Текст книги "Познание французского языка (СИ)"

Автор книги: Роузи Кукла

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц)

Бардак.

– Бардак! – слышу внезапно и громко, как выкрик, у самой двери нашей комнаты. Открываю глаза, затем дверь нараспашку, женщина стоит и смотрит немного удивленно, а затем…Головка Мати, зашевелилась, она отлипает от моей груди, медленно оборачивается, оглядываясь через плечо:

– Ты чего кричишь, женщина? – спрашивает недовольно и сонно, но громко, – врываешься в комнату, спать не даешь…

Пока она говорит, одеяло предательски обнажает наши соединенные в прекрасных объятиях тела… Краешек одеяла медленно сползает, обнажая ее спинку, меня и я, стесняясь своей обнаженной груди, прикрываюсь рукой перед ней.

– Что вы тут за бардак мне устроили, лесбиянки чертовы! А, ну! Живо! Жопки свои оторвали и чтобы мне через пять минут были у меня на кухне! И хватит уже… – это она потому говорит, что Мати, не обращая на нее никакого внимания, склоняет голову ко мне на грудь и как будто бы ничего не происходит, целует меня.

– И хватит уже лизаться! А потом вы покажите мне, на что еще ваши пальцы способны, кроме того, чтобы ковыряться у своей подруги в ……

И этот звонкий матюг, такой откровенный, словно унизительная пощечина, так громко и нелепо звучит, как неожиданный выстрел! Я вспыхиваю, а Мати, наоборот, начинает ворочаться, а затем говорит мне неожиданно по-французски…

– Apparent, ce et est notre ménagère.. «Видимо, это и есть наша хозяйка»

– Рrobablement ce Оlga, un coup elle de la sorte à une voix haut jure.Dressons se, natal, elle nous de la sorte et non administre calmement coucher. «Наверное, это Ольга, наша хозяйка, раз она так громко ругается.…Встаем, родная, она нам так и не даст спокойно спать…»

Я тоже начинаю вставать и говорю ей:

– Да, уж, она очень похожая на нашу хозяйку – Ольгу, раз, так громко матюгается…

Потом мы сидим с Мати, притухшие и слушаем наставления нашей новой хозяйки.

– Значит, так, девочки! Никакой самостоятельности и чистота абсолютная, кругом и везде! Вы, как я поняла, выделены мне для скорейшего наведения порядка в комнатах. Итак, слушайте меня внимательно и запоминайте, что вы должны и чего не должны! Во-первых, вы все время должны находиться, весь вечер, в своей комнате, и выходить вы из нее сможете только после того, как замигает кнопка у вашей двери….

– Какая еще кнопка? – спрашивает тревожно Мати. – Мы что же, попадаем к тебе в вечное рабство? – спросила и на меня многозначительно глянула, мол, помнишь ли, как мы с тобой, уже побывали однажды в рабстве…

– Мы что же, так и должны сидеть и ждать чего-то от какой-то твоей кнопки? А если я писать захочу, то мне что же, тоже на кнопку твою нажимать?

– И тогда и всегда! Иначе я вас тут же оштрафую…

– Как это оштрафую, за что? С'est un arbitraire et un une espèce de fascisme? «Это же произвол и какой-то фашизм?»

– Et un non arbitraire et un non fascisme, et simplement de la sorte faut. Clairement? Clairement je débite et déjà on peut au-delà avec vous sur un russe débiter? «И не произвол и не фашизм, а просто так надо. Понятно? Понятно я говорю и уже можно дальше с вами на русском языке говорить»?

– Clairement? В смысле, понятно… – несколько обескуражено и восхищаясь ее проносом, тянет Мати, изумленно на нее поглядывая. … А потом, все-таки, пересилив свое любопытство, о ее познаниях французского языка, она переходит на свой вызывающий тон:

– Давай уже, тетка, чего там тянуть, что мы еще должны у тебя, в твоих комнатах идеальной чистоты? Ну, а сношаться с твоими клиентами тут, мы как должны, по-французски или по-русски?

Наступает зловещая тишина, от которой мы просто обе сжимаемся и даже жалко притискиваемся друг к дружке в ожидании рокового ответа.

