя у камина, ответила на его вопрос о любви, то не покривила душой, сказав, что в ее жизни любви больше не будет. Только отрицая любовь, она могла смириться со своим браком. Как-то года через два после свадьбы она поверила, что Натаниел любит ее так, как можно полюбить другое существо, но Изабелла не смогла дать ему наследника, и он стал столь же нетерпим к ней, как к любому другому, кто не подчинялся его воле. С прошлой болезни, ослабившей его физически, Изабелла не сомневалась, что Натаниел оставил бы ее в имении Тренчей вместе с останками бедной Генриетты, если бы не было потребности в том, чтобы она ослепляла своим блеском Лондон на банкетах, балах-маскарадах и других светских мероприятиях, которые она так часто устраивала в доме на площади Сохо. Он с огромной радостью принимал членов королевской семьи и других выдающихся личностей, а она служила лишь полезным придатком для осуществления его парламентских целей – завоевать власть и положение в обществе. Только подавив все чувства, она могла терпеть человека, за которого вышла замуж. Как же ей вынести такое существование, если Томас вмиг разрушил все ее оборонительные сооружения?

Ее мечтания прервал дворецкий, сообщив, что пришла дочь аптекаря.

– Проведите мисс Редшоу в дом, – велела она. Изабелле всегда хотелось видеть Кэтрин Редшоу с тех самых пор, как она подружилась с ней два года назад. Чтобы проявить уважение к такому важному клиенту, отец позволял лишь члену семьи отнести снадобье Натаниелу, и как-то раз Кэтрин, обычно спокойная и разумная, пришла бледная, смущенная и была готова расплакаться. Изабелла подумала, что ее обидели на улице, ибо уважаемых женщин щадили не меньше, чем любовницу короля, даже если ее сопровождала охрана, чтобы держать на расстоянии тех, кто свистел и выкрикивал пошлости ради потехи. Изабелла предложила девушке сесть и налила ей в бокал наливку. Но Кэтрин Редшоу к такому напряженному состоянию привели совсем другие обстоятельства.

Изабелла привыкла, что люди изливают ей свои беды, и не знала, каким образом они догадываются, что она сострадает тем, кто попал в беду. Будучи неравнодушной слушательницей, она не находила ничего странного в том, что девушка открывает ей свое сердце, тем более что в возрасте между ними почти не было разницы.

Кэтрин влюбилась в офицера из королевского флота. Она встретилась с Джорджем Эндрюсом, когда его корабль причалил к Гринвичу и он зашел в аптеку ее отца за зельем, снимающим сильную головную боль, после того как всю ночь отмечал удачное возвращение домой. В тот день Кэтрин одна стояла за прилавком и дала ему капли. Она была хорошенькой, а он некоторое время провел в море. Не прошло и недели, как они стали встречаться при всяком удобном случае, вызывая тревогу и неодобрение у родителей девушки. Мистер Редшоу и его жена были против брака после столь мимолетного знакомства между ее дочерью и моряком, который мог отправиться в плавание и, служа родине, вернуться домой неизвестно когда. Как часто бывает в подобных случаях, сопротивление родителей лишь укрепило ее любовь к Джорджу Эндрюсу. Мимолетные встречи, тайный обмен записками лишь внесли дополнительные волнения и отчаяние в их романтическую привязанность. Кэтрин молила Изабеллу, чтобы та уговорила ее родителей и по взаимной договоренности привела морского офицера в дом на площади Сохо. Молодой человек был высок и смел, одет в темно-синюю шинель с золотистыми пуговицами, его бриджи до колен и чулки были снежно-белыми. Кэтрин все время смотрела на него томными глазами. Изабелла ожидала встретить донжуана, но вскоре поняла, что это открытый и честный человек, искренне желающий получить согласие родителей Кэтрин на брак. Изабелла обещала замолвить за него слово. Но это ни к чему не привело. Родители Кэтрин остались непреклонны. Джордж Эндрюс отправился в плавание, и судьба раз и навсегда решила этот вопрос. В Бискайском заливе корабль вступил в бой с противником. Во время сражения он получил смертельные ранения и его тело предали морю.

