Текст книги "Желтый билет"

Автор книги: Росс Томас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)

Кандидат провел рукой по волосам, которые за прошедшие восемь лет заметно поседели.

– Он пришел, и тут выяснилось, что он проанализировал ситуацию за период с момента написания докладной записки по сегодняшний день, хотя никто и не просил его об этом. И этот дополнительный анализ выглядел не просто мрачным. Он предвещал катастрофу. Если он соответствует действительности, то в первую неделю сентября начнется забастовка государственных работников десяти крупнейших городов страны. И мне нет нужды напоминать вам, что через два месяца после этого наступит второе ноября, день, на который намечено довольно важное мероприятие, это подтверждает то, что известно тебе, Харви?

– Практически полностью, только мне кажется, что забастовка начнется не в десяти городах, а в двенадцати.

– Господи, – вздохнул кандидат. – Почему ты так решил?

– Я только что прилетел из Сент-Луиса. Забастовка там неизбежна. Переговоры зашли в тупик, и профсоюз не отступает ни на шаг. Во всяком случае, мне так сказали.

– А чего они хотят?

– Для начала – четырехдневную рабочую неделю. На десерт – двадцатипроцентное повышение жалованья.

Кандидат взглянул на Корсинга.

– Ты об этом знал?

– Частично, – кивнул Корсинг.

– А как в других городах? – спросил меня кандидат.

– Действие развивается по единому плану. После исчезновения Арча Микса профсоюз нанял двести новых сотрудников.

– Двести?

– Да. Они разъехались по всей стране и первым делом вышибли с работы местное профсоюзное руководство в дюжине крупнейших городов. У них полно денег. Они покупают тех, кого нужно, дают взятки, а если это не помогает, прибегают к силе. Исходя из того, что я видел в Сент-Луисе, настроены они очень решительно. После того как профсоюзное руководство куплено на корню или заменено более сговорчивыми личностями, они берут переговоры с муниципалитетом под свой контроль. А раз они выставляют заранее неприемлемые требования, значит, им нужна забастовка.

Кандидат кивнул.

– Ты уверен насчет взяток и насилия?

– В Сент-Луисе да. Мой напарник выясняет, что делается в Чикаго, Филадельфии, Нью-Йорке. Возможно, он заглянет и в Балтимор. Завтра он должен вернуться в Вашингтон.

– Я его знаю?

– Конечно. Это Уэрд Мурфин.

Кандидат хотел что-то сказать, но открылась дверь, и женщина лет двадцати двух внесла большой поднос, прикрытый белой скатертью. Джек, молодой человек с остекленелым взглядом, следовал за ней по пятам.

Она опустила поднос на столик, затем расстелила скатерть.

– Как самочувствие, Джун? – спросил кандидат, заботясь о каждом лишнем голосе.

– Отлично, сэр, – улыбнулась женщина.

Она поставила пиво передо мной и Корсингом и бутылку минеральной перед кандидатом. На подносе остались три тарелки с гамбургерами и хрустящим картофелем.

Кандидат передал нам тарелки и откусил кусок своего гамбургера. Как только он начал жевать, Джун и Джек повернулись и направились к двери. Я отпил пива.

– Я говорил с Мини, – сказал кандидат, прежде чем отправить в рот второй кусок.

– И что он об этом думает? – спросил Корсинг.

– Он подтвердил, что каждый профсоюз имеет право действовать самостоятельно. Это записано в уставе. И добавил, не для печати, что отношения АФТ-КПП с ПГР и при Миксе были достаточно напряженными, а после его исчезновения вконец испортились. Он сказал, что ничего не сможет предпринять, не получив официальной жалобы, а если таковая и поступит, он, скорее всего, не даст ей хода.

– Если б он что-нибудь сделал, ПГР тут же вышел бы из объединения, – заметил я. – И АФТ-КПП потеряло бы наиболее быстро растущий профсоюз. Как я слышал, в год число его членов увеличивается на девяносто тысяч.