– А вот этого, у вас, никто не просит! Понятно? Только наводить чистоту и готовить иногда, постояльцам, что они нас попросят, да и самим кормиться…

– А…, -тянет Мати, – все так, поначалу говорят, а потом… – пытается оправдаться Мати.

– Нет, я сказала уже тебе! Ты что, не догадливая и не умеешь как следует слушать? – сказала уверенно и твердо, от чего мы с Мати, не сговариваясь, облегченно вздыхаем….

– Уф, ты! А мы думали, что вы тут только этим и занимаетесь…

– Знаешь, давай ты меньше будешь думать, и спрашивать, а больше будешь делать! Да, и больше мне таких бардаков не устраивать! Понятно?

– Понятно! – мы сразу же ей с облегчением и несказанной радостью…

– А сейчас, девчонки, давайте пить кофе и быстренько принимаемся за работу, а то мы сегодня закопались с вами и можем опоздать. Куда, куда?! В университет: вам – в сто пятнадцатую аудиторию, на первое собрание, а мне на кафедру.…На кафедру французского. Надеюсь, что это понятно на русском, и мне не надо вам на французском языке повторять?

Мы ей хором: понятно, мол, все понятно! А что же нам надо начинать делать?

Потом целых два часа возимся в комнатах: я в одной, Мати в другой. Где мы все отмываем и чистим, расставляем и раскладываем, и все время между собой переговариваемся, а иногда, оглядываясь, быстренько кто-то из нас заскакивает, в комнату подруги и тогда уже мы шепчемся весело, переговариваемся, вспоминая перипетии нашей с ней игры в рабоовладение…

– Девочки, красавицы?… Не увлекайтесь, работы еще много, а времени остается мало. Будет у вас время еще, еще успеете…

И мы тут же рассыпаемся по комнатам, весело и до головокружения счастливые, что она, хоть и все замечает, но даже нас не осуждает, Не осуждает, ведь, а только предупреждает!

– Девочки,…девочки.… Работать, работать, скорее…Мы с вами опаздываем…

Потом мы быстро с ней в душ. Брызгаемся, но все быстро, а она стоит рядом и смотрит на нас, как мы балуемся, а потом подгоняет и даже своей ладошкой мне и ей, да по попке, когда мы обнаженные мимо нее счастливые и радостные проскакиваем.

Машина на углу, забирает нас, и мы едем счастливые, уцепившись за руки. Она с нами, на заднем сидении и все что-то рассказывает, а мы ее не слушаем, а только делаем такой вид. Нам достаточно взглядов каждой, отчего, словно что-то, внутри замирает от тайны неведомой никому и нам кажется, что счастливее нас нет больше на белом свете.…Потому что твоя подруга рядом, и ты едешь с ней.…Да, наконец-то мы, подбираем Жанночку, она на правах хозяйки здоровается, садится на переднем сидении, рядом с молчаливым, красивым шофером.

Ну и что можно сказать? Жизнь, кажется, удалась? Как вы считаете?

Особенно, когда мы впервые так с ней заигрались в рабоовладение…

Вот на этих воспоминаниях я пока что их оставляю, но вас приглашаю за мной проследовать в далекие годы из жизни нашей красавицы, неправдоподобно эффектной девушки – из …. такой-то, деревни.

Глава третья. Что в деревне было

Мои, вовсе не детские университеты

– Мама, мама! У нас новые соседи! – кричу с радостью, забегая в дом. – Ты знаешь, там две девочки между собой очень похожие и мальчик.

– А ты, хоть познакомилась?

– Да, мамочка, да!

Эх, знала бы я тогда, кто они, то не только бы не знакомилась, а и руки бы своей им не подала…

Милка и Светка – близняшки и Борька, противный мальчишка, младше их и мне ровесник. Как потом оказалось, мы с ним ходили в один класс.

Надо сказать, что мы сразу же не поладили. Тут же мы поругались, причем, они на меня все сразу. А что я? Подумаешь? Развернулась себе и ушла, к другим девчонкам играть на улицу…

А уже вечером, за столом, сама мама возмущалась нашими новыми соседями:

– Ну что ты сидишь, пойди, разберись… – мать попрекала отца, … – если и дальше так пойдет, то я не знаю, что я сделаю… – это она потому так возмущалась, что наш новый сосед, дядька Виталий, уже ее облапил в проходе между нашими участками. Сама видела!