Кэтрин стала похожа на собственную тень. В основном благодаря Изабелле, навещавшей Кэтрин, приглашавшей ее к себе домой, бравшей с собой в загородные поездки в Хэмпстед и Ричмонд подышать свежим воздухом, та начала приходить в себя и к ней снова начала возвращаться жизнь. Но девушка стала непривычно серьезной. Казалось, будто вся беззаботность Кэтрин Редшоу исчезла в глубинах темно-зеленого моря.

Изабелла поздоровалась с Кэтрин, когда та вошла в комнату.

– Кэтрин, спасибо за то, что ты пришла так быстро.

– Изабелла, как себя чувствует мистер Тренч? – спросила Кэтрин, передавая ей пакет. Когда обе оставались наедине, они обращались друг к другу по имени, но в присутствие других, как того требовали приличия, соблюдали формальности, ибо фамильярность между двумя столь различными классами была неприемлема ни в кругах Кэтрин, ни в кругах Изабеллы.

– Трудно сказать. Сейчас он спит, но я должна разбудить его и без промедления дать ему эти лечебные порошки.

– Я могу помочь?

– Это было бы кстати.

Кэтрин сняла свой плащ и поднялась наверх вместе с Изабеллой. Она была высока, гибка, с осиной талией, изящной посадкой головы и плеч. Ее лицо было продолговатым и овальным, жемчужную бледность лица портила лишь одна отметина у виска, говорившая о том, что девушка когда-то перенесла оспу и оказалась среди тех немногих счастливых, кому удалось избежать следов от оспы, которая метила людей, не считаясь с их положением. Ее узкие серые глаза были широко расставлены, нос и подбородок отличались изящной формой. Она плотно сжала губы, после многих месяцев горя от утраты к ним вернулся розовый цвет. Ее волосы были теплого каштанового цвета, густые и шелковистые, они послушными кольцами ниспадали ей на спину. Она была младшей из пятерых дочерей, единственной, которая не вышла замуж и все еще жила с родителями. Если бы Кэтрин родилась мужчиной, то пошла бы по стопам отца и стала бы хорошим аптекарем. Он многому научил ее, она прочитала не одну книгу отца по анатомии и ботанике, а также те, в которых речь шла о традиционном лечении, фольклоре и суевериях. В аптеке, размещавшейся в глубине заведения отца, она чувствовала себя как дома, знала названия всех ядов, эмульсий, сиропов и тому подобное, умела готовить лекарства, смеси, отвары или размельчать в ступе все ингредиенты, которые входили в лекарства от различных болезней. Когда ей самой приходилось принимать решение – ибо случалось так, что женщины из скромности часто предпочитали консультироваться с ней, а не с ее отцом, – Кэтрин предпочитала средства из трав и мази, которые рекомендовал великий травник Николай Калпепер. Ее отец придерживался иной точки зрения и, подобно большинству врачей, верил, что великое множество целебных свойств содержится в козлином помете, моче самого пациента, жире земляных червей, яичках быка и других вещах подобного рода. Поэтому нечего удивляться, что мать считала аптеку неподходящим местом для дочери, но Кэтрин знала, что отцу нравится, когда она там бывает.

Кэтрин хорошо знала, что отец сам себе не хозяин, если дело касалось матери, и поэтому его следует заранее предупреждать. Тем не менее она совсем недавно была страшно потрясена, когда отец, признавшийся, что поступил так по наущению матери, взял одного из своих зятьев, Люиса Уикенхэма, в качестве партнера. Кэтрин была возмущена, ибо знала, что по навыкам и знаниям Люис намного уступает ей. Она уже не сомневалась, что отец позволит ей постепенно взять дело полностью в свои руки, просто оставив свое имя на вывеске. Вскоре у нее с Люисом начались постоянные ссоры. Льюис считал, что она должна заниматься исключительно доставкой лекарств важным клиентам, мыть бутылки или выполнять другие скромные обязательства. В тот день, к большому огорчению Люиса, доктор Ступе вызвал ее к прилавку и попросил изготовить порошки, срочно потребовавшиеся его пациенту, и как раз они лежали в пакете, который Изабелла принесла больному.