– Этого не случится, – кивнул кандидат. – Так вот, после разговора с Мини я обратился к одному моему сотруднику, который раньше поддерживал тесные связи с ПГР. С Миксом у него были прекрасные отношения. Он пошел к их новому президенту, чернокожему господину… э…

– Гэллопсу, – подсказал я.

– Да, Гэллопсу. Уорнеру Би Гэллопсу. Мой сотрудник спросил, что происходит, и попытался объяснить, что в случае забастовки государственных работников в десяти крупнейших городах страны мои шансы на избрание в президенты будут равны нулю.

– И что ответил Гэллопс? – спросил я, откусывая гамбургер. Он оказался совсем холодным.

– Ну, сначала он кое-что сказал, а затем кое-что сделал. Во-первых, он предложил моему сотруднику не совать нос в чужие дела, а во-вторых, выбросил его из своего кабинета.

– Буквально? – удивился Корсинг.

– Близко к этому.

Я положил в рот горстку хрустящего картофеля. Его тоже не удосужились подогреть.

– Ситуация критическая, – сказал я.

Кандидат кивнул, доел гамбургер, вытер пальцы о бумажную салфетку и достал из нагрудного кармана рубашки сложенный лист бумаги. Развернул его и надел очки.

– Вот результаты последнего опроса общественного мнения. Сорок шесть против сорока четырех, двенадцать еще не определились. Сорок четыре процента за меня. На один больше, чем неделю назад. То есть моя популярность растет и достигнет максимума в последнюю неделю октября. Так, как и должно быть, не правда ли, Харви?

– Идеальный случай, – кивнул я.

– Но если Гэллопс начнет эти забастовки, можно не волноваться о популярности, не так ли?

– Какие уж тут волнения, – ответил я. – В этом случае можно готовить речь о признании своего поражения. Я бы рекомендовал что-нибудь остроумное и колкое, как у Стивенсона в пятьдесят втором году.

Кандидат бросил в рот горсть хрустящего картофеля и начал жевать. Казалось, что он голоден. Возможно, он находил в еде покой и утешение. Еще не прожевав, он посмотрел на Корсинга, потом на меня.

– Вы сами знаете, какой будет реакция избирателей на эти забастовки. Мне не нужно объяснять вам, что чувствуют избиратели, когда бастуют учителя, полицейские, сборщики мусора, медицинский персонал и так далее. Вам понятно, не так ли, в каком настроении придут они второго ноября на избирательные участки, если два месяца никто не будет вывозить мусор или, того хуже, если у кого-то из них знакомый или родственник умрет, потому что его не взяли в больницу. Или их ребенок или ребенок соседей попадет под машину, переходя улицу по дороге из школы, потому что государственный работник, призванный следить за безопасностью движения, участвовал в забастовке. Вам, должно быть, ясно, кому отдадут голоса избиратели в случае забастовки?

– Естественно, – ответил я.

– Но я все-таки скажу. В больших городах мы окажемся не у дел, а они придут к власти.

– В этом можно не сомневаться, – добавил Корсинг.

– Хорошо, – кивнул кандидат. – Кто организует забастовки?

– Это просто, – заметил я. – Узнайте, что случилось с Арчем Миксом, и вы, возможно, выясните имена истинных организаторов забастовки.

– От ФБР толку мало, не так ли?

– Мало, – кивнул я. – Просто никакого толку.

– Ты будешь есть картофель?

– Нет.

– Хорошо, – он наклонился, взял три или четыре ломтика и положил их в рот. – Гэллопс должен все знать.

– Совсем не обязательно, – ответил я. – Его могут использовать как инструмент.

– Что же он, не понимает, что говорит?

Я пожал плечами.

– Возможно, ему кто-то платит. А может, его снедает честолюбие. Представьте, первого сентября Гэллопс приходит к вам и говорит: «Забастовки не будет, если вы сделаете меня министром труда».

Кандидат не сразу отметил этот вариант. Подумав, он потянулся за оставшимся на моей тарелке картофелем.

– Если о нашем разговоре узнают за пределами этой комнаты, я от всего откажусь, но, назови он такую цену, я бы мог согласиться.

– Думаю, вас за это никто не упрекнет, – заметил я. – Но мне кажется, что он к вам не придет. Я думаю, кто-то направляет Гэллопса.