Отец принял меры! Проход закрыл, а вот только Витальку, который ее каждый раз лапал, он отшить не сумел, и теперь, как что, так мать на него…

– Ну что ты сидишь? Иди и разберись с ним! Опять он пристает и уже под юбку лезет, кобелюка!

Кобелюка – не кобелюка, а вскоре тон сменился…

– Что ты все сидишь и сидишь, и ничего не делаешь? Смотри, как сосед наш, хоть и зараза какой приставучий, а уже и птичник поставил, и хрюшку завел, а ты все сидишь! Хоть бы что-то по дому делал!

Но делал по дому не отец, а все тот же, сосед!

И скоро я уже слышу и вижу, как мать и отец, как кошка с собакой! А ведь до приезда соседей все было так тихо и мирно. А тут? В нашем доме теперь, одна ругань с утра и до вечера. То не так, то не то и все время она с упреком говорила отцу:

– А вот Виталий! А вот наш сосед, и потом, он такой рукастый!

– Ага, рукастый… – возмущался отец… – особенно, для таких вот, как ты, паскудных, хотя и сисястых, но глупых баб, которым, что и надо от мужика – так это его…

Но, я тогда не понимала тех слов, что-то о том, что у соседа не такое и как-то по иному, чем у всех мужиков. Дома скандалы и я понимаю причину. К тому же уже не раз заставала мать наедине с этим Виталькой противным. Один раз, забыла что-то и прибежала из школы домой в не урочное время…

Стучала, стучала, мать наконец-то дверь открыла. Я, все сразу же поняла!

Отец наш был в отъезде, потому в дом зачастил дядька Виталий, а мать, вместо того чтобы его прогнать…

– Ты чего это? – набросилась сразу же на меня, поправляя свое платье.

Надо сказать, что в этих скандалах я всегда занимала сторону своего отца. Ведь, хоть и не все понимала, но чувствовала, просто была уверенна, что во всем виновата она. А тут, как говориться, я ее с поличным…

Она поняла, что я обо всем догадалась и потому сразу же сменила тон….

– А у нас гость! Вот, Виталий Иванович зашел машинку швейную починить… – и не удержалась, съязвила: – а то отцу все некогда! Ему вообще на все наплевать! А вот Виталий Иванович…

Не стала я ее враки слушать, взяла то, зачем пришла…

– Пока мам! Только машинку, я сама, на прошлой неделе к бабушке отнесла…

И пока в школу шла все об этой встрече думала.…Неужели же мать не видит, что наш отец самый лучший? Неужели же ей только того и надо от Витальки, что у него там, что-то не так.…

Мать, в тот день не знала, куда после школы меня усадить и что мне пообещать. И вдруг такая вся из себя стала ко мне заботливая и все мне давай обещать: и цельный купальник, и даже велосипед дамский, который я так просила у нее уже несколько лет… Мне ее стало жалко, потому и не стала я ее сдавать отцу, промолчала.

Не знаю, от кого, но отец, по приезду, все равно все узнал! Состоялся грандиозный скандал и отец мой, хлопнув дверью, ушел!

Вот так я и осталась одна со своей матерью, учительницей в нашей школе французского языка и всей соседской гурьбой, во главе с незнакомым мне дядькой Виталькой! Думала, что это ненадолго, а потом, у меня с ними, просто дурдом!

Виталий переехал к нам в наглую и даже раскрыл проход между дворами. А мне куда деваться? И все бы еще ничего, но.…Как только он к нам переехал, так я перестала спать!

Они мне, своими вскриками и вздохами, по ночам не давали спать! Только начинаю засыпать, как тут же, за стенкой слышу эти ахи и вздохи, а то мать, как начнет причитать… «Ох, Виталька, ой, Виталька»!

Ночью спать они не дают, будят и пугают своими голосами, а днем Борька, мне не дает прохода! Все, как его отец мою мать, так же и меня норовит облапить.… Да, что это такое? Порода, что ли у них такая?

