Текст книги "Марафон длиной в неделю"

Автор книги: Ростислав Самбук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 36 страниц)

5

Гусак дожаривался на сковородке, и неимоверно вкусный запах переполнял барак. Тут не пахло так никогда, и в кухню все время заглядывали любопытные. Слух, что Мишина мать жарит гуся, распространился молниеносно. Это было так неожиданно, что к бараку пришли даже французы. Они вдыхали запах гусятины, о чем-то живо разговаривали и, наверно, одобряли Мишину смелость, смеясь и показывая на него пальцами. Потом один из них подозвал Мишу и поинтересовался, где именно он поймал такую вкусную птицу. Миша охотно объяснил им, и французы, посоветовавшись, отправились к лугу, но не успели отойти и сотни метров, как из-за сада, что отделял барак от шоссе, выскочила открытая машина. Миша сразу узнал ее и бросился навстречу. Французы нерешительно остановились, но, увидев, как радостно машет руками Миша, поняли, что именно случилось, и повернули назад.

«Виллис» остановился резко, словно шофер испытывал надежность тормозов, и Бобренок, выскочив из машины, чуть не попал в Мишины объятия.

– Ну, – спросил майор нетерпеливо, – где твой фельдшер?

– Леся бегала к нему – он ждет вас дома...

Хотел объяснить, кто такая Леся и что до деревни, где живет фельдшер Функель, совсем близко, вон даже черепичные крыши видны, но машину уже окружили девушки, и шумливая Настя, никого и ничего не боявшаяся, обняла майора за шею и повисла на нем, обцеловывая.

Мише показалось, что даже при всей необычности ситуации Настя переборщила: такая персона, как майор, требовала большего уважения, и на какое-то мгновение он испугался Настиной дерзости, однако увидел, что майор нисколечко не обиделся, наоборот, прижал к себе девушку и закружился, смеясь и тоже целуя ее. А тут и остальные уже налетели на машину, хохот, визг долетали оттуда. Потом кто-то, может, шофер, а может, какая-то из девушек, нажал на клаксон, и автомобильный сигнал, заглушив девичий крик, зазвучал торжественно и празднично, будто салют.

Наконец Настя отпустила Бобренка, но не отошла, держала за руку и заглядывала в глаза, будто надеялась услышать от него что-то сокровенное, ведомое только ему, и майор понял, что не имеет права обмануть девушку, и должен что-то сказать – именно те слова, которых от него ждут не только эта полная, но такая симпатичная Настя, но и все, кто столпился вокруг «виллиса».

Бобренок деликатно освободил свою руку из Настиной, обвел взглядом людей, буквально накинувшихся на них. Нескольких секунд ему хватило, чтоб увидеть убожество полинявших, застиранных, кое-как заштопанных и в заплатах ситцевых и сатиновых платьев, грязных и дырявых рубашек на мужчинах, худые изможденные лица с изголодавшимися, но такими счастливыми и возбужденными глазами. Где-то среди них сверкнула солнечная улыбка шофера Виктора, появилась и сразу исчезла за девичьими плечами вытянувшаяся и почему-то удивленная физиономия Толкунова. Бобренок шагнул к «виллису» и произнес то, о чем думал и хотел сказать:

– Вот так, дорогие наши люди, дождались!.. Трудно вам тут было, но, поверьте, и нам не легче!

Девушки отпустили возбужденных Мохнюка и Толкунова. Капитан расправлял помятую фуражку и усмехался смущенно, а Виктор вдруг полез на «виллис», чтобы лучше разглядеть собравшихся. Теперь он возвышался над всеми, как оратор на трибуне, поневоле став самым главным, – помахал зажатой в кулаке пилоткой и закричал неожиданно тонким и визгливым голосом:

– Теперь вы снова свободны! Ура!..

Бобренок увидел, что пожилая женщина в старой кофте и на удивление яркой, вероятно, совсем новой сатиновой красной косынке – такие носили первые комсомолки и рабфаковки – изнеможенно оперлась на радиатор. Ему показалось, что женщина вот-вот упадет, потеряв сознание. Он рванулся к ней. Она пришла в себя и вместе со всеми девушками подняла вверх сжатые кулаки и подхватила громкое «ура».