Натаниел все еще спал. Когда Изабелла тихо разбудила его, именно Кэтрин ловко высыпала порошок ему на язык и дала отпить глоток воды, чтобы лекарство казалось не таким горьким. Она умела обращаться с больными, хотя ухаживала исключительно за членами семьи, и только теперь поняла, как эту способность можно обернуть к выгоде Изабеллы. Натаниел ей не нравился, но она полюбила Изабеллу, будто та была ее сестрой, и высоко ценила дружбу с ней, которая завязалась как раз в то время, когда очень нуждалась в ней. Теперь появилась отличная возможность отблагодарить Изабеллу.

– Хочешь, я помогу ухаживать за твоим мужем? – спросила она, когда обе вышли из спальни. – Одной тебе будет трудно справиться.

Изабелла благодарно опустила глаза.

– Я была бы так рада, если бы ты смогла. Натаниел не позволит слуге притронуться к себе, а нанятые сиделки такие грязнули и неряхи. Я сказала доктору Ступсу, что справлюсь одна, как и в прошлый раз, когда Натаниелу тоже стало плохо. Думаешь, твои родители не станут возражать?

– Я уверена, что они согласятся, – уверенно ответила Кэтрин. Она знала, что ее родителям было нелегко отказать, когда Изабелла просила их позволить дочери хотя бы обручиться с Джорджем Эндрюсом, если немедленный брак исключен. Ни один человек, обладавший профессией или ремеслом, не хотел настроить против себя тех, кто в силу своей власти мог унизить их или причинить какой-то вред. Кэтрин знала, что если Изабелла была бы из тех, кого величают знатными дамами, то она бы обиделась при таком упрямстве и нашла бы способ, как закрыть аптеку или заставить ее семью переехать в другое место.

– Поезжай домой в экипаже и привези с собой все, что тебе нужно, – сказала Изабелла, почувствовав облегчение.

Кэтрин отлучилась ненадолго. Она скоро вернулась, распаковала вещи в комнате, которую ей выделили, и провела первую ночь у постели больного, дав Изабелле немного отдохнуть. Кэтрин не догадывалась, что лицо Изабеллы напряжено и от эмоционального шока после новой встречи с Томасом, и от тревоги по поводу болезни мужа.

За одни сутки подруги распределили между собой время ухода за больным, и все потекло по обычному руслу. Доктор Ступе приходил два раза в день, он тревожился о захворавшем политике больше, чем выдавало его лицо. К счастью, боли в груди утихли, и пациент становился все раздражительней и придирчивей, что было добрым знаком. К концу второй недели Натаниел уже сидел в постели, читал парламентские документы, диктовал письма своему секретарю, устроившемуся за столом и писавшему гусиным пером.

Изабелла радовалась, что не надо сидеть у постели больного. Помощь Кэтрин оказалась бесценной – девушка продолжала выполнять любую нудную работу ради здоровья Натаниела. К счастью, тот доверился ей, а это означало, что он не прочь на краткое время выпустить жену из поля зрения, чего не позволял во время предыдущей болезни.

Когда пошла третья неделя и Натаниел, которому доктор еще не позволял спускаться вниз, сделал несколько неуверенных шагов, опираясь на палку, Томас снова явился на площадь Сохо и принес Изабелле для просмотра вторую партию рисунков. Она пришла в восторг от красивых образцов мебели, и особенно от обстановки для собственной спальни. Эту мебель покрывал зеленый лак с вкраплением позолоченных цветов, кровать с балдахином была столь же экзотически украшена, занавешена Дамаском, перехваченным шелковыми шнурами, а кисточки оказались длиннее ее собственной руки. По ее поручению агент, отвечавший за дом на Арлингтон-стрит, отвел Томаса туда. Томас измерил все, что ему было нужно, и уже знал габариты комнат, которые придется обставить.

– Мне бы хотелось осмотреть дом вместе с тобой, – сказал Томас. – Осталось несколько вопросов, которые следует обсудить.

– Я встречу тебя завтра в полдень.

Изабелла почувствовала, как ее лицо залилось неясным румянцем, когда он посмотрел ей в глаза. Она также заметила, что он помнит, как они много раз договаривались встретиться в то лето, которое осталось далеко позади. Любовь, которую она так отчаянно старалась подавить, снова вспыхнула в ее сердце и захватила все существо. Изабелла быстро взглянула на рисунки, которые все еще держала в руках, боясь, как бы он не прочитал в ее глазах слишком много, и тут же попыталась исправить ситуацию.