Потому я решила, что мне надо обо всем разузнать: надолго ли их Виталька будет у нас гостевать и когда же вернется домой мой папка?

Решила с соседскими девочками играть и у них все разузнать. Девчонкам по тринадцать и они уже себе на уме. Потому у меня с ними не получается, они все время меня обижают, а потом задираются. То же у них и с ребятами в школе. С их приходом в школу, тоже не все хорошо пошло.…

Наших мальчишек, как подменили! До этого все пацаны, как пацаны в деревне: огород, поле, отцу и матери помочь, а когда есть время, то футбол, велосипед и в ночную.… А тут?

И ведь до чего дошло, на речку уже никто из девчонок не хочет идти! А все потому, что все мальчишки, как с ума по сходили, и только вокруг этих близняшек. А те хитрые были…

Мы до этого, кто в чем, на реке, какие там купальники, так, что-то из белья надеваем, только бы стыд свой прикрыть, а эти, две толстые жабы в такие, с позволенья сказать, купальные костюмы одевались, что-то и было в том наряде, то спереди, словно листик и сзади!

Тьфу ты! – ругались бабы, – одна страмота! Они, вообще, всех достали!

А мне, куда было от них? Если их отец проживает у нас и его дочки к нему каждый день ходят, меня достают, не дают мне прохода, полчаса не проходит с их приходом, чтобы меня не унизить, да и не оскорбить.

Ох, как я в душе их всех ненавидела! Ненавидела поначалу, но приходилось терпеть все их, в отношении меня, их нелепые сексуальные выходки.

Они все, что они хотели, эти здоровенные дылды на мне проделывали.… С ними меня постигла судьба, как у сироты, на котором учился парикмахер.… Стыдно и обидно мне было, тем более что все их издевательства обязательно какими-то развратными действиями в отношении меня заканчивались. Ничего не могла им противопоставить, их двое на меня одну, побоялась проявить свой характер и окончательно потерять маму, потому и смирилась. Вскоре они меня к себе подпустили. Думала, что так они присмиреют, а все получилось наоборот…

После игр с ними мне совестно, приду домой, лягу, не спится, а перед глазами все то, что со мною проделывали, да что сама видела и почувствовала.…Не успела опомниться, как все это мне, почему-то, стало нравиться! И вскоре я дома уже сама заигралась.…

С одной стороны – хочу бросить эту плохую привычку, а с другой – нет моих сил! Уж слишком мне было приятно, неприличными делами у себя заниматься. Забегали и заелозили мои пальчики там, где им тогда вовсе не надо было, рано они в меня полезли … Стыдно признаться, но у меня это так происходило…

Лежу в своей комнате и сексуально мечтаю, а тут, Виталий и мать за стеной, да как начинают стонать… Ну, как можно в таком состоянии спать?

Потом слышу ее голос: в нем вроде бы ничего такого, но я, хоть и не различаю того, что она говорит ему, но только и слышу удивительно чувственные нежные нотки ее голоса… Ловлю их, прислушиваюсь, возбуждаюсь и представляю себе, как у нее там с ним происходит.… И тут же меня свои пальчики находят и волнительно бороздят, под ее голос…

Утром встаю и даже боюсь с ней встретиться взглядом. А она? Да она, просто светится вся!

Я что же, не вижу по ней, как ей хорошо? Если бы не такая ее реакция, то я бы ее осуждала, а так? Ну, разве же можно женщину за такое осуждать?

Не осуждала ее и себя, хотя, тогда, ну какая же, я была, женщиной? Так, долговязая уродина, пока что.…Вроде бы и гадким утенком росла, но довольно не глупым, и уже понимала тогда, в чем между мною и настоящей женщиной разница, только не знала еще о…

О, я так многого тогда об этом не знала! А ведь рано, но видела, какой радостной может быть женщина от.… Да ну и, от чего же?