– Они? – спросил кандидат.

– Нет, – ответил Корсинг. – Они на такое не пойдут. Они хотят, чтобы все забыли об Уотергейте.

– Если б я не знал, что это невозможно, – сказал кандидат, – то предположил бы, что некоторые психи из ЦРУ взялись за старое.

– А как насчет мафии или как там ее теперь называют? – спросил я.

Кандидат задумался.

– А какая им выгода?

– Грабеж среди бела дня. Муниципалитеты оставят их в покое и позволят действовать не таясь в обмен на гарантию нормальной работы городских служб.

– Доказательства?

– Никаких.

Кандидат покачал головой.

– Если хотите, называйте это навязчивой идеей, но я думаю, что ставки гораздо выше. На карту поставлено президентское кресло.

– Как, по-вашему, кто это может быть? – спросил я.

Кандидат вновь покачал головой.

– Понятия не имею. А ты?

– У них много денег, – ответил я, – хотя, возможно, не все они знают, на что идут эти деньги. Или не хотят знать.

– Похоже на заговор, – сказал кандидат.

– Кажется, да.

– Ты представляешь, кто это может быть?

– Возможно, – ответил я, – но это все, что я могу сказать.

– То есть заговор может существовать?

– Я не уверен даже в этом.

– Ну хоть намекни.

– Не могу.

– Харви!

– Да?

– Если ты поможешь предотвратить эти забастовки, я буду тебе очень признателен.

– Хотелось бы надеяться.

– Ты согласился бы стать пресс-секретарем Белого дома?

– Даже не знаю, – ответил я. – Скорее всего нет.

Глава 20

Высадив сенатора Корсинга около Дирксен Билдинг, я нашел телефон-автомат и позвонил Ловкачу. На этот раз мне сказали, что он должен вернуться к четырем. Я посмотрел на часы. Без двадцати два. Подумав, я раскрыл телефонную книгу и нашел нужный мне номер. А затем позвонил Дугласу Чэнсону. С явной неохотой он согласился уделить мне десять минут, при условии, что я приеду к нему ровно в два.

Если б мне пришлось каждый день являться на службу, а такое я могу представить лишь в кошмарном сне, который вижу два или три раза в месяц, я предпочел бы работать в конторе, похожей на ту, что принадлежала Дугласу Чэнсону на Джефферсон Плейс, улице длиной в один квартал, между Восемнадцатой и Девятнадцатой, к северу от М-стрит.

В этом тихом квартале преобладали трехэтажные, прячущиеся в тени деревьев, ярко окрашенные дома с множеством отполированных медных табличек, скромно сообщавших всем желающим фамилии работающих здесь специалистов. Среди них было немало юристов, но на некоторых табличках профессия не указывалась, и мне нравилось думать, что эти люди занимаются какими-то таинственными и, быть может, даже нечестными делами.

Такая табличка принадлежала «Дуглас Чэнсон Ассошиитс», и висела она над кнопкой звонка на стене трехэтажного, выкрашенного в густой кремовый цвет дома. Я толкнул дверь, она не поддалась, поэтому пришлось позвонить. Послышалось жужжание ответного звонка, я вошел и оказался в просторном холле перед молодой стройной зеленоглазой женщиной с каштановыми волосами.

Она посмотрела на меня, затем на часы.

– Вы, должно быть, мистер Лонгмайр?

– Совершенно верно.

– Вы пришли рано.

– Прийти рано – значит прийти вовремя, – назидательно сказал я.

– Прийти рано означает, что вам придется подождать, – ответила женщина. – Вот. Заполните это, – она пододвинула ко мне пустой бланк.

Я взял его со стола. От меня требовалось написать свое имя, имя моей супруги, род занятий, место работы, домашний адрес, домашний и служебный телефоны и номер страховки.

Я положил бланк перед женщиной.

– Меня зовут Харви Лонгмайр. И я не ищу работы.

– Неважно. Мистеру Чэнсону могут потребоваться эти сведения.