– Никогда не думала, что стану твоей покровительницей, – сказала Изабелла напряженным спокойным голосом, предвещавшим взрыв чувств. – Однажды я просила сэра Роуленда стать твоим покровителем не в качестве заказчика, а мецената, оказывающего финансовую поддержку, пока ты не утвердишься художником по дереву, каким ты уже стал.

Наступило молчание.

– Ты просила его об этом ради меня? – выдохнул он, не веря своим ушам.

Такого поворота она ждала меньше всего. Ей хотелось вернуть разговор в коммерческое русло, чтобы заглушить все остальное, что между ними осталось невысказанным.

– Хорошо, что к моей просьбе не прислушались. Ты сам всего добился и можешь гордиться еще больше тем, что сделал это без посторонней помощи. Я не имела права вмешиваться в твою жизнь.

– Кто-кто, а ты имела на это право.

Изабелла почувствовала на себе его теплый, нежный взгляд. Будто ее ласкало дыхание Томаса. Будто его пальцы дотронулись до ее волос. Она вспомнила первые робкие поцелуи, ставшие неистовыми. Будучи женой другого мужчины, она пыталась стереть их из памяти и полностью забыть. Напрасно. Любовь, даже если она дремлет, не прислушивается к голосу разума.

– Теперь у меня появится право хвалить твою мебель перед другими, когда она будет готова и займет свое место в новом доме, – твердо сказала Изабелла. – И чем скорее я все решу, тем скорее наступит этот день. – Она снова подняла голову и, видно, взяла себя в руки. – Так что я прощаюсь с тобой до завтра.

В назначенное время Изабелла явилась в дом на Арлингтон-стрит, взяв с собой Кэтрин ради собственного спокойствия. Она решила, что ни в коем случае не должна позволить себе дать волю чувствам, ибо тогда они могли взять верх над ней, а в присутствии третьего человека такое вряд ли случится. Изабелла тут же заметила, что Кэтрин приняла ее приглашение осмотреть новый дом из чистой вежливости, ибо обычно она предпочитала возвращаться домой на пару часов, когда появлялась такая возможность. При других обстоятельствах Изабелла отпустила бы ее, но только не в этот раз. Хотя они стали подругами, Изабелла не очень полагалась на Кэтрин, ибо была слишком замкнута, чтобы доверять кому-либо свои сокровенные чувства. Она не сомневалась, что девушка не догадается, почему ее компания так необходима.

Они прибыли чуть раньше назначенного времени. Дом был с террасой красивых пропорций, просторными комнатами, красивыми каминами и потолками. Кэтрин невольно заинтересовалась домом и забыла о том, что в этот час ее отвлекли от собственных дел. Завершив предварительный осмотр, они сели у окна в лучах солнца. Глаза подруг прикрывали широкие поля шляп из итальянской соломки. Обе были в коротких накидках и широких светлых юбках, их модная одежда разнилась только покроем, что подчеркивало разницу между леди и дочерью аптекаря.

Томас прибыл, когда часы пробили полдень. Они услышали, как в пустом холле отдавались его глухие шаги. Изабелла позвала его.

– Я здесь, мистер Чиппендейл. – В присутствии Кэтрин она не стала называть его по имени.

Когда Томас вошел, Изабелла заметила его удивление тем, что она не одна. Это острое как боль сожаление смешалось с огромной радостью, что она не одна. Если бы не Кэтрин, Изабелла вскочила бы и бросилась бы в его объятия, невзирая на все возможные последствия. Она встала, представила подругу и задалась вопросом, ощущает ли он смятение ее чувств. Она знала, что все ее существо стремится дать им волю. Наверно, он догадался, почему она решила не встречаться с ним наедине, и поэтому ей было трудно посмотреть ему в лицо, чтобы узнать, что выражают его глаза. Разочарование? Или даже гнев, что она умышленно отказалась от столь удобного случая? Она начала говорить о своих заметках, которые дополнила записями карандашом, пока ждала его прибытия. Томас согласился с ее мнением и сделал встречные предложения. Из комнаты они вышли рядом и приступили к неторопливому и тщательному осмотру дома. Он показывал, как и где следует разместить некоторые предметы мебели, пользуясь сделанными ранее рисунками и набросками помещений, чтобы ей все стало понятно. Кэтрин шла следом за ними, прислушиваясь к их разговору, пока ей все не наскучило. Во время их беседы она выглядывала из окон, иногда притоптывала туфлей, невольно вздыхала, а однажды чуть не зевнула. Она обрадовалась, когда Изабелла собралась уходить и первой оказалась у экипажа, ожидавшего близ дома.