От того, у меня миллион вопросов, по этому поводу. С кем же, мне их обсуждать? В школе пробовала у своих подруг расспросить, а они мне? Ты, что дура? Иду к старшеклассницам, а они мне? Рано тебе такие вопросы нам задавать, рано! Иди, погуляй пока…

И с каждым днем, месяцем и уже не догадки у меня…

Любящая женщина всегда не осторожна, слишком часто забывается и позволяет себе с ним расслабиться, неосторожно себе позволяет, тем более, в доме своем. Вскоре я вижу, как мать при мне, начинает с ним флиртовать, обнимать, целовать и. … И потом ночью, и уже и опять за стеной, и как начинает играть. …И все это снова по мне, по моей, не окрепшей еще психике, душе, не устоявшейся в правильных понятиях.… Растерзали они меня, за собой повели и вскоре я, свернула в сторону, мне совсем не нужную…

И, представляете, как-то раз, вот так разошлась, когда за стеной услыхала ее взволнованный голос, то сама, представляя, как будто бы это он на меня, и я как сама замычала. М…м…м!

– Доченька, ты чего? Почему ты стонешь? – отрезвляя меня, раздается неожиданно рядом, в моей темной комнате, голос матери!

Хорошо, хоть, что свет не включила, а то бы я и не знала, что ей рассказать, почему у меня между ног подушка застряла, а ночнушка моя задралась под самое горло, обнажая затисканную набухающую грудь…

– Ничего, мама.…Наверное, что-то страшное приснилось ….

– Ну, спи доченька! Тебе не холодно, может чем-то еще укрыть? – Какой там холодно? Горю вся!!!

И тогда я почувствовала, как меня начинает с их каждым разом разбирать вся эта игра. А, может, это уже и не игра вовсе с ними была? А?

Вопросы, вопросы и вопросы, неудовлетворенные…

Понятно, кто меня стал консультировать! Потому, сестры мне предложили вот так удовлетворить свое любопытство …

– А ты возьми и за ними все подсмотри!

– Как это? – даже оторопела. – Как это я и за своей матерью?

– А вот так! Ты возьми…

Тем же вечером у меня все из рук так и валится… Мать:

– Доченька, ты чего, не заболела ли? Что-то на тебе и лица нет? А ну пойдем быстренько и ложись…

– Нет!

– Что, такое? А ну – ка, померь температуру…

Поставила градусник, да и забыла, про него потому как он ее подхватил, и утащил с вою комнату…

Меня всю трясет, как только я вспомню, что они мне говорили, так меня и трясет.… Но…

Это но, оно встает и тихонечко к ним идет.…Идет, потому что нужен ответ! И меня, словно кто-то толкает, толкает и ноги, которые меня не несут, а только переступают…

В доме тепло, печь натоплена хорошо, я бы сказала, что жарко…Жарко мне, я вся горю! Горю и иду! Нет, я к ним ползу…

Потом все так и произошло, как и должно.

– Доченька! – вскрикивает мать из-под него, – ты чего?

Все это мелькает у меня перед глазами и мать, и он, и его голый зад, и ее тело, белые ноги ее, на него заброшенные … Я поражена!

– Вот! – говорю и почему-то протягиваю ей градусник…

– Ой, господи! Виталий, быстрей за врачом! У дочки галлюцинации…

Потом, спустя час и сквозь обволакивающий докторский сон:

– У девочки шок… – а потом он добавляет, со знанием дела, нравоучительно:

– Пубертатный возраст… – слышу заумный и монотонный голос поселкового врача.

– Месячные? Так рано же еще? – тревожный голос матери.

– Рано, не рано, а против природы, Милочка… Она сама знает, когда и что.… Кстати, а сколько же ей лет? Нет, полных, сколько? А вы, говорите, рано! В, …называет соседнюю с нами деревню, – там одна молодая пациентка, так она… – дальше уже ничего не слышу и проваливаюсь в безмятежное облако спокойствия и такое долгожданное сочувствие от того, что я рядом со своей матерью…

Потом меня, на время, как говорила мне мать, отправляют к бабушке: поправить здоровье, подкормить и, как я поняла, подальше от моего любопытного присутствия с ней рядом и с ее счастьем. … До сих пор не знаю, может она так поступала потому, что почувствовала мое незримое присутствие в ее отношениях с молодым мужчиной, или же, интуитивно, себя оберегала, от нездорового любопытства своей дочери.…Не знаю, но все же, гадала? Она, что? За меня или же, больше всего, за себя и своего любовника переживала?