– Мой адрес – почтовый ящик, до востребования, номер моего телефона не внесен в телефонную книгу, я не помню номера страховки, и на этой неделе я числюсь пасечником.

Она улыбнулась:

– К нам нечасто заглядывают пасечники. А чем вы действительно занимаетесь?

– Вас это интересует?

– Очень.

– Стараюсь ничего не делать.

– И это приносит доход?

– Не слишком большой.

– Но достаточный для того, чтобы угостить меня коктейлем в «Эмберсе», скажем, в половине шестого?

– А почему бы не в шесть у меня дома? Вам понравится моя жена. Ее зовут Гекуба.

Она вновь улыбнулась.

– Ну, я сделала все, что могла, – она сняла трубку и нажала кнопку. – Пришел мистер Лонгмайр, пасечник. – Послушав, она добавила: – Он назвал себя пасечником, а не я, – опять последовала пауза. – Хорошо, – и она положила трубку. – Проходите, – она указала на двойные раздвигающиеся двери.

Я направился к ним, когда женщина спросила:

– Вы пошутили насчет Гекубы, не так ли?

– Отнюдь, – ответил я. – Ей дали это имя в честь первой жены ее дяди Приама.

Когда я входил в дверь, она записывала мои слова на чистом бланке. К моему удивлению, я оказался не в кабинете, а в некоем подобии холла английского клуба начала столетия. Несмотря на август, в камине потрескивали поленья, и я не сразу понял, почему мне хочется подойти и погреть руки. Но потом вспомнил, что с помощью кондиционера не сложно поддерживать комнатную температуру на уровне пятнадцати-семнадцати градусов.

Письменного стола я не заметил, лишь библиотечная конторка стояла у стены, обшитой темными панелями. Портьеры темно-фиолетового бархата, толстый розовато-лиловый ковер на полу. Перед выходящими на улицу окнами пара удобных, с подушечкой для головы, кожаных кресел, между ними маленький столик. В таких креслах приятно посидеть после плотного ленча, наблюдая за бегущими под дождем прохожими. Кушетка, на которую так и тянуло прилечь. У камина – небольшой диван с плетеной спинкой и глубокое кожаное кресло. В нем сидел мужчина с раскрытой серой папкой на коленях. Он посмотрел на меня, положил папку на стол рядом со старинным телефоном и встал. Руки он мне не подал, лишь кивнул и знаком предложил сесть на диван.

Мне показалось, что ему лет сорок пять – пятьдесят, хотя я мог и ошибиться, потому что его усы узкими каштановыми полосками на щеках переходили в длинные бачки, оставляя подбородок чисто выбритым. Я не мог вспомнить, как назывался этот стиль, но, исходя из фотографий, которые я когда-то видел, он считался модным при королеве Виктории.

– Пожалуйста, присядьте, мистер Лонгмайр.

Я сел на диван и посмотрел на Дугласа Чэнсона. На нем был темный, почти черный костюм с сизой жилеткой и широким густо-бордовым галстуком. Белая накрахмаленная рубашка, жесткий воротничок, над ним чопорное лицо, забывшее, что такое улыбка. Костистый узкий подбородок, выступающий из бакенбард, маленький рот, тонкий нос, пара блестящих карих глаз с вертикальными морщинами между ними, рассекающими бледный лоб. Щедро тронутые сединой, аккуратно уложенные каштановые волосы спускались на лоб и выглядели более густыми, чем на самом деле. Я решил, что Дуглас Чэнсон весьма тщеславен.

Несколько секунд он молча разглядывал меня.

– Обычно я никого не принимаю, но вы сказали, что работаете у Роджера Валло, поэтому я сделал для вас исключение.

– Как я понимаю, вы проверили мои слова.

– Естественно.

– Я бы хотел задать несколько вопросов, касающихся одного вашего клиента.

– Я не уверен, что смогу ответить на них. Думаю, будет лучше, если мы договоримся об этом с самого начала.

– Я все равно хочу их задать.

– Хорошо.

– Ваш клиент – профсоюз государственных работников.

– Да.

– Недавно вы наняли для них двести новых сотрудников.

– Точнее, двести трех.