Месяц спустя Кэтрин вернулась в дом отца. За это время Натаниел немного поправился, он мог ходить по дому, гулять в саду, но все еще оставался беспомощным и нуждался в серьезном уходе. Доктор Ступе подбодрял его и был исполнен оптимизма, он считал, что больного следует всячески ублажать, и приводил доводы в пользу того, что ему еще какое-то время не следует возвращаться в Палату общин. Но эти доводы не могли обмануть даже ребенка. Временами Натаниел раздражался непомерным рвением врача, насмехался и грубил ему. Он упрямо отказывался от простых блюд, которые, по мнению Изабеллы, были легче для пищеварения, и сам решил поправить свое здоровье, требуя, чтобы ему каждый день за едой подавали устрицы и шампанское, жирный студень и большие порции бифштекса с кровью.

Он по мере возможности выезжал, совершал прогулки в экипаже, посещал дом на Арлингтон-стрит вместе с Изабеллой, когда она хотела взглянуть, как маляры и декораторы распоряжались выбранными ею цветами. Натаниел был там, когда она два или три раза встречалась с Томасом, и пожелал узнать все о том, как дом будет обставляться мебелью и сам распорядился насчет своего кабинета, который следовало снабдить книжными полками. Ему стало не по себе, когда парламент отправился на длительный перерыв, а он так и не смог ни разу появиться на его заседаниях. Натаниел решил оставить дела, касавшиеся нового дома, в руках заслуживающего доверия управляющего и отправиться в Йоркшир, где собирался провести несколько месяцев в спокойной обстановке и поправить здоровье.

Изабелле никогда так не хотелось уезжать из Лондона. Она несколько раз откладывала отъезд, пока Натаниел не потерял терпения и заявил, что они отправляются в путь на следующий день. Ей было трудно представить, как она сможет провести много недель, не видя Томаса, и, более того, ей стало совершенно невыносимо хамство мужа. Недавняя болезнь привела к тому, что у него часто менялось настроение. Муж нередко погружался в длительное раздумье, и Изабелле сначала показалось, что он серьезно озабочен своим здоровьем. Затем, по пути в Йоркшир, куда они ехали не спеша, чтобы не утомлять его, она со страхом подумала, что он вдруг стал испытывать к ней сильную неприязнь. Иногда, посматривая на него, пока они ехали в экипаже, она ловила на себе его сердитый и задумчивый взгляд, но он тут же отводил глаза.

Приехав в имение Тренчей, она не испытала облегчения. Изабеллу так терзало присутствие Генриетты, что она иногда посылала флегматичную, лишенную эмоций Эми в свою комнату впереди себя, затем просила другую служанку узнать, где находится несчастное создание, чтобы случайно не наткнуться на него. Единственное спасение заключалось в том, чтобы как можно больше времени проводить в парке. Она часами каталась верхом по пустоши, наслаждаясь свежим воздухом, волнистыми склонами, мягкой зеленой травой, которая тысячу раз меняла оттенки по воле солнца и погоды.

Эми, чьи глаза и уши были предельно остры, всячески старалась, чтобы Изабелла знала обо всем, что происходит в ее отсутствие. Джентльмены из других имений наведывались сюда и справлялись о здоровье Натаниела. Приходили также знакомые политики, а дамы, специально приезжавшие в имение Тренчей, выражали надежду на то, что скоро увидят ее. Начали поступать приглашения. Натаниел не хотел никуда ехать, чувствуя себя не совсем здоровым, а Изабелла послала кого-то в Лондон за новой партией порошков из аптеки Редшоу, которые тут же привезли. Мужу снова стало легче. Местный врач наведывался довольно часто, больше для того, чтобы выпить пару рюмок превосходного бренди Натаниела, и ограничивался лишь прощупыванием пульса. Он был вполне доволен тем, что лечение, назначенное доктором Ступсом, здесь можно продолжать с тем же успехом, что и в Лондоне.