Ну, а теперь, самое время вам рассказать о моей бабушке, матери и еще все о ней. Итак…

Немного о бабушке и о матери

Моя бабушка вышла замуж за красивого интеллигентного парня, который, закончив, какой-то там институт пролетарской культуры приехал на работу, на должность зав клубом, худруком ансамбля, тогда еще колхозного. А бабушка моя тогда пела в нем и так хорошо пела, что он эту певунью не мог не услышать! А потом уже у них, мать моя родилась.

Папа обожествлял свою дочь и просто носил ее на руках…

Все для нее, и платья и везде с собой, и при этом он всем говорил, что его дочь такая красивая, что уж точно выйдет в артистки. Время шло, он ее ревниво оберегал и воспитывал как знаменитость, делать ничего не разрешал и жену ругал, за то, что она дочь заставляет крестьянским трудом заниматься. Вот так она и росла: высокомерная и надменная, но красивая.…Одно время она только и делала, что всем парням голову морочила, но ее папка никому из парней спуску не давал и всех от нее отгонял, никому не разрешал с ней даже гулять, а не только, любовью заниматься.

По окончанию школы и речи не шло о чем-то другом – только театральный институт и точка!

Она раз не поступила, два, а время-то уходило в бесплодных попытках… Другие ребята кто где: кто уже учится, кто работает в деревне, кто уехал в город, а она сиднем сидит дома и ничего не делает – отец не разрешает, только в артистки готовится. Ей бы погулять, да из-за ее воспитания, все парни в деревне ей уже и не пара! На третий год отец ее снова засобирался с дочерью поступать… Мама ему: а может, оставьте эту пустую затею, пусть дочь хоть куда-то поступит. Он не послушался и снова вернулся ни с чем.…

И во всех грехах, как это часто бывает, обвинил жену! Видите ли, она не смогла ее, как следует подготовить к театральному выступлению.… Все, дочери скоро двадцать два, время уходит, а она все никак не поступает.

А все потому, что она каждый раз что-то такое и невообразимое придумывала на своих прослушиваниях.… Видит, что у нее не получается как у всех и тогда она, на последнем прослушивании, решила комиссию покорить своими знаниями французского языка! Да как взяла и как выдала монолог на французском языке! А зачем, спрашивается? Ведь в комиссии не знают французского языка? Перед этим ее же по-русски попросили:

– Вы нам что-нибудь прочитайте из классики!

Разумеется, из русской классики и на русском, а не на французском языке! И зачем это надо ей было такое придумать? А все оттого, что выпендривалась с детства она, так ей мама тогда про нее говорила…

Отцу в приемной комиссии так и сказали, чтобы он больше не тратил зря время и денег.

– Французского языка для актерской профессии мало, надо, хоть бы искорку таланта иметь, а пока что у вашей дочери кроме французского языка, а вот всего остального, вы знаете, – мало…

– Как мало! Да посмотрите же на нее, смотрите, какая она красивая! Нет, вы смотрите, смотрите, да она от природы всем одарена и фигурой, и грудью, смотрите же на нее, какая она!

Но его снова поправили.… Говорили о том, что вот именно такая деталь для актрисы, как выдающаяся грудь, не очень-то и нужна. Ведь, играть надо разные роли и блокадниц, и бабушек тоже и каких-то вообще изможденных людей крепостного труда… Интересно и где же вы видели таких грудастых, как она?

Но он им горячо стал доказывать, убеждать, что она именно такая, как в окружающей их жизни… И потом, в Голливуде, ведь, все такие же, как его дочь: у них на первом месте груди и ноги. А ему отвечали:

– Нам не надо как в Голливуде – ноги и груди, нам надо показать образ труда из народа, и потом, зритель, вместо того чтобы следить за сюжетом и ролью, будет следить – за ее грудью. Нет, не подходит!

После того отец ее сник… Дело всей его жизни пропало – красавицу дочь, так и не вывел в артистки!

А его дочь, как это часто бывает в деревне, словно в отместку за ее выпендреж, тут же все прозвали – Артисткой. Отец как такое услышал, так разругался, во всем обвиняя жену, ушел из дома и перебрался жить в клуб. И как только такое произошло, то.… Эх, да это же не город, а деревня, потому знать об этом надо и помнить!