– Меня интересует, по каким особым качествам вы их отбирали. С шестью из них я на днях столкнулся в Сент-Луисе.

– В Сент-Луисе? Если я не ошибаюсь, там Расс Мэари и его команда. Да, Мэари.

– Довольно высокий блондин с этакими завитушками.

– Мистер Мэари довольно высок, блондин, но завитушек я не помню.

– Чем он занимался раньше?

– Это один из вопросов, на которые я предпочел бы не отвечать.

– Давайте я сформулирую его иначе.

– Если желаете.

– Раньше Мэари не работал в профсоюзных организациях, не так ли? То есть ПГР – первый профсоюз, которому понадобились его услуги?

– Да.

– Он работал в государственном учреждении?

– Да, хотя я и не скажу вам, в каком именно. Вы курите?

– Да.

– Хорошо, возможно, вам понравятся мои сигареты, – он взял со стола маленькую полированную деревянную коробочку, открыл ее и протянул мне. Внутри лежали длинные коричневые сигареты. Я взял одну, Чэнсон последовал моему примеру, достал из жилетного кармана золотую зажигалку и наклонился вперед, чтобы я мог прикурить. Затем закурил сам, откинулся в кресле, глубоко затянулся и выдохнул ароматный дым. Затянулся и я. Сигареты мне понравились. – Я заказываю их в Нью-Йорке, – сказал Чэнсон. – Они не содержат химических добавок. Никакой селитры и тому подобного. Я предпочитаю натуральные продукты.

– Я сам верчу себе сигареты, – заметил я.

– Неужели? Это интересно.

Я вновь затянулся.

– Встретившись с Мэари и его помощниками, я захотел узнать, похожи ли на них остальные сто девяносто семь человек, нанятые вами для профсоюза.

– В каком смысле?

– Мне показалось, что Мэари уверен в себе, не боится принимать ответственных решений, даже агрессивен.

– Вы хотите сказать, что он жесткий, как подошва.

– Именно это я и имел в виду.

– Командиры команд, подобранные мною, сходны с Мэари. Что же касается помощников, как вы их только что назвали… Скажем так, они мастера своего дела, но кто-то должен их направлять.

– Должно быть, это сложное задание. Не так-то легко найти две сотни компетентных специалистов.

Чэнсон задумчиво кивнул.

– Но и не так тяжело, как кажется со стороны, если знать, куда обратиться, и имея в своем распоряжении достаточно времени.

– Но времени у вас как раз и не было.

– Наоборот, времени нам вполне хватило, хотя вам и могло показаться, что предоставленный срок довольно мал.

– Сколько вам дали дней?

– Почти неделю.

– Всего-то?

– Иногда в нашем распоряжении только день или два.

– Кто обратился к вам?

– От профсоюза?

– Да.

– Я не хотел бы отвечать и на этот вопрос, мистер Лонгмайр. Единственное, что я могу сказать, представитель профсоюза постарался не афишировать свой визит. Позвольте мне объяснить мое желание сохранить в секрете его имя, чтобы вы не подумали, что я специально напускаю некую таинственность. Видите ли, ко мне часто обращаются корпорации, различные организации, даже государственные учреждения, перед которыми возникает необходимость заменить все руководство снизу доверху. Быстрая смена руководящего состава – дело трудное, порой очень деликатное. Моя задача, за выполнение которой я беру весьма скромную плату, состоит в том, чтобы в абсолютной тайне подобрать квалифицированных специалистов, которые могут немедленно занять освободившиеся должности в высшем, среднем и нижнем звеньях управления. Поэтому меня не удивили действия профсоюза. Как я уже сказал, для нас это обычное явление.

– Набранных вами людей наняли временно или на постоянную работу?

Чэнсон ответил не сразу.

– Пожалуй, я могу сказать вам об этом. Их наняли временно, не больше чем на шесть месяцев.

– И когда профсоюз обратился к вам?

– Чуть больше месяца назад.

– Не могли бы вы выразиться более определенно?

– В каком смысле?

– До или после исчезновения Арча Микса?

– После.

– Когда именно?