Бобренок, поискав глазами в толпе высокого парня в клетчатой рубашке, подумал, что церемония встречи победителей может затянуться (впрочем, понимал возбуждение и волнение девушек и даже мужчин, переговаривавшихся на незнакомом языке, очевидно, французском, так как двое из них, взявшись за руки, запели «Марсельезу»). Однако у них совсем не было свободного времени. Они не спали целую ночь, объехав три деревни, и не имели права терять ни минуты. Бобренок хорошо знал это, да что мог поделать, если радость завладела и им, и всегда рассудительным Толкуновым, не говоря уже о Викторе.

Бобренок решительно натянул фуражку, как бы обуздывая свои чувства, и, не совсем вежливо оттерев плечом Настю, начал прокладывать себе путь через толпу к высокому юноше.

Миша увидел это движение майора, весь так и просиял. Отстранив какого-то мужчину, указал Бобренку на открытые двери барака.

– Прошу, – сказал гордо и даже с оттенком тщеславия, – у нас готов обед! Мать зажарила гуся...

Бобренок нетерпеливо махнул рукой: какие могут быть гуси, если надо дорожить каждой минутой.

– Нет, – ответил он категорично, – нет времени, кроме того, мы уже немного перекусили.

Парень отступил растерянно и заслонился руками от Бобренка, словно тот произнес явную нелепость.

– Но ведь есть гусь... – повторил он. – Мать зажарила, и мы ждали вас...

Видно, он еще не поверил, что майор окончательно отказался от царского обеда. Это не укладывалось в голове, и он не мог понять, как вообще можно поступить так. Эти чувства отражались на его лице так ясно, что Бобренок решил: не имеет права пренебречь таким гостеприимством. Наверно, жареный гусь для этих людей – райское подношение, и он смертельно обидит их отказом. К тому же подумал: по-быстрому можно уложиться минут в десять, а что такое десять минут, даже самых дорогих, если они могут испортить людям праздник?

И майор посмотрел на часы, хоть и без этого знал точное время, просто для того, чтобы подчеркнуть: действительно дорожат каждой секундой, и сказал, положив юноше руку на плечо:

– Ладно... Но у нас всего пять минут, – нарочно уменьшил наполовину отведенное им для обеда время. Обвел взглядом мужчин, окруживших их, и, не увидев похожего на обещанного ему фельдшера, спросил: – Может, позвать фельдшера сюда? Он не пришел?

Юноша кивнул на красные черепичные крыши, видневшиеся из-за деревьев:

– Я же говорил, герр Функель ждет нас. А он – человек очень аккуратный, – сказал Миша с радостью, точно встреча с обычным фельдшером предвещала чуть ли не счастье. Махнул рукой женщине в красной косынке: – Мама, – позвал, – идите скорее, а то у людей совсем нет времени!

По-видимому, его услышали все, так как девушки отпустили Виктора и отошли от «виллиса». Шофер еще не совсем опомнился, стоял раскрасневшийся и без пилотки, растерянно крутил головой, и неопределенная улыбка кривила его губы.

Впрочем, Виктора можно было понять: вероятно, впервые в жизни попал в такое девичье столпотворение.

Их пригласили к длинному столу, заставленному глиняными, грубо обожженными мисками, – посредине паровала полная кастрюля отварного картофеля, а рядом красовался хорошо зажаренный гусь. Офицеров пропустили к центру стола. Мишина мать стала разрезать гуся острым кухонным ножом, а Миша отодвинул скамейку из нестроганых досок, но Бобренок, властно посмотрев на него, отказался сесть, напоминая, что у них действительно нет времени и они хотят лишь отдать должное гостеприимству присутствующих.

...Бобренок шел впереди, жал руки мужчинам, не понимая их слов, но чувствовал к ним расположение, гладил девичьи щеки и плечи, но видел только «виллис» и думал совсем о другом. Пропустил Толкунова и Мохнюка на заднее сиденье, поколебавшись немного, примостился рядом с ними, освободив место возле Виктора для Миши. Тот остановился, пораженный и растерянный, но майор властно похлопал по истрепанной обшивке, не приглашая, а приказывая садиться, и юноша выполнил приказ.