– Как это отделился и холостякует? – тут же все бабы вокруг! Как это так, такой видный, интеллигентный мужчина и одинок?! – тут же ревниво зашептала вся женская половина деревни.…Некоторые с радостью, а другие и со злорадством. В его отделении они увидели свой реванш и верный шанс в исправлении жизненной несправедливости.… Ведь, они же еще и красивые женщины, а тут, одинокий, интеллигентный мужчина.…И пошло у него, и поехало.… Очень скоро они разошлись окончательно, развелись.

Мать, было, взялась за дочь, а та ей в пику – нагрубила и перебралась тут же к отцу. У которого теперь только и слышались разбитные веселые песни, да игривые женские голоса… Понятно, чему его дочь там у него набралась…

А в это время в деревню уже стали наезжать коммерсанты… Естественно, такую красавицу – дочь, они не могли не заметить и под предлогом того, что они ей непременно устроят просмотр у профессора, затащили ее в город. …И ведь некому было ее остановить! Отец пил, она маму не слушалась и потому ее понесло…

Вскоре, уже по деревне прошел слух, что наша Артистка и там и тут, и уже крутит любовь с жителями кавказских республик… Беда, одним словом!

Тогда уже ее мама, это моя бабушка, не выдержала, собралась, да и поехал в город, нашла свою дочь и еле оторвала, да в самый последний момент – перед ее отъездом на Кавказ с каким – то там,… а черт его знает с кем!

Схватила ее и ведь, еле ее уволокла к своим друзьям, что жили в том же городе.

Те сжалились, мать пожалели, а не ее дочь. Кто-то из них согласился помочь и вскоре, теперь уже ее, как крестьянскую дочь, протолкнули по квоте для жителей деревень в педагогический институт – на иняз, на французский язык.

Там она огляделась и… о чудо! Она просто точь – в – точь, так она почему-то решила, что подходит для педагогического дела. К тому же – французский язык она знала прекрасно и, к слову сказать, проучилась в институте все время – отлично. Но злые языки все равно говорили, что она вовсе не училась, а учила кого-то сама и при этом, намекали на ее способности – применительно к ее французскому языку.…Потому, так и говорили:

– О, к нашей Артистке только попади – на язык!

Сначала ей там не нравилось и ее просто корежило, не терпелось пощеголять, погулять, но рядом была мама, которая не отпускала ее, ни на шаг! Вот так, можно сказать, мать взяла ее в руки и вывела, наконец-то, в люди…

Потом, куда дочь направили, то и она за ней следом, в деревню, так в деревню, лишь бы подальше от этих ее ухажеров, да вовремя ее удержать…

И уже потом, в школе, где начала работать ее дочь, мать ее пошла уборщицей, не доверяя своей дочери, пока что.… Тут и познакомила ее с учителем труда – моим будущим папкой. Он ее младше, но красивый и к тому же, еще, он – и учитель истории…

Она, видимо, не любила его никогда, зато он в нее был так влюблен, раз такое прощал ей потом.… А потом, уже и я родилась! И как только такое случилось, моя мать снова встала в позу! Покормила месяц, а потом оторвала от груди и сдала меня бабе, своей маме.

– Не буду я портить фигуру и грудь свою растягивать, а то она будет как у коровы!

А потом еще, что-то такое, о том, что у нее и в школе дела, да и в городе ее уже знают, как опытного учителя языка, зовут на курсы усовершенствования учителей и вообще, некогда ей!

И все ведь, повторилось снова, но теперь уже – с моим отцом. Он тоже, только везде и со мной.… Вот так я и росла, у бабушки и отца на воспитании…

Мать пару раз, это когда я еще маленькой была, забирала вещи и уезжала куда-то от отца надолго, но каждый раз, ее моя бабушка доставала и видимо, о ней что-то такое знала, что та, тут, же назад, возвращалась в семью. Семь раз она уходила от моего отца, пока я не закончила школу! Он уже и не знал, как ее удержать. Думал, деньгами.…Потому и ушел из школы, стал работать в какой-то строительной фирме и все время стал разъезжать по городам и деревням, снабжать стройки крутых бизнесменов…

Вот такая история приключилась с матерью, бабушкой у моего отца, бывшего учителя истории …

Потому, когда я к бабушке своей пришла, то она меня приняла с долгожданной радостью. Вечерами сидела со мной на постели и шептала, легонько поглаживая…

– Ты моя родненькая, ты моя девочка сладенькая…Ты словно свет в окошке для меня и словно, как дочка родная моя… – видимо, очень любила и жалела меня.