– Насколько я помню, ко мне обратились через два дня после того, как он исчез. Возможно, через три, но не больше.

– Вы никак не связали эти события?

– Какие именно?

– Исчезновение Арча Микса и внезапное желание профсоюза прибегнуть к вашим услугам.

Чэнсон изучающе посмотрел на меня.

– Пожалуй, будет лучше, если я не отвечу на этот вопрос, мистер Лонгмайр. Однако справедливости ради скажу, что в тот же день я изложил свое мнение сотрудникам ФБР и полиции округа Колумбия, – он взглянул на часы, толстые золотые часы на тяжелой цепочке, которые он держал в жилетном кармане. – Прошу меня извинить, но ко мне должны прийти.

– Еще один вопрос.

– Да?

– Как получилось, что вы порекомендовали Уэрда Мурфина Роджеру Валло?

Чэнсон взял со стола серую папку, пролистал лежащие в ней бумаги. Найдя ту, что требовалась, он посмотрел на меня.

– Мурфин – интересная личность. Я веду подробные досье на таких людей, потому что их услуги могут внезапно потребоваться некоторым моим клиентам. Я думаю, мои досье удивили бы вас, мистер Лонгмайр. Например, вот это, – он постучал пальцем по серой папке, лежащей у него на коленях. – Тут написано, что вы действительно держите пчел. Это правда, не так ли?

– Да, – ответил я. – У нас есть пчелы.

Глава 21

До Фонда Валло, находившегося неподалеку от Джефферсон Плейс, я дошел пешком, не обращая внимания на жару. Гораздо больше меня занимала разработанная мною версия исчезновения Арча Микса. Логичная версия, подкрепленная вескими доказательствами и малой толикой фантазии. Я собирался изложить ее Валло, получить вторую половину десятитысячного гонорара, по пути домой заглянуть в туристическое бюро и заказать билеты в Дубровник. Но, войдя в кабинет Валло, я понял, что время отдыха еще не подошло.

Валло грыз указательный палец правой руки.

– Вы опоздали, – сказал он, подняв голову. И, прежде чем вернуться к любимому занятию, указал на двух мужчин, сидящих в креслах. – Думаю, что вы всех знаете.

Я подумал о том же. Одним из них был Уорнер Би Гэллопс. Другим – мой дядя Ловкач.

Гэллопс что-то пробурчал, а Ловкач сказал:

– Мой дорогой мальчик, я все утро пытался связаться с тобой.

– Я знаю, – кивнул я и сел.

– В нашей истории произошли чрезвычайно интересные изменения, – добавил Ловкач. Он взял со стола «Вашингтон пост» и протянул ее мне. Я посмотрел на газету, но не заметил ничего необычного.

– Какая страница? – спросил я.

– Первая, – ответил Ловкач и повернулся к Валло: – Мне кажется, сначала следует прокрутить пленку.

– Да, это сбережет нам время, – ответил Валло. Перед ним стоял кассетный магнитофон. Он нажал кнопку.

Зашуршала пленка, затем раздался громкий голос:

«Это Арч Микс».

Последовала короткая пауза, затем что-то зашуршало, словно перед микрофоном разворачивали газету.

«Чтобы доказать, что запись сделана сегодня,

– продолжил голос Микса, —

я прочту три верхних заголовка утреннего выпуска „Вашингтон пост“».

Пока записанный голос читал заголовки, я не отрывал глаз от газеты. Вновь последовала пауза, зашуршала газета, затем зазвучал голос Микса.

«Я совершенно здоров, обращаются со мной вполне прилично. Мое освобождение зависит от того, насколько точно вы выполните мои инструкции. При этом вы должны полностью исключить вмешательство полиции и ФБР. Полностью. Ни в коем случае не ставьте их в известность. Иначе меня убьют. Можете не сомневаться. Захватившие меня люди настроены серьезно.

– добавил Микс после минутного молчания. —

Они шутить не станут. За мое освобождение они требуют два миллиона долларов. Повторяю. Два миллиона. Я скажу, когда и куда вы должны их доставить. Купюры должны быть старые, по крайней мере, бывшие в употреблении. Никаких меченых денег. Не пытайтесь хитрить. Если что-нибудь обнаружится, меня убьют».

Скрипучий голос Микса оставался властным и решительным до последнего предложения, когда он слегка дрогнул. Я не винил Микса. Мой голос дрогнул бы гораздо раньше. Снова наступила пауза, зашуршала бумага, и теперь голос Микса звучал так, словно он что-то считывал.

«От вас требуется следующее. Получив деньги, положите их в два чемодана. Возьмите напрокат черный „форд LTD“, седан. Положите чемоданы в багажник и убедитесь, что он заперт. Сегодня в четыре часа дня оставьте „форд“ на автостоянке у магазина „Сейфуэй“ около Чеви Чейз Сэкл. Не запирайте двери кабины. Ключи положите на пол, под педаль газа, а под одну из щеток на ветровом стекле подсуньте лист чистой белой бумаги. Обычной писчей бумаги. Не тратьте время, чтобы посмотреть, кто уедет на „форде“. Он ничего не знает. Выполните в точности эти инструкции, и они отпустят меня. В противном случае меня убьют. Они не шутят».

Лента крутилась еще несколько секунд, прежде чем Валло нажал на другую кнопку.

– Значит, он все-таки жив, – прервал я наступившую тишину.

– По крайней мере, сегодня утром он был жив, – сказал Ловкач.

– Или вчера вечером в половине двенадцатого, когда «Пост» сходила с печатных машин, – уточнил я. – Кому они послали пленку?

– Мне, – ответил Гэллопс. – Сегодня утром я нашел ее в почтовом ящике.

– Вы говорили с женой Микса? – спросил я.

– Первым делом я позвонил ей, – сказал Гэллопс. – Она согласилась со мной. Мы должны точно следовать инструкциям Арча. Никакой полиции. Никакого ФБР. Но у меня возникли трудности, поэтому я связался с ним.

– С кем? – спросил я.

– Со мной, дорогой мальчик, – ответил Ловкач. – Проблема, естественно, заключалась в деньгах. Профсоюз не мог достать такую сумму, не вызвав подозрений ФБР и, возможно, полиции округа Колумбия. Но я предложил приемлемое решение. Мистер Валло согласился предоставить в распоряжение профсоюза требуемые два миллиона.

Я посмотрел на Валло.

– Вы хотите заплатить выкуп?

– Фонд намерен одолжить профсоюзу эти деньги.

Я взглянул на часы. Без четверти три.

– У вас не хватит времени.

– К счастью, мы занялись этим еще утром, – заметил Ловкач. – К десяти часам мистер Валло обо всем договорился. Деньги мы решили взять в Нью-Йорке и Филадельфии.

– Вы связались с несколькими банками? – догадался я.

– С семью. Три – в Нью-Йорке, три – в Филадельфии, один – в Вашингтоне. Последние триста тысяч поступили около часа назад. Их уже сосчитали и уложили в чемоданы.

Я обдумал то, что услышал за последние несколько минут.

– Похоже, с этим все ясно.

– Не совсем, – возразил Валло.

– Что значит «не совсем»?

– Нам нужен человек, который отвезет деньги, – ответил Валло. – Я бы предпочел, чтобы это был кто-нибудь из моих сотрудников.

– Я?

– Лучше бы – вы и Мурфин. К сожалению, Мурфин еще не вернулся.

– Мне бы не хотелось брать на себя ответственность за два миллиона.

– Тебе не придется отвечать за них в одиночку, – вмешался Ловкач. – Я хотел бы поехать с тобой.

– Он будет представлять мои интересы, – пояснил Гэллопс. – Как только деньги покинут это здание, они станут собственностью профсоюза. Я должен быть уверен в том, что их доставят по назначению.

– Что ж, я польщен, но мне придется отклонить ваше предложение.

– Мистер Лонгмайр, – обратился ко мне Валло.

– Да?

– Насколько я помню, вы получили только половину причитающегося вам гонорара.

– Совершенно верно. Половину.

Валло открыл ящик, достал чек, положил его на полированную поверхность стола и карандашом подвинул ко мне.

– Вот вторая половина.

– При условии, что я отвезу деньги, так?

– Да.

Я посмотрел на чек. Потом на Валло.

– Вы не хотите пропустить развязки, не так ли?

– Если это развязка, – ответил Валло. – Если нет, первый номер нашего журнала вызовет определенный интерес.

– О чем он говорит? – спросил Гэллопс.

– О заговоре, – пояснил Ловкач.

– Черт, конечно, тут заговор. Арча похитили, и тот, кто это сделал, хочет получить за его освобождение два миллиона. Это заговор.

– Вы правы, – кивнул я, – но, по моему убеждению, мистер Валло рассчитывает на что-нибудь более пикантное.

Гэллопс повернулся к Ловкачу.

– А о чем говорит он?

– Точно не знаю, – ответил Ловкач, – но могу предположить, что Харви и мистер Валло ожидали иного развития событий.

Я тоже решил внести свою лепту.

– Мне кажется, многое изменится, если они отпустят Микса и он узнает, какую вы заварили кашу.

Гэллопс некоторое время изучал мою физиономию.

– Мне позвонили вчера вечером, – наконец выдавил он. – Поздно вечером. Из Сент-Луиса. И сказали, что ты и Мурфин суете нос в чужие дела.

Я кивнул.

– Мы узнали немало интересного.

– Так позволь сообщить тебе нечто еще более интересное, Лонгмайр. Когда Арч исчез, я стал президентом и теперь руковожу профсоюзом так, как считаю нужным. Если Арч вернется и ему не понравятся мои методы, что ж, мы выясним это между собой. Арч и я, понятно? И никого это не касается. Только меня и Арча, – он взглянул на Ловкача. – Напрасно мы это затеяли. Мне не нужны их поганые деньги. Мы достанем их где-нибудь еще.

Ловкач попытался охладить страсти.

– Мы должны учитывать фактор времени.

– Но мне все равно не хочется иметь с ними дело. Я не люблю людей, которые суют нос в чужие дела.

– Мистер Гэллопс, – вмешался Валло, – я уже согласился, что фонд даст вам взаймы требуемый выкуп. Я пошел на это, исходя из того, что возвращение мистера Микса и его рассказ о случившемся позволят ответить на вопрос, является ли его похищение результатом заговора или нет? Однако, если вам кажется, что мы занимались не тем, чем следовало, я могу забрать свое предложение назад.

– То есть вы хотите поговорить с Арчем, когда его отпустят, так?

– Совершенно верно.

Гэллопс пожал плечами.

– Мне наплевать, будете ли вы с ним разговаривать или нет. Это решит Арч. Захочет он говорить с вами – отлично. Не захочет, черт, это ваши заботы.

Ловкач решил, что пришло время действовать. Он взглянул на часы.

– А теперь, когда мы поняли друг друга, я думаю, что нам с Харви пора трогаться, – он встал и посмотрел на меня.

– К сожалению, я пас, – ответил я.

– Дерьмо, – пробурчал Гэллопс.

Во взгляде Роджера Валло читались любопытство и интерес.

– Могу я спросить почему?

– Разумеется. Я считаю, что кто-то должен поставить в известность полицию или ФБР. Они справятся с этим лучше, чем мы.

– Ты же слышал Арча, – взорвался Гэллопс. – Его убьют, если вмешается полиция.

– Так говорят все похитители.

– И многих действительно убивают, – напомнил Ловкач.

– Мистер Лонгмайр, – сказал Валло, – мы договорились о том, что вы потратите две недели, выясняя, что произошло с мистером Миксом, а затем представите мне отчет. Мне кажется, что выводы вашего отчета будут зависеть от того, выпустят похитители мистера Микса или нет. От вас не требуют освобождать мистера Микса. Вас просят лишь отвезти выкуп в назначенное место. В обмен на эту услугу я готов выплатить вам остаток гонорара, – он наклонился вперед и постучал карандашом по чеку.

Я посмотрел на чек. И не сразу оторвал от него взгляд. А затем взял чек и сунул в карман.

– И все-таки кто-нибудь должен позвонить в полицию, – сказал я.