Мощеная дорога выскочила к мостику через ручей, и сразу за ним началось село. Дома тут не жались друг к другу, как это часто бывает в немецких селах, а перемежались яблоневыми садами, чистыми и ухоженными, за низкими проволочными изгородями.

Миша указал на третий коттедж справа, добротный, с мансардой, высоким крыльцом, широкими светлыми окнами и клумбой тюльпанов между крыльцом и калиткой. «Виллис» остановился, и сразу же из-за дома вышел человек в комбинезоне. Он держал в правой руке секатор, а левый рукав рубашки был аккуратно заколот в локте. Человек стоял и молча смотрел, как Миша открывает калитку и как направляются к его усадьбе офицеры со звездами на полевых погонах. Никак не проявил своего отношения к ним – ни доброжелательности, ни страха, даже смущения или волнения, лицо его застыло, будто увидел соседа, давно уже успевшего надоесть ему.

Офицеры остановились в нескольких шагах от Функеля, и вперед выступил Мохнюк. Сказал, смерив фельдшера внимательным взглядом:

– Нас привез сюда этот юноша, – кивнул на Мишу. – Он заверил, что вы сможете помочь нам.

Фельдшер щелкнул секатором, и это было единственное, чем выдал свое волнение. Ответил после паузы:

– Не знаю... Что вам нужно?

– Вы давно живете в Штокдорфе? – уклонился от прямого ответа Мохнюк, на всякий случай решив немного прощупать фельдшера.

– Можно сказать – всю жизнь.

– Где потеряли руку?

– Не волнуйтесь: против вас не воевал. Несчастный случай... – Впервые едва заметная ироническая улыбка мелькнула на его лице.

– Есть ли сейчас в селе чужие люди?

– Да.

– Кто?

– Думаю, военные.

– Когда появились?

– Трое или четверо суток назад.

– На грузовом «мерседесе»?

– Точно не могу утверждать, но слышал шум моторов.

– Почему считаете, что военные? И где они?

– Люди говорят: у Камхубеля прячутся эсэсовцы. Два или три.

– Кто говорит?

Функель неопределенно пожал плечами:

– В селе трудно что-то утаить. Пошел такой слух...

– Кто такой Камхубель?

– Да никто. У него два сына – один в СС.

– Где усадьба Камхубеля?

– С той стороны села. Вторая с краю.

– С этой стороны?

– С противоположной.

Мохнюк переводил разговор розыскникам. Толкунов, все время сверливший Функеля недоверчивым взглядом, усомнился:

– А если врет?

– Очень легко проверить.

А не может он предупредить этого, как его, эсэсовского родителя, что приедут советские офицеры?

– Зачем бы тогда рассказывал нам о Камхубеле?

– Можете ему верить, – горячо вступился Миша, – Порядочный человек, все говорят.

Толкунов поморщился – ну чего лезет со своими советами?

– Ишь, защитник нашелся, – усмехнулся он. – Может, и у этого фельдшера батраки были... А ну спроси! – обернулся он к Мохнюку.

– Это тебе нужно? – недовольно остановил капитана Бобренок. – Разберутся и без нас. Не нравится мне этот Камхубель с эсэсовцами.

– Сейчас познакомимся.

– Что ж, айда к нему.

Видно, Функель понял, какое решение приняли офицеры, и, быстро заговорив, остановил их решительным жестом.

– О чем он? – без интереса спросил Толкунов.

Но Мохнюк предостерегающе поднял руку. Выслушав фельдшера, перевел:

– Он говорит, что знает сына Камхубеля – настоящий головорез и вряд ли так просто сдастся. Командовал каким-то военным соединением и, вероятно, хорошо вооружен. А если с ним еще эсэсовцы, то брать их очень опасно. Усадьба Камхубеля на холме, и по улице к ней незаметно не подобраться. Там впереди еще мостик, за ним следует повернуть налево, выскочим на луг, а там огородами...

Бобренок взглянул на Функеля доброжелательно.

– А ты говоришь... – толкнул он легонько Толкунова в бок. – Один – эсэсовец, а другой – видишь...