Но вот Эми сообщила Изабелле, что осмотреть ее мужа прибыл другой врач. Тот уединился с больным на довольно продолжительное время, и Изабелла подумала, что муж узнает другое мнение относительно своего здоровья. Но когда он ни словом не обмолвился о визите другого врача, она подумала, что прежнее лечение остается в силе. Изабелла не могла спросить его об этом, ибо отношения мужа к ней стало очень враждебным. Часто они ели в полной тишине. Что бы она ни говорила, он не отвечал ей. Изабелла оправдывала такую ситуацию состоянием его здоровья и смирилась с новой, растущей враждебностью мужа к себе. Натаниел уже не мог подарить ей ребенка, а она подвела его в те дни, когда он был на это способен. Без наследника имение Тренчей со всеми землями отойдет к дальнему кузену, с которым Натаниел никогда не разговаривал и не виделся после страшной ссоры, которая случилась, когда обоим было не больше двадцати лет. Изабелла понимала, какие муки ему причиняет мысль, что все его огромное имение достанется его давнему врагу или старшему сыну этого врага. Ей никогда не приходило в голову, что за все это он отомстит ей, чтобы в то же время разрушить надежды дальнего кузена.

Однажды вечером Изабелла легла в постель и заснула, но проснулась после того, как в ее спальню отворилась дверь. В комнату проник свет свечи, к ногам ее кровати приближался Натаниел, опираясь на трость одной рукой, и держа канделябр в другой. Он был в том же камзоле из красной парчи, что за ужином, широкий галстук был запачкан вином больше прежнего, а лицо было зловеще фиолетовым. На мгновение Изабелле показалось, что он плохо чувствует себя и пришел к ней за помощью.

– Что случилось, Натаниел? – озабоченно спросила она и отбросила одеяла, собираясь подойти к нему.

– Оставайтесь на месте! – приказал он хмельным голосом и поставил канделябр на туалетный столик.

Только сейчас она заметила, что он пришел не один. За дверью позади него показалась фигура плотного молодого человека с острым, умным лицом, а позади него стояли еще двое с жуликоватыми физиономиями.

– Натаниел, кто эти люди? – воскликнула она хриплым голосом. – Как вы смеете приводить чужих людей в мою спальню! Попросите их уйти! – Ее голос дрожал. Она уже поверила, будто он собирается убить ее, и судорожно думала о том, как спастись.

– Это мой дом и я здесь хозяин! – Натаниел, похоже, обрел голос и присутствие духа, хотя большое количество выпитого вина на время лишило его дара речи и смелости. – Я даю вам последний шанс зачать наследника, который мне нужен больше всего. Только не называйте это изнасилованием. Если вам придет в голову такая мысль, то найдутся две пары крепких рук, которые удержат вас. Вместо себя я выбрал молодого человека, способность которого к деторождению и отличное здоровье не вызывают сомнений. В данном случае он желает, чтобы его именовали Джулиусом. У него хорошая наследственность, он родился вне брака и может гордиться тем, что в его венах течет аристократическая кровь, так что вам нечего бояться ни за него, ни за его потомство.

Изабелла уставилась на Натаниела с широко раскрытыми глазами.

– Вы с ума сошли! Вы допустите, чтобы незнакомцы держали вашу жену, пока ее будут насиловать!

Натаниела прорвало.

– Будьте вы прокляты! Поскольку я больше не могу произвести на свет наследника, это последняя возможность обрести сына, который станет носить мое имя! – Он сделал рукой резкое движение в сторону Джулиуса, ждавшего указаний. – Подойди к ней!

Изабелла громко завопила, выскочила из постели, пытаясь добраться до шнурка колокольчика, но двое мужчин тут же набросились на нее и не дали ей шевельнуться. Джулиус наблюдал за тем, что происходив, неторопливо снял пальто и уже взялся за широкий галстук.

– Не надо, Натаниел! Умоляю вас! – завопила она, охваченная ужасом. Она чуть не впала в истерику, когда заметила, что муж тяжело оперся о трость и собирается уйти. Дойдя до двери, он натолкнулся на неожиданное препятствие. На пороге стояла Эми в чепчике и ночной рубашке.

– Сэр, что вы тут делаете с моей хозяйкой? – резко спросила она. Она заметила и услышала достаточно, чтобы определить, что здесь творится что-то недоброе.