Время шло, я жила с бабушкой, успокоилась, подросла. Два года с ней прожила и неожиданно для себя стала превращаться из гадкого утенка, в красивую, ладную девушку, да еще и с такой грудью…

Как-то она, со мной, в нашу знаменитую баню пришла… Я, как всегда, первая раздеваюсь догола, а она в своей рубахе до пят, села и меня рассматривает.

– Что-то не так, бабушка?

– Да нет, все так, все! Ты породой в меня пошла, по нашей бабской линии. …Во всем меня напоминаешь, во всем и даже грудь твоя, обозначилась так же рано, как у меня, …

– А это плохо или хорошо?

– Как скажешь, внучка! Грудь у женщины, как в награду, от наших корней и на всю жизнь…Ты еще не замечала, наверное, как с нашей породой становишься настолько желанной для мужчин, что тебе по-волчьи завидуют бабы. Завидуют и начинают кусать за то, что все красивые мужики с тобой рядом. А я испытала на себе их внимание… Слава тебе боже! И мать твоя тоже, вот и ты такая же – пошла в нашу породу…

– Это ты имеешь в виду мою грудь?

– Ее и имею и, между прочим, ни о чем не жалею.

– А что, ее надо еще и жалеть, да и что-то еще с ней делать?

– А как же! И жалеть и холить и ухаживать за ней – тоже. Тебя мама что, этому не научила?

Вот после этого замечания бабушки я и стала на себя обращать внимание, особенно на свою грудь. А она у меня, вслед за месячными, о которых предупреждал доктор, так рано начала набухать, словно сдобное тесто…

По совету бабушки, стала спать всегда без лифчика, а утром и вечером старалась ее помять, растереть. Утром – водой прохладной растирала ее до покраснения и до боли. Бабушка мне говорила, что так никогда у меня не будет мастита. И это ухаживание за собой мне скоро понравилось.

Теперь уже, если я ручками балуюсь, то и про нее не забываю.… А то, что такая привычка во мне так и осталась, то вы, как я поняла, уже догадались? Только теперь уже, все у меня проходило, более спокойно, но еще более приятно.… И я, как только одна оставалась, так и с собой миловалась, отмечая в себе, сказочные изменения, особенно, от своей упругой и молодой груди, нарождающейся у меня. …Очень впечатляла меня и особенно от того, что все время росла. Сначала росла, а потом, почему-то, остановилась. Это я по лифчику почувствовала. Раньше я лифчики, почти, раз в полгода меняла, а потом уже теми же обходилась. Немного тесновато, правда, было, но ничего – привыкла. А еще я привыкла ощущать, к ней со стороны, внимание.

Поначалу, я все стеснялась ее показывать и сутулилась.

Как-то бабушка, в очередную нашу помывку, сидела напротив в бане и на меня смотрела особенно долго, меня стесняя, а потом говорит:

– Это не правильно, что ты так себя стесняешься! Запомни, ты очень красивая! У тебя красивое тело, лицо, волосы и, конечно же, твоя запоминающаяся грудь… Тебе надо научиться пользоваться такой красотой в своей жизни.

– Да что ты такое говоришь? Как это пользоваться и вообще.…Ну, ты, как придумаешь?

– А ну – ка встань и пройди передо мной.…Давай, давай, вставай.…Ну, что ты сутулишься так, распрямись! Подборок приподними и смело смотри, а теперь иди! Нет не так, как дохлый червяк, а как принцесса.… Смотри! Вот, как ты должна! Грудь распрями, спинку держи и неси себя, неси! А ну, за мной следом… Так, так! Да не сутулься ты так! Запомни, ты красивая и у тебя прекрасная фигура, и грудь твоя это лучшее в тебе украшение.…А потом – таки заставила перед ней ходить и как она говорила, себя нести…