Толкунов шмыгнул носом, и нельзя было понять, признал свою ошибку или нет. А Миша сказал:

– Я знаю дорогу. На лугу возле ручья ивы, там можно оставить машину, а дальше я проведу. Прямо к Камхубелю.

Бобренок мгновенно оценил ситуацию: самое малое – трое эсэсовцев, и их трое – он, Толкунов и Мохнюк. Виктор останется с «виллисом», а этот парень годится только в проводники. Эсэсовцев голыми руками не возьмешь, единственное преимущество розыскников – внезапность. Что ж, другого выхода нет: надо брать.

«Виллис» уже увидели в Штокдорфе, и если вызвать помощь, пройдет какое-то время: эсэсовцы узнают об опасности и могут попытаться вырваться из села. Тогда их не задержать. Приказал:

– Будем брать!

Толкунов, не прощаясь с Функелем, направился к калитке, а Бобренок подал фельдшеру руку. Тот, видно, не ждал этого: уронил секатор и протянул свою нерешительно, однако пожал крепко, и майор почувствовал шероховатость его ладони.

Село, по-видимому, уже знало о появлении советских офицеров: улица словно вымерла – только из-за забора соседней с фельдшеровой усадьбы выглядывали испуганные дети. Бобренок, с трудом подыскивая немецкие слова, спросил у Функеля:

– Боятся нас?

Тот ответил без обиняков:

– А как вы думаете? Знаете, о чем кричали в газетах, да еще и по радио?.. Люди хотели оставить село, но ваши танки прорвались так неожиданно.

Пока Мохнюк переводил, Бобренок думал, что, в общем-то, все закономерно: свыше десяти лет Геббельс долбил им мозги, и слава богу, что остались такие, как Функель. Но уже забыл и о фельдшере, и о тревожных детских глазах за забором. Когда-нибудь все наладится, а теперь не до сомнений, надо взять эсэсовцев из «Цеппелина» и списки, а над остальными проблемами пусть подумают другие.

За ручьем, в ивовых зарослях, Виктор поставил машину так, что и в нескольких шагах нельзя было заметить ее. Толкунов заправил ремешок фуражки под подбородок и внимательно посмотрел на Мишу. Лишь теперь тот, видно, по-настоящему осознал всю серьезность ситуации. Погасив улыбку, он нырнул на тропинку под ивами.

За ручьем потянулся лужок, на нем паслись две привязанные коровы, дальше начинались черные полосы вспаханных огородов. Миша действительно хорошо знал местность. Он взял круто вправо, где тропинка вилась между кустами и можно было незаметно обогнуть село. Юноша пробирался в зарослях впереди офицеров, наконец остановился, раздвинул ветки и поманил Бобренка. Майор выглянул и увидел метрах в ста большой каменный сарай, а за ним крутую черепичную кровлю дома. Недовольно покрутил головой – подходы к усадьбе совсем открыты, немного дальше, правда, смородиновые кусты, и если добраться до них...

Толкунов дышал ему в ухо.

– Проберемся к сараю, а оттуда до дома раз плюнуть...

– А если они в сарае?

– Вроде бы не должны...

– Вроде бы...

Бобренок заметил, что немного правее кустов от сарая тянется глубокая канава. Возможно, по ней спускали из усадьбы сточные воды. Хоть и ненадежное, но все же укрытие. Приказал:

– Я попробую проползти там, видишь, канава за кустами. А вы с Мохнюком прикроете меня. Потом по очереди за мной.

Толкунов одобрительно кивнул.

Бобренок полз, держа автомат в вытянутой правой руке и чувствуя, что весь будто на ладони. Но ничего не случилось, значит, они выбрали единственно верный путь. Впереди канава круто поворачивала – добраться бы туда, чтобы спрятаться. Вдруг короткая автоматная очередь нарушила тишину, и пули просвистели почти над самым ухом. На мгновение Бобренок прижался к земле, может, на полсекунды или даже меньше и сразу сообразил: любая задержка пагубна. До поворота канавы осталось метра три. Уже не скрываясь, Бобренок бросился туда и снова услышал стрекот автомата. Его спасли именно эти полсекунды – пуля лишь обожгла Бобренку руку ниже плеча, а он уже припал к земле, всем телом ощущая ее надежность.

6

Разговор состоялся на вилле под Берном, внешне как будто ничем не приметной, подобной другим, двухэтажной вилле респектабельного поселка, в центре которого поселились люди зажиточные – банкиры, промышленники, владельцы больших магазинов, – считающие себя элитой общества. Одну из этих вилл, подальше от людских взглядов и любопытных глаз агентов разных разведывательных служб, буквально наводнивших нейтральную Швейцарию, и приобрело управление стратегических служб, как несколько велеречиво и не совсем конкретно окрестил американскую разведку ее шеф генерал Донован. Виллу под Берном он, правда, еще ни разу не посетил, там любил отдыхать и назначал конфиденциальные встречи его ближайший помощник и резидент управления стратегических служб в Швейцарии Аллен Даллес. Именно тут начинались секретнейшие переговоры с эсэсовским генералом Вольфом о сепаратном мирном соглашении с западными союзниками. Даллес не любил вспоминать об этом – надо же такое, русские сумели пронюхать о переговорах и все лопнуло, как мыльный пузырь... Но все же комфорт, тишина, бар, полный бутылок с различными напитками, надежная охрана привлекали высших офицеров разведки, и удобные комнаты виллы редко пустовали.

В низком кожаном кресле сидел молодой человек с резкими чертами лица, умными пронзительными глазами. На нем был серый костюм, не совсем новый, но еще элегантный, сшитый у дорогого портного. Он держал в холеных пальцах хрустальный стакан, изредка отпивая виски. Манера его поведения – вежливая, но свободная и даже несколько небрежная, властность жестов и уверенность, с какой вел беседу, свидетельствовали, что он привык играть первую скрипку в самом избранном обществе, знает себе цену и вообще относится к своей персоне вполне серьезно. Его партнер сидел в таком же кресле и пил виски из такого же точно хрустального стакана, был он немного старше человека в сером костюме и официально занимал в разведке более высокую иерархическую ступеньку, но чувствовал себя немного скованно, хоть и старался не выказывать этого – громко смеялся, закинув ногу на ногу, время от времени покачивал ею, с наслаждением затягиваясь дымом настоящей гаванской сигары.

– Иметь с вами дело, Хейс, воистину удовольствие, – сказал человек в сером костюме. – Я прилетел из Парижа ради этой беседы и надеюсь, не придется понапрасну терять время.

Хейс улыбнулся радостно и откровенно, подумав при этом, что его собеседник бессовестно лжет. Однако кто сейчас говорит чистую правду? Особенно в их кругах. А если это сын самого Деллона, у которого небось не меньше миллиарда, ему можно простить любую ложь.

– Мне очень приятно слышать от вас такие слова, Роберт, – снова улыбнулся ослепительно, а про себя решил, что сынки миллиардеров, устроенные родителями в управление стратегических служб и сверх всякой меры исполненные чувства собственного достоинства, никогда не достигнут уровня кадровых офицеров разведки. Но что попишешь! Сильные мира сего потому и называются сильными, что привыкли к повиновению окружающих. Хотя, впрочем, Роберту Деллону нельзя не повиноваться, особенно если учесть совсем уже близкую послевоенную ситуацию. Несомненно, в значительной степени именно от него будет зависеть предстоящее распределение должностей в разведке, к тому же и в концерне Деллона всегда найдется тепленькое местечко для преданного и умного человека.

– Должны обсудить с вами, Дональд, некоторые аспекты нынешнего положения вещей, – сказал Деллон, крепко сжимая наполовину опорожненный стакан. – И наши с вами задания.

Хейс одобрительно кивнул, хотя и привык к чуть ли не ежедневным беседам, посвященным именно этим проблемам: Аллен Даллес несколько злоупотреблял временем своих подчиненных, иногда собирая их для обсуждения не весьма существенных вопросов. Видно, Деллон заметил едва уловимый ироничный блеск в глазах у Хейса, ибо счел нужным добавить:

– Конкретные и ближайшие задания, Дональд. Я слышал, вы установили непосредственные контакты с офицерами РСХА...

Хейс ответил не сразу. Кто его знает, чего хочет от него Деллон и как он на самом деле расценивает деловые отношения с эсэсовцами. Кое-кто и до сих пор в плену старомодных представлений о роли СС в третьем рейхе и считает, что надо строго придерживаться соглашения о денацификации. Правда, Деллона никогда нельзя было заподозрить в ограниченности взглядов, однако...

На всякий случай Хейс ответил уклончиво:

– Не совсем точная информация, Роберт. Всего лишь с одним офицером, к тому же он сейчас, так сказать, в опале.

– Но говорят, он сохранил старые связи, и можно воспользоваться этим.

В этих словах уже ощущался прямой намек. Хейс смерил Деллона внимательным взглядом, отхлебнул из стакана и объяснил:

– Речь идет о секретных документах особой команды «Цеппелина». Списки агентов, заброшенных немцами к русским, в частности в промышленные центры.

Деллон медленно отрезал кончик сигары, не спеша раскурил ее.

– Это очень серьезно, – сказал он, – и мне досадно, что я лишь теперь услышал такую новость.

– Мистер Даллес в курсе, – извинительно пояснил Хейс, – и я не виноват, что упомянутая информация до сих пор не попала к вам.

– У меня нет намерений обвинять лично вас, Дональд, – возразил Деллон. – Итак, документы «Цеппелина»... В какой стадии все это?

– Штурмбанфюрер Краусс, предложивший такую комбинацию, второй день в нашем распоряжении. Под Бреслау, в каком-то имении графа или барона, нас ждут шеф особой команды «Цеппелина» и какой-то русский белогвардеец, выдающийся специалист по документам. Нужен маленький самолет, желательно русский, который смог бы приземлиться там и забрать их.

– И все зависит от самолета?

– Сегодня сообщили: возникли какие-то непредвиденные трудности.

– Глупости, завтра утром при любых условиях самолет будет. Но он сможет взять лишь двоих. Краусс должен лететь туда?

– Без него пилот вряд ли найдет удобное место посадки.

– Шеф команды «Цеппелина» и русский специалист... – сказал Деллон. – Третий – штурмбанфюрер из главного управления имперской безопасности. Кем-то из троих придется пожертвовать.

– Думаю, специалист по документам важнее даже генерала СС.

– Этих чванливых ослов, Дональд, хватает и у нас. Решайте сами: шеф команды или Краусс...

– Я уже думал над этим. Наверно, Краусс... У него огромный опыт, готовил даже покушение на самого русского Верховного Главнокомандующего, и не его вина, что тот агент провалился.

– Слышал об этой акции, – заинтересованно блеснул глазами Деллон. – Вероятно, эти сведения тоже от Краусса?

– Я информировал Аллена, и он сказал, что об этом не стоит докладывать президенту.

Деллон усмехнулся едва заметно: действительно, президенту иногда можно и не знать то, что не должно быть секретом для Деллонов.

– Итак, Краусс, – решил он. – Конечно жаль, нам бы пригодился и тот Кранке. Собственно, эту проблему я и хотел обсудить с вами.

– Но ведь, как я понимаю, его придется убрать.

– Одним эсэсовцем больше, одним – меньше, – махнул рукою Деллон, и Хейс подумал, что это не согласуется с его предыдущим заявлением. Видно, Деллон сам почувствовал это, так как поспешил добавить: – И все же мы обязаны сберечь эсэсовскую элиту, по крайней мере эсэсовских специалистов, вы понимаете, Дональд, сколько поистине способнейших специалистов самых различных профилей работало в СС?

– Догадываюсь.

– Несомненно, большинство будет счастливо сотрудничать с нами.

– Куда денутся.

– Тоже резонно, Дональд. В самом деле, у них нет выхода. Или с нами, или за решетку. Альтернативы нет, и всякий, у кого голова на плечах, не захочет оказаться в тюрьме.

Хейс подумал немного и возразил:

– Однако, Роберт, насколько мне известно, наш президент подписал соглашение о денацификации и преследовании СС. Русские поднимут шум, и не только русские. Мировое общественное мнение в этом вопросе настолько однозначно, что будет трудно...

– А вам не все равно, что станут говорить наши конгрессмены? – перебил Деллон.

– Мне, конечно, все равно, однако эсэсовцев вылавливает армия, и будет нелегко договориться с армейскими офицерами. К тому же эсэсовцев должны судить, надо как-то выполнять приговоры, создавать лагеря... Это не так уж и просто...

– Безусловно, и я прилетел сюда именно для обсуждения некоторых аспектов этого дела. Надо придумать систему, которая поможет нам тайно спасти нужных людей. Таких, как Краусс и этот русский специалист.

– Честно говоря, я еще не думал над этим.

– Но ведь уже завтра появятся первые ласточки. Что делать с ними, куда переправлять? С какими документами?

– Я считаю, что мистер Даллес...

– Даже он не имеет точного представления об этом.

Хейс посмотрел на Деллона обеспокоенно:

– Вы хотите сказать, что наши усилия окажутся напрасными?

– Не совсем, Дональд, но может случиться и такое, если не принять необходимых мер.

– Каких?

Деллон поднялся и подошел к окну. Стоял спиной к Хейсу, разглядывая что-то на улице, внезапно сказал не оборачиваясь:

– Вам, Дональд, придется заняться этим. Прежде всего следует наладить четкий и безопасный путь, которым мы сможем транспортировать нужных нам людей.

– Дело это непростое – понадобятся надежные люди и деньги, возможно, немалые. В зависимости от размаха операции.

– Деньги будут, – заверил Деллон. – Не должны считать центы, когда предполагаются тысячи. Всегда выгоднее купить готового специалиста, чем долго и нудно обучать новичка. А помощников поищите сами, Дональд. Ориентиры, правда, уже есть. Мост, которым будем переправлять нужных людей, проляжет из Германии через Швейцарию, потом через некоторые итальянские монастыри в Южную Америку. Иногда прямо в Штаты.

– Монастыри? – не поверил Хейс.

– Не удивляйтесь, там сидят умные люди. Да и лучшего прикрытия не найдете. Попробуйте разглядеть эсэсовца под сутаной доминиканца!

– В этом что-то есть... – согласился Хейс.

– Завтра получите явки и пароли. Кодовое название операции – «Проект Пейперклип».

– В Швейцарии я знаю владельцев двух пансионатов. Один на границе, другой тут, под самым Берном.

– Надежные?

– Пока платим.

– Договаривайтесь. И учтите еще вот что. Нам нужны люди с опытом и знаниями. Штандартенфюрер или даже генерал СС, если не имеет практики и вообще выскочка, это ноль. Повторяю: в рядах СС много ценных специалистов: врачей, техников, конструкторов... Впрочем, не так уж и важно, принадлежит человек к этой организации или нет. Специалист по ФАУ меня интересует больше, чем эсэсовский фюрер, перед которым тот стоял смирно. У нас достаточно своих генералов и полковников, а вот Браун, слышали о таком, один...

– Конструктор ракет?

– Он сдался нам и, я считаю, получит в Штатах лабораторию. Но ведь у него много помощников, кое-кто затерялся в этой кутерьме, – обвел руками вокруг, будто сидели не в уютном кабинете, а где-то в окопах у Эльбы, – и наша задача – найти их, прочесать лагеря для военнопленных, установить контакты с местным населением. Однако, Дональд, не мне учить вас, как это делается...

Хейс машинально кивнул, сразу выругав себя за это: должен был хотя бы из вежливости возразить Деллону. Но, пожалуй, такие дела решаются при полной откровенности и взаимопонимании.

– Я принимаю ваше предложение, Роберт, – сказал он, смотря Деллону прямо в глаза. – Потому что согласен с вашими идеями – они кажутся мне привлекательными.

– Я ждал именно такого ответа. Итак, завтра начинаем операцию «Проект Пейперклип». Я позвоню генералу Кларку, и вы немедленно получите необходимый самолет. Кстати, где ваш Краусс?

– Тут, в Берне.

– Сегодня должен вылететь во Франкфурт, там наш аэродром, и самолет будет ждать его.

– У вас легкая рука, Роберт, – польстил ему Хейс. – И чувствуется настоящий размах.

– Наследственность, – едва заметно усмехнулся Деллон. – Мы привыкли всегда видеть перспективу.