Текст книги "Марафон длиной в неделю"

Автор книги: Ростислав Самбук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 36 страниц)

– Вы в окно часто смотрите?

Видно, вопрос удивил ее, так как ответила растерянно:

– Вообще, да... Но для чего вам?

– Может, видели: пан Палкив встречается с кем-нибудь на улице? Или ожидал тут его кто?

– Нет, пан такой солидный, важный даже. – Девушка улыбнулась весело, не очень-то одобряя неприступность своего соседа. – Ходит, будто жердь проглотил.

Толкунов вздохнул и последовал за майором, однако девушка остановила их.

– Когда же... – спросила она смущенно, – когда ожидать ваших офицеров?

Бобренок вдруг понял, что вводить в заблуждение эту наивную девушку негоже, решил сегодня же связаться с комендатурой и пообещал уверенно:

– Завтра или послезавтра.

Не успел майор постучать в дверь Валявской, только поднял руку, как она распахнулась и полная, седая и непричесанная женщина появилась на пороге, заслонила своим тучным телом вход в квартиру и спросила коротко и отрывисто:

– Кто?

– Из военной комендатуры, – так же коротко ответил Бобренок.

– В чем дело?

– Расквартировываем людей.

– Я занимаю одну комнату.

– Прошу извинить, – коснулся козырька майор. – А ваши соседи?

– У них и спрашивайте! – Старуха с грохотом захлопнула дверь под самым носом у офицеров, но Бобренок был уверен, что не ушла, а стояла в передней, ожидая, как среагируют на ее выходку военные.

Майор переглянулся с Толкуновым и нарочно громко рассмеялся:

– Ну и ну! – сказал так, чтоб старуха услышала: – Потопали, капитан, дальше, должны поселить еще пятерых. – И направились к дверям Палкива, уверенные, что Валявская подглядывает за ними в замочную скважину.

Штунь открыл им и невольно потянулся к майору, но Бобренок остановил его предостерегающим жестом и спросил:

– Кажется, эта квартира двухкомнатная?

– Точно.

– Можно посмотреть?

Когда замок щелкнул за ними, Бобренок похлопал Юрка по плечу и, приглушив голос, сказал:

– Сейчас мы поднимемся на третий этаж. Учти, тебе стоит установить контакт с Валявской. Бывшая владелица дома, однокомнатная квартира напротив. Хитрая старуха и, вероятно, кое-что знает. Приблизительно через час пойдешь устраиваться на работу. Зайдешь на кондитерскую фабрику, там тебе, конечно, откажут: пока что нет сырья, да и немцы вывели из строя машины. Потом поедешь на паровозовагоноремонтный завод. Знаешь где?

– Какой же львовянин его не знает?

– Начальник отдела кадров предупрежден. Тебя зачислят учеником слесаря.

– Но ведь я же никогда...

– Учеником, ясно?

– Да.

– Работай, как все. Старательно, да поглядывай вокруг внимательно.

– Понятно.

– Будешь по городу идти, тоже присматривайся. Если увидишь «хвост», не обращай внимания. Вечером позвонишь.

– Позвоню.

Бобренок шумно открыл дверь и сказал Толкунову громко, чтобы пани Валявская обязательно услышала:

– Здесь можно двоих поселить.

– Да, квартира удобная, – согласился капитан, и они стали подниматься на третий этаж.

Штунь подождал несколько минут, потом с деловым видом постучал к Валявской.

– Кто? – услышал он из-за дверей.

– Ваш новый сосед.

Женщина, помолчав немного, открыла. Однако в квартиру не впустила.

– Так что надо? – спросила она, внимательно разглядывая юношу.

– Не смогла бы пани одолжить мне утюг?

Валявская помахала у него под носом толстым, словно обрубленным пальцем с черным полумесяцем ногтя.

– Много вас тут... – бросила она презрительно и попятилась с явным намерением закрыть дверь. Но внезапно ей в голову пришла какая-то мысль. Бросив на Юрка быстрый взгляд, сказала: – Я видела, ты мешок привез. С чем?

– Продуктов мама дала.

– Каких?

– Сала немного, хлеба, картошки...

Валявская с шумом втянула в себя воздух, словно почуяла уже запах сала, и заявила твердо:

– Принесешь десяток картофелин, тогда получишь утюг на десять минут.

– Вы хотите?.. – смутился юноша.

– Уши у тебя есть? Утюг электрический и портится, должно же быть мне какое-то возмещение.

– Принесу... – переступил с ноги на ногу Юрко.

– Что же ты стоишь?

– А утюг?

– Раньше картошку.

– Минутку...

Юрко взял десяток картофелин еще из запасов Сороки. Валявская стояла в дверях и смотрела, что несет сосед на газете, перещупала каждую картофелину, бурча:

– Отобрал самые маленькие.

– Имейте совесть, пани.

– Ну, хорошо, заходи. – Она отступила, пропуская его, и указала на антресоли в передней: – Там утюг, достань. – Принесла табуретку, хотела подставить юноше, но, видно, передумала, потому что, кряхтя, полезла сама.

– Я достану... – попытался остановить ее Юрко, однако старуха лишь отмахнулась. Долго копалась, перебирая какие-то вещи, и наконец вытащила утюг. – Если задержишь больше четверти часа, – предупредила она, – еще десяток бульб.

– Побойтесь бога...

– Я-то боюсь, а вот люди совсем обнаглели.

Юрко взял утюг, но не ушел. Подал Валявской руку, помогая слезть. Это, вероятно, ей понравилось, так как она немного смягчилась и спросила:

– Ты как, надолго?

– Хочу пойти работать.

– Куда?

– А на завод.

– Дядя устроит?

– Что-то второй день его нет...

– Вернется.

– Но я волнуюсь.

– Ну, хорошо, – подтолкнула его старуха к двери, – иди, а то мне некогда тут тары-бары разводить.

Юрко поставил утюг на перевернутую тарелку и задумчиво следил, как нагревается. Гладить нечего было, имел лишь одну рубашку и белье на себе. Поплевал на палец, коснулся раскаленного железа. Зашипело. Подумал: ну, чего добился от старой карги? Ничего... Хитрая проныра, жадная и недоверчивая...

Выключил утюг, дождался, пока немного остынет, прихватил кусочек сала и пошел к Валявской. Старуха, едва приоткрыв дверь, протянула руку за утюгом, но Штунь показал ей лежащее на ладони сало и сказал:

– Прошу вас, пани, угощайтесь.

Старуха распахнула дверь, взглянула с сомнением и спросила:

– Мне?

– Угощайтесь, говорю.

– А чего это ты такой добрый?

– Ведь у меня еще есть.

– Ну и дурень. Тут не село, а большой город, на всех не наберешься. Себя знай, никто о тебе не позаботится.

Штунь в душе не совсем согласился с Валявской, но возражать не стал. Кивнул в знак согласия и спросил:

– А дядя мой и раньше вот так пропадал?

– Не беспокойся, никуда не денется.

– Все же тревожно как-то, говорят, в городе банды...

Валявская понюхала сало с явным удовольствием, видно, этот приятный запах настроил ее благодушно, потому что, понюхав еще раз, ответила:

– Загулял, наверное, пан Палкив. Мужчина он еще не старый и видный!

– Куда ему! – махнул рукой хлопец. – За сорок...

– Ты, парень, в сорок совсем по-другому будешь говорить.

– Не думаю.

– Молодые все такие самоуверенные... – вздохнула Валявская.

– А дядя вам ничего не сообщал?

– Кавалерские дела у него... Завел твой дядюшка славную молодицу...

– А-а, не верю...

– Сама видела: красивая и на велосипеде ездит.

– Может, они просто случайно встретились.

– Э-э, нет, меня не проведешь. Ничего еще молодица, лет под сорок. Они трижды в скверике на одной скамейке сидели, вот тебе и случайность...

– Почему бы и нет?

– Это у вас в селе хлоп с хлопом трижды в день здоровается, а тут всю жизнь проживешь и родную мать не встретишь.

– Но ведь мой дядя такой рассудительный!..

– Ты меня слушай, молодичка и в самом деле славная, смотри, как бы его совсем не обкрутила. Да уж, видно, поздно, – засмеялась она злорадно. – Так говоришь, второй день пропадает?

– Второй.

– И богатая, видать, молодица, – завистливо вздохнула старуха. – Велосипед-то какой у нее, весь блестит, с причиндалами всякими. Везет же людям!

– Красивая она, значит?

– И одета хорошо. Синяя косынка и кофта вязаная. Чистая шерсть.

– Неужто и это заметили?

– Я чистую шерсть за полкилометра разгляжу.

– И видели, как дядя разговаривал с этой женщиной?

– Хитрые они... – покачала своим коротким пальцем пани Валявская. – Но меня вокруг пальца не обведешь. – Палец ее застыл в воздухе, словно символизируя убежденность старухи. – Сидят, вроде чужие, но переглядываются, будто голубки, и пан Палкив что-то передал ей.

– А-а... – Юрко хлопнул себя по лбу, – кажется, я знаю, кто это! Жена дядьки Захара из нашего села. Кофта еще у нее розовая, хорошая кофта, у немцев купила.

– Глупости, – возразила Валявская, – не розовая у нее кофта, а голубая. Синяя косынка и голубая кофта. Посидела немного с паном Палкивым, села на велосипед и уехала.

– Куда?

– А тебе зачем?

– Так дядя же исчез!

– Вернется... – Валявская еще раз понюхала сало, подняла взгляд на Штуня и велела: – Иди уже, а то и так с тобой заболталась. – Валявская бесцеремонно закрыла перед ним дверь, но Юрко не обиделся. Постоял немного, раздумывая, нельзя ли как-то перехватить Бобренка с Толкуновым, когда станут выходить из дома, но все же отказался от этой идеи. Ведь он знал телефон Карего и немедленно воспользовался этим. Ответил адъютант, начал выпытывать, откуда и зачем, но, сообразив, кто звонит, связал Штуня с полковником.

– Спасибо, – поблагодарил тот, выслушав внимательно. – Очень ценная информация.

– Что мне делать?

– Как условились.

Штунь положил трубку, немного разочарованный. Надеялся, что его привлекут к розыску женщины в голубой кофте, а тут – «как условились»... Сопел от огорчения и не знал, что Карий в это время приказывал адъютанту:

– Немедленно поставьте в известность комендатуру города, органы государственной безопасности и милицию. Разыскивается женщина лет под сорок, красивая, в синей косынке и голубой кофте, ездит на женском никелированном велосипеде. Если увидят такую, пусть немедленно сообщат нам. Женщину не задерживать, ограничиться наблюдением.

9

Гаркуша лежал в гамаке и смотрел, как Федор подшивает к гимнастерке накрахмаленный льняной подворотничок.

– А ты пижон, Федор, – заметил Гаркуша лениво и плюнул на пожелтевшую траву.

– Не пижон, а аккуратист, – возразил Федор, не отрываясь от работы.

– Пойдешь к рыжей?

– Пойду.

– А я позволил?

– Позволишь.

– А если нет?

– Все равно пойду.

Гаркуша приподнялся в гамаке.

– Ну ты, – прошипел с угрозой, – мальчишка! Кто тут старший? Разотру и не замечу!

– Не надо, – равнодушно ответил Федор. – Не кипятись и выпусти пар.

– Все словно взбесились: вчера Палкив, сегодня ты...

– Прошу меня с тем старым чмуром не равнять.

– А что остается?

– Неужели, думаешь, мне собственной головы не жаль?

– Не у каждого она варит.

– Но ведь у тебя было время убедиться!

– Да было, – как-то сразу остыл Гаркуша.

– Нам с людьми сходиться надо, – назидательно сказал Федор. – Что без них сделаем? А Людка в офицерской столовой обретается – кто про сто двадцать седьмую дивизию болтнул?

– Приятное с полезным, – хохотнул Гаркуша. – А она девка аппетитная, передавай привет. Хорошо бы встретиться на днях, пусть пригласит подругу. И как ты их зауздываешь?

– Хочешь, познакомлю с одной?

Гаркуша чуть не засопел, предвкушая удовольствие, но осторожность взяла верх:

– В другой раз. Нам вдвоем разлагаться негоже, опасно, скажу я тебе.

– Один спит, другой сторожит.

– Лучше не скажешь.

– Скорее бы кончить тут.

– Тут кончим, в другое место бросят.

– Да, влипли мы с тобой.

– Гитлер новое оружие обещает.

– Единственная надежда. Но посмотришь, какая тут силища прет, жутко делается.

– Да брось. Я эту силу собственными руками уничтожу.

Федор посмотрел на жилистые и сильные руки Гаркуши – такие могут горло перервать. Но что такое руки? Сказал, искоса поглядывая на шефа:

– Нам с тобой пути назад отрезаны. Ты, говорят, в зондеркоманде на Кубани баловался, а я был полицаем на Волыни. Если бы не акции! – вздохнул. – Мы под Луцком два села сожгли и постреляли – считать не хочется. Знать бы... Ну, какого черта в полицию сунулся?

– У меня с большевиками свои счеты. – Гаркуша закатал рукава гимнастерки и сжал тяжелый кулак. – Они у батьки землю забрали, мироедами нас обозвали, можно это простить? Спрашиваю тебя, можно?

– А я земли не имел и не нюхал, – беззаботно усмехнулся Федор. – На фиг мне земля, лишь бы жизнь веселая. Я за веселую жизнь и убить могу.

– Дурак! – свирепо выдохнул Гаркуша. – Земля – то власть, а власть – превыше всего.

– Я в эту землю скольких положил!.. «Та-та-та-та». – Он показал, как скашивал автоматными очередями. Вдруг умолк, лицо стало серьезным. Спросил: – Сколько танков на Самбор прошло?

– Зачем тебе?

– А ты не придуривайся, скоро в Карпатах фронт прорвут, а там – Европа.

– Вот ты о чем!

– Как фронт назад перейдешь?

– Мы с тобой сколько переходили?

– Дважды.

– И в третий раз перейдем.

– А если нет?

– Что же ты предлагаешь?

Федор отложил гимнастерку, сказал рассудительно:

– Что, если нам, товарищ майор, и тех, и других в дураках оставить?

– Как?

– Немцам – амба, документы у нас пристойные, скоро война кончится...

Гаркуша задумался, видно, подобные мысли и ему не давали покоя.

– Нет, – сказал наконец резко, – еще не все потеряно, и большевиков в Европе остановят. Точно остановят, и я, пока могу, буду способствовать этому. И тебе не советую иначе, – пригрозил он, – а то знаешь...

– Да знаю, – отмахнулся Федор. – Я для нашей с вами общей пользы – о перспективе, так сказать, забочусь.

– Пока не все потеряно, – подвел итог Гаркуша, – должны биться.

– Так бьемся же!

Гаркуша взглянул на свежий подворотничок, подшитый Федором, губы его скривились в усмешке.

– Сегодня вечером особенно!

– Сегодня – профилактика.

– А завтра пойдешь...

– В Залещицкий лес? – не смог скрыть неудовольствия Федор.

– Нет, завтра к пани Грыжовской.

– Не хочется мне туда подаваться, и ведь тайник в лесу, наверно, заполнен.

– Никуда не денется.

– Машинист на горячем месте, информация у него всегда свежая.

– Завтра передадим городскую. Все в один котел тоже ни к чему, пусть начальство думает: у нас нелегко... В одной шифровке все новости сообщим, что потом передавать?

– Будет день, будет и пища.

– Завтра днем пойдешь к пани Грыжовской, – приказал строго Гаркуша. – И смотри, будь начеку.

– Наша пани любому мужику сто очков вперед даст! – с оптимизмом воскликнул Федор.

– Пани серьезная, – согласился Гаркуша. – Скажешь ей, что на той неделе в эфир выходить будем через день – поток информации растет.

Федор почесал затылок.

– Залещицкий лес беспокоит меня, – признался он. – Далеко, и связь ненадежная.

– Что предлагаешь?

– Нет предложений.

– А если нет, чего скулишь?

– Удивительно, знаете ведь, на что я способен, а такие слова... Гавкаю, скулить давно разучился.

– А ты не гавкай, а подгавкивай. Начальству это нравится.

Федор взглянул на Гаркушу так, что можно было понять: их мысли по поводу начальства не совсем совпадают. Но спорить не стал. Сказал только, будто и некстати:

– Не дает мне покоя тот шофер...

– Пожалел?

– Тоже скажете... Просто вроде занозы.

– Ничего, – махнул рукой Гаркуша, – на бандеровскую группу спишут, и концы в воду. Вот что, – насупился он, – пойдешь в Залещицкий лес, осмотрись там как следует. Осторожно, потихонечку, за болотцем большую поляну обойди: если энкавэдистская засада, обязательно заметишь.

– Заметишь!.. – покачал головой Федор. – Помните, когда фронт под Житомиром переходили?..

– Сами виноваты, недоглядели, – возразил Гаркуша. – Слава богу, обошлось.

Федор невольно пощупал рубец на левом боку, зябко поежился: немного левее – и лежать бы где-то под соснами на берегу Тетерева.

– Да, недоглядели, – согласился он и подумал, что это – урок на будущее.

10

Старший лейтенант Павлов в сопровождении двух солдат с автоматами шел по улице Пелчевской.

Народу на улице мало, редкие прохожие почтительно уступали дорогу патрулю, некоторые (Павлов замечал это) заранее переходили на другую сторону улицы. У старшего лейтенанта иногда даже возникало желание подозвать такого беглеца и проверить документы, но он помнил инструкции коменданта города о вежливости и лояльности в обращении с гражданским населением, напуганным фашистской оккупацией.

Из переулка вышли двое офицеров, один с желтым чемоданом. Павлов остановил их. Проверяя документы, с удовлетворением заметил, как выступили из-за спины солдаты с красными повязками на руках.

Хорошие парни, тот, что справа, сержант, полковой разведчик, на его счету не один «язык», и на него можно положиться, как на каменную гору. Другой, правда, совсем еще зеленый, только-только научился стрелять, но, видно, толковый, вон как повторяет движения старшего товарища, положил руку на приклад ППШ, приготовил оружие.

Павлов внимательно просмотрел офицерские книжки, командировочные распоряжения и возвратил документы: все в порядке, можно идти дальше.

Офицеры откозыряли и отправились своей дорогой, спокойно, не оглядываясь, и у Павлова отлегло от сердца.

Мимо патруля, громыхая, проехал трамвай. Трамваи ходили редко, но в это время были почти пустые.

Следом за трамваем проехал пароконный воз, запряженный одним битюгом, воз с горой нагрузили мешками, но конь тянул его легко, будто совсем не чувствовал тяжести.

Павлов с завистью глядел на лошадь. Не битюг, а трактор, его бы в их леспромхоз под Минусинском, вот потаскал бы бревна...

Снова патруль двинулся по тротуару, сзади послышался далекий звон трамвая, Павлов оглянулся и увидел на мостовой женщину на велосипеде.

Старший лейтенант остановился резко, сержант натолкнулся на него и ткнул автоматом в бок. Павлов отстранил его рукой, чтоб лучше видеть, но в этом уже, собственно, не было потребности, потому что в этот момент как раз мимо него вдоль трамвайной линии ехала женщина в синей косынке и голубой кофточке.

Видно, это была та женщина, о которой говорил комендант города. Точно она... Велосипед, как и предупреждали, блестит никелированными деталями, женщина красивая и средних лет, а главное – синяя косынка и голубая кофта...

Павлов рванулся, чтобы задержать, по крайней мере преградить путь женщине, но вовремя вспомнил приказ коменданта: никакой самодеятельности, только проследить, куда едет и куда войдет, – очень важно ничем не выдать, что патруль заинтересовался ею, лишь проследить и немедленно дать знать в комендатуру.

Павлов положил сержанту руку на плечо.

– Видишь? – указал глазами на велосипедистку.

– Конечно, – ответил тот спокойно, для Павлова даже чересчур спокойно, – это про нее говорил полковник.

– Я за ней, – нервно выдохнул старший лейтенант, – а вы с ним, – кивнул на солдата, – бегите к телефону. Второй квартал налево – там воинская часть, сообщите коменданту, что я слежу за женщиной в синей косынке.

– Может, я с вами? – предложил сержант.

Вероятно, Павлову следовало согласиться с этим предложением, но азарт охотника уже охватил его, и он, гневно сверкнув глазами, бросил коротко:

– Выполняйте!

Видно, сержант хотел что-то сказать, однако пересилил себя и, отчеканив «есть», поспешил за солдатом назад к повороту.

А женщина в синем платке уже отдалялась...

Старший лейтенант, глядя ей вслед, лихорадочно соображал, как не упустить велосипедистку.

К остановке, дребезжа, приближался трамвай. Павлов вскочил на переднюю площадку, заглянул в кабину водителя, пожилого, седоусого человека в форменной фуражке. Его взгляд был утомленным и хмурым, но глаза умные и какие-то напряженные, будто пытаются проникнуть Павлову в душу. И старший лейтенант решился.

– Комендантский патруль! – сказал кратко, но весомо, и эти слова прозвучали как приказ выполнять все его распоряжения.

– Слушаю вас, пан офицер.

– Видите ту женщину на велосипеде? В синей косынке!

– Почему же не вижу?

– Догоните!

Вагоновожатый на что-то нажал, что-то покрутил, и трамвай двинулся. Они догоняли женщину медленно, старый вагон дребезжал, будто жаловался на свою судьбу, однако велосипедистка ехала небыстро, и скоро они настигли ее.

– Что теперь? – спросил вагоновожатый.

– Перегоняйте.

Приближалась очередная остановка, и Павлов приказал высадить и взять пассажиров. Женщина в синей косынке за это время снова опередила трамвай. Они двинулись вслед за ней и снова обогнали. Старший лейтенант уже в третий раз видел ее вблизи, кажется, запомнил на всю жизнь, она же, безусловно, ничего не подозревала, так и ехала, не поднимая глаз.

Трамвай снова приближался к остановке. Старший лейтенант вдруг увидел: женщина повернула в переулок. Он выскочил из вагона на полном ходу, даже не попросив вагоновожатого притормозить, не попрощавшись и не поблагодарив, – думал только о женщине в синей косынке, видел только ее, и ничего на свете больше не существовало для него.

Добежал до угла вовремя – женщина уже вела велосипед по тротуару к парадному трехэтажного дома. Она не оглянулась, и Павлов с облегчением констатировал, что велосипедистка его не заметила.

Только теперь старший лейтенант догадался снять с рукава красную повязку комендантского патруля. Прошелся под домом. С двух сторон к нему плотно прижимались двух– и четырехэтажные строения, но ведь мог быть еще двор и еще один выход...

Павлов заглянул в парадное – тишина, словно никто тут и не живет. Проскользнул к лестнице. Несколько ступенек вели на первый этаж, справа от входных дверей опускались в подвал, кажется, там был также выход во двор.

Старший лейтенант на цыпочках спустился по ступенькам, нажал на дверь, она легко поддалась, и он очутился во дворе. Нескольких секунд хватило, чтобы убедиться, что это не двор, а обнесенный глухим каменным забором садик. Запущенный, неухоженный – две или три яблони росли тут и сиреневые или жасминовые кусты, старший лейтенант не очень-то разбирался в этом. За одним кустом Павлов заметил калитку – она выходила на параллельную боковую улицу) но калиткой давно никто не пользовался: тропинка к ней заросла травой, а замок заржавел.

Прежде чем выйти из дома, Павлов с минуту постоял в парадном, прислушиваясь. Тишина, ни звука. Но вот что-то громыхнуло на верхнем этаже, открылись двери, и старший лейтенант поспешил выскользнуть на улицу. Шел к углу Пелчевской под самой стеной, чтобы женщина в синей косынке не заметила его из окна. Пересек проспект и занял удобную позицию за толстенным каштаном – отсюда видны парадное и каменный забор садика, выходившего в соседний переулок. Если бы женщина с велосипедом оставила дом, обязательно заметил бы